"Колючая Арктика" - читать интересную книгу автора (Лезинский Михаил)

АБДУЛКАДИР ИЛИ АЛЁШКА РЕЗАЕВ

В командировочном удостоверении Максима Кучаева конечным пунктом значилось: "прииск Весенний", а у водителя в путевом листе — "Дальний".

Владимир Матвеева Кравченко — "называйте меня Володей!" — покрутил в руках командировочное удостоверение и сплюнул,

— Какой олух царя небесного это писал?!

Писали в редакции, но консультировались-то на автобазе Зеленый Мыс — встал на защиту редакции Кучаев, — сказали: все машины пойдут на «Весенний» и только на "Весенний".

Кравченко взрывается.

— Закачу грандиозный скандал, если и меня туда пошлют! Это ж дополнительно еще триста километров!

— Бензина не хватит!

— Бензином хоть залейся, а только предупреждать надо. Я бы харчей приготовил, жену предупредил. Она, знаете, у меня какая! До минуты высчитывает путь. А тут не минутами пахнет, сутками!

Под светом фар серебрились снежинки, где-то впереди чернели холодные сопки Чукотки, так похожие на низкорослые горы Крыма. Машина свернула на боковую дорогу, оставляя трассу на Билибино…

Тяжелая дорога! Кравченко то и дело переключает рычаги, выбирая оптимальную скорость. Но несмотря на его старания, Максима Кучаева бросает со стороны в сторону. Приходится держаться за поручни, чтобы не «поцеловать» лобовое стекло.

Володя Кравченко хитровато улыбается, наблюдая за усилиями журналиста устроиться поудобней. Успокаивает:

— Выдержите эту трясучку, ничего вам больше в жизни будет не страшно. А будете в газету писать, не забудьте упомянуть о геройских действиях шоферов и о безалаберности начальства…

В диспетчерской повертели путевку Кравченко и несмотря на то, что там было написано «Дальний», сказали, как отрубили:

— Поедете на «Весенний». Сказано было вашим, чтобы снаряжали машины только на «Весенний». В игрушки, что ли, там у вас играются! И не делайте кислую физиономию! Поедете как миленький!

Кравченко со своим шершавым подбородком приткнулся к уху Кучаева, зашептал:

— Скажите, вам необходимо быть на «Дальнем»? Скажите, что эту машину специально выделили для вас! Вы же не были на "Дальнем"?!. Стукнете по этому диспетчеру красной книжечкой. А, Леонидыч?.. «Дальний» — новая золотоносная шахта. Увидите прииск в зародыше, — продолжал нашептывать Кравченко, — поговорите с представителем БГОКа! (Билибинский горно-обогатительный комбинат — М. Л.)

Перед поездкой редактор предупредил Кучаева: портить отношения с шоферами-последнее дело! "Молчи, слушай, запоминай и изредка записывай! А встревать в их дела — ни-ни!"

— Сейчас переговорю, — мотнул головою Кучаев.

Представитель золотоносных приисков тоже был великий дока и решил мудро: связываться с газетчиками, что против ветра плеваться!

— Хорошо! — прочитал в редакционном удостоверении фамилию. — Хорошо, товарищ Кучаев. Иду навстречу лично вам, товарищ Кучаев. На «Весенний» поедете следующим рейсом, а сейчас повезете взрывчатку на "Дальний"…

В лице водителя Владимира Кравченко Кучаев приобрел себе, если не друга, то товарища и союзника.

— После рейса — прошу в гости! Бутылка, считайте, на столе… Уж расстарается, моя' Валюха…

У самого выезда на трассу Зеленый Мыс — Билибино, остановились. Множество машин стояло у выезда. Водители толпились кучкой, курили, обсуждали дальнейшее свое передвижение. Все сходились на том, что дорога — дрек!

К машине Кравченко подошел парень. Красивый парень восточного типа.

— Здорово, Володька, — он подал руку Кравченко и покосился на Кучаева, — до Билибино трасса накатанная. Одна только наледь встречается, так ты в нее не вьезжай, а то твое дело дохлое. А это кто с тобою? — он снова недобро посмотрел на Кучаева.

Максим Кучаев хоть и не расслышал слов, но сразу подметил — разговор о нём, а, когда взгляды случайно встречаются, поспешно отворачивается в сторону. Будто сказать хочет; ты меня не знаешь, а я тебя и знать не хочу!

— Корреспондент. Из "Колымки", — пояснил Кравченко.

— Так я и думал! — усмехнулся парень и отвернулся в сторону. — Ты, Володька, подскажи этому корреспонденту из "Колымки", — нет, тут явно что-то есть; не хочет этот водитель вести с Кучаевым разговор! — скажи корреспонденту, чтобы какследует пропесочил наших дорожников.

— Подскажу.

— Ну, я пошел…

Уставшие Кравченко и Кучаев ехали молча. И вдруг Кравченко, — вроде бы ни с того, ни с сего! — сказал улыбнувшись.

— Знаете, Леонидыч, как зовут парня!

— Какого?

— Ну того, который на вас косяки кидал!

— Ага! — и Кравченко это заметил. Значит, не показалось Кучаеву, -

Алешкой он себя называл.

— Как бы не так! Это мы его так зовем. А настоящее его имя… Тьфу, черт, язык сломаешь! Абдулкадир его зовут.

— Абдулкадир, — попробовал на язык имя Кучаев. — Абдулкадир… Где-то я уже слышал это ими…

— Возможно. Поселок наш — маленький, все друг дружку знают.

— Абдулкадир…

— Ну да, Абдулкадир. Но никак не привыкнем: Алешка да Алешка. Должно быть, обидно парню, что его перекрестили. Но мы же не со зла. Верно, Леонидыч?

— Верно.

— Я к тому клоню, Леонидыч, чтобы вы прописали о нем в газете. Неужь, не заслуживает?

— Абдулкадир… Абдулкадир… Память дырявой становится. Совсем недавно я слышал это имя. Нет, не вспомню!..

Дальняя дорога располагает к разговорам. Да и после того, как Кучаев помог Кравченко избежать поездки на «Весенний», водитель стал разговорчивее… Рассказал о своей жене Валюхе, о двух своих детях, которых он приобрел вместе с женою…

— От меня, Леонидыч, детей быть не может. Третьего хотели — не получается. Так что Валюхе я даже благодарен, что она с таким приданным.

— Дети папой зовут?

— А то как же! — кустистые брови Кравченко поползли вверх. — А то как же! Я и есть им отец!

— Первая она у тебя!

— Так уж и первая! — Володя рассмеялся. — Ох и настырный вы народ, журналисты! Так и быть, доложу в подробностях. Не для печати, конечно!

Кравченко строго посмотрел на Кучаева, — все, что услышите, могила!

Кучаев улыбнулся.

— Чтоб мне провалиться на этом месте! Чтоб мне ботинки всегда тесными стали! Что б мне…

— Нет, я серьезно, Леонидыч!

— И я серьезно, Володя. Клянусь, никогда и нигде не употреблю ни одного слова во вред тебе.

Володя рассмеялся.

— Если роман напишите, то, пожалуйста, расписывайте на всю катушку. А в газету вставлять не надо. Договорились?.. Леонидыч, вы Абдулкадира помните?.. Ну, Лешку?

— А как же!

— Так моей первой была его жена.

— Жена?..

— Ага. Но об этом я не знал тогда. Был я в командировке в Казани и в одном ресторане познакомился с девушкой… Что вы на меня так смотрите, Леонидыч?! А-а, понимаю, по моему рассказу выходит, что я алкаш какой!.. Сразу поясняю, чтобы недоразумений не было — пью в меру, за рулем себе не позволяю, а в отпуске или в командировке бывает и позволишь себе лишнее… Сейчас я вообще редко к растреклятой прикасаюсь — натерпелась в прошлом Валюха от алкаша! Терпеть пьяных не может женушка моя разьединственная… Так вот, увидел я в том ресторане девушку татарского происхождения… Красоты, замечу, необыкновенной. Как выяснилось потом, студентка, на юридическом учится. Насимой ее звали. Насима Нуршина.

— Насимой!

— Встрепенулись то что!?..

— Нет, нет, я…

Слышал это имя Максим Кучаев! Не мог не слышать! И, от Сергея Гаранина слышал, и от Семёна Курилова слышал…

— Продолжай, Володя!.. Действительно, хоть в роман вставляй!

— Ну, выпили мы, то да се… Проснулся в ее постели — в общежитии она жила… До сих пор удивляюсь, как она меня, в драбадан пьяного, мимо коменданта провела?!. Короче, просыпаюсь, а Насима вся в слезах — невинности я ее лишил. Н-да…

— Как — невинности?! — встрепенулся Кучаев, — Ты ж говорил, — женой она была Абдулкадира?

— Была. Но в паспорте у нее печати не было. А Абдулкадир промышлял на своем «газоне» где-то в горах… Она и сейчас старается услать его работать куда подальше. В прошлом году Лешка Резаев весь зимник в Певеке провел!.. Н-да… Так насчет невинности: слепому видно — лапшу мне на уши вешала!.. Но, поверил я тогда. Это сейчас я шибко умный! "Успокойся, говорю, Насимочка, не насильник я какой. Женюсь на тебе, если ты, конечно, пойдешь за простого шоферюгу"… "Жить-то на что будем?" — всхлипывает Насима. Тогда я ей и сказал, что на Зеленом Мысу моя сберкнижка лопается от вкладов… Дело было улажено…

У Анюйска машина остановилась.

— Обед! — скомандовал Кравченко.

Был ли это обед, или — полдник, или — ужин — поди разберись! В рейсе по часам не ориентируются. Желудок — вот кто подает сигналы к остановкам.

Кравченко отвернул крышку термоса, себе налил в аллюминиевую кружку, Кучаеву — в крышку от термоса.

— Подкрепимся, Леонидьгч! Может, вы что-нибудь погорячее хотите? Спиртяжки вам налить? Не за рулем же!

— Что ты, Володя! — отказался Кучаев. — Уж потерпим до обещанной бутылки. Посмотрим, что там твоя Валюха сообразит!

— Потерпим, — засмеялся Кравченко, — и неожиданно, без всякого перехода, добавил, — люблю я свою Валюху. И с ужасом думаю, что было бы со мною, если б остался жить с той?!

— С Насимой Нуршиной? — подсказал Кучаев.

— С ней самой. У меня комната была на Зеленом Мысу и стали мы с Насимой жить-поживать и детишек ждать.

— Постой, ты ж говорил…

— Что замужем оказалась Насима?..

— Говорил. За Лешкой Резаевым, Только не расписаны они тогда были. Но все равно, муж он ей был. Самый настоящий… Да, так я о чем? Вот я и говорю, стали мы жить-поживать и детишек ждать. Не дождались. Может быть, были бы детишки, так по другому сложилась бы жизнь… Нет, не сложилась бы! Приехал однажды с рейса, а из ее постели… Из нашей постели выскочил шоферюга. В подштаниках. Н-да…

Максим покосился на пудовые кулаки Кравченко.

— Нет, нет, не тронул я его. За что? Сучка не захочет, кобель не вскочит!.. Оденься, говорю, нежным французом прикинулся, оденься, говорю, дружок, а то простынешь. Н-да…

— Разошлись?

— Тогда не разошлись. Любил же я ее. У меня так получается: женюсь — не люблю, а потом привязываюсь, что ли… Вот и с Валюхой так — жизни без нее не мыслю. И с той тоже так было… Все оправдание ей находил. Думал — случайность. Может, обманул тот шоферюга ее, горы ей пообещал золотые? На золотишко Насима падкая. На золотишко да на денежки! Н-да… но я оправдывал, пытался ее оп равдать. Мало ли какие казусы подкидывает жизнь! А наш брат на расправу скор — поспешит, а потом расплачивается всю жизнь… Н-да… Но с того дня стало мне в рейсах беспокойно. И к подначкам — а шоферня мастера на это дело! — чувствительным стал. Вам интересно это слушать, Леонидыч?

— Очень, — искренне ответил Кучаев, — только ты, Володя, не переживай задним числом — вишь, губы все понскусал. Слушаю я тебя внимательно, слушаю…

— В Погындино, в столовке однажды с шоферней раздавили пару бутылок, а после принятия разговоры завели. Обычные. О женщинах. Я возьми и тоже вклинься. Будто бабаед я какой записной. И женщин я имел раз-два и Обчелся. а туда же! Говорю: "А у меня бабец на всю Колыму разъединственная, что тебе на кухне, что — в постели!" Один разбитной малый рассмеялся и говорит: "Правильно мыслишь, братишка молочный., согласен с тобою на все сто процентов, лучше твоей жены в постели не встречал…" Обьгчная шутка?.. Согласен. Злая, но шутка. Раньше бы я как шутку и воспринял… Эх, да что там говорить! Кто только с нею не переспал! А муж всегда узнает ой этом последним… Н-да…

— Где она сейчас? Встречаетесь?

— Где же ей быть? — удивился Кравченко. — От длинного рубля она не уедет. На Зеленом и живет. Заочно институт окончила. Юристом работает.

— Замужем?

— Так я ж вам говорил, Лешка Резаев ее муж. Когда мы с нею разбежались, вызвала она своего Абдулкадира из Казани, повинилась перед ним… Простил. А зря! Извелся с нею Лешка Резаев…

— Что-продолжает?

— Не останавливалась. Сейчас повадилась Насима ходить к одному писателю местному… Нет, фамилии его я не помню, но говорят, пишет неплохо… Так вот Насима сейчас этому писателю мозги полоскает…

И тут какая-то шестерня повернулась в кучаевской голове: да он же знакомился с этой Насимой на квартире юкагирского писателя и сотрудника «Колымки» Семена Курилова!..

А было так: Максим Кучаев возвратился из очередной командировки и ему необходимо было согласовать перевод куриловского рассказа, который шел в номер. В его квартире он и застал эту женщину. Она нисколько не смутилась, увидев незнакомого человека, сверкнула глазками, улыбнулась приветливо, — Кучаев тогда отметил про себя, что такая улыбка может быть только у безгрешного человека или ребенка! — протянула руку.

— Насима Нуршина.

И тут же шмыгнула в дверь. Не выскочила, не выбежала, не вышла, а именно — вышмыгнула в темь бесшумно. Была и нет её!

— Я люблю эту женщину, Максим, и я тебе говорил о ней — сказал Семен Курилов, хотя Кучаев его ни о чем не спрашивал, — я очень люблю эту женщину, Максим, и мы, наверно, поженимся. Она красивая и смелая женщина и ее не смущает, что у меня трое детей…

Шестерня в кучаевской голове сделала полный оборот, Теперь он наверняка знал, что та Насима в квартире Курилова и та, о какой рассказывает Кравченко, одно н то же лицо.

— Это же удар по Семену!

— Что вы сказали, Леонидыч?

Кучаев не заметил, что начал мыслить вслух.

— Так, ничего…