"В полночном свете" - читать интересную книгу автора (Кеньон Шеррилин)

ГЛАВА 5

— Не могу поверить, что ты жульничаешь!

— Не могу поверить, что ты не знал. Чувак, что ты за бог?! Никогда не думал, что у глупости есть божественный представитель. Полагаю, я ошибался, да?

— Ты такая задница!

Айдан нахмурился, увидев, что Лета доставила его в белую мраморную комнату, где двое мужчин играли в шахматы. Все в комнате было стерильно-белым, за исключением этих мужчин, одетых в черное, и необычных шахматных фигур, которые кружились на поверхности доски и вели сражение. Шахматные фигуры были живыми, дышащими существами, в данный момент с большим интересом наблюдавшими за спором богов.

На первый взгляд эти два бога казались близнецами с той лишь разницей, что у того, кто плутовал, были короткие каштановые волосы с тонкими черными прядями. Он также имел то, что, по-видимому, было татуировками черного цвета, которые покрывали его лицо под острыми, в виде зигзага молнии, углами от внутренних уголков глаз до подбородка. У другого же мужчины были черные волосы, а руки его от запястий до плеч были испещрены родовыми татуировками. Они оба были одеты в джинсы и футболки без рукавов. Странный стиль для двух богов.

С другой стороны, что он знал о подобных существах?

— Деймос? — позвала Лета, подводя Айдана к игрокам.

Тот, чье лицо было покрыто татуировками, поднял на нее глаза.

— Лета, красавица моя. Что тебя сюда привело? — весело спросил бог, — словно не он три секунды назад находился в самой гуще словесного поединка со своим братом.

Другой мужчина поднялся, словно собирался их оставить.

— Сядь, Фобос, — гневно бросил Деймос. — Мы еще не закончили.

— Нет, мы закончили. Я не играю с жуликами, и мне плевать, что ты старше меня на три секунды, ты не можешь указывать мне, что я должен делать. Я не твоя потаскуха, приятель.

Деймос скривился.

— Тогда прекрати вести себя так. Кто бы поверил, что Страх[23] — нытик?

Фобос скрестил руки на груди.

— Те же самые люди, которые считают Ужас жуликом.

Деймос насмешливо усмехнулся.

— О, иди маме поплачься, гомик. — Тут Деймос обратился к Айдану. — Ты играешь в шахматы?

— Чрезвычайно посредственно.

Он указал на стул напротив себя.

— Садись, пока мы будем разговаривать.

— Не делай этого, — предупредил Айдана Фобос. — Это похоже на игру с двухлетним ребенком, который может взорвать твою душу прямо в твоем теле. В прошлый раз когда Демон играл с человеком, и тот его обыграл, он для аппетита вывернул смертного наружу, начав этот процесс с его задницы.

Айдан выгнул бровь на это красочное описание.

— Интересный оборот речи.

— Считай это предупреждением.

Лета прислонилась к Айдану и улыбнулась.

— Не обращай внимания на Фобоса. Его работа — нагонять страх на других. У него очень большой опыт.

Айдан отмахнулся от ее предостережения.

— Не очень. Я ничего не боюсь.

Фобос ухмыльнулся, будто наслаждаясь мыслью о вызове.

— Уверяю тебя, я могу это исправить.

— Я была бы очень признательна, если бы ты этого не делал, — быстро вмешалась Лета прежде, чем махнула богу, чтобы он ушел. — Теперь иди пугать старушек.

Фобос отсалютовал ей двумя пальцами и затем исчез в огненном круге.

Она повернулась к Деймосу, который в это время расставлял шахматные фигуры обратно в начальные позиции.

— Уделишь мне минуту, Демон?

Деймос рассмеялся.

— Хоть вечность. В чем дело?

— Мне нужно узнать, как остановить Долора.

Это, наконец, заставило его посмотреть на нее с недоуменным выражением лица.

— Долор? Когда он проснулся?

— Несколько дней назад. Сейчас он здесь, охотится на Айдана, чтобы убить его.

Деймос цокнул.

— Бедняга. Действительно отстойно быть человеком.

Лета, сузив глаза, пристально посмотрела на него.

— Демон…

Он проигнорировал ее упрек.

— Не нужно придирок, маленькая кузина. Я не хочу это выслушивать.

— Ты — Долофонос,[24] бог правосудия. Ты что серьезно собираешься сидеть здесь, пока невинного человека собираются убить, потому что кто-то страдает от ПМС?

Деймос окинул ее насмешливым взглядом.

— Я — палач, Лета, поэтому меня прозвали Демоном. Меня посылают, чтобы снести головы людям и богам, которые преступили черту, как правило, только потому, что у кого-то ПМС. Ты хочешь правосудия — офис Фемиды вниз по коридору налево. — И с дьявольской усмешкой продолжил: — Ты хочешь смерть и расчленение, я — твой человек… или вернее бог.

Она терпеливо вздохнула.

— Стало быть, ты не собираешься отвечать на мой вопрос?

— У меня нет ответа для тебя. Лишь то, что я по-дружески выпивал с Долором в прошлом, не означает, что я знаю, как его остановить, тем более что никто никогда не посылал меня убить его. Я лишь знаю, что обычно он пил двойную порцию текилы с лаймом и запивал ее бурбоном. Омерзительно, согласен, но я далек от того, чтобы критиковать его вкусовые предпочтения. Я просто рад, что они не мои.

Айдан выступил вперед с собственным вопросом.

— Что насчет тебя? Ты можешь его остановить?

Деймос одарил его самодовольным взглядом.

— Никто не может долго мне сопротивляться. Ужас всегда побьет боль. Кроме того, я пользуюсь грязными методами. Шахматы не единственная вещь, в которой я мошенничаю. — Он откинулся назад на стуле и, закинув руки за голову, снова посмотрел на Лету. — Если ты действительно хочешь узнать скрытые слабости Долора, я предложил бы тебе навестить его сестру, Лиссу.

Айдан мог сказать, взглянув на лицо Леты, что она предпочла бы этого не делать.

— Кто такая Лисса?

— Воплощение Безумия, — ответили они одновременно.

Лета посмотрела на Деймоса с упреком, прежде чем уточнила.

— Она часто работает как демон в объединении с другими богами, разжигая безумие в их жертвах так, чтобы Эриннии или Фурии[25] могли выполнить свою работу. Из-за этого с ней немного тяжело иметь дело, и безумие, которым она обычно награждает других, хорошенько пустило корни в ее собственном разуме.

Это впечатляет!

— O-o-o, замечательно. Мне кажется, что за прошедшие двадцать четыре часа она и я стали по-настоящему хорошими друзьями.

Деймос рассмеялся.

— Могу тебя заверить, что ты не встречался с ней.

— Возможно не лицом к лицу, но сегодня я довольно интенсивно ошивался вокруг ее дома.

— Вокруг дома — ничего страшного. Главное — не остановиться и не постучать в ее дверь.

— Почему?

Лицо Деймоса исказила зловещая ухмылка.

— Она — особенная. Мы часто выпускали ее на поля битвы в древние времена просто, чтобы посмотреть, как солдаты разрубают на куски своих лучших друзей, а потом закалывают сами себя собственными мечами.

Лета скривила лицо от его зверских образов.

— Ты совсем больной, Демон.

Он равнодушно пожал плечами.

— Поверь мне, они заслужили это, иначе я не был бы так жесток. Кроме того, моя мать — Ярость, а мой отец — Война. Чего еще ты от меня ожидала?

— Сострадания, — ответила она мягко. — Эриннии не всегда жестоки.

— Верно, но только не по отношению к нечестивцам. Наша работа состоит в том, чтобы наказывать, — и это, моя кузина, я более чем способен делать. Даже если ты считаешь это ужасным. — Он указал подбородком на дверь. — Повидайся с Лиссой. Если у Боли есть слабые места, то она единственная, кто их знает.

— Но расскажет ли она?

Он пожал плечами.

— Ты знаешь ее так же, как и я. Зависит от ее настроения и степени ясности, когда ты будешь с ней разговаривать.

Айдан нахмурился.

— Степени чего?

Вместо ответа Лета взяла его за руку и перенесла их в сад в стиле Эшера.[26] Он был настолько изощренный и запутанный — с закрученными лестницами, спирали которых бросали вызов логике, с причудливо-неправильно выгнутыми арками и растущим задом наперед кустарником — что Айдан даже не пытался понять что к чему. Он в буквальном смысле почувствовал, будто очутился прямо посреди гравюры Эшера «Другой Мир».[27] У него закружилась голова от попыток понять и найти смысл в окружающей его абсурдности.

Неудивительно, что Лисса была чокнутой. Попытка пройти через ее сад любого свела бы с ума.

Лета подвела его к небольшой группе лестниц, изгибавшихся в чешую дракона, которая в свою очередь таяла в реке крови, плескавшейся о маленькую скалу, на которой они оба стояли.

— Что это за место? — спросил он.

— Дом Лиссы. Как и предупреждал Деймос, она не совсем в себе, и у нее собственное, очень уникальное представление действительности. Сад отражает ее причудливую сущность.

Причудливую? Да, она как раз-таки стремительно миновала стадию причудливости, и сразу с головой окунулась в максимально возможную странность. Тут Айдан почувствовал, как перила, за которые он держался, облизнули его ладонь. Он резко отдернул руку, скривив губы от отвращения, и вместо языка, прикосновение которого он ощутил мгновением раньше, увидел глаза, наблюдавшие за ним.

Да… если это было истинным безумием, то он внезапно почувствовал себя нормальным.

— Лисса, Лисса, — позвала Лета. — Беспристрастная и неземная, это Лета пришла, совета ожидая.

Да уж, это была новая грань Леты. Но, надо отдать ей должное — петь она умеет, и голос у нее превосходный.

— Что ты делаешь?

Ее улыбка ослепила его.

— Лиссе нравятся рифмы. Она будет говорить только ими.

— Ты что, шутишь?

Прежде чем она успела ответить, перед ними появился вращающийся синий шар. Он перемещался по изрезанной траектории, пока не коснулся вершины лестницы позади Айдана. Там он начал увеличиваться, превратившись в молодую, красивую женщину. Ее длинные, вьющиеся белокурые волосы сверкали, как будто были сделаны из чистого золота, и держалась она с величественным достоинством королевы. Более того, каждая черточка ее лица была так тщательно изваяна, что женщина казалась нереальной — пока не посмотришь в ее глаза. Они были черными как уголь и холодными. Мертвыми. В них не было никакого намека на белок или какой-нибудь другой цвет. И когда она посмотрела на него, он почувствовал, что веявший от нее холод безумия пробрал его до самой души.

Когда она заговорила, голос Лиссы был таким же легким и изысканным, как и сама богиня:

Айдан наклонился вперед, чтобы прошептать Лете на ухо:

— Хороший стишок.

Она сильно толкнула его локтем под ребра.

— Ты можешь помочь мне, дорогая кузина?

Алые губы Лиссы изогнулись в причудливой улыбке:

Приведенный в бешенство ее загадочными словами, Айдан шагнул к Лете:

— Послушай, у нас нет времени для этого. Нам нужно… — Но он не смог договорить, так как его губы оказались мгновенно запечатаны.

Лисса с упреком покачала головой:

Лета мягко положила свою руку поверх его, прежде чем снова посмотрела на Лиссу.

— Ты говоришь, что мы можем победить Долора?

Он увидел облегчение на лице Леты, в то время как у него самого были большие сложности с пониманием этой бессмыслицы. И неспособность открыть рот начинала серьезно его раздражать.

— Как я смогу одолеть его? — спросила Лета.

Лисса подняла свою руку так, что птица, пролетавшая мимо задом наперед, могла приземлиться на ее вытянутый палец. Пикассо мог бы гордиться этой, по меньшей мере, странной картиной, которую они обе из себя представляли.

Раздраженного взгляда, брошенного на лицо Леты, было достаточно, чтобы он мог сказать, что она была удовлетворена этим ответом не больше, чем он.

— Но как ее прекратить?

Лета покачала головой.

— Лисса, я не понимаю.

Она одарила Лету таким же взглядом, каким воспитатель детского сада взирает на маленького, надоедливого ребенка:

— Со временем поймешь ты все,

И на этих словах птица квакнула, как лягушка, а затем превратилась в пыль. Лисса же подняла руки вверх, а потом… растворилась в земле.

Да уж…

Айдан сделал резкий вдох, когда наконец-таки смог снова открыть рот. Он бросил на Лету уничтожающий взгляд.

— Интересная женщина. Должно быть, утомительно каждый раз пытаться зарифмовать все, что хочешь сказать.

— Нет, если ты имеешь такой огромный опыт, как у нее.

Он не хотел обсуждать этот вопрос. Он просто был доволен, что Лисса ушла.

— Ты что-нибудь узнала из этого?

— Да. Я узнала, что мы можем победить его, прежде чем он убьет тебя. Это — по крайней мере, начало.

Она определенно была оптимисткой. Он же напротив…

— Можешь считать меня сумасшедшим, но по сравнению с Лиссой, Сивилла[28] кажется нормальной, а от этой встречи я получил только головную боль. Настоящие указания, как его убить, пришлись бы очень кстати.

— Верно, но в данном случае, я думаю, мы получили лучшее, на что могли рассчитывать.

— Тогда зачем мы впустую тратили наше время?

Она снисходительно потрепала его по щеке.

— Кто сказал, что мы напрасно тратили время?

— Я сказал, для справки.

— И для справки, ты не прав. Можешь мне доверять.

Да, конечно. Он не собирался совершать эту ошибку.

— Без обид, но последний человек, которому я доверял, пытался стереть меня в порошок — в профессиональной сфере и личной.

Вместо злости от его слов на ее лице появилось выражение мягкости и нежности.

— Я не дрянь, Айдан. Я бы не пришла к тебе, если бы хотела ранить.

Когда она так говорила, это имело смысл, но он не мог побороть горечь внутри себя, не хотел обжечься еще раз. Он так устал от людей, которые играют с ним, используют его, чтобы получить то, что хотят, а затем отбрасывают его в сторону в ту минуту, когда он вызвал их недовольство.

Он не был никому не нужным хламом. Он был человеком с такими же чувствами, как и у всех остальных.

Он боялся того, что Лета могла бы сделать ему, и боялся своего прошлого, но тем не менее приблизился к ней, чтобы коснуться ее щеки. Ее кожа была такой нежной, ее губы — такими манящими. В его жизни было время, когда он ни секунды не колебался бы, чтобы соблазнить такую женщину, как эта. Время, когда она оказалась бы в его кровати, — смеющаяся и обнаженная.

Теперь та его часть — мертва. Он никогда снова не будет настолько беззаботен и полон жизни. Его душу швырнули на землю, где она до сих пор и лежала, забрызганная грязью воспоминаний и страданий, настолько сильных, что он задавался вопросом: сможет ли он когда-нибудь восстановить хоть какую-нибудь часть того человека, которым он когда-то был.

Да и хотел ли он этого?

Было кое-что, о чем следует упомянуть, в том, чтобы быть оцепенелым. Не было никакой ответственности. Никаких обид на себя или кого-либо еще. Так жить — очень приятно, стоит только справиться с одиночеством.

Но когда он заглянул в эти глаза, такие ярко-голубые и искренние, все одиночество его жизни вдвойне обрушилось на него и сдавило грудь.

Если я сошел с ума, насколько неразумно будет поцеловать ее?

И будет ли?

И прежде чем он успел передумать, мужчина опустил голову, чтобы вкусить самые сладкие губы на свете.

Лета зарылась пальцами в мягкие волосы Айдана. Их дыхание смешалось в одно… Его поцелуй был божественен… хотя он был простым смертным. Он прижал ее ближе, и она почувствовала стальную твердость его мускулистого тела. Жар его объятий. Полную удовлетворенность в своей бессмертной душе.

Лета не должна была этого делать. Однако остановить себя она не могла. Слишком долго она не касалась мужчины. Слишком долго не позволяла любой страсти касаться своей жизни. Предполагалось, что она лишена эмоций, но вот она стоит, ощущая его присутствие каждой клеточкой своего тела.

Она сифонила[29] от него? Это было самым разумным объяснением всех этих эмоций, и все же оно не казалось правильным. Ее чувства были слишком живыми. Они ощущались как ее собственные. Это был не его гнев. Это было не его вожделение. Это было ее страстное желание, которое она, сама лично, ощущала, и оно рождалось в глубине ее колотящегося сердца. Это — ее потребность быть ближе к нему.

Боясь утратить свои чувства, Лета обняла его крепче и переместила их назад, в его домик. Она углубила поцелуй, сердце ее учащенно забилось, и кровь забурлила. Это — то, в чем она больше всего нуждалась.

Айдан.

Она чуть отстранилась, чтобы посмотреть на него.

— Я хочу быть с тобой, Айдан, — прошептала она, обнимая его за шею.

Если честно, она ожидала, что он снова ее оттолкнет. Она, конечно, не осудила бы его, если бы он так поступил, если учесть, через что он прошел. Никто не осудил бы его за это.

Но он так не сделал. В его зеленых глазах вспыхнула страсть. Он стянул футболку через голову и заключил ее в объятия, чтобы продолжить их поцелуй.

Лета, закрыв глаза, наслаждалась его вкусом, ощущением его рук, скользящих по ее телу, а ее руки в это время исследовали его тело. Она почувствовала, как сжались и напряглись его мышцы под ее ладонями, напомнив ей тем самым о том далеком времени, когда она боялась прикоснуться к мужчине таким образом. Но это было вечность назад, и с тех пор она сильно изменилась.

В течение многих столетий Лета в одиночку боролась с Долором, пытаясь спасти от него столько людей, сколько было в ее силах. Она чувствовала, что это — ее долг, несмотря на то, что была нечувствительна ко всему, кроме боли.

Через некоторое время отсутствие чувств начало утомлять ее и ослабило ее решимость. Она научилась сифонить эмоции людей в их снах. В какой-то период времени она начала зависеть от этих эмоций и боялась превратиться в Скотоса — одного из ужасных богов сна, которые охотились на людей, чтобы заполучить их чувства. Это не обязательно было чем-то скверным, кроме тех случаев, когда они брали слишком много и сводили людей с ума, разрушая их жизни. Это — то, что она не могла позволить себе сделать с невинным человеком. И когда она поняла, что по-настоящему превращается в Скотоса, то изолировала себя и Долора.

Сейчас она не боялась эмоций Айдана или своих. Она жаждала их. Чувствовала потребность ощутить больше — и поэтому перенесла их в спальню, на кровать.

Айдан оторвался от ее губ, когда понял, где очутился.

— Отличный трюк.

— Я могу проделать еще один, лучше, чем этот.

Их одежда исчезла.

Айдан рассмеялся глубоким гортанным смехом.

— Да, это определенно кстати.

Она перекатилась так, чтобы оказаться сверху. Он поднял глаза на нее, упиваясь видом ее обнаженного тела. У нее были самые совершенные груди из всех, что он когда-либо видел, а он видел их немало, причем из числа лучших в мире. Его рот увлажнился, и он притянул ее ближе и захватил губами ее напрягшийся сосок.

Лета задрожала от дразнящего прикосновения его горячего языка. Она обхватила руками его голову, прижимая ближе к себе, в то время как у нее голова шла кругом от позабытых ощущений. Так много времени прошло с тех пор, как она занималась любовью. С тех пор, как какой-либо мужчина прикасался к ней…

Айдан зарычал глубоким горловым звуком, затем немного отодвинулся и потерся своей колючей щекой о ее нежную грудь. Она резко втянула воздух, почувствовав, как по всему ее телу пробежала дрожь.

Она пьянела от возбуждения, скользя взглядом по его телу, каждая часть которого представляла собой скульптурно вылепленные мускулы. В нем было столько силы, внутри и снаружи. И все, что она хотела сделать, — коснуться этой силы и прижать его ближе.

Но еще больше она хотела попробовать его на вкус.

Айдан наблюдал за тем, как она прокладывает дорожку из поцелуев вниз по его телу. Ее длинные черные волосы щекотали его кожу, посылая дрожь по всему телу и заставляя его пылать. Он так давно не был с женщиной, что в данный момент боялся взорваться в оргазме прежде, чем успеет толком прикоснуться к ней.

Как раз то, что нужно для его раненого эго. Он скорее умрет, чем опозорится, как какой-нибудь сексуально озабоченный школьник, в первый раз увидевший обнаженную женщину.

Закрыв глаза, он попытался думать о чем-нибудь другом, а не об этих нежных губах, скользящих по его плоти. Не о языке, порхающему по его телу. Его сердце начало бешено колотиться. Он хотел, чтобы это мгновение длилось вечность.

И когда он почувствовал, как ее губы сомкнулись вокруг головки его члена, единственное, что он мог сделать, — застонать от наслаждения. Он открыл глаза, чтобы увидеть, как она взяла его еще глубже в рот. Это было самое невероятное зрелище в его жизни. Дразнящие движения ее языка, доставляющие ему неземное удовольствие.

Лета улыбнулась, почувствовав солоноватый вкус Айдана и исходящие от него волны удовольствия. Это было невероятно. И самым особенным среди всех его чувств, которые она ощущала, была боязнь разочаровать ее. И от того, что он даже волновался, сердце ее воспарило.

Его заботливость напомнила ей о том времени, когда она была такой же, как он. Когда ее чувства принадлежали ей, и она была хозяйкой своей жизни. Когда она была свободна в принятии своих решений. Она так по этому скучала…

Больше всего она тосковала по ощущению родственной близости с кем-то. С кем-то, кто считал бы ее жизненно важной частью себя. Кого бы она с нетерпением ждала, когда они в разлуке, зная, что кто-то там, вдалеке, скучает по ней и считает минуты до возвращения, когда они снова будут вместе. Ничто не сравнится с тем, чтобы жить и дышать ради улыбки того, кого ты любишь.

Айдан судорожно выдохнул, взяв ее лицо в ладони. Он хотел, чтобы это был простой, животный секс. Никаких обязательств, никаких обещаний. Ничего, кроме их обоюдного стремления удовлетворить свои биологические потребности.

И тем не менее, когда он наблюдал за тем, как она доставляет ему удовольствие, эта отвратительная, слабая часть его, которую он ненавидел, пробудилась. Это была часть его, жаждавшая найти женщину, которая не будет его обманывать. Единственную, кому он мог бы доверять, не опасаясь, что ему причинят боль или предадут. Единственного человека, который был бы на его стороне независимо ни от чего.

Другие люди имели это. Почему он не мог?

Потому что ты не заслужил этого…

Он не хотел в это верить. Видит Бог, после всего, что он пережил в своей жизни, он достоин чьей-нибудь верности. Чьей-нибудь любви.

— Ты когда-нибудь обманывала своего мужа, Лета? — Он поморщился, как только эти слова слетели с его губ.

Упоминание о муже, скорее всего, остудит огонь ее желания.

Но тем не менее, он должен был знать, заслуживает ли она доверия или, как Хизер, является лгуньей, продающей себя тому, кто предложит самую высокую цену.

Когда она отстранилась от него, ее глаза были полны боли.

— Нет. Никогда. Я любила только его, и пока он был жив, я даже не смотрела на других мужчин. В моем мире никогда не было никого другого, кроме него.

— Он был богом?

Она покачала головой, медленно вырисовывая пальчиком круги на его животе.

— Он был воином. Прекрасным человеком, чьи сны я когда-то посещала. Для солдата он обладал поразительной творческой фантазией, и его сны всегда были живыми, яркими и наполнены звуками. — Она сглотнула, как будто для нее было практически невозможно думать об этом. — И когда я увидела, с каким трепетом он в первый раз держал на руках нашу дочь… каждой своей клеточкой я полюбила его еще сильнее.

Живот Айдана напрягся. Вот чего он хотел. Кого-нибудь, кто бы так его любил.

— Он когда-нибудь обманывал тебя?

Ее глаза вспыхнули.

— Я убила бы его за это.

Айдан взял в ладони ее лицо и посмотрел в ее светящиеся глаза.

— Как ты думаешь, он когда-либо знал, каким счастливчиком он был?

— Я бы не назвала его счастливым. Из-за меня и попыток меня защитить, он был выпотрошен на полу как поросенок.

Айдан сочувствовал ее потере, но это не меняло того факта, что он убил бы за то, чтобы обладать тем, что она разделила со своим мужем.

— Я не знаю. Думаю, один день того, что ты описала, стоит того, чтобы быть выпотрошенным.

Лета была поражена и почувствовала, как от его слов ее глаза наполнились слезами.

— Ты не заслужил того, что с тобой случилось, Айдан.

— Заслужил ты страдания или нет — не имеет значения. Ты не должна была терять свою семью. И они определенно не должны были умирать из-за того, что Зевс оказался идиотом.

Единственная слеза скатилась по ее щеке, где она была остановлена его пальцем. Внутри нее возникло ощущение, которое она не чувствовала в течение столетий. Эмоциональная связь с кем-то другим. Он понял ее трагедию. Более того, он сочувствовал ей.

Желая избавить его от печали и подарить ему хотя бы одно ценное мгновение мира, она скользнула по его телу так, чтобы можно было глубоко его поцеловать.

У Айдана закружилась голова от яростной страсти ее поцелуя. Так его никто никогда не целовал. Поцелуй был требовательным и горячим, и своим жаром он возбуждал каждое нервное окончание тела Айдана. Все, чего он хотел, — это прикасаться к ней. Чувствовать ее.

Быть в ней.

Она прижала его ближе, затем опустила голову и начала дразнить языком его горло. Айдан зарычал от скользящих движений ее языка по его плоти. В голове не осталось ни одной мысли. Она была единственным, на чем он мог сосредоточиться, единственным, что он мог чувствовать. Ее прикосновения словно отпечатывались на его теле. И он позволил ей вырвать его из когтей прошлого, о котором он не хотел думать.

Лета опрокинула его на спину. Все внутри нее горело от желания. Все, чего она хотела, — это ощутить его глубоко внутри себя. Не в силах больше ждать, она оседлала его бедра и нанизала себя на него.

Он откинул голову назад, как будто только что был оглушен электрическим током.

— О Боже, Лета, — выдохнул он. — Не… прекращай.

Она заколебалась, услышав эти слова.

— Ты хочешь, чтобы я остановилась?

— Нет, — чуть ли не проревел он. — Если ты сейчас остановишься, то клянусь, я умру.

Она рассмеялась над его отчаянными словами прежде, чем возобновила свои движения.

Айдан не мог вздохнуть от чудесных ощущений, которые дарили ее ритмичные покачивания. Если честно, он хотел бы умереть в этот безупречно прекрасный момент. Не может быть ничего лучше, чем эта женщина, скользящая вверх и вниз на нем. Она походила на ангела, посланного, чтобы спасти его от одиночества.

И он совсем не хотел ее отпускать. Он хотел, чтобы время застыло и остановилось прямо в это мгновение, когда он сжимает руками ее нежные бедра. Он приподнялся ей навстречу, вводя себя еще глубже в нее. Именно здесь он желал остаться. Он хотел притвориться, что вне этого дома не существует всего остального мира, что никто не поджидает его там, желая разорвать на части. Что там не было никого, кто хочет причинить ему вред.

Есть только Лета и наслаждение, которое она ему дарит. Это… это — райское блаженство.

И когда она достигла вершины блаженства, он так сильно прикусил свою губу, что почувствовал вкус крови. Спустя мгновение Айдан присоединился к ней.

Прерывисто дыша, она без сил рухнула на него сверху. Ее сладкое дыхание щекотало его грудь, пока он наблюдал за игрой теней на потолке. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был так расслаблен. Так умиротворен.

Да, он определенно сошел с ума. Весь этот день, включая ее присутствие, должен был быть какой-то галлюцинацией. Должно быть, он упал и ударился головой. Сильно.

Но, честно говоря, если все это было сном, он не хотел просыпаться.

Лета приподнялась на локтях и посмотрела на него, в то время как он наблюдал за ней, полуприкрыв глаза. Она наклонила голову, с любопытством глядя на него.

— О чем ты думаешь?

Он улыбнулся при этом самом что ни на есть человеческом вопросе, наматывая на пальцы пряди ее шелковистых волос.

— Я думаю, как чудесно чувствовать тебя в своих руках.

От ее улыбки его сердце воспарило, и низ живота напрягся.

— Я была только с тобой и моим мужем. Я и забыла, насколько потрясающим это может быть. — Она метнула на него яростный взгляд. — В отличие от тебя, мне не нравится быть одной.

Боль и тоска начали душить его, и тут он доверил ей то, в чем он не признавался никому другому, — даже самому себе.

— Мне тоже. Одиночество убивает.

Она закрыла глаза прежде, чем накрыла его руку своей и, повернув голову, поцеловала его ладонь.

Это простое действие надломило его.

— Если ты предашь меня, Лета… Убей меня. Будь милосердна и не оставляй меня жить в тени твоей жестокости. Я не вынесу еще одного такого удара. Я не настолько силен.

У нее задергалась челюсть, и она выпустила его руку, одарив его суровым взглядом.

— Я зашла так далеко, не для того чтобы предать тебя, Айдан. Я пришла сюда, чтобы бороться за тебя, а не против тебя.

Его взгляд затуманился, и он презирал себя за слезы, готовые хлынуть из глаз. Он так долго не плакал…

Он хотел вернуть свой гнев. Гнев не причиняет боли. Он не заставляет чувствовать себя никчемным или бессильным.

Но с этими непонятными чувствами, которые он даже не мог, как следует, обдумать и определить, все было по-другому. Они делали его уязвимым, а слабость была тем, что он рано научился презирать в своей жестокой жизни.

Я буду последним выстоявшим. Это был единственный девиз, которому он следовал всю свою жизнь. Он помог ему выдержать бесчисленные нападки со стороны других актеров. Выдержать бесчисленные жестокие рецензии и обзоры, критиковавшие все: от его одежды, внешности и прошлого до его актерских способностей. Выдержать нападки репортеров и руководств киностудий, смеявшимися над ним и его амбициями.

Он не даст им победить.

Он будет последним выстоявшим.

Лета нахмурилась, почувствовав его смятение внутри себя. Он был на краю пропасти. Испуганный. Разъяренный. Сильный и в то же время слабый.

— Мы будем вместе до конца, Айдан. Я обещаю.

Он моргнул, как будто ее слова заставили его что-то вспомнить.

— Алебастр.

Она сердито сдвинула брови от его неожиданного ответа.

— Алебастр?

Какого дьявола?

— Здесь нет алебастра.

— Нет, — ответил он быстро. — Это фильм, в котором я снимался несколько лет назад. Один из тех, за роль в котором я получил «Оскар». — Медленная улыбка расползлась по его лицу. — Этот фильм — о жене человека, за которым охотился неуловимый серийный убийца.

Это — не очень приятная мысль после секса, который у них только что был.

— И?…

Он посмотрел на нее.

— Разве ты не видишь? Это — то, кем является Долор: он — социопатический серийный убийца. И в фильме мы не ждали, когда убийца застанет нас врасплох. Мы взяли свою судьбу в собственные руки. Мы выбрали поле боя, и мы выбрали время и место сражения. Не убийца пришел к нам. Мы пришли к нему.

Это было смелое решение.

— До этого я никогда не бросала вызов Долору.

Он кивнул.

— Точно. Это удивит его.

Лета замерла, вспомнив то, что им сказала Лисса: «Чтобы боль вернуть на место, лицом к лицу ты должен с нею встретиться».

Возможно, Лисса имела в виду именно это.

— Ты гений!

— Не я. Дэйвис Аллистер — тот, кто это написал. Я лишь воспользовался его сценарием. Ты говорила, что Долор должен прийти в это царство, но что, если вместо этого мы сразимся с ним в твоей стране?

— Что ты хочешь сказать?

— В царстве смертных он бессмертен, правильно?

Она кивнула:

— Он бессмертен также в стране снов.

— Да, но как ты до этого говорила, в сновидениях мы можем создавать оружие, чтобы сражаться с ним, верно? Если нам нужен топор, мы можем создать его, или еще лучше легендарное голливудское оружие, которое не нуждается в перезарядке.

— Верно. Но в снах он еще сильнее, чем здесь. У него намного больше опыта в обращении с тем царством, чем у тебя. Если ты убьешь его, не зная его слабости, то он возродится. Если он убьет тебя там, то ты будешь мертв.

Он убрал волосы с ее лица, затем улыбнулся и поцеловал ее.

— Я и не говорил, что это — безупречный план, но это — лучший шанс, который у нас есть. Кроме того, у меня есть очень стоящая идея…

— Какая?

Он ответил ей еще одним обжигающим поцелуем.

— Просто держись крепче, Леди Сновидение. Мы собираемся извлечь выгоду из преимущества, которое имеют хозяева поля.