"Поцелуй перед смертью" - читать интересную книгу автора (Левин Айра)

6

В среду он следовал рутине расписания, посетив все занятия, но чувствовал себя частью окружавшей его действительности не больше, чем водолаз ощущает себя частью того враждебного мира, в который погружается в специальном подводном колоколе. Вся его энергия была обращена внутрь его самого, сфокусирована на мыслях о том, как перехитрить Дороти и заставить её написать предсмертную записку или, если эта затея не выгорит, суметь подстроить её смерть так, чтоб она сама казалась её виновником. В этом состоянии горячей сосредоточенности он невольно забыл про своё притворство относительно того, решил он или не решил довести свой план до конца: да, он собирается убить её; у него есть яд, и он знает, как надо его применить; остаётся только одна проблема, и он настроен её решить. Временами в течение дня, когда чей-нибудь громкий голос или скрип мела по доске на мгновение возвращал его к окружавшей его обстановке, он смотрел на своих товарищей с лёгким удивлением. Видя, как они морщат лбы над строфою Браунинга или высказыванием Канта, он испытывал такое чувство, будто внезапно наткнулся на компанию взрослых, играющих в "классики".

Урок испанского был последним в этот день, причём, он должен был закончиться контрольной, чем-то вроде предварительного экзамена. По этому предмету у него были самые слабые отметки, и он заставил себя переключиться со своих мыслей на перевод страницы цветистого испанского романа, который они проходили.

Что помогло ему, характер ли задания, над которым он корпел, а может быть, наоборот, сравнительная лёгкость этой работы после напряжённых умственных усилий целого дня, он не мог сказать. Но только идея пришла ему во время перевода. Она явилась полностью сформировавшейся; это был отличный план, совершенно беспроигрышный, не способный вызвать у Дороти никаких подозрений. Он настолько увлёкся, прокручивая его в своём воображении, что за отпущенное на контрольную время успел перевести только половину заданной страницы. Грозящий ему неуд мало беспокоил его. Завтра к десяти утра Дороти напишет свою предсмертную записку.

Вечером его домовладелица ушла на собрание общества Восточной Звезды, и он привёл Дороти к себе. Никогда она не видела его таким чутким и нежным, как теперь. Да, она нравилась ему, многое привлекало его в ней; и ещё на него действовал тот факт, что эти два часа вместе — последнее, чему она сможет порадоваться.

Дороти же решила, что он такой нежный и пылкий в предвкушении их скорой женитьбы. Она не была верующей, однако в глубине души считала, что в супружестве есть что-то священное.

Потом они отправились в небольшой ресторанчик неподалёку от кампуса. Скромное заведение не пользовалось популярностью у студентов; пожилой владелец, при всех его потугах украсить окна ресторана лентами из синей и белой гофрированной бумаги, а также университетскими флажками, не переваривал эту беспокойную и не слишком-то благонамеренную публику.

Расположившись в одной из боковых кабинок, отделённых друг от друга перегородками, выкрашенными в синий цвет, они заказали чизбургеры и шоколадные пирожные. Дороти болтала что-то о новом типе книжного шкафа, раскладывающегося в полноразмерный обеденный стол. Он кивал ей без энтузиазма, дожидаясь паузы в её монологе.

— А, кстати, — заметил он, — та фотография, что я тебе дал, она всё ещё у тебя? Мой снимок?

— Конечно, у меня.

— Слушай, дай мне его назад, на пару дней. Хочу снять копию и послать матери. Выйдет дешевле, чем фотографироваться ещё раз.

Она извлекла зелёный бумажник из кармана пальто, сложенного на стуле рядом с ней.

— Ты рассказывал матери о нас?

— Нет, я ничего ей не говорил.

— Почему?

Он задумался на секунду.

— Ну, раз уж ты решила, что расскажешь своим после, я подумал, что мне тоже не стоит говорить. Пусть это будет наш секрет. — Он улыбнулся. — Ты ведь никому не говорила, да?

— Нет, — подтвердила она. Из бумажника она вытащила несколько снимков. Через разделявший их стол он пытался рассмотреть верхнюю фотокарточку. На ней была Дороти и ещё две девушки — сёстры, решил он. Перехватив его взгляд, она протянула ему фотографию. — В средине — Эллен, с той стороны — Мэрион.

Сёстры стояли перед машиной, «Кадиллаком», отметил он. Солнце находилось позади них, так что лица оказались в тени, но разглядеть сходство всё же было можно. Все три — скуластые, с крупными глазами. У Эллен волосы казались чуть более тёмными, чем у Дороти, но более светлыми, чем у Мэрион.

— И кто же самая хорошенькая? — поинтересовался он. — Я имею в виду, после тебя.

— Эллен, — ответила Дороти. — И не после, а наоборот. Мэрион тоже не дурна, но только она носит вот такую причёску, — она убрала свои волосы назад, в тугой пучок, и нахмурилась. — Она же интеллектуалка. Помнишь?

— О-о. Фанатка Пруста.

Она подала ему следующий снимок — фотографию её отца.

— Р-р-р, — прорычал он, и они оба рассмеялись.

— А это — мой жених, — и протянула ему карточку его самого.

Он посмотрел на фотографию задумчиво, оценивая симметричность её композиции.

— Не знаю, — протянул он, потирая подбородок. — По мне, несколько беспутен.

— Зато красив, — возразила она. — Так красив. — С довольною улыбкой она убрала фотографию в пакет. — Не потеряй её, — предупредила она серьёзно.

— Не потеряю. — Он оглянулся, глаза его блестели. На стене рядом с ними висела панель выбора номеров музыкального автомата, который находился в глубине зала, у стойки. — Музыка, — объявил он, запуская пятицентовик в прорезь. Провел пальцем вверх и вниз вдоль двойного ряда красных кнопок, читая названия песен. Помедлил у кнопки с табличкой "Чарующий вечер" — это была одна из любимых песенок Дороти — но тут ему бросился в глаза шильдик пониже: "На вершине потухшего вулкана", и после секундного раздумья остановился на этом номере. Нажал кнопку, и джук-бокс воспрянул ото сна, озарив лицо Дороти розовым светом сигнальных огоньков.

Она склонилась над часами у себя на руке, потом откинулась на спинку стула, в восторге зажмурив глаза.

— Здорово, подумать только, — прошептала она с улыбкой, — на следующей неделе уже не надо будет бежать в общагу! — Из динамиков послушались вступительные гитарные аккорды. — Может, нам стоит написать заявление на трейлер?

— Я был там сегодня, — сказал он. — На это может уйти пара недель. Пока мы можем жить у меня в комнате. Я поговорю со своей домовладелицей. — Он взял бумажную салфетку и принялся отщипывать аккуратные клочочки бумаги по её краям.

Женский голос пел:

— Народные песенки, — хмыкнула Дороти, закуривая сигарету. Медью блеснул коробок-книжечка.

— Твоя беда в том, — возразил он, — что ты жертва аристократического воспитания.

— Ты сдал кровь на анализ?

— Да. Тоже сегодня днём.

— А мне надо?

— Нет.

— Я смотрела в справочнике. Там сказано, в Айове требуется анализ крови. Значит, нужно нам обоим?

— Я спрашивал. Тебе не нужно. — Он продолжал методично пощипывать салфетку.

— Уже поздно…

— Давай дослушаем песню до конца, хорошо? Она мне нравится. — Он развернул салфетку: она превратилась в затейливое бумажное кружево с повторяющимися симметричными узорами. Восхищенно он расправил свою работу на столе.

— Вот видишь, с кем нам, женщинам, приходится иметь дело?

— Да уж. Какая жалость. Моё сердце обливается кровью.

У себя в комнате, удерживая злополучный снимок над пепельницей, он поднёс зажжённую спичку к его нижнему уголку. Это была фотография для университетского Ежегодника; он удачно вышел; он ни за что не стал бы её сжигать, если бы в своё время не подписался размашисто внизу: "Дорри, с любовью".