"Вальсирующие со смертью" - читать интересную книгу автора (Март Михаил)

ПРОЛОГ

Высота каменной стены превышала шесть метров. Ее мощь, крепость и неприступность рушили все надежды на преодоление этого препятствия, отделявшего их от свободы.

Прогулка по тюремному двору, напоминавшему огромный глубокий колодец, подходила к концу. Он еще раз осмотрелся вокруг. С трех сторон стены, а слева здание тюрьмы. Десять этажей мрачного каземата со множеством зарешеченных окон давили на человека прессом безысходности.

Яркое палящее солнце стояло в зените и прожигало горячими лучами тяжелую тюремную робу. Прогулка превращалась в пытку, а легкие вместо свежего воздуха забивались песком и пылью, поднятыми с земли тяжестью кованых башмаков огромного стада заключенных.

Кто-то похлопал его по плечу. Он оглянулся.

— Есть разговор, Роман Филипыч.

Маленький тщедушный зек выглядел на его

фоне козявкой. Он присмотрелся к его морщинистому лицу и понял, что этот сморчок не опасен.

— Говори.

— Не желаете перемахнуть через эту стену?

Роман поморщился. Он не любил шуток.

— Вали отсюда!

— Зря вы так. В таких местах хохмы не в почете. Я дело говорю.

— Что ты можешь, сморчок?

— Ничего. Я - обычная шестерка. Если вы примете условия, то с вами поговорят серьезные люди.

— Говори.

— Сто кусков.

— Гарантии?

— Расплата по факту. Ваш ответ?

— Да.

— В камере к вам подойдет человек. Он продолжит наш разговор.

Низкорослый щуплый человечек отошел и растворился в беспорядочной толпе заключенных.

Время прогулки закончилось, заключенных развели по камерам.

Вонь, теснота, дым, гул, кашель, развешанное по нарам белье, дикие глаза и татуированные тела разного сброда со всех концов России.

Он стоял на табурете и смотрел в окно, держась руками за решетку.

С пятого этажа тюремного здания возвышающимся над стеной был виден город. Залитый огнями, он напоминал звездное небо. Там была жизнь, а здесь его ждала смерть. Одна глупая бездарная оплошность, и он соскользнул в пропасть. О каком спасении можно думать при падении в бездну? Слишком большая высота, слишком скалистое дно.

— Присядь, покурим, Калган.

Рядом с его табуретом стоял еще один. На нем сидел саратовский авторитет Клык и крутил в руках коробок со спичками.

Роман спрыгнул с табурета и, сев на него, достал сигареты.

— Покурим.

Они задымили. Два разных, непохожих человека, относящихся к одной касте криминального мира, но прожившие разные жизни и имеющие противоположные взгляды на все, что их окружало.

— Ты дал добро?

— Дал. Заводи свои куплеты, Клык.

— Вытаскивать тебя будут с той стороны. Условия жесткие. Сто тысяч долларов наличными.

— Уже слыхал. Не много ли?

— Это твоя жизнь. Попадешь в зону - сядешь на перо. Дупель имеет длинные клешни, он тебя везде достанет. Не мне тебя учить.

— Условия приняты. Но если риск превышает возможности, то лучше закончить песню не начиная.

— Вся твоя жизнь - риск! Много о тебе слыхал. Ты не из пугливых. Но шанса у тебя больше не будет. Не строй иллюзий, что сможешь соскочить на этапе. Не одна пара глаз за тобой приглядывает. Дупелю многие хотят услужить. Он вор авторитетный, не нам чета. Отсюда и цена высокая.

— Не заламывай руки, Клык. Из уфимской пересылки еще никто не уходил на волю живым. Хотите снять меня при побеге? Толкуй про план. А я скумекаю, чего мне это будет стоить.

— Непосвященный я. Ребята работают деловые. Будешь выполнять инструкции. Никакой самодеятельности. Стену видел?

— Лбом не прошибешь, на крыльях не перелетишь.

— Вышек здесь нет. СИЗО в черте города стоит. Вид портить не хотят. За стеной проходит проспект. Глянь eще раз в окно. Там «журавлики» работают. Лампы на уличных фонарях меняют. Рукав «журавля» с люлькой на десять метров поднимается.

— Идею понял. Но во дворе нас два десятка краснопогонников пасут. И все с карабинами. Только дернись - и тут же свинца схлопочешь.

— Не мельтеши, Калган. Раз мужики за дело взялись, значит, сделают. За сто кусков можно постараться. Твой труп им не нужен. С него ничего не снимешь.

— Что делать надо?

— На стене метки есть. Завтра на прогулке держись дальнего угла. В пяти метрах к центру двора увидишь на стене цифру «девять», написанную углем. В полдень прижмись к стене и жди. У себя под подушкой найдешь марлю. Как только начнется базар, перевяжи себе дыхалку. Потом увидишь трос с крючком. Хватайся и не выпускай. Это все. Больше я ничего не знаю.

— Все понял. Но почему ты в хвосте остался? Тебе же на всю катушку отмотали. Сам дернуть не хочешь?

— Дорогое удовольствие. Ведь я общак у корешей не снимал и прожил жизнь с дырявыми карманами. Мне и в зоне почетное местечко найдут.

— Со мной пойдешь, Клык. Так мне спокойней будет. Выживем, я за тебя дам долю. Нет, так оба сдохнем. Если не блефуешь, то тебе терять нечего, кроме цепей. А если это подстава, то со мной в землю ляжешь.

Клык долго молчал, потом кивнул:

— Рискну.

На следующее утро все шло, как обычно, по расписанию. За сорок лет существования в уфимском СИЗО обходилось без приключений. Попытки к побегу, конечно, были, но они тут же пресекались. Однако эти отчаянные потуги обреченных загнанных дикарей никогда не были направлены на шестиметровый барьер, а только на ворота, которые охранялись взводом вооруженных солдат.

Заключенных вывели на прогулку. Двор размером в половину футбольного поля заполнился серой массой по квадратному метру на душу. Вдоль здания тюрьмы выстроилась охрана из вооруженных солдат. Из окон первого этажа за порядком следили надзиратели. Любые сходки и группировки тут же разгонялись охранниками, гулявшими в общей толпе. Здесь все всё знали и все всё слышали. Особой строгости не проявляли, но и спуску не давали. Охрана вела себя спокойно и даже лениво. Ну а зеки не желали попадать в карцер, который в этом СИЗО считался более жестоким, чем в других. На мелкие нарушения закрывались глаза, а крупных не происходило. Размеренная жизнь без волнений всех устраивала.

Калган и Клык нашли метку у стены и крутились рядом. Никто из них не догадывался, как и каким образом во дворе может наступить хаос и паника. Любые волнения пресекались на корню, и все стадо беззубых псов загонялось по камерам, и лязгали затворы мощных замков.

Роман не верил в реальность побега и мог согласиться на любую цену. Он знал свои возможности, и еще никому не удавалось обвести его вокруг пальца. Среди московских авторитетов он слыл хитрым и образованным. С ним считались, его уважали и обращались к нему за советом. Он никогда не лез в лидеры, не рвался к власти и даже не думал короноваться в законники. Он жил по законам, и этого ему было достаточно. Что заставило его однажды сорваться и превратить всех своих корешей во врагов, никто не знал и вряд ли узнает. Но сейчас его жизнь висела на волоске, и Калган не мог отказаться от любой возможности вырваться на волю.

В одиннадцать часов пятьдесят минут начались главные события. Они проходили по другую сторону стены, там, где своей размеренной жизнью существовал тихий и благополучный город с его обитателями.

Возле тюремной стены остановился «КАМаз» с подъемным краном и лебедкой на верхнем конце сложенного вдвое подъемника. Кран начал подниматься, расправляя локоть своего рукава, и тянуться кверху. Вторая машина того же типа работала в десяти метрах. В течение трех дней менялись лампы на уличных фонарях проспекта.

Где-то вдали послышался рев мотоциклистов. Два десятка рокеров, обряженных в кожу и шлемы с забралами из темного стекла, промчались мимо тюремных ворот. Не выключая моторов, они вытянулись в длинную цепочку вдоль всей стены и достали из-под курток что-то очень напоминающее ручные минометы-мухи.

Тем временем «журавль» разогнул свой рукав. Человек с люльки, висевший под фонарем, подал сигнал. Двадцать минометов выстрелили одновременно, направив стволы на гребень стены. Шестнадцать мотоциклов сорвались с места и, ревя моторами, помчались по проспекту. Четыре железных коня остались на месте.

Это был гром среди ясного неба. На территорию тюремного двора посыпались дымившиеся шашки, падая на центр и образовывая равномерную полосу, разделявшую двор на две части. Едкий слезоточивый газ и черный дым окутали тюремный колодец. Раздались выстрелы охранников. Люди падали на землю и хватались за головы. Газ разъедал глаза и вызывал спазмы в горле, кашель и рвоту. Никто ничего не видел. Казалось, это конец света. Кто-то пытался кричать, кто-то молился, но большинство теряли сознание.

Калган перевязал марлей лицо и старался не дышать. Он прижался к стене и ждал. Трос с огромным крюком опустился в метре от него. Он прыгнул, уцепился за стальной канат и поставил ноги на крюк. Клык куда-то исчез, но сейчас он о нем не думал. Главное, не потерять сознание. Марля, пропитанная нашатырем, не давала ему отключиться.

Лебедка начала работать, и Калган почувствовал, как его потащило вверх. Он словно приобрел крылья и взлетел к солнцу, скрытому черными клубами дыма. Трос поднял его над гребнем стены, и «журавль» начал разворачиваться к проспекту. Как только наконечник пересек каменное препятствие, трос стал разматываться с большой скоростью. У самой стены он резко затормозил. Под ногами пролегала мостовая. Калган спрыгнул на землю. В ту же секунду к нему подкатил ревущий мотоцикл, и седок протянул ему шлем.

Надев его, Калган запрыгнул за спину рокера, и в ту же секунду четыре мотоцикла сорвались с места. Скорость была настолько высокой, что беглец не успевал замечать всех крутых поворотов, опасных виражей и мелькавших в глазах домов.

На каком-то пустыре стоял рефрижератор с длинным стальным прицепом. Задние дверцы машины были открыты, на землю был сброшен трап. Мотоцикл с ездоками влетел по трапу прямо в стальной салон пенала и затормозил. Остальные мотоциклисты промчались мимо. Трап убрали в долю секунды, и дверцы захлопнулись. Калган почувствовал, как машина дернулась и начала движение вперед. С него сняли шлем, размотали марлю и усадили на стоявшую у стены кушетку.

Их было пятеро. Мотоциклист, женщина в белом халате, двое здоровяков с пистолетами за поясами и долговязый старик с сутулой спиной, в очках и бородкой клинышком.

Говорил только старик.

— Вы Рукомойников Роман Филиппович?

— Он самый. Ловко работаете, ребята.

— Стараемся. Меня зовут Сергей Романыч. Мой батюшка был вашим тезкой.

— Куда вы меня везете?

— В безопасное место. Минут через тридцать город будет перекрыт. Мы должны успеть.

Старик кивнул одному из здоровяков, и тот, подойдя к беглецу, надел на его запястья наручники.

— Что это значит? - спросил Калган.

— Меры безопасности. Мы ведь не с девицей на выданье имеем дело. Вы человек серьезный, и отношения между нами будут серьезными. Когда мы решим все наши проблемы до конца, тогда вы и получите то, что вам обещано.

Радоваться ему или плакать, Калган не знал.

Его привезли в какой-то старый заброшенный дом в пригороде, похожий на особняк бывших господ. Железный забор, стальные ворота, железные двери. Люди в белых халатах. Все говорило о том, что он попал в больницу. Но больных он не видел, а палаты были похожи на камеры. В одну из таких его и поместили. И вновь он услышал лязг засова, щелчок замка и увидел решетки на окнах.

В отличие от камеры здесь имелось все, как в недорогом гостиничном номере. Обычная кровать, стол, стул, скатерть, цветы, фрукты, телевизор, полки с книгами, шкаф, где висела одежда. А главное - нормальная ванная, туалет, душ и чистые полотенца. Никаких острых предметов, бритв, ножей он не заметил. Гадать на кофейной гуще, куда его занесло, не имело смысла. Так или иначе, но ему все расскажут. Просто они ему не верят. И правильно делают. Речь идет о ста тысячах долларов, а это серьезные деньги. Устроить такой фейерверк тоже недешево стоит. Их можно понять.

Он ждал посетителей до вечера, но заснул, никого не дождавшись. Ужин стыл на столе, когда он, проснулся. Однако в этот день ни одна живая душа его так и не навестила.

Беглец даже не догадывался, что этим людям его деньги не нужны. Тот, кто устраивает побег с такой помпой, требует куда больше, чем просто оплату за услуги. В уфимской пересылке сидят люди куда богаче авторитета Калгана. Много их там побывало. Но они так и остались невостребованными, уходя на зону в этапированных эшелонах. Калган сам говорил о том, что за сорок лет ни один узник не бежал из СИЗО. Чем же он так полюбился своим спасителям?

Сейчас Роман Филиппович Рукомойников не думал об этом. Он мирно поглощал вкусный остывший ужин, смотрел телевизор и считал, что ему крупно повезло.