"Человек для архива" - читать интересную книгу автора (Днепров Анатолий)

4

После завтрака я на минуту забрел в свою комнату, чтобы переодеться. Мы договорились с Голл, что я приду к ней и позабавлю ее любопытными историями из психиатрической практики, а она, в обмен на мои истории, кое-что расскажет о закулисной жизни цирка, о чем я не имел никакого представления. Сэд, как всегда, был молчалив, и, едва дотронувшись до того, что выдал нам автомат, лениво побрел в свой третий номер.

Я впервые за время пребывания под землей повязал галстук, поправил волосы и направился к Голл.

Она жила в самом конце коридора, в номере девять.

На мой стук никто не ответил. Тогда я распахнул дверь. Сюда можно было войти с закрытыми глазами и сразу догадаться, что здесь живет женщина. Какой-то ароматный уют, крохотный интимный раек, который так хорошо могут устраивать молодые девушки, особенно если они красивы. Каким-то таинственным образом они создают свой индивидуальный мир, поразительно точно соответствующий их внешнему облику, духовным качествам, интеллектуальным запросам.

Комната была пуста.

Потоптавшись на месте, я взглянул на аккуратно убранную кровать, на туалетный столик с зеркалом, на кресло с каким-то небрежно брошенным шитьем, на пестрые туфельки, торчащие из-под дивана, и вышел.

Может быть, она у Сэда? Идти к нему мне не хотелось. Уж не боюсь ли я его? Ну, нет, черт возьми! И я решительно зашагал по коридору к кают-компании, заглянул на всякий случай туда, а потом постучал в третий номер.

Но и Сэда в комнате не было. На столе в пепельнице дымилась начатая сигарета. Я заглянул в ванную, потом снова подошел к столу, машинально загасил сигарету и вышел на этаж.

Я добрел до конца этажа, зашел в библиотеку. Это было просторное, залитое ярким светом помещение с пятью широкими столами и стеллажами, полными книг. Книг было очень много по самым различным областям знания. Но большая часть библиотеки была укомплектована книгами по физике, вернее, по физике элементарных ядерных частиц. Здесь я впервые прочел названия наук, о существовании которых ранее и не подозревал: «Психофизика», «Термодинамика и информация», «Термодинамика мышления», «Ядерные основы психических процессов»…

На одном из столов лежала раскрытая книга некоего профессора Эллингера «Информация на уровне мезонов». Голл читать ее не могла — это ясно. Стало быть, Сэд? Кто же он — физик?

Из любопытства я стал листать страницу за страницей, но абсолютно ничего не понял в тарабарщине формул и уравнений.

В одном месте на полях кто-то отчеркнул ногтем абзац, который тоже мне ни о чем не сказал: «Таким образом, единственно приемлемой, с точки зрения термодинамики, частицей, которая бы сохраняла неизменными правила формальной логики, является нейтрино…»

В библиотеке я нашел кое-что и для себя. Здесь были работы по психологии и психиатрии, в том числе знаменитый труд Бухгардта «Загадочные явления человеческой психики», «Курс нервных болезней» Штрюмпеля и собранные за несколько лет подшивки журнала «Психиатрический архив…»

Бухгардт… В свое время я зачитывался им. Он утверждал, что область психического не может быть связана с работой только головного мозга и что для объяснения многих загадочных явлений следует принять гипотезу о существовании вне-мозговых механизмов, которые несут якобы ответственность за многие психические проявления человека.

Я вспомнил нашумевшую дискуссию, охватившую несколько лет назад весь ученый мир. Она была посвящена проблеме механизма мышления. Все соглашались с тем, что точка зрения Ивана Павлова плодотворна в первом приближении, как, впрочем, и всякая гениальная теория. Однако если рассматривать процессы мышления и сознание в их связи с другими свойствами человека, то окажется, что гипотеза требует дополнений. Ведь соль проблемы заключается в том, как человеческое сознание заставляет себя решать ту или иную задачу, как оно выбирает из множества решений именно то, которое ему нужно в данный момент.

Психологи и психиатры в один голос повторяли слова «воля», «усилие воли», а включавшиеся в дискуссию физики только посмеивались.

На заключительной сессии в Лозанне один русский физик развернул перед аудиторией прекрасную карту головного мозга и сказал:

— Вот мозг, который вы все знаете лучше меня. Ткните пальцем в то место, где помещается ваша воля, управляющая сознанием и мышлением.

Это был дерзкий вызов, который привел аудиторию в ярость. Но кроме ярости больше ничего не осталось. Все ушли, отравленные скепсисом.

— Неужели эти физики всегда будут во все совать свой нос? — спросил профессор Шалл из Ирландии.

Ему не без горечи ответил коллега из Гонолулу:

— Сегодня они самый беспокойный народ. Им нужны механизмы, храповички и колесики. Атомы воли, атомы мысли. В общем, первоосновы. А мы с вами довольствуемся позавчерашними абстракциями.

Я захлопнул том Бухгардта и покинул библиотеку.

Где же все-таки Голл и Сэд?

Я не знал, куда пойти и чем заняться. Решил: пойду к себе. И тут меня осенило. Двери! Металлические двери напротив наших комнат. Зачем они, куда ведут? Во мне все больше и больше росла уверенность, что исчезновение Голл и Сэда связано с ними.

Я остановился у одной из дверей, что была напротив комнаты Голл. Металл серебристого цвета, более светлый, чем окисленный алюминий. Я попробовал открыть — ничего не вышло. Тогда сел на пол и решил ждать, ждать, пока хватит сил, пока двери не откроются и они не выйдут.

До обеда оставалось около двух часов, а это уж не так много. Можно подождать.

Прислонившись спиной к прохладной стене, я думал о том, как далеко зашла современная наука. Уже перестали удивляться метрополитену, подземным переходам, подземным сооружениям, где есть все, что нужно человеку, — воздух, свет, вода… А в этом коридоре воздуха было больше, чем на берегу моря, мало того, он был свеж, чист, наполнен каким-то тонким земным ароматом, который можно почувствовать только в лесу или на берегу моря. Откуда он берется, этот воздух? Где коммуникации с внешним миром? Как обычные, подвижные кресла с множеством микроскопических датчиков сообщаются с той исследовательской кухней, откуда за нами следят, как за подопытными кроликами?

Все это было одновременно восхитительно и страшно. Восхитительно — потому что являлось плодом труда и гения людей. Страшно — своим непонятным назначением.

Почему-то мне пришла в голову мысль о тех, кто соглашается создавать гениальные, но страшные своим назначением сооружения. И не только сооружения, но и приборы, машины, аппараты, иногда бесконечно хитроумные. Я читал о дьявольских орудиях пытки, в которых были применены новейшие достижения электроники и квантовой физики. И об этом ведь кто-то думал, ученый, живой человек…

Я взглянул на часы: обеденное время давно прошло, а их все нет.

Тогда я поднялся и пошел в сторону кают-компании. Машинально остановился возле двери Сэда и приоткрыл ее. Через мгновенье я несся, как сумасшедший, к комнате Голл, широко распахнул дверь и застыл на пороге…

Девушка спала. Ее дыхание было ровным и спокойным.

Я тихонько прикрыл дверь.