"Человек для архива" - читать интересную книгу автора (Днепров Анатолий)12Она стояла посреди комнаты и совершенно не двигалась. Как статуя. — Катарин? — спросил я. Она молчала, и тогда я обошел ее справа, чтобы открыть жалюзи, но она поймала мою руку. — Не надо. Прошу тебя… Мои глаза привыкли к полумраку, и я увидел, что она стояла совершенно растерянная, бледная, и только большие глаза отражали оранжевую решетку, которой было закрыто окно. — Как вы сюда попали? — Вы? — У вас есть ко мне дело? Вас за мной послали? — я старался угадать, что привело ко мне помощницу и секретаря Боллера. — Не знаю. Не знаю… Только мне кажется, что мы с тобой уже давно на «ты»… Я слегка дотронулся до ее плеча и тихонько подвел к креслу. Она села и закрыла лицо руками. — Вам плохо? — Оставь меня… Так бывает всегда… Всегда так было… — Что было? — я старался быть как можно ласковее и присел на подлокотник кресла. — Перестаньте плакать и расскажите, что случилось. Катарин, ну, ну же! Кто вас обидел? Она подняла заплаканное лицо. — Ты… — Я? — Зачем ты меня называешь Катарин?! И почему ты все время говоришь «вы»? Разве… Я сделал еще одну попытку открыть окно, но девушка крепко вцепилась в мою руку и спрятала свое лицо у меня на груди. Она вся дрожала. — Объясни. Я ничего не понимаю. Теперь Катарин громко всхлипывала, и только изредка прорывались бессвязные слова: «вы»… «ты»… «так больше нельзя»… «боже, как страшно»… Я решил, что нужно говорить о чем-нибудь таком, что отвлекло бы ее от мрачных мыслей. — А знаешь, мы только что бродили с Боллером в лесу, и он рассказал мне смешную историю, как он и его сотрудники не могли решить, какой из двух электронных ящиков — мозг! Было о чем спорить, правда? — Было, — прошептала она. — Я всегда утверждала, что мозг это то, где хранится только память. Тот, второй ящик, и был мозгом. — Так ты тоже принимала участие в споре? — удивился я. Она кивнула головой. — Но все не так просто, как это казалось некоторым, в том числе и профессору Боллеру… Ее голос все еще дрожал, но она перестала плакать. Я уселся на стол против нее. — А в чем сложность? — спросил я. — Когда мозг и аппарат мышления работают вместе, происходит какое-то таинственное взаимовлияние, и тогда в мозг что-то попадает из хранилища информации, а из мозга в хранилище информации и, наверное, при этом меняется и то, и другое… — И ты все это знаешь? Вот уж не думал? Кем ты работаешь у Боллера? — Как когда. Иногда я помогаю ему в опытах. Иногда анализирую электрофизиологические данные. А иногда… Да я же тебе уже рассказывала… — Ты — мне? Она вздохнула и замолчала. Ее горячая влажная рука медленно гладила мою, а широко раскрытые глаза смотрели в угол комнаты, из которого выползал солнечный зайчик. — А может быть, и не говорила, — наконец, произнесла она задумчиво. — Кто знает… Пэй, ты меня еще любишь? Наверное, прошло много времени, потому что луч солнца перенесся на стену, а мы все сидели, погруженные в мучительные думы, и каждый из нас боялся нарушить молчание. Наконец, я не выдержал и, нагнувшись к самому уху девушки, спросил: — Катарин, с чего ты взяла, что я тебя люблю? Я тебя вижу всего второй раз. Она покачала головой, не сводя глаз с солнечного пятна на стене. — Ты меня слышишь? — прошептал я. — Да. — Почему ты не отвечаешь? — Я сейчас не Катарин… — А кто же? — Голл. Я вспомнила цирк и того лейтенанта… Я горько усмехнулся. Он очень неосторожный, этот Боллер! Болтовня про Джона Смита и Магомета выдают его с головой. Какими бы средствами он ни пользовался, все дело сводится, по-видимому, к чему-то такому, когда человека можно заставить поверить, что он всего лишь своя собственная тень. Я с сожалением посмотрел на Катарин и погладил ее мягкие волосы. — Ты не Голл, ты Катарин, и цирк здесь ни при чем. Разве ты этого не понимаешь? Во время нашей первой встречи ты же сама меня предупреждала, чтобы я не забыл своего имени. Помнишь? Так вот и ты должна хорошенько запомнить, что ты Катарин. А Голл — это совсем другая девушка. Она — манекенщица. — Это я была манекенщицей… И меня зовут Голл, и я очень хорошо помню, что ты меня любил, и как все это было. — Если ты Голл, то ты должна знать одного лейтенанта, того, который познакомился с тобой на демонстрации мод. — Я хорошо знаю этого лейтенанта. А с тобой мы познакомились на восьмом этаже, когда ты очнулся после первого опыта. — Допустим, что это так. Но после мы с тобой не встречались, потому что я все время жил в своей комнате на первом этаже. А Голл и сейчас живет там. Это она была знакома с лейтенантом, а не ты, я в этом совершенно уверен. И вдруг я запнулся. Меня как электрическим током пронзила одна мысль. — Вот видишь, ты замолчал. Это значит, что ты не очень уверен в том, что говоришь. Клянусь тебе, я Голл… Она подошла ко мне и обвила руками мою шею. — Я Голл, разве ты в это не веришь, милый? «А что, если она действительно Голл, а та, другая…» Я провел рукой по лбу, пытаясь сообразить, что мне делать. — Хорошо, если ты Голл, то кто же та, другая? — Кто? — Ну, та, которую называют Катарин? — Она осталась там… — Где? Катарин неопределенно махнула рукой. Я вдруг почувствовал, что схожу с ума. Все в ней показалось мне до ужаса знакомым и близким. Я попытался отстранить ее, но она еще сильнее прижалась ко мне и зашептала: — Не прогоняй меня, не прогоняй, прошу тебя. Ведь я Голл, твоя Голл. — И ты мечтаешь стать кинозвездой? Она тихонько рассмеялась. — Что ты, милый! Какая нелепость. Мне пока и в голову никогда не приходило такое. Хотя… Как ты сказал? — Кем же ты мечтаешь стать? — Я уже давно достигла своего… Хватит того, что я работаю у Боллера. Так устаешь от этого… — Значит, ты не Голл. Очнись, Катарин! — Подожди… Когда мы начали эксперименты, нам казалось, что все будет просто: не нужно путать две разные машины вот и все тут… Иначе одна машина переделает другую… — Какие машины? О чем ты говоришь? — Те самые, которые стояли в нашей лаборатории в Бей-сенде. Ох, если бы ты знал, сколько мы спорили, пока среди нас не появился Боллер. Он все поставил на свое место. Как бог, пришел, стал возле второй машины, которая хранила память, и сказал: «Вот мозг». А когда его спросили, а что же такое первая машина, он ответил: «Не знаю». Ну и смеялись же мы после этого ответа. Но Боллер не из тех, кого можно смутить. Он сказал, что нужно подождать. Новые идеи витают в воздухе, и кто-нибудь скоро додумается до правильного ответа. Наконец мне удалась освободиться от ее рук, и я поднял жалюзи. Солнце скрылось за лесом, и по небу медленно плыли нежные розовые облака. Катарин с улыбкой взглянула на позолоченные верхушки, сосен, а потом как-то странно огляделась вокруг, и ее лицо приняло озабоченное выражение. — Тебе не кажется, Голл, что все, что ты говоришь — бред? — Почему же бред? Если в науке существует какая-нибудь очень важная проблема, среди миллионов людей обязательно найдется человек, который ее решит. Он не обязательно будет гением. Скорее всего, это будет какой-нибудь безвестный ученый, у которого мышление не такое обычное, как у всех. В истории очень мало случаев, когда одному человеку удается решить несколько крупных научных проблем. — Голл никогда так много не философствует, да и не умеет, — заметил я. — Перестань, прошу тебя. Мы, кажется, договорились… — Да, действительно. Почему ты так странно оглядываешься? Ты что-то ищешь? В комнате быстро темнело. — Мне казалось… Мне почему-то казалось… — Что тебе казалось? — А, ерунда. У тебя никогда не бывало такого состояния, будто обстановка, и действия, и слова, которые ты говоришь, уже когда-то были тобой пережиты и произнесены? Будто бы переживаешь это второй или третий раз? — Сколько угодно… — У меня сейчас то же самое. Только вот здесь, — она подошла к двери, — здесь стояли часы, большие часы с тяжелым маятником, бронзовый шар на тонкой цепи. Их почему-то нет. — Я здесь впервые и не знаю, стояли ли здесь когда-нибудь часы. Она подошла к двери и стала внимательно осматривать стену. — Зажги свет, пожалуйста. Я щелкнул выключателем. Она радостно воскликнула: — Так я и знала! Их просто вынесли. Смотри, на стене остался след. Я подошел и увидел на степе едва заметный вытянутый прямоугольник. — Это только доказывает, что ты не Голл, — сказал я. — Кто? — Ты не Голл, — повторил я и попятился от нее к окну. — Я уверен, Голл здесь раньше никогда не была. — Какая чепуха! С чего вы взяли, что я Голл? Разве вы забыли мое имя? Я так просила вас, чтобы вы никогда не забывали имен. Я стиснул зубы. Мне показалось, что я услышал едва уловимый щелчок, напоминающий звук повернутого выключателя. — Почему вы так странно на меня смотрите, Пэй? — Так чем же была та, вторая машина? — Как чем, мозгом, конечно. — А первая? — Будто вы не знаете! Простите, сейчас поздно об этом говорить. Профессор Боллер просил вас зайти к нему на восьмой этаж. Спешите, мы и так с вами заболтались… Я почувствовал страшную усталость, полное безразличие, апатию, постепенно переходящую в отвращение ко всему на свете. Я опустился в кресло, в то кресло, где она недавно плакала, и закрыл глаза рукой. Передо мной встало смеющееся лицо Боллера, который все время повторяет: «Магомет и я, Магомет и я…» — Скажите Боллеру, что я устал и прийти не могу. Она молчала. — Вы слышите, Катарин? Скажите Боллеру, что я очень устал и неважно себя чувствую. Она продолжала молчать. Я поднял голову и открыл глаза: Катарин в комнате не было. Может быть, все это мне приснилось. Ведь не может же живой человек исчезать вот так, бесшумно, как привидение! |
|
|