"Ловец богов" - читать интересную книгу автора (Матюхин Александр)

1

Кто-то перед сменой нажрался чеснока, и теперь в душной дежурной комнате воняло так, что живых выноси. Оба окна распахнуты настежь, но что с того? На улице хоть и середина апреля, а солнце лезет прямо в глаза, воздух похож на забродивший кисель, ветерка и в помине нет. Жара, одним словом, как в августе. Что происходит с этим поганым миром?

Спасало одно — холодная таблеточка под языком. Что-то из слабенького и даже, кажется, незапрещенного. Если собрать волю в кулак и не гнать на всех порах, а посасывать белый кругляш неторопливо, давая ему раствориться минут за двадцать — двадцать пять, тогда эффект наступит сногсшибательный.

Мороз по коже, как сказал Строганов, который занес таблетки в дежурную комнату несколько часов назад. Строганов знает свое дело.

Свою первую таблетку Говорухин проглотил час назад, и после нее уже почти отпустило. Сквозь приоткрытую дверь пробился запах чеснока, снова зачесалась шея в том месте, где натирал жесткий подворотничок офицерского кителя. Жутчайшим образом хотелось надавать кому-нибудь по ребрам…

— Виталь, чай завари.

В дежурной комнате, помимо Говорухина сидел старший сержант Морозов, коротающий долгие часы дежурства разгадыванием кроссвордов. Не поднимая головы от очередной черно-белой сетки, Морозов протянул руку и щелкнул кнопкой автомата. Спустя несколько минут забурлила вода.

Говорухин вытянулся на кровати, положив руки за голову, и посмотрел на часы.

Через десять минут последний выход в Нишу, потом через три с половиной часа пересменка. Хорошо. Скучное и унылое дежурство, которое не спасали даже таблетки Строганова, подходило к концу.

А сегодняшний вечер сулил множество приятных моментов.

Во-первых, Говорухин заберет деньги у коротышки Шепко. Тот будет ждать на перекрестке Северной и Стасова в ресторане «Знамя», стилизованном под недавнее идеологическое прошлое страны, еще. Если Шепко придется по вкусу та информация, которую Говорухин собственноручно раздобыл в Нише, то можно ожидать продления контракта. Читай — много кредиток на ближайшие полгода.

Из-за кредиток же возникали пресловутые «во-вторых», «в-третьих» и так далее и тому подобное. Это были, собственно, бабы, водка и наркотики.

Баб Говорухин любил. Как говорится в одном анекдоте: «по пять за ночь». Даже была у него скидка в одном публичном заведении Такера, где его никто не знал, а за глаза называли (Говорухин слышал) каким-то отставным офицером из центра. Откуда шлюшкам знать, что через два месяца он собирался подать прошение на повышение звания в связи с выслугой лет, и что на самом деле он работал в Службе Охраны Ниши (злые языки прозвали службу «СЛОНовьей работой», а самих офицеров не иначе как Слонами). Впрочем, бабам простительно не знать. Он бы тоже не смог отождествлять пьяного, одурманенного мужика, шляющегося по проституткам, с офицером самой модной нынче службы Центрополиса.

Между прочим, Говорухин маскировался. Он всегда переодевался перед походом в город. Иногда клеил себе усы. И неизменно, в любое время суток, его глаза скрывались от внешнего мира за большими черными очками. Ведь худшие последствия от приема наркотиков — красные глаза, словно у кролика. Раньше краснота наступала только в период «отходняка», теперь же не проходила совсем, даже в те редкие дни, когда Говорухин не пил, не глотал и не колол ничего, что он сам называл веселым словом «шипучка».

Автомат горячих напитков призывно пискнул, выплюнув пластиковый стаканчик с чаем.

— Виталь, подай, будь человеком.

Морозов оторвался от кроссворда и поставил стаканчик на тумбочку возле кровати, между пустой кобурой Говорухина и его же темно-синей кепкой с овальной кокардой посередине.

— Через пять минут снова в бой, — сказал Говорухин, сжимая горячий стаканчик в руке, — солдат, ты готов?

По обыкновению молчаливый Морозов не отреагировал и на этот раз. Скучно с ним дежурить. Ни выпить, ни баб привести. Морозов, конечно, мужик ничего, но посмотришь на его унылую рожу, и сразу ничего не хочется. Он же еще женатый, сколько-то там детей завел, поэтому от баб точно откажется. А какая выпивка без баб?

Эх, был бы кто-нибудь из Лиги, тогда бы повеселились, и время бы быстрее прошло.

Говорухин осторожно отхлебнул, поглядывая на часы.

Трое офицеров, входящих в так называемую Лигу, сейчас отдыхали. Четвертый — Говорухин — оказался неудачником и угодил в наряд даже не в свою смену, а по указу кого-то сверху, подменяя заболевшего товарища.

Еще с утра Говорухин позвонил Афимину. Тот с радостью сообщил, что загнал базу данных какой-то валютной фирмочки, и в настоящий момент сидит на унитазе и ширяется нехилым многопроцентным раствором.

«А я?» — спросил Говорухин в трубку.

Афимин пьяно указал, где Говорухину место в общей иерархии жизни и отключился.

Вот так и бывает. Кто-то улетает в другие миры, а кто-то пьет чай в жаркой душной комнате, пропахшей чесноком.

С наркотиками Говорухин познакомился в военном училище, причем еще на первом курсе. Все пробовали понемногу — кто курил, кто покупал слабенькие таблетки перед походом на дискотеку, самые смелые приобретали героин. В одной комнате с Говорухиным поселился Красиков — молодой рыжий парень двадцати двух лет. За его плечами было два ареста за хулиганство и условный срок на два года за попытку сбыта «травки». После суда он заявил, что решил исправиться и поступил в училище, чтобы стать офицером. Поговаривали, что ему помог какой-то родственник, работающий здесь же. Как известно, помощь родственника — это самый лучший способ попасть куда бы то ни было. В первый вечер знакомства Красик уединился на балконе, где выкурил сигарету. Сладкий дымок проник в комнату, а получасом позже веселый Красик предложил Говорухину попробовать. Тот не отказался. Стоить заметить, что до училища Говорухин тоже не отличался монашеским образом жизни. Виной всему, как считал сам Говорухин, стала невнимательность к нему родителей. Отец вообще ушел из семьи, когда Говорухину было пять лет, а мать после этого усиленно занялась воспитанием старшей дочери — таскала ее на кружки по плаванию, на теннис, фехтование, легкую атлетику, баскетбол и спортивные танцы. Подросший Говорухин в тяжелых боях вырвал для себя право посещать плавание, но бассейн с холодной, пахнущей хлоркой водой ему по вкусу не пришелся. А поскольку мать отдала все силы дочери (Машка, кстати, вскоре сделала неплохую карьеру в гимнастике и даже попала в десятку лучших на международной Олимпиаде пять лет назад), Говорухин рос сам по себе. Немудрено, что в двенадцать лет он в первый раз затянулся сигаретой, через полгода после этого не отказался от протянутого пластикового стаканчика с водкой, а в шестнадцать пришел домой пьяный в стельку и заявил, что уходит жить к одной знакомой женщине, старше его на семнадцать лет. Мать не сильно обрадовалась такому повороту событий, но остановить сына не успела. Говорухин собрал вещи, кредитки (в то время он уже год работал интермехаником, каждый вечер, после школы) и уехал с любовницей в маленький тихий городок с мутным названием.

С женщиной Говорухин разошелся еще через год, когда понял, что женщин можно менять, как перчатки, было бы достаточно кредиток. В двадцать он поступил в военное училище, ибо в маленьком городке поступать было больше некуда, работать интермехаником как-то надоело, и пора было думать о каком-никаком карьерном росте.

А затем Красик дал ему попробовать «травку». «Травка» Говорухину понравилась. Он захотел больше, и вскоре крепко сидел на героине и других наркотиках. Потом, как опять же считал Говорухин, удача повернулась к нему лицом. Началась война на Северо-востоке, и его отправили туда в должности командира отделения. Причем здесь удача? Да притом, что во время войны Говорухин получал повышенный оклад и «боевые», таким образом находя деньги для новых наркотиков и «травки». Повоевать тоже пришлось. Убивал пару раз (с ем не бывает?). А уж наворовал на пару с Красиком столько, что и вспоминать страшно.

Ну, а после войны, по счастливому стечению обстоятельств, перенаправили их с Красиком в новообразовавшуюся Службу Охраны Ниши, что в Такере. Простора для заработка кредиток тут стало еще больше. Помимо окладов и премиальных за сложность-напряженность, можно было воровать и перепродавать информацию, заниматься легким шантажом, отбивать деньги за счет махинаций с софтом, да мало ли, черт возьми, возможностей заработать? Были бы мозги.

И, наконец, Говорухин и Красик основали Лигу…

Воспоминания, такие неожиданные, заставили Говорухина улыбнуться.

Три минуты до выхода в Нишу. Дежурство в Нише — самое нелюбимое Говорухиным время. В течение суток дежурные патрулируют виртуальный город раз в три часа по тридцать минут. Самый последний раз — полтора часа. Время уходило на осмотр вверенного квадрата, проверку опломбирования наиболее важных участков, заполнение дежурной книги и смену-прием дежурства.

В Нише таблетки, само собой, сосать нельзя. Их там попросту нет. Говорухин еще выдерживал получасовые паузы в течение дня, но финальные полтора часа его бесили. Отключенное тело, тем не менее, требовало дозы, и если дозы не было, мстило впоследствии самыми жестокими способами. На последнем дежурстве, например, Говорухина пробил понос, и он едва успел добежать до унитаза, забыв про скретчеты и не отключенный порт, прежде чем его прорвало. Хорошо, что в ту смену с ним был Красик. Тот сам хорошо разбирался в таблетках и последствиях.

А сегодня Говорухин вообще ничего не ел с утра. Заливался чаем и таблетками, так что если его желудку взбредет снова что-нибудь выкинуть, то, собственно, выкидывать будет нечего.

Минус две минуты. Говорухин отхлебнул чай, поглядывая то на часы, то на Морозова. Старший сержант делал вид, что гадает кроссворд, а сам то и дело косился на циферблат. Еще бы ему не нервничать — без приказа офицера активировать вироматы запрещено. А офицер молчит… а начальство недовольно будет…

Минус четыре минуты.

— Сань?..

Говорухин неторопливо допил чай, смял стаканчик, поднялся с кровати, скрипнув пружинами, подошел к мусорной корзине и аккуратно положил стаканчик внутрь. Все это время Морозов не отрывал от него взгляда. Говорухин, в свою очередь, посмотрел на него. Он знал, что очки скрывают глаза, а еще он прекрасно знал, что заставляет людей нервничать, разглядывая их в такой вот непринужденной позе, повернув голову.

— Сань, может, начнем? — спросил Морозов. Смутился.

— Действительно, кого ждать, солдат? — спросил Говорухин тихо.

Минус семь минут. Не успел Морозов протянуть руку к кнопкам активации, как затрещал телефон. Морозов вздрогнул, бросил взгляд на замершего у мусорной корзины Говорухина и быстрым движением поднял трубку:

— Сектор одиннадцать тире «а», старший сержант Морозов слушает…

Говорухин, опустив руки в карманы, подошел ближе. Из трубки доносилось:

«…чему не в Нише?…» — Мы, это, товарищ майор… — Морозов с мольбой посмотрел на Говорухина, но тот молча наблюдал за часами, или делал вид, что наблюдает, потому что за очками глаз видно не было, — товарищ майор, сеть немного выбило. Вы же знаете наш сектор. Все прогнило, порты через один работают…

«… е знаю, что у вас там прогнило, товарищ Морозов, а надо было доложить заранее! Через три минуты извольте наблюдать за вами в мониторе! Если нет — приеду лично, ясно?» — Ясно, товарищ майор.

Говорухин видел, что Морозов кидает на него непонимающие взгляды, но до ответа не снизошел.

Минус десять минут. Если Шепко еще не успел убраться из их квадрата Ниши, то ему же хуже. Говорухин обещал дать не больше десяти минут. А в наши суматошные дни время — это целое состояние.

Загудели вироматы. Воздух в одно мгновение наполнился запахом резины. В одном месте, переплетении проводов, заметно искрило. Прав был Морозов, техника здесь дореволюционная.

Шаркая тяжелыми бутсами по линолеуму, Говорухин подошел к креслу и уселся за монитор. Сзади примостился все еще немного бледный Морозов.

— Хорошо врешь, солдат, — сказал Говорухин, не поворачивая головы.

Морозов промолчал.

Автоматическая система ввела съемные скретчеты под кожу, чуть ниже шеи. Голова наполнилась звуками. Цвета в дежурной комнате стали ярче, черты окружающего мира — резче. Безумный художник прошелся по миру широкой кистью, оставляя яркие мазки на холсте.

«Активизация через десять секунд — сообщил женский голос в ушах».

Говорухин снял очки, положил их на столик, откинул голову назад, на спинку кресла.

«Если бы Морозов был холостым наркоманом, он мог бы стать членом Лиги», — подумал Говорухин, и это была последняя мысль, которая проникла в голову до того, как сознание провалилось в Нишу.