"Из мрака" - читать интересную книгу автора (Барченко Александр Васильевич)

I

В этот день у вице-короля не было торжественных аудиенций. В небольшой частной приёмной, позади рабочего кабинета, стрельчатые окна были распахнуты настежь.

Жужжал вентилятор. Словно гигантские бабочки, трепетали под потолком крылья электрической «пунки». Всё-таки было жарко. Томяще жарко.

Даже ветер, в те минуты, когда, взбородив лоснящуюся спину Джумны, лениво протискивался с улицы в окна, не приносил свежести, а нёс горячие потные вздохи реки. И те тяжко ложились на грудь, расслабляли мускулатуру, вызывали на теле изнуряющую липкую испарину.

У затянутых в мундиры фигур лица были унылы и потны. Ждали очереди начальники провинциальных частей и управления. Их вытребовали в Дели для келейного внушения по поводу последних беспорядков в Каунпоре.

Чиновники лениво шевелили перед носом платками, перчатками, касками. Кидали исподтишка друг на друга угрюмые, тревожные взгляды. Когда с шорохом распахнулась тяжёлая дверь, дежурный генерал лаконическим жестом пригласил следующего в недра святилища, прикрыл за ним дверь и поспешил приветливо повернуться к посетителю, только что оставившему кабинет.

А тот нервным движением сухой руки пропустил между пальцев седую бородку и быстрым взглядом молодых глаз под пенсне обежал приёмную, чуть пожав плечами безукоризненно сшитого фрака. Генерал глядел испытующе. Заговорил негромко, не без тревоги в голосе:

— Прошу извинить, сэр. Не будет с моей стороны нескромностью осведомиться, э-э…

Посетитель во фраке перебил живо:

— Насчёт результата моего посещения, генерал? Какая же нескромность? Тем более с вашей стороны.

Дежурный генерал понизил голос до конфиденциального шёпота:

— Итак?

— Ол-райт! — коротко кинул посетитель во фраке.

— Aó? — В голосе дежурного генерала сверкнули ноты настоящей радости. — Следовательно?

— Следовательно, вы можете спокойно телеграфировать своему маклеру насчёт Палембанга.

— Ол-райт! — генерал отозвался в свою очередь лаконично и радостно. Крепко пожал сухую руку собеседника, с чувством звякнул шпорами.

Человек во фраке, пощипывая привычным движением седую бородку, кивнул ещё раз генералу, направился к дверям быстрой, молодой походкой.

Начальник Каунпорской политической полиции провёл по угреватому лбу скомканным, взмокшим, как губка, от пота платком, оставил подоконник, который прилежно подпирал в течение получаса, почтительно кашлянул в сторону дежурного генерала.

— Тысячу извинений: вы бесконечно обяжете меня, сэр, если назовёте мне имя лорда, который только что оставил комнату. К большому стыду, должен признаться…

Дежурный генерал перебил сухо и коротко, тоном человека, желающего наметить границу между свитским генералом и чиновником, вызванным для служебного нагоняя:

— Человек, только что оставивший комнату, не лорд.

— Aó?

— Да, не лорд, что не мешает ему пользоваться полным вниманием его светлости.

— Приношу извинения.

— Человек, только что оставивший комнату, — продолжал генерал по-прежнему сухо, — председатель соединённого совета нефтяных трестов материка и Зондского архипелага, мистер Смит. Смит, сэр, если это интересует вас по обязанностям вашей службы. — Дежурный генерал особенно вежливо перегнул корпус по адресу бестактного чиновника, повернулся на каблуках и, взяв со стола совершенно чистый лист писчей бумаги, углубился в его изучение.

Между тем человек, привлёкший внимание каунпорского Пинкертона, принял в вестибюле из рук почтительно изогнувшегося сипая чесучовый балахон, очутившись на широких мраморных ступенях дворца, крикнул номер элегантного «таксо». Коротко приказал шофёру:

— В клуб! — И устало откинулся на мягких подушках.

Мощная машина бесшумно вынеслась с площади к бульварам. Переехали мост в мусульманский квартал и бежали по гребню древней пятисаженной стены. Вернулись опять в европейский город. Спустились к самому берегу Джумны, мимо гат, уже накалённых солнцем.

Пассажир в чесучовом балахоне рассеянно скользил взглядом по витринам магазинов, нагло таращивших стеклянные глаза на кружевные воротники минаретов. Что-то напряжённо соображал, высчитывал. Не обратил внимания на суматоху в переулке, где серая глыба деревенского, не обжившегося в городе слона испуганно шарахнулась при виде автомобиля к стене, похоронив черномазого владельца какого-то ларька под обломками прилавка и клочьями сплюснутой полосатой маркизы.

Вдруг словно спохватился. Вытащил записную книгу с блокнотом, стал пробегать длинные столбцы цифр, отмечал иногда на полях золотым, измятым зубами, карандашиком.

Быстро набросал, растянув блокнот на колене, текст телеграммы. На минуту задумался, постучал карандашиком по крепким, чуть пожелтевшим зубам. Потом, должно быть решившись, росчерком подмахнул под текстом английское: «N. Smith».

Неожиданно погрозил кулаком в пространство, выпустил чисто, без акцента, по-русски:

— Э-эх… Была не была! Где наша не пропадала?..

Шофёр тотчас обернулся, поспешил осведомиться:

— Сэр?

— Ничего, ничего. Ступайте.

Автомобиль тарахтел уже тормозом возле подъезда.

Председатель нефтяного треста махнул перчаткой бронзовому портье, кинувшемуся к клетке лифта, взбежал по лестнице с лёгкостью двадцатилетнего клерка, щёлкнул замком в коридоре третьего этажа. Там квартировали иногородние члены клуба во время своих наездов в Дели.

Не успел ещё уложить в чемодан надоевший фрак, который с ожесточением сорвал с плеч.

В матовое стекло двери сдержанно стукнули, и корректный басок стюарда почтительно крякнул:

— Сэр?

Принесли карточки визитёров. На подносике оксидированного серебра улеглись рядом прозрачные листки модного пергамента крупных акционеров, директоров с грубыми, захватанными кусочками картона рабочих делегатов либо неудачника-изобретателя, ходатайствовавшего об аудиенции и размашистым почерком рисовавшего выгоды «аппарата для тушения нефтяных пожаров».

Председатель рассеянно порылся в разнокалиберных листочках. Задержал на минуту взгляд на одном, с затейливым гербом. С интересом спросил стюарда:

— Капитан Саммерс спрашивал, когда я вернусь?

— Так точно, сэр. Капитан ожидает вашу милость в курительной комнате.

— Значит, он ещё здесь? Что же вы мне не доложили?

Так как председатель прибавил ещё два непонятных слова, что-то вроде «уот оболтс», вышколенный слуга со своей стороны ограничился полувопросительным:

— Сэр?

Председатель приказал нетерпеливо:

— Переодеться!

При помощи выросшего из-под земли черномазого «боя» переменил крахмальное бельё на прозрачную сетку-сорочку из индийской крапивы, сунул ноги в плетёные бабуши.

В лёгкой, как паутина, чесуче направился по коридору туда, где на матовом стекле двери выгравировано: «Smoking-room». Окунулся в благоухающие облака дыма хороших сигар. Здесь, на теневой стороне, среди стен, пронизанных системой охлаждающих труб, под потолком, трепещущим «пунками», было почти прохладно. И, несмотря на ранний час, была масса народу. Сидели на низких оттоманках и пуфах, обтянутых шёлком, в тростниковых креслах-ленивках, в шезлонгах.

Вновь прибывший едва успел переступить порог, а со всех сторон неслись разом вспыхнувшие:

— Моо-нинг! Алло! Нет!

Отовсюду тянулись для пожатия выхоленные руки с ногтями «под китайского мандарина», с лимонно-жёлтыми мягкого золота перстнями, солитеры которых бросали снопы радужного света. Французский коммерческий агент, едва не вывалив соседа из кресла, бросился навстречу, успел перенять председателя. Тотчас, с видом заговорщика, цепко впившись в локоть, потащил к окну. Зашуршал утренним биржевым бюллетенем.

По крайней мере, добрый десяток представителей крупных предприятий немедленно сгруппировался с видом репортёров в корректном отдалении. В руках появились карнэ. И таинственные иероглифы пятнали миниатюрные листочки всякий раз, как уста вдохновителя треста колебали воздух названием цифры.

А вдохновитель, рассеянно пощипывая седую бородку, кидал фразы мягким, сипловатым баритоном полушутливо, полусердясь. Изумлялся, что всем этим, живущим исключительно коммерческой жизнью, людям простейшие, с его точки зрения, вещи кажутся небесным открытием. Пытливо бродил из-под пенсне зоркими глазами, будто нащупывал что-то по углам, затянутым сизою дымкой сигарного дыма.

Суховатый, негромкий, очень вежливый голос окликнул рядом:

— Сэр!

Председатель живо обернулся:

— Саммерс? Рад вас видеть. Особенно рад… Идиот Джемс передал вашу карточку и не заикнулся о том, что вы ожидаете. Вы меня извините.

Стройный мускулистый блондин в форменном хаки и гетрах, с клапанчиками артиллерийского капитана, вежливо улыбнулся серыми холодными глазами, дружески пожал сухую руку биржевого оракула.

— Боюсь, что мне следует просить у вас извинения, сэр. Я гоняюсь за вами, как за мусбийцем-дезертиром. Держу пари, что вы не надеялись встретить мою унылую физиономию в Дели!

— Тем более рад, что встретил. Удивительно кстати! Масса новостей. Ждите меня на веранде, я сию минуту.

Председатель торопливо пожал руки ближайшим соседям, с комическим ужасом отшатнулся от француза-агента, нагнал капитана в коридоре. Взял под руку и кинул, понизивши голос:

— Я только что от его светлости.

Сумрак коридора погасил острую искру, вспыхнувшую на минуту в холодных серых глазах англичанина. Он отозвался односложно, по-видимому без особого интереса:

— Э?

Председатель повторил:

— Только что от его светлости. Дело сделано. Что вы на это скажете?

Англичанин минуту молча оттискивал подошвы на мягкой циновке половика. Потом сказал с некоторым удивлением:

— Что я скажу? Но ведь я не имею представления о том, зачем вы там были.

— Разве до вас не дошла моя телеграмма? Впрочем, что я? Как же она могла дойти, если вы третий день из Бенареса. В таком случае, сэр, для вас дело ещё интереснее. Ну, ладно. Заодно, на веранде.

— Из ваших телеграмм, — начал англичанин, придвигая к бамбуковому столику шезлонг, — из ваших телеграмм, дорогой сэр, я вывел заключение, что вы посетили Дели на прошлом съезде. Не так ли? Насколько мне помнится, вы в тот раз были приняты его светлостью. Стало быть… Впрочем, вы, быть может, имеете в виду ту же аудиенцию?

Председатель нетерпеливо скомкал накрахмаленную салфетку, принял из рук бронзовой живой статуэтки высокий стакан с толченым льдом и нажал рукоятку сифона.

— Ничего подобного, — отозвался он, размешивая соломинкой замутившийся херес. — Ничего подобного. Я сейчас из дворца.

— Концессия, надеюсь, по-прежнему за нами?

— Э! Концессия! Концессия была у меня в кармане, когда я о ней ещё только подумал. Эти голландские Питеры отлично понимают, где пахнет жареным. Просмотрите-ка эту телеграмму.

Капитан с интересом развернул синий, порядком захватанный бланк, вскинул глаза на дату, изумлённо покривил губы.

— Да-да, — подтвердил председатель, — вчера, сэр, вчера. А сегодня уже всё улажено. Что вы скажете?

Англичанин ещё раз внимательно пробежал текст, аккуратно сложил депешу и протянул через стол владельцу.

— Вы говорите, вам уже удалось выйти из этого положения?

— Ол-райт.

— Каким образом?

— Вы не догадываетесь?

— Даже представить себе не могу. Такой короткий срок.

— Короток для вас. Вы, молодёжь, жить не торопитесь, а нам, старикам, и то слава Богу. Час-то шестьдесят минут, а каждая минута — шестьдесят секунд. — Председатель покачал в воздухе губами соломинку, поглядел вниз, на бульвар, где вспыхнули звуки военного оркестра, продолжал медленно: — Когда забастовка охватывает такой огромный район, как арендованные нами участки, одна надежда на какое-нибудь острое выступление, с политической подкладкой, угрожающей общественному, скажем, спокойствию. В таком случае можно обратиться к содействию правительства, вызвать войска, словом, ликвидировать дело в два слова. Но эти артисты — вы видели телеграмму — стоят исключительно на почве экономических требований. И, что самое главное, за спинами этих наивных пролетариев, вне всякого сомнения, стоят те же капиталисты. Да, да! Местные, разумеется, колониальные. Им вовсе не улыбается выпустить такой лакомый кусок. Словом, можно держать пари, что голландское правительство пальцем не шевельнёт в нашу пользу. Знаете, что я предпринял?

— Даже не догадываюсь.

Председатель оторвал листочек блокнота, на котором по дороге с приёма набросал телеграмму, протянул собеседнику.

— Смело! — выпустил тот через зубы, высоко поднимая рыжеватые брови.

— Прибавьте: «и коротко», — поправил председатель. — «Сутки на ультиматум. Немедленный расчёт».

— Вы надеетесь, что рабочие уступят?

— Ни в каком случае. Твёрдо убеждён, что нам придётся выплатить кругленькую цифру и остаться с одними агентами на месте.

Уравновешенный англичанин почти сердито развёл руками, сказал не скрывая раздражения:

— В таком случае категорически отказываюсь что-нибудь понимать.

Председатель лукаво съёжил мешочки под глазами.

— Мой дорогой сэр, вы совершенно напрасно волнуетесь. Если бы вы были только моим пайщиком, если бы я не уважал в вас задатков настоящего коммерсанта, я бы или попросту не сказал ни слова, или не стал бы томить вас. Я ждал, что вы догадаетесь сами.

Председатель снова порылся в бумажнике, вытащил длинную узкую полоску бумаги.

— Вырезка из вечерней газеты. Можете пробежать там, где отчёркнуто синим карандашом. Ну-с, кажется, вы начинаете немножко понимать?

Председатель спрятал вырезку, заменил соломинку во рту сигарой, развалившись в ленивке, заговорил серьёзно и живо:

— Дело проще выеденного ореха. В округе Виндия четыре лесничества охвачены голодом. Мы-то с вами имеем представление, что такое голод в джунглях. Правительство озабочено продовольственной помощью. Не хватает рук. А о том, чтобы организовать общественные работы теперь, когда на носу дожди, нечего и думать. По моему расчёту, в лесничествах голодает не больше полутораста тысяч человек, я имею в виду мужчин. Почему бы нам не освободить правительство от половины этих прожорливых ртов?

— Но… Но ведь это потребует колоссальных затрат!

— А разве мы не обладаем колоссальными средствами? Дорогой мой, война и коммерция — синонимы. Вам, как офицеру, не хуже меня известно, что на такой вызов неприятеля единственный ответ — мобилизация всей армии.

Англичанин долго обдумывал.

— А не боитесь вы… — начал он недоверчиво. — Не боитесь вы, что архипелаг встретит нашу армию не так гостеприимно, как вы надеетесь?

Председатель презрительно свистнул.

— Вот уж этого я боюсь меньше всего. Флаг его величества гарантирует не хуже броненосной эскадры. Мы сразу становимся на почву международных отношений. Престиж Англии!

— Да, мы будем принуждены нажать все кнопки, — продолжал он после минуты молчания. — Принуждены будем выкинуть массу наличных, даже потерять, в худшем случае, миллион-два. Но в случае успеха, вы понимаете, каким дивидендом это пахнет? В особенности если теперь тихим манером скупить побольше бумажек. О забастовке узнают не нынче завтра, идиоты бросятся сломя голову сбывать с рук.

— Я с вами, — коротко кинул англичанин, подумав.

— В вас я был уверен. Тем более риск ваш доведён до минимума. В моём распоряжении вся наличность талукдира Абхадар-Синга. Старик без памяти от тех миллионов, что нажил благодаря мне на разведках в Непале. Сейчас у меня carte blanche на семь миллионов. Я ему и телеграфировать не стану.

Англичанин быстро опустил веки, вздрогнул чуть заметно щекой, спросил медленно, будто припоминая:

— Абхадар-Синг? Скажите… это тот самый, что женился в Европе?

— Говорят, — весело отмахнулся председатель, — это, дорогой мой, совсем другая область. Что ж, что женился? Старик деньгам цену знает. Эти туземные помещики с ног до головы женщин бриллиантами осыпят, благо отцы-деды награбили, а насчёт капитала слабо. Крепкий старик, отъелся рисом на своих болотах.

— Так что со стороны внезапного требования наличности вы гарантированы?

— Безусловно! Для старика моё слово — закон. Наконец, если бы, паче чаяния, и преставился бы старикашка, наследникам нет никакого смысла прижимать меня. В их же интересах поддержать предприятие.

— Не лучше ли было бы всё-таки обеспечить себя и с этой стороны?

— Саммерс! Я не узнаю вас. Да ведь если я сообщу Абхадар-Сингу хоть одну фразу, завтра её будут повторять в Бенаресе, в Калькутте, чёрт знает где.

Офицер рассмеялся.

— Вы непобедимы! Не мне, с моими способностями, предупреждать вас. Позвольте ещё раз выразить моё уважение и преклонение пред вашим талантом.

Предприниматели обменялись горячим рукопожатием. Председатель стукнул в тарелку там-тама, приказал принести чистые бланки.

— Уф! Слава Богу! — кинул он, зашифровывая депешу. — Гора с плеч. С пятичасовым мчусь в Аллагабад. Э, чёрт! Не забыть бы телеграфировать, чтобы оставили прямое сообщение на юг. Вы когда намерены покинуть столицу?

Англичанин пожевал бритыми сухими губами.

— Сегодня я приглашён к сестре, у неё лекция по теософии. Скука отчаянная, но делать нечего. Необходимо кое с кем повидаться. Я думаю, завтра обратно: ведь я в командировке.

— Стало быть, вы попадёте в Бенарес раньше меня? Вот что, дорогой, вы не откажетесь передать моей дикарке.

На бритое лицо офицера словно кто-то надел мёртвую маску. Жёстко опустились углы тонких губ, веки прикрыли холодные глаза, мускул нервно забился на щеке. С усилием сказал совершенно другим голосом:

— Дорогой сэр, вы знаете, как я уважаю вашу дочь. Вы знаете, что мои чувства не ограничиваются одним уважением… Словом, вы поймёте, как тяжело для меня ваше поручение.

— Саммерс, Саммерс! — председатель укоризненно покачал головой, позвенел льдом в стакане. — И вам не стыдно? Мужчина, недюжинный коммерческий талант… И вы принимаете к сердцу каприз девчонки, только что соскочившей со школьной скамьи.

— Виноват, сэр, дело идёт не о капризе.

— О чём же? Вы убеждены, что Дина увлечена этим мальчуганом серьёзно? Эх вы! Неужели же вы не можете понять? Девочка едет в Индию; в первый раз в жизни в океане. Крушение. Мальчуган делает красивый жест, остаётся на тонущем судне телеграфистом. Вы ведь слыхали эту историю? Потом встреча здесь, в Индии. Мальчуган — авиатор. В довершение всего оказывается политическим эмигрантом. Надо, дорогой сэр, родиться в России, чтобы понять всё обаяние этого слова. Разве здесь может быть речь о серьёзном чувстве?

Ревнивый огонёк вспыхнул в серых глазах англичанина.

— Они переписываются, — возразил он глухо.

— Эка важность! А вы подумали о том, что они ровесники? Двадцатипятилетний молокосос — муж Дины? Да она на голову выше его и в смысле ума и такта… Ну, ладно, ладно. Оставим. Я не подозревал, что вы это так остро переживаете. Не хотите — не надо. Стало быть, до моего возвращения?

Англичанин проводил худощавую нервную фигуру председателя тем же неподвижным маской-лицом, теми же тусклыми глазами. Молча застыл в шезлонге, забыв про питьё и газеты, которыми обложил его заботливый бой. Не вздрогнул, когда за стеною, над ухом, отрывисто тявкнул звонок и загудели тросы лифта.

И когда на веранду гурьбой повалили из клуба знакомые агенты соединённых компаний, Саммерс не ответил на их поклоны даже кивком.

Злобно нахмурив рыжеватые брови, кусал соломинку. Внезапно выпрямил туловище, стукнул в тамтам, долго молча сверлил взглядом изумлённое лицо боя.

— Сахиб?

— Телефонную книжку!

С сердцем перешвыривал листочки, что-то нашёл, что-то быстро отметил в карнэ. Пошёл с веранды, тяжело громыхая шпорами, снова прошёл мимо притихших агентов, не замечая поклонов.