Рус Лакмен
По ту сторону зеркала

Часть первая. Исповедь
Глава 1. Лихие слухи

— Черт возьми, где этот лентяй Плаше?! — с дурным настроением крикнул в потолок только что проснувшийся старик. Это был Белиэнар — всеми уважаемый городской лекарь. Солнце уже встало, и ему было обидно, что не разбудили вовремя, поскольку жизненные принципы, очень важные для него, не позволяли ему по утрам залеживаться в теплой постели. Несмотря на то, что это ему даже нравиться. Но он все-таки видная персона в городе и поэтому уважающийся себя человек, по его мнению, не должен баловаться излишними снами. Излишние сны — это порок, требующий искоренения на корню.

Как и любой другой старик, он, недовольно кряхтя, откинул с себя одеяло и, немного посидев на постели, проклиная всех слуг на свете, встал. После чего, он, скрипя своими костяшками, направился к окну, чтобы открыть ставни. И яркий солнечный свет, хлынувший в лицо старика, заставил его невольно зажмуриться. Во дворе стояла отменная погода и, улыбнувшись этому, лекарь Белиэнар позабыл всю свою злость и начал неспешно одеваться. Закончив с утренним туалетом, он вышел из своей комнаты и по служебной деревянной винтовой лестнице направился вниз на кухню. По пути он с предвкушением задавался вопросом: "Чем же сегодня меня накормят?"

Плаше, конечно же, не спал, а давно уже проснулся и готовил завтрак. Старик, пытаясь сделать как можно хмурое лицо (чтобы напугать своего слугу), вошел. Плаше, увидев краем глаза, столь неумелое притворство, в свою очередь сделал вид, что не замечает его, и как не в чем небывало продолжал хлопотать над плитой. И только тогда, когда старик сел за стол и деликатно кашлянул, он обернулся и с преширокой улыбкой, какую только можно было сделать, приветствовал своего хозяина. На что тот сердитым тоном ответил:

— Почему не разбудил, негодяй?

— Но господин лекарь, сегодня же выходной! Я хотел, чтобы вы как следует отдохнули хотя бы один день, а то встаете ни свет, ни заря и ходите потом весь день раздражительный. Слова не скажешь.

— Ладно-ладно, забудь! Что ты там готовишь? Долго еще ждать? — Старику не терпелось. Его глаза так и горели любопытством, не сумевшие скрыть предвкушение, и уставились на кастрюлю, из которого исходил вкусный запах. Плаше с важным видом поднял крышку и торжественно произнес:

— Фазан с грибами, "Ваше превосходительство"!

Старик на мгновенье было, засиял, как маленький мальчишка, но тут же постарался сделать невозмутимое лицо. Однако это не ускользнуло от прозорливого повара и сильно его развеселило. Плаше знал, что тому очень даже нравится это блюдо и, что такое поведение старика объяснялось лишь тем, что тот был просто горд и упрям. Поэтому Плаше, очень довольный собой, смело наложил содержимое кастрюли в фарфоровую тарелку и поставил ее перед стариком. Уточним, выше сказанное блюдо было не единственной едой, стоявшее на столе. Кроме фазана с грибами, там были разного рода салаты, фрукты, конечно же, хлеб и вино, от которого старик ни когда не отказывался.

Итак, наложив то же самое, что и хозяину, Плаше сел напротив старика и принялся за еду. Они всегда ели вместе, несмотря на то, что один из них был хозяин, а другой приходится ему слугой. "А что в этом такого?!" — говорили они (старик говорил, а Плаше кивал, про себя радуясь и гордясь), хотя вряд ли можно было увидеть подобное в других, более-менее знатных домах Никки. Так уж повелось! Нет, автор не хочет сказать, что господа Далая относились плохо к своим слугам! Нет, это не так! Просто, были такие правила или, как это называется — этикет. А вот с этикетскими законами лекарь Белиэнар был не в ладах. Он не любил их из-за бессмысленности и притворности. Поэтому он уже давно заставил Плаше всегда вот так есть вместе с ним за одним столом. Надо сказать, что тот вначале яростно сопротивлялся. "Как так! Неудобно господин. Я не могу!" — упирался Плаше, отчаянно. Но, в конце концов, видя, что положение безвыходно, согласился. Это было давно, и ни кто из них точно не помнил, когда это случилось, случилось ли вообще. Особенно преуспел старик. Плаше был очень благодарен своему хозяину и благодарил судьбу за такой подарок. Он гордился и уважал. Готов был сделать ради него все на свете, даже умереть за него. И он был привязан к нему и представить себе не мог что с ним станется, если вдруг он останется один! Такие мысли если даже и приходили к нему в голову, он их просто встряхивал. Он не хотел об этом думать, и по простоте своей души предполагал, что иначе и быть не может. И вот, с прекрасными мыслями в голове, уверенный в хорошее и светлое будущее он ел и пил вместе со своим старичком, с украдкой поглядывая, как тот с большим здоровым аппетитом отправляет в рот с превосходными белыми зубами ножки птицы и отпивает все это хорошим вином. Он, в самом деле, был доволен! Он был счастлив.

Жили они хорошо. Лекарь Белиэнар был любимейшим и самым популярным врачом в городе, и поэтому все его жители со своими недомоганиями обращались к нему. Приходили все: старики и молодые, красивые и не очень, богатые и бедные… Денег брал только у тех, кто действительно был в состоянии заплатить, а кто не мог — обслуживал за так. А тот же самый Плаше был у него помощником. Он так же хорошо знал лекарское дело, хотя и не совсем разбирался в его сущности — так сказывалась многолетняя практика рядом с великим ученым. Но он и не утруждал себя вниканием в науку, так как думал, что это не в его силах и всегда, отмахиваясь, поговаривал: "Пусть этим занимаются мудрецы вроде господина Белиэнара!" Однако Плаше все равно пользовался мнением у горожан, как о хорошем человеке, знающий неплохо о том, как лечить те или иные болезни. Поэтому иной раз, когда лекарь Белиэнар был занят, например, лечением какого-нибудь захворавшего человека и которого нельзя покидать в данную минуту и при этом надо бежать к другому, которому тоже не помешала бы помощь лекаря с его лекарствами, мог выехать Плаше со всей необходимой тарой. У него, кстати, был свой собственный медицинский портфель — предмет его гордого приклонения. И ни кто не обижался, что на помощь пришел не сам лекарь, а его слуга, потому что знали, что тот так же поможет, с таким же умением, как его хозяин.

А теперь вернемся к тому, что два товарища (именно так оно и есть — слуга и его хозяин были самыми настоящими товарищами, почти родственниками) ели за столом, почти молча, ибо старик не очень любил разговоры во время еды, потому что все его внимание должно было приковаться к этой самой еде.

Я думаю, мой дорогой читатель, что тебе было бы не плохо узнать немного о том, как они выглядят — эти два человека, дабы лучше работало воображение, хотя, ты уже наверняка создал для себя некий их образ. Но все же… Итак, начнем с господина лекаря. На вид ему шестьдесят-семьдесят лет, худощав и довольно высок, держится прямо без малейшей сутулости, что вызывает у всех восхищение и зависть. Например, у стариков — его ровесников. Лицо хоть изрезано морщинами, очень приятное, имеющее четкие и правильные черты. Не по возрасту отлично видящие глаза посажены глубоко со строгим и проникающим взглядом. Посередине них вздымается узкий орлиный нос. Лоб высокий, тоже с морщинами, что свидетельствует об остром уме и мудрости. Он всегда носил длинные и ровно причесанные на прямой пробор волосы, давно уже ставшие иссиня-белые как снег. Плаше, сколько себя помнил, они всегда были такие. Длинные волосы считались признаком благородства, может, поэтому он никогда не стриг их короче своих плеч.

У старика были свои причуды и странности. К примеру, он всегда строил из себя больного немощного и дряхлеющего не по дням старичка, который одной нагой был в могиле. Но не везде, ни у всех на виду, а дома. То есть только при своем слуге. Потому что очень любил заботливое внимание к своей персоне. В обществе он совершенно переменялся — становился прямым, подтянутым и гордо вскидывал голову, как важная птица, после снесенного яйца. Из ворчуна он превращался в вежливого щеголя, и заговаривал ровным мелодичным голосом.

У него, опять же на удивление, были сильные руки и ноги, которым позавидовал бы любой двадцатилетний юнец. И болел он… нет, кажется, он никогда не болел.

Одевался он просто и почти всегда в черное, но со вкусом.

А теперь перенесемся к Плаше. Человеком он был довольно упитанным и не высоким, с симпатичными пухлыми щеками и ртом, короткой черной шевелюрой и всегда добродушными глазами — безобиднейший человек по натуре. Отчего немало натерпелся в прошлом. Вот, наверно, и все.

Вернемся к обстановке, на которой остались наши герои.

— Плаше, надо отдать тебе должное, этот завтрак — лучший завтрак в моей жизни! — сказал довольный лекарь, похлопывая себя по животу, что изрядно увеличился за последнее несколько минут.

— Спасибо господин! Но вы как всегда преувеличиваете! — багровея, ответил тот. Надо еще добавить к сказанному, Плаше был довольно-таки стеснительным человеком.

— Нет-нет, я говорю правду, мой скромный повар! Ты хорошо постарался! Да что я говорю? Ты всегда отменно готовишь! Я уже представляю ту вкуснятину, которую я съем на ужин!.. — подмигнув, потянулся старик. Плаше окончательно растроганный высшей похвалой, решил, что, во что бы то ни стало, обязательно порадует своего хозяина своим роскошным ужином, чтобы оправдать столь высокое мнение о себе.

— Ладно, пора приниматься за дела, — и с этими словами Белиэнар встал и, подпевая что-то себе под нос, вышел. А Плаше остался, и начал убираться на кухне, подпевая ту же песенку, что и хозяин.

— Погожий денек! — произнес он весело, после того как закрылась дверь за хозяином.

Старик, по обыкновению, закрылся в своей "священной лаборатории" — так называл Плаше рабочий кабинет старика, потому что Белиэнар, по своей чудаческой прихоти, не подпускал его в эту, всегда попахивающую, отнюдь не приятными фимиамами, комнату. А Плаше, после того как завершил дела на кухне, взял необходимые вещи, вышел на улицу и направился на городской рынок, чтобы прикупить кое-какие продукты, да и узнать новости. Как это и понятно, городской рынок являлся не только местом, где покупалось и продавалось все, что угодно, но и неким местом, где можно было услышать всякие слухи, начиная от мелких бабских сплетней до серьезных политических новостей.

Проталкиваясь сквозь снующую толпу на рынке, Плаше, как это всегда делал, подошел к своему давнишнему знакомому — торговцу посуды, Большому Тому — прозванному, так за свое огромное тучное телосложение. Плаше нравился этот человек. Тот хоть и был немного скуповат и внешне грубоват (на что, возможно, повлияло область его занятий), оставался человеком, который никогда не отказывался протянуть другу руку помощи, если на того свалится какая-нибудь беда. Да к тому же он отличался своим до чрезвычайности развязным языком и хорошей осведомленностью, что необычно ценилось хитроватым Плаше.

Толстяк, увидев подошедшего «лекаря», на весь рынок поприветствовал его, громким басом, отчего многие обернулись и, конечно же, Плаше узнали:

— Ба! Кого я вижу! Не уж-то это старый лекарь?! Здравствуй, здравствуй! Проходи, проходи, — радовался тот, приглашая пройти Плаше за прилавок, и сильно тряся его за обе руки. — Ты не представляешь, как же я рад тебя видеть! Знаешь, ты уже сто лет как у меня не был! Ведь этим заставлял твоего бедного друга проводить обеденные времена в несчастнейшем одиночестве! Не хорошо! Очень не хорошо! Поэтому мы с тобой сейчас славно пообедаем! И не каких "но"! — сказал он твердо, заметив, попытку Плаше что-то сказать и решительно протолкнул его вовнутрь лавки. — Эбри!.. Где ты там?.. Накрывай на стол! У нас господин Плаше, — крикнул он своей жене — маленькой кругленькой женщине, которая тут же выскочила из-за двери и, сделав глубокий поклон, снова исчезла выполнять поручение. — А ты Фол, иди за прилавок и займись делом! — сурово повелел он шестилетнему сыну, пришедшему посмотреть на гостя. — Ну, садись друг! — сказал он, указывая на большой деревянный стол, напрочь сняв с лица властное обличие. Плаше ничего не оставалось сделать, как покорно повиноваться, не смотря на то, что был абсолютно сыт. К тому же он и в правду давненько не появлялся у своего знакомого и отказ с его стороны был просто не возможен, ибо в ином случае мог действительно сильно его обидеть.

— Вижу, хорошо у тебя идут дела, Большой Том! — наконец промолвил Плаше, улыбаясь и наблюдая за тем, как благоверная торговца суетливо накрывает стол.

— Э-э! Не скажи друг! Это не правда! — снова начал тот не весело, хоть откупоривающие бутылку с вином руки и дрожали, однако вряд ли из-за этого. — Дела у меня идут хуже некуда! Продается нынче уж очень скверно! Вот, сегодня продал всего лишь несколько, жалких, никому не нужных кастрюль и все! Представляешь! А ведь было время когда я не успевал выполнять заказы!.. Не знаю, что творится в этом государстве, одному всевышнему известно! Друг мой, плохие времена настают! Чует мое сердце, уж поверь мне! Я даже подумываю закрыть свою лавчонку. В лучшем случае займусь чем-нибудь другим, например, продажей доспехов. Уж они-то никогда не приведут меня к разорению…

— Постой торговец, — остановил его Плаше. — Что-то я тебя не пойму! Говори по порядку, что случилось? С женой поругался что ли?

— Какая жена?! Ха, жена! Да я с женой всегда жил душа в душу, ты же сам знаешь! Ну, конечно мы с ней бранимся иногда, но это еще ничего не значит… Дело в государстве, говорю я тебе… После смерти государя нашего, да упокой его душу всевышний, и прихода этого негодяя, как его, Ферус кажется, мне даже тошно произносить это имя, все пошло кубарём и не известно куда все это еще приведет!..

— Да тут я вижу, старый ты ворчун, политиком заделался, все о стране печешься! — засмеялся тот. — Мой тебе совет, лучше выкинь это дело из головы и торгуй своими кастрюльками дальше. Насколько я помню, еще никто не отменял еду, а ее, как мне известно, требуется приготавливать именно в твоих посудинках.

— Если честно, мне не до шуток, — вновь посерьезнел толстяк. Однако совсем не тревожащаяся рука его, беззаботно наполнила бокалы. — Ты слышал про этих бегляков-то?[1] Появление этих людей в наших краях не спроста…

— Постой-постой, какие еще бегляки?..

— Ну, те, что приходят с севера… Ты что, не слыхал?

— Нет! А что это за люди?

— Э, да ты я вижу, отстал от жизни! Вся Никка уже об этом знает, а ты!.. Это и не удивительно, ведь столько тебя не было!.. — засмеялся на сей раз торговец, сотрясая комнату своим басом. — Я говорю о тех оборванцах, которые приходят к нам издалека, по-моему, даже из самой чертовой Кифии, будь они не ладны. По словам моего двоюродного брата, что работает на кухне королевского двора, ты его знаешь, вот он говорит что, Ферус поймал этих людей и при допросе узнал, что те бегут из-за случившейся с ними большой беды. Не знаю, что именно, но что-то серьезное. Думается мне, что война у них там. Война нешуточная! Вот и бегут бедняги от нее. Не дай господи, чтобы она и до нас докатилась!..

— Это действительно новость, но ты, кажется, немного сгущаешь краски, ведь в этой Кифии, мира-то никогда не было! От тех скудных известий, которые оттуда иногда до нас доносятся, ничего хорошего слыхать-то не приходилось. Если и бегут они к нам, то только оттого, что, опять объявился у них там какой-нибудь негодяй с шайкой головорезов и носится по всей ихней стране и заставляет неспокойные головы тамошнего народа подчиниться себе; и всего-то делов. А к нам они никогда не сунутся, потому что смелости не хватит, да и силенок тоже. Там никогда не соберется войско способное на нас напасть и тем более победить. Они-то между собой не могут разобраться…

— Ты конечно прав, — согласился торговец начинающий сомневаться в своих доводах, — но брат, когда мне все это рассказывал, далеко не казался спокойным и даже наоборот, выглядел обеспокоенным и все время твердил, что может нагрянуть война. А он просто так слова на ветер не бросает. Сам знаешь!

— Да, я знаю, что он на слова разборчив, но ведь ты же сам говорил, что это всего лишь слухи, а слухам, как известно, нужно относиться с сомнением, так что, мне думается, не следует особо переживать из-за такой ерунды. Ведь ничего еще не произошло, а ты уже лавочку свою хочешь свернуть!

— Ты, кажется, прав друг! — окончательно поменялся Том во мнении. — Давай-ка лучше, сменим тему!.. Ах, черт меня достань!.. — вдруг вскрикнул тот, подпрыгнув.

— Что еще случилось? — спросил Плаше, встревожившись.

— Как не вежливо с моей стороны! Дырявая моя башка! Я же не осведомился на счет господина Белиэнара! Как он поживает-то?! Небось, такой же, как и тысячу лет назад, — засмеялся тот громко, начиная пьянеть. — Не стареет ведь, а! Такой же проворный?! Прыткий?! Вот бы здоровья такого мне!

— Фу, вот ты о чем! Слава богу, все нормально, не переживай! Такой же, как и всегда, вечно занят в своей лаборатории, и что-то творит себе там! Кстати, привет тебе от него большой!

— Спасибо, спасибо ему! Передай ему огромный привет от меня и моей жены и пусть как-нибудь заглянет! И его я век не видывал, даже подумываю, не захворать ли мне с умыслом, чтобы повидаться с ним! — сказал он очередной раз, сотрясая комнату смехом.

А между тем, еда на столе закончилось (по большей части благодаря старанию самого толстяка). И Плаше с облегчением решил, что пора уходить, ведь иначе беседа грозила протянуться надолго.

— Ну, ладно старина, засиделся я уже! Пойду я!

— Что, уже уходишь?! Что так быстро! Только ведь пришел!

— Нет, дорогой друг, пора идти мне. Дела ждут! Да и тебя, по-моему, тоже!.. — и Плаше тут же встал, давая понять, что возражения не приемлемы.

— Ну, хорошо! Только обещай, что не исчезнешь так больше, а то знаешь, я обидеться могу!

— Обещаю! — и оба дружно расхохотались.

Плаше, наконец, вышел. И к своему удивлению, расхаживая среди рыночной толпы, услышал несколько фраз о бегляках и решил, что слух распространяется, и невольно почувствовал какое-то беспокойство, но тут же постарался не придавать этому значение, последовав своему же совету.

Молодой принц отдыхал в отцовском кабинете на кресле, где точно в такой же позе — скинув голову назад и положив руки на вырезные в виде готовых к прыжку львов подлокотники — когда-то восседал его отец, и задумчиво смотрел на камин, наблюдая за тем, как медленно, одна за другой, разваливаются аккуратно сложенные Астином поленья. Он был один и с болезненным удовольствием придавался в такие минуты в несбыточные грезы. Такие минуты, стали для него далеко не редкостью, после того, как три года назад трагически погиб его отец и оставил его без единого близкого и родного человека. Да, отец был для него тем единственным человеком, которого действительно любишь и уважаешь, стараешься на него походить, во всем подражая его поступкам. Он был для него всем: любящим отцом, другом, на которого можно положиться, даже заменил ему мать, которую он не знал, потому что та умерла при его рождении, и, конечно, истинным королем — властным повелителем и в то же время справедливым государем. По крайней мере, сейчас, ему казалось именно так. А что ему еще оставалось делать?! Он еще не король и поэтому не может распоряжаться своей жизнью, ибо жизнь его не принадлежит ему, а страной — думать даже не стоит. Оставалось одно — ждать! А ждать ему придется долго — еще целых три года, а это для него было вечностью. Уж он-то знает, каково это! А пока, всем заправлялся этот мерзавец Ферус, даже его жизнью, черт возьми. Как он его ненавидел! Ведь Ферус в течение трех лет мог один лишь бог знает что учудит! И почему отец только поручил ему все королевство, ведь он никогда его не почитал? Это оставалось для него невыносимой загадкой.

Он видел что творится в государстве. Эти законы, аресты друзей и соратников отца, слухи эти — никак не давали ему покоя. После смерти отца все переменилось: жизнь стала другой, а в особенности его… А он?.. Он ничего не мог поделать с этим! Что дальше произойдет — он не знал…

— Извините, Ваше превосходительство! — вдруг прозвучал осторожный голос, заставивший принца прерваться от невеселых мыслей.

— А, это ты Астин! Что тебе надо? — перед ним стоял его престарелый слуга, человек, знакомый ему всю свою жизнь и которого любил.

— Вы задумались?

— Да. Немного… — сказал принц, вздохнув. Астину он не стеснялся показывать свои душевные муки.

— Я не хотел Вас беспокоить, но господин Ферус хочет Вас видеть. Он просит Вас к себе.

— Я бы сказал, вызывает!.. — сказал Росоэн презрительно. — И вообще, не говори при мне, что он господин! Никакой он не господин! Даже тебе, понимаешь!..

— Да, Ваше величество! — ответил слуга улыбаясь.

— Чего он хочет? Какая разница, не пойду я!

— Не знаю, Ваше величество. Не думаю, что что-то важное. Но вы сходите к нему. Не злите его!

— Фу! Перестань произносить это слово! И вообще, ты его боишься?

— Я боюсь за Вас, Ваше величество!

— Я же сказал, не говори так! — вскричал было принц, но лишь выдохнул.

— Извините, что!

— Как что?! Это дурацкое "ваше величество"! Здесь же никого нет, можно не этикетничать! И вообще никакой я не господин! Сам же знаешь!

— Не надо Ваше… Хорошо! Не буду! — ответил тот, улыбнувшись. — Но вы — господин! Господин с большой буквой, не только мне, но и всему свету!

— Ха, скажешь тоже! — принц встал и, взяв отцовский кулон (знак власти) со столика и повесив его на шею, сказал: — Хорошо, я пойду!

Принц вышел и неохотно направился ту часть дворца, где проживал ненавистный ему человек.

— Бедный мой король, — прошептал старик грустно, — Истинный сын своего отца!.. Как же отгородить тебя от опасностей?

Нарочно не постучавшись и накинув королевское обличие, молодой человек решительно вошел в кабинет регента и застал того сидящего за рабочим столом, наваленного кучей бюрократических документов. Ферус его не заметил. Или же сделал вид, что не заметил. Но, несмотря на это, Росоэн непринужденно сел в стоящее около окна кресло и стал ждать, пока тот заговорит первым. Тот что-то писал и продолжал не замечать вошедшего. А принц внимательно смотрел ему в лицо, пытаясь угадать причину вызова, но каменное лицо регента ничего не говорило. Наконец, Ферус заговорил.

— Ах, Вы пришли? Я не заметил, — сказал он, холодно. — Я вот по какому делу, продолжил он, с деланной обеспокоенностью, качая головой. — Вам может быть известно, что страна перетерпливает не лучшие времена и что на содержание всего государства у нас не хватает денежных средств?..

— Имею представление, — ответил молодой человек, пытаясь придать словам двойное значение.

— …и, что на ваше содержание уходит слишком много денег? — (Принц не ответил). — Я говорю о том, что вы живете слишком помпезно, когда все бедствуют?.. — продолжал наместник. — Боюсь, я вынужден несколько ограничить поступление денег на ваш бездонный счет, ибо, если так будет продолжаться, мы скоро из-за вас обанкротимся. Видимо, придется сокращать ненужную охрану и прислугу…

Принц безразлично пожал плечами. После чего Ферус вновь занялся своей работой. Это значило, что разговор окончен. Росоэн хотел было уйти, но внезапно остановился.

— У меня тоже есть к вам дело! — сказал он твердо, дивясь своей смелости.

— Что?! — процедил тот, не сумев скрыть свой гнев. Видимо не ожидал, что разговор продолжится и примет такой необычный оборот.

— Я сказал, что у меня тоже есть разговор! — повторил принц ровно.

— Разговор?! Какой еще разговор? У меня нет времени! Говори быстро, что тебе нужно?

— Я хочу видеть тех людей, которых ты допрашивал и заточил в тюрьму.

— Каких еще людей? О чем вы говорите. Много преступников, которых я лично допрашивал и отправлял в тюрьму…

— Я говорю не о преступниках, а тех несчастных, что пришли к нам с севера. У них там началась война. Я могу их видеть?

— Война?! Чушь какая-то. О чем вы говорите?

— Я говорю о Кифии… Вам что, не известно?!

— Нет, а что Кифия опять воюет?!.. — начал Ферус притворно, с тревогой допуская, что тому известно на много больше, чем он думал. И потому начал: — А что у них случилось конкретно? Кажется, вы осведомлены намного лучше, чем я. Может, прольете свет, расскажете все по порядку, ибо я не располагаю такими новостями.

" Ну, конечно!.." — подумал король презрительно, но вслух произнес:

— Я уже все рассказал! Более мне ничего не известно! Могу я их видеть?!

— Нет! Потому что никаких узников из Кифии я не держу! — отрезал тот, снова принимаясь за перо. — А если, до вас дошли какие-то слухи о войне, то в этом ничего удивительного, по-моему, нет. Просто еще не было такого в истории, чтобы оттуда не приходили подобные вести. Я даже перестал на них реагировать. Идите!

— Хорошо! — сказал принц и быстро удалился, позабыв закрыть за собой дверь.

— Дьявол! Этот безбородый сукин сын осмелился со мной заговорить! Он что, забыл кто я такой!.. — гневно швыряясь предметами, ходил по кабинету Ферус, после ухода Росоэна. — Он еще увидит! Скоро увидит!.. — твердил он про себя. — Дьякон! — крикнул он имя человека, который тут же появился из-за потайной двери, словно призрак. — Где ты?

— Я всегда при Вас мой господин! — прошипел тот, точно змея. — Приказывайте!

— Вот это письмо нужно доставить кое-куда, — сказал он, отдавая конверт далеко протянув руку, как бы боясь к тому прикоснуться. — А вот адрес! Выполняй!

— Считайте, что уже исполнено! Мой повелитель! — со словами исчез он, так же бесшумно, как и появился.

Между тем Росоэн, злясь не менее, чем Ферус, ходил по кабинету и усиленно размышлял. Ему хотелось, во что бы то ни стало увидеть этих бегляков. Удостовериться, что прошедшая молва оказалась неправдой, или же узнать, что… Нет, прочь дурным мыслям! Это невозможно! "Как же это сделать? — ломал он голову. — Как попасть туда, в Туманный замок?! Кого попросить, чтобы туда пропустили?! Было бы хоть кому доверять! Ну, нет же!.. Все исчезли — кто спрятался, кто ушел из страны. Тем, кому этого не удалось, оказались в темницах, а то вообще — умерли. Точнее, в этом им помогли! Черт, один я остался!.."

— Я, кажется, могу Вам помочь! — вдруг мягко сказал знакомый голос. Принц обернулся и снова увидел того единственного человека, который мог спокойно заходить к нему в любое время и без предварительного разрешения. Конечно же, это был Астин.

— Извините, ваше величество! Я, кажется, Вас побеспокоил?! — начал тот как всегда оправдываться. — Но я невольно услышал… Вы говорили в слух… И мне показалось, что Вам нужна помощь!..

— Я что, говорил в слух?! — сказал принц, улыбаясь тяжело и игнорировав извинения. "Вот черт! Кажется, я схожу с ума!" — невесело подумал он. — Как же ты мне поможешь, старик ты мой? — молвил он, осторожно положив руку старику на плечо.

— Я знаю, как туда попасть… Вам помогут!.. Мы не одни!..

— Ты что, серьезно! Кто нам поможет?! Что значит, что мы не одни?! Скажи мне! — вопросил он, дергая того за плечо.

— Сегодня ночью мы незаметно выберемся из дворца и поедем, точнее поплывем, в Туманный замок. А там у нас есть человек, на которого можно положиться и он проведет нас к этим людям. И вы поговорите с ними. Как Вам это?! — сказал слуга, и с облегчением заметил, что у молодого человека оживились глаза.

— Отлично! Но ты не ответил мне, что значит "мы не одни"?

— Боюсь, ничего особенного! Но, Ваше величество, можете не сомневаться, сподвижники Вашего отца остались; и они, хоть и не могущественны как Ферус, но готовы помочь! И делают это! Более я ничего не скажу! Ибо не настало время!

— Ибо не настало время. Ничего не понимаю! Твои слова — озадачили меня!.. Скажи мне, против этого негодяя строится какой-то заговор?..

— Что Вы?! Тихо! Нас могут подслушать! У Феруса везде доносчики и даже стены служат ему. Пожалуйста, будьте крайне осторожны! Он действительно опасный человек, и прошу Вас, впредь так не говорить!

Плаше брел домой, держа в руках до отказа полные сумки. У него еще остались деньги, но на этот раз он решил обойтись без кучера, уж очень дорогой показалась ему цена проезда, когда как раньше этого не замечалось. "Да, действительно, страна перетерпливает не лучшие времена!" — думал он и решил, что разбрасываться деньгами весьма не разумно.

Несмотря на воскресный день, улицы города были довольно многолюдны. Снующий в разных направлениях народ то и дело сталкивался с горе носильщиком, заставляя того не один раз пожалеть за свою скаредность. Пропотев до последней ниточки, наконец, он добрел до того перекрестка, где начиналась его улица. Свернув туда, он, охая и фукая, остановился, положил свою поклажу на землю, чтобы дать онемевшим конечностям немного отдохнуть и посмотрел в сторону своего дома. Но какого же было удивление, когда он увидел, что около его дома собралось огромное столпотворение. Не помня себя от охватившей тревоги, и уронив сумки, он мигом очутился у давки. "Что случилось? Что произошло?" — спрашивал он у толпы. Все кричали ему в ответ: "Пожар!.. Дом лекаря горит!.." Проталкиваясь сквозь них, и с мыслями о хозяине он пробрался до калитки и с ужасом увидел, что окна настежь открыты, и оттуда шел густой черный дым. Он молнией бросился к двери и… столкнулся с самим Белиэнаром, как не в чем ни бывало, разгуливающим по дому, хоть и изрядно потрепанным. У Плаше отвисла челюсть.

— Что случилось?! Вы живы?! — произнес он, остолбенело, гладя на разодранные клочья его одежды. Все лицо старика было в копоти, следов ран не наблюдалось.

— Тут небольшая работенка для тебя есть! И скажи этим бездельникам, чтобы убрались от дома! Шумят сильно! Голова и так раскалывается! — был как всегда тот краток.

Оказалось, что это был "всего лишь очередной небольшой взрыв", возникший из-за неудачного эксперимента! "…Из-за которого, каким-то образом, с косяком выбило внешнюю лабораторную дверь, разнесло на кухне все столы и стулья и разбило в дребезге всю посуду и окна, а про саму лабораторию, наверно, и говорить не приходиться?! — гневался на старика Плаше (разумеется, не вслух). — И как он только умудрился выжить, черт его побери?!" Остальная часть дома, слава богу, не пострадала. Но все равно ему светило долгая и кропотливая работа, и от того еще более гневаясь, он, со скрежетом в зубах, взялся за метлу, валяющуюся тут же на полу. Тут постучались.

— Да все у нас в порядке!.. — выкрикнул он со злостью, открывая дверь, предположив, что это кто-то из зевак. Однако перед ним стоял высокий человек, далеко не походивший из уличного сборища. Его черное аккуратное одеяние и бесстрастное лицо говорило, что тот пришел со стороны и, очевидно, весьма по важному делу.

— Это дом лекаря Белиэнара? — спросил человек бесстрастным металлическим голосом.

— Извините, как ваше имя, и по какому делу вы пришли? — ответил раздраженный лакей вопросом на вопрос. Человек ему явно не понравился.

— Он дома?

— Да. Но ваше имя?.. — настоял слуга на своем, еще более злясь за не вежливость.

— Отдайте ему вот это! И он поймет! — человек показал предмет, похожий на амулет с причудливым рисунком (или надписями — не разобрать).

— Хорошо! — сказал озадаченный Плаше, беря в руки вещицу. Затем он внимательно посмотрел тому в глаза. Темные глаза оставались недосягаемые. После чего он ушел, предварительно закрыв за собой дверь, нарочно оставив человека снаружи.

— Немедленно проведи этого человека ко мне! — были первые слова Белиэнара, когда Плаше пришел к старику и показал ему амулет. Плаше даже вздрогнул от неожиданности. "Ничего не понимаю, что это за день сегодня?! — ворчал Плаше, идя обратно, пропустить посетителя. Почему-то он подумал о слухах про войну, и дурная мыслишка промелькнула, будто чертов взрыв в его доме и еще этот странный человек с амулетом имели между собой тесную связь.

— Пошли вы к черту! — сказал он своим мыслям и открыл дверь. Человек в черном не говоря ни слова, вошел в дом и направился к кабинету Белиэнара.

Стояла безветренная лунная ночь. Лишь отдаленные отголоски людей из города, пение ночной птицы в камышах и плеск одинокой лодки у воды чуток нарушало естественную тишину. И двое, словно боясь нарушить это спокойствие, бесшумно спустились к лодке и, оттолкнув ее от берега, отчалили. Человек, что по старше, шепотом попросил своего молодого спутника устроиться на корме, а сам, взявшись за весла, медленно направил лодку в глубь широкой реки, после чего дал ей вольно пустится по течению. Ночь была довольно прохладна и молодой принц, ибо одним из них был именно он, закутавшись в свой дорожный плащ, с приятным ощущением путешественника стал всматриваться вперед. Там, на высоком острове сквозь ночную темень проглядывался массивный силуэт Туманного Замка, давно ставшего тюрьмой для преступников. Его кривые башни, словно рога мистического чудовища, угрожающе заслоняли часть горизонта, и от того замок, принуждал взирающих, невольно страшиться. А течение неторопливо несло к нему.

Через малое время показался камышистый берег и двое, доплыв до него, остановилась у маленького дощатого причала. Появился человек, и немедля помог приплывшим подняться. После чего он знаками пригласил последовать за ним.

— Кто это? — спросил принц, у своего старика.

— Монте — помощник смотрителя тюрьмы, — ответил Астин.

Дойдя до массивной двери замка, Монте с лязгом отпер замок (заставив этим принца, встрепенутся) и с усилием потянул его. Дверь заскрипела, открывая путь вовнутрь. Пройдя мимо часового, на которого принц посмотрел с подозрением, они очутились под тяжелыми сводами узкого плохо освещенного коридора с многочисленными железными дверьми. Смотритель, взяв со стены фонарь, повел их по боковой винтовой лестнице в подземелье. Спустившись, они оказались в таком же коридоре, разве что сырее и затхлее.

— Это здесь! — наконец произнес человек, отпирая третью дверь с лева. — У вас полчаса!

Внутри узилища стояла непроглядная тьма и тишина, словно там не было никого. Но когда провожатый поднес фонарь к решетке, служащая второй дверью, стало ясно, что в помещении все-таки находятся люди. И они испуганно таращились на них. Узников было трое — мужчина лет пятидесяти и две молодые девушки, от страха прижимающиеся к мужчине.

Монте сделал кивок Астину, разрешая говорить. А Астин в свою очередь сделал кивок Росоэну.

— Не бойтесь! Мы пришли с вами поговорить! — произнес как можно мягче, молодой человек, пытаясь проявить у них доверие. Те немного пошевелились, но ничего не ответили, словно не понимали. Принц вопросительно посмотрел на своих спутников.

— Отвечайте! — гаркнул тюремщик, погрозив факелом.

Росоэн не ожидавший такого бесцеремонства, грозно, но сдержанно выкрикнул:

— Перестаньте сейчас же! Вы их вспугнете! Так мы с ними никогда не поговорим! Они сильно испуганы!

Но тут мужчина освободился от своих девушек и медленно подошел к заграждению.

— Не бойтесь! — произнес принц, видя, что его старания начали приносить плоды. — Мы вас не тронем! Мы поможем вам! Расскажите, кто вы такие и зачем сюда попали?! Хорошо?!

Однако принц зазнался, мужчина недоверчиво попятился назад.

— Что вам надо? — вдруг взмолился тот, вновь прижимая к себе девушек. — Зачем нас сюда заперли? В чем мы провинились? Отпустите нас! Мы ничего плохого не сделали! Прошу вас!

— Тихо, тихо! Мы знаем! — постарался успокоить их Астин. — Но для того чтобы вам помочь, нам нужно узнать как можно больше о вас!..

Воцарилось молчание. Трое посетителей с ожиданием взирали на узника: что тот скажет. Выдержав долгую паузу, мужчина, наконец, недоверчиво начал:

— Я… Меня зовут Орхей, — сказал он, сбиваясь, — А это две мои дочери — единственное, что у меня есть на этом цвете — их зовут Эмелина и Нарена…

Принц в знак приветствия учтиво поклонился, стараясь сквозь темноту, рассмотреть их получше. Та, которую Орхей назвал Эмелиной, была старшой, в возрасте приблизительно как он сам, а вторая была еще маленькой девочкой лет шести-семи. Росоэн подметил, что обе красавицы.

"— Ох, не место им здесь!" — подумал он с жалостью.

Между тем Орхей продолжал:

— Я Обычный торговец из Лугайды, По крайней мере, был им до недавнего времени, — говорил он, по-прежнему с пытливостью всматриваясь на посетителей, — Попали к вам, потому что… потому что бежали!

— От кого бежали и почему?! — нетерпеливо надавил на того Росоэн, но тут же остановился, упрекнув себя в мыслях.

— Беда надвигается, вот почему! — с ужасом в глазах ответил тот.

— Какая беда? Вы можете рассказать? — спросил Астин. — Расскажите по порядку!

Орхей, снова собрался и, кивая головой, продолжил:

— Это длинная история и невероятная! Вы не поверите! — сказал тот, не решаясь.

— Все равно расскажите! — сказал Росоэн.

— И покороче! — громко вставил смотритель.

И Орхей начал.

— Я со своим караваном шел по Северному Тракту из Лугайды в Кифию. Точнее к племенам, кочующие на границе этой страны. Я уже несколько лет с ними веду неплохие торговые дела — им везу разную утварь, муку и сахар, а они платят мне мехом, которого я потом перепродаю у себя в стране, иногда деньгами, если у них есть.

На третьей недели пути, когда мы достигли Красного Разлома и увидели Кифийские горы, и до племен оставалось всего четыре дня, на дороге мы нашли тяжелораненого кифийского воина. Он был жив, но без сознания. Мы смогли привести его в чувства, и начали его расспрашивать, и он рассказал нам ужас, приключившегося с ним и его страной. Не было понятно бредит он или нет, но по его словам, на их племя ночью напала какая-то адская нечисть и всех до единого соплеменника перебила, а он по счастливой случайности остался жив, потому что в это время возвращался, то ли с охоты, то ли с разведки… Мы не поняли.

К сожалению, ко всему мы отнеслись несерьезно, даже со смехом и продолжили путь. Все же я, следуя внутреннему чутью, послал троих людей вперед — нужно было выяснить причину неприятной находки, хоть и обычную в этих краях. К нашему удивлению на установленный срок они не возвратились. Я почувствовал тревогу и приказал остановиться и развернуть лагерь. А между тем, воин умер. Раны были слишком серьезны. Перед смертью он твердил лишь одно слово — "бегите!"… — и Орхей сам начал плакать, твердя неясные слова про свою ошибку и ругая себя за то, что не послушался умирающего война.

Подождав, пока тот успокоится, принц попросил говорить дальше.

— Мы послали еще троих, — вытирая слезы, сказал тот. — Через некоторое количество часов, неожиданно, ибо их мы ожидали увидеть только на следующий день, вопя, (чтобы мы уходили) прибежал один из моих посланных лазутчиков,…весь в крови, как тот воин и еле живой. Стояла дождливая ночь, но, несмотря на это мы решили свернуться и в спешке начали уходить. Было поздно. Налетел зловещий ураган с каким-то непонятным вселяющим ужас гулом, похожим на человеческие голоса и опрокинул все повозки как невидимая рука. Началась паника — лошади в бешенстве разбежались, люди взялись за мечи, но не знали мы врага более страшного, когда увидели… этих созданий. Трудно описать, что они собой представляли. Это были кости и черепа. Мертвецы какие-то! Не знаю. Но они кружили, летали, исчезали и вновь появлялись, даже из-под земли выскакивали. Вдруг, вспыхнул какой-то яркий свет и я, очевидно, провалился в беспамятство, ибо, когда я очнулся, был день и увидел, что лежу на мокрой земле, и никого вокруг меня нет. Я лежал на дороге, по которой мы пришли, и очертя голову, бросился туда, где должен был находиться наш лагерь, но на его месте нашел груду окровавленных, покалеченных тел товарищей с застывшими глазами от ужаса. Караван был полностью потерян. Я в спешке побежал обратно и, на одной из моих убежавших лошадей, которого я словил случайно по пути, спустя несколько дней, добрался до ближайшей деревни. Там мне оказали помощь, но задерживаться я не стал — боялся, что те твари и сюда доберутся. Меня приняли за сумасшедшего, мои рассказ не вызывал у них интереса и на мое предупреждение они помахали рукой. Я уехал. Благо, они предоставили мне два мула, и на них я добрался до страны. По пути всем рассказывал про свою беду, но не было никого, кто поверил мне. Видел лишь сочувствие!..Наверняка пожалеют!.. Если уже не пожалели!.. — и у того снова по щекам покатились слезы.

Но тут смотритель тюрьмы, заставив всех прерваться, сказал, что время заканчивается, и что настало время уходить, объяснив это тем, что скоро придет сам начальник тюрьмы, и может их застать.

— Нам пора! — сказал Астин, обращаясь к молодому человеку.

— Спасибо! — сказал Росоэн, узникам. — Я вам верю! И помогу вам выбраться! Прощайте!

Он последний раз взглянул на девушек и последовал за стариком. И Монте загремел засовами.

Пройдя тем же путем, они выбрались из тюрьмы и снова оказались у скрытого причала. На вопрос короля, можно ли не боятся того часового, который был единственным свидетелем их появления, надзиратель ответил, что это его племянник. Успокоившись, он расположился на лодке, а слуга, устроившись на своем прежнем месте, оттолкнул лодку. На этот раз предстояло: проплыть по прямой на берег, только теперь на обратную сторону от города, пешком подняться до того места, где на противоположной суше они уплывали, снова на лодке перебраться к городу и прежним путем пробраться во дворец.

Стало рассветать, когда они без приключений оказались во дворце. Кажется, их никто не заметил.

— Как ты думаешь, Астин, они рассказали правду?! — спросил молодой человек слугу, укладывающий его спать.

— Мне, думается, да, Ваше величество! — ответил тот.

— И мне! Значит это правда, что в Кифии творится что-то непонятное!

— Может быть! Но спите Ваше величество!

— Послушай, Астин, я ведь обещал помочь им! Как ты думаешь, это возможно?!

— Не знаю, Ваше величество! Трудно будет это сделать!

— Я все-таки постараюсь! Ты поможешь мне? Жалко их, особенно девушек — они такие красивые! А что, если устроить им побег? Ведь мы же пробрались к ним! Пройдем тем же путем и спасем их! — сказал молодой принц, воображая себя благородным рыцарем.

— Это не возможно, Ваше величество! — вдруг отрезал слуга серьезно. — Мы не можем подставлять наших людей, ради… ради них! И не думайте!

— Почему? Потому что они простолюдины?! Ты это хотел сказать? — с упреком продолжил Росоэн, своего слугу.

— Я этого не говорил, Ваше величество! — промолвил старик, поняв, что задел возвышенные чувства парня.

— Не говорил, но подумал!

— Извините, Ваше величество!

— Ладно, не извиняйся! Я посплю! Можешь идти! — сказал он и закрыл глаза. Но он был уверен, что не уснет, пока не придумает походящий способ для помощи. Нужно было, во что бы то ни стало, вызволить, попавшихся в беду несчастных. Хотя бы по причине того, что он дал обещание. Но мысли не шли и, от чрезмерной утомленности, он не заметил, как отдался беспокойному сну.