"Голос из прошлого" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Глава 2

Тори решила затеряться в Чарлстоне, и ей удавалось это почти четыре года. Город казался ей красивой и доброй женщиной, жаждущей прижать ее к своей мягкой груди и успокоить нервы, расшатанные жизнью на беспощадных улицах Нью-Йорка.

В Чарлстоне голоса были тише, интонации ленивее, и она оживала душой в теплой, плавной неторопливости разговоров. Здесь она могла укрыться, как когда-то надеялась спрятаться в гуще суетливой нью-йоркской толпы.

С деньгами проблем не было. Она умела жить очень экономно, берегла свои сбережения, как ястреб, и когда они стали возрастать, позволила себе помечтать о собственном деле: тогда она станет работать на самое себя и будет жить спокойной, упорядоченной жизнью, которая пока ей никак не давалась.

Она была одинока. Настоящая дружба требует истинной близости. Она и не хотела, и не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы снова открыть душу для дружеских чувств. Люди всегда задают вопросы. Им хочется многое о тебе знать, во всяком случае, они делают вид, что хочется.

А у Тори не было ответов на вопросы, ей нечего было им рассказать.

Ей удалось найти небольшой дом — старый, запущенный, но красивый, — и она отчаянно торговалась, чтобы приобрести его. Люди часто недооценивали Викторию Боден. Они видели перед собой молодую женщину, маленькую и хрупкую. Они видели гладкую кожу, нежные черты лица, горькую складку рта и ясные серые глаза, взгляд которых они ошибочно воспринимали как бесхитростный; небольшой нос с еле заметной горбинкой придавал лицу, обрамленному гладкими каштановыми волосами, милое выражение. Люди видели перед собой девушку с уязвимой душой, и это явно угадывалось в плавной речи с южным акцентом. И никто не предполагал, что внутри у Тори каркас из стали, закаленной под бесчисленными ударами армейского ремня.

Если она чего-то хотела, то работала ради этого, боролась за это со всей одержимостью и решительностью фанатика. Так, Тори облюбовала этот старый дом с заросшим двором, и она шла на всевозможные уловки, она боролась, добивалась и добилась: дом стал ее собственностью. Арендованные квартиры напоминали ей Нью-Йорк и несчастье, которым окончилась для нее жизнь в этом городе. Поэтому Тори никогда больше не будет арендовать никаких квартир. Никогда.

Она хорошо вложила деньги. Она за счет только собственного времени и сил воссоздала дом заново, комнату за комнатой. Эта работа заняла целых три года, и теперь, продав его и округлив свои сбережения, она собиралась осуществить свою мечту. Для этого ей надо было вернуться в город Прогресс.

Сидя за кухонным столом, Тори в третий раз перечитывала договор об аренде первого этажа на Маркет-стрит. Интересно, вспомнил ли ее мистер Харлоу из риэлторской конторы?

«Мне нечего бояться, — напомнила себе Тори. — Я возвращаюсь в родной город не беднячкой. Теперь я деловая женщина, которая собирается открыть свой бизнес».

«Но тогда почему, — спросил бы ее врач, — у вас дрожат руки?» — «От предвкушения, наверное, — решила Тори. — От возбуждения. Ну и нервы тоже. Это от нервов. У каждого человека есть нервы. И мне тоже положено их иметь. Я ведь нормальный человек».

Тори сжала челюсти, схватила ручку и подписала контракт. Это только на год. Всего лишь на один год.

Если у нее ничего не получится, она сможет куда-нибудь переехать.

Она встала, вымыла чашку, вытерла ее, затем завернула в газету, чтобы потом уложить в коробку с кухонными принадлежностями, которые собиралась взять с собой. В окошко, расположенное над мойкой, она видела крошечный задний двор… Маленькое патио было тщательно выметено и вымыто. Она оставит глиняные горшки с вербеной и белыми петуниями новым владельцам. Тори надеялась, что они не запустят сад, ну а если они его вспашут, что ж, это их право поступать как заблагорассудится. Она оставила на всем свою метку. Новые хозяева могут заново все покрасить, оклеить обоями, перекрыть пол или крышу. Но то, что она сделала, останется навсегда. Под новыми обоями будут ее старые. Нельзя вычеркнуть прошлое, убить его, сделать вид, что оно не существует. Как нельзя усилием воли отправить в небытие настоящее или изменить будущее. Мы все в ловушке времени и вечно вращаемся вокруг стержня прошедших дней. «Однако иногда эти «вчера» были достаточно сильны и коварны, чтобы прошлое снова присосалось к тебе, независимо от того, как отчаянно ты этому сопротивляешься», — подумала Тори и вздохнула. Она заклеила коробку, взялась за нее удобнее и вышла из кухни, не оглянувшись на прощание.

Еще через три часа деньги от продажи дома она положила на депозит. Обменявшись рукопожатием с новыми владельцами и вежливо выслушав их восторги по случаю приобретения первого их собственного дома, она тут же забыла о них. И дом, и люди, которые теперь будут жить в нем, потеряли для нее всякий интерес.

— Тори, подожди минуту.

Тори обернулась, одной рукой уже взявшись за дверцу машины и думая только о предстоящей дороге. Однако она подождала, пока ее адвокат подошла к ней через ряд припаркованных автомобилей. Не подошла, но подплыла — точнее сказать. Абигейл Лоренс никогда не торопила ход событий, тем более никогда не спешила сама. Наверное, поэтому она выглядела так, словно сию минуту сошла со страниц журнала «Вог».

Сегодня она красовалась в бледно-голубом костюме, жемчугах, которые, наверное, унаследовала от прапрабабушки, и в туфлях на таких высоких шпильках, что у Тори при виде их засвербило большие пальцы ног.

— Ух! — Абигейл помахала рукой перед лицом, словно пробежала две мили, а не прошла неспешным шагом десять ярдов. — Такая жара стоит, а ведь сейчас только апрель. — Она посмотрела на пикап Тори и пересчитала взглядом коробки. — Значит, так?

— Да, кажется, так. Спасибо, Абигейл, за то, что все устроила.

— Да ты сама главным образом постаралась. Не помню, чтобы когда-нибудь у меня был клиент, который все понимал с полуслова, тем более такой, что мог меня чему-то научить.

Она снова взглянула на вещи в машине, не скрывая своего удивления их скромным количеством.

— Я не думала, что ты серьезно была намерена уехать сегодня же. Ты решительная женщина, Виктория.

— У меня нет причин здесь задерживаться.

Абигейл открыла рот, покачала головой.

— Честно говоря, я завидую тебе. Вот так быстро собраться, взять самое необходимое и отправиться на новое место, к новой жизни, новым начинаниям. Но факт остается фактом, я на такое не способна.

— Может быть, я и начинаю все заново, но возвращаясь для этого к своему началу. Мои родные и сейчас живут в Прогрессе.

— Иногда, чтобы вернуться к своим корням, требуется больше решимости, чем поехать куда-нибудь в новое место. Надеюсь, ты этому рада, Тори.

— Я буду в порядке.

— Быть в порядке — это одно. — К удивлению Тори, Абигейл взяла ее за руку, наклонилась и легонько коснулась ее щеки губами. — Но другое — быть счастливой. Будь счастлива.

— Я собираюсь ею быть. — Тори отняла руку. Было что-то особое в этом рукопожатии. Она уловила тень сочувствия во взгляде Абигейл.

— Ты все знала?

— Конечно, знала, — и Абигейл легонько сжала пальцы Тори, прежде чем их отпустить. — Вести из Нью-Йорка доходят и сюда. Ты изменила цвет волос, но я тебя узнала. У меня хорошая память на лица.

— Так почему ты молчала? Не спрашивала ни о чем? Спроси сейчас.

— Я представляла твои деловые интересы. А в личную жизнь без приглашения не собираюсь. Если бы ты хотела, чтобы я узнала о Виктории Муни, наделавшей шуму в нью-йоркской прессе несколько лет назад, то сама бы обо всем рассказала.

— Спасибо.

Абигейл улыбнулась:

— Ради бога, дорогая, неужели ты думаешь, что я собираюсь тебя расспрашивать о том, женится ли когда-нибудь мой сын или где, черт побери, я потеряла бриллиантовое обручальное кольцо моей матушки? Я говорю только, что знаю о том, как нелегко тебе пришлось, и надеюсь на лучшее для тебя. Ну а если у тебя в Прогрессе возникнут какие-нибудь проблемы, дай мне знать.

Человеческая доброта всегда трогала Тори, и она нервно провела пальцами по ручке дверцы.

— Спасибо. Честное слово, спасибо. А теперь мне, наверное, пора. — Она снова протянула руку. — Я очень ценю все, что ты для меня сделала.

— Удачи.

Тори скользнула на водительское сиденье и, заводя машину, открыла окошко.

— В среднем ящике твоего стола в приемной. Между карточками Д и Е.

— О чем ты?

— О кольце твоей матери. Оно немного велико для тебя, поэтому соскользнуло с пальца и застряло между карточками. — И Тори, дав задний ход, развернула машину, пока Абигейл изумленно моргала, глядя вслед.

Тори ехала на запад от Чарлстона, а затем свернула на юг: ей предстояло, по намеченному плану, объехать весь штат перед конечной остановкой в Прогрессе. В новом портфеле лежал аккуратно напечатанный список мастеров и художников, которых она собиралась посетить. Придется потратить время, но это необходимо. Она уже заключила соглашения с несколькими художниками и скульпторами о выставке и продаже их творений в своем магазине, который она откроет на Маркет-стрит, но ей надо расширить круг клиентов. Магазин требует немалых усилий и денежных затрат, чтобы дело пошло как следует. Через неделю, если все пойдет по плану, она начнет обустраивать свой магазин, а в конце мая откроет его двери для покупателей. И тогда все увидят, на что она способна.

Ну а в остальном что будет, то будет. Когда же настанет время, она проедет по длинной тенистой аллее в усадьбу «Прекрасные грезы» и встретится лицом к лицу с Лэвеллами.

К концу недели Тори уже изнемогала. Она затратила несколько сотен долларов на треснувший радиатор и вполне созрела, чтобы положить конец своему путешествию. Замена радиатора означала, что ей придется отложить поездку в город Флоренс до следующего утра и переночевать в мотеле с сомнительными удобствами на дороге номер девять, сразу же по выезде из Честера.

В комнате скверно пахло застоявшимся табачным дымом, а удобства включали обмылок и оплачиваемый показ телефильмов, которые должны были стимулировать сексуальные аппетиты постояльцев на час; именно за их счет заведение избегало банкротства. Ковер был испещрен пятнами, о происхождении которых лучше было не думать.

Она заплатила за ночлег наличными, ей не хотелось вручать свою кредитную карточку хитроватому служащему, от которого пахло джином, изобретательно налитым в кружку. Мысль о продолжении путешествия была столь же неприятна, как комната, так что пришлось из двух зол выбрать меньшее. Тори поднесла к двери единственный тонконогий стул и повесила его на ручку двери. Он сможет воспрепятствовать нежеланному вторжению не хуже заржавленной цепочки. Все же двойная защита давала ей иллюзию безопасности. Она не должна так выматываться, ведь тогда способность сопротивляться угасает. Все словно обратилось против нее. Керамист, с которым она вела переговоры в Гринвилле, был вспыльчив, и, если бы не был к тому же невероятно талантлив, Тори просто повернулась бы и ушла из его мастерской через двадцать минут вместо того, чтобы провести с ним два часа, восхваляя, льстя и убеждая. Еще четыре часа она потратила на автомобиль из-за поврежденного радиатора, заставляя механика починить его тут же на месте. Вдобавок она еще сглупила, остановившись в этом мотеле. Если бы она заказала номер в гостинице в Гринвилле или остановилась в респектабельном мотеле, ей бы не пришлось сейчас ночевать в этой вонючей дыре.

«Ну всего-то на одну ночь», — напомнила себе Тори, глядя на замызганное зеленое покрывало на постели. Несколько часов сна, и она умчится во Флоренс, где ее бабушка уже приготовила комнату для гостей — а это означает чистые простыни и горячую ванну. Ей просто надо переспать ночь.

Даже не сняв туфли, она легла на покрывало и закрыла глаза.

…Ерзающие тела, липкие от пота… «Давай, беби, давай! Сильнее, еще сильнее!»… Она женщина, женщина; жаркая, словно лава. Боль затопила все тело… О господи, что мне делать? Куда идти? Куда угодно, только не обратно. Пожалуйста, не дай ему найти меня…

Сбивчивые мысли, дрожащие руки. Возбуждение на грани паники и чувство вины.

«…А что, если я забеременею? Мать меня убьет. Так и будет все время больно? Да любит ли он меня на самом деле?…»

Образы, мысли, голоса нахлынули на нее, как волна.

Закрыв глаза, Тори представила себе стену, массивовную, высокую, белую. Она выстроила ее кирпичик за кирпичиком между собой и всеми теми воспоминаниями, что заполнили комнату, как дым. За стеной было прохладно и сияло голубизной. И плескалась вода, чтобы можно было плавать и нырять. И наконец уснуть в ней. А в вышине, над бледной голубизной бассейна, сияло солнце, яркое и теплое. Она слышала пение птиц и всплеск воды, когда погружала в нее ладони. Тело стало невесомым, мысли успокоились. По краям бассейна высились величественные дубы, покрытые кружевом мха, ива склонилась над водой, как придворная дама в поклоне, и коснулась ветками зеркальной поверхности.

Она закрыла глаза и отдалась на волю волн. И тут раздался знакомый, веселый смех, беззаботный, радостный девчоночий смех. Тори открыла глаза.

Там, около ивы, стояла Хоуп и махала рукой.

— Эй, Тори! А я тебя искала.

Сначала острой стрелой в сердце ударила радость. Повернувшись в воде, Тори замахала в ответ.

Хоуп моментально сбросила туфли, шорты и ковбойку.

— А я думала, что ты совсем ушла.

— Не будь дурочкой. Куда я могла уйти?

— Я так долго искала тебя. — Хоуп медленно опускалась в воду. Тоненькая, как ивовый прутик, белая, как мрамор. Волосы разметались по воде. Золотые на голубом. Навечно и навсегда.

Вода потемнела и взволновалась. Грациозные ветви ивы хлопали по воде, как бичи. А вода внезапно стала холодной, такой холодной, что Тори начала дрожать.

— Я не могу достать до дна. Помоги мне, Тори, помоги!

Вода разбушевалась. Хоуп отчаянно била руками по волнам, которые вдруг стали грязно-коричневыми, как болотная жижа. Тори бросилась на помощь; рассекая воду широкими гребками, она плыла с безумной скоростью, но каждый взмах руки только отдалял ее от места, где отчаянно боролась с волнами девочка. Вода жгла легкие, тянула ее вниз. Тори почувствовала, что тонет, а в ушах звенел голос Хоуп: «Ты должна мне помочь. Тори, на помощь…»

Тори проснулась. Было темно. Во рту стоял вкус болотной жижи. Уже не было ни сил, ни желания снова воздвигать стену. Она скатилась с постели. В ванной плеснула ржавой водой в лицо, затем, не вытираясь, взглянула в зеркало. Под глазами залегли тени. Зеркало вернуло немигающий, словно остекленелый взгляд. «Слишком поздно, — подумала она, — слишком поздно». И так было всегда.

Тори схватила сумочку и нераскрытый дорожный саквояж. Теперь темнота ее успокаивала. Плитка шоколада и бутылка фанты, которые она купила в дребезжащем автомате у входа в мотель, придали ей сил. Сев в машину, она включила радио, чтобы немного отвлечься от собственных мыслей. Она не хотела ни о чем думать, только о дороге.

Когда Тори пересекла половину штата, солнце было уже высоко и движение на шоссе стало интенсивным. Она остановилась, чтобы заправиться бензином, прежде чем свернуть на восток. Проехав поворот, который вел к дому, куда снова перебрались родители, она вся напряглась, и напряжение не покидало ее следующие тридцать миль. Она стала думать о бабушке, о вещах, сложенных в машине, и о тех, что уже отправила в Прогресс. Она думала о своем бюджете на ближайшие полгода, о работе, которую необходимо сделать, чтобы ко Дню поминовения магазин был готов. Она думала обо всем, но только не об истинной причине, которая гнала ее обратно в Прогресс. На подъезде к Флоренсу она остановилась и в комнате отдыха автозаправочной станции «Шелл» причесалась и слегка подкрасилась. Искусственным румянцем бабушку не обманешь, но, во всяком случае, надо попытаться. Потом она сделала неожиданно для себя самой остановку у цветочного магазина. Бабушкин сад всегда был хоть сейчас на выставку, однако дюжина розовых тюльпанов никогда не повредит. Она жила меньше чем в двух часах езды от бабушки, но не пыталась увидеться с самого Рождества. И теперь, свернув с дороги на тихую улочку с цветущим кустарником по сторонам, Тори только удивлялась: почему. Это было славное место, здесь дети весело играли в садах, собаки дремали в тени, а соседи переговаривались через заборы на заднем дворе.

Дом Айрис Муни находился в середине квартала. Старая разросшаяся азалия стояла на страже у входа. Пик цветения уже прошел, но увядающие розовые и красные цветы подчеркивали ярко-синие стены дома. Как всегда, сад перед домом был ухожен.

Во дворе сразу же за подержанным универсалом бабушки стоял пикап с надписью «Починка труб круглосуточно». Тори затормозила у обочины. Напряжение, на которое она старалась не обращать внимания во время езды, стало ослабевать по мере приближения к дому. Стучать она не стала. Ей никогда не приходилось стучать в эту дверь. Она всегда знала, что дверь гостеприимно откроется и дом примет ее в свои объятия. Бывало, одно сознание этого удерживало ее на краю пропасти.

Тори удивилась, что в доме так тихо. «Почти десять утра», — отметила она, перешагнув порог. В это время бабушка обычно возится в саду или хлопочет по дому. В гостиной, заставленной мебелью, было полно безделушек и книг. И, Тори это также отметила, на столе красовалась ваза с дюжиной красных роз, перед которыми ее тюльпаны выглядели как бедные родственники. Она поставила саквояж, положила сумочку и крикнула в коридор:

— Бабуль, ты дома? — С цветами в руках она направилась к спальням и удивленно вздернула брови, услышав движение за бабушкиной дверью.

— Тори? Милая моя, я сейчас выйду. Иди в кухню и… достань себе чаю со льдом.

Тори пожала плечами и пошла на кухню. Ей показалось, что за ее спиной послышалось приглушенное хихиканье. Положив цветы на угол стола, она открыла холодильник. Ее ждал кувшин с охлажденным чаем, приготовленный по любимому ее рецепту, с ломтиками лимона и листьями мяты. «Бабуся никогда ничего не забывает», — подумала Тори, и на глазах у нее навернулись слезы нежности.

Она сморгнула их и услышала торопливые бабушкины шаги.

— Господи боже, ты так рано! Я ожидала тебя после полудня или ближе к вечеру.

Маленькая, тонкая и проворная Айрис Муни ворвалась в кухню и крепко обняла Тори.

— Мне пришлось выехать пораньше, и я ехала не останавливаясь. Я разбудила тебя? Ты плохо себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке. Дай вот на тебя посмотреть. Ах, деточка, вид у тебя замученный.

— Немного устала. Но ты, ты выглядишь чудесно.

Это было действительно так. Конечно, шестьдесят семь лет жизни избороздили ее лицо, но они не изменили матового, словно цветок магнолии, оттенка кожи, не затуманили глубину темно-серых глаз. Бабушка заботилась о здоровье и своей внешности.

«А вот девочка совсем махнула на себя рукой», — грустно подумала Айрис.

— Садись-ка. Я сейчас приготовлю завтрак.

— Не беспокойся, ба.

— Тебе делать нечего, как спорить со мной, да? Садись. — Она показала на стул около кухонного стола.

— Какая прелесть! — Айрис схватила тюльпаны и с восхищением их оглядела. — Какая же ты милочка, Тори. Ты лучше всех.

— А я скучала по тебе, бабуля. Извини, что давно не приезжала.

— Ну, у тебя есть собственная жизнь, и это вполне естественно. А теперь расслабься, и, когда немного переведешь дух, расскажешь о своем путешествии.

— Оно окупило каждую милю пути. Я нашла чудесные вещи.

— У тебя мой глаз на все красивое.

Айрис подмигнула и обернулась как раз в тот момент, когда ее внучка разинула рот при виде входящего в кухню мужчины.

Он был высок, как дуб, с грудью широкой, как «Бьюик». Седые, коротко стриженные волосы отливали серебром, глаза были ярко-карие, со слегка опущенными наружными уголками, словно у бассета. Цвету глаз соответствовал коричневый загар. Мужчина откашлялся с преувеличенным старанием.

— Э… мисс… я прочистил трубу.

— Сесил, не будь ханжой. — Айрис отставила в сторону коробку с яйцами. — Краснеть нет никакой необходимости. Моя внучка не упадет в обморок, узнав, что ее бабушка заимела поклонника. Тори, это Сесил Экстон, из-за которого я до десяти утра еще не одета.

— Айрис, — щеки у него вспыхнули пламенем. — Рад познакомиться с вами, Тори. Ваша бабушка так ждала вас.

— Как поживаете? — спросила Тори, не найдя ничего более подходящего. Она протянула руку, уже понимая, что заставило бабушку хихикать за дверью спальни, словно увидела сцену воочию.

Она быстро прогнала видение и посмотрела на Экстона так же смущенно, как он взирал на нее.

— Вы… вы слесарь, мистер Экстон?

— Да, он как-то пришел починить водонагреватель, — вставила Айрис, — и с тех пор все время согревает меня.

— Айрис, — Сесил опустил голову, вздернул могучие, как две горные вершины, плечи, но не смог скрыть улыбку. — Я, пожалуй, поеду, надеюсь, вы останетесь довольны своим пребыванием здесь, Тори.

— Не вздумай улизнуть без прощального поцелуя.

Айрис решительно подошла к Сесилу, обхватила его лицо ладонями, притянула и крепко поцеловала прямо в губы.

— Вот видишь, молнии не сверкают, гром не гремит и девочка не падает в обморок.

Она снова поцеловала его и легонько потрепала по щеке.

— Иди, красавчик, удачного тебе дня.

— Наверное, попозже увидимся.

— Да уж, постарайся. Мы ведь это уже решили, Сесил. А теперь катись, мне надо поговорить с Тори.

— Уже ухожу. — И, нерешительно улыбаясь, он повернулся к Тори: — С этой женщиной спорить — себе дороже, голова заболит.

Он снял выцветшую синюю кепку с крючка на стене, нахлобучил ее и поспешил прочь.

— Правда, замечательный парень? — спросила Айрис и без всякого перехода добавила: — У меня есть очень хороший бекон.

Айрис положила бекон в старую черную сковородку с высокими бортиками. — Я очень в тебе разочаруюсь, Тори, если тебя шокирует мысль о том, что твоя бабушка живет сексуальной жизнью.

— Да нет, я ничуть не шокирована, но, по правде говоря, мне как-то не по себе. При мысли о том, что я едва не стала свидетельницей…

— Да, ты раненько приехала, дорогуша. Я сейчас поджарю яичницу, и мы с тобой устроим себе хороший поздний завтрак.

— Да уж, у тебя, наверное, разыгрался аппетит.

Айрис мигнула, а потом, откинув голову, расхохоталась.

— Да, ты права, моя девочка. Хорошо сказала, а то я беспокоюсь, моя конфетка, когда ты не улыбаешься.

— А с какой стати мне улыбаться? Ведь это ты ведешь сексуальную жизнь, а не я.

Айрис забавно склонила голову набок.

— А кто в этом виноват?

— Ты. Ты первая познакомилась с Сесилом.

Тори достала два стакана и налила чаю. «Много ли на свете женщин, — подумала она, — у которых бабушка состоит в пылкой связи со слесарем?» Она не знала, гордиться ей этим обстоятельством или смеяться.

— Он, кажется, очень приятный человек.

— Да, он такой. Но, что еще важнее, — он хороший человек.

Айрис потыкала вилкой бекон и решила сразу взять быка за рога:

— Тори, он живет здесь.

— Живет? Ты живешь с ним?

— Он хочет жениться, но я не уверена, что хочу того же. Так что я провожу эксперимент.

— Не знаю, что и сказать тебе. А ты маме об этом говорила?

— Нет и не собираюсь. Могу обойтись без поучений о том, что живу в грехе… Твоя мама самая большая заноза в моей заднице… И почему дочь моя стала такой трусливой женщиной — никак не могу понять.

— Чтобы выжить, — тихо ответила Тори, но бабушка презрительно фыркнула.

— Она бы прекрасно выжила, если б бросила этого сукина сына, за которого вышла замуж двадцать пять лет назад, времени было достаточно. Ну, это ее собственный выбор, Тори. Если бы у нее была хоть капля мужества и здравого смысла, она бы вышла замуж за другого. Ты же вот сумела выбрать.

— Я?! Не знаю, из чего и кого я могла выбирать. Не знаю, что хорошо, а что плохо. И вот я здесь. Совершила круг и явилась туда, где все начиналось. Знаю лишь, что у меня есть долг. Вот и все, что я знаю, и ничего не могу изменить.

— А ты хочешь этого?

— Не знаю, что тебе на это ответить.

— Ты сильная женщина, Тори, и в конце концов своего добьешься.

— Ты всегда так говорила, бабушка. — Тори встала, подошла к Айрис и обняла за талию, прижавшись щекой к ее щеке. — Ты единственный человек в моей жизни, на кого я всегда могла опереться. Если бы не ты, я сюда бы не приехала.

— Да нет, приехала бы. — Айрис похлопала внучку по руке и проворно подхватила бекон со сковороды. — Ты сильнее всех нас, вместе взятых. И вот это, если хочешь знать, больше всего злило твоего отца. Он хотел сломать тебя, но в результате только закалил твою волю, разве не так? Невежественный он сукин сын.

Она вздохнула и шлепнула яичницу на тарелки.

— Какие разные у меня дети. Джей Ар окончил колледж и сумел воспользоваться своим образованием. А Сара получила Ханнибала Бодена. Значит, так было суждено. Вот почему мы с моей внучкой сидим сейчас за столом и рискуем получить инфаркт от жирной пищи. Если бы я что-то сделала в прошлом иначе, то ничего этого не было бы. И тебя тоже.

— Я вернулась, ба, зная, что иначе не могу.

Тори положила тосты на мелкую тарелку и подала на стол.

— Меня беспокоит, что придется чересчур углубиться в прошлое. Я уже не знаю здешних людей. Боюсь, что сама изменюсь здесь до неузнаваемости.

— Ты здесь не приживешься как следует, Тори, пока не исполнишь, что задумала. Пока не сядешь — не поедешь. Ты стремилась обратно в Прогресс с того самого дня, как его покинула.

— Знаю.

И Тори почувствовала облегчение при мысли, что кто-то еще, кроме нее самой, понимает сложность ее положения. Слегка улыбнувшись, она подцепила ломтик бекона.

— Ну, расскажи мне подробнее о своем слесаре.

— Он милашка. — Айрис с аппетитом налегла на завтрак. — Похож на большого медведя, правда? Жена его умерла лет пять назад. Я немного ее знала. Он теперь почти оставил дела. Заправляют бизнесом двое его сыновей. У него шестеро внуков.

— Шесть?

— Да, правда. И, между прочим, один из них врач. Красивый мужчина. И я подумала…

— Прекрати. — Тори намазала на тост джем. — Мне это неинтересно.

— Как знать? Ты же не видела парня.

— Меня парни не интересуют.

— Тори, у тебя не было отношений с мужчинами…

— После Джека, — закончила Тори. — Это верно, и я не собираюсь больше ни с кем связываться. Одного раза достаточно.

Во рту у нее появился горький привкус, и она взяла чашку с чаем.

— Не всем женщинам суждено найти свою половину, ба. Я счастлива и в одиночестве.

Айрис насмешливо вскинула брови, а Тори в ответ пожала плечами.

— Ладно, скажем так: я собираюсь стать счастливой и ни от кого не зависеть. И чтобы этого достичь, буду работать от зари до зари.