"Шадринский гусь и другие повести и рассказы" - читать интересную книгу автора (Фёдоров Евгений Александрович)

3

Необыкновенное и быстрое возвышение и обогащение не насытило, однако, жадности Савки Собакина. Задумал он великое дело — взять поставку на армию. «Но как к сему Делу подойти, где заручка?» — мозговал купец, и тут дознался он, что счастливец, который сполна пользуется сердечными утехами государыни, есть не кто иной, как причудливый, но простой, вновь воссиявший на петербургском небосклоне Григорий Потемкин. Великан, совершенство человеческой красоты: открытое белое лицо, густые темные брови и голубые глаза. Он не любил пышных напудренных париков, ходил без них, красуясь белокурыми природными завитками. Добродушию его не было предела, но неуравновешен был его характер — он то предавался безудержному веселию, то впадал в бесконечное уныние. В минуту веселия всеми признанный фаворит государыни задавал умопомрачительные балы, поражал всех широтой натуры и роскошью. Через преданных людей Савка дознался, что ее величество жалует своего вновь избранного любимца записками, в которых именует его милюшечкой, любезным, сердечком, любимым Гришаткой…

«Через сего мужа и надо выше лезть», — решил про себя Савка и выждал счастливой минутки. В чаянии встречи с Потемкиным Савка старался покороче сойтись с Михеичем, домашним слугой вельможи. Купец посылал Михеичу ко дню именин отрезы добротного аглицкого сукна, фунтики китайского чаю, бутылочки венгерского. Через Михеича было дознано, что удобный момент представления купца Потемкину — это день, — когда, воздав должное Бахусу, светлейший страдает жестоким похмельем. В часы эти предстать перед страдающим вельможей — значило попасть в клетку могучего льва. В день этот все весьма тщательно избегали апартаментов светлейшего, и он одиноко валялся в страданиях на канапе, оберегаемый только старым брюзгой Михеичем.

«Сие несказанно добро», — прикидывал, обстановку Собакин, но слегка трусил. Правда, купецкая кость была изрядно крепкая и тело жильное, но ведь и князь, слава творцу, создавшему сей перл, был не младень, а богатырь Илья Муромец. «Как после этого обстоятельства подойти к нему, вести речи и не быть битым?» — ломал голову Савка.

Тут осенила его мысль: странности и неустойчивость характера князя — добрый знак! Именно после воздания должного Бахусу и есть удобный день явки к вельможному.

Савка решил действовать.

После одной веселой пирушки Потемкин, злой и мучимый головной болью, по обыкновению валялся на канапе в пустом огромном зале, когда в приемную явился купец Савка Собакин. Под мышкой купец держал ведерный бочоночек плотной дубовой клепки.

В приемной было пустынно и тихо; в стрельчатом высоком окне билась докучливая муха да невесть откуда, из отдаленных покоев, доносились протяжные стоны и крепкие ругательства. Дежурный адъютант с удивлением взглянул на храброго посетителя, но тот все стоял, чего-то ожидая. В приемную вышел Михеич, и Савка степенно поклонился ему:

— Выручай, родимый, доложи их сиятельству: сердечно лицезреть их желает купец Собакин и почтет то за великое счастье.

Михеич мигнул купцу и поманил пальцем:

— Следуй, супостат!

Адъютант пошел было наперерез купцу, но всемогущий Михеич охладил его пыл:

— Купец изволил прибыть по особому и личному вызову князя. — Старик насупил седые брови и зашаркал во внутренние покои. За ним проследовал Савка.

Рычание и стоны становились явственней. Слуга медленно проходил покой за покоем, распахивая перед Савкой двери. Наконец они очутились перед последней. Купец побледнел, но держался храбро. Михеич с великим сердечным сокрушением взглянул на купца и предупредил несчастного:

— Ну, Савка, быть тебе битому! Ежели чего, ты не скорби, со смирением прими смерть мученическую, — и предупредительный старик распахнул последнюю дверь.

В зале были спущены штофные шторы, стояла полутьма, под потолком в хрустальной люстре колебалось желтенькое пламя, догорала свеча. В полутьме Савка рассмотрел широкую софу, крытую ковром, на ней в беспорядке раскиданные шелковые подушки и валики. Поперек софы лежал ничком широкоплечий богатырь с белокурой гривой волос на затылке.

— Кто вошел? — не поднимая головы, зарычал он.

Савка упал духом, но откликнулся дрогнувшим голосом:

— Это я, ваша светлость. Я, Савка Собакин.

— Какая это еще собака? — заревел Потемкин.

— Не собака, ваше сиятельство, а Собакин, купец Собакин, — зашептал Савка.

— А-а! — вскипел вельможа и вскочил с софы. Лицо его было искажено муками похмелья, глаза пылали гневом. Он был в цветистом восточном халате нараспашку, обнаженная волосатая грудь была могуча. Он занес кулаки: — А-а… Убью пса! Как смел?

Савка упал на колени и поставил перед собою бочонок. Купец умильно, по-песьи смотрел в глаза вельможи.

— Головка болит? Драгоценная болит? — соболезнующе прошептал он.

— Что это за бочонок? Червонцы в нем? Подкуп, аршинник? — окончательно вышел из себя богатырь. Грузный кулак его готов был опуститься на Савкину плешь, но в эту столь критическую секунду раздался сладкий шепот Собакина:

— Рассол это! Огуречный рассолик от головной больки, ваше сиятельство. Дозвольте избавить от мук?

— Как рассол! — Потемкин в первое мгновение обалдел. Хлопая глазами, он засиял весь и потянулся к Савке — Ах, собака, вот пес, ну и удружил! Открывай живо!

Купец быстро выбил затычку и стал глазами отыскивать в зале подходящую посудину.

— Не иши всуе, — хрипло сказал князь и поднял бочонок. — Дай-кось сюда. Хорошее питье добро и без чаши.

Он запрокинул голову. В бочонке забулькало.

Собакин онемел, изумленно разглядывая богатыря. Тот, шумно дыша, жадно пил. Несколько раз он отрывался от бочонка, глубоко переводил дыхание и снова прикладывался. На щеках его постепенно появлялся румянец, глаза повеселели.

— Ах, и рассол! Фу ты, — наконец-то оторвался красавец от бочонка и рукавом дорогого халата вытер мокрые губы. — Ох-х, — сладко рыгнул он и повалился на софу. — Михеич, остуда! — Открой шторки, дай взглянуть на сего мага и чародея!

— Ну, как головушка, ваше сиятельство? — ласково спросил Савка.

— Легчает, ох, как легчает!

Из-за двери, шаркая, вышел Михеич и стал открывать шторы. Савка неловко топтался на месте.

— Ну, пока уходи, а я отосплюсь. — Потемкин опрокинулся на спину и закрыл лицо подушкой. Через минуту во дворце раздался его богатырский храп.

Неделю спустя Савка Собакин был удостоен санкт-петербургского питейного откупа, и нажива обильной рекой потекла в купецкие карманы.