"Их величества пирамиды" - читать интересную книгу автора (Замаровский Войтех)

Глава XII ПОСЛЕДНИЕ ЗАГАДКИ

Наше странствие по следам древнеегипетских пирамид завершилось: мы осмотрели 34 царские пирамиды и 43 пирамиды-спутницы; останавливались и у развалин, о которых трудно сказать, остатки это пирамиды или какого-нибудь иного сооружения. Мы знакомились со свидетельствами древнегреческих и римских путешественников, средневековых арабских авторов, европейцев, посетивших Египет в Новое время, и самих древних египтян. Проследили за теми, кто стремился приподнять завесу над тайнами пирамид: от первых смельчаков, взобравшихся на них и проникших в их недра, до современных исследователей ил европейских и американских университетов и египетской Службы древностей. Мы остановились на самом главном и существенном из того, что известно о пирамидах и что считается еще не решенным. Па этом можно было бы поставить точку.

Тем не менее мы не спешим расстаться с пирамидами. Осталось множество не затронутых нами вопросов, которыми занималось немало людей, и множество сочинении, о которых мы не упомянули. Авторов этих сочинений, людей, занимавшихся этими вопросами, принято называть «пирамидологами». звучит это внушительно. Однако ученые исключают их из своего круга. А многие даже считают, что их не следовало бы так называть, поскольку слово «логос» в данном случае употреблено не к месту. Н. Ф. Уилер, старый соратник Рейснера по раскопкам в Гизе, предложил именовать их «пирамидиотами»; впоследствии этот неологизм ввел в литературу Котрелл в «Горах фараонов» (1956), назвав главу великом магистре этой дисциплины, астрономе шотландского королевства Смите «Великий пирамидиот». Борхардт для обозначения подобной деятельности пользовался термином «пирамидомания».

«Пирамндиотизм» или «пирамидомания» отнюдь не лестные названия для дисциплины, провозглашающей себя научной, но — увы — очень точные. Дело в том, что это не научная, а псевдонаучная дисциплина, имеющая к египтологии такое же отношение, как алхимия к химии. Притом алхимики все же были предшественниками химиков и в поисках камня мудрости и золота открыли различные новые вещества; здесь же речь идет о людях, злоупотребляющих открытиями египтологии. На вид их деятельность выглядит безвредной и порой даже не заслуживает внимания, но иногда они вторгаются на территорию науки, и той приходится защищаться. Распространяя догадки и вымыслы, выдаваемые за научные теории, подобные псевдоученые не могут нанести человечеству слишком большой ущерб, но и малый ущерб — тоже ущерб.

Египтологи стараются не обращать внимания на «этих людей», но подчас у них лопается терпение, и они берут слово, чтобы предостеречь общественность. Лауэр посвятил «этим людям» две главы своей «Загадки египетских пирамид», Вандье в «Руководстве по египетской археологии» отвел им целый раздел; оба столь серьезно сопоставили их вымыслы и расчеты с фактами, что само собой возникает ироническое отношение к пирамидологам. Капар тоже использовал против них юмор и сатиру: в книге «Мемфис в тени пирамид» он охарактеризовал их как изобретателей некоей математическо-мистической религии пирамид. Жекье придерживался мнения, что «эти бредни, плод ума и фантазии», не заслуживают внимания, как отмечено им в статье «Так называемые секреты Великой пирамиды», но счел нужным «оградить общественность от их предсказаний, подкрепленных наукообразными рассуждениями». С немецкой пунктуальностью Борхардт свел с ними счеты в лекции «Против цифровой мистики вокруг Великой пирамиды в Гизе», которую завершил словами: «Собственно, даже не знаешь, жалеть ли автора или осуждать издателя, распространяющего такую ахинею». Не будем цитировать прочих наших старых знакомых, с которыми мы встречались, путешествуя по полям пирамид, ограничимся лишь ссылкой на Эрмана, который писал в «Египте фараонов»: «…даже в наши дни все еще можно видеть вспышки подобных бредней, хотя, казалось бы, целый век исследований давно должен был заставить их исчезнуть».

«Пустая фантазия», «бредни», «ахинея» — с такими выражениями мы до сих пор у египтологов не встречались. Что спровоцировало их на столь резкие высказывания (которые, между прочим, доказывают, что они отнюдь не ученые сухари, а люди, способные на эмоции)? Уж не гнев ли на то, что какие-то любители и дилетанты при исследовании пирамид достигли большего, чем официальная наука? И в чем, собственно, сущность этих решительно осуждаемых, но, несмотря на это, упорно бытующих теорий?

Итак, приступим к изложению по всем правилам: первооткрыватели самых сокровенных тайн пирамид, тайн, с которыми мы пока не имели удовольствия познакомиться, традиционно делятся на две группы. Первую составляют «религиозные мистики», вторую — «цифровые мистики»; их можно подразделить также на «истолкователей» и «пророков». Благодаря всеобщему прогрессу науки и техники мы можем присоединить к ним сегодня еще и «фантастов космического века».

Между отдельными группами «пирамидологов» нет постоянной и точной границы; во многом они различаются, но во многом и совпадают. Поэтому будет целесообразнее сначала выяснить, что их объединяет, а потом уже поговорить об отдельных представителях «пирамидологии». Понятно, не обо всех, только о самых известных.

Этих людей объединяет прежде всего высокомерное отношение к египтологии и пренебрежение к ее «приземленным данным». Большая часть их не затрудняла себя изучением египетской истории, культуры, религии, погребальных обычаев и, как это ни странно, даже архитектуры. Никто из них никогда не утверждал, будто умеет прочесть иероглифический или иератический текст; за некоторыми исключениями, они не знают памятников египетской письменности даже по переводам. Мало кто из них видел пирамиды собственными глазами и допускает, что это были гробницы. Они почти всегда говорят не о пирамидах, а только об одной Великой пирамиде в Гизе. Как будто других и не существует.

«Было много споров о назначении пирамид, — писал более ста лет назад (в 1872 году) Мариетт, — но почему-то одна лишь пирамида Хеопса всегда служила отправной точкой для различных вымыслов. Мы хотели бы обратить внимание на то, что нет причин считать, будто пирамида Хеопса имела иное значение, чем остальные шестьдесят с лишним египетских пирамид». Полстолетия спустя (в 1922 году) Борхардт сказал: «Великая пирамида, к которой относятся все эти теории, основанные на цифрах и мерах, не скрывает в себе никаких тайн. Это одно из надгробий среди множества других и от прочих надгробий этого рода ничем существенным не отличается. Даже величина этой пирамиды не дает оснований особо ее выделять, как это постоянно практикуется. Да, когда-то она была примерно на 3,5 метра выше, чем вторая гизехская пирамида, но я решительно не уверен, что кто-нибудь замечал это, когда обе они еще были в полной сохранности, дело в том, что основание этой второй пирамиды находится на 11,11 метра выше основания первой». Кроме того, что сейчас нам известно большее число пирамид, чем столетие назад было известно Мариетту, к этому нечего добавить.

Основателем пирамидологии считается Джон Тейлор, автор сочинения «Великая пирамида: для чего и кем она построена?» Он был книгопродавцем в Лондонском университете (а не профессором его, как это иногда утверждается) и свое сочинение издал в 1859 году после тридцатилетней подготовки, причем опирался на результаты измерений Гривса, Виза и Перринга и в особенности на знание Библии и элементарной математики; Египта он никогда не посещал. По его убеждению, Великая пирамида не была гробницей и строителями ее были не египтяне. Возникла же она «около 2400 года до рождества Христова», как он рассчитал на основе Библии, «т. е. через 1600 лет после сотворения богом Адама». Правда, состояние математических, астрономических, архитектурных и других знаний было тогда на таком низком уровне, что люди не смогли бы ее построить, и, «следовательно, им неминуемо должен был помочь бог, который им эти знания внушил». Но поскольку египтяне были язычниками, «крайне сомнительно, чтобы бог оказал им такую милость». В самом деде, как нам известно из египетской истории, «эта страна была покорена властителями пастухов с Востока», принадлежавшими к «избранной богом расе», и «те потом построили Великую пирамиду». Итак, пирамида — творенье божье или по крайней мере вдохновленное богом, и именно под этим углом зрения ее надо рассматривать.

Другие пирамиды Тейлора не интересовали, одна только Великая; не интересовали его ни прилегающие постройки, т. е. верхний и нижний храмы, ни «восходящая» дорога, ни что-либо другое в окрестностях пирамиды. Не беспокоило его и противоречие, связанное с тем, что, когда «властители пастухов», т. е. гиксосы, вторглись в Египет, эта пирамида, по его же собственным расчетам, стояла там уже многие века. Ему было также ясно, что это не гробница какого-нибудь языческого царя, и он даже не затруднял себя аргументами: ведь бог не унизился бы и не стал помогать язычникам в таком строительстве! А как же быть с погребальной камерой и саркофагом, притом еще насильственно вскрытыми и ограбленными? Разве это не доказательство того, что там кто-то был похоронен? Но Тейлор отвергал и этот довод. У постройки было иное назначение, куда более высокое. Бог явил и прямо материализовал в ней «основы математических и геометрических знаний, дабы навеки сохранить их для тех, кто способен их понять и ими пользоваться». На этом Тейлор и сосредоточил свое внимание.

Главная задача изучения пирамиды, Которую поставил перед собой Тейлор, заключалась в том, чтобы установить, какими единицами измерения пользовались ее строители. Поскольку о египетских мерах длины Тейлор ничего не знал, ему пришлось их «сконструировать» т. е. выдумать; в 1864 году он издал специально посвященное этому исследование «Битва за стандарты». Еще ранее этой проблемой занимались Ньютон (в связи с «Пирамидографией» Гривса), Жомар (в «Описании Египта») и др., но Тейлор пришел к неизмеримо более интересным результатам — он изобрел так называемый «пирамидальный дюйм», который с отклонением всего в одну тысячную равнялся английскому дюйму (2,54 см), а затем и так называемый «пирамидальный локоть», равный 25 «пирамидальным дюймам» и 25,025 английского. Вдобавок он установил, что объем саркофага составлял 4 английских квартера (290,94 л), с небольшим отклонением, т. е. что это не саркофаг, а прототип английской меры зерна. Данные, на основе которых он вычислил «пирамидальные единицы измерения», отличаются от действительной длины сторон пирамиды на 2,1–2,3 метра, а от действительной высоты пирамиды — на 2,5 метра; хотя это и не большое расхождение, тем не менее с помощью этих данных Тейлору удалось доказать, что «периметр основания пирамиды равен длине окружности, радиусом которой является высота пирамиды». Это был первый шаг к целому ряду фантастических открытий. Строители пирамид, оказывается, знали лудольфово число, «золотое сечение», способ вычисления длины окружности, даже квадратуру круга.

У Тейлора, как у всякого основоположника нового учения, естественно, были предшественники. К ним принадлежали, например, Юлий Гонорий и Туранний Руфин, жившие в IV и V веках н. э. и считавшие пирамиды творениями евреев, и в особенности Аль-Масуди, живший в IX — Х веках н. э.; согласно его сообщению, царь Сурид повелел оставить в пирамидах записи о достижениях науки и о мудрости жрецов. Тейлор, несомненно, знал о своих предшественниках, хотя бы по упоминаниям и цитатам в труде Виза и Перринга. Но он, вероятно, не знал сочинений Фридриха Рёбера, который первый утверждал, будто строителям пирамид было известно «золотое сечение» (т. е. такое соотношение двух отрезков, при котором более короткий относится к более длинному так же, как более длинный к сумме обоих), хотя открытие «золотого сечения» обычно приписывается лишь Пифагору, а сам термин — Кеплеру. Сочинения Рёбера с очень длинными названиями вышли в Дрездене в 1854 и 1855 годах, но каким образом их автор (торговец, дилетант в архитектуре) пришел к своим открытиям, мы, к сожалению, не знаем; даже Борхардту, по его собственному признанию, не удалось «постичь этот метод».

Большинство последователей Тейлора оставили почву христианской религии, хотя и не всегда — почву Библии; некоторые из них даже нарекли Великую пирамиду «каменной библией», из которой можно вычитать всю мудрость, все прошлое и все будущее человечества, нарекли «календарем судеб человечества». Тем самым они возвысили изучение этой пирамиды над всеми науками; к чему заниматься историей, политикой, философией, социальным прогнозированием и т. д. (включая экономическое планирование, добавили бы мы сегодня), если все прошлое и грядущее на этом свете уже каким-то образом запечатлено в Великой пирамиде? Достаточно вычитать это из нее: из ее размеров и из соотношений между ее размерами, из углов наклона ее коридоров и расположения камер, из символического значения отдельных помещений, из ее местонахождения в «центре тяжести континентов» и т. п. Все дело лишь в методе: одни отдавали предпочтение математическому подходу, другие — мистическому. Однако многие вообще не раскрыли нам, каким путем они шли, и даже скрыли от нас результаты своих исследований.

Менее всего удалился от христианской религии англичанин Дж. Р. Скиннер, выступивший с книгой «Ключ к еврейско-египетской тайне источников мер» (1894). Но он не встал над христианством, а погрузился в его ветхозаветные истоки, причем, чтобы лучше их понять, обратился к кабале.[74] Он был убежден, что Великая пирамида в системе своих мер, т. е. «в цифрах и символах», выражает ту же древнюю мудрость, которую «в слове и графике» содержат старинные еврейские тексты. Он так глубоко проник в тайное учение кабалы, что его сочинения могут понять только посвященные. То же можно сказать о сочинении его французского последователя Э. Шуре «Великие посвященные», из которого явствует лишь то, что в Египте существовало «владычество приверженцев тайной религии», стремившейся возвести «свод синтеза различных наук, известный под именем Осирис, т. е. Духовный государь», и что «Великая пирамида была ее символом и математическим гномоном».[75]

Значительно дальше ушли мыслители, полностью оторвавшиеся от христианства и иудаизма, от символики цифр, математики и т. д., а заодно и от логики. К числу их представителей принадлежат француз Ж Барбарен с сочинением «Тайна Великой пирамиды, или конец Адамова мира» (1936) и его русская предшественница, писавшая по-английски, Е. П. Блаватская с книгами «Исида без покрывала» (1877) и «Тайная доктрина» (1888). Согласно Барбарену в Великой пирамиде «нет ни одного ответвления, отрезка или направления, ни одного объема, уклона или выступа, не имеющих особого, точного, возвышенного и определенного значения». Благосклонная судьба явила ему этот скрытый смысл Великой пирамиды: ее внешние очертания выражают «основные формулы Вселенной», ее внутренние помещения «относятся к современной истории человечества», а по своему назначению она «место посвящения посвящаемых». Госпожа Блаватская (теософка и прорицательница, а судя по фотографиям — довольно тучная дама со взглядом истерички) пришла к такому же выводу, но только на более высоком уровне. «Внешними формами Великая пирамида символизирует принципы, легшие в основу создания природы, одновременно иллюстрируя тем самым принципы геометрии, математики, астрологии и астрономии. Внутри она была величественным храмом, в тенистых уголках которого свершались таинства и стены которого были свидетелями посвящения царской семьи», — писала она в первой из названных книг. Во второй она уже допускала, что эта привилегия могла распространяться и на людей нецарских кровей. «Посвящаемый… должен погрузиться в глубокий сон… и пребывать в нем три дня и три ночи; за это время его духовное „я“ начинало ощущать, что общается с богами»; затем он должен был спуститься в преисподнюю Змеи и исполнить там высокие предначертания во имя невидимых существ, человеческих душ или чистых духов; на третий день его «клали в саркофаг в Царской камере» и переносили к входу в Великую пирамиду, где «в определенный час лучи солнца обильно освещали его лицо», и он в экстазе пробуждался, «дабы принять посвящение от Осириса и Тота, бога Мудрости». В этом же духе она написала еще немало (все это можно найти в ее девятитомном Собрании сочинений, изданном в 1962–1968 годах в Индии, в Мадрасе), но тем не менее, видимо, сообщила нам о Великой пирамиде не все, что было ей известно. Дело в том, что, судя по ее замечанию на последней странице «Тайной доктрины», «посвященные не желают, дабы знания эти слишком распространились по свету».

Посвященные иного рода, пророки, были в этом смысле более щедры и предоставили свои знания в распоряжение человечества. Нужно объективно признать, что даты многих прошедших событий они определили совершенно правильно: например, убийство Цезаря в 44 году до н. э.; сожжение Жанны д'Арк в 1431 году; основание Великой ложи свободных каменщиков в Лондоне в 1717 г.; смерть Наполеона в 1821 году (и даже его рождение в 1769 году); покушение на Линкольна в 1865 году и др. Что же касается событий будущего, им — бог весть почему — счастье уже не сопутствовало. В частности, Ж. Гарнье, отставной полковник британской армии и автор книги «Великая пирамида, ее строители и ее пророчества» (1-е изд. — 1905 год, 2-е — 1912 год), на 1922 год предсказал «уничтожение огнем большой части Европы, так же как и других континентов», и «одновременно истребление войск Антихриста при Армагеддоне[76] и явление из разверзшихся небес Христа в сонме святых». У. Уин, английский священник во втором, исправленном издании своей книги «Что произошло и что должно произойти» (1933) предсказал, что упомянутая битва при Армагеддоне должна произойти самое раннее в 1936 году, «после того как Святая земля будет завоевана Россией и ее союзниками», но «вопреки всем ожиданиям бог встанет на сторону Британии». Кроме пророчества типа «и весь мир постигнут беды и голод», ничто из обещаний «Свидетельства Великой пирамиды» (1828) Б. Стюарда, из «Книги мастера» (1898) У. М. Адамса и ряда книг других авторов не исполнилось. Не подтвердилось даже предсказание великого интерпретатора Великой пирамиды Д. Дэвидсона, который рассчитал, что «11 июля 1927 года ислам будет провозглашен государственной религией Андорры». Последняя из известных книг рода, «Великая буря по предсказаниям Нострадамуса[77] и хронология Великой пирамиды», которая вышла в Каире в начале 1942 года, тоже, к нашему сожалению, не исполнила обещанного. Ведь, по мнению ее автора, некоего Р. Форетиша, вторая мировая война должна была кончиться еще 19 сентября 1942 года.

Но Великая пирамида во всем этом не виновата. И пирамиды, которые меньше ее, тоже. И уж решительно тут ни при чем люди, которые их построили.

Религиозная мистика, связанная с культом Великой пирамиды, от которого, кстати сказать, отмежевались представители всех религий, была только одной частью наследства, доставшегося нам от Тейлора. Вторую часть составила известная цифровая мистика, внешне выглядевшая отнюдь не как мистика, а как применение к данным египтологов методов «самой точной из всех наук». К тому же среди пионеров и пропагандистов этой мистики были люди с академическими титулами, достигшие в своих областях признанных успехов, — математики, астрономы, геодезисты, инженеры.

Наиболее значительным из этих наследников и продолжателей Тейлора, «учеником, который превзошел учителя», был уже многократно упоминавшийся нами шотландский королевский астроном Чарлз Пиацци Смит. Он родился в 1819 году в Неаполе (его отец был британским адмиралом) и свою должность получил в результате выдающихся научных успехов в 1845 году, т. е. в 26 лет; в том же году ему было присвоено звание профессора Эдинбургского университета. В 1854 году Смит стал членом Королевского общества, или, по нашей терминологии, академиком, что, учитывая его возраст (неполных 35 лет), в викторианской Англии считалось совершенно неслыханным. Через 20 лет он отрекся от этого звания, поскольку Королевское общество отказалось поддержать его интерпретацию Великой пирамиды. С тех пор о нем больше не было слышно; умер он в 1900 году.

Специально Древним Египтом Смит не занимался ни до своих работ о Великой пирамиде, ни после них; история Египта была для него «великим неизвестным», а египетская культура его отталкивала. «На самом деле он ненавидел Древний Египет, — писал Котрелл, — и если вы интересуетесь Древним Египтом ради него самого, если вы восхищаетесь искусством и культурой древних египтян, вы никогда не станете правоверными учениками Чарлза Пиацци Смита». О египтянах он отзывался как о «народе нильских гончаров» и чаще всего именовал их «мицраитами» (по библейскому названию Египта). В творениях египетских ваятелей Смит видел всего лишь «языческих идолов», в египетских литературных памятниках — «записи чудачеств» и проявление «религии, чрезмерно склонной к графике»; о надписи на саркофаге Менкаура он сказал, что это «какое-то идолопоклонническое посвящение в мицраитских иероглифах», а открытие Мариеттом Серапеума охарактеризовал как «еще одно довольно успешное разгребание древнего идолопоклонничества». Большой сфинкс был для него «отвратительным идолом» (так же как для Плиния), но вдобавок «с симптомами, отражающими самую низкую психическую организацию». На этого идола пялятся «с вызывающим наибольшее негодование восхищением прежде всего французы и приверженцы римско-католической церкви». Как считал Смит, для англичан викторианской эпохи и шотландских пуритан этого вполне достаточно, наверное, достаточно этого и для нас.

Великая пирамида составляла исключение. Как ни удивительно, ученый Смит поверил почти всему, что написал дилетант Тейлор, и еще присовокупил к этому немало от себя. «Разумеется, это была не гробница, — повторяет Смит за Тейлором, — это был таинственный, инспирированный богом компендиум мер и весов»! И не только мер и весов, но и «всех знаний, которые бог раскрыл в ней человечеству». Да, да, включая прошлое и будущее человечества, включая «весь наш удел»! Надо лишь правильно интерпретировать секреты пирамиды, правда, не с помощью каких-то абстрактных спекуляций, а с помощью математики… Она, конечно, была творением не «этих язычников-мицраитов», а «вдохновленных самим богом предшественников избранного народа!» Ведь египтяне «не проявили своего интеллекта в создании ее плана, а лишь осуществили этот план, сами его не понимая; потому что в указанную эпоху и не могло быть иначе»! Да-да, это в самом деле слова Смита, так же как и следующие: «Ее чистая и совершенная поверхность из безукоризненного камня исключает всякое подозрение в идолопоклонничестве и в грехе». Так он об этом написал, дабы убедить общественность, в книге, изданной в 1864 году под названием «Наша судьба в Великой пирамиде».

Книга вызвала большое удивление, и многие сомневались, что Смит писал ее серьезно. Но сомневался и Смит: достаточно ли точны данные Тейлора и не остановился ли он в своих выводах на полпути. Однако Тейлор как раз в год издания книги Смита умер, и тому не оставалось ничего иного, как решать эти проблемы самостоятельно. «Вскоре после смерти сэра Тейлора я решил на собственные средства посетить Египет, — пишет он в предисловии к следующей книге, — и провел там четыре месяца у пирамиды, дабы, используя различные научные приборы, произвести множество измерений этого могучего монумента, причем некоторые с большей точностью, чем это делал кто-либо ранее». Хотя во время работы его постоянно отвлекали «пахнущие табаком джентльмены, неустанно прибывавшие на пассажирских пароходах», а главное — «всевозможные малоприятные арабы, черные, коричневые, серые», но все эти и менее значительные напасти он одолел. В 1867 году, всего через два года после возвращения, он издал в подтверждение своей теории четырехтомный труд со множеством диаграмм и расчетов — «Жизнь и работа у Великой пирамиды в 1865 году».

Ни в одном из расчетов, приведенных в этой книге, критики Смита не обнаружили ошибок. Зато они без труда обнаружили ошибки в его методе: книга изобиловала софизмами и волюнтаристический подход к фактам чередовался в ней с жонглированием цифрами. Для облегчения расчетов он заимствовал, например, у Тейлора «пирамидальный дюйм» и определил его как 1,001 английского дюйма. Но тут же словно бы забыл, что взял эту единицу измерения у Тейлора, который ее просто выдумал, и начал оперировать ею так, будто это была единица измерения древних египтян; затем достигнутые результаты Смит объявил доказательством того, что это в самом деле была единица измерения древних египтян. Однако порой ему не удавалось добиться успеха с помощью этой меры длины, и тогда он пользовался другими, выдуманными им самим единицами измерения — «старинным мирским локтем языческого Египта, составляющим 20,7 английского дюйма», или «священным локтем иудеев, равным 25,025 английского дюйма».

Вопреки своей антипатии «ко всему французскому» он без колебаний пользовался метрами, литрами и килограммами. При таких условиях, казалось бы, все должно прекрасно сойтись, но вопреки ожиданиям у него, как он сам заметил, получалось, «конечно же, несколько больше или меньше…». Ведь речь шла о «таком колоссальном монументе» с «такой таинственной структурой», относящемся к «такой давней патриархальной поре человечества»!

Что же в конце концов высчитал и вычитал Смит из Великой пирамиды? Мы можем оставить в стороне его теории и привести лишь небольшое число результатов, как это сделал Борхардт. Периметр пирамиды равен 36 254 «пирамидальным дюймам», что при якобы существующем соотношении 100 дюймов = 1 дню, равнозначно одному году. Высота пирамиды, в дюймах и помноженная на девять десятых, якобы соответствует расстоянию в милях от Земли до Солнца. Пирамида будто бы стоит в центре круга, с которым частично совпадают очертания нынешнего побережья Нильской дельты. Вся суша Земли якобы разделена на две равные части меридианом, на котором стоит пирамида. По направлению входа египтяне будто бы могли определить так называемый «год Плеяд». И так далее и тому подобное. Лишь на коварный вопрос: «А как соответствует пирамида денежным системам?», который иногда задавали Смиту, он не знал ответа, ибо деньги суть «нечто земное, как прах и пепел, человеческая тщета и тлен, нечто преходящее, меж тем как пирамида возвещает Вечное, Возвышенное, Небесное».

После появления труда Смита могло показаться, что математические интерпретации Великой пирамиды навсегда дискредитировали или по крайней мере исчерпали себя. Но в 1885 году инспектор табачной фабрики в Головине А. Яролимек сообщил Императорско-королевской академии наук в Вене, что обнаружил в Великой пирамиде золотое сечение. Правда, тут Морава, как нам известно, не могла претендовать на первенство; однако в 1890 году Яролимек поправил дела «Математическим ключом к пирамиде Хеопса», где возвестил миру о новом открытии — «золотой лесенке» (т. е. цифровой последовательности, где каждое последующее число равно сумме двух предыдущих). По этой лесенке он добрался до одиннадцатой перекладины (1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89, 144), на которой и остановился; очевидно, это была первоначальная высота пирамиды, но какой от его лесенки прок, он почему-то так и не объяснил. Оказалось также, что астроном Смит не извлек из Великой пирамиды всех астрономических сведений; его соотечественник М. Б. Котсворт, врач по профессии, в 1902 году в книге «Рациональный альманах» обогатил их, установив, что Великая пирамида в действительности была «солнечным календарем, ибо своей тенью показывала времена года, месяцы, недели и дни». По его утверждению, «величина плит, которыми с северной стороны вымощено пространство вокруг пирамиды, почти в точности соответствует длине, на которую ее тень уменьшается за день, т. е. на 1,356 метра, так что древнеегипетские жрецы, наблюдая за этой измерительной сеткой, могли определить продолжительность года с точностью до 0,24 219 дня». Почему такими же плитами было вымощено пространство вокруг пирамиды и с других сторон, куда тень не падала, и почему размеры сотен плит отличаются от приведенной и почти точной длины порой чуть ли не на 50 %, Котсворт сколько-нибудь вразумительно не объяснил. Не прояснил он и еще один момент: перелезали ли жрецы во время этих измерений через каменную ограду десятиметровой высоты, и если перелезали, то как?

Многие последователи Смита поняли, что применение математических методов в исследовании пирамиды открывает значительно более широкие перспективы, чем установление «золотого сечения» или «золотой лесенки», дат календаря и т. д. В 1921 году Ф. Ноэтлинг, военнопленный немец, ознакомившийся в Австралии с трудами Смита, опубликовал «Космические числа пирамиды Хеопса — математический ключ к единым законам Вселенной». Он доказывал, что если воспользоваться «египетским локтем», выдуманным им самим, то сторона пирамиды будет равна 365 540 903 777 единицам, «что соответствует самой точной продолжительности солнечного года, выраженной с точностью до одной миллиардной дня». Кроме того, он высчитал многое иное, в том числе и атомные веса отдельных химических элементов, якобы давно известные египтянам и зашифрованные ими в Великой пирамиде. Англиканский священник Д. Дэвидсон, о котором мы уже упоминали, открыл в конструкции пирамиды так называемый «фактор смещения», с помощью которого можно было вычислить все что угодно. Египтологам, отказывавшимся понимать его, он отвечал, что этот фактор имеет «трансцендентную ценность» и «проявляется таким образом, что человеческий мозг решительно не способен это представить». Но «Эвереста пирамидологии» достигли в 1910 году братья Джон и Мортон Эдгары из Глазго книгой «Коридоры и камеры Великой пирамиды, которые показывают, как Великая пирамида в Гизе символически и результатами измерений подтверждает философию и пророчества давних времен о божественном плане веков…». Это примерно половина заглавия книги, окончание которого мы опустим, так же как и характеристику ее содержания: что поделаешь с глупостью, если она еще и скучна?

Прочих учеников Смита мы можем со спокойной совестью обойти вниманием. Исключения заслуживает лишь его земляк Уильям Питри, первоначально химик, а затем инженер-железнодорожник и конструктор различных электротехнических устройств. Теории Смита так воодушевили его, что он изобрел ряд приборов, дабы подтвердить и дополнить его измерения непосредственно на Великой пирамиде. Идеей путешествия в Египет он увлек и своего сына, относившегося ко всему этому несколько скептически, но, поскольку он все откладывал день отъезда, сын в 1879 году отправился в Египет один, захватив с собой отцовские приборы. Остальное мы уже знаем: молодой Уильям Мэтью Флиндерс Питри стал одним из крупнейших египтологов, который, хотя это было отнюдь не главной его заслугой, не оставил от теорий Смита камня на камне. Правда, смести их с лица земли и он был не в силах, ему не помогло даже то, что он застиг некоего доктора Глоувера, преданного ученика Смита, на месте преступления: тот стачивал рашпилем какой-то выступ в передней погребальной камеры Хуфу, чтобы этот выступ точно соответствовал Смитову «пирамидальному дюйму».

Что к этому добавить? Что египтология благодарна Смиту за Питри, т. е. что даже самые сомнительные книги могут принести положительные результаты? Это было бы слишком смелое обобщение, едва ли не возводящее исключение в правило. Процитируем лучше слова изобретателя термина «пирамидиотизм» Н. Ф. Уилера, приведенные Котреллом в «Горах фараонов», в заключительной части главы о Чарлзе Пиацци Смите. Их можно отнести и к его предшественникам и последователям:

«В самом деле, не существует никаких особых причин, чтобы эти мистики избрали предметом своего внимания именно пирамиду Хуфу или чтобы они ею ограничились. Борхардт в указанной выше публикации бескорыстно предоставил в их распоряжение тот факт, что у пирамиды-спутницы Абусирской пирамиды Сахура отношение половины периметра основания к высоте равняется неперову основанию натуральных логарифмов „е“ (2,71 828). Но мы могли бы пойти дальше и вместо пирамиды Хуфу предметом расчетов избрать хотя бы лондонский Хрустальный дворец. Если бы мы произвели большое число его измерений, то получили бы множество данных, из которых могли бы выбрать точные меры для очень многих вещей. Когда избирается подходящая единица измерения — скажем, верста, двойной фут, морской узел, — можно без труда установить точный эквивалент расстояния до Тимбукту при помощи длины потолочных балок или количества уличных фонарей на Бонд-стрит; точно так же можно было бы установить единицу густоты грязи или средний вес взрослой золотой рыбки».

Но оставим, наконец, мистиков и мистификаторов и обратим внимание на более интересных людей. Таких, что не вперяют взор в одну лишь Великую пирамиду, а охватывают им все пирамиды в Египте и вне Египта и видят в них «ключ к пониманию древних высоких цивилизаций на обоих берегах Атлантики».

Наиболее известный человек, который нам в этой связи сразу же приходит на ум, — это прославленный норвежский исследователь и мореплаватель Тур Хейердал. Хотя сам он такого тезиса или теории не выдвигал, точно так же как и ни один другой ученый, ему постоянно их приписывают. «Существуют поразительные параллели в развитии древних зрелых культур по обеим сторонам Атлантики, — можем мы, к примеру, прочесть в „Еуропеуме“ (июнь 1970 года) и — с разными вариациями — в других журналах. — Так, пирамиды строились не только на Ниле, но и в стране майя в нынешних Мексике и Гондурасе. Египтяне, так же как инки, имели сеть оросительных каналов, календарь и, подобно им, поклонялись Солнцу как богу. Тур Хейердал погрузился в соответствующие главы истории культуры и вскоре открыл соединительное звено — папирусную лодку».

У этих теорий есть длинная предыстория. Первым, кто при взгляде на пирамиды в Мексике и Гондурасе (а также в Гватемале) задал вопрос, имеют ли они отношение к пирамидам в Египте, был немецкий естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт. Но в своем тридцатитомном «Путешествии в экваториальные области Нового Света» (1807 г. и последующие) он уделил им всего несколько строк и как критически мыслящий ученый из-за недостатка доказательств уклонился от выводов. Намного смелее был Эдвард Кинг, лорд Кингсборо, который в своих девятитомных «Мексиканских древностях», изданных и 1831–1840 годах, отстаивал тезис, будто американские индейцы — потомки «десяти затерявшихся колен Израиля» и что, следовательно, тамошние пирамиды построены евреями. Французский путешественник Жан Ф. де Вальдек в книге «Путешествие живописца и археолога но провинции Юкатан» (1838) провозгласил их «творениями потомков тех же самых египтян, пирамидами которых он некогда любовался на Ниле» как участник экспедиции Наполеона (Вальдек прожил 109 лет; родился он при Людовике XV, а умер во времена Третьей республики). Некоторые авторы считали эти пирамиды делом рук индийских или финикийских переселенцев, другие — созданиями спасшихся обитателей исчезнувшей Атлантиды и т. д., но нас это уже не касается. Согласно последнему слову популяризаторов подобных теорий (большей частью публицистов, таких, как немец А. Блуменштейн или итальянец Э. Маргрио, статьи которых мы цитировали), творцами этих пирамид опять-таки были египтяне.

В действительности древнеамериканские пирамиды не слишком-то похожи на египетские; они скорее напоминают месопотамские зиккураты. В большинстве своем это ступенчатые или похожие на башни постройки с крутыми широкими лестницами и небольшими площадками наверху, предназначенными для святилищ с высокими фронтонами крыш. Стоят эти пирамиды обычно группами, из чего можно сделать вывод, что они являлись культовыми центрами тогдашних городов; по своей функции это были храмы, но в некоторых из них хоронили властителей и жрецов. Первоначально их строили из кирпича-сырца, позднее из кирпичей, облицованных камнем, или прямо из камня; обычно они были богато украшены пластикой и рельефами, было установлено, что пирамиды через определенные промежутки времени надстраивались (вероятно, каждые 52 года), а вокруг существующей постройки возводилась новая значительно больших размеров. По форме и размерам они существенно отличались друг от друга. Самая большая имела четыре ступени на основании примерно 540х540 метров, т. е. покрывала площадь приблизительно в пять раз большую, чем пирамида Хуфу, но в высоту имела всего 54 метра; ступени ее довольно быстро сужались, и поэтому объем ее был гораздо меньше, чем объем пирамиды Хуфу.

У некоторых из этих пирамид было до шести ступеней с нишами и нависающими крышами, так что они напоминали пагоды; самые маленькие были, собственно, всего лишь террасами для массивных храмов. Почти так же выглядели южноамериканские пирамиды и в Перу, и у озера Титикака в Боливии.

Хотя сравнение американских и египетских пирамид обнаруживает больше различий, чем сходства, мы не можем априорно исключить возможность их общего происхождения. Что же касается остальных «атлантических параллелей», то тут дело обстоит иначе. Искусственное орошение было известно не только египтянам, но и древним китайцам, индийцам, малайцам и т. д., даже некоторым доисторическим обитателям отсталой в ту пору Европы, и определенно все эти народы восприняли его не от египтян. Культ Солнца распространен среди всех народов мира, и археологические находки позволяют датировать его истоки временем, когда Египет еще не был населен людьми. Календарь также создан многими народами, и у древних китайцев он ничуть не менее точен, чем у древних египтян. Нет оснований полагать, будто Египет был единственной колыбелью культуры и цивилизации, а египтяне были учителями всех народов, не обладавших опытом и интеллектом, необходимыми для самостоятельного изобретения искусственного орошения, измерения времени и календаря, для того, чтобы самим оценить благодатную силу солнца. Это относится и к тольтекам, ацтекам, майя в Центральной Америке, а если перечислять всех заокеанских строителей пирамид, то и к мочика, чиму, инкам в Южной Америке.

Но если мы даже допустим, что именно египтяне побудили американские народности строить пирамиды, пусть и не слишком похожие на их собственные, нам придется ответить на несколько вопросов. Почему египтяне ознакомили их только с пирамидами и не раскрыли заодно и технику мумификации, столь тесно с ними связанную? Почему не приобщили их к своим представлениям о загробной жизни и вообще к своей религии (которая в отличие от религии американских народностей не требовала, чтобы у живых людей, приносимых в жертву, вырезалось сердце, и не признавала ритуального убийства детей)? Почему не передали свою письменность, почему не научили выращивать пшеницу и использовать при обработке земли животных, почему скрыли от них изобретение колеса? Отсутствие этих параллелей ставит под сомнение египетское происхождение американских пирамид, более того — опровергает такое их происхождение.

Но это еще не все.

Несмотря на многие неясности в хронологии доколумбовой Америки, не вызывает сомнения, что тамошние пирамиды в сравнении с египетскими очень молоды. Самыми древними считаются пирамиды в окрестностях столицы Мексики, особенно в Теотихуакане, Куикуилько, Туле, Чолуле, Шочикалько и Монте-Альбане. Американисты до сих пор не пришли к согласию в споре об их датировке; одни относят их к первым столетиям нашего летосчисления, другие — к последним столетиям до нашего летосчисления и в качестве ближайшей временной границы приводят начало III века до н. э. Самые древние пирамиды на территории Гватемалы, т. е. пирамиды в Мирафлоресе и Вашактуне, с достаточной достоверностью датируются I–IV веками н. э.; самая древняя гондурасская пирамида в Копане — концом II века н. э. (Ради интереса сообщаем: знаменитая пирамида в Тикале построена около 750 года; Эль-Кастильо в Чичен-Ице — около 1000 года; южноамериканская пирамида в Тиахуанако — после 500 года. Но только нашего летосчисления.) Пирамиды начали строиться в Америке спустя примерно тысячу лет после того, как их перестали строить в Египте. Между первой египетской и первой американской пирамидой лежит временная пропасть более чем в 2000 лет!

Итак, речь идет прежде всего о «мосте», перекинутом не только через океан, но и через тысячелетия. Если бы египтяне попали в Америку в то время, когда они еще строили пирамиды, почему должна была пройти тысяча лет, прежде чем им удалось побудить местных жителей тоже строить пирамиды? Что они не попали в Америку (или даже не отправлялись туда) в последние века до нашей эры, мы знаем почти достоверно: это уже была эпоха Птолемеев, со времен которой сохранилось столько документов, что сообщения о подобном плавании не могли остаться неизвестными. То же можно сказать и о предположительной отправке подобной экспедиции, даже если бы она не вернулась назад, и о предположительном прибытии какой бы то ни было экспедиции из Америки в Египет. Что же касается более древних времен, то в ту пору египтяне не были достаточно опытными мореплавателями; обычно они не рисковали отплывать и на несколько сотен километров от берега, а войско большей частью добиралось до Сирии и Финикии пешком. Когда Нехо II в конце VII века до н. э. приказал обследовать побережье Африки, он поручил это не египетским, а финикийским морякам. Египтологи не находят в источниках ничего, что бы допускало существование подобных «соединительных звеньев».

А что говорят американисты? «Ни один ученый не думает, будто Америку населяли люди, которые перебрались сюда через Атлантический или Тихий океан, хоть и нельзя полностью исключить более поздних влияний, пришедших в Новый Свет из Полинезии, — читаем мы, например, в хорошо известной работе Дж. Э. С. Томпсонна „Возникновение и падение древних майя“ (1955). — Археологи сходятся в мнении, что Америку заселили люди, пришедшие сюда через Берингов пролив из Азии. Однако не существует единого мнения, когда именно произошло первое перемещение народов. Большинство нынешних археологов считают, что это было примерно 20 000 лет назад. Согласно общему мнению, речь шла не о большом одноразовом переселении, а о проникновении небольших групп, на протяжении тысячелетий постепенно заселявших Новый Свет. Возможно, что первые группы пришли еще в пору, когда оба континента были соединены перешейком». Связь с Египтом в таком контексте археологи решительно исключают.

«Но Тур Хейердал доказал это!» Да, в 1970 году он переплыл Атлантический океан — от Западной Африки до Малых Антильских островов, так же как и в 1947 году Тихий океан от Перу до Полинезии. В нашей памяти еще живо это отважное предприятие норвежского ученого и его друзей. В 1969 году это ему не удалось. По его указанию под пнрамидами в Гизе был построен пятнадцатитонный плот из папируса, который был назван в честь египетского бога Солнца «Ра», и Хейердал отправился на нем из Марокко в океан; однако, проплыв на этом плоту 5000 километров, после одной из бурь он вынужден был покинуть «Ра», да еще в океане, кишащем акулами. Хейердал повторил попытку на новом, более усовершенствованном парусном плоту «Ра-2», построенном для него в Марокко четырьмя южноамериканскими индейцами, на этот раз с семью спутниками и под флагом ООН. 17 мая 1970 года буксир вывел плот из порта Сафи в открытое море, и после 57 дней плавания, во время которого, кроме коротковолновой радиостанции и навигационных приборов, члены экипажа не пользовались никаким современным оборудованием, Хейердал успешно пристал к острову Барбадос. Плот преодолел расстояние в 6300 километров, и хотя оно составляет менее половины маршрута по прямой от египетских пирамид в Гизе через марокканский порт Сафи к мексиканским пирамидам на Юкатане, это не имеет значения: вне всякого сомнения, пройден самый трудный отрезок пути и наиболее проблематичная часть «соединительного звена» между Старым и Новым Светом.

Египтологи и американисты сердечно поздравляли Хейердала с успешным окончанием плавания. «Что он этим доказал?» — спрашивали их журналисты. И они отвечали: «Это блестящий спортивный результат. Тур Хейердал проявил отвагу, достойную потомка викингов!» На конкретные вопросы, какое же значение этот подвиг имеет для науки, ученые, как правило, ограничивались ссылкой на то, что советский врач Юрий Сенкевич, специалист по исследованию реакции человеческого организма на существование в крайне затрудненных условиях, наверняка собрал во время этого плавания немало цепного материала. Некоторые особенно педантичные египтологи не забывали напомнить, что египтяне вплоть до Поздней эпохи ничего не знали о мире за Гибралтаром, а для морских плаваний всегда пользовались не тростниковыми плотами, а деревянными ладьями. Точно так же педантичные американисты спешили подчеркнуть, что среди сотен изученных ими доколумбовых находок не нашлось ни одного предмета, свидетельствующего о египетском происхождении или влиянии. Также единодушно подтвердили они и мысль, что пирамиды в Америке и Египте возникли совершенно независимо, из внутренних духовных потребностей и творческого потенциала этих народов и что о взаимовлиянии и связях между тогдашним Старым и Новым Светом не может быть и речи.

Что сказал об этом сам Хейердал? «На „Кон-Тики“ я действительно хотел нечто доказать, а именно теорию, разработкой которой перед тем занимался на протяжении десяти лет. Когда же я отправился в плавание на „Ра-2“, никакой теории у меня не было», — заявил он в интервью по возвращении в Европу. Плавание на «Кон-Тики» было практической проверкой гипотезы, согласно которой Полинезию заселили люди из Южной Америки. Но на конкретный вопрос, допускает ли он, что задолго до Колумба в Америку приплывали люди из Африки, повлиявшие затем на возникновение высоких культур в этой части света, Хейердал ответил весьма осторожно:

«К такому выводу я не пришел».

Однако дело не ограничилось межконтинентальными параллелями: проблема пирамид стала рассматриваться и в космическом масштабе. Так поставил вопрос вскоре после преодоления людьми границ земного притяжения автор «Воспоминаний о будущем» Эрих фон Деникен.

В своей книге Деникен уделяет большое внимание пирамидам, но считает их лишь одной из бесчисленных нерешенных загадок человеческого прошлого на нашей планете. По его мнению, этими загадками должны заниматься «ученые нового типа», оснащенные «самой совершенной и самой остроумной технологией» и одаренные «фантазией нашего технического века»; эти исследования нужно вести «честно и непредвзято», принимая во внимание предположение, что «в древности наши предки были свидетелями визита из космоса». Вероятная цель такого изучения — использовать разгадки этих тайн в качестве «уроков прошлого» для достижения «лучшего будущего на Земле» и в «населенном людьми космосе». В книге уже намечаются решения некоторых загадок, хотя их автор отнюдь не имел в своем распоряжении желаемой «технологии». Дело в том, что он не состоял даже членом какой-либо научной организации, а был владельцем отеля в швейцарском горном курорте Давосе, еще ранее — официантом, а по пристрастиям — путешественником по следам инопланетян. Познания он приобрел благодаря чтению, беседам с посетителями своего отеля и, главное в результате путешествий; он изъездил полсвета поначалу как стюард на океанских пароходах, потом как частный исследователь. Правда, регулярным путешествиям порой препятствовала решетка, за которую он попадал из-за тех способов, какими добывал деньги для своих путешествий. Кроме названной книги он написал еще ее продолжения — «Назад к звездам» и «Посев и космос».

«Если существуют на свете убеждения, которые нельзя опровергнуть, то ими твердо и без конкуренции владеет фон Деникен. К осознанию своей миссии на земле этот разорившийся владелец отеля пришел сидя в каталажке и размышляя, что же делать дальше. Год назад, точнее 6 марта 1972 года, он самонадеянно покончил с существованием автора каких-то science fictions[78] и провозгласил себя мессией и пророком, который перевернет вверх дном сомнительный порядок, установившийся на нашей земле», — писал о нем в заметке по поводу его спора с каким-то венгерским эмигрантом, якобы открывшим в Эквадоре «металлическое книгохранилище» давних космонавтов, гамбургский «Der Spiegel». Однако вовсе нет надобности повторять насмешливый тон газеты в адрес противника или подчеркивать одни лишь отрицательные стороны сложной жизни Деникена (так, например, он нередко проявлял личное мужество и готовность к самопожертвованию) и дискредитировать руководившие им мотивы. Факт остается фактом: его «Воспоминания о будущем» за пять лет, прошедших после первого издания (в феврале 1968 года), в оригинале и переводах достигли десятимиллионного тиража и так или иначе повлияли па десятки миллионов людей; по ним был снят фильм, они стали предметом страстных дискуссий и споров. И потому мы не собираемся включать их «как утопию в число книг, о которых лучше не говорить, ибо высказанные в них взгляды и доказательства не умещаются в натужно слепленную и закоснелую школьную премудрость», как писал во вступлении сам автор. Тем не менее ограничимся частями, прямо касающимися пирамид.

С пирамидами Деникен ознакомился во время нескольких путешествий в Египет, первое из которых он осуществил в 1954 году (при довольно драматических обстоятельствах и с еще более драматическим концом — шестнадцатилетним тюремным заключением). Источников своих знаний о пирамидах он нигде не называет. В книге упомянута лишь работа Смита «Наша судьба в Великой пирамиде» в связи с утверждением, что «вокруг пирамиды Хеопса возникли сотни глупых и необоснованных теорий». В одном месте он цитирует и «Историю» Геродота, но неточно, а в другом обращается к свидетельству аль-Масуди, которого, как ни странно, называет «коптским автором». Его апологеты П. Рохолл и В. Роггенсдорф, кроме того, упоминают (в «Удивительной жизни Эриха фон Деникена», 1969), что он читал книгу Макса Эйта «Сражение за пирамиду Хеопса», вышедшую в 1902 году, и будто бы она привела его в восторг. (Это роман о Чарлзе Пиацци Смите, который выступает в нем под именем Жое Тинкера; в главе 14 преподносятся и его теории. Однако сам автор явно отмежевывается от «пирамидальных фантазий несомненно достойного всяческого уважения преподобного Жое Тинкера», или же «того полоумного англичанина». Однако он полагал, что достаточно просто привести эти теории и расчеты, чтобы их бессмысленность стала ясна всякому; впрочем, как заметил еще Борхардт, Эйт явно «переоценил критические способности некоторых читателей».) Сам Деникен заявлял, что не читал ни одной египтологической книги. И потому смелость, с какой он при подобных обстоятельствах взялся за дело, поистине поразительна.

Прежде всего Деникен отрицает, что Великая пирамида была гробницей. «Какой чудак поверит, что эта пирамида была всего лишь могилой какого-то царя?» — цитировали мы его книгу еще во Введении. Однако он ничем свое мнение не аргументирует и нигде не сообщает, чем бы ей тогда надлежало быть, если не гробницей. Лишь единожды он упоминает о пирамиде Хуфу как о «памятнике непостижимого прошлого» (одном из тех, что «всегда вызывают… странный холодок в области желудка»); зато в другом месте в мало измененной форме повторяет: «Что касается строительства пирамиды, то мы почти совсем не знаем ответа на вопросы, касающиеся его способа, смысла и эпохи, с ним связанной. Перед нами стоит искусственный холм почти стопятидесятиметровой высоты и весом 31,2 миллиона тонн. И говорят, будто этот колосс не что иное, как гробница заурядного правителя! Пусть верит, кто может…».

Мы опасаемся, как бы читатель не устал от повторений, ибо мы уже говорили о том же, рассказывая о людях, которые пришли к пирамидам задолго до Деникена, причем с египтологической и археологической подготовкой. Но все они были такими чудаками, что поверили, будто пирамида была гробницей царя, поскольку убедились в этом научным путем. Причем не просто гробницей какого-то царя, а египетского царя, которого в большинстве случаев можно было назвать по имени и о котором можно было сказать, когда он правил. Такими же чудаками поныне остаются все египтологи без исключения, а вместе с ними и все люди, которые ставят научные данные выше ничем не доказанных утверждений, их отрицающих. Между прочим, такими же чудаками были и давние египетские грабители, опустошившие эти гробницы… Нигде не упоминает Деникен, что в пирамидах обнаружены саркофаги, причем даже с именами похороненных в них царей; нигде не упоминает ни о погребальной утвари царей, остатки которой были найдены в пирамидах и их окрестностях, ни о памятниках египетской письменности, сообщающих названия пирамид и имена похороненных в них царей, ни об обрядах и погребальных молитвах, обнаруженных в «Текстах пирамид», ни о «восходящих» дорогах, по которым мертвые цари доставлялись в пирамиды, ни о верхних и нижних храмах, ни о культе мертвых царей, ни о «штате» жрецов при пирамидах. «Пусть верит, кто может!» А для Деникина всего этого и верно не существует.

Но для него не существует и пирамид; исключение составляют только одна пирамида — Великая и только один царь — ее создатель Хеопс, т. е. Хуфу. Хафра уже не кажется Деннкену достаточно эксцентричным, хотя тот велел построить себе пирамиду всего лишь на три метра ниже; не интересуют его ни Менкаура, ни какие-либо иные правители Древнего и Среднего царств (и двух переходных периодов), ни даже Сенусерт I, повелевший пристроить к своей пирамиде еще десяток малых пирамид; просто он все это не принимает во внимание. Из всех пирамид в Египте он упоминает еще пирамиду Джосера, но говорит о ней не как о гробнице, и пирамиду Тети, о которой, напротив, говорит не как о пирамиде (для него она только «могила Тети», точно так же как пирамида Сехемхета, которого он вообще не называет по имени; для него она лишь «неограбленная могила»). Насчет пирамиды Хуфу он позже замечает: «Ныне фараоном, повелевшим строить Великую пирамиду, безапелляционно провозглашается Хеопс, ибо все обнаруженные надписи и доказательства свидетельствуют в его пользу. Однако мы исключаем возможность, что эта пирамида построена в течение одной человеческой жизни. Что, если Хеопс приказал изготовить фальшивые надписи и прочие доказательства, дабы прославиться?»

Во-первых, строителем Великой пирамиды Хеопс провозглашен отнюдь не сегодня — у нас, в Европе, уже более 2400 лет назад, т. е. со времен Геродота, а в Египте уже более 4500 лет назад, со времен ее строительства, причем это подтверждено устной традицией и письменной документацией. Никаких надписей Хеопса, прославлявших его имя, в пирамиде или на пирамиде не было найдено. Нам известны лишь простые пометки каменщиков на блоках в разгрузочной камере, помещенные почти недоступно для человека, да еще так, что имя властителя на них перевернуто; во всем окружении пирамиды сохранилась лишь одна стела с его именем. Надо сказать, что идея о фальсификации Хеопсом надписей и прочих свидетельств никому до Деникена в голову не приходила, и психологически интересно, что она пришла на ум именно Деникену. Если он иронизирует над бесспорными сведениями египтологии как над «безапелляционными провозглашениями», тут уж ничего не попишешь. Мы и действительно издавна знаем, кто повелел строить Великую пирамиду: царь IV династии Хуфу (по-гречески Хеопс).

Утверждение Деиикена, будто пирамида не могла быть построена в течение одной человеческой жизни, единственное из всех его суждений о пирамиде, которое он удостаивает аргументации. «Если бы строителям в самом деле удалось завершить этот гигантский, поистине ударный труд, — пишет он, — т. е. ежедневно укладывать по десять блоков, то 2.5 миллиона блоков составили бы недурную пирамиду за каких-нибудь 250 000 дней, что означает 664 года… Это тем более похоже на шутку, что вся стройка возникла по прихоти эксцентричного правителя, который явно не дожил бы до торжественного окончания строительства… Какая трагедия! Не стоит серьезно доказывать, что вся эта совершенно серьезно провозглашаемая теория просто смешна». Однако перелистаем несколько страниц назад, где приведен сделанный Питри расчет возможной продолжительности постройки Великой пирамиды и использованных на ней работников; его результат совсем иной, он подтверждает реальность сообщения Геродота, согласно которому строительство продолжалось двадцать лет. Присовокупим к этому еще слова К. Михаловского, известного польского археолога и египтолога, который в 1972 году писал: «Подробный расчет, включающий количество строительного материала, обработку облицовочных плит, размещение рабочих групп и т. п., подтверждает верность сообщения Геродота, и, что еще важнее, если бы сегодня мы приняли программу такого строительства с использованием достижений кибернетики, мы бы пришли к оптимальному решению реализации этого плана, которое совпало бы с тогдашним». Но каковы доказательства Деникена?

Не будем говорить, что это похоже на шутку, скажем: Деникен привел в своей аргументации произвольную дневную норму определенной группы «строителей», но не сообщил, сколько в такой группе человек и сколько всего таких групп. Говоря языком математики, он предлагает нам решение уравнения, в котором одно из чисел произвольно, а остальные неизвестны; даже ученики младших классов знают, что такое уравнение лишено смысла. Временной показатель — 250 000 — Деникен получил, просто-напросто разделив предполагаемое число блоков в пирамиде, т. е. 2,5 миллиона, на десять, но почему именно на десять, не обосновал. Кроме ошибок в предпосылке и выводах в его расчеты вкралась и цифровая ошибка, ибо при тех данных, которыми он оперирует, у него должно было бы получиться 684 года. Но это не единственная цифровая ошибка Деникена: неверно рассчитал он и приведенный выше вес пирамиды. Если бы он правильно помножил ее объем (приблизительно 2,52 миллиона кубических метров) на вес 1 кубического метра известняка (в соответствии с египетской практикой — 2600–2800 килограммов на кубический метр, по западноевропейским нормам — 2550–2750 килограммов на кубический метр, по словацким нормам — 2500 килограммов на кубический метр), то получил бы не 31,2 миллиона тонн, а всего 6,5–7 миллионов тонн. Цифровые мистики были более точны в своих расчетах.

На какую «весьма серьезно провозглашенную», но попросту смешную теорию намекает Деникен? На теорию технологии строительства пирамиды, им же самим созданную. Процитируем целиком ее изложение, включая многоточия, которые он ставит между фразами, дабы читатель удивился и задумался. «Нам предлагают все новые и новые объяснения: наклонные плоскости, наклонные песчаные насыпи, по которым поднимались блоки, леса, платформы… и, естественно, труд сотен тысяч египетских муравьев — феллахов, крестьян, ремесленников. Ни одно из этих объяснений не выдерживает критики. Великая пирамида является — и, как знать, может быть, и останется — наглядным доказательством существования никем не разгаданной технологии. Ни один современный архитектор не сумел бы построить пирамиду Хеопса, будь даже у него в руках технические средства всего мира. 2 600 000 огромных каменных блоков было добыто в каменоломнях, отшлифовано, доставлено на строительную площадку и там подогнано друг к другу с точностью до миллиметра. Стены коридоров внутри пирамиды были украшены многоцветной росписью… Место, на котором стоит пирамида, выбрано по капризу фараона… Недостижимые классические меры и пропорции пирамиды осенили ее строителей по чистой случайности… Сотни тысяч рабочих толкали и тащили на (несуществующих) катках с помощью (несуществующих) канатов двенадцатитонные блоки по песчаным насыпям… Эта армия питалась (несуществующими) злаками… Ночевала в (несуществующих) хижинах, которые фараон велел построить прямо перед своим летним дворцом… Благодаря (несуществующим) рупорам, из которых непрерывно звучало подбадривающее „раз-два — взяли!“, ритм объединял работников, и двенадцатитонный блок полз наверх…»

Прежде всего необходимо заметить, что Деникен не рассматривает тут критически теорию какого-либо египтолога, а излагает слепленные без ладу и складу обрывки различных взглядов, дополняя их собственными догадками: то, над чем он иронизирует, — плод его собственной фантазии. Кроме того, он приводит целый ряд неверных сведений. Например, «внутри» Великой пирамиды, о которой идет речь, не было и нет коридоров со стенами, украшенными разноцветной росписью. Деникен их просто выдумал, в чем может убедиться любой из сотен тысяч ее ежегодных посетителей. (Роспись существует лишь в более поздних пирамидах царя Униса и его преемников; точнее говоря, и это не роспись, а иероглифические надписи, и находятся они не столько в коридорах, сколько на стенках камер.) С «точностью до миллимотра» не подогнано и не было подогнано 2,6 миллиона блоков (или 2,5 миллиона, как автор говорит в другом месте), ибо свыше 90 % их было обработано довольно грубо; о точности до миллиметра можно говорить лишь в связи с облицовочными плитами. От так называемых «несуществующих канатов» сохранилось немало остатков, в том числе и со времен строительства Великой пирамиды, нашлось также немало инструментов для обработки камня: частично они находятся в запасниках Египетского музея в Каире (а также в некоторых европейских и американских музеях). Неподалеку от пирамид Хуфу и Хафра и поныне существуют откопанные Питри и Рейснером фундаменты так называемых «несуществующих хижин» (жилых помешений) строителей; между прочим, они не огорожены и доступны взглядам любого желающего. И наоборот, ничего не известно о существовании древнеегипетского царского летнего дворца: дворец, вернее, бельведер возле Великой пирамиды, ныне превращенный в ресторан, велел построить для себя король Фарух перед второй мировой войной. Даже ирония над «раз-два — взяли» не выдерживает критики; еще переводчик книги Деникена на чешский язык (Л. Соучек) счел необходимым сопроводить это место примечанием, что «подобного типа песни не только пелись в Древнем Египте, но и сохранились до нашего времени, например очень ритмичная: „Шагай шире, шагай шире, по широким дорогам, в мире, в мире…“ и т. д.». Из всех утверждений Деникена правильно лишь то, что в Древнем Египте не пользовались рупорами.

Слова Деникена о «никем не разгаданной технологии», как явствует из контекста, не самокритика, а выражение безнадежности: мол, нам (людям нашего века, и особенно египтологам и историкам строительства) не удалось и, наверное, не удастся раскрыть тайну строительства пирамид. Мы, конечно, многого еще не знаем и многое неточно, но все же знаем гораздо больше, чем кажется Деникену. Об этом и о людях, посвятивших этим вопросам годы жизни, мы уже говорили в главах VII и IX. И потому ограничимся лишь замечанием по поводу наиболее важной технико-организационной проблемы, за решение которой Деникен великодушно сулит целое царство. Он полностью исключает возможность получения древесины для катков, необходимых при доставке блоков, из той «горстки деревьев, в основном пальм, которые растут в Египте», и потому, с его точки зрения, оставался единственный вариант — импорт из-за границы, что «потребовало бы большого флота, а после выгрузки древесины в Александрии дальнейшей транспортировки против течения до Каира». Во-первых, количество необходимых для ее доставки судов он явно преувеличивает; во-вторых, египтяне могли переправлять древесину и без флота, т. е. по суше, как они доставляли, например, воинскую добычу и иноземные товары; в-третьих, доставка против течения Нила вовсе не исключена, и парусные суда, подгоняемые ветром (который здесь нередко дует как раз против течения) и влекомые людьми, были и поныне остаются в Египте обычными транспортными средствами; в-четвертых, если египтяне доставляли по Нилу блоки и обелиски весом в несколько тонн, то без затруднений доставили бы и древесину. И, в-пятых, но это уже только для сведения: когда строились пирамиды, в Александрии ничего выгружать не могли, равно как ничего оттуда не транспортировали. Ведь, как известно, она была основана Александром Великим только в 332 году до н. э.

Помимо этих проблем и загадок вокруг Великой пирамиды Деникен приводит еще множество иных, в большинстве случаев — по Смиту или по Тинкеру Макса Эйта. Выберем из них лишь «несколько фактов, над которыми стоит немного призадуматься», — как говорит он сам. «Простая ли это случайность, что высота пирамиды Хеопса, помноженная на миллиард, весьма приблизительно соответствует расстоянию между Землей и Солнцем, т. е. 147 504 000 километров?» Если хоть немного поразмыслить — это действительно случайность, так как древние египтяне вообще не знали расстояния от Земли до Солнца и при тогдашних астрономических представлениях производить такие измерения им и в голову не приходило. Между прочим, подобных случайностей немало: высота Великой пирамиды, помноженная на тысячу, весьма приблизительно соответствует воздушной трассе Каир — Мекка, т. е. 1490 километрам; длина стороны этой пирамиды в метрах, помноженная на тысячу, также весьма приблизительно равняется расстоянию от Гизе до Тимбукту в английских мерах, т е. 2340 милям и т. п. «Случайность ли, что меридиан, проходящий через пирамиду, делит сушу и океаны на две совершенно равные половины?» Это случайность, ибо египтяне не имели представления о форме Земли и расположении на ней суши и океанов; они даже не знали, что Земля круглая. Однако надо заметить, что две половины лишь приблизительно равны. Кроме того, сушу и океаны также приблизительно делит пополам и меридиан, на котором император Диоклетиан основал свою столицу в Никомедии и на котором Петр Великий заложил Петербург «Случайно ли, что основание пирамиды, деленное на удвоенную высоту, составляет известное лудольфово число 3,1416?» — спрашивает далее Деникен, хотя известно, что точный расчет дает не лудольфово число, а 3,1684. «Случайно ли, что, исходя из размеров пирамиды, можно подсчитать вес Земли и что скальное основание, на котором она стоит, было с максимальной точностью нивелировано?» — так звучит последний из этих опросов. О нивелировке основания мы уже говорили в главе VII, а также об обрядах, которые при этом совершались; эта нивелировка была результатом точною измерения я нелегкого труда, а вовсе не случайности. Что же касается вычисления «веса Земли», необходимо лишь повторить, что из размеров любой пирамиды можно вычислить все что угодно, вплоть до уже упомянутого среднего веса золотой рыбки. Нужно только пользоваться методом, описанным полстолетия назад Уилером.

Однако вернемся к одному положению Деникена, мимо которого мы прежде прошли без внимания. «Ни один современный архитектор не сумел бы построить пирамиду Хеопса. — читаем мы второй раз, — даже будь у него в руках технические средства всего мира». Это, конечно, преувеличение. Даже в самом Египте возникла постройка более крупная, чем Великая пирамида, т. е. с большим количеством затраченного материала и требующая более совершенной техники, и притом на наших глазах: это высотная Асуанская плотина. Более крупные сооружения построены в Сибири и других районах Советского Союза, а также в Соединенных Штатах; в Западной Европе с этой точки зрения Великую пирамиду превзошли несколько укрепленных районов линии Мажино. Американская фирма, выстроившая «восьмое чудо света» — Empire State Building, берется построить и копию «первого чуда света» — Великой пирамиды — и вручить ее заказчику «вместе с ключами»; и хотя это всего-навсего реклама (начертанная золотыми буквами на стене «Зала восьмого чуда» этого до недавнего времени самого высокого здания Нью-Йорка), однако, без сомнения, фирма выполнила бы свое обещание. Да и другие крупные строительные организации сделали бы то же самое, по крайней мере те, которые предоставили свои расчеты авторам западногерманского «Словаря античности» (1950), в котором говорится, что расходы на постройку пирамиды составили бы примерно 400 миллионов марок. Чехословацкие строительные организации, используя соответствующую технику, сумели бы построить ее с 500 рабочими за 20 (как, по сообщению Геродота, в Древнем Египте) или с тысячью рабочими, ибо слишком большое количество трейлеров и подъемных кранов только бы мешало, примерно за 10 лет. А возможно, и несколько скорее; разумеется, это лишь приблизительные данные.

Наверняка этого уже достаточно: мы остановились на самом интересном, разбираясь в сообщениях религиозных и цифровых мистиков; не будем анализировать и всех рассуждений Деникена. Иначе нам пришлось бы заниматься и вопросами вроде следующих: могли ли в Египте «все, абсолютно все кормиться скромными урожаями сельского хозяйства Нильской дельты» (между прочим, одной из самых плодородных областей нашей планеты); почему в гробницах «ни потолки, ни стены не почернели от сажи и нигде нет признаков, доказывающих, что кто-нибудь эти следы сажи или дыма устранял» (сажа и дым — через четыре с лишним тысячелетия!); как расценивать утверждение, будто «Древний Египет неожиданно и без перехода оказался в центре фантастической цивилизации»? И т. д. Однако зачем же Деникен занимается всем этим в книге под названием «Воспоминания о будущем»?

«Не вызывает никаких сомнений, — говорит он сразу же во введении, — что с нашим прошлым давностью в тысячи и миллионы лет не все в порядке. Оно кишит неведомыми божествами, которые в составе экипажей космических кораблей посещали старую добрую Землю. Мы находим тут тайное оружие, даже оружие массового уничтожения, и свидетельства других поразительных технических знаний, которые частично и по сей день нам еще недоступны». А конкретно о пирамидах он говорит (после рассказа о загадках их строительства, об их размерах, расположении и т. д.): «При наличии такого множества аргументов против прописных школьных истин да будет нам дозволено задать вопрос, не сказали ли тут свое слово „боги“».

Задать такой вопрос не возбраняется, тем более что под этими «богами» Деникен обычно подразумевает высокоинтеллектуальных космонавтов-инопланетян давнего Прошлого. Существование внеземных цивилизаций и их контактов с Землей в достаточной мере правдоподобно: проблема эта уже перешла из царства фантазии в сферу научного изучения. Только пирамиды тут ничего не доказывают: известного о них хватает с лихвой, чтобы мы могли вполне ответственно сказать, что в их строительстве не участвовали ветхозаветные евреи, точно так же как их не приказал строить допотопный царь Сурид (кем бы он ни был), точно так же как и господь-бог не зашифровал в них «судьбу человечества». Это постройки, сооруженные людьми и человеческими средствами, творения древнеегипетских зодчих и рабочих, постройки давней, но все-таки исторической эпохи.

Разумеется, на вопросы, поставленные Деникеном, можно ответить и иным образом; причем ему не откажешь в литературном даровании, живом языке, умении увлечь читателей (чего можно было бы пожелать многим египтологам), богатой фантазии. Но вопреки этим положительным сторонам книги и ее успеху у читателей необходимо сказать, что ничего из того, что в ней написано о пирамидах, нельзя принимать всерьез.

Было бы, однако, несправедливо упрекать в вымыслах и ошибках, накопившихся вокруг пирамид, только религиозных и цифровых мистиков, маньяков из рода изобретателей перпетуум-мобиле, восточных сказочников и фантастов. Свою лепту (причем солидную) внесли и изъездившие весь свет путешественники, и публицисты, и представители различных областей науки. Много ошибок допустили и сами египтологи.

Но ошибка ошибке рознь: заблуждение на пути науки — это нечто совершенно иное, чем неуклонное продвижение вперед по дороге, уводящей в сторону. «Ошибка египтолога» качественно отлична от «истины пирамидолога». Одно — ошибка первооткрывателя, продирающегося через неизведанную чащу, и совсем другое — ошибка человека последующего поколения, который не имел на нее права, потому что должен был знать, как ее избежать. Существует также различие между рабочей гипотезой ученого, которая может оказаться неправильной, и навязыванием такой гипотезы обществу с заверениями, будто речь идет о научных данных. Разумеется, путь науки вымощен ошибками, но не только ошибками, а и преодолением их. Это относится и к исследованию пирамид: ошибку тут допускал лишь тот, кто довольствовался повторением установленных истин.

Конечно, мы помним, что старые египтологи относили начало истории Египта, т. е. его «объединение Менесом», к VI–V тысячелетиям до н. э. Из этого вытекало, что Великая пирамида могла быть построена — по Шампольону — в начале V тысячелетия до н. э.; по Мариетту — во второй половине V тысячелетия до н. э.; по Лепсиусу — в начале второй половины IV тысячелетия до н. э. Однако нам известно, что у египтологов тогда еще не было достаточно данных для получения более правильных результатов; такие результаты получили их последователи. Мариетт, например, долго отстаивал взгляд, будто в пирамидах нет надписей, ни в одной из них он этих надписей не нашел; когда такие надписи были обнаружены в позднее открытых пирамидах, он, естественно, отказался от своей точки зрения, хотя и с тяжелым сердцем — ведь горестно сознавать, что всю жизнь ошибался, Лепсиус создал ошибочную теорию, согласно которой величина пирамиды прямо пропорциональна продолжительности правления царя, приказавшего ее построить; несмотря на бесспорный авторитет Лепсиуса, эта теория была опровергнута. Ошибся и Питри, когда объяснял, как укреплялись блоки в ушах пирамиды, Борхардт заменил его теорию новой и более достоверной. Не исключено даже, что отдельные детали и причинные связи египтологи и до сих пор объясняют неправильно, хотя они строго различают, что можно считать лишь правдоподобным и к чему следует относиться как к твердо (или почти) установленному. Но насколько эти ошибки и неправильные сведения ближе к истине, чем, к примеру, утверждение, будто пирамиды возникли во времена ветхозаветного Иосифа, или предположение, будто в создании их принимали участие космонавты-инопланетяне!

В связи с проблемой ориентации пирамид мы упомянули о двух знаменитых британских астрономах. Джои Гершель в приложении к «Операциям, осуществленным на пирамидах Гизе и в них» Виза и Перринга указал, что нижний входной коридор Великой пирамиды был ориентирован на тогдашнюю Полярную звезду, т. е. на альфу созвездия Дракона, и что минимальное отклоненис (на 3°42) имело тут место в 3400 и 2160 годах до н. э. Это так, однако сделанный из этих расчетов вывод, что пирамиду построили в одни из этих годов, скорее всего в первый, в свете позднейших египтологических данных оказался неверным. Ричард А. Проктор издал в 1888 году работу «Великая пирамида», направленную против выводов Смита, в которой подтвердил расчеты Гершеля. Но одновременно он выступил с гипотезой, что на первой стадии строительства эта пирамида была «астрономической и астрологической обсерваторией». Ее большая галерея якобы имела такую глубину и такой наклон, что около 3400 года до н. э. из нее можно было днем и ночью наблюдать прохождение альфы Кентавра. По времени это совпадало с моментом минимального отклонения альфы Дракона от направления нижнего коридора. Несомненно, древние египтяне могли бы вести такое наблюдение (если бы подтвердились остальные предположения Проктора), хотя нет никаких свидетельств в пользу того, что они интересовались альфой Кентавра. Однако его предположения не подтвердились, и около 3400 года до н. э. никто не мог наблюдать за этой звездой с Великой пирамиды, ибо построили пирамиду много веков спустя, а именно около 2550 года до н. э. Но и тут мы можем сказать: насколько выше такая ошибка убеждения, что Великая пирамида была прибежищем для всех знаний человечества в древнюю эпоху!

К иной категории относятся теории и гипотезы, авторы которых стремятся разрешить некоторые связанные с пирамидами проблемы при помощи аналогий с современным техническим прогрессом. Например, польский архитектор В. Козиньский, сотрудник археологической экспедиции К. Михаловского в Египте, в работе «Организация процесса капитального строительства пирамиды Хеопса» (1969) высказал предположение, будто для решения такой сложной технической и организационной задачи, какой было создание пирамиды Хеопса, необходимо было некое «специализированное государственное предприятие», которое осуществляло строительство «по заранее разработанному строгому графику». При реализации такого архитектурного замысла инженеры не могли опираться только на планы и чертежи, а должны были пользоваться и «макетами», как это обычно делается в современном капитальном строительстве. Макеты древних египтян, по его мнению, сохранились: это как раз «три пирамиды-спутницы на восточной стороне пирамиды Хеопса, изготовленные в масштабе примерно 1:5», причем каждая из них соответствует «одной из трех известных нам стадий ее строительства». Эта гипотеза вызвала у египтологов большие сомнения, ибо не согласовалась с имеющимися данными о функции пирамид-спутниц; кроме того, Козиньский не принял во внимание остальные пирамиды-спутницы, у которых, как правило, иной наклон, а часто и совсем иная структура, чем у главной пирамиды. Но, несомненно, теория эта примечательна, и К. Михаловский сказал об ее безвременно умершем авторе: «А не был ли он в принципе прав?».

Помимо «технических» теорий и гипотез время от времени появляются и «экономические:». С наиновейшей и ныне наиболее известной выступил британский физик и видный специалист по сжижению гелия К. Мендельсон, о котором мы упомянули в связи с пирамидами в Медуме и Дашуре. Толчком к ее созданию послужила долго дискутировавшаяся и до сих пор не решенная проблема: почему некоторые цари не довольствовались одной пирамидой? В 1974 году Мендельсон опубликовал объемистую книгу «Загадки пирамид», а до этого ряд статей, одну из которых назвал «Пирамиды для безработных?». В этой статье он высказывает предположение, будто египетские цари старались обеспечить в стране полную занятость и для этого решили прибегнуть к непрерывному строительству пирамид. «Едва строительство какой-нибудь пирамиды завершалось и переставало приковывать к себе большое количество рабочей силы, как сразу же начинали строить новую. Так строительство пирамид стало экономической неизбежностью независимо от того, было ли достаточное количество фараонов, чтобы хоронить их в этих пирамидах». Выходили, что пирамиды были чем-то вроде средневековых «голодных стен» или известных нам по эпохе капитализма «общественных работ». Это кажется вполне приемлемым, но лишь до тех пор, пока мы не осознаем, что тут под одним названием подразумеваются совершенно разные вещи, а понятия современного денежного хозяйства переносятся на древнее натуральное. В первом случае речь идет о благотворительных работах, главной целью которых было дать людям заработок; но рядовые строители пирамид ничего не зарабатывали, а лишь выполняли трудовую повинность. Деньги и заработная плата в нашем смысле в ту пору в Египте еще не существовали; вознаграждались за труд (натуральными продуктами и без учета конкретной производительности) только квалифицированные специалисты, в то время как основная масса строителей в лучшем случае получала пропитание (из того, что ранее она сама отдала царю в качестве подати). Речь тут, конечно, не шла и о «борьбе с безработицей». Это ясно хотя бы из того, что царей, повелевших построить для себя больше чем одну пирамиду, было немного. Во всей египетской истории их было всего двое: Снофру и Аменемхет III.

Нетрудно заметить, что во всех этих и им подобных теориях или гипотезах, как они ни интересны, имеет место явная внеисторическая модернизация, которая обесценивает их значение для науки. Египтологи привыкли объяснять загадки Древнего Египта данными, которые предоставляет сам Древний Египет; это касается и проблем, связанных с пирамидами; они больше доверяют своей науке, чем идеям, рождающимся вне ее. И все же египтологи не могут просто пройти мимо них, «ведь и за забором науки растут пальмы и тоже приносят плоды». Большей частью египтологи не комментируют этих гипотез и почти никогда не полемизируют с их авторами, ибо считают более целесообразным развивать позитивные знания; кроме того, они не видят в подобных авторах своих врагов. Свой гнев они чаще обращают против лжеинформаторов, распространителей всяческих вымыслов, ловких публицистов, безответственно относящихся к написанному, — правда, насколько у них самих хватает на это энергии и времени.

Несерьезные книги о Древнем Египте имеют гораздо более отрицательное воздействие, чем труды «пирамидоманов» или «пирамидиотов». Мистику читатель распознает довольно легко; с мистификацией дело обстоит хуже, особенно если она нашпигована цитатами из трудов ученых и преподносится в научной упаковке. К сожалению, таких сочинений великое множество, они появляются снова и снова с регулярностью нильских наводнений. Интерес к Древнему Египту не ослабевает, а поскольку это своего рода неохраняемый участок, о нем можно писать что угодно; конечно, не в книгах, написанных учеными для ученых, а именно в книгах и статьях, предназначенных для широкого читателя. Ведь никому не принесет вреда, если кто-то перепутает династии, вложит в уста египетского жреца изречение Аристотеля или принципы христианской морали, чародеев назовет философами, а военачальника генералом или капитаном. Иной раз такая мистификация имеет и другое значение, когда, например, египетскому обществу приписываются проблемы, с которыми можно встретиться и при капитализме (из чего в таком случае вытекает, что они «вечны» и «неразрешимы»), или когда обстановка в Египте настолько идеализируется и достижения египтян настолько преувеличиваются, что тем самым, собственно, отрицается исторический прогресс.

Как пример такой мистификации в науке можно привести книгу Альберта Нейбургера «Техника в древности», которая вышла в Берлине в 1919 году и разошлась по всем странам Центральной Европы, где ее встретили с тем традиционным уважением, с каким принято относиться к обстоятельности и добросовестности немецких ученых. Но в Германии выходили не только серьезные книги; существующая там ситуация способствовала, и пожалуй, еще в большей мере, чем в других странах, появлению книг, подрывающих престиж науки. Представители официальной науки были чрезвычайно чопорны и считали недостойным унизиться до популярной работы, тем самым они освобождали поле деятельности для различных компиляторов и публицистов, преследовавших чисто коммерческие цели. (В Англии и во Франции, где особенно пышно расцвела «пирамидология», произошло резкое разграничение «света» и «тени», и главная заслуга в этом принадлежит ведущим ученым; Питри. Бедж, Мариетт, Масперо и другие написали ряд популярных книг, которые читаешь с большим увлечением.) Книга Нейбургера, несмотря на большой объем и прекрасное оформление — просто стряпня из домыслов и вымыслов. Как научно доказанные факты здесь приводятся все теории и рассуждения Смита, а теория Лепсиуса о постепенном росте пирамиды провозглашена последним словом науки. Автор утверждает, что Великую пирамиду невозможно было построить в течение одной человеческой жизни; в дополнение к нашему старому знакомому Хуфу, или Хеопсу, он придумал еще Хеопса II, но и тот якобы до конца жизни не успел закончить пирамиду.

Немецкие ученые поступили с книгой Нейбургера как она того заслуживала; когда в 1922 году Борхардт перечислял свидетельства «последней сильной вспышки пирамидной эпидемии, в свое время свирепствовавшей в Германии», он назвал ее на первом месте. Но вопреки столь резкой, дискредитирующей оценке книга Нейбургера долго еще пользовалась уважением у авторов всяких путевых очерков, между прочим и в Чехословакии. Один наш писатель, притом довольно уважаемый, охарактеризовал ее даже как «обобщение всех сведений о древней технике, имевшихся в распоряжении науки после первой мировой войны», и представил ее сомнительные тезисы в качестве не подлежащих сомнению научных данных. Вдобавок он умолчал об отношении египтологов к цифровой и прочей мистике, так что читатель получил совершенно одностороннюю информацию, причем антинаучные взгляды были рекомендованы ему как научные. Это кажется невероятным, но только сейчас: в то время, когда издательства не требовали па книги с подобной тематикой отзывов специалистов, это было в порядке вещей.

При таких обстоятельствах и в стране со столь богатой египтологической традицией, как Чехословакия, могли выходить книги о Египте, в которых значилось, что знаменитая XXVI (Саисская) династия была «порой владычества ассирийцев», что египетская медицина была основана на «научных опытах», что в Древнем Египте «дети ходили в школу еще с четырех лет» и т. д. Что же касается пирамид, приведем из неверных информации такого сорта хотя бы одну. Рабы якобы «именно в период строительства пирамид были весьма немногочисленны и мало что значили с экономической точки зрения», «поэтому на строительствах храмов и гробниц прежде всего работали квалифицированные специалисты, объединенные в организации, предшествующие цехам, эти организации имели собственное судопроизводство, заключали совершенно законные договоры о коллективной оплате труда (время от времени обнаруживаемые археологами) и в случае нарушений со стороны заказчика умели весьма энергично отстаивать эту плату посредством забастовок, голодных маршей и тому подобных действий. Огромное количество письменных свидетельств, которые сохранились и были с абсолютной надежностью прочитаны египтологами, позволило прийти к выводу, что именно на строительстве пирамид появились „заводские врачи“ нашего типа, получавшие не произвольную мзду за разовое оказание помощи, а постоянную плату за все оказанные ими в течение определенного времени услуги» и т. д и т. п.

Прокомментируем эту длинную цитату лишь кратко: все сказанное в ней с начала до конца не соответствует истине. И эти организации рабочих с собственным судопроизводством, и эти коллективные договоры с заказчиком (царем!), и эти заводские врачи, и это множество письменных свидетельств… Что же касается сообщений о забастовках и голодных маршах, то они дошли до нас не со времен строительства пирамни, а со времен Рамсеса III или Рамсеса IV. Кроме этой маленький ошибки на много столетий, все остальное выдумано.

Что еще сказать о книгах подобного рода? Пожалуй, лишь то, что от писателя требуется не только владение слогом; в первую очередь он должен знать материал, о котором пишет, даже если речь идет о далеком Древнем Египте и его пирамидах.

Но давайте простимся по-доброму и с героями нашей последней главы; ведь они говорили и писали все это без злого умысла. Это относится и к авторам, не принадлежащим к сей компании, но в пылу увлечения Древним Египтом утверждавшим, будто «наследием его была великолепно выраженная гуманность, наложившая отпечаток на мир, в котором мы живем», что решительно не соответствует истине. Право же, лучше всего мы чувствовали себя среди трезвых ученых, но и людей подобного рода, а главное — их сочинения нельзя сбросить со счетов, когда мы говорим о пирамидах. Поэтому мы не хотели напоминать тех страусов из арабской пословицы, которые суют голову в песок и радуются, что ничего не видят.

Но помимо гор исписанной бумаги, достигающих высоты пирамид, нагроможденных различными мистиками, мистификаторами и авторами несерьезных сочинений существует, к счастью, и богатая литература, на которую мы можем положиться. Не только специальная, в достаточной мере недоступная, но также научно-популярная и художественная. Создатели ее поняли, что путь в глубины прошлого ведет через груды книг, через коллекции музеев всего мира, через лагери археологов и т. п. и что этот путь автор должен проделать сам. Специфическую разновидность представляет здесь документальная литература, все более вытесняющая литературу, не уважающую факты. Так что положение не столь безотрадно, как могло бы показаться после знакомства со множеством упомянутых в этой главе сочинений. Как раз наоборот! Достаточно вспомнить о книгах, названных в предшествующих одиннадцати главах!

Простившись с книгами о пирамидах, простимся и с самими пирамидами. Собственно, мы это уже сделали — на прославленной равнине Саккара, в торжественной тишине пустыни. Однако вскоре после вылета из Каира под свист реактивных моторов мы снова увидим внизу, под собой, пирамиды в Гизе; бросим на них последний взгляд. Они стоят так же неподвижно, как и четыре с половиной тысячелетия назад, сохранив величие и после того, как их превратили в забаву для туристов. Они огромны, даже если глядишь на них с высоты, с которой все кажется маленьким, и будут там стоять столетия — когда уже не останется в живых никого из тех четырех миллиардов людей, которые населяют сейчас нашу планету, когда не будут жить и дети их детей, когда от первого года нашей эры пройдет больше лет, чем утекло с момента постройки пирамид до ее начала… И хочется даже сказать — будут стоять вечно.

Будут стоять там как памятники могущества и славы древних властителей страны на берегах Нила? Разумеется… но в то же время и как памятники их теократического деспотизма. И как памятники культуры и цивилизации, которым они обязаны своим возникновением. А главное — как памятники древнеегипетского народа, который должен был обеспечить бессмертие своим властителям, но вместо этого построил бессмертный памятник собственному величию. И люди, каких бы взглядов на назначение пирамид они ни придерживались, всегда будут восхищаться ими как одним из величайших творений рук человеческих и воистину первым чудом света.