Кларк Эштон Смит
УББО-САТЛА

Книга Эйбона

Пол Трегардис обнаружил этот матовый кристалл случайно. Он зашел в лавку антиквара, повинуясь неосознанному порыву и отчасти из праздного любопытства, не собираясь ничего покупать. Просто хотелось посмотреть-пощупать разные диковины, и теперь он стоял посреди лавки, медленно озираясь. Тусклое мерцание на одном из столов привлекло его внимание, и, подойдя, он извлек из кучки мелких редкостей (среди которых были и уродливый идол ацтеков, и окаменелый осколок яйца динозавра, и фаллический амулет из Нигерии) странный шарообразный предмет.

Вещица размером с маленький апельсин, слегка приплюснутый и поэтому напоминавший планету с ярко выраженными полюсами, не походила на обычный кристалл. Камень казался матовым, внутри него что-то постоянно менялось, а в центре то появлялся, то гас необычный свет. Это-то и заинтересовало Трегардиса. Он поднес шар к заснеженному окну и рассматривал его некоторое время, тщетно пытаясь понять принцип пульсации. Его недоумение, однако, вскоре возросло от появившегося чувства, что когда-то уже видел это, но совершенно забыл, при каких обстоятельствах. Будто он смотрит на знакомую вещь и не узнает ее.

Пол повернулся к антиквару, карлику-еврею, чья внешность вполне отвечала пыльной старине, которой он владел. Создавалось впечатление, что торговец бросил коммерцию ради призрачных мистических исканий.

– Не могли бы вы рассказать мне об этой вещице?

Продавец неопределенно пожал плечами, но в то же время интригующе приподнял брови.

– Предположительно, она очень древняя, скорее всего – палеоген. Много не расскажу, поскольку мало что знаю. Какой-то геолог привез этот камень из Гренландии, где нашел подо льдом, в миоценовом слое. Возможно, он принадлежал колдуну из древнего Талана. Гренландия во времена миоцена была теплым и плодородным краем, щедро согретым солнцем. Без сомнения, это магический кристалл: если долго вглядываться в него, то в центре можно увидеть нечто странное.

Трегардиса очень удивили слова антиквара. Предположения владельца с поразительной точностью совпали с его собственными изысканиями в оккультизме. Они напомнили ему о Книге Эйбона, редчайшем и самом странном из древних фолиантов по магии, которую не раз переводили с оригинала, написанного на забытом языке гипербореев. Когда-то Трегардис с большим трудом достал средневековый французский список, прошедший через руки нескольких поколений волшебников и сатанистов, но так и не смог найти греческую рукопись, с которой был сделан перевод.

Считалось, что оригинал составил великий маг Гипербореи, по имени которого рукопись и получила название. Книга представляла собой сборник неясных и устрашающих мифов, священных ритуалов и заклинаний, таинственных и зловещих. Не без содрогания он изучал то, что обычно человеку кажется более чем удивительным. Трегардис скрупулезно сопоставил Книгу Эйбона со страшным Некрономиконом, сборником по черной магии безумного араба по имени Абдула аль Хазред, и нашел много общего между их темными и жутковатыми символами, хотя большинство таинственных фактов либо не были известны арабу, либо были опущены им… или же его переводчиками.

Трегардис задумался. Возможно, он пытался вспомнить именно это – краткое случайное упоминание в Книге Эйбона о матовом кристалле, которым владел колдун Зон Мезамалех в городе Талане, что некогда находился на мифическом материке Му. Конечно, все это лишь предположение, слишком невероятное и сомнительное, но если Му Талан, северный удел древней Гипербореи, действительно существовал, то он должен был располагаться как раз на месте современной Гренландии, которая в ту эпоху примыкала к материку как полуостров. И тогда этот камень, который он сейчас держит в руках, по странной случайности может оказаться кристаллом Зон Мезамалеха.

Трегардис иронично улыбнулся, осознав всю абсурдность этой идеи. Такого не могло произойти, по крайней мере, в современном Лондоне, и, по всей вероятности, Книга Эйбона – не более чем сборник суеверных побасенок. Тем не менее в кристалле было что-то необычное, что продолжало дразнить и завлекать. Поэтому знакомство с камнем закончилось его покупкой за вполне приемлемую сумму. Продавец назначил цену, а покупатель заплатил, даже не пытаясь торговаться.

Спрятав покупку в карман, любитель старины поспешил домой вместо того, чтобы продолжить неторопливую прогулку. Он поместил матовый шар на письменный стол, и тот устойчиво встал на один из приплюснутых боков. Затем, все еще улыбаясь своей глупой мысли, Пол Трегардис достал кожаный чехол с застежками из тусклой стали с почетного места на заветной полке, открыл начертанную на желтом пергаменте рукопись под названием Книга Эйбона и стал читать по старофранцузски абзац, где упоминался Зон Мезамалех:

Этот маг, самый могущественный из всех колдунов, нашел матовый камень, шарообразный и слегка приплюснутый, в котором мог видеть множество картин, изображавших прошлое Земли, включая начальные моменты: зарождение жизни на Земле, когда Уббо-Сатла, источник всего сущего, раскинулся, раздувшись, и его тело пенилось среди испаряющейся слизи… Но о том, что он видел, Зон Мезамалех оставил мало сведений; люди говорят, что вскоре он неизвестным образом исчез, и с тех пор матовый кристалл пропал.

Пол Трегардис отложил манускрипт. Опять возникло мучительное состояние, словно он пытался вспомнить забытый сон или нечто давно ушедшее. Заинтригованный, сидел он за столом, пристально вглядываясь в холодный матовый шар. Он подождал немного, испытывая что-то хорошо знакомое, что являлось неотъемлемой частью его сознания и было понятно без слов.

Так он сидел и наблюдал за равномерно вспыхивающим и затухающим в сердце кристалла мистическим огнем. Незаметно появилось ощущение необъяснимой двойственности, будто он начал засыпать. Как себя самого, так и окружающую обстановку, он осознавал теперь в двух вариантах. С одной стороны, он все еще был Полом Трегардисом, но с другой, как во сне, – кем-то другим. Он, вроде, все еще сидел за столом в своей лондонской квартире, но в то же время ощущал себя в ином, не менее знакомом месте. И оба они пристально вглядывались в один и тот же шар.

Трегардис ничуть не удивился, когда через некоторое время произошло отождествление. Теперь он понял, что стал тем самым Зоном Мезамалехом, колдуном из Талана, знатоком всех магических учений, известных в его время. Владея опасными тайнами, которые не были известны Полу Трегардису, дилетанту-оккультисту и любителю антропологии, живущему в современном Лондоне, он стремился с помощью матового кристалла постичь еще более древние и устрашающие знания.

Он каким-то образом сумел завладеть камнем, получив его из самых темных источников. Кристалл, уникальный в своем роде, не имел равных ни во времени, ни в пространстве. В нем с поразительной точностью отображались все ушедшие времена, все, что когда-либо существовало, и теперь панорама времени становилась доступной терпеливому взгляду исследователя. Благодаря этому свойству кристалла Зон Мезамалех мечтал овладеть мудростью богов, которые умерли еще до того, как зародилась Земля. Они проникли в подвижный хаос, записав свои знания на таблицах из межзвездных камней, и эти-то таблицы глупый демиург Уббо-Сатла хранил в первобытном болоте. Только с помощью кристалла Зон Мезамалех еще надеялся отыскать и прочитать древние скрижали.

Сначала он хотел проверить предполагаемые свойства шара. Отделанная пластинами из мамонтовой кости, наполненная магическими манускриптами и другими вещами комната, в которой сидел колдун, медленно исчезала из сознания. Перед ним на столе какого-то темного гиперборейского дерева, на котором крупно были выгравированы руны, стоял кристалл. Камень, казалось, раздувался и темнел, и в его туманной глубине чародей различал быстро меняющиеся в водовороте времени неясные сцены, исчезающие, словно брызги бурного потока. Создавалось впечатление, что маг видел реальный мир, перед его взором мелькали города, леса, горы, моря и луга, все это пролетало мимо, то озаряясь, то темнея, как будто в таинственном ускоренном временном потоке чередовались дни и ночи.

Зон Мезамалех забыл Пола Трегардиса, и не только его. Он позабыл и свою собственную сущность, не замечая того, что его окружало в Талане. Постепенно видения в кристалле становились более ясными и отчетливыми. Шар уводил взгляд колдуна все глубже, пока у того не закружилась голова, словно он всматривался с опасной высоты в какую-то неизмеримую бездну. Маг знал, что время в кристалле шло назад, раскручивая живые картины всех ушедших дней, но странное беспокойство охватило его, и он побоялся дальше смотреть в прошлое. Будто на краю обрыва, с трудом удержавшись от рокового шага, он заставил себя оторвать взгляд от мистического шара.

И завораживающий вертящийся мир, в который он всматривался, превратился в маленький матовый кристалл, стоящий на изрезанном рунами столе в Талане. Постепенно большая комната, обшитая панелями мамонтовой кости, начала сужаться и стала темной каморкой, а Зон Мезамалех, теряя свою сверхъестественную мудрость и магическую силу, снова странным образом оказался Полом Трегардисом.

Однако, судя по всему, вернуться он смог не полностью. Ошеломленный, Трегардис сидел перед письменным столом, на который поставил приплюснутую сферу. Он испытывал некоторое смущение, свойственное тем, кто только проснулся и еще не полностью отошел ото сна. Вид собственной комнаты немного озадачил его, как будто что-то было не так: в размерах, обстановке… Он помнил, что купил кристалл в антикварной лавке, но эти воспоминания странно перебивались уверенностью, что кристалл приобретен совершенно иначе.

Пол Трегардис чувствовал, что с ним произошло нечто очень странное, когда он всматривался в кристалл, но что именно – никак не мог вспомнить. В голове путались воспоминания и образы, будто бы после курения гашиша. Он убеждал себя, что зовут его Пол Трегардис, что живет он на одной из улиц Лондона и сейчас – 19** год. Но все эти обыденные сведения почему-то потеряли для него свое значение и смысл. Все, что так или иначе касалось его нынешней жизни, было теперь серым и несущественным. Сами стены, казалось, колебались, словно за пеленой дыма, люди на улицах были отражениями призраков, да и сам он стал потерянной тенью, блуждающим эхом чего-то давно забытого.

Он решил, что не стоит повторять эксперимент с разглядыванием кристалла. Слишком тревожными и сомнительными оказались последствия. Но на следующий день, опять повинуясь необъяснимому порыву почти автоматически, даже не сопротивляясь, он обнаружил, что снова сидит перед магическим шаром. Опять он превратился в колдуна Зона Мезамалеха, вновь стремился постичь мудрость древних богов и, как и в первый раз, в ужасе отпрянул от разверзшего свои глубины кристалла, боясь упасть. После чего как-то неуверенно, без особого желания, будто обреченный на вечные муки призрак, вернулся в тело Пола Трегардиса.

После этого еще трижды Трегардис повторял эксперимент. И каждый раз его собственное «я» и окружающий мир становились все более неопределенными и непонятными. Он ощущал себя, словно во сне, пытался проснуться, но не мог. Лондон казался ему нереальным, город остался в подсознании, все более отступая в глубины памяти, прячась в туманной дымке от света. Явно теряя ощущение реальности, Трегардис чувствовал, что вокруг него толпятся образы, чуждые, но в то же время знакомые. Казалось, что странная путаница времени и пространства развертывалась перед ним, чтобы увести его в другую, истинную реальность или окунуть в сон о пространстве и времени.

Наконец наступил день, когда Пол Трегардис сел перед кристаллом и больше уже никогда не возвращался в свою комнату. Это произошло, когда Зон Мезамалех, набравшись смелости, игнорируя очевидные, предостерегавшие его от опасности знаки, решил преодолеть необъяснимый страх перед падением в призрачный мир, который ему открылся в кристалле, страх, который до сих пор не давал ему последовать вслед за обратным потоком времени. Колдун убедил себя, что должен перебороть свой страх, если хочет когда-нибудь увидеть и прочитать утраченные таблицы Богов. Поскольку до сих пор он так и не увидел ничего, кроме нескольких эпизодов из истории Му Талана, предшествовавших веку, в котором жил сам, видел то, что произошло за время его собственной жизни, и несколько непонятных эпох, прошедших в промежутке между последними годами и Началом.

Вновь под пристальным взглядом Зона Мезамалеха кристалл раскрыл свои объятия, показывая картины прошлого, события следовали в обратном временном потоке. Снова магические руны на темном столе исчезли из поля зрения колдуна, и стены с мистической резьбой растаяли, словно в тумане. В который раз у него перехватило дух и закружилась голова, когда он склонился над вихрем, вращающимся и рассыпающимся на части в бездонном временном водовороте, вглядываясь в подобный земному шару кристалл. Исполненный страха, несмотря на свое решение, он попытался отклониться назад, но слишком долго он смотрел в глубину камня, слишком часто наклонялся над ним. Колдуну показалось, что он падает в бездонную пропасть, а неотвратимые токи вихря всасывали его все глубже, унося вниз, сквозь быстротечные, неустойчивые видения его прошлой жизни. Он вновь прочувствовал муки своего рождения и период утробного развития. Его тело испытало острую боль, после чего оно уже не было более телом Зона Мезамалеха, мудреца и ученого, наблюдавшего за кристаллом, а стало частицей таинственно мчащегося потока, устремляющегося к Началу.

Казалось, он прожил бессчетное количество жизней, умирал миллиарды раз, вновь и вновь забывая каждую прожитую жизнь и смерть. Он был то воином, сражающимся в легендарных битвах, то ребенком, играющим на развалинах какого-то города в Талане, то королем, который правил в этом городе, когда тот еще находился в зените славы, то пророком, предсказывающим строительство города и его гибель. Будучи женщиной, он оплакивал смерть любимого на разрушенном кладбище. Он же был и древним колдуном, бормочущим примитивные магические заклинания, а потом, воплотившись в жреца доисторического бога, стоял в храме с колоннами, вырубленном в базальте, сжимая в руке жертвенный нож. Так, жизнь за жизнью, век за веком он шел назад по тому пути, который человечество проделало за тысячелетия, поднимаясь в своем долгом циклическом развитии от дикости к вершинам цивилизации.

В какой-то момент он стал дикарем из пещер и спасался от медленно наступающего снега в предыдущий ледниковый период, пробираясь в земли, озаренные красным огнем вечных вулканов. Затем прошло несчетное число лет, и он больше уже не был человеком. Он принимал образы различных человекоподобных животных и то бродил по лесу из гигантских папоротников, то строил грубое гнездо в ветвях могучих саговников.

Сквозь нескончаемые переживания, грубые желания и голод, первобытный ужас и безумие кто-то или теперь уже что-то прорывалось назад, в прошлое. Смерть становилась рождением, а рождение означало смерть. Медленно, но ощутимо Земля менялась, казалось, она таяла, теряя холмы и горы, а затем и саму почву. Солнце становилось крупнее и жарче, опаляя дымящиеся болота, кишевшие грубыми животными формами и заросшие растениями. Существо, которое когда-то было и Полом Трегардисом, и Зоном Мезамалехом, теперь стало частью всего этого чудовищного вырождающегося мира. Оно то летало, будучи птеродактилем с когтистыми крыльями, то плавало в теплых морях, превратившись в крикливого громоздкого ихтиозавра, то грубо ревело на огромную луну, просвечивающую сквозь туманы, став бегемотом с бронированным горлом и обреченным на вымирание.

Наконец, после череды животных состояний, не оставивших следа в его памяти, бывший колдун превратился в одно из змееподобных существ, которые воздвигали города из черного гнейса и вели между собой злобные войны на первом и единственном континенте Земли.

Это существо неуклюже передвигалось по древним улицам, проползало под странными изогнутыми сводами, вглядывалось в первобытные звезды с высоких башен, поклонялось великим и злым идолам, с шипением вознося им молитвы. Сквозь годы и века змеиной эры, пройдя время вспять, оно стало другим, еще более примитивным созданием, которое ползало в иле и еще не научилось ни строить, ни думать, ни мечтать. В конце концов вернулось такое время, когда континента еще не существовало, а была только огромная хаотичная топь, море слизи, без границ и пределов. Оно бурлило и клокотало, выпуская пары.

Там, где из серой мути зарождалась Земля, среди слизи и паров лежало бесформенное тело, которое и было Уббо-Сатла. Без головы, без рук и ног, оно сбрасывало кожу со своих скользких боков, создавая постоянные, медленные волны, в которых, по образу и подобию своего создателя, рождались первые амебы – прототипы земной жизни. Тело Уббо-Сатла было ужасным и отвратительным, но никто тогда еще не мог прочувствовать ужас и испытать это отвращение. Около него стояли и лежали громадные каменные таблицы неземного происхождения с записями о непостижимой мудрости древних богов.

И туда, к цели своих поисков, давно уже позабытой, подползло существо, которое раньше было – и когда-нибудь еще будет – Полом Трегардисом и Зоном Мезамалехом. Став бесформенным доисторическим тритоном, оно ползало медленно и бессознательно по лежащим таблицам богов, то и дело вскидываясь и слепо сражаясь с другими порождениями Уббо-Сатла.

О Зоне Мезамалехе и его исчезновении нигде не встречалось никаких упоминаний, кроме краткого абзаца в Книге Эйбона. О пропавшем Поле Трегардисе появились лишь крохотные заметки в нескольких лондонских газетах. Похоже, никто о нем ничего не знал, и он ушел, словно никогда и не жил в этом мире. Кристалл же, скорее всего, затерялся. По крайней мере, никто его так и не нашел.