"Русь потусторонняя" - читать интересную книгу автора (Кудряшов Кирилл Васильевич)

Часть 2. Мраморный

Влад повернулся к Павлу и передал ему пистолет.

— На всякий пожарный, — сказал он.

— Тогда уж на всякий ментовский! — заржал водитель Костя по кличке Бадья.

— Не нужно… — спокойно улыбнулся в ответ Павел. — Я работаю без оружия.

— Никогда этого не понимал! — буркнул Влад, поворачиваясь обратно.

«БМВ» Влада ехал по одной из центральных улиц Москвы, именно ехал, а не летел, как это принято делать среди владельцев автомобилей такого ранга. Но сейчас им были не нужны не то что неприятности с ГАИ, но даже мелкие стычки с ними. Светиться было категорически нельзя…

Машина была куплена в гараже с сомнительной репутацией, номера прибили тут же, что называется, не сходя с места. Павел ничуть не сомневался, что этот белый «Бумер» еще недавно принадлежал кому-то другому, и что этот кто-то отнюдь не желал расставаться со своей машиной.

— Слышь, мужики! — обратился Павел к троим своим попутчикам (третьим был угрюмый татуированный детинушка, которого Павел в банде Влада раньше не видел, впрочем, он и сам внедрился в эту группировку сравнительно недавно), анекдот хотите?

— Да ну тебя на хрен, — беззлобно выругался Влад. — Почти приехали.

— Ладно тебе, шеф, — заступился за Павла Бадья. — Пусть Марсианин расскажет. Что, поржать перед делом нельзя?

Марсианином Павла прозвали уже в банде Влада, хотя сам он, познакомившись с ним, представился как Денди, намекая на свое английское прошлое и аристократическое воспитание. Что поделать, в этих кругах каждый обязан был иметь прозвище… Исключением был разве что суровый Влад, которого раньше именовали Пуленепробиваемым за его потрясающее везение в перестрелках, но потом, то ли из-за длины этого прозвища, то ли еще из-за чего, Влад стал просто Владом.

Павел же стал Марсианином после того, как продемонстрировал Владу свои способности в затуманивании разума. Фактически, это был всего лишь гипноз высокого уровня, овладеть техникой которого могли лишь Наделенные, да и то с помощью методики, известной лишь в Ордене Иерархии. И вот, когда на глазах потрясенных ребят Влада, Павел растворился в воздухе и, будучи невидимым, подошел к нему и вынул из его кобуры пистолет, братки единогласно признали Павла инопланетянином. Поскольку знание ребят в области астрономии было почерпнуто, видимо, из мультиков о Сейлормун, то памяти на названия планет дальше Марса у них, естественно, не хватило. Ну а раз инопланетянин, то откуда? Конечно же с Марса!

— Ну так вот, — начал Павел. — Едет, значит, мужик на иномарке по городу, на такой вот, как наша… Светофор. Мужик останавливается, и тут к машине разом подкатывают четверо амбалов, открывают все дверцы, и один говорит ему: «Слышь, кент, выметайся из ворованной машины!» Мужик в непонятках, «Ребята, — говорит, — Вы чего?! Это моя машина!» — «Была твоя. А теперь — ворованная!»

Бадья разразился зычным хохотом, татуированный Титан прыснул в кулак, и даже серьезный Пуленепробиваемый Влад усмехнулся.

— Ладно, заканчивайте ржать! — прикрикнул он на подельников. — Приехали.

«Бумер» остановился на противоположной стороне от ювелирного салона «Бриллиантовый дождь», который и был объектом их сегодняшней «работы».

— План все помнят? — спросил Влад.

— А чего тут помнить? — с вызовом ответил Павел. — Вхожу, туманю всех, кто там находится, а народу там вряд ли много, пробираюсь к пульту охраны и вырубаю там все и всех. Никакой видеозаписи, никаких охранников. Затем также тихо и незаметно беру деньги из сейфа и ухожу. Детские шалости.

— Смотри у меня… — сурово бросил Влад, смерив Павла оценивающим взглядом. — Ты у нас еще проверку не прошел.

— Влад! — вновь заступился за него Бадья. — Да Марсианин — наш человек, классный тип!

— Цыц! Твоя роль?

— Да нет у меня роли. Стою на стреме, жду вас. По сигналу (Бадья похлопал себя по карману, в котором лежала портативная рация) подгоняю машину ко входу. Вы выходите, я трогаюсь.

— Титан?

— Входим с тобой, — раскатисто заговорил громила. — Пугаем всех гранатой, берем драгоценности с витрин и валим.

— Хорошо, — удовлетворенно процедил Влад. — Как говорил наш великий лидер, процесс пошел. Марсианин — двинул!

Павел ждал этой команды и, коротко кивнув, вышел из машины и зашагал через дорогу к магазину. Несмотря на ранее утро (десять часов для воскресной Москвы — самая, что ни наесть рань) в «Дожде» было прилично народу — штук десять продавцов и примерно столько же покупателей, рассеянно скользящих взглядом по витринам. Сложная задача, но не непосильная.

Павел сконцентрировался, давая мысленный посыл то одному, то другому посетителю и не торопясь продвигаясь к дверям. Ближайшие ко входу люди уже были под его контролем, и, глядя на него в упор, видели лишь пустое место. Павел вошел, одновременно продолжая раздавать команды «меня нет» всем, кто попадался на его пути. С одной женщиной он замешкался, дав ей посыл через секунду после того, как вошел в магазин, поэтому сейчас она растерянно озиралась по сторонам, выискивая высокого молодого человека, одетого в элегантный костюм, который вдруг пропал, будто растворившись в воздухе. С остальными проблем не возникло — гипноз подействовал раньше, чем они успели хотя бы повернуть к Павлу голову.

Несколько продавцов озадаченно проводили взглядом входную дверь, которая открылась, а затем закрылась сама по себе, но тут же вернулись к прежним занятиям.

Павел прошествовал вглубь магазина, держась подальше от людей, которые, хоть и не видели его, но зато могли в него врезаться или попросту отдавить ногу. Что может быть глупее, чем врезаться в невидимку?

Пройдя по заранее заученным по схеме коридорам, Павел спустился в подавал, где располагался пульт охраны. Как и подобает ювелирному салону такого уровня, «Бриллиантовый дождь» охранялся как следует. Проходя между рядами, Павел видел коробочки сигнализации на каждой витрине, фольгу и магнитные контакты на каждом окне… Из каждого угла на него смотрели инфракрасные и радиоволновые датчики движения, миновать которые незамеченным не смог бы даже он, изучавший в свое время в Англии курс по преодолению подобного рода систем. И, конечно же, под потолком висели на поворотных устройствах видеокамеры, разрешение которых позволяло разглядеть мельчайший прыщик на лице потенциального грабителя.

Однако нет такого магазина, который нельзя было бы ограбить. Изучив систему безопасности «Дождя» и поняв, что нечего и думать о том, чтобы взять эту крепость ночью, Влад решился провернуть все среди бела дня, в стиле давно канувших в лету 90-х. Никаких масок — лишь яркая одежда и кепки с длинными козырьками на головах, своего рода отвлекающий маневр, чтобы свидетели не смогли опознать грабителей. Единственное, что беспокоило Влада (кстати, являвшегося хозяином нескольких торговых точек в Москве), так это видеокамеры, и именно их должен был отключить Марсианин, то есть он, Павел Ткачев.

В подвале Павла уже ждали.

— Все в сборе? — спросил майор Ренатов и пожал Павлу руку. — Ничего не изменилось?

— Нет, все как я сообщал ранее. Их трое, один ждет в машине. Как только я подам сигнал, Влад и еще один, какой-то Титан, его Влад нашел специально для этого дела, войдут в магазин. Бадья стоит на стреме…

— Бадью уже ведут, наш человек нейтрализует его сразу, как только Лемов с напарником зайдут в здание. Их мы возьмем здесь. Оружие?

— У Титана — лимонка, вот только не в курсе, боевая она, или учебная. Что еще — не знаю. Влад, как всегда, в бронежилете…

— Ничего, разберемся! — усмехнулся Ренатов, взвешивая в руке свой «Стечкин» с глушителем странной формы. — Думаешь, это глушитель? Черта с два! Грохот от этого малыша такой, что одним только звуком парочку бандитов положит. Ну, это я шучу, конечно… А так — это ствол специальный…

Только сейчас Павел заметил, что зрачок ствола много большего калибра, чем должен быть у этой модели.

— Ствол нарезной? — спросил Павел, припоминая, что год назад читал что-то о подобных игрушках на вооружении спецслужб.

— Нарезной. И патрон специальный… Поверь мне, бронежилет прошибает, как резину!

— Ладно, — оборвал его Павел. — Влад ждет моего сигнала. У вас все готово?

— Все.

— Тогда вырубайте технику!

План Владислава Лемова, известного в Москве наркодилера, главаря преступной группировки и, попутно, вполне легального бизнесмена, был крайне прост. Павел должен был вырубить всех охранников, отключить камеры и сигнализацию, и тогда он бы просто вошел в магазин, взял то, что его интересовало, и благополучно исчез с награбленным. Не учел он, да и не мог учесть, того, что под личиной уголовника-рецедевиста Марсианина, скрывался Павел Ткачев, руководитель московского отделения Ордена Иерархии, работающий в сотрудничестве со спецслужбами, а теперь еще и милицией города. Он внедрился в банду Влада по указанию майора Ренатова из отдела по борьбе с организованной преступностью, и вся операция по ограблению «Бриллиантового дождя» с самого начала находилась под контролем милиции.

Ренатов подал сигнал, и человек, сидевший за охранным пультом (за два дня до ограбления все охранники магазина были подменены бойцами СОБРа) обесточил систему безопасности. Ренатов долго спорил по этому поводу с Павлом: ведь если уж они берут Пуленепробиваемого с поличным, то неплохо бы заснять происходящее на пленку. Но Павел категорично возражал, делая упор на то, что Влад, входя в магазин, может заметить шевеление якобы обесточенных камер или перемигивание красных глазков датчиков движения. И тогда, как минимум сорвется вся операция, а как максимум — Влад, ворвавшись с оружием в магазин, может запросто положить несколько человек.

— Пошел! — коротко бросил Павел в рацию, и, услышав как Влад сказал «Принято», кивнул Ренатову: — Началось.

Павел первым бросился наверх по лестнице, на ходу раскидывая вокруг себя сканирующую сеть и ища Влада и его напарника, «темную лошадку» по прозвищу Титан. Скоро Павел нашел их и тут же дал соответствующую мысленную установку, став невидимым и для них.

В это время на улице, едва за Владом и Титаном закрылась дверь магазина, высокий крепкий мужчина неспешно подошел к припаркованному на обочине «Бумеру» и постучался в водительское окно.

— Чего тебе? — показалась из-за опускающегося тонированного стекла голова Бадьи.

— Закурить не найдется?

— Нет.

— Тогда на, кури!

Человек вынул из кармана дымовую шашку и, выдернув кольцо, кинул ее в окно. Зловонный дым с примесями слезоточивого газа тут же стал заполнять салон автомобиля. Бадья было потянулся к рации, но, схватившись за горло, пулей выскочил наружу.

— Да ты че, козел?! — взревел он, надвигаясь на человека, сыгравшего с ним такую наглую шутку. — Поиграться решил? Да ты хоть знаешь, с кем шутить вздумал?

Крюк из трех пальцев вонзился в солнечное сплетение Бадьи, заставив его осесть на тротуар.

— Знаю… — улыбнулся младший лейтенант Малин, для надежности припечатывая противника тем же крюком по болевым точкам на шее и отправляя Бадью в глубокий нокаут. — Не с такими шутили.

Титан, войдя в магазин, тут же привлек к себе взгляды и продавцов и посетителей. Громадный, почти под два метра ростом, он и в самом деле походил на какого-то древнего мифологического персонажа — титана, а может, гоблина… Его грозная фигура по себе уже внушала страх, а сочетании с зажатой в руке лимонкой Титан и вовсе заставил весь магазин замереть в немом ужасе.

— Спокойно! — ровным голосом, практически лишенным эмоций, произнес Влад. — Это всего лишь маленькое ограбление. Никто не пострадает, при условии, конечно, что деньги и драгоценности сами перекочуют вот в эту сумку.

Влад протянул объемную сумку ближайшей к нему продавщице, совершенно не обращая внимание на то, что она безуспешно давит под столом на кнопку тревоги.

— Да оставь ты сигнализацию в покое, дура! — наконец процедил он. — У нас все под контролем.

Девушка смирилась и с отрешенным лицом достала из-под прилавка ключ от витрины, после чего трясущимися руками начала открывать замок.

— Чего ты копаешься? — рявкнул Титан, опуская свой кувадоподобный кулак с зажатой в нем лимонкой на стекло, которое тут же мелким крошевом брызнуло во все стороны. — Теперь доставай.

В одной руке громила сжимал гранату, а в другой — старенький, но надежный «ТТ». Павел находился достаточно близко для того, чтобы понять: граната действительно настоящая. Выходит, брать Влада нужно не сейчас, а на улице, когда он выйдет с добычей. Иначе вполне могут пострадать невинные люди.

Медленно, стараясь не издавать ни малейшего звука, Павел пошел обратно в подвал, где его ждал Ренатов.

— Граната настоящая.

— Плохо… А ты не можешь ее…

— Вытащить у него из рук? Теоретически — могу. Вот только не знаю, как он отреагирует на это. Я бы, наверное, озадачился настолько, что тут же выпустил бы гранату. Но это при условии, если бы у меня не было знакомых невидимок.

— Ты прав, — согласился Ренатов. — Титан знает, что ты где-то здесь, и что ты, в принципе, можешь загипнотизировать и его. Кто знает, может он сразу поймет, что это западня… Да, черт его знает, что он сделает тогда. Проще подождать. Ничего, от нас не уйдут…

— А что делать мне? Выйти к ним, как и договаривались? Работать дальше по плану?

— Да. Пусть они думают, что ты все еще с ними.

Павел молча кивнул и, сняв гипнотическое «заклятье» одновременно со всего магазина, вышел в зал. Пистолет Влада тут же повернулся в его сторону…

— Все чисто? — спросил он.

— А сам не видишь? Внизу было четверо… Все в ауте.

— А деньги?

— Сейф пуст. Должно быть, вчера, а может сегодня, приезжали инкассаторы. Этого мы не предусмотрели.

Глаза Влада вспыхнули недобрым огоньком, затем он почти неуловимым движением оказался всего в одном шаге от Павла. В следующее мгновение он приставил ему пистолет ко лбу.

— Это не мы не предусмотрели! Это ты не предусмотрел! Магазин неделю был под круглосуточным наблюдением, и последний раз инкассаторы были здесь три дня назад. У них режим — наведываться сюда раз в три дня! Сейф должен был быть полон. Где деньги, паскуда?!

Павел лихорадочно соображал, что ему делать дальше. Вряд ли Влад подозревает, что он работает на милицию. Наверное, решил, что партнер по опасному бизнесу попросту захотел присвоить деньги. Что ж, по себе судит…

— Спокойно, Влад… Не дергайся… — Павел медленно потянулся правой рукой за пазуху, делая вид, что собирается отдать деньги. В то же время он сконцентрировался и начал формировать над надбровными дугами мощный, невидимый глазу обычного смертного оранжевый энергетический шар. — Все нормально. Что, уж и пошутить нельзя!

— Влад! — крикнул вдруг Титан. — Наша машина!

Влад обернулся лишь на секунду — достаточную для того, чтобы увидеть тоненькую струйку черного дыма, тянувшуюся из окна «Бумера». Но этой же секунды хватило Павлу для того, чтобы метнуться в сторону и одновременно нанести сокрушающий удар ботинком в скулу Владу.

Это только в кино герои после такого удара встают, и вновь вступают в драку, в жизни же все обстоит гораздо прозаичней — встать после такого бывает уже невозможно.

— Влад!!! — звревел Титан, и не задумываясь ни на секунду, спустил курок, целясь в Павла, но тот уже успел уйти с линии огня.

— Майор! — крикнул Павел, но в этом призыве уже не было нужды. Ренатов и трое его людей вихрем ворвались в зал и, припав на одно колено, взяли Титана на прицел.

— Стоять, не двигаться!

— Я взорву ее! — рявкнул Титан, потрясая гранатой. Он лихорадочно оглядывался и, видимо, пытался найти хоть какой-то выход из создавшейся ситуации.

Павел, послав громиле ненавязчивый гипнотический сигнал и став для него невидимым, медленно двинулся вперед и обошел бандита со спины.

— Положи гранату на пол и медленно отойди, — правильно поняв маневр Павла, заговорил Ренатов. — Это зачтется тебе в суде! Мы знаем, что главарем был Лемов, он и сядет на полный срок. Ты же, если дашь против него показания, вообще имеешь шанс отделаться легким испугом.

Последние метры, отделявшие его от Титана, Павел одолел молниеносным прыжком, ударом ноги выбил лимонку из рук противника, мгновенно перехватив рифленый металлический предмет. Однако в следующую секунду Павел осознал, что торжествовать рано. Дело в том, что чека так и осталась на большом пальце Титана.

— Все на пол! — крикнул Ренатов, но это уже было лишним — после первого же выстрела все, кто находился в «Бриллиантовом дожде», дружно попадали лицом вниз.

Павел прыгнул вперед, крепко ухватился за палец Титана, который ошарашенно озирался по сторонам в поисках противника, затем превратил уже готовый энергетический шар в центре лба в тонкое энергетическое лезвие. Легкий посыл, и тонкая полоска огненной энергии метнулась к цели, срезав палец Титана с той же легкостью, с какой мачете перерубает тонкую лиану… Еще секунда — и чека вошла в паз на гранате.

— Порядок! — крикнул Павел, предусмотрительно отскакивая в сторону, подальше от огромного противника.

Титан так и продолжал стоять с разинутым от удивления ртом, глядя то на появившегося в другом конце зала Павла, то на свою руку, отныне оставшуюся четырехпалой… Ни он, ни Влад ни проронили ни слова, пока на них надевали наручники и уводили прочь. Правда, Влад, даже если бы и захотел, не смог бы сказать ни слова — у него была сломана челюсть.

В свою квартиру в Леонтьевском переулке Павел вернулся поздно. Ренатов долго донимал его составлением отчетов и протоколов, каких-то бумаг. Причин для такой срочности Павел не видел абсолютно никакой. В свое время в Английской полиции его тоже заставляли писать отчеты и подписывать бумаги. Но никогда не требовали этого сделать срочно, в таком бешеном темпе, словно завтра тебя приедет проверять по меньшей мере комиссия генеральной ассамблеи ООН. А кроме того, зачем писать отчет, который никто никогда не увидит? Он — секретный агент, работающий на секретную службу, и сама операция, которая хоть и прошла довольно громко, была тоже секретной…

Затем был небольшой праздник по поводу успешно проведенной операции. Павел уже начал потихоньку привыкать к русской традиции отмечать все что можно и все что нельзя неумеренным употреблением алкоголя. Ренатов, как выяснилось, выбил назавтра отгул для своих ребят. Похоже было на то, что весь этот отгул они собирались провести в постели, болея с похмелья. Когда Павел, пытаясь слабо возразить против очередного похода в магазин за «добавкой», выразил свои сомнения в необходимости гробить законный выходной на похмельные муки, все дружно ответили, что русский СОБР с похмелья не болеет.

Под предлогом того, что намеревается завтра провести весь следующий день с дамой и ему при этом желательно быть в форме, Павел уклонился от предложения гулять с СОБРовцами всю ночь. Произнеся на прощание пару тостов (Павел уже успел выучить нехитрые здравицы типа «За вас, за нас и за спецназ!»), он отправился домой. Разумеется, напоследок его попросили продемонстрировать пару «фирменных» трюков: уж больно ребятам понравилась фишка с исчезновением и отрубанием пальца Титана «невидимым лезвием»…

Павел вздохнул, сел за компьютер и вышел в «Интернет», чтобы принять почту. Однако, все же тяжко быть главой единственного на всю страну отделения Ордена Иерархии, да еще при том, что ты являешься единственным его членом.

После ликвидации секты Темных два месяца назад, когда Павел принял решение навсегда остаться в России, он даже не предполагал, что все будет настолько тяжело. Первым, что порекомендовал ему сделать друг и наставник Дэвид МакКормик — это завести связи с местной полицией и спецслужбами в целях обретения некого официального статуса и получения доступа к особым источникам информации. Что Павел и сделал в ближайшие недели. Оказалось, что Темная секта Георгия давно была под колпаком ФСБ, и начальник внутренней разведки России даже лично поблагодарил Павла за ее ликвидацию. «Темными» в ФСБ их, правда, не величали, да и вряд ли имели представление об истинных целях данной организации. В разработках служб безопасности группа Георгия проходила как «организованная преступная группа, занимающаяся похищением людей и наркоторговлей».

Потом было несколько мелких дел. Вначале ловили последних двух Темных из шайки Георгия, потом ликвидировали секту сатанистов, мнивших себя едва ли не богами, а на деле оказавшихся даже не Наделенными… И вот, наконец, последнее «мероприятие», уж и вовсе не связанное с темными силами — внедрение в Банду Лемова и взятие этого неуловимого наркоторговца с поличным. Конечно, лучше бы было поймать его на сбыте героина, но каналы продажи были законспированы настолько хорошо, что выйти на поставщика не представлялось возможным. Ну, ничего, за вооруженное ограбление дают тоже немало…

Павел принял почту, с удовольствием отметив, что друзья не забывают его — весточку с востока вновь прислала его боевая подруга Чжоу Чен; Женя, находившийся сейчас в Англии на обучении у самого МакКормика, тоже разродился письмом (подвиг с его стороны, особенно если учесть нелюбовь Женьки к эпистолярному жанру). Чжоу звала его обратно в Европу, поражаясь, как он ухитрился прижиться в этой загадочной России, Женя же, вдоволь насмотревшись на Великобританию, как раз наоборот интересовался, как Павел сумел так долго прожить в этом «занудном туманном Альбионе».

А может правда — бросить все это и вернуться в Европу? Вначале Павел не принял всерьез предупреждения сибирского ведуна деда Даганда о том, что ему не просто будет собрать в России свою команду, что он на протяжении долгого времени так и останется единственным рыцарем Ордена на всю страну. Даганд говорил, что в России люди издавна не доверяли любой власти, любой организации. Именно поэтому все Наделенные предпочитали сражаться с Тьмой своими силами, не объединяясь и не вступая ни с кем ни в какие союзы. Так делал и сам Даганд, за годы своей жизни так зарядивший Светлой энергией деревушку Урыкту, что теперь любая нечисть обходила ее стороной за добрую версту…

Павел звал Даганда в Москву, потом просил хотя бы поговорить с другими Наделенными о необходимости объединения усилий, но старик лишь отшучивался, говоря, что не в его годы махать мечом и биться с Темными. Тогда Павел обратился к базам данных ФСБ, запросил досье на потенциальных Наделенных. У спецслужб они проходили как «потенциально опасные», поскольку были наделены паранормальными способностями. Универсального способа проверить, обладают ли эти люди паранормальными способностями на самом деле, у спецслужб не было, поэтому они основывались лишь на косвенных наблюдениях. В этот список входили и знахари, и колдуны, и ведуны, и даже просто счастливчики и везунчики, часто выигрывающие в лотереи. Словом, полная каша…

Почти две недели Павел обзванивал их всех, писал им письма, а с некоторыми даже встречался, но никакого результата не получил. Большинство из списка оказались вполне обычными людьми, а те, кто действительно был Наделенным, либо не верили ему, либо, как и Даганд, отказывались работать на какую-то там Иерархию. Ничто не могло прельстить их — ни деньги, ни слава, ни взывания к тому, что если не они, то кто же тогда будет бороться с Тьмой. Ответ на все был один: «Если мы уедем отсюда, то кто поможет тем, кто живет сейчас рядом с нами?»

Одним словом, в результате у Павла создалось стойкое впечатление, что организация Наделенных в России просто не нужна по той простой причине, что равновесие Добра и Зла поддерживается здесь каким-то загадочным естественным путем. Единственным итогом двух месяцев работы стало то, что в Орден был принят всего один человек — Женя (да и тот почти сразу же отбыл в Англию на обучение). «Эх, Женька, где ты сейчас? — вздохнул Павел. — Как мне не хватает твоей шумливости, болтливости, твоих идиотских шуточек… Н-да, хандришь, брат, хандришь, — одернул тут же себя Павел. — Как это у поэта?»

Продекламировав пушкинские строчки, Павел невольно рассмеялся. Настроение сразу улучшилось. Удивительное дело, но из длинного ряда мрачноватых русских писателей и поэтов Пушкин разительно выделялся. Павел заметил это еще тогда, когда в первый раз знакомился с русской культурой — по дороге из Парижа в Москву (тогда он еще был Полом Тейлором… Господи, кажется, с тех пор минула целая вечность…). Затем это ощущение углубилось. Все эти выдуманные тургеневские девушки, мрачные маньяки Достоевского, «свиные рыла» Гоголя питали ум и даже сердце, но абсолютно ничего не говорили душе. В отличие от Пушкина. Павлу импонировало жизнелюбие поэта и его вера в светлое начало. На досуге он даже прочитал несколько книг о жизни Александра Сергеевича и был просто поражен, во-первых, трагичностью его судьбы и полным непониманием со стороны современников, а во-вторых, тем, чем явился для России этот потомок «арапа Петра Великого». В том, что Пушкин был Светлым, у Павла не было никаких сомнений. «Но, быть может, его сияние еще и потому столь ярко, что фон слишком темен? — то и дело задавал Павел себе вопрос. — Похоже, Светлые в России всегда были разрозненны, всегда пытались идти своим собственным, индивидуальным путем. И лишь Темные организовывались в группы и вовсю вершили свои темные дела…»

Как бы то ни было, заметив удивительное свойство стихов этого поэта возвращать хорошее настроение, Павел частенько в минуту «душевной невзгоды» стал доставать томик пушкинского «Избранного» и, открыв наугад, медленно, со вкусом читать. Слог был удивительно прост, и очень скоро Павел уже мог страницами наизусть воспроизводить из «Онегина», «Руслана и Людмилы» и даже из какого-нибудь «Домика в Коломне», чем приводил Валентину в восхищение, изумление и даже трепет…

Павел вошел в кухню и вдруг вспомнил о том, что еще утром обнаружил в своем почтовом ящике письмо. Тогда Павел лишь бегло взглянул на конверт и отметил, что письмо пришло из городка со странным названием Мраморный, от какого-то Чиркова Петра Денисовича. Поскольку ни такого города, ни такого человека Павел не знал, то он просто положил это письмо в карман куртки и тут же забыл о нем. Бумажное письмо для него, привыкшего к работе в «Интернете», было чем-то из ряда вон выходящим. В самом деле, зачем писать письмо на бумаге и отсылать его через всю страну, когда гораздо проще воспользоваться электронной почтой, письма которой никогда не теряются (ну, почти никогда), не мнутся и доходят за считанные минуты? Впрочем, не в последнюю очередь именно потому, что событие было необычным, Павел сейчас и вспомнил о странной депеше.

Он вернулся в коридор и, достав из кармана конверт, еще раз внимательно осмотрел его. Нет, ни адрес отправителя, ни сам отправитель были ему не известны. Но и в том, что адресатом все же являлся он, Павел Ткачев, тоже не было никаких сомнений. При этом перед его именем было мелкими буквами подписано «сэр» — уж не намек ли на то, что он Англичанин, да еще и Рыцарь Ордена? Так… Москва, Леонтьевский переулок, дом… Квартира… Все совпадает. Конечно, Павлов Ткачевых в Москве может быть и много, но ведь не мог же какой-то из прежних хозяев квартиры носить эти же имя и фамилию? Таких совпадений просто не бывает. Да еще это «сэр»…

Павел аккуратно разорвал конверт, достал сложенное вдвое письмо, написанное на развороте тетрадного листа в клетку. Текст занимал почти весь лист, и с первых же строчек заставил Павла присесть на диван, чтобы в буквальном смысле слова не упасть от удивления. Этот Чирков писал, что обратиться к Павлу ему порекомендовал не кто-нибудь, а сам МакКормик, с которым он познакомился сорок лет назад, когда ездил в Великобританию закупать какое-то оборудование для знаменитой Мраморной ГЭС. Именно во время этого визита МакКормик обратился к Чиркову, как к главному инженеру той громадной стройки с просьбой о встрече, намекнув, что дело касается безопасности. Встретились они в ресторане отеля, и будущий глава Британского отделения Ордена поинтересовался у Чикркова, правдивы ли слухи об исчезновениях людей при строительстве. Чирков, опасаясь «происков врагов» и подвохов «продажных буржуазных журналистов», упорно молчал. Не добившись внятного ответа, МакКормик был вынужден раскрыть перед ним часть карт. Он признался, что является Рыцарем Ордена Иерархии, который занимается поддержанием баланса между силами Добра и Зла, а кроме того, он подозревает, что строительство ГЭС в этом месте может пробудить к жизни древнее мистическое существо, уснувшее несколько столетий назад и погребенное в каменной породе. В ответ на все эти фантастические «россказни» Чирков еще больше замкнулся. Он бы счел своего собеседника просто сумасшедшим, если бы не самые высокие рекомендации… Хотя кто их разберет, этих проклятых акул империализма?

Чирков особо не вдавался в подробности тогдашней встречи. Суть была не в этом. Дело в том, что почти через сорок лет предположения МакКормика как будто нашли свое подтверждение. И вопрос был вовсе не в исчезновениях людей. Точнее, не только в них. В городке, судя по письму, творилось нечто невообразимое. Загадочные исчезновения людей сорок лет назад были мелочью по сравнению с тем, что происходило в Мраморном сейчас. Город не просто погряз в преступности и пороке. Чирков писал, что лично у него складывается ощущение, будто весь город сошел с ума. Убийства случались на почве такой ерунды, что становилось страшно при мысли о том, что же произойдет, если повод действительно будет серьезным. Самоубийства отличались такой изощренностью, что психиатры отказывались от мысли понять мотивы жертв. Если прибавить к этому поголовное пьянство и полное отсутствие моральных принципов…

Сначала Чирков приписывал все происходящее тому переходному периоду, в котором волею судеб оказалась Россия. Мол, после перестройки вообще вся страна будто с цепи сорвалась, разбоями и кражами никого не удивишь. Однако время шло, и в то время, как Россия буквально на глазах цивилизовалась, поднимаясь и физически, и экономически, и морально, Мраморный все глубже увязал в пороках и насилии. Вспомнив о своем старом Лондонском знакомом, Чирков написал ему и поделился своими опасениями. Тогда, в Лондоне, МакКормик рассказывал, что очень сильный Темный способен наложить проклятье не только на человека, но и на город в целом. Чирков был убежденным атеистом и, как человек практический, во всякую чертовщину не верил. Однако объяснить происходящее разумными причинами он, как ни старался, не мог. В качестве последнего средства Чирков решил связаться со своим старым знакомым (если он, конечно, находится в добром здравии) или с кем-нибудь еще из этого таинственного Ордена Иерархии. К удивлению Чиркова, оказалось, что МакКормик не только жив, но и занимает в Ордене важный пост. Он ответил Чиркову, что в настоящее время в России тоже существует отделение Ордена, и что руководит им некий подающий очень большие надежды молодой человек, на счету которого несколько операций такого уровня, что и старшее поколение рыцарей Ордена могло бы позавидовать. Несколько раз Чирков пытался позвонить по телефону, но не застал Павла. Потеряв терпение, он решил, что если даже господин Ткачев сменил адрес, то обычное бумажное письмо ему в конечном итоге обязательно передадут — или новые хозяева квартиры, или работники новой конторы, расположившейся в данном помещении. Свое письмо Чирков заканчивал словами: «Вы — моя последняя надежда. Моя, и всего Мраморного, который, кажется, не понимает, какая угроза нависла над ним».

Даже не дочитав последних слов, Павел уже принял решение. Это было первое настоящее дело за все последнее время! Спина Павла непроизвольно распрямилась, глаза засверкали. Он решительно направился к телефону, предчувствуя тяжелый разговор с Валентиной, которая так хотела провести приближающиеся выходные с ним…

Поезд набирал скорость, отходя от очередной станции — такой же, как и предыдущая, и та, что была перед предыдущей… Здесь все было однообразно и шаблонно. Одинаковые станции, одинаковые городки вокруг них… Несмотря на радостное чувство, что после пятичасового заточения в этом клятом поезде, именуемом, почему-то скорым, уже всего минут через тридцать он прибудет в Мраморный, Павла клонило в сон. Унылые болота за окном навевали тоску и грусть…

Как выяснилось, самолеты до Мраморного не летают — слишком мелкий городишко для того, чтобы делать в нем приличный аэропорт. Там, конечно, был небольшой аэродромчик, подходящий для посадки мелких «Яков» и «Аннушек», привозивших что-либо жизненно необходимое для Мраморной ГЭС, но не более того. Павел ринулся было доказывать, что он и есть то самое, жизненно необходимое для ГЭС и для всего городка, но, как выяснилось, из Москвы самолеты туда вообще не летают. Пришлось бы лететь с двумя пересадками черт-те где, а остаток пути преодолевать на «кукурузнике», в котором, по уверению очевидцев, трясло сильнее, чем на тракторе К-700 со спущенными колесами.

В итоге Павел выбрал дорогу со всего одной пересадкой, и, преодолев большую часть пути на самолете, перебрался на излюбленный Российский вид транспорта — поезд. Благо, что ехать было всего пять с небольшим часов…

Провожая взглядом болота и поросли карликовых берез, Павел вспоминал свой прощальный разговор с Валей, неожиданно вылившийся в инструктаж по технике выживания в маленьких городках и целую лекцию о создании Мраморного. Сначала Валя, как он и ожидал, встретила его слова об отъезде в штыки, для виду попросилась с ним, а затем долго рассказывала Павлу о том, что бойфренды всех ее подружек выходные в обязательном порядке проводят с ними, заваливают их подарками (Павел в этот момент критически осмотрел принесенный им букет из пятнадцати великолепных роз, но так и не нашел в них изъяна) и вообще очень их любят, в то время, как некоторые… «Впрочем, — тут же примирительно заметила Валентина, видимо, все же не желая перегибать палку, — у супергероев нет выходных! А ты у меня — борец с мировым злом как-никак».

Павел стоически выдержал первые десять минут Валиных излияний о тяжести женской доли и наконец дождался момента, когда она, выговорившись, все же спросила:

— А куда едешь-то? Опять в Сибирь, небось? Ненавижу эти леса и болота!

Павел ее чувств по отношению к Сибири не разделял. Он хотел было напомнить Вале о том, что именно его последняя поездка в Сибирь, собственно, и спасла ей жизнь, а знакомство с Дагандом и его лесными богами помогло уничтожить крупную секту Темных в Москве, но по здравом размышлении говорить ничего этого не стал.

— В Сибирь… — вместо этого подтвердил он. — Правда, малость поближе чем в прошлый раз. Почти сразу за Уралом… Я, конечно, по карте посмотрел, но толком я тех мест не знаю. Городок называется Мраморный…

— Мраморный?! — воскликнула Валя. — Да я ж по нему в институте доклад писала! По истории создания Мраморной ГЭС! Ну и история, скажу я тебе… Хочешь послушать?

Павел, естественно, хотел.

— Значит так… — призадумавшись, начала Валя. — За точность дат не ручаюсь, могу ошибиться, плюс-минус года три, но это не важно… В общем, где-то в районе 58-го года, при Хрущеве (был у нас такой генсек, почти сразу после Сталина), правительство приняло решение построить в Мраморном поселке ГЭС. Тогда у нас вообще по всей стране был бзик на эти гидроэлектростанции, их повсюду строили, даже на равнинных реках ухитрялись. Все старались показать Западу, то есть вам (Валентина никогда не упускала возможности напомнить Павлу, что еще совсем недавно он был англичанином Полом Тейлором), что в Советском Союзе все до предела экономично, эргономично и экологично. Вот и строили эти ГЭСы, которые, вроде как, самые дешевые и чистые источники энергии из всех возможных…

А еще у нас в СССР была дурацкая манера строить все самое большое и самое лучшее, которое, правда, потом все равно не работало… Вот и с Мраморной ГЭС было то же самое. Показали кому-то наверху проекты постройки. Мол, вот здесь реально возвести стометровую плотину, сюда поставить турбину и т. д. и т. п. А этот деятель подумал и спросил: «А сто двадцатиметровую слабо?» Ему сказали, что нет — он и доложил Хрущеву, что в районе поселка Мраморный, там где ведется добыча знаменитого белого мрамора, можно построить ГЭС, которая будет самой здоровенной во всем мире. Хрущев, который в те годы, насколько я помню, еще даже кукурузу сеять не начал, уже был одолеваем манией новаторства, и тут же подписал соответствующее распоряжение: построить Мраморую ГЭС в кратчайшие сроки, к 1960-му году, и сдать в эксплуатацию ко дню рождения Владимира Ильича Ленина. И, как говорится, процесс пошел…

— Погоди, — вмешался Павел. — Выходит, Мраморный существовал еще до строительства ГЭС?

— Ну, можно и так сказать. Это был рабочий поселок. Там добывали белый мрамор, самый дорогой и качественный во всем мире… Народ в основном тем и жил, что работал на мраморных копях, или как они там называются… Ну, в общем, началось строительство ГЭС. Но тут всполошились добытчики мрамора и местные защитники животных. Оказывается, по тому участку реки, где должна будет стоять ГЭС, вниз по течению идет на нерест рыба. И как она теперь пройдет, если ей перегородить дорогу этой чудовищной плотиной — неизвестно. Стали предлагать решения — например, прокопать в скальной породе дорогу в обход, специально для рыбы. Потом была идея устроить специальный подъемник у самой плотины — этакую громадную сеть, которая будет цеплять косяки рыбы и переправлять их через дамбу, чтобы рыбешки могли плыть дальше и спокойно нереститься. Вот скажи мне, Паш, ты бы, после того, как тебя огромной сетью через плотину перебросили, дальше бы нереститься поплыл?

Вопрос был явно риторический, но Павел все же ответил, подсаживаясь к Вале поближе.

— С тобой — поплыл бы. Я с тобой вообще хоть сейчас на нерест пойду!

Валя хихикнула и, оттолкнув его руку, продолжила.

— Ладно, проехали. Подождет твой нерест, не за тем ты ко мне пришел. А раз пришел — слушай дальше. Так вот, чем там дело с рыбой закончилось — я не знаю, но что-то все-таки сделано было, так как защитники прав рыбешек быстро умолкли. Вторая проблема — мрамор. Добывали его на самом берегу реки, и именно там предполагалось возвести плотину. Половину месторождений при этом покалечили бы взрывами и прочими работами, а вторую половину — просто бы закатали в бетон, под саму дамбу… Бред сивой кобылы! Говорят, это месторождение стоило дороже самой плотины, но добытчиков мрамора никто слушать не стал. Мол, гораздо важнее получить новый источник энергии, который будет питать весь Мраморный поселок, на месте которого потом возникнет громадный город. На самом деле все было проще — если сам генсек подписал указ, то никто и никогда не посмел бы оспорить его целесообразность. Сказали наверху, что здесь будет ГЭС, значит ГЭС тут должна быть, хоть ты тресни!

Итак, начали строить. Тут же по всей стране вышли сотни тысяч газет с сообщениями о новой строке века, о том, что это будет самая большая и самая мощная ГЭС, и так далее. Моментально нашлись десятки и даже сотни людей, которым не сиделось на своем месте. Большинство из них были просто авантюристами, или теми, кто по каким-либо причинам не смог прижиться в родном городе. И вот они отправились строить ГЭС. Кто умел что-то делать и кто не умел — все кинулись на стройку. Еще бы, грандиозный проект! Как говорится, партия кинула клич, и народ отозвался… Пока строили ГЭС, строился и Мраморный. Скоро он перестал быть поселком и стал небольшим городком, городком, предназначенным в первую очередь для тех, кто строит ГЭС. Ведь надо же где-то жить, не в бараках же. Кстати, это еще одна причина, почему все так кинулись в Мраморный — там квартиры давали практически на халяву… А дальше идет самое забавное, или, как сказал бы Женька, «прикольное», во всей этой истории. Наступил завершающий этап. Плотину возвели, турбину поставили, все подготовили к запуску. До дня рождения вождя мирового пролетариата остается от силы неделя. И тут выясняется, что нет дороги, ведущей от Мраморного к ГЭС. Вернее, дорога есть, но ездить по ней могут лишь те, кто давно к такому привык. А тут вдруг еще пришло известие, что на торжественное открытие должен прилететь сам Хрущев! Не везти же его по этим кочкам и ухабам!

Все в бешеном темпе начинают строить дорогу, и только тут выясняется, что покрывать ее нечем. Дорога достаточно длинная, нужно много бетона или асфальта, на худой конец — плит, чтобы замостить ее, но ничего этого нет! Строительство уже закончено, стройматериалы извели, а те, что не извели, растащили по домам или использовали на иные нужды, как у нас вообще в стране принято. Было бы времени больше — оставалась бы и возможность заказать еще стройматериалов… Но времени-то нет: Хрущев приезжает через неделю. В итоге замостили дорогу тем, что нашлось под рукой: осколками плит, остатками бетона… А финальную ее часть, пару километров на подходе к самой электростанции, замостили тем белым мрамором, килограмм которого стоит как центнер асфальта! После строительства ГЭС его осталась целая груда. Мрамором же выложили и приборный цех, откуда велось управление станцией и куда должны были привезти на экскурсию Хрущева. Хрущев, естественно, остался доволен встречей. У нас вообще во все времена большое начальство встречали так, что простые люди думали, будто это инопланетяне прилетели. Вот только еще одно «НО» — уже после запуска ГЭС стало ясно, что кто-то капитально ошибся в расчетах, и эта махина, в которую были вбуханы фантастические средства, работает примерно на одну треть от расчетной мощности.

— И где сейчас этот «кто-то», допустивший ошибку в расчетах? — поинтересовался Павел.

— Не знаю. Наверное, сидит до сих пор, если, конечно, дожил до наших дней. Тогда с этим было строго… Так и стоит у нас самая большая в мире ГЭС, которая, впрочем, работает как вполне обыкновенная.

— И что же, дорога к ней так и осталась мраморной? — теперь Павел определенно ощущал в названии городка некую иронию.

— Нет. Через недельку после отъезда Хрущева туда допустили иностранных журналистов, похвастаться, мол, какую махину мы отгрохали. Журналисты же куда больше заинтересовались дорогой из мрамора, нежели самой станцией, и чуть позже раструбили о ней в своих газетах. Они писали, что русские настолько богаты и так любят швыряться деньгами, что даже могут позволить себе мостить дороги самым дорогим в мире мрамором. Хрущев, прочтя пару таких статей, пришел в ярость, совершенно забыв о том, как ему самому поначалу понравилась эта мраморная дорога. Генсек заявил, что с людей, допустивших «разбазаривание социалистической собственности» следует спросить по всей строгости закона. А мрамор залить асфальтом, чтоб никто его больше не видел. Так и было сделано…

— И что же, всю эту красоту просто залили асфальтом?

— Именно так. Сама не видела, но об этом читала…

Павел был безмерно удивлен. По его мнению, «швыряние деньгами» и «разбазаривание» как раз в том и заключалось, чтобы заливать асфальтом дорогостоящий мрамор… А мощение им дороги — это даже не швыряние деньгами, а попросту какой-то идиотизм. Впрочем, он уже давно привык к особенностям России, о которой, без преувеличения можно было сказать, что здесь возможно все…

В тот вечер Валя еще многое рассказала ему о Мраморном и других подобных городках. О том, как они возникали на просторах России, о том, какие люди обычно обитают в таких местах, и как вообще живут эти города.

В частности, Валя заверила Павла, что обещанный «социалистический рай», уверовав в который, на очередную стройку века слетались потенциальные «строители», на деле обычно оказывался своей полной противоположностью, и сейчас в таких городках царят полный хаос, беднота и запустение. И если в Москве практически любой при желании может найти себе работу, то, например, в Мраморном это сделать практически невозможно. Дело в том, что в подобных городах, созданных вместе с появлением какого-либо громадного предприятия, работать можно было именно на этом предприятии, либо в сферах, обслуживающих работников этого предприятия. Но время шло, грянула «перестройка», и громадные заводы и фабрики, на которых работали тысячи людей, начали останавливаться. Люди оказались на улице без денег и средств к существованию. Работать стало негде… Отсюда и специфика жизни маленьких городков.

Вся эта информация была исключительно интересна, и Павел с увлечением слушал, но увы, Валентина ничем не смогла помочь ему в главном вопросе: почему именно Мраморный стал обиталищем чего-то сильного и Темного. Валя ничего не слышала ни о странных происшествиях в этом городке, ни о чем либо еще подобном.

«Впрочем, — думал Павел, подъезжая к Мраморному, — всегда остается шанс, что в происходящем здесь не было и нет ничего сверхъестественного. Может, Чирков просто воспринимает ситуацию в городе слишком близко к сердцу, а на самом деле Мраморный — лишь городок, который волею судеб да еще экономической нестабильности последних лет стал местом разгула обыкновенных преступников, пользующихся бедностью и отчаянием простых людей».

Поезд начал сбавлять ход, и Павел, подхватив сумку, двинулся к выходу.

Вот и он, Мраморный… Маленький городок с большими загадками. Двухэтажное здание вокзала, высящиеся позади него пятиэтажки, натыканные не так, как в густо застроенной Москве, а на весьма приличном расстоянии друг от друга… Одним словом, маленький Сибирский городок, в котором нет, да и не может быть ничего примечательного.

Однако, едва ступив на асфальт перрона, Павел ощутил, как рушатся его надежды на то, что Мраморный окажется обычным городком, разве с чуть более высоким уровнем преступности по сравнению с ближайшими соседями. Воздух был буквально пропитан темной аурой, аурой смерти и страха. Чтобы почувствовать это, Павлу даже не было нужды раскидывать вокруг себя сканирующую сеть. Город был перенасыщен злобой… Обычно такое ощущение возникало у Павла, когда рядом с ним оказывался сильный Темный. Что-то подобное он испытывал во время боя в торговом центре на Манежной, сразу после того, как черный монах увидел его. Аналогичное чувство возникло у него и во время боя с Георгием — сильнейшим Темным, какого он встречал за свою жизнь. Но тогда все было просто: Темный видел Павла и непроизвольно начинал источать ненависть. Но чтобы целый город умел ненавидеть?

Интересно, ощущают ли это живущие здесь? Или их чувства уже настолько притупились, что они ничего не замечают?

И тут же Павел содрогнулся, вспомнив историю, рассказанную ему однажды его учителем Акирой Моримото. Акира-сан говорил, что когда он еще был молодым, судьба занесла его в маленький поселок, о котором шла дурная слава. Поговаривали, будто люди обходят его стороной, испытывая какой-то безотчетный ужас. Оказалось, что жителями этого места были одни лишь Темные, аура которых и отгоняла непрошеных гостей. Человек сто Темных! А раз может быть небольшой поселок Темных, то почему бы жителям Мраморного, всем его десяти с лишним тысячам, тоже не оказаться служителями Игни Этферро?

Павел замер на перроне, углубляясь в подпространство и наводя сканирующий луч поочередно то на одного попадавшегося ему на глаза человека, то на другого. Просканировав десятка два аборигенов, Павел успокоился. Ни в одном из них не ощущалось Тьмы. Ни на одном из них не было даже следов ауры Темного… Но тем не менее город давил на Павла, ненавидел его, хотел уничтожить. Аура самого этого места была черной, будто деготь.

Невольно Павлу вспомнилось, что он нечто похожее читал у русских писателей относительно Петербурга. Гоголь, Достоевский — эти мрачные, фантасмагорические писатели жили и творили именно в городе на Неве. Да и Александр Сергеевич не обошел своим вниманием жутковатую атмосферу Питера. Взять хоть бы «Медного всадника»… Так может, нечто подобное творится и здесь, в Мраморном? Н-да, запутанная история. И тем не менее, Павлу в ней предстояло разобраться…

Немногословный таксист вызвался довезти Павла до названного им дома, потребовав за свои услуги сотню. Приученный к порядкам провинциалов, Павел попытался сторговаться за полтинник, но таксист был непреклонен. Сотня, и хоть ты тресни! Не подействовала даже угроза взять другую машину (такси в районе вокзала крутилось великое множество). Водитель лишь пожал плечами, и Павел, всмотревшись в хмурые физиономии остальных «драйверов», все же предпочел согласиться на названную сумму.

Дверь ему открыл весьма пожилой мужчина с громадной седой шевелюрой. Причем открыл лишь на несколько сантиметров — дальше дверь не двигалась, так как удерживалась цепочкой.

— Вы к кому, молодой человек?

— Мне нужен Петр Денисович Чирков.

— А вы то сами, кто будете?

— Павел Ткачев…

Дверь моментально распахнулась, и дед, схватив Павла за руку, буквально втащил его в квартиру.

— Наконец-то! — забормотал он. — Я и не надеялся, что вы приедете! Москве всегда до нас не было никакого дела…

— Вы — Петр Денисович? — спросил Павел, разуваясь.

— Да… Как хорошо, что вы приехали…

Чирков показался Павлу немного сумасшедшим. Он был совершенно зациклен на безнадежной ситуации, царящей в городке. На протяжении всего их разговора за чашкой чая реплики Чиркова сводились к «Здесь такой ужас!», или «Как хорошо, что вы приехали!» В письме он произвел на Павла совсем другое впечатление… Впрочем, письмо тем и отличается от живого общения, что мысли на бумаге всегда выглядят стройнее и обдуманнее, чем в устной речи. Кроме того, определенно сказывался отнюдь не молодой возраст Чиркова. До маразма, конечно, было еще далеко, но отдельные намеки на неадекватность все же имелись.

Чирков усиленно приглашал Павла поселиться у него, говоря, что после смерти жены уже три года живет один. Дети его разъехались по центральным городам России — сын живет в Питере, дочь — в Смоленске, поэтому старику очень хочется, чтобы столичный гость составил ему компанию. Чувствуя, что больше не в силах выносить этот полусвязный монолог, Павел решительно встал и, извинившись, направился к двери.

— Куда же вы, Павел?! — отчаянно лепетал ему вслед Чирков.

— Остановлюсь где-нибудь в центре, в гостинице… И прямо сегодня начну работать. Благо, до вечера еще далеко, успею покопаться в библиотеке, свести концы с концами.

Не смотря на увещевания Чиркова о том, что гостиница — это обдираловка для туристов, Павел все же покинул гостеприимного хозяина, так и не рискнув завести с ним разговор о странностях, творящихся в Мраморном. Создавалось ощущение, что узнать что-то новое от человека, пригласившего его сюда, ему не светит.

Гостиница оказалась пусть и не отменной, но все же мало-мальски приличной, что для Российской глубинки было очень даже неплохо. Забросив в номер вещи и пообедав в ресторане гостиницы (в котором он оказался единственным посетителем), Павел отправился в центральную библиотеку, дорогу к которой ему заботливо указала официантка ресторана.

Город был типичным и шаблонным, как поля и болота, вдоль которых Павел проезжал сегодня утром на поезде. Одинаковые пятиэтажки, строившиеся будто бы под копирку друг напротив друга, одинаковые скверы, в которых не чувствовалось даже и тени романтики… Зато везде, на каждом шагу в Мраморном ощущалась тень Темной ауры этого городка. Она нависала над Павлом, будто грозовая туча, стараясь прижать его к земле, впечатать в асфальт так, чтобы он больше никогда уже не смог подняться. Иногда ему даже слышались тихие голоса, увещевавшие его «Уезжай…», и тогда Павел рефлекторно оборачивался, выискивая взглядом того, кто мог их произнести.

Библиотека пустовала. Одинокая библиотекарша скучала за стойкой, и была несказанно рада просьбе Павла принести ему архивы какой-нибудь одной, но самой авторитетной газеты в городе, начиная с 1985 года. Работа предстояла капитальная…

— А зачем это вам, если не секрет? — приветливо улыбнулась она Павлу, маня его за сбой в архив. Следуя позади нее, Павел критически оглядел очертания ее фигуру, раздумывая, как можно понять эту завлекательную улыбку. Женщине явно было уже за пятьдесят, при чем выражение «следить за собой» явно было ей незнакомо. Неброско одетая, не накрашенная, чуть полноватая — она вряд ли могла привлечь внимание мужчины. Но кольца на пальце нет… Старая дева, готовая соблазнять всех, кто попадется под руку?

— Да так, — неопределенно ответил Павел, — Я турист, пишу историю города.

— Тогда начинать вам надо с момента его создания, в шестидесятых.

— Те года подробно описаны и в московских газетах. И вся эта история с Мраморной ГЭС… А вот о том, чем сегодня живет городок, нигде нет ни слова.

— А он ничем и не живет, — печально констатировала она, — Умирает наш Мраморный. Уж хоть бы война какая разразилась, что ли? Что б его стерло с лица земли одним мощным взрывом! Чтоб большинство погибли, а тех, кто уцелеет — эвакуировали бы из этого гиблого места.

Она указала ему на три полки, на которых аккуратно были разложены подшивки газет.

— Вот, «Мраморный сегодня». Самая авторитетная, скажем так, газета нашего городка. Берите, сколько Вам нужно, и располагайтесь в читальном зале. Нужно еще — не стесняйтесь, просто проходите в архив и берите.

— Спасибо… — Павел вновь проводил ее оценивающим взглядом. Милая женщина, не похожая на «библиотечную крысу». Быть может, у нее уже и внуки есть? Но глаза светятся молодым огнем, который, правда, не нашел пока на что бы ему перекинуться, что бы воспламенить… Павел не понаслышке знал такой тип людей. Лишенные возможности самовыразиться — вот самое точное их определение. Оно и в самом деле так — где ж самовыразиться в этом дурацком городке.

Стоило ему подумать о Мраморном, как волны Темноты вновь нахлынули на него. Павел встряхнул головой, отгоняя тягостные мысли прочь. Подхватив с полки увесистую стопку газет за 85–90 года, двинулся с ними в читальный зал.

Исследования истории Мраморного обещали быть долгими. Павел методично просматривал газетные полосы, время от времени делая пометки в своем блокноте и мысленно структурируя информацию.

85 год. Почти весь год ничего заслуживающего его внимания. Газета пишет о ситуации в стране, об очередной пятилетке… Оно и понятно, годы еще советские — еще не пришло время писать в газетах обо всем, о чем только хочется. Цензура и все, что с ней связано не позволяет рыцарям пера и бумаги развернуться как следует. Только в ноябрьской газете Павел наткнулся на короткую статью, привлекшую его внимание. Небольшое сообщение, написанное достаточно сухим языком, но даже среди этой сухости советского периода проскальзывали нотки ужаса по поводу происшедшего.

«Пятилетняя Наташа Кузнецова, дочь директора Мраморной ГЭС осталась без обеих ног…. Утром девочка играла во дворе своего дома и, видимо, задремала в высокой траве. В это время ее мать, Светлана Кузнецова, решила скосить траву и, не заметив малышки, проехала газонокосилкой ей по ногам, отрезав их ниже колена».

Павел оторвался от чтения, пытаясь представить себе эту газоноксилку, и эту сумасшедшую мать, которая могла не заметить собственную дочь. Впрочем, вспомнив уровень техники в Советском Союзе тех лет, Павел вполне допускал что в то время жена «большой шишки» могла действительно пользоваться этим редким для Советского государства агрегатом, который вполне мог быть просто уменьшенным в десяток раз комбайном.

Но дальше было хуже…

«Когда девочку привезли в больницу без сознания, врач не смог выяснить у бьющейся в истерики матери, что произошло. Только через сутки, когда маленькая Наташа пришла в себя после операции, она смогла рассказать врачам о том, как лишилась ног…

Когда врачи и милиция, уже зная основное, стали расспрашивать мать, она призналась, что чтобы скрыть происшедшее, она закопала ноги дочери там же, на газоне! Врачи говорят, что если бы отрезанные конечности были найдены в течение пары часов после трагедии, еще можно было надеяться на то, чтобы пришить их обратно. Но теперь же Наташа останется инвалидом на всю жизнь…

Осматривавшие Светлану Кузнецову врачи склонялись к выводу о том, что она была настолько сильно шокирована этим несчастным случаем, что впала в состояние невменяемости. После ее освидетельствования в психиатрической клинике, диагноз был подтвержден. Светлана Кузнецова совершенно неадекватна, с трудом воспринимает действительность и не может отвечать за свои поступки. Она будет оставлена в клинике на принудительное лечение, курс которого продлится как минимум полгода.»

Первый случай, который, пожалуй, можно назвать странным. Сумасшедшая мать обрекает свою дочь на инвалидность до гроба жизни. Приятного мало.

86 год. Павел вдумчиво пролистал все газеты, но так и не нашел ничего, что могло бы его заинтересовать. Были краткие заметки с разделе «Криминальная хроника», касающиеся пожаров, убийств и несчастных случаев, но ничего, что можно было бы считать из ряда вон выходящим. Город как город — в Москве «Криминальная хроника» ничуть не беднее, да и Лондоне, который он долгое время считал родным — тоже.

87, 88, 89 года. Вновь ничего примечательного. Хотя теперь, ведя подсчет несчастных случаев и убийств, Павел видел неуклонный рост и тех и других. Семь самоубийств в год, затем восемь, затем сразу двенадцать. Для такого маленького городка, как Мраморный это, пожалуй, через чур. И, при этом, это лишь подтвержденные случаи — те, о которых писала газета. А сколько просто пропавших без вести? Сколько тех, о которых никто даже не заявил в милицию? Этого Павел не знал, да и не мог знать.

90 год. Переломное время Российской истории. Газета пестрела аналитическими статьями о прелестях рыночной экономики и свободных выборов. Но и криминала стало больше. То ли газетчикам просто стало не о чем писать, и они переместили статьи о убийствах и изнасилованиях на основные полосы, то ли их действительно стало слишком много.

Трое подростков взорвали магазин, а затем облили уцелевшего продавца бензином и подожгли.

14-летняя девушка подозревается в убийстве собственного отца. Правда, потом, по ходу статьи, выясняется, что отец был хроническим пропойцей и нередко насиловал дочь, но суть дала это меняет лишь незначительно.

Вновь двенадцать самоубийц за год.

Павел сходил за новой пачкой газет, по пути послав улыбку библиотекарше, и вновь углубился в чтение.

Ничего нового не принесли и последующие пять лет. Число убийств неуклонно растет, и все чаще они попадают на первую полосу. «Невменяемая старушка убила проходящую под ее балконом женщину брошенным кирпичом», «Пойман маньяк, сталкивавший прохожих под движущийся транспорт», «Водитель маршрутного такси устроил гонки на выживание на трассе»…

Число самоубийств, которые попали в газету, дошло до двадцати. Особенно привлекла внимание Павла статья о том, что начальник Мраморной ГЭС — единственный человек, которому в городе было обеспечено безупречное будущее, покончил с собой, бросившись с плотины. Журналист анализировал это происшествие, пытаясь разобраться в причинах этого странного поступка. Ходили слухи, что Николая Кузнецова чуть ли не со дня на день должны были сместить с этого поста, и это и стало причиной суицида… Но слухи — слухами, а труп, выловленный ниже по течению, был вполне реальным.

Наповал сразил Павла 97-ой год. Одна из августовских газет повествовала о том, как две пятилетние девочки, играя на небольшом пустыре за домом, решили поиграть в «войнушку» и стали перебрасываться камнями. Булыжник, брошенной одной из них, угодил другой точно в лоб, проломив череп и убив ее наповал. Девочка, долго пыталась привести подругу в чувство, а потом, видимо поняла, что натворила и решила скрыть происшедшее. Уложив тело подруги в стог сена, и тщательно завалив его сверху, она подожгла стог и, как ни в чем не бывало, отправилась домой, заявив, что рассталась с подругой примерно час назад.

Несколько часов спустя в догорающем стогу было обнаружено обуглившееся тело маленькой девочки. Еще несколько часов спустя, после разговора с милицией, юная убийца созналась в том, что совершила. Психиатрическое освидетельствование показало, что девочка абсолютно нормальна и лишена каких-либо отклонений.

Жуть!

Зверские убийства к 97-му году стали в Мраморном почти нормой. На общем фоне выделялась только одна статья, все того же журналиста, который расследовал причины самоубийства Кузнецова. В ней она рассматривал серию преступлений, совершенных в Мраморном за последние несколько лет. Автор упорно искал связь между ними, но находил только одну и делал акцент именно на ней — на том, что все убийства произошли в Мраморном.

«Не кажется ли Вам странным, — писал он, — что в последние годы Мраморный, пусть и не являясь городом, входящим в чьи либо криминальные интересы, по числу смертей на душу населения обогнал даже Грозный в годы первой чеченской компании. Не находите ли Вы необычным тот факт, что в нашей психиатрической клинике уже не хватает места для умалишенных, как будто весь город сходит с ума? И не кажется ли Вам подозрительным то, что жестокие убийства, одна мысль о которых заставляет кровь стыть в жилах, стали для нашего города чем-то обыденным и закономерным?»

Журналист провел приличное исследование, вытаскивая на свет божий правду о Мраморном. Начинал убийства, совершенного малышкой в августе этого года, и заканчивал историей Светланы Кузнецовой, отрезавшей ноги своей дочери. По его мнению город построен на какой-то особой горной породе, излучение которой делает людей более жестокими, постепенно сводя их с ума.

У Павла были на этот счет свои соображения — вспоминались слова Чиркова о некоем существе, таившемся в горной породе на момент строительства ГЭС. Нужно было связаться с МакКормиком — быть может именно это и объясняло все происходящее в этом городе. Но сначала, конечно же, перекопать все газеты до сегодняшнего дня.

98 год. Двадцать пять самоубийств за год! Количество убийств просто не поддавалось счету…

99 год. В январском номере Павлу бросилась в глаза статья, занимавшая первую полосу — «Дочь поквиталась с матерью». Наташа Кузнецова, та самая девочка, оставшаяся без ног, еще год назад устроилась санитаркой в Мраморную психиатрическую клинику. Милая девушка на инвалидной коляске пользовалась любовью всех больных без исключения, в том числе и своей матери, которая даже не знала о том, что перед ней ее дочь. Светлана Кузнецова была к этому моменту абсолютно отрешена от реального мира и погружена в свои собственные грезы.

И вот, отработав в больнице год и прекрасно зарекомендовав себя, Наташа однажды днем взяла на кухне нож, въехала в комнату отдыха больных и, поравнявшись с матерью, вонзила нож ей в голову.

На вопрос «Зачем?», неоднократно задаваемый ей впоследствии милицией и психиатрами, девушка отвечала коротко «Потому что так было нужно». Теперь на излечении в психиатрической клинике находится сама Наташа…

Пометку «Наташа Кузнецова» в своем блокноте Павел обвел жирной линией, намереваясь впоследствии наведаться к ней в больницу.

— Молодой человек… — Павел не заметил, как библиотекарша подошла к нему, — Время шесть часов, мы уже закрываемся.

— Все! — улыбнулся он ей в ответ, — Закругляюсь.

— Все успели?

— Почти. Осталось просмотреть еще лет пять, хотя я не думаю, что смогу найти что-то еще. Кажется, у меня есть все, что необходимо.

— А. Если не секрет, зачем вам история Мраморного? Вы, ведь, из Москвы, не так ли? Вы упоминали Москву в разговоре, вот я и подумала…

— Да, я из столицы.

— И что столичного гостя интересует в нашем маленьком городке? Неужели у нас есть что-то, чем можно заинтересовать москвича?

— «Мраморный феномен»… — не колеблясь сказал Павел, на ходу придумывая правдоподобную легенду, — Я в МГУ учусь, на факультете социологии. Мраморный будет моей дипломной работой. Городок, фактически отрезанный от всего мира, жители которого, скажем так, варятся в собственном соку.

— Одним словом, закрытая социальная группа, размером с целый город?

— Именно так. И в этой социальной группе начинают действовать свои законы. В частности, применимо к Мраморному, безысходность начинает давить на сознание практически каждого жителя. Отсюда — стремление уйти из этого мира в мир грез. Алкоголизм, наркомания…

— Наркоманов у нас нет, — перебила его библиотекарша, — Наркоту до нас просто не довозят. Поэтому максимум на что способны наши любители острых ощущений, это накуриться конопли, набранной на ближайшем поле. А вот алкоголиков, это вы точно подметили, у нас хватает. Каждый второй, если не каждый первый.

— Но кто-то не может уйти и в мир грез, поэтому уходят из этого мира навсегда… — продолжил Павел, внимательно следя за ее реакцией. Приходили ли ей на ум соображения сродни тем, о которых писал тот журналист?

— А, самоубийцы… Да, это уж точно феномен Мраморного. Самоубийц у нас хватает с избытком, наверное, ни в одном городе такого нет, хотя я, конечно, никогда не задавалась целью проверить это. И знаете, что интересно — пусть не все, но девяносто процентов — точно, выбирают в качестве способа суицида прыжок в пустоту. И угадайте, откуда они прыгают?

— С плотины?

— Точно.

— Это легко объяснимо, машинально ответил Павел, хотя сам думал о другом объяснении этих странных совпадений, — У вас, в Мраморном, больше и прыгать-то неоткуда. Все здания — максимум пятиэтажные, ничего выше я не видел. Ну а всякий самоубийца должен понимать, что после прыжка с крыши невысокого дома у него куда больше шансов оказаться в инвалидном кресле, чем на том свете.

— Может и так… — пожала плечами библиотекарша, — Ладно, удачи вам в ваших изысканиях. Может действительно что-то интересное накопаете, сразу кандидатскую защитите. Я, ведь, сама, когда библиотечный техникум заканчивала, писала диплом об истории города. Правда, меня больше занимала работа с архивами, нежели социологические аспекты нашего разлагающегося общества.

Выйдя из библиотеки Павел направился к гостинице, анализируя то, что узнал сегодня.

Городок и в самом деле был со странностями… Самоубийцы, сумасшедшие, просто падшие люди, отчаявшиеся найти себя. Мраморный действительно загнивал, и кто-то, или что-то помогало ему в этом загнивании.

Ладно, — решил он, — Завтрашний день начну с визита в местную психушку, побеседую с Наташей Кузнецовой. Не могут же все три члена семьи сойти с ума? Или могут? Может это как раз что-то наследственное? А может и это как-то связано с плотиной, и тем, кто живет там, в скальной породе под ней? Отец Наташи был начальником ГЭС, значит, и мать и дочка должны были часто бывать там. Может быть именно это и повлияло на них?

И, конечно же, нужно было позвонить МакКормику, обсудить «Мраморный феномен» с ним.

«Утро вечера мудренее». Кажется, в русских народных сказках принято было говорить именно так. Должно быть, те, кто сочинял их, ни разу не напивались до поросячьего визга, и не знали, что утром вместе с мудростью часто приходит похмелье. Или наоборот, мудрость и новый взгляд на жизнь были логическим дополнением жуткой головной боли? В любом случае, сейчас это никак не касалось Павла. Выспавшись и отдохнув, он ощущал себя посвежевшим и готовым к любым передрягам, которые могли поджидать его в этом городе.

Однако, стоило ему лишь подумать о Мраморном, как в сознание ледяной иглой впилась Тьма. «Уезжай!» — прошептал женский певучий голос, — «Оставь все как есть и уезжай!»

— Не уеду! — выкрикнул Павел, и таинственный шептун покинул его сознание, вновь уступая место четкости мыслей, — Не уеду…

Позавтракав, Павел направился к телеграфу, где заказал разговор с Лондоном. Ждать пришлось недолго — уже через пять минут телефонистка объявила его фамилию, велев отправиться в седьмую кабинку.

— Алле! Пол, ты? — раздался в трубке голос МакКормика.

— Я. Прости, что разбудил.

Согласно примитивным подсчетам Павла в Лондоне сейчас должно было быть два часа ночи, но, зная нрав и ритм жизни МакКормика, он был уверен в том, что это единственный способ застать шефа дома.

— Где ты? Мне сказали, что это какой-то Мраморный.

— Я и есть в Мраморном… — Павел запнулся, с трудом подыскивая слова в забытом английском, который он двадцать с гаком лет считал родным языком, — Ты что, не помнишь этот город?

— Не помню. Чем он так знаменит?

— Мраморная ГЭС. Крупнейшая в мире. Ты бывал там сорок с лишним лет назад, когда ее только строили.

— Ах да, припоминаю! — по голосу было слышно, что МакКормик улыбается, — Любопытное было задание. Я тогда совсем молодой был, моложе, чем ты сейчас! Рабочие, когда строили плотину, своими взрывами пробудили Эухеда.

— Эухед? — Павел отчаянно пытался вызвать в памяти все, что знал о мистических существах. Это название было ему знакомо, он явно слышал его на курсах в Лондоне. Но никак не мог вспомнить ни особенностей этого существа, ни даже цвета его ауры. — Он Светлый, или Темный?

— Совсем ты, Пол, от рук отбился! — усмехнулся МакКормик, — Я сам тебе лет шесть назад рассказывал об этих тварях. Темные они, но безвредные. Озорные немного, не спорю, но не агрессивные. Питаются рыбой, и это единственное, чем они могут навредить людям. Эухед, если потеряет контроль над собой, может извести всю рыбу в окрестностях. И самому ему от этого плохо будет — обожрется так, что лет десять после этого коликами мучаться будет, и людям приятного мало, рыба-то кончилась. Вот мы и следим за ними, вмешиваемся в случае чего. Они полуразумные, поэтому с ними даже можно общаться… С тем Эухедом мы даже познакомились — умная тварь оказалась.

— А как же несчастные случаи? Исчезновения людей?

— Эухед тут совершенно не при чем. Зря тот инженер с плотины…

— Чирков?

— Точно, Чирков! Он еще писал мне недавно, спрашивал, есть ли у нас агенты в России, я ему тебя и порекомендовал. Зря этот Чирков тогда переполошился. Даже на Орден ухитрился выйти, правда, нечаянно это у него получилось, но факт то, что связался он с нами.

— Так что же происходило на строительстве ГЭС? Если это не Эухед, то кто?

— КГБ, Пол. Все просто и банально. КГБ! Небольшая чистка, устроенная по поручению Хрущева. Хрущев, конечно, не Сталин, тираном он не был, но неугодных лично ему, или его режиму устранял столь же безжалостно. Поговаривали, что там, в Мраморном, просто-напросто ликвидировали тех, кого подозревали в шпионаже. Но в эти дела я уже не лез. Нашел Эухеда, поговорил с ним, убедился в том что тварь эта вполне сознает, что делает и никому вреда причинять не собирается, и все.

— А что Эухед? Он до сих пор там?

— А кто его знает. Может там, а может ушел куда-нибудь. Эти существа уникальны тем, что передвигаться могут во всех стихиях, хоть и живут в воде. Может он сейчас где-нибудь у нас, в прудах Вестминстера живет. Все возможно!

— А у них сильная аура? — после небольшой паузы, собравшись с мыслями спросил Павел.

— Да нет, — без раздумий ответил МакКормик, — Как у обычного Наделенного, не сильнее. Просто так его не заметишь, сканировать нужно. А что?

— Да так…

Насколько мог коротко Павел пересказал МакКормику историю своего появления в Мраморном, и все то, что он успел раскопать уже здесь. Немного подумав тот сознался, что еще не встречался с таким явлением.

— Знаешь, Пол, если бы ты мог точно мне сказать, что Темная аура исходит из какого-то определенного места, я бы ответил тебе, что это сам Игни Этферро, его земное воплощение. Я за свою жизнь такого не встречал. Муатье как-то рассказывал мне, что когда он был молодым, ему говорили об операции по уничтожению льва, в котором, вдруг, воплотилась сама Тьма. Но это скорее правило, чем исключение, такое бывает очень и очень редко. К тому же, ты говоришь, что фонит сам город. Как правило, это означает, что в городе много Темных, но это ты и без меня знаешь.

— Да, но за весь день я не почувствовал рядом никого с ИХ стороны.

— Тем более странно… Тогда я просто не знаю, что и думать.

Поблагодарив МакКормика за информацию (которая хоть и не принесла пользы, но все позволяла не идти по ложному пути), Павел повесил трубку и вышел из телеграфа. На пороге он едва ли не лоб в лоб столкнулся с девушкой лет двадцати, одетой в короткую цветастую юбку и не по-сентябрьски открытый топик.

— Ой! Простите! — воскликнула она, отходя в сторону, — Проходите, пожалуйста.

— Нет, это вы простите, — скользнув взглядом по соблазнительным округлостям, выделяющимся под одеждой, ответил Павел, придерживая перед ней дверь, — Проходите, пока не замерзли.

Она оглядела себя и рассмеялась, словно только сейчас поняв, что он имеет в виду.

— А, вы о моей одежде? Чего мне еще только не говорили. И что в этом городке не стоит одеваться так вызывающе, и что я похожа на… ну, вы поняли на кого. Но что в таком одеянии можно замерзнуть — такое слышу впервые.

— Ну, так сентябрь на дворе.

— Мало ли, сентябрь. Я на календарь не смотрела, счастливые часов не наблюдают. Бабье лето сейчас, вот что. Тепло, красиво и приятно. А как тебя зовут?

— Павел… — такой резкие переход от разговор о погоде к обращению на «ты» несколько выбил его из колеи, — А тебя?

— Лена. Надолго к нам?

— Что, так отчетливо видно, что я приезжий?

— Не то, чтобы отчетливо, но видно. Одежда на тебе современная. Я то в «Интернете» часто бываю, знаю, во что сейчас весь мир одевается. Это наши охламоны, не зря же их Мраморными называют, одеваются так, как на душу ляжет. Во-вторых, уж очень ты потерянным выглядишь, по сторонам оглядываешься, будто ищешь чего… Сразу видно, что места тебе незнакомые — местный уже давно по сторонам не смотрит, он весь Мраморный пройдет от края до края с закрытыми глазами. В-третьих — взгляд. У большинства здесь он затравленный, дикий какой-то. Все здесь озабочены простым насущным вопросом — как бы деньгами разжиться, а у тебя глаза задумчивые, серьезные. Да и деньгами ты, кажется, не обделен, но это уже из одежды вытекает. Бедняк так не одевается. Ну и, наконец, ты ко мне на «Вы» обратился. Это уж точно доказывает, что ты — приезжий. Все местные меня знают.

— Прямо так уж и все?! — не поверил Павел.

— Все, все. Ну ладно, Паш, я пойду. Захочешь пообщаться — заходи в клуб, спроси Лену Керн. Я там чуть ли не все время торчу. Сейчас, вот, телеграмму пошлю и опять туда направлюсь. Так что, заходи, поболтаем. Если хочешь — я тебе город покажу, я ж вижу, что ты турист. Странный, правда — откуда в Мраморном вообще туристу взяться? Ну да ладно.

Она уже скользнула в дверь, когда Павел, очнувшийся, наконец, будто от столбняка, крикнул ей вслед:

— Постой, а в какой клуб?

— А он у нас тут один, не промахнешься.

Словно обухом по голове ударенный, Павел зашагал обратно к гостинице. Вот это девушка! Элегантная, красивая, озорная и умная! Уникальное сочетание всех талантов, которые только могут присутствовать в представительнице прекрасной половины человечества.

Тут же перед его мысленным взором возникла Валя, но Павел тут же отогнал это видение. В конце концов, ничего плохого он не делает, просто хочет познакомиться с этой очаровательной бестией поближе. Да и вообще, она сама сказала, что хочет показать ему город, ведь так? А если он хочет разобраться в том, что здесь происходит, то нужно быть ближе к массам, к простым людям. Так пусть Лена и устроит ему это «хождение в народ».

Найти клуб оказалось действительно легко. Во-первых, он располагался в каких-то пятистах метрах от гостиницы, в которой остановился Павел (правда, он сомневался, что в Мраморном есть другие гостиницы), а во-вторых в этом городке о клубе действительно знали все. Павлу безошибочно указывали дорогу, и он, предварительно приведя себя в порядок, вошел в клуб.

Снаружи это одноэтажное здание представляло собой нечто среднее между недостроенным крылом психбольницы и салуном времен покорения дикого Запада. Маленькие окна с решетками, облупившаяся желтая краска и надпись «Клуб», выведенная красным над входом. Более оригинального названия создатели этого заведения. Видимо, придумать не могли. Впрочем, исходя из того, что клуб в городе действительно был один, проблем с этим наверняка не возникало.

Внутри все выглядело еще страшнее. И без того маленькие окна были завешены плотными шторами, так что в помещении царил полумрак. Музыка не играла, а гремела, повергая в шок каждого, кто проходил мимо колонок в рост человека, направленных друг на друга и стоявших точно в проходе. В центре зала танцевали несколько человек, пол которых невозможно было разобрать из-за полумрака и ярких вспышек дешевой светомузыки. Еще трое сидели возле барной стойки, оформленной безо всякого вкуса и больше напоминавшей длинную гладильную доску. Где-то за ней светились окошечки для подачи заказов, выходящие в кухню заведения, откуда тоже доносилась не менее громкая музыка, зато другая, не та, что ревела в зале. В результате слияния этих двух какофоний выходило что-то и вовсе жуткое, в духе: «Я люблю тебя, Дима… Крошка моя, я по тебе скучаю…»

Лену Павел узнал сразу — по идеальной фигуре и длинным волосам, спускающимися до лопаток. Она сидела у бара, спиной к нему, потягивая что-то через соломинку.

— Привет! — крикнул он подойдя к ней и стараясь перекрыть адский грохот попсы.

— И тебя туда же! — с улыбкой откликнулась девушка, — Добро пожаловать в ад! Потанцуем?!

— Под это?!!

— А больше не под что! — крикнула она, хватая Павла за руку и вытаскивая на середину зала, где в импровизированном танце уже крутились и изгибались несколько человек.

— Говорят, вертикальный танец, есть выражение горизонтального желания! — крикнула ему в ухо Лена, тесно прижимаясь к нему.

— Может быть. Но такой танец — скорее выражение желания из области садомазохизма.

Лена хихикнула, и согласно кивнула.

— Откуда ты? — спросила она, отказываясь от попыток заставить Павла дергаться в ритме музыки. Теперь танцевала она одна, извиваясь всем телом, что, впрочем, выглядело действительно красиво и походило на танец.

— Из Москвы.

— Ого! Что москвичу потребовалось в нашей дыре? В этом местном Твин Пиксе?

— Исследования в области социологии. Социум маленьких городков, и его нравы.

— Ну, это ты по адресу. Нравы у нас тут, не приведи господь. Я уже предлагала устроить тебе экскурсию — хочешь, покажу тебе все местные нравы в действии?

— Хочу! — немного отстраняясь от нее крикнул Павел, — Только давай сначала выйдем отсюда, а то у меня от этого грохота уже голова раскалывается.

— Слабак! — с улыбкой подколола его Лена, — А я в таком мире живу уже не первый год.

— Как на счет того, чтобы начать экскурсию прямо сейчас? — спросил Павел, едва они вышли из клуба.

— Если все расходы на транспорт и прочий сифилис за твой счет, то хоть сею секунду. У тебя есть идеи, куда отправиться, или ты положишься в этом плане на меня?

— Одна идейка у меня есть, а там — доверюсь твоему знанию злачных мест. Мне нужно попасть в психушку.

— Это я тебе устрою! — рассмеялась Лена, — Любого в этом городе, кто вздумает говорить со мной серьезно, тут же обвиняют в невменяемости и грозятся отправить его на лечение.

— Я серьезно, Лен. Мне нужно там кое с кем пообщаться.

— И кто же этот счастливчик, что уже сумел привлечь внимание нашего столичного гостя? — уперев руки в бока с вызовом спросила Лена.

— Я бы не назвал ее счастливчиком. У нее нет ног.

— А… ну тогда я знаю, о ком ты. В Мраморном абсолютно все знают только двух человек. Леночку Керн, то бишь твою очаровательную спутницу, и Наташу Кузнецову — самого известного психа в этом ненормальном городе. Поехали, познакомлю. Лови такси!

Павлу никогда прежде не приходилось бывать в психиатрических лечебницах, и все его познания в этой области были почерпнуты из художественных фильмов. «Терминатора», например, в котором Сару Коннор периодически избивали и насиловали санитары.

Больница же в Мраморном вовсе не напоминала кадры из этого фильма. Трехэтажное желтое здание с решетками на окнах (Павел вновь не мог не провести ассоциацию с клубом, и Лена полностью с ним согласилась) внутри оказалось чистым, опрятным и даже немного уютным. Равнодушная ко всему на свете медсестра на входе спросила их о цели прибытия и, записав их имена в журнал, указал им на дверь в левом углу холла. Не было ни кодовых замков, ни санитаров с дубинками… Больница и больница, даром что психиатрическая.

В конце коридора их все же встретил крепкий на вид санитар.

— К Кузнецовой?

— Да, — ответила Лена.

— Сейчас ее приведут. Проходите сюда, в комнату для посетителей.

Комната для посетителей, в которой нашелся даже ободранный диванчик и два кресла, была оклеена светлыми обоями, и вообще казалась яркой и солнечной не смотря на то, что выходила на северную сторону.

Спустя минуту сопровождаемая санитаров, в комнату въехала девушка на инвалидной коляске… Наташа Кузнецова. Павел узнал ее сразу же, по фотографиям из газетных статей. С тех пор (последняя фотография, которую он видел, была сделана в 97-м году) девушка повзрослела, если не сказать постарела — на лбу прорезались морщинки, а глаза, хоть и лучились каким-то ярким светом, но уже казались уставшими. В тот день, когда мать отрезала ей ноги, Наташе было 5 лет. Случилось это примерно двадцать лет назад… Нет, на двадцать пять она не выглядела — лет на тридцать — тридцать два, как минимум. Будучи ровесницей Павла она казалась гораздо старшее его.

— Привет, Лена! — просто, и по-будничному поздоровалась она, как будто разговор происходил где-то на улице, или в том же клубе, но никак не в психушке. — Что-то давно ты не заходила.

— Да ты знаешь, дела…

— А кто это с тобой?

— Познакомься, это Павел. Он из Москвы… Приехал, можно сказать, специально, чтобы поговорить с тобой.

Павел склонил голову в знак приветствия, и Наташа ответила ему таким же вежливым кивком, ни на секунду не сводя с него глаз. Как боец перед поединком…

— И что же вас так заинтересовало в моей скромной персоне? — спросила она.

— Ваша история, — ответил Павел, — А точнее — история этого города целиком. Я пишу работу по социологии, изучаю влияние замкнутого социума на психику людей. Как изменяется их нрав, быт и все остальное. Жизнь в Мраморном, мне кажется, сильно изменила вас. Вы бы, наверняка, были другой, живи вы в Москве. И уж точно вы не оказались бы в этом заведении.

Глядя на Наташу Павел краем глаза наблюдал и за Леной, не выпуская ее из своего поля зрения. Она же смотрел только на него, и на ее лице читалось удивление, непонимание и озабоченность происходящим.

— Говорите, другой бы была? — переспросила Наташа, — Да, это точно, я была бы другой. Для начала — живи я в Москве, у меня все еще были бы ноги. И еще, живи я в Москве, или вообще где-то еще, главное — чтоб подальше от этого городка, то не пришлось бы мне убивать собственную мать.

Павел вздрогнул. Но вздрогнул не от ее слов, а от того взгляда, каким Наташа смотрела на него. На миг у него создалось впечатление, что его сканируют, и он тут же легонько прощупал собеседницу, проклиная себя за беспечность. Никаких следов психокинетической активности — Наташа была нормальной девушкой, разве что наделенной пристальным и пронзительным взглядом.

— Вы, ведь, об этом хотели спросить? — продолжала она тем временем, — Зачем я убила ее? Была ли это месть, или я просто сошла с ума? Все об этом спрашивают, вы не стесняйтесь, я привыкла. Здесь бы и журналисты, были и простые любопытные, мнящие себя великими психологами или психиатрами. Я всем отвечала одно — я убила ее потому, что так было надо.

— Нет, я приехал не за этим! — глядя в ее глаза, в которых отражалась глубокая, чистая душа и сильная воля, Павел чувствовал, что находится на пороге чего-то важного. Обладательница таких глаз не могла быть сумасшедшей. — Я хочу спросить вас о том, почему вы устроились на работу в психбольницу? Я читал газеты — «Юное создание хочет помогать своей матери», и читал то, что писали после ее смерти — «Убийца целый год подбиралась к своей жертве». Я не верю ни тому, ни другому. Чтобы помогать матери не обязательно работать здесь. Чтобы убить ее не обязательно было целый год строить из себя невинность. Здесь что-то еще.

Руки Наташи, лежавшие на подлокотниках кресел, чуть дрогнули после его слов. Павел заметил, что вздрогнула и Лена.

— Лена, выйди, пожалуйста! — сказала Наташа.

— Почему? Я тоже хочу послушать.

— ЛЕНА, ВЫЙДИ ПОЖАЛУСТА! — повторила девушка, и в голосе ее зазвучал металл. Ослушаться такого тона не посмел бы и сам Павел, но Лена осталась сидеть на диванчике рядом с ним.

— Лена, оставь нас, — мягко попросил он.

— Ты мне потом все расскажешь? — спросила она, вставая.

— Нет, — отрезала Наташа, — Он не расскажет.

Они оба проводили взглядом Лену, которая с неохотой закрыла за собой дверь, и только тогда Наташа заговорила вновь.

— Я ничего не имею против нее, но боюсь того, что прожив три года ТАМ она уже не совсем отдает себе отчет в своих поступках.

— Где это «ТАМ»? В Мраморном?

— Нет, на ГЭС. Ты не знаешь, кто она? — спросила Наташа, слегка ошарашив Павла этим неожиданным переходом на «Ты».

«Что-то часто в последнее время девушки выбивают меня из колеи… — подумал он про себя, — Старею, наверное».

— Я встретил ее в центре города сегодня утром. Она тоже удивилась, что я не знаю ее. Кто она?

— А говорил, что читал газеты. Три года назад, когда тогдашний начальник ГЭС сбросил с плотины свою жену, в Мраморный приехали Керны. Лев Керн и его дочь Лена. Керн — новый начальник станции. Три года — достаточно малый срок, но я боюсь, что Оно за это время стало сильнее. Ведь смогло же Оно дотянуться до моей матери.

Павел затаил дыхание, но поскольку Наташа умолкла, заговорил сам.

— Что такое Оно? Оно живет на ГЭС? Ты видела Его?

— Его никто не видел, и я не думаю, что это возможно. Я не знаю, что это такое, но постоянно чувствую его даже здесь. Скажи, ты приехал за Ним?

— Да, — ответил Павел, — Точнее, я приехал узнать, что творится в этом городе. Уже здесь я понял, что какое-то отношение ко всему, что здесь происходит, имеет Мраморная ГЭС. Что Оно сделало с твоей семьей? Ведь это Его работа, не так ли?

— Отец сопротивлялся дольше всех, не смотря на то, что больше всех из нас проводил времени на плотине. Это, ведь, была его работа. Я часто слышала, как он кричит по ночам, часто ловила на себе его отсутствующий взгляд, будто он смотрел на меня, но видел что-то другое. Оно так и не смогло дотянуться до меня, хотя очень старалось. С самого моего детства… Но первой под его влияние попала мама.

— Как Оно это делает?

— Я не знаю. Думаю, что Оно пытается подчинить людей себе, но это не всегда получается. И тогда Оно просто сводит их с ума, как мою маму… Это не она отрезала мне ноги, это сделало Оно ее руками. Вы говорите, что читали газеты? Как это было?

— Газонокосилка… — неуверенно начал Павел.

— У нас была газонокосилка, но мама никогда ею не пользовалась, говорила, что это страшный агрегат. Она сделала это топором. Самым обычным топором для колки дров.

У Павла перехватило дыхание… Воображение тут же нарисовало жуткую картину — мать крадучись подбирается к дочери, спящей в саду, заносит громадный топор и опускает его на правую ногу маленькой девочки. Хлещет кровь, много крови… девочка кричит, но дом Кузнецовых находится слишком далеко от города, чтобы кто-то мог услышать этот страшный крик. Девочка пытается уползти, но топор вновь взлетает в воздух, чтобы опуститься вниз еще раз…

— Я никому не рассказывала, — продолжала Лена, — Потому что знала, что мама не виновата. Оно заставило ее… Мама вообще не понимала, что делает. Она до конца жизни была уверена в том, что сделала это нечаянно, и не топором, а газонокосилкой. Впрочем, последние несколько лет она не вспоминала вообще ни о чем. Она даже меня не узнавала! И знаешь что я думаю? Мне кажется, что отрубив мне ноги, мама спасла меня. Пусть я инвалид, но я жива, в отличие от отца.

— Без ног не добраться до ГЭС?

— Примерно так. Отец тоже чувствовал, что со станцией что-то нечисто, но ничего не мог поделать. Я так и не знаю, что с ним произошло, почему он покончил жизнь самоубийством… Но Оно не сумело добраться до него, я это знаю точно.

— Так зачем ты пошла сюда работать? Из-за матери?

— И да, и нет. Я хотела быть к ней поближе. К тому времени мама стала почти нормальной. Она стала воспринимать действительность, узнавать меня… Чем дальше находишься от плотины, тем труднее Ему добраться до твоего разума. Поэтому мама продолжала симулировать болезнь, чтобы остаться здесь. По этой же причине здесь проводила все время и я. Но однажды я увидела в маминых глаза тот самый блеск, который я помню еще из детства. Оно каким-то образом пробралось в ее разум и вновь начало подчинять ее себе. Тогда она вновь перестала быть собой…

— И тогда ты убила ее?

— Да, чтобы спасти.

— И чтобы самой остаться здесь?

— Тогда я не думала об этом. Но я рада, что я здесь. Люди здесь гораздо… нормальнее, что ли, чем там, снаружи. Это Мраморный — одна большая психушка. Весь город, кажется, принадлежит тому существу с плотины. Лишь немногие продолжают сопротивляться. Но самое страшное — люди не понимают, что происходит с ними. Мне кажется, Мраморному приходит конец. Еще лет пять, и Оно поглотит весь город…

— А Лена? Ты, ведь, знакома с ней?

— Да. Первое время после ее приезда в Мраморный, она часто заходила ко мне поговорить. Она тоже чувствовала, что с плотиной что-то неладно… Но со временем перестала расспрашивать меня о моем отце и его работе, поэтому я боюсь, что Оно же прочно обосновалось в ее голове. Я, правда, ни разу не видела в ее глазах того огонька безумия, но… Надеюсь, ты меня понял.

— Понял… — вздохнул Павел, поднимаясь с дивана, — Спасибо, что рассказала мне все. Теперь я, хотя бы, знаю, в каком направлении двигаться.

— Постой! — Наташа схватила его за руку, — Скажи, кто ты? Откуда ты пришел, и что намереваешься делать?

— Я — друг, — сказал он, чувствуя, что говорит полную шаблонщину, пусть и уместную для данного случая, — Я хочу помочь тебе. Тебе, и всему городу. Я разберусь с тем, что живет у плотины.

— Боюсь, тебе не хватит сил…

— Я тоже этого боюсь… — прошептал Павел, вспоминая тяжесть ауры города. Здесь, за городом, она ощущалась не так сильно, но все же присутствовала, незримо витая в комнате.

Лена ждала его внизу, в холле. Она не выглядела ни взволнованной, ни любопытной, но Павел, тем не менее, чувствовал, что она надеется на то, что он сам расскажет ей о своем разговоре с Наташей.

— Ты все еще мой гид? — спросил он.

— Ну, если ты не против, то да… Правда, гиду обычно рассказывают об истиной цели своего путешествия.

— Ты что, никогда голливудских боевиков не смотрела? — усмехнулся Павел, — Когда это гид знал столько же, сколько тот человек, которого он ведет. В этом и заключается интрига! Гид должен, для начала, спасти жизнь главному герою, а уж тогда он расскажет ему о том, что он никакой не человек, а пришелец из иного мира.

— А если гид — красивая девушка?

— Это ничего не меняет! — Павел легонько приобнял ее за талию, выводя из больницы. Здесь, на свежем воздухе, вдали от пронзительных глаз Наташи, ее опасения казались ему беспочвенными. Лена была необыкновенной девушкой, но уж явно не прислужников Игни Этферро. Изрядно взбалмошная, не в меру любопытная, но не Темная, а это главное.

— Ну, так куда мы едем теперь? — спросила она, прижимаясь к нему так, как будто они были знакомы уже лет десять, а не несколько часов.

— На ГЭС. В епархию твоего отца.

— А я все думала, когда же ты догадаешься о том, кто я…

— А я и не догадался. Не забывай, я из столицы, и мне не ведомо, кто главная звезда в этом маленьком городке… Кабы Наташа мне не сказала, я бы до сих пор считал тебя просто немого зазнавшейся девчонкой из местного клуба.

— А что она еще говорила?

— Да так, ничего особенного. Сумасшедшая… Что с нее взять?

Нельзя сказать, чтобы эти слова ободрили Лену — ее взгляд красноречиво говорил о том, что она возмущена его мужским шовинизмом и нежеланием посвятить свою очаровательную спутницу в свои тайны. Но, тем не менее, Лена бодро зашагала к шоссе, напевая под нос какую-то песенку.

— Знаешь что? — спросила она, уже сидя в машине, — А я кушать хочу, как крокодил после недели жизни в пустом бассейне.

— Заедем куда-нибудь?

— Давай, лучше, заедем ко мне. Наш дом все равно по пути на станцию, а отца дома нет. Там и пообедаем…

— Не вопрос.

Когда Лена положила голову ему на плечо, Павел подумал о том, что не к добру это, когда малознакомая девушка приглашает тебя к себе домой, добавляя при этом, что родителей дома нет. Или наоборот к добру? Лучше бы это, конечно, было поздним вечером…

Не то, чтобы дом Кернов поражал воображение — Павел видывал домишки и получше даже в России, не говоря уже об Англии, но все же построен был на совесть. Это был даже, скорее, не дом, а двухэтажный коттедж с обширным садом вокруг. Павел, правда, до сих пор так и не понял русской традиции выращивать в саду не цветы, а какие либо плодоносящие растения, но у Кернов помимо традиционных томатов, смородины и малины росли еще и яблони и даже несколько кустов роз. Одним словом, это действительно был не огород, а самый настоящий сад. Уже по нему, не говоря уже о доме, можно было судить о том, что его хозяева занимают высшую позицию в табеле о рангах этого маленького городка.

— Нравится? — спросила Лена, — Неплохо, да?

— Да… — вынужден был признать Павел, постукивая ногой по мраморной дорожке, ведущей от калитки к дому.

— А это тот самый легендарный белый мрамор. Его еще немного добывают в сотне метров от плотины.

— Я смотрю, начальник Мраморной ГЭС — самый уважаемый и богатый человек в городе?

— Ну, это ты еще дом нашего мэра не видел. Хотя в чем-то он действительно нашему дому проигрывает. Права, честно тебе сознаюсь, не мы его строили, и не по нашему заказу. Этот дом еще Кузнецов построил, в те годы, когда Советский Союз еще был единым и нерушимым, а Мраморная ГЭС еще считалась легендой.

— То есть, здесь когда-то жила Наташа?

— Да. После того, как ее в психушку определили, мэрия конфисковала дом. А затем, когда сюда приехали мы, его отдали нам. В знак благодарности, так сказать, что мы с отцом согласились жить в этой глуши…

Уже не слыша ее, Павел оглядывался по сторонам. Тот самый сад, в котором двадцать лет назад мать отрубили Наташе ноги… Где это было? Вон в том темном уголку у забора? Или вот там, под подсолнухами? И где-то здесь она закопала в землю отрубленные ноги, подчиняясь приказу существа, живущего у плотины. Или рассказ Наташи — все же бред сумасшедшей, и не было никакой мистики — была лишь женщина, тронувшаяся рассудком, когда газонокосилка отхватила ноги ее дочери?

— Проходи! Что встал как столб?!

Когда он вошел, Лена уже носилась по дому со скоростью реактивного лайнера, накрывая на стол и готовя чай.

— Чай? Кофе? — спросила она.

— Кофе…

— Не угадал. Чай!

Павел рассмеялся вместе с ней этой заезженной шутке, и спустя пару минут они уже пили кофе со сгущенным молоком.

— Сейчас перекусим и пойдем на ГЭС, — лопотала, тем временем Лена, — Отсюда недалеко, километра три. Сейчас ее не слышно — напор воды маленький, а по весне, когда тает снег в горах, папе приходится приоткрывать ворота, чтобы плотину не снесло. Вот тогда рокот воды слышен даже здесь.

— Скажи, и не страшно тебе здесь жить? — спросил Павел, блажено откидываясь на спинку стула.

— А чего тут бояться?

— Ну, я имею в виду, что это как дом с привидениями. Дом, в котором много лет назад произошло что-то страшное.

— А, ты об этом… Первое время боялась. Мне же, когда мы сюда приехали, всего шестнадцать было. Молодая еще, глупая… Мне все время казалось, что вот сейчас из под моей кровати выползут маленькие детские ножки, залитые кровью будто соусом, и будут танцевать на мне вальс, пока не затопчут насмерть. Я тогда и к Наташе в больницу бегала, расспрашивала у нее о том, как да что. А потом привыкла. Вижу, что Наташка — девчонка хорошая, что просто мать у нее с шизой была… сама она, конечно, тоже псих тот еще, но псих мирный. Я до сих пор не понимаю, как она, на вид такая нормальная, могла убить свою мать? Она тебе об этом ничего не рассказывала?

— Нет… — машинально откликнулся Павел, отмечая про себя, что все же очень уж хочется ей узнать побольше об их разговоре.

— Пойдем присядем на диван. А то на стуле сидеть как-то не удобно. Да и вообще, кухня — не место для того, чтобы беседовать с гостем.

Едва Павел оказался на диване в зале, как Лена каким-то неуловимым движением приземлилась ему на колени.

— Я тебя не раздавлю?

— Мы в такие шагали дали, что не очень-то и дойдешь. Мы такие мешки таскали, что не очень-то донесешь! — процитировал он песенку деда мороза, положенную на мотив «Машины времени», — И потяжелей видали.

Он едва успел закончить фразу, как ее губы припали к его губам, а ловкие руки успели расстегнуть пару пуговиц на рубашке.

— Я слышала, что москвичи — народ горячий… — прошептала Лена ему в ухо, заваливая его на диван и продолжая как-то незаметно расстегивать рубашку.

— А я наоборот слышал такое про сибирячек.

Для Павла было в диковинку быть практически изнасилованным девушкой. Недостатка в общении с противоположным полом он не испытывал никогда, и мог не кривя душой назвать себя не обделенным женским вниманием. Вот только обычно ОН охмурял девушку, тонко намекая ей на то, что прочь оказаться с ней под одним одеялом. Мужчине должна принадлежать ведущая роль — так, по крайней мере ему всегда казалось.

Но Лена плевать хотела на мужское эго. Она на корню пресекала все попытки Павла перейти в наступление, и наступала сама… Это было похоже на войну, в которой один полководец умело манипулирует армией другого, давая противнику только один путь к наступлению. А когда тот бросает все свои силы в атаку — сжимает его войска с двух сторон, устраивая форменную бойню.

Вот только на сжимании с двух сторон аналогия с войной заканчивалась — дальше Павел при всем желании не смог бы найти в памяти ничего похожего. Даже ощущение легкого, гибкого женского тела в руках было каким-то новым, не таким, как всегда.

Эта игра в войну повторялась три раза с небольшими перерывами, и каждым разом Павел все четче и четче понимал, чего она хочет от нее, и выполнял эти желания, осушая себя до капли.

Сорок минут спустя, когда он обессиленный лежал на диване с глупой улыбкой замершей на губах, Лена, как ни в чем не бывало соскочила с него и принялась одеваться.

— Ну что? Идем?

— Да постой же ты, бестия! — Павел попытался было поймать ее за руку, но девушка легко ускользнула в сторону, — Ты что же, совсем не устала?

— Нет! — с улыбкой ответила она. — Теперь я лучше понимаю анекдот о том, что делает аист после того, как принесет ребенка. Поворачивается на бок и храпит. Видать, на большее, чем храп, сил у вас, мужиков уже не остается.

Но, тем не менее, Лена все же улеглась на диван рядом с ним, положив голову Павлу на грудь.

— Оставайся здесь… — сказала она, — В Мраморном. Здесь хорошо… Отец тебе поможет приличную работу найти, самому это у нас сделать трудно.

— Нет, — чувствуя себя предателем ответил Павел, — Мне нужно вернуться в Москву. У меня там… — он чуть было не сказал «Есть кое-кто», но вовремя прикусил язык. — У меня там работа. Мой диплом…

— Да ладно тебе заливать! — Лена вновь соскочила с дивана и встала над ним словно очаровательная скульптура новой Венеры Милосской. Впрочем, Павел тут же погнал от себя этот образ, вспомнив о том, что у Венеры не было рук. Почему-то отрезанные ноги и руки упорно лезли в голову — Что я, не вижу, что ли? Ты кто угодно, но только не студент. Ну, хотя бы, откуда у студента столько бабок?

— Богатые родители.

— Чушь! Сыночек богатых родителей нипочем бы не помчался в нашу глухомань писать какой-то занюханный диплом. Тебе бы его принесли на блюдечке с голубой каемочкой. Уж поверь мне, я сама здесь, в Мраморном, в строительном техникуме учусь. Мне даже на занятия ходить не надо — преподы так оценки поставят. Так кто же ты?

Собственно, Павел и не ожидал, что легенда о том, что он — студент-социолог, покажется всем достаточно убедительно. Стоило только задуматься, почему студент больше интересуется паранормальными явлениями и отрезанными ногами («Тьфу! Дались же они мне?!»), чем укладом жизни горожан, как вставал резонный вопрос, откуда таковой студент выискался. Но не рассказывать же было Лене всю правду? Во-первых — не поверит. Во-вторых, если поверит, то кто знает, с какими намерениями она только что сделала его самым счастливым человеком на свете? Быть может, как раз за тем, что бы он расслабился и выболтал ей все, что мог?

— Лен, ты сядь, ладно… — попросил Павел, напуская на себя максимально серьезный вид, — А то мало ли.

— Сижу, — она тоже посерьезнела и пристально смотрела на него.

— В Москве давно заинтересовались вашим городком. Ходит слух, что он стоит на какой-то особой горной породе, оказывающей психокинетическое воздействие на человека. Ты, ведь, и сама замечаешь, что Мраморный — не совсем обычный город. Слишком много смертей, особенно самоубийств. Сумасшедшие плодятся как кролики…

— Есть такое… — пробормотала она.

— Меня и отправили сюда выяснить, в чем тут дело. Быть может, эту породу, или вообще то, что сводит людей с ума, можно будет использовать как оружие. Сейчас я все больше убеждаюсь в том, что это что-то находится возле самой ГЭС.

— Так откуда ты?

— ФСБ. Лаборатория паранормальных исследований.

— Секретные материалы, твою мать! — воскликнула Лена, вскакивая, — Истина где-то рядом!

— Примерно так дело и обстоит.

— Тогда можно я буду называть тебя Моксом Фалдером? — сказано это было с улыбкой, но глаза девушки по-прежнему были серьезными, от чего Павлу казалось, что она не поверила ни единому его слову. Что она знает правду, или просто догадывается о ней.

Тут же в голову запоздало пришлась мысль, а не Темная ли она? Ведь за все время их знакомства он ни разу не просканировал ее. Павел потянулся к ней сканирующим лучом, и обнаружил устойчивую Темную ауру, окутывавшую Лену. Нет, она не была Наделенной — такая аура оставалась, обычно, от тесного контакта с Наделенным. Валя, например, примерно также «фонила» Светлой аурой…

Сомнения вновь закрались в голову Павла. Она не Темная, но, быть может, работает на них? Нужно было быть осторожнее. Но до чего же хотелось верить в то, что аура вокруг Лены — не более чем след от жизни в этом городе, пресыщенном Темнотой!

— Ну что, Фалдер? Идем? — позвала она, и Павел вслед за ней направился к выходу. Визит на ГЭС должен был разъяснить все, или почти все.

Лена всю дорогу трещала о величии этого сооружения, и непонятно было, чего в ее болтовне больше — хвастовства, что вот, мол, какой бандурой командует мой отец, или же просто желания поразить заезжего москвича тем, что и у нас в Сибири бывает такое, от чего дух захватывает.

Дух захватывало и в самом деле! Лена не врала, говоря, что многие, прибыв сюда, впадают в детский экстаз от увиденного. Шум воды стал слышен уже на середине пути, а вскоре из-за холма показалась и верхушку плотины, за которой плескалось широкое искусственное озеро, созданной дамбой.

Дорога к ГЭС (та самая, мощеная мрамором, но залитая асфальтом) шла возле самого края обрыва, и Павел поневоле залюбовался открывшимся ему пейзажем. Внизу, как минимум в сотне метров, на дне глубокого оврага, промытого за тысячи лет бурной горной рекой, вода с ревом вырывалась из-под подножия плотины. А затем, бурля и пенясь, уносилась дальше, прочь из каменного плена, в который ее заточили люди. Плотина, занимавшая весь этот чудовищный каньон, казалась спиной гиганта, вздумавшего, вдруг, перекрыть дорогу воде.

Чуть правее, там, где стены каньона были немного более пологими, вниз, к реке, уходила извилистая горная тропа. Крутая, но довольно легко проходимая.

— Пришли! — сказал Лена, — Ну что, охотник за привидениями? Что теперь? Достанешь свой счетчик активности эктоплазмы, или сразу пальнешь из протонного блока в плотину?

— Пока что — просто постою у края каньона, и полюбуюсь на эту красоту. Не мешай мне, пожалуйста.

Обрыв был обнесен приличной и надежной оградой примерно метровой высоты. Судя по тому, что ее металлические поручни не знали краски несколько десятков лет, Павел решил, что ее поставили здесь чуть ли к моменту запуска ГЭС. Наверное, вот на этом самом месте стоял Хрущев и другие важные шишки, приехавшие из Москвы. И все они любовались стремительным бегом вод могучей реки, силу которой человек решил обратить себе во благо.

И где-то здесь в то время резвился на дне реки Эухед — милое и доброе существо, даром что Темное. Эухед, не представляющий никакой опасности для человека. Сейчас же там, внизу, обитал кто-то не в пример более опасный… Кто-то, желающий подчинить себе весь город.

А не могло ли быть так, что Эухед и стал воплощением Игни Этферро, о возможности которого говорил МакКормик? Темное существо приняло в себя своего Темного господина…

Павел закрыл глаза, погружаясь в подпространство и раскидывая вокруг себя сканирующую сеть в поисках Темных сущностей и аур. На открытом пространстве он легко растянул сеть на несколько сотен метров как вниз, к воде, так и в ширину, до самой ГЭС. И ничего! Пусто! Никаких следов темной ауры, которой был буквально опутан Мраморный.

Павел потянулся к стоящей поодаль Лене, прощупывая ее. Никаких следов ауры, которую он заметил всего час назад. Такого просто не могло быть! Он накинул сеть на самого себя, с удивлением замечая, что его собственная светлая аура жмется к телу, как испуганный заяц. И почему все вокруг так нечетко и размыто?!

И вдруг Павел понял, что видит перед собой. Все вокруг было заполнено сплошной Темной аурой, тяжелой, будто свинец, и окутывавшей все что ей попадалось. Поэтому-то на общем фоне этой жуткой, неестественной Темноты он и не мог нащупать Ленину ауру. Поэтому-то и не мог понять, откуда исходит это сияние Тьмы — оно вообще не исходило ниоткуда — оно окутывало все вокруг, не имея начала и постепенно ослабевая, протягивая свои щупальца в сторону города.

Это не походило на ауру, исходящую от Темного. Больше это напоминало ауру деревушки Урыкты, в которой Павел был несколько месяцев назад. Вот только Урыкта была Светлой, и она распространяла это ровное сияние. Мраморная ГЭС наоборот впитывала все, что могло сиять. Павел уже чувствовал, как щупальца тьмы забираются ему за воротник, смыкаясь на его горле, и тянут его силы…

— Пойдем отсюда! — крикнул он Лене, отступая от ограды и борясь с головокружением.

— А на саму ГЭС зайти ты не хочешь? Я бы тебя провела.

— Спасибо… Я узнал все, что было нужно.

На самом же деле Павел понимал, что не узнал ничего. Источником Темной ауры была плотина. Река, ревущая под ней. Но кто, или что жило там — он не мог даже представить.

Он не поехал к Лене домой, не смотря на то, что она настаивала на этом, уверяя его в том, что он может оставаться у нее сколько душе угодно.

— Поселим тебя в комнату для гостей! Отец будет рад возможности пообщаться с гостем из столицы, расспросит тебя о тамошней жизни, своей похвастается…

Но Павлу нужно было назад, в гостиницу. За дорогу до Лениного дома, откуда он уже добирался до гостиницы на автобусе, Павел несколько раз сканировал сам себя, чувствуя, как с каждой минутой тухнет его собственная аура. Его одолевало жуткое ощущение, что в тот миг, когда аура потухнет окончательно, нечто, живущее в воде возле ГЭС, проникнет в его сознание и сумеет подчинить его себе.

Ему нужен был его меч! Меч, насыщенный его собственной энергией, который помог бы отогнать от него Тьму. Останься он у Лены, у дома которой Темная аура плотины была слабее, но все же чудовищно мощной — за ночь Тьма поглотила бы его.

Едва вернувшись в гостиницу Павел достал со дна сумки меч. Лезвие, почувствовав руки хозяина на своей рукояти, тут же засветилось легким оранжевым светом, а рукоять чуть нагрелась, подсказывая, что где-то рядом враг. Павел и сам чувствовал это. Вот только враг был не где-то рядом — враг был повсюду!

Он так и заснул, положив меч на грудь и крепко сжимая его рукоять. И меч, подаренный учителем Моримото, бдительно охранял сон своего хозяина, отгоняя дурные сны.

Проснулся Павел от того, что настенные часы, висевшие на стене в его комнате, тихо щелкнули, показав восемь утра. Он поднялся с постели, чувствуя себя бодрым и отдохнувшим. Взглянул в зеркало, а затем набросил на себя сканирующую сеть, отмечая что в обоих измерениях он выглядит неплохо. Улыбка была искренней и бодрой, а аура опять светилась ярким серебряным светом.

Решение вызрело само собой — немедленно отправиться на ГЭС. Побывать там еще раз, на этот раз — с мечом в руках, заглянуть сканирующим лучом под толщу бурлящей воды и найти того, кто скрывается там. Быть может — поговорить с ним а, быть может, сразиться. Правда, ему не давала мысль об Эухеде, возможно, ставшим воплощением Игни Этферро — драться с такой тварью было бы не по силам не только ему, но и целому отряду Рыцарей Ордена. Здесь нужно было что-то большее.

Но то ли вера в свое везение, то ли какое-то шестое чувство подталкивали Павла вперед…

Спустя час он был уже у плотины. Выходя из машины Павел добавил водителю еще сотню сверх оговоренной суммы.

— Дождешься моего возвращения — с меня еще двести. Идет?

— Ты надолго туда?

— На пол часа. Может быть на час…

— Подожду… — согласился водитель и, заглушив мотор, достал из бардачка сканворд и ручку. Павел, никогда не понимавший, каким же образом это занятие развивает мозги, только покачал головой и двинулся к тому месту, где тропа, бравшая свое начало и широкой смотровой площадки, спускалась низ, к самой воде.

Спуск занял всего минут десять. Едва скрывшись из поля зрения водителя, Павел вынул из спортивной сумки меч, лезвие которого тут же вспыхнуло оранжевым огнем, отгоняя прочь Тьму. Давление Темной ауры, которое Павел ощущал на себе с того момента, как вышел из гостиницы, ослабло, но не сошло на нет. Даже меч не мог отразить это воздействие… И Павел подозревал, что спустя какое то время иссякнет и энергия меча.

Вот и конец тропы. Река стремительно неслась вперед всего в каких-то полутора метрах под ногами Павла. Он стоял на маленьком выступе в скальной породе — еще ниже спуститься было невозможно, да он и не считал это необходимым. В сотне метров слева от него высилась громада плотины, величие которой казалось незыблемым. Стена, сотворенная руками человека прочно держала чудовищный напор воды. И не хотелось даже думать о том, что стоит в этой стене появиться хотя бы маленькой трещинке, как вода нащупав слабину, обрушится на нее всей своей мощью, сметая все на своем пути.

Павел присел на корточки, всматриваясь в темные воды, стремительно уносящиеся прочь под его ногами.

— Кто ты? — тихо спросил он, справедливо полагая, что тому, кто живет в этой пучине нет нужды слышать его слова, чтобы понять их, — Кто ты? Зачем ты делаешь все это?

Река молчала… Лишь черная аура пеленой окутывала каждый выступ скал.

— Эухед? Отзовись, Темный, если это ты. Что сталось с тобой, о котором сам МакКормик говорил как о милом и безвредном существе? Зачем тебе столько смертей? Зачем тебе этот город? Оставь его, иди своей дорогой…

И вновь ответом ему был лишь ровный гул воды, доносящийся с плотины, да плеск волн, бьющихся о скалы. Павел встал в полный рост, готовый уйти ни с чем… Кем бы ни было это существо, облюбовавшее Мраморную ГЭС, оно не желало ни говорить, ни драться с ним. Оно лишь душило его своей аурой.

Он уже повернулся, чтобы уйти, когда какой-то новый звук заставил его вновь обратить взгляд на воду. Из черной бездны бурной реки показалось длинное темно-красное щупальце, замершее над поверхность. Оно замерло лишь на секунду, а затем рванулось к Павлу, в мгновение ока схватив его за пояс и резко дернув к воде. Он не был готов к нападению, но отточенные рефлексы сделали все сами, не прося помощи у сознания. Меч со свистом рассек воздух, устремляясь к щупальцу, и… Прошел сквозь него, не причинив тому никакого вреда! В тот же миг щупальце исчезло само собой, будто в мгновение ока растворившись в воздухе.

— Иллюзия! — прошептал Павел, оглядываясь по сторонам, — Но какая реальная!

В то же мгновение его голову пронзила резкая боль, а затем громогласный рокочущий голос резанул по ушам.

— Уезжай! Убирайся прочь!!!

— Кто ты?! — превозмогая боль крикнул в ответ Павел.

— Это была лишь демонстрация моей мощи! Убирайся прочь из Мраморного!

— Кто ты? Эухед?

— НЕТ! — от этого раскатистого ответа Павлу показалось, что его голова сейчас расколется надвое.

— Тогда кто ты?!

Какое-то время существо молчало, и Павел начал, было думать, что оно убралось обратно на глубину, но несколько секунд спустя голос в его голове раздался вновь.

— Душа! — ответило Оно, на этот раз уже не громко и угрожающе, а как бы задумчиво, будто бы Оно и само с трудом подобрало это определение.

Головная боль понемногу отступала, рокот этого жуткого голоса, до сих пор стоявший в ушах, постепенно вытеснял шум воды. Спрятав меч в ножны, а ножны — обратно в сумку, Павел начал подъем наверх.

Синий «Жигуленок», на котором он приехал сюда, все также стоял на пустующей стоянке. Вот только теперь вокруг него собралась компания людей в разношерстной одежде, общей чертой в которой была лишь черная маска-чулок, одетая на голову так, что открытыми оставались лишь глаза, рот и нос. Судя по комплекции вся эта дюжина состояла из одних лишь подростков, при чем Павлу показалось, что среди них присутствует даже две — три девушки. Иными словами — детский сад. Однако, водитель «Жигуленка», лицо которого от испуга напоминало по цвету его собственный автомобиль, похоже, не разделял мнения Павла.

— Вот он! — выкрикнул один из «ряженых», первым бросаясь к Павлу. Остальные последовали за ним…

— Тебе говорили, чтобы ты убирался? — крикнул тот, что бежал первым, на ходу вынимая из кармана куртки нож, — Что ж ты не послушался?

— Дела у меня здесь! — ответил Павел, легко уходя от удара и добавляя пролетающему мимо противнику еще и удар ребром ладони по затылку — для скорости приземления.

В сознании ни на секунду не ворохнулся страх. Двенадцать подростков, вооруженных ножами, битами и… о, у одного (или одной) есть даже приличный стилет. Вот только еще бы они всем этим обращаться научились! Это была не драка — так, легкая разминка, в которой Павел решил даже не вытаскивать меч, один вид которого наверняка обратил бы всех его противников в бегство.

Первый еще заваливался лицом в асфальт, когда второй уже погнулся пополам, получив удар в солнечное сплетение, а третий пошатываясь отходил назад, пытаясь вправить сломанную челюсть. Оставшиеся девять человек окружили Павла, в соответствии с правилами дворового боя пытаясь нападать все сразу и с разных сторон. Бедолаги, наверное, думали, что эта тактика чем-то нова, и против нее не выстоит ни один коммандос! Показать бы им книгу Генри Раббленда «Психология массовой атаки», которую изучают только на спецкурсах МИ-6 и сотрудничающим с ней Орденом Иерархии!

Павел держался в самом центре образовавшегося круга, ловко уходя от неуклюжих ударов и, едва оказавшись на расстоянии вытянутой руки от одного из противников, точным ударом «выключал» его в одно касание. Очень скоро большая часть нападавших валялась на земле, и лишь двое продолжали выписывать танцевальные па вокруг Павла. Теперь они сменили тактику, и старались держаться подальше от его кулаков. Одной из них явно была девушка, бюст которой выделялся даже через бесформенную куртку, а ясные голубые глаза говорили о чувственности ее обладательницы.

Павел ловко ушел от удара доской простым наклоном и, подрезав противника ногой, метнулся к нему, добавляя еще и удар по трахее, после которого человек если и встает, то еще долго дышит как астматик во время жуткого приступа.

Оставалась всего одна. Яростная и гибкая словно пантера она носилась вокруг него, то и дело делая выпад обычным кухонным ножом, уклониться от которого мог бы и слепой паралитик. В конце концов, устав от этого танца, Павел просто перехватил ее руку и, с силой надавив на локоть до характерного хруста, одновременно вывернул ее руку. Сложный перелом локтевого сустава. Исправляется разве что протезированием…

Девушка закричала от боли и, едва Павел отпустил ее руку, бросилась наутек в сторону ГЭС.

— Счастливого пути! — крикнул ей вслед Павел.

— Задержите ее, у нее ключи! — подал голос водитель, до того лишь молчаливо наблюдавший за ходом боя.

— Эй, красавица! — крикнул ей вслед Павел, срываясь с места и легко переходя на быстрый бег, — Ключи верни, а то догоню.

Она обернулась, и даже с разделявшего их расстояния в пару десятков метров Павел отчетливо увидел, какой ненавистью горят ее голубые глаза.

— Подавись урод! — крикнула она, швыряя ему брелок, — Все равно ты сдохнешь!

— Сколько гнева… — усмехнулся Павел, поднимая ключи и провожая взглядом удаляющуюся фигуру, бегущую к рабочим помещениям ГЭС. — И какие очаровательные глаза!

Память тут же услужливо подбросила сознанию несколько образов других голубоглазых красавиц, самой очаровательной из которых была, пожалуй, Лена…

Стоп! Павел мысленно сравнил комплекцию Лены с комплекцией той девушки, которой он только что сломал руку. Точнее он сказать не мог, но они как минимум были похожи. У Лены были длинные волосы, но их нетрудно спрятать под маску и воротник. И, наконец, эта юная фурия помчалась к ГЭС, где работал Ленин отец. Не слишком ли много совпадений?

Но все это можно было отложить на потом. Первоочередным сейчас было добраться до гостиницы, перекусить и позвонить в Европу. На этот раз — не МакКормику. Давний учитель и наставник, похоже, не мог ничем помочь ему в этом деле. Павел намеревался позвонить в Париж, главе Ордена Иерархии, Эжену Муатье.

— Здравствуй, Пол! — обрадованно воскликнул Муатье, услышав голос своего воспитанника в телефонной трубке, — Как поживает страна белых медведей и болот?

— Здесь нет белых медведей! — усмехнулся Павел, — Я их видел разве что в зоопарке, хотя сам звоню вам сейчас аж из Сибири. А вот болот тут и в самом деле более чем достаточно.

— Ну и что заставило тебя набрать мой номер?

— Да бросьте вы, Эжен! Можно подумать, я звоню вам только тогда, когда мне что-то нужно.

Хотя в глубине души Павел знал, что так оно и есть. Муатье никогда не был ему другом. В отличие от МакКормика, с которым Павла связывали достаточно близкие отношения, Муатье казался ему величиной недосягаемой.

Внешне Муатье ничем не напоминал легендарного рыцаря Ордена — он был стар и сед, большую часть времени проводил в штабе, занимаясь бумажной волокитой и умело руководя всемирной сетью Ордена… Как правило люди вроде Павла, оперативники, привыкшие грудью встречать многочисленных лазутчиков Игни Этферро, и насмерть драться с Темными в любой точке земного шара, недолюбливали кабинетных крыс. Впрочем, эта проблема извечного непонимания между исполнителями и руководителями.

Руководитель думает, что он знает все, и именно он отсылает оперативника на то или иное задание. Но на практике все всегда не так, как на бумаге. Всего одна маленькая ошибка, допущенная не тобой, а тем, кто планировал операцию, и кольцо Темных уже сжимается вокруг тебя…

Но Муатье не был «кабинетной крысой», не смотря на специфику своей работы. Его острый аналитический ум способен был просчитать ситуацию с точностью до секунды, основываясь даже на приблизительных разведданных. Операции, которыми руководил Муатье не проваливались никогда… Его опыт не знал границ, а его сила не знала равных ни в Ордене, ни, насколько знал Павел, вне его.

Лишь единицы знали, сколько лет великому Муатье, но эти единицы отмалчивались, предоставляя и возрасту руководителя Ордена обрастать легендами. Известно было только, что Муатье прожил на свете уже не один век, овладев, каким-то образом, тайной продления жизни. И горе было тому Темному, кто купился бы на внешний обманчивый облик старого француза. Павел, при сей своей молодости и отменной подготовке, не рискнул бы схватиться с Муатье ни на одном из видов оружия. Он в совершенстве владел всеми видами техники боя, и столь легко управлял своей внутренней энергией, что мог сбивать энергетическими шарами летящие пули.

Павел долгое время учился у него, и завоевал уважение старика настолько, насколько это было возможно. Но стать ему близким другом Павел не смог — живые легенды не могут позволить себе иметь друзей.

— Так зачем ты звонишь? — вновь спросил его Муатье, — Даже отсюда я чувствую, что что-то тревожит тебя. У тебя неспокойно на душе, Пол… Хотя нет, теперь у тебя другое имя. Как и все твои новые друзья, я буду называть тебя Павлом.

Павлу очень хотелось спросить, откуда Муатье известно все это — чувствует ли он своего ученика на столь большом расстоянии, или же это просто работает разведка Ордена, следящая за ним? Но вопрос этот был не к месту.

— Эжен… Я тут столкнулся с чем-то, чего не могу понять. Я сейчас в маленьком Сибирском городке под названием Мраморный, и здесь живет Темная сущность невероятной силы. Она может даже гасить Светлую ауру! Даже сейчас я чувствую, как она обрабатывает меня, лишает сил…

— Начни с самого начала, — усмехнулся Муатье, и Павел услышал, как на другом конце провода старик с легким шелестом опустился в свое кресло, — Расскажи все по порядку.

Собравшись с мыслями, Павел пересказал ему все, начиная от полученного письма от Чиркова, и заканчивая сегодняшней встречей с Темной сущностью, живущей у плотины. Муатье слушал его молча, лишь изредка задавая наводящие вопросы.

— В общем, это все, — сказал Павел, заканчивая свой рассказ и переводя дух, — МакКормик говорил, что такой могучей аурой может обладать воплощение Игни Этферро, выбравшее для этого какое-то живое существо. Я подозреваю, что это может быть тот самый Эухед, с которым МакКормик сталкивался сорок лет назад…

— Нет… — задумчиво протянул Муатье, — Не все так просто. Хотя лучше бы, конечно, если бы это был Эухед, ставший воплощением Хаоса. Тогда я бы хоть сегодня отправил к тебе на помощь десяток своих лучших ребят, и вы бы без труда отправили эту тварь туда, откуда она пришла. Но здесь все сложнее. Ты сказал, что на твой вопрос «Кто ты?» Оно ответило «Душа?»

— Да. Мне еще показалось, что Оно слишком долго обдумывало этот ответ, как будто и само сомневалось в том, как же ему именовать себя.

— М-да… Тогда все действительно сложнее, чем ты думаешь. Гораздо сложнее. Это не существо, и даже не сущность. Это действительно душа.

— Но чья?

— Не чья, а чего. Города. Я не могу быть уверенным на все сто, так что тебе придется провести некоторую дополнительную работу, покопаться в местных архивах, уточнить кое что. Но исходя из того, что ты мне рассказал, я предполагаю, что это действительно душа города. Души редко обретают разум, и то, что эта осознала себя говорит о ее невероятной силе.

Начну издалека. Я читал твой отчет о ликвидации секты Григория Михайлова в Москве. Читал и тот момент в этом отчете, который ты написал явно лично для меня.

— Вы имеете в виду то, что Григорий так и не ответил на мой вопрос, почему он не убил меня, а вместо этого отослал меня к вам.

— Да. Ты действительно думаешь, что во время вашей первой встречи он имел реальный шанс убить тебя?

— Да. На его стороне было несколько десятков Темных, которые подавляли меня. Он был сильнее…

— Но он не убил тебя, — продолжал Муатье, — А всячески пытался заставить тебя уехать из России или, хотя бы, из Москвы. Я уверен, что всю эту историю с наложением заклятья на Валентину он придумал именно ради одной лишь цели — заставить тебя убраться из страны. Тут, на первый взгляд, все ясно — ему не нужен сильный Светлый в городе, который он, по сути, сделал своим. Но дальше прямая и понятная логика Темных нарушена. Нет человека — нет проблемы, и, казалось бы, проще всего убить тебя, тем более что сделать это после того, как ты сам вошел в его ловушку, было несложно. Но почему-то Григорию не нужен мертвый Павел Ткачев. Вот тут-то и начинается самое интересное… Как ту думаешь, Павел, как происходит разделение на Светлых и Темных? Ведь Наделенные не рождаются с Тьмой в душе, равно как не рождаются они и со Светом?

— Ну… — Павел на ходу припомнил, что ему объяснял в свое время учитель Моримото и МакКормик, — Все зависит от того, в какой среде живет и воспитывается Наделенный. Если вокруг него лишь ненависть и зависть — он встанет на сторону Тьмы. Но и это не всегда так… Бывали случаи, когда человек, десяток лет проживший в своеобразном гетто, и насмотревшись там на смерть и насилие, принимал сторону Света, чтобы бороться с этим. Никто точно не знает, как происходит становление на тот или иной путь, все зависит от конкретного человека.

— Ты почти прав… Слишком много факторов, влияющих на развитие Наделенного, на то, какой путь он выберет. Но ты не знаешь еще об одном — пожалуй, о самом главном, что воздействует на нас. Души городов!

Душа есть у любого населенного пункта. У каждой территории, на которой живут люди. Люди своими действиями определяют, Светла эта душа, или наоборот Темна. Район. Поселок, город, целая страна… Но гораздо больше людей на души городов влияют Наделенные. Так же своими действиями, но в первую очередь — своей смертью.

В каждом из нас помимо запаса энергии жизни скрывается и запас так называемой энергии смерти. Энергию жизни ты расходуешь пока живешь — в бою, или при развлечениях, не важно. Энергия смерти — это совсем другое. Это та энергия, которая вольется в душу твоего города, когда ты умрешь. И они вовсе не обязательно пропорциональны друг другу. Сильнейшие воины после своей смерти, бывало, ничего не могли дать своему городу. В то же время слабые Наделенные, которые даже еще не осознали своих талантов, могут резко изменить окрас души города. В тебе, Павел, энергия смерти очень велика.

Душа Москвы еще не Темна, но склоняется к Тьме. И Григорий, прощупав тебя, понял, что твоя смерть может повернуть Москву на путь Света. Поэтому он так и хотел спровадить тебя из России, ведь энергия смерти Наделенного, умершего не на своей родине, пропадает, растворяется в общей ауре планеты, не привнося в нее никаких изменений.

— То есть, если в городе умрет много Светлых, его душа станет на путь Света? А если Темных…

— Именно так. Не каждый способен видеть души городов, и ощущать энергию смерти Наделенного. Для этого нужен немалый опыт. У меня он есть… И у Григория он был.

Души городов — это еще один инструмент равновесия Света и Тьмы. Если в каком-либо городе в результате нашей извечной войны Света и Тьмы, погибнет очень много Светлых — следовательно, у темных будет преимущество в численности и силе. Но ее сводит на нет тот факт, что энергия смерти умерших Светлых повернет город к Свету, и в нем будет рождаться все больше и больше Светлых, до тех пор, пока они не перетянут равновесие на свою сторону. Но война будет продолжаться, и теперь побеждать начнут Светлые. Темных станет меньше, но их смерть направит город на путь Тьмы, чтобы вновь сначала восстановить равновесие, а затем перетянуть его на сторону Темных.

— То есть, когда-то в Мраморном погибло очень много Темных…

— Или несколько Темных с очень большой энергией смерти.

— И они не просто склонили душу города к Тьме, они дали ей невероятную силу?

— Думаю, что так. Понимаешь, Павел, Россия в целом Светла. Вторая Мировая война унесла столько Светлых жизней, что по-другому не могло и быть. Но сейчас наступает то время, когда начинают умирать Темные, которых в России очень большое количество. И постепенно их смерти поворачивают Россию на путь Тьмы… Поэтому Светлые Наделенные в твоей стране и живут особнячком, стараясь не показываться на глаза всему миру. Они пытаются сделать Светлее хотя бы те городки или деревушки, в которых сами живут. В Мраморном же, как мне кажется, и вовсе сложился замкнутый круг. В этом городе, ставшем рассадником порока и насилия, Темные убивают Темных, с каждым днем делая душу города Темнее…

— И сильнее… — добавил Павел. — Это я понял. Как мне остановить Мраморный? Как разорвать этот замкнутый круг?

— Самый простой для тебя способ сделать это — умереть.

— Чего?! — воскликнул Павел, — Что сделать?!!

— Я же сказал тебе, что твоя энергия смерти очень велика. Твоя смерть в Мраморном может и не повернет город к Свету, но, по крайней мере, значительно ослабит его Темную составляющую. Когда-то давно, две тысячи лет назад, весь мир едва не погрузился во Тьму. Едва не превратился в подобие твоего Мраморного. И тогда, чтобы сохранить равновесие, родился Наделенный, энергии жизни которого не хватило бы и на простейшее заклинание, но, зато, обладающий невероятной энергией смерти. Он умер… Позволил людям убить себя, чтобы восстановить равновесие Света и Тьмы. Его смерть не сделала мир Светлее, но она рассеяла сгущающуюся над ним Тьму.

— Две тысячи лет назад? — переспросил Павел.

— Да. Ты знаешь имя этого Наделенного. Все его знают… Пусть и не все верят в него.

— А другого способа нет? — с надеждой спросил Павел, зная манеру Муатье жестоко подшучивать над своими подчиненными. Умирать ради спасения Мраморного ему не очень хотелось.

— Есть… Но он еще опаснее.

— Что может быть опаснее моей смерти?

— Ты должен будешь убить душу Мраморного. Она не материальна, поэтому с ней нельзя сразиться в рукопашную, так, как ты привык. Ты должен действовать по-другому — используя специальное заклинание ты должен втянуть душу города внутрь себя, в свою душу, и уже там сразиться с ней. Имей в виду, если Мраморный победит — Павел Ткачев не просто умрет, он перестанет существовать. Город поработит тебя, подчинить себе. Сделает не просто Темным — превратит тебя в Темного раба!

— Как это сделать? — решительно спросил Павел, — Как втянуть в себя душу города?

— Подожди секундочку… — пробормотал Муатье, — Сейчас я дотянусь до тебя…

Павел не успел спросить, что значит «дотянусь». Что-то горячее коснулось его лба, а затем мозг взорвался от непереносимой боли. Павел рухнул на пол телефонной будки, сжимая виски руками, словно боялся, что его голова треснет пополам… Он чувствовал, как знание входит в его мозг. Заклинание индейских шаманов-хайоку, умевших поглощать и уничтожать зло.

Боль ушла также внезапно, как и появилась. Но знание, переданное ему Муатье, осталось… Павел поднялся, и увидел перед собой встревоженное женское лицо, смотрящее на него через стекло телефонной кабинки.

— С вами все в порядке? — спросила дородная дама, смерив его оценивающим взглядом, — Вы как-то странно упали.

Можно подумать, что если бы он упал не «странно», а как все нормальные люди, то это не привлекло бы внимания…

— Все нормально, — севшим голосом ответил Павел, — Просто ногу судорогой свело.

Небольшой гипнотический посыл, и любопытная женщина тут же отошла в сторону, позволив Павлу вновь вернуться к разговору с Муатье.

— Эжен…

— Да, Павел. Ты получил знание хайоку?

— Получил… Это вы и называете «дотянуться»? Неприятное чувство.

— Неприятное, не спорю. Но ты не знаешь, что испытывает тот, кто передает знание.

Павел смутился, не зная, что и ответить. В самом деле, передача знания на таком расстоянии — это тебе не телеграмму послать. Но Муатье продолжал как ни в чем не бывало.

— Думаю, я сказал тебе все, что тебе нужно было знать. Я почти уверен в том, что ты имеешь дело с осознавшей себя душой Мраморного, но на всякий случай — проверь, не случилось ли здесь, лет двадцать — тридцать назад чего-нибудь этакого. Например, односельчане убили местного злого колдуна ил что-то в том же духе. И тогда уже смело бросайся в бой. Желаю тебе удачи… В бою с Мраморным она тебе потребуется…

— Спасибо! — ответил Павел, готовясь положить трубку.

— Да, и вот еще что! — воскликнул Муатье, — Когда сойдешься с Мраморным лицом к лицу, не забывай о том, что ты — жив, а он — нет.

Гудки отбоя раздались в трубке прежде, чем Павел успел спросить Муатье что он имел в виду. Что ж, великий Муатье всегда был мастером загадывать загадки.

В центральной библиотеке Мраморного, как всегда, было тихо и пусто. Лишь одинокий мужчина со сверкающей на солнце лысиной восседал за столиком, листая какой-то увесистый том. Библиотекарша, заметив Павла, тут же узнала его.

— Здравствуйте, — улыбнулась она, — С чем пожаловали? Доработать с последними несколькими годами газеты?

— Да нет, — ответил Павел, — За вчерашний день я узнал все, чего мне недоставало о последних годах Мраморного. Меня теперь интересуют данные подревнее, только боюсь, что в газетах я их не найду. Вы, кажется, говорили, что писали историю Мраморного? Может быть, вы мне и поможете?

— Может быть. Я в этом дурацком городе выросла, знаю его как облупленного. Что вас интересует?

— Для начала, хочу узнать, как вас зовут?

— Людмила… — женщина даже немного покраснела, отвечая на этот вопрос. Должно быть за годы работы в этом пустом зале, она настолько привыкла к обращению «Эй», или «Вы мне не подскажете…», что забыла о том, что нее вообще есть имя. Ей бы знать о магии имени столько, сколько знал Павел — тогда уж она бы точно ни на секунду не забывала о том, что она — Людмила, а не безликая женщина-библиограф.

— Отлично. А я — Павел. Так вот, Людочка, о чем я хотел у вас спросить. Не было ли в Мраморном, лет так около тридцати назад, каких-нибудь странных смертей? Ну, я имею в виду, самосуда над каким-нибудь злым колдуном — бывает же, что люди верят в это… Или, скажем, массового расстрела каких-нибудь диверсантов, расхитителей социалистической собственности? В СССР, ведь, и не такое бывало?

— Дайте-ка подумать… Тридцать лет назад, говорите?

— Ну, или около того. Ну никак не меньше двадцати.

— Ну, тридцать лет назад меня и на свете-то еще не было. Это вас бы с кем-нибудь постарше поговорить… Кто помнит те времена.

Павел окинул ее удивленным взглядом. Надо же, оказывается ей и тридцати лет еще нет, а он-то навскидку дал ей все сорок! Вот как стареют люди в Мраморном! Такое ощущение, что душа города вполне материально пьет из них все соки, будто вурдалак.

— Колдунов у нас, насколько я знаю, сроду не было, — продолжала рассуждать Людмила, — Плотину-то строили уже чуть ли не в годы развитого социализма, какие уж колдуны в те годы? Народ тогда в Бога-то не верил, не то, что в какую-то черную магию. Хотя знаете, был у нас один случай, уже при мне, хотя мне тогда всего два года было. Я этого не помню, конечно же, мне уже потом об этой истории отец рассказывал, да и мне самой с годами стало интересно, я и разузнала все поподробнее.

— Что за история? — моментально напрягшись спросил Павел. Ему казалось, что его внутреннее возбуждение передается по воздуху, и даже меланхоличный лысый посетитель библиотеки оглянулся на него.

— Банда подростков у нас шалила. Называли себя «Быстрыми кулаками», этак на американский манер. Говорят, они и в самом деле быстры были — однажды двое ребят из их компании, ограбили даже мастера спорта по боксу, представляете?! Отобрали у него все деньги, драгоценности, а самого его отделали так, что он месяц в больнице пролежал. Он потом говорил, что вроде парни как парни, а когда драка началась — он даже ударить их не успел. Он вообще не понял, как они его приложили — не увидел, как один из них его ударил, настолько быстрым был этот удар.

«А был ли удар?» — подумал Павел, вспоминая, как ему самому не раз случалось «выключать» противников метанием энергетических шаров. Небольшое усилие воли, и противник в глубоком нокауте… Не были ли эти «Быстрые кулаки» Наделенными?

— А сколько их было всего, этих кулаков?

— Да около двадцати человек. Сначала они в городе по подвалам собирались, а потом милиция за них всерьез взялась. Тогда они выбрались за город, и обосновались там в заброшенном рабочем поселке, оставшемся еще от строителей ГЭС. Бараки, вагончики всякие… Ну, вы понимаете. А на промысел они в город ходили. В те годы, как говорят старожилы, они были настоящим кошмаром Мраморного. Вечером было страшно на улицу выйти — вдруг на них нарвешься. Это была настоящая мафия!

— А что милиция? Что, как всегда не было доказательств?

— Нет, почему же, были. Только городок-то у нас маленький, а в те годы и еще меньше был. Милиционеров на весь Мраморный было штук пятьдесят, не меньше. Они просто боялись с «Кулаками» связываться… Пытались их как-то отловить по одному, когда они ночью по городу хозяйничали. А в конце концов, обратились куда-то наверх за помощью. В один прекрасный вечер в Мраморный нагрянула целая рота ОМОНа. Окружили этот поселок «Кулаков», и взяли их в кольцо. Приказ был в случае малейшего сопротивления, стрелять на поражение.

— И что? Было сопротивление?

— Было, и еще какое. Я почему об этой истории вспомнила, вы ж спрашивали про каких-нибудь злых колдунов? Так вот, из ОМОНоцев в живых осталась четверть отряда. Бойня была жуткая! Те из наших ментов, что принимали участие в этой мясорубке, говорили потом, что «Кулаки» не были людьми. Правда никто и никогда не говорил, в чем это выражалось. Но, по-моему все и так очень странно. Два десятка подростков, вооруженных ножами и кастетами — огнестрельное оружие было у единиц, — положили пять — шесть десятков хорошо подготовленных спецназовцев с «Калашниковыми» и прочей атрибутикой их специальности. Что-то в этих «Кулаках» явно не то было.

— Да, — кивнул Павел, — По-моему, это как раз то, чего мне не хватало для полной картины моего диплома.

Все, наконец-то сходилось в точку. Муатье был прав — почти тридцать лет назад здесь, в Мраморном, убили два десятка молодых Темных Наделенных. Совсем слабеньких, — Павел и в одиночку раскидал бы эту роту спецназа, — но все же Наделенных. И у многих из них, если не у всех, энергия смерти значительно превышала энергию жизни. Их смерть и вдохнула жизнь в душу Мраморного… В его Темную душу!

— И как же это, если не секрет, увязывается с социумом Мраморного? — спросила Людмила. Павел хотел, было, ответить какой-нибудь шуткой и поскорее убраться отсюда, но не успел.

— Простите! — Павел обернулся. Перед ним стоял тот лысый посетитель, что еще несколько секунд назад вдумчиво читал громадный фолиант. Рослый мужчина с маленькими холодными глазами, сверлившими Павла пронзительным взглядом. — Я могу вам рассказать, что «Быстрых кулаках» было не так. Они умели делать вот это!!!

Павел вовремя уловил огонек ярости в глаза лысого, поэтому успел сгруппироваться для прыжка, еще до конца не будучи уверенным в том, что перед ним враг. Красный энергетический шар, невидимый ни для кого, кроме Наделенных, метнулся к нему будто шаровая молния! Сгусток энергии, способный прожечь приличных размеров дыру в теле человека, выжигая на своем пути все — кожу, кости и сердце… Если, конечно, попадет в цель!

Павел чувствовал, что уже не успевает уйти с линии огня, поэтому просто изогнулся дугой, пропуская огненный шар в каких-то сантиметрах от своего тела. Рубашка на нем вспыхнула от страшного жара… Позади него испуганно вскрикнула Людмила, но у Павла не было времени даже на то, чтобы обернуться и посмотреть, что с ней.

Бросок вперед и чуть в сторону, уходя с возможной траектории нового энергетического удара. Удар! Простой хук в челюсть, без всякого выпендрежа с энергетическими шарами — на их генерирование просто нет времени. Лысый грамотно закрылся, отклоняя его кулак в сторону, и ударил сам, метя в солнечное сплетение. Другая его рука взметнулась вверх, рубя ребром ладони по шее… Не тот возраст, не та пластичность! Павел легко ушел в сторону, одновременно взмывая в прыжке и нанося сокрушительный удар мыском ботинка в висок. Лысый покачнулся, но устоял на ногах, генерируя новый энергетический всплеск. С такого расстояния промахнуться мог бы только слепой!

Удар ладонью по ключице надолго отбил у Темного желание и возможность концентрировать энергию, а апперкот, проведенный со всей силы, отбросил его назад, припечатав спиной о стеклянную книжную стойку, со звоном обратившуюся в груду стеклянных осколков.

— Кто ты? — рявкнул Павел, делая шаг вперед. В сканировании не было нужды — вне всяких сомнений перед ним был Темный, при чем далеко не слабый Темный. — На кого работаешь?!

— Сам на себя!

Лысый одновременно метнул в него стеклянный осколок и новый энергетический шар. На этот раз — менее сильный, оранжевый, способный только нанести удар, сравнимый по силе с ударом профессионального боксера.

Классическая вилка — стеклянный нож летит в его левое плечо, оранжевый шар — в правое. Куда ни дернись — эффект будет один. Павел выбрал лево, одновременно уходя с траектории вражеской атаки и нанося свой удар таким же оранжевым шаром, только направив его не в противника, а на летящий стеклянный осколок. Словно играя в бильярд!

Стекло разлетелось на множество мелких крошек, которые впитал в себя сгусток энергии, несущийся точно в голову лежащего на полу Темного. Павел отвернулся, чтобы не видеть, как эта импровизированная булава разносит ее в кровавые клочья… Допрашивать больше было некого.

Людмила все также стояла за стойкой, бледная, с перекошенным от ужаса и боли лицом. Ее правой руки не было — на месте кисти, снесенной огненным шаром, была лишь обожженная культя.

— Господи! — вырвалось у Павла, и Людмила, словно выведенная из транса звуком его голоса, начала медленно оседать на пол, теряя сознание. Позади нее разгорались книги — огонь разбегался в стороны от стеллажа, в котором закончил свой недолгий полет огненный сгусток энергии.

Не теряя больше ни секунды, Павел подхватил ее на руки и вынес на улицу. К библиотеке уже стягивались люди, привлеченные легким дымком, тянущимся из окон и грозящим перерасти в громадный столб дыма.

— Скорую! Немедленно! — крикнул Павел, не оборачиваясь. Он осматривал страшную рану, в которую превратилась рука библиотекарши. Здесь не поможет ни одно из заклинаний бабушкиной книги. Вырастить новую руку — такое не под силу, пожалуй, даже самому Муатье. Ей уже не помочь. Остается лишь отомстить, предотвратив другие трагедии. Уничтожить Темную душу Мраморного, чего бы это не стоило.

— Помогите ей! — еще раз крикнул Павел, срываясь с места и бегом бросаясь к гостинице. Его видели на месте трагедии. Наверняка им теперь заинтересуется милиция… Но это все потом! Сейчас у него была лишь одна забота — взять из своего номера меч и пистолет, и отправиться к ГЭС. Никакое оружие не поможет разделаться с его главным врагом, но оно, по крайней мере, поможет добраться туда невредимым, в случае, если этот лысый не был единственным Темным в этом городе.

Проезжая на такси мимо библиотеки Павел видел, что уже почти все здание охвачено пламенем. Два пожарных расчета, наверняка единственные в этом городишке, отчаянно сражались с огнем, но явно проигрывали эту схватку. Скорой поблизости не было — должно быть, Людмилу уже увезли. Кто знает, быть может ему удастся даже ускользнуть из этого города незамеченным, без лишних вопросов и выяснения отношений с милицией. Впрочем, в любом случае Московские ФСБшники выручат его по первому же звонку. Заявят, что Ткачев лишь выполнял их особо секретное задание в Мраморном.

— Извини, — сказал водитель, тормозя машину в добром километре от ГЭС и оборачиваясь к Павлу, — Дальше не едем. Кардан полетел.

— Какой, к дьяволу, кардан! — воскликнул он, рефлекторно хватаясь за рукоятку пистолета, торчащую из-за пояса, ожидая новых сюрпризов.

Водитель явно волновался, не находя себе места.

— Ну… Просто машина у меня сломалась. Я с тебя даже денег не возьму, раз до места не довез.

— Ты не хочешь ехать к плотине? — спросил Павел, чувствуя, что Темная аура Мраморного сгущается вокруг них.

— Ну… Ну, в общем, и это тоже, — сознался водитель.

— Понимаю… Я и сам не хочу туда идти.

Не говоря больше ни слова, Павел вышел из машины и зашагал по дороге, ведущей к ГЭС. Сзади что-то кричал ему водитель, что-то о «дурном предчувствии» и «тяжести на душе», но Павел не слушал его. У него самого на душе не было никакого груза. Только злость и ненависть к Темному существу, поработившему целый город. Хотя нет, наоборот — к городу, породившему столь жуткую душу.

Вот и ГЭС. Тропка, уходящая вниз, к воде. Павел на минуту остановился у парапета, всматриваясь в темную воду, бурлящую на глубине сотни метров. Даже вода казалась живой, имеющей свою душу… Впрочем, эта вода тоже была частью Мраморного, а значит и от нее можно было ждать подвоха.

— Я иду! — крикнул он вниз, в полумрак каньона, — Иду за тобой!

— Я знаю… — едва слышным дуновением ветра ответил ему Мраморный, — Я жду тебя…

Быстрый спуск, на протяжении которого Павел ни на секунду не забывал о том, что даже камни у него под ногами — тоже часть черной души города, а значит тоже могут желать его смерти. Вот и дно ущелья, бурная вода мчащаяся у него под ногами. Павел положил на камни бесполезные теперь меч и пистолет. Против такого врага бессильно любое оружие, кроме, быть может, ядерного, способного истребить весь город, лишив его душу энергетической подпитки.

— Ну, что ты собираешься делать? — прошуршали камни на склоне.

— Ты, ведь, пришел за мной? — спросила вода.

— Начинай, я жду! — завывал ветер.

И Павел начал! Скрестив руки на груди и направив взгляд в глубину вод, будто силясь рассмотреть под ними некое воплощение души Мраморного, он трижды повторил про себя заклинание хайока, вызывая Темную душу на поединок. Поединок, территорией для которого должен был стать его собственный разум.

Вода в том месте, куда был направлен его взгляд, забурлила, выпуская из себя гигантские извивающиеся щупальца. Одно, второе, третье… Они тянулись к неподвижно стоящему у края реки Павлу, опутывая его. Затем из воды показалась громадная уродливая города спрута, бессмысленно хлопающего своими водянистыми глазами.

— Иди сюда! — стараясь сохранять спокойствие позвал его Павел, — Я пришел за тобой.

Это все — лишь иллюзия, убеждал он себя. Нет спрута! Нет его щупалец! Душа города не может иметь телесное воплощение, это лишь образ, порожденный не то Мраморным, не то его собственным сознанием.

Спрут явно не желал выбираться из воды. Он напряженно пытался утихомирить свои щупальца, жившие, казалось, собственной жизнью, и все больше опутывавшие Павла, тянущие чудовище к нему.

— Иди сюда! — повторил он, вновь прочтя про себя заклинание, призванное втягивать любое зло в душу произносящего его. — Хайоку зовет тебя!

Спрут дернулся в последний раз, а затем, подчинившись воле заклинания, громадной махиной навалился на Павла. Свет в его глазах померк, и в следующую секунду он осознал, что больше не стоит на краю каменного козырька у плотины. Вокруг высились исполинские сосны, под ногами пели свои песни сверчки, а над головой, на темном небе, висела серебряная красавица луна, заливавшая маленькую лесную поляну ровным светом.

И Павел был здесь не один!

Он обернулся, одновременно с этим ощущая, как в его руке из ниоткуда возник его меч. Позади него, точно копируя его позу, и сжимая точно такой же самурайский меч, стоял… он сам! Он, или же его точная копия.

— Здравствуй, Павел! — склонив голову в знак приветствия, сказал двойник.

— Кто ты?

— Пол Тейлор к вашим услугам.

Первое, что пришло Павлу на ум, было крикнуть ему в ответ: «Нет, Пол Тейлор — это я», но едва открыв рот он осознал, как шаблонно и глупо это будет звучать.

— Ты — душа Мраморного?

— Я и есть Мраморный!

Двойник вдруг метнулся вперед, делая резкий выпад мечом, который Павел проворно парировал своим, даже не двинувшись с места. Этот удар был лишь разведкой боем — он не был нацелен на то, чтобы поразить противника.

Павел ударил в ответ, и когда их мечи скрестились, по ним пробежала короткая голубая молния, сорвавшаяся с острия и ушедшая в землю.

— Ты не находишь, что глупо драться с самим собой? — усмехнулся двойник, вставая в боевую стойку, словно приглашая Павла к атаке.

— Глупо! — согласился он, — Но ты — не я.

— Отчего ты так думаешь? — с улыбкой спросил двойник, делая несколько выпадов подряд, и вновь возвращаясь в исходное положение, — Ведь теперь я — часть твоей души. Ты стал хайокой, и призвал меня. Я — это ты! Я — часть тебя.

— Тебя нет!

На этот раз Павел бил всерьез, так, как сражался бы в реальности, нанося удары с такой скоростью, что лезвие его меча буквально растворялось в воздухе. Но его двойник ничуть не уступал ему в проворстве, умело парируя удары и уходя в сторону от самых сокрушительных.

Павел завертел бабочку, надвигаясь на врага, но он и не пытался атаковать, а лишь продолжал отступать, насмешливо улыбаясь.

— Что ты хочешь сделать, Павлик? Убить меня? Меня нельзя убить, ведь я не существую. Так, кажется, ты сказал.

— Я хочу изгнать тебя!

— Ответ неверный. Ты призвал меня, и чтобы изгнать меня обратно тебе достаточно лишь захотеть. Пожелай этого, прерви действие заклинания, и я уйду прочь, вернусь в свое уютное гнездышко у плотины. Ты не нужен мне, Павел, это я зачем-то потребовался тебе.

Стремительный выпад двойника заставил Павла отступить назад, и он едва не упал, споткнувшись о какую-то кочку.

— Уходи сам! — продолжал двойник, — Хочешь — мы поменяемся местами. Я займу твое тело, а ты — мое место в Мраморном. Ты, ведь, Светлый! Светлый до мозга костей! Ты хочешь спасти этот загнивающий городишко. Давай, займи мое место, и ты сможешь сделать это. Станешь богом Мраморного, научишь людей сеять разумное, доброе, вечное, вместо привычной им конопли!

— Это лишь разновидность смерти! — выкрикнул Павел, отступая под сыплющимися на него ударами меча противника, — А я не собираюсь умирать.

На секунду ему показалось, что двойник ослабил хватку, а на его лице, вдруг, отразилось не то недовольство, не то омерзение. Но в следующее мгновение атаки возобновились с новой силой.

— Я не хочу тебя убивать! — крикнул Павел, на ум которому, вдруг, пришел наказ Муатье: «Не забывай о том, что ты жив, в отличие от него!» — Ты и так мертв.

Двойник замер, занеся меч для нового удара.

— Я Бог! — крикнул он в ответ, — Я душа этого города!

— Ты — мертвец! Призрак, который не знает чем занять себя в отпущенной ему вечности. Поэтому ты и издеваешься над людьми, играя с ними в свои игры! Скажи, каково это, существовать, но не жить?

Павлу показалось, что в блестящих в свете луны глазах двойника на миг блеснул страх. Или ему это только показалось?

— Скоро ты узнаешь сам!

Двойник вновь атаковал с удвоенной силой. Его меч перестал быть полоской металла — он стал молнией, носящейся в воздухе, стал самой смертью, ищущей добычи.

— Ты не сможешь меня победить! — продолжал двойник, ежесекундно меняя тактику и стиль боя, — Потому что я — это ты.

— Я не смогу тебя убить потому, что ты уже мертв. Мне остается лишь похоронить тебя!

Двойник замешкался на секунду, которой Павлу с избытком хватило на то, чтобы нанести всего один, но точный и смертельный удар. Его меч вонзился противнику между ребер с левой стороны груди, точно в сердце.

— Хайока должен впитать зло, которое он призвал в свою душу! — продолжал он, рывком поворачивая меч, разрывающий его двойнику грудную клетку, — Но я не собираюсь впитывать твою сущность. Я не хайока!

— Ты не можешь! — проревел лже-Тейлор, голос которого изменился до неузнаваемости, — Ты не сможешь уничтожить меня! Я стану частью тебя!

— Попробуй! — усмехнулся Павел.

Этот мир был его миром. Миром, порожденным его сознанием. Здесь он — царь и бог, в то время, как душа Мраморного — всего лишь непрошеный гость в его разуме. Призрак нескольких десятков умерших Темных, членов банды «Быстрых кулаков», обретший пристанище в городе, который он медленно сводил с ума одним лишь своим присутствием. Он похоронит Темную душу в своем сердце. Одним усилием мысли выроет могилу, закопает его в ней, а сверху возведет нерушимый каменный курган, который никогда не позволит духу Тьмы выбраться наружу.

Мановение руки, и ночь сменилась днем. Яркое солнце озарило поляну и двух человек, в груди одного из которых торчал самурайский меч.

«Я жив, а он — нет. Он — лишь призрак. Иллюзия!»

Движение губ, короткий приказ, произнесенный неслышным шепотом, и лже-Тейлор, лицо которого уже начало меняться, превращаясь в жуткий звериной оскал, провалился в возникшую, вдруг под ним двухметровую яму.

— Покойся с миром! — прошептал Павел.

— НЕТ! — взревела душа Мраморного, окончательно теряя человеческий облик и черной слизью растекаясь по собственной могиле. — ОГЛЯНИСЬ!

Павел знал, что не должен этого делать, что Мраморный лишь посылает ему очередную иллюзия, но, услышав позади себя негромкий топот, не мог не обернуться. Он уже знал, что увидит за своей спиной. Мраморный знал все его страхи, и умело играл на них.

Две маленькие босые детские ножки, отрезанные чуть ниже колена, вприпрыжку бежали к нему, оставляя позади себя на траве кровавые следы.

— Это я сделал! — бесновалось в могиле черное нечто, — И я сделаю это с тобой! Я найду тебя в любой точке мира, ведь теперь я всегда буду с тобой! Найду, и сделаю это с кем-нибудь из твоих близких! Сделаю это твоими руками!!!

Отпусти меня, и живи дальше!!!

Дай мне уйти!

Дай!

Мне!

Уйти!

— Нет! — ответил Павел, усилием мысли стирая из своей памяти, из своего внутреннего мира это жуткое виденье. — Прощай!

Повинуясь его воле могила оделась в нерушимый бетонный саркофаг, на верхушке которого возник черный крест высотой в человеческий рост. Последний памятник потерянной Темной душе.

Но Павел все еще слышал ее голос, доносящийся из глубины его собственного сознания.

— Я всегда буду с тобой!

— Ты ослабишь контроль лишь на минуту, и я вырвусь наружу!

— Ты мой! Слышишь, Павел? Ты мой!

Он не ответил. Глупо разговаривать с мертвыми… Лишь пожал плечами и закрыл глаза, чтобы открыть их уже в реальном мире. Там, где находилась его материальная оболочка, которой была лишена душа Мраморного.

Первым, что он услышал очнувшись, был шум воды… Он лежал на том самом каменном козырьке у самой воды, стоя на котором он вызвал Мраморный на бой. То, что он не свалился в реку можно было считать чудом, так как падение в эти бурные воды было бы верной смертью.

Павел поднялся, чувствуя, как от его движений разбегаются по телу ледяные иголочки холода, впившиеся в него, пока он лежал на холодных камнях. Сколько он пролежал здесь? Сколько в реальности длился этот бой, занявший в его сознании каких-то десять — пятнадцать минут.

Неподалеку, чуть выше по спускающейся к реке тропке, лицом вниз не подавая признаков жизни, лежала Лена. Как и предполагал Павел, ее правая рука была загипсована и плотно прибинтована к телу… Значит главарем той банды подростков действительно была именно она.

Идя к ней Павел не испытывал сожаления. Приятные воспоминания от близости с этой девушкой стерлись, смазались, закрашенные совершенно другими эмоциями, главенствовало среди которых презрение. Презрение к человеку, подчинившемуся черной душе Мраморного, выполнявшего его поручения. Какими были эти поручения до того, как в город приехал он, Павел и вообще не хотел думать.

Подойдя ближе он увидел, что здоровая рука девушки сжимает нож. Не кухонный нож — любимое оружие домохозяек во второсортных фильмах ужасов, а настоящий охотничий нож, с которым впору идти и на медведя. У Павла не было сомнений относительно того, кому он предназначался.

Ногой отправив нож в реку, Павел поднял Лену за шиворот, будто котенка, и поставил на ноги, крепко взяв за плечи.

— Подъем, красавица! — крикнул он ей в ухо, отвесив легкую пощечину для бодрости, — Пора вставать.

От удара голова девушки дернулась в сторону, и она слабо застонала, бессвязно бормоча что-то себе под нос.

— Еще раз говорю, подъем!

Лена, наконец-то открыла глаза и, увидев держащего ее Павла, с минуту смотрела на него не отрываясь, а затем вполне искренне, без всякого притворства, разрыдалась, порываясь даже уткнуться носом в его рубашку.

— Ну, ну, — сказал он, встряхивая ее, — Не реви. Не поможет. Впрочем, тебе и помогать-то не за чем. Убивать я тебя не стану, теперь ты уже ничего не значишь без своего хозяина. В милицию сдавать за нападения на меня — тоже не буду, на кой мне такой развлечение? Так что просто встань, наконец, твердо на ноги, и топай отсюда.

— Паша, прости меня! — сквозь рыдания проговорила она, — Я шла тебя убить! Оно приказало мне!

— Да знаю я, — вздохнул Павел, — Видел, с каким тесачком ты на меня шла.

— Прости! Оно заставило меня это сделать! Я не могла сопротивляться!

— Ты мне еще скажи, что трахалась ты со мной по его приказу? — презрительно усмехнулся Павел.

— Да… То есть нет! Оно приказало мне войти к тебе в доверие. Узнать все, что знаешь ты. Но потом я…

— Передумала? Решила играть сразу на два фронта, чтобы потом примазаться к победителю?

— Нет! Я люблю тебя!

Павел смотрел на нее в упор несколько секунд, а затем, подобрав с земли свое оружие, просто зашагал по тропинке наверх.

— Паша, постой! — крикнула она ему вслед, — Я правда не хотела! Оно заставило меня! Я люблю тебя! Я хочу быть с тобой! Теперь все кончилось, ты, ведь, убил его?! Да, убил, я знаю. Иначе Оно заставило бы меня довести дело до конца. Теперь город будет другим! И я буду другой! Останься здесь, пожалуйста!

— Здесь — значит с тобой? — остановившись, но не оглядываясь спросил Павел.

— Да! Я правда люблю тебя!

— Тех, кого любят, не идет убивать.

— Оно заставило меня!

— Оно пыталось и меня заставить сделать много всего. Но я, почему-то, не сделал этого.

— Ты другой, Паша!

— Я такой же, как и ты, — сказал он, обернувшись к ней. — Каждый волен выбирать свой путь сам. Я выбрал свой. И Наташа Кузнецова выбрала свой. Она убила свою мать, спасая ее от того, кому ты подчинялась. Но ты выбрала другой путь, послушалась приказов Тьмы. Твой путь никогда не будет лежать рядом с моим. И моли Бога о том, чтобы они никогда не пересеклись.

Он вновь зашагал вверх по тропе, запрещая себя слышать ее рыдания. А потом… Быть может ему послышался плеск упавшего в воду тела, а, быть может, и нет. Но он не стал оборачиваться, чтобы узнать это.

Где-то в глубине его души Мраморный продолжал нашептывать:

— Я вырвусь, стоит тебе лишь на секунду потерять контроль. Маленькое зерно Тьмы в твоей душе, и я смету воздвигнутое тобой надгробие…

И Павел не собирался терять контроль ни на секунду…