"Близкое поселение" - читать интересную книгу автора (Мартынов Алексей)

Я люблю, когда ты спишь

Затяжно пиликал будильник. Медленно открываю глаза; в предрассветных потёмках мир казался расплывчатым и неярким, будто картинка в старом телевизоре. Сумеречный рассвет, дымка на полях, когда в сон вклиниваются резкие звонки будильника, когда знаешь, что уже не уснуть, что сон отброшен, когда лежишь в постели, ловя ускользающие моменты чудного видения — тогда считаешь себя счастливым человеком. Я также грезил иногда, что-то пробивалось изнутри, фантазия строила немыслимые ситуации и пейзажи, но вот лицо всегда ускользало, лишь где-то внутри оставалась режущее чувство, что лица нет, что это подвох и мне не найти того, что я ищу.

А потом внезапно, как кирпичом в поле по голове, как вспышка солнца из-за дождевых туч, появилась она. Тогда я не знал, да и не мог предполагать, что ситуация может дойти до того, что случилось. Сейчас у меня не очень много времени, однако, думаю, этого будет более чем достаточно, к тому же я быстро пишу. Я расскажу этим листам бумаги всё, что сочту нужным рассказать, а потом пойду, ибо более меня здесь ничто и никто не держит, скорее наоборот.

Началось это всего пару-тройку дней назад, как раз когда выглянуло солнце и наконец перестали лить дожди, природа будто подготавливала почву. Я и моя довольно обширная семья живём за городом, в небольшом коттеджном посёлке. Здесь довольно мило, дружелюбные люди, хотя у каждого какие-нибудь странности. Год назад родители приобрели дом здесь, дом большой, рассчитан на три или четыре семьи, однако большую часть времени тут проживаю я и мои мама с папой. Только изредка на несколько дней или недель приезжают два моих старших брата, один дядя и друг семьи — Сергей. Он вообще молчалив и не влезает в наши семейные разборки, если таковые случаются; основная задача, которую он перед собой сам поставил — это развлекать нас по мере возможностей.

Родители мои уже довольно старенькие, им под шестьдесят лет, однако у них ещё много пороха в пороховницах; этакие живчики. У меня есть два старших брата, один из них старше меня всего на год, но ещё с детства он пытался руководить мною, и вообще ставил себя выше всего. Однако, что-то я заболтался.

День начался, как всегда начинаются дни во время летних каникул — ты просыпаешься согласно чёткому расписанию, к которому привык за год учебный, а потом делаешь всё, лишь бы не работать. Родня обещала на днях заехать погостить, да и сами мы недавно въехали, посему повсюду валялись неразобранные тюки с вещами, и мебель стояла не на своих, а в самых неожиданных местах. Родители с утра ушли на пешую прогулку в город, за покупками и прочим, что может пригодится, оставив на мне хозяйство.

Тут, наверное, стоит немного рассказать о себе. Мне 19 лет от роду, росту высокого — под 185 сантиметров, соответственный вес около 90 килограмм. Все друзья, каковыми я их считал, звали меня толстым и, хотя со временем они стали избегать называть меня так впрямую, я читал это в их глазах. Что ж, спасибо им на этом.

Когда родители ушли, я пытался читать какую-то книжку, завалявшуюся в недрах фанерного шкафа, однако это было настолько нужно, что я стал засыпать. Примерно через час с улицы донёсся грохот вперемежку с криком и скрипом. Через полминуты я был уже на улице прям так в домашней одежде — старых трениках и не застегнутой рубашке; на улице были сломаны старые хлипкие ворота, которые мы так и не удосужились заменить. Рядом стоял местный дурачок, которого по легенде уронили в детстве в прорубь, после чего у него и наметилось отставание в развитии: он пускал слюни, ничему не мог научиться, постоянно бубнил себе что-то под нос. В руках у него был ломик и сломанный замок. Заприметив меня, он как-то надтяжно хихикнул, побросал всё и убежал.

Надо заметить, что в дом напротив несколько дней назад въехали наши новые соседи — супружеская пара, в среднем на 15 лет младше моих родителей. У них тоже был поломан забор, и они явно были в лёгком недоумении. Сам не знаю почему, но я решил, что надо прояснить им ситуацию.

Не знаю, бывают ли ангелы, и спускаются ли они на землю, но в тот момент, когда я открыл их калитку, мне показалось, что я увидел одного из них. Мир вокруг вдруг окрасился в серый цвет и затемнился, лишь она одна была на фоне этого — белый ореол, и будто никого больше не было. Я смотрел на неё, будучи не в силах что-либо сказать: её лицо, её волосы, её глаза. Да! Я не знаю, о чём я тогда думал, мысли путались, не в силах соплестись в одно целое, а она смотрела на меня, а я на неё. Я боялся моргнуть, а вдруг она пропала бы, оказавшись видением, и я бы её больше не увидел.

Она — идеал, который я до сих пор не в силах описать, нет ещё таких слов для описания такого великолепия. Мы просто стояли и смотрели друг на друга. А потом вышли её родители и ещё какая-то немиловидная женщина, как позже выяснилось — это была её тётя, тучная потная туша с липкими руками двигалась по земле в мою сторону. Как внезапная стена она вернула меня на землю, мой ангел тоже отвернулся. Её родня обступила меня, ибо я что-то заговорил по теме поломанного забора. Не помню, что это было, я просто плёл всё, что шло в голову, лишь бы ещё хоть несколько лишних секунд побыть на одной территории с совершенством. Её звали Аней.

Позже она пришла ко мне домой. Не знаю почему, но я ждал её, ждал, что она придёт, и она пришла. Это было как во сне — она свободно и без приглашения вошла в дом, и я также свободно встретил её и провёл к себе в комнату, попутно извиняясь за беспорядок, но она, кажется, не обращала на него внимания, лишь ради приличия заметив, что вокруг небольшой беспорядок. Аня двигалась по дому свободно, будто уже была здесь, хотя призналась, что видит этот дом впервые.

Не помню точного смысла нашего разговора, не помню также, чем конкретно мы занимались — помню, что она смеялась, что я ей показывал из окна окрестности, и нам было хорошо. А потом из окна я заметил приближение издалека моих родителей и понял, что мы провели вместе с ней больше трёх часов. Ей надо было идти — в дверь стучал кто-то из её родни, но я не отпускал её, да и она не хотела уходить. Я пытался запечатлеть, оставить в памяти её лицо, будто нам не суждено было встретиться вновь: её чёрные, слегка вьющиеся волосы чуть пониже плеч, её слегка курносый носик, её чувственный взгляд и лёгкая улыбка на губах… Она попрощалась и легко сбежала вниз. Я видел, как её уводила домой её тётя, постоянно одёргивая и пытаясь закричать, но она не реагировала.

Родители пришли радостные и с большими сумками покупок. Они что-то заметили во мне, но ничего не сказали, даже постарались не подать виду. Ну и хорошо.

В ту ночь я не мог уснуть, всё ворочался с боку на бок. Перед глазами стояло её лицо, я даже пытался заговорить с ним. Заснул я поздно, почти под утро. И снился мне кошмар — дом, в котором она живёт, загорелся, а она на втором этаже. И я пытаюсь прорваться к ней, но не пускает её толстая тётка, преграждая пусть своим объёмом. И я бьюсь, бьюсь, но не могу пробить её. Проснулся я с плохими предчувствиями снова по будильнику, который просто-напросто забывал выключить.

До обеда я ходил в каком-то мандраже, что-то с одной стороны тянуло меня к её дому, но что-то с другой стороны отталкивало, удерживая на месте. К обеду приехали родственники, которые с дороги сразу же решили затопить подобие бани — это комната в подвале, в ней несколько кабинок с душем. Вот такая у нас была баня. Я не сопротивлялся, мне было всё равно — под шумок удалось улизнуть и, собравшись с духом, пойти к ней.

Я видел её в окне, видел её глаза, в них на этот раз читалась тревога, страх, если хотите, она чего-то опасалась. Войдя во двор к ним, я понял, что страх был вполне обоснован. Я никогда не верил в вещие сны, а также, что во снах можно увидеть будущее, но в данном случае всё было не так. Там меня встретила её тётка, с которой состоялся короткий и содержательный разговор — меня вежливо послали, запретив видеть Аню. Я попытался воспротивиться несправедливости, однако на её стороне было количественное преимущество. Тогда меня впервые выкинули за дверь.

Домой я вернулся удручённый, после чего умудрился поругаться с обоими моими старшими братьями и удалился в свою комнату. Окна комнаты выходят на противоположную сторону, чтобы увидеть её нужно выходить в коридор, смотреть из-под жалюзей. Никто не говорил со мной в тот вечер, никто не подходил к двери, чего я и ждал. В тот день был переломный момент, в тот день устами тётки со мной говорила судьба, благодаря которой я сейчас сижу на довольно сильно продуваемом месте.

В ту ночь я спал плохо, сквозь сон мне слышался голос её тётки, во сне её глаза были налиты кровью как у чёрта. Я стоял у неприступной крепости с единственным входом, и когда я попытался туда пройти, преградой на пути вырос огромный демон до самых небес. У меня был с собой меч, я бил им демона, но меч гнулся об его толстую шкуру, как пластилиновый. Из окна крепости ко мне тянул руки ангел с золотыми волосами, но я всё не мог дотянуться. А потом гром с небес, стала бить молния, и я вскочил с постели за полтора часа до звонка будильника.

На секунду мне показалось, что гром из сна ещё не ушёл, что он здесь, и тот ужасный демон всё ещё здесь, в моей комнате. Было темно, где-то за окном светила холодным светом луна, разгоняя тучи. Сам не зная почему, я надел тапочки, старый выцветший халат, чтобы не было холодно, и, тихо ступая, вышел на ночную улицу. Никто не заметил этого, не заметили также, как я со скрипом отодвигал затвор на входной двери — мы так и не удосужились его смазать.

Прямо под ногами на холодной каменном крыльце лежало небольшой запечатанный конверт, норовивший каждую секунду взлететь вверх. Дул сильный ветер. Я изо всех сил вглядывался в серебристую темноту, надеясь разглядеть её; на мгновение не показалось, что я слышу её дыхание позади, но это был всего лишь ветер, играющий в неровной структуре дома. Не помню, как я оказался вновь у себя в комнате, в руках был конверт, который я распечатал лежащим на столе перочинным ножом. Внутри был аккуратно сложенный альбомный лист, на коем чёткой рукой тонкими линиями были нанесены очертания рисунков. Эта была как раскраска, детская забава, рисунки были добрые и по-детски красивы, некоторые были цветные, некоторые чёрно-белые. Местами встречались какие-то символы на странном и непонятном языке, но чем дольше я всматривался в картину в целом, тем больше мне казалось, что между рисунками и символами существует какая-то связь. Непроизвольно в голове стали крутиться какие-то сторонние мысли, будто тихий голос произносил что-то нараспев. Не помню, сколько времени прошло, только под конец в голове появилось чёткое ощущение, что эти рисунки представляют собой закодированное послание; они приглашали меня прийти сегодня в девять вечера в город. Далее описывалось, как пройти до места назначения.

Как только мысль в голове чётко сформулировалась, я лёг спать, и на этот раз не было кошмаров, я спал спокойным сном, даже не услышав звук будильника. Весь день со мной как нарочно никто не разговаривал, я и не стремился к разговорам, не хотел ничего рассказывать, лишь украдкой, когда никто не видел, смотрел в окно на её дом, но она не появлялась. За обедом всё же пришлось немного поговорить, ибо народ стал волноваться относительно моего замкнутого поведения. Пришлось разубедить их, сказав, что всё нормально, им просто кажется, и перевести разговор в шутливое русло.

Вечером я вновь заперся у себя в комнате. И тут судьба помогла мне — все по непонятной причине ушли смотреть на что-то занимательное в огороде. Меня тоже пытались утащить, но я не пошёл, сославшись на сонливость, и тогда меня оставили в покое. В тот момент, когда все ушли за дом, я ускользнул на улицу, перелез через забор, дабы не оставлять подозрений в виде закрытой снаружи калитки, и побежал в сторону леса.

Через лес вела извилистая, выложенная строительными плитами, а, местами, залитая варом на стыках, дорога. Примерно два километра лесом я промахнул менее чем за десять минут, спасаясь от орд комаров и мелкой мошкары, неизвестно откуда берущихся в таких местах. На выходе из леса была автобусная остановка, автобус пришёл быстро, и я поехал в город. Здесь, на месте, я быстро нашёл по памяти это место — то был долгий низкий переход с одной улицы на другую, выполненный в виде тоннеля.

Она была там, я сразу различил её, выделив из стены. Она отделилась словно тень из затемнённого участка кирпичной стены. На ней была чёрная одежда, будто специально подготовленная для хождения в сумраках.

Мы заговорили. Я чувствовал, что что-то не так, хотя здесь не было никого, кроме нас. Её глаза бегло блуждали, она говорила чётко и отрывисто, как по заученной бумажке, почти без интонации. Я стал предчувствовать худшее, одновременно с этим понимая, что говорит она под чьим-то давлением. Я пытался поймать её взгляд, и поначалу это было безуспешно — она пугалась смотреть прямо, увиливая изо всех сил. Наконец мне удалось посмотреть ей прямо в глаза, она чуть не плакала, веки чуть подрагивали, дышала она прерывисто и неравномерно. Она хотела что-то сказать важное, что-то очень важное, но не могла.

Наконец она закрыла глаза и повернулась боком.

— Мы… нам… нельзя больше встречаться. Не приходи ко мне.

Я был в шоке и ступоре. Хоть это и было ожидаемо, эти слова читались в ней с самого начал, я не был уверен, что она их скажет. Голова её как-то странно дёрнулась, она сложила руки на груди. Я пытался ей что-то сказать, в чём-то убедить, в чём-то заверить, но она не слушала, не могла слушать. Она просто повернулась и медленно поплыла, уходя вдаль.

— Постой, — крикнул я, — не уходи. Ты нужна мне. Ты изменила меня, заставила измениться мир вокруг нас, не делай этого! Я… я ради тебя даже начал стихи писать, хотя никогда раньше не писал. Ты же помнишь…

Она замерла словно статуя.

— Сквозь жизнь мы идём, высоко подняв брови, и ангел парит на воздушных крылах. И пусть каждый день истекают потоки крови… Ты эти имел ввиду? — она сделала паузу, на которую я ничего не мог ответить. Затем она тихо вздохнула и исчезла за поворотом. А я так и стоял, опустив голову посреди перехода.

Домой я вернулся около полуночи — автобусы не ходили, да и я вряд ли бы сел в него. Хотелось бежать, куда глаза глядят, хотелось прыгать и кричать матом на весь мир. Лес я бежал, как бегал стометровку, без перерывов, одним запойным забегом. Я бежал и не чувствовал усталости, ноги сами несли меня, выталкивая вперёд, казалось, что я сейчас полечу. Близко к выходу из леса вдруг наступил спад, я понял, что сейчас упаду, и присел у ближайшего дерева. Мне хотелось рыдать, но слёзы не шли, глаза были сухими. Я уснул.

Проснулся я под самое утро, когда первые лучи солнца выскакивают из-за горизонта, просвечивая сквозь листву прямо в глаза. За ночь видимо выпала роса, меня проморозило, и я пошёл домой. Калитка была не заперта, меня ждали, но вокруг не было ни души, всё было тихо и спокойно. И всё же меня не оставляло ощущения, что на меня смотрят, кто-то следил за мной, может даже он был не один. Я пытался вглядываться в окна близлежащих домов, но там было пусто; холодный блеск отражённого всходящего солнца был в них.

Я вошёл в дом и проследовал на кухню — там сидела вся семья в сборе, завтракали. Никто не обращался ко мне, все были суровы. Я тоже сел завтракать. После завтрака Сергей и двое моих братьев пошли прогревать баньку, все остальные удалились куда-то наверх, оставив меня одного. Я видел, как смотрел на меня мой брат, который почти мне ровесник, Михаилом зовут его — злоба читалась в его глазах, хотя я и видел их лишь долю секунды, в тот момент, когда он скрывался за поворотом. Но в тот момент время будто остановилось, замерло, он бросил мимолётный прожигающий взгляд. Мне казалось, я его физически ощущал и мог потрогать руками.

Через час мы все мылись в баньке, меня туда также затащили, хотя я и был против. В общем-то, тогда и случилось то, что должно было случиться. Я сидел на скамейке, ожидая, когда освободится кабинка (на всех сразу не хватает), а мои родные плескались каждый в отдельной кабинке с отдельным душем. Первым закончил мыться Мишган, дверь его медленно отворилась, и он вяло выполз оттуда, на ходу опоясываясь полотенцем. Я встал и направился в его, теперь уже свободную, кабинку. В тот самый момент, когда я прошёл мимо него, он толкнул меня вперёд об дверь лицом. С трудом, но я смог увернуться, в тот же миг я увидел опасную бритву у него в руках. Между нами завязалась драка, в ходе которой он поранил мне указательный палец левой руки, но мне всё же удалось угомонить его — он ударился головой об стенку и потерял сознание.

В доме начался переполох, мне замотали палец бинтом — благо рана была не глубокая, быстро заживала, но я чувствовал во всех, кто меня окружал отвращение ко мне, будто бы они хотели, чтобы не я одержал верх в этой схватке. Сергей вызвал скорую, а вскоре моего брата увезли в больницу люди в белых халатах. Во дворе залаяла и завыла бездомная собака, ошивающаяся у отдалённых соседей близ участка.

Так в суетах незаметно прошёл день, я, пытаясь отвлечься от мыслей о случившемся, вышел на улица. Там мне встретилась тётка Ани, препоганейшее существо, три минуты она поносила меня на чём свет стоит, и я отвечал ей взаимностью. Она пообещала изжить меня из этих домов, пусть даже это ей будет стоить жизни и чести, но она сделает это; как ни странно я почти уверен, что она и вправду это сделает. И мне страшно, но не за себя. Мне страшно за моих родных, что из-за меня они попадут под меч, а также что от этого пострадает Аня. И зачем я об этом думаю, не знаю.

Придя домой, ко мне подошли родители с каким-то предложением, но нервы и у них и у меня были натянуты, посему произошло то, чего я не ожидал вообще — они не захотели меня больше видеть. Они очень сильно обиделись, и я вновь ушёл в свою комнату, где с тех пор сижу и пишу эти строки. Грустно, когда от тебя отворачиваются родные: вместе с родителями на меня обозлились и все остальные, но это теперь не важно. Теперь у меня уже нет выбора, ничего больше нет. Темнеет, скоро они станут не столь бдительными, и я смогу уйти. Я не знаю, что делать дальше, нету вариантов. Я сам загнал себя в угол, отрезав пути к отступлению. Так будь, что будет.

Точка.

Он закончил писать и упаковал тетрадь с записями в уже давно собранный рюкзак с вещами. Там было всё, чтобы прожить изолированно от общества и цивилизации несколько недель. Золото-кровавый свет за окном медленно угасал, уступая место стальному, лишь небольшая тусклая лампа на его столе позволяла ему видеть всё в комнате в реальном цвете. Он решил не выключать лампу — пусть горит всю ночь; если будет надо, сами выключат.

Он был почти уверен, что входная дверь теперь закрыта на ключ или ещё что-нибудь, что он не смог бы открыть, поэтому он придумал хитрый проволочный механизм, который должен был закрыть окно, когда он из него вылезет. Словно пантера он грациозно вылез из окна, таща за спиной рюкзак, и мягко спрыгнул вниз. Далее через забор и бегом через поле в сторону леса. У границы леса с полем он остановился, в последний раз взглянув назад: посёлок спал мирным сном, даже собаки не лаяли, всё замерло. Унылый свет горел в окне, из которого он выбрался несколько минут назад. Взгляд его привлёк слабый мерцающий огонёк в комнате Ани.

— Хм, — усмехнулся он подрагивающими губами, — и ей тоже не спится.

Позади глухо буркнула сова, вернув его в реальность. Он брёл по лесу, куда глаза глядят, лишь бы подальше от посёлка; он шёл, пока несли ноги. Наконец, примерно через час, он понял, что дальше идти нету сил — очень клонило ко сну, руки и ноги не слушались, дыхание было сбито. На скорую руку он образовал небольшой лагерь: была поставлена маскировочного цвета палатка. Он забрался в неё, накрылся одеялом и уснул.

Ему ничего не снилось, мозг в ту ночь объявил перекур и не поставлял снов, в глазах была просто чёрная картинка без звука. Потом эта картинка начала двигаться, преобразовываясь в непонятные формы, он услышал, как кто-то зовёт его по имени.

Он открыл глаза. В нескольких сантиметрах от его лица была она, она просто сидела и гладила его по голове, слабо улыбаясь. Свет плохо пробивался через полотно палатки, но он точно знал, что это она. Как она была прекрасна.

— Ты — мой сон. Мой прекрасный сон. Я проснусь — а тебя нет, — тихо прошептал он.

— Я люблю, когда ты спишь. И, если это сон, то пусть он подольше не кончается. Я люблю тебя.

С этими словами она наклонилась к его лицу, обняла его, а он её. Их губы совпали в поцелуе.