"Роза и лилия" - читать интересную книгу автора (Мессадье Жеральд)

6 Ночь в Сен-Жермен-Пре

Под непрерывным дождем она добралась до Нонан-ле-Пена и там наконец укрылась под навесом какого-то постоялого двора. Дороги покрылись рытвинами, небо почернело. Отчего это? Не оттого ли, что она отдалась Исааку? Или, напротив, из-за того, что она так страдала, покинув его?

Пробило полдень. Жанна доела свой хлеб с колбасой, вспоминая поджаристого каплуна, потом напилась из фонтана. Облака на время рассеялись, и ей удалось без приключений добраться до Мерлеро, где она собиралась остаться на ночь. Не спросив денег, ее пустили переночевать в сарай. Там уже устроились два бродяги, исподтишка бросавшие на нее взгляды. За всю ночь Жанне так и не удалось уснуть. На другой день все вокруг было залито солнцем. Из Сент-Гобюржа Жанна легко добралась до Эгля. На другой день она миновала Верней и Тильер. Отправившись в путь на рассвете, к полудню Жанна увидела Дре. День был базарный, но что было ей до капусты, свиней, птицы и золотых безделушек! Для нее во всем свете существовал один лишь Исаак. Она перешла по мосту через Эр и устроилась на ночлег на ближайшей ферме. Два дня пути от Дре до Сен-Жермена Жанну никто не беспокоил, если не считать трех калек, некоторое время настойчиво преследовавших ее. В конце концов это ей надоело, она остановилась и с вызовом взглянула на них. Три существа, в которых не осталось почти ничего человеческого, разглядывали ее своими крысиными глазками. Жанна уперла руки в бока. Один из преследователей шагнул вперед. Жанна сунула руку в карман и вытащила складной нож.

— Если жизнь кажется вам слишком долгой, — сказала она, вспоминая негодяев, зарезавших ее родителей и похитивших Дени, — я охотно вам помогу.

Лезвие сверкнуло на солнце. Бродяги решили, что овчинка не стоит выделки, и пошли своей дорогой. Собственная смелость придала Жанне бодрости, которая совсем было покинула ее из-за тягот пути и пережитых горестей.

На десятый день людей на пути стало встречаться все больше и больше, и Жанна догадалась, что цель ее путешествия близится. Вдоль дороги простирались болота, среди которых там и сям возвышались холмы. Потом пошли леса, названия которых ей ничего не говорили: Булонь, Шавиль, Медон… Ее обогнал отряд из пятнадцати широко шагавших лучников. Ей пришлось посторониться, пропуская их.

— Куда ведет эта дорога? — спросила Жанна.

— В Париж!

Потом сзади послышался скрип колес крытой повозки, и Жанне снова пришлось уступить дорогу. Она уже стала различать первые дома предместий, потом послышался и звон колоколов — уж не с собора ли Парижской Богоматери? Громкое хрюканье заставило ее обернуться: так и есть, огромное стадо свиней. Какой же широкой оказалась Сена! Жанна знала, что идет правильно, но город лежал по другую сторону реки. Наконец ей попались огородники, тащившие тележки, полные овощей.

— Как перейти реку? — спросила Жанна.

— Иди вдоль берега. Пройдешь остров Лувье, потом Сен-Луи, а там увидишь мосты у острова Сите.

В окружении повозок, мулов и нагруженных клетками с птицей тележек Жанна добралась до Деревянной башни.

— Я иду в аббатство, — решительно заявила она стоявшему у входа стражнику, ибо знала, что товары для Церкви не облагались пошлиной. Все остальные вокруг давали стражнику по монетке.

— В какое аббатство? — спросил стражник, смерив взглядом деревенского парня.

— Сен-Жермен, — ответила Жанна уверенно. Она слышала об этом месте в дороге.

Солдат как будто удивился, но Жанна не знала ни отчего он так на нее смотрит, ни какой дорогой идти к этому самому аббатству. В конце концов стражник пропустил ее, и это было главное. Она даже не сообразила придумать название деревни, из которой будто бы несла церковную десятину.

Вокруг там и сям были разбросаны дома, отделенные друг от друга лугами и огородами. Берег напротив был совсем пуст. Жанна шла вдоль тенистого и заросшего травой берега. В этом городе оказалось не так-то легко разыскать пустой сарай. Наконец ее глазам открылся мост, упершийся в воду каменными арками и застроенный какими-то лавками. Это был знаменитый мост Менял, но в ту пору Жанна еще ничего о нем не знала. Проход между возвышавшимися вдоль моста строениями был совсем узенький, а толчея такая, что Жанна отчаялась добраться до другого берега. Движение шло в обе стороны, так что встречные потоки людей и животных далеко не всегда могли разойтись. Донки с двумя навьюченными на него корзинами временами полностью перегораживал путь, люди отчаянно ругались, и Жанна не один раз услышала проклятья в адрес «этой деревенщины с ее ослом». Девушка жадно вслушивалась в разговоры прохожих, пытаясь узнать как можно больше о том мире, в котором она очутилась. Говор вокруг был ей непривычен: все парижане тараторили так быстро, что понять их ей удавалось не всегда. Наконец Жанна продралась сквозь толпу на мосту и очутилась, как ей показалось, на острове. Это действительно был остров Сите, о котором ей рассказывали. Неужели она и вправду в Париже?

Ну как же: вдалеке высились башни собора Парижской Богоматери. Даже в Ла-Кудрэ, где никто толком ничего не знал, говаривали: Париж — это Парижская Богоматерь. Завороженная красотой собора, Жанна забыла и думать о поисках крова. Она шла вперед, словно повинуясь зову самой Пресвятой Девы. Не думая ни о чем и отдавшись движению толпы, Жанна не заметила, как очутилась на паперти храма. Она подняла глаза. Перед ней возвышалось величественное розово-серое чудо гармонии и слаженности. Жанне передалось чувство торжествующего блаженства, исходящее от этих камней. С высоты храма, благожелательные и задумчивые, каменные лица наблюдали за толпой смертных. Ну конечно же, сказала себе девушка, где еще и жить королю, как не возле этого воплощения могущества. Ей показалось, что она находится в самом средоточии силы и власти.

В который уже раз она вспомнила своих родителей. И Дени. Как бы ей хотелось, чтобы он смог увидеть все это! Она поискала в памяти молитву, подобающую такой красоте, но поняла, что само ее созерцание сродни молитве.

Между тем время шло, и следовало подумать о том, где провести ночь. Жанна вернулась назад и обнаружила мост Сен-Мишель, оказавшийся продолжением первого. Она решила, что раз уж случай подсказал ей название Сен-Жермен, отчего бы и вправду не отправиться в это аббатство? Нет ничего могущественней церкви, у нее и надо просить убежища.

По пути Жанне попался фонтан, и она, вспомнив о лежавшем в ее корзине куске масла, достала его и смочила водой льняную тряпицу, в которую он был завернут.

Какая-то матрона подсказала девушке, как дойти до аббатства, и тут-то Жанна поняла, отчего так удивился стражник: оно располагалось за стенами города. Узнала она и его полное название — Сен-Жермен-де-Пре. Жанна прошла сквозь ворота Сен-Мишель и очутилась на дороге, ведущей к аббатству. Она пошла по ней с терпением и упорством истинно бесхитростной души.

Вдруг она заметила в стороне от дороги нечто заставившее ее прищуриться и подумать, уж не обманывает ли ее зрение. Это было сооружение высотой в добрых пятнадцать туазов,[8] вокруг которого кружили стаи ворон и ястребов, яростно переругивавшихся и отчаянно хлопавших крыльями. На самом верху ветер мирно раскачивал семь обрубков человеческих тел и развевал на головах клочья волос.

Жанна вскрикнула, но не в силах была отвести взгляд. У большинства висельников — ибо это было не что иное, как виселица, — не хватало разных частей тела. У кого руки, у кого стопы или всей ноги до бедра. Черепа их были раздроблены птичьими клювами, а мозги выедены жадными до свежатины стервятниками. Глаза всех бедняг тоже стали добычей птиц.

Внизу, у основания постройки, Жанна услышала какое-то копошение. Лисы, конечно, а может быть, волки. Несколько тел уже сорвались с веревок зверью на поживу. В вышине болтались пустые петли.

Жанне случалось видеть мертвецов, но ни разу таких, как эти: мертвых, отвергнутых не только живыми, но и своими собратьями.

Отвернувшись, Жанна ускорила шаг. Цель близка. Она уже шла вдоль высокой стены, за которой виднелась листва деревьев. Вот наконец и окошечко в массивных закрытых воротах. За ним она различила монаха, уткнувшегося в маленькую пухлую книгу. Губы его слегка шевелились. Он заметил ее и поднял глаза:

— Что я могу для тебя сделать?

Жанна не нашлась что ответить. Как объяснить, что ей нужна помощь, чья-то поддержка, кров? Она пришла сюда, потому что знала, что клирики имеют власть и опыт. Милосердие — это ведь их долг. Она открыла рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.

Бенедиктинец склонился к Жанне и заметил ее осла. Он, должно быть, решил, что пришелец глуховат, ибо снова задал свой вопрос, повысив голос. На этот раз он прибавил «мой мальчик». Ну вот, опять та же путаница!

— Мне нужна помощь, — сказала Жанна.

Бенедиктинец внимательно рассматривал Жанну, пытаясь уяснить, кто она такая и из каких краев.

— Какая помощь? — спросил он.

Через окошечко Жанна могла разглядеть три башни храма.

— Я из Нормандии, моих родителей зарезали, — стала она объяснять. — Моего маленького братика похитили. Я здесь никого не знаю и не могу отыскать сарай, чтобы укрыться на ночь.

— Кто убил твоих родителей?

— Говорили, что это англичане.

Бенедиктинец обдумал ответ:

— Ты знаешь кого-нибудь в нашем аббатстве?

Жанна помотала головой.

— Кто указал тебе на нас?

— Никто.

Монах растерянно заморгал:

— Ты крещен? Жанна кивнула.

— Когда умертвили твоих родителей?

Жанна не вполне поняла это слово, но догадалась, что оно значит:

— За день до моего ухода из Нормандии. С тех пор я в пути.

— Ты ни с кем не знаком в Париже?

Жанна опять помотала головой. Она вспомнила имя Исидора Штерна с улицы Жюиври, но, учитывая все, что рассказал ей Исаак об отношении к евреям, поостереглась его упоминать.

— Ты пришел из Нормандии в Париж, никого здесь не зная?

Тут наконец Жанна осознала все безумие своего решения. Но как объяснить, что она просто не могла оставаться на земле, которая для нее навеки будет пахнуть кровью?

— Подожди меня тут, — сказал монах.

Жанна осталась у входа. Пробило четверть второго. Что будет с ней, если ее не пустят? Она подавила желание немедленно уйти отсюда. Пробило половину второго. Монах наконец воротился в обществе своего собрата, выглядевшего более внушительно. Он отпер ворота и сделал ей знак войти. Жанна заколебалась: а как же Донки?

— Ты можешь войти с ним, — сказал монах. — Дом Лукас согласился тебя выслушать.

Жанна оглядела монаха с крупным лицом и проницательными глазами.

Дом Лукас повел Жанну к строгого вида четырехэтажному зданию, к которому было пристроено перпендикулярное крыло. Вокруг бродили монахи. Дом Лукас поднялся с ней на третий этаж, углубился в коридор и отпер одну из дверей. Когда Жанна вошла, он притворил за ней дверь. Стены в комнате были выбелены известью, а пол покрыт каменными плитами. Из мебели тут находились массивный стол с тремя стульями, шкаф, узкая кровать да полки с книгами и рукописями. На столе красовалось массивное серебряное распятие и подсвечник на три свечи. Дом Лукас присел за стол и указал Жанне на один из оставшихся двух стульев. Девушка снова повторила свою историю, не упомянув только о пяти золотых монетах и, конечно, о встрече с Исааком Пражанином.

— Ты пришел совсем один из Нормандии?

Жанна кивнула.

— И ты не боялся?

Жанна помотала головой и показала свой нож. Монах улыбнулся и кивнул. Его массивные плечи слегка приподнялись.

— Аббатство — это папская территория и не может служить убежищем для бездомных. Для этого в Париже есть особые места, но, учитывая твой возраст, я не могу тебя туда направить. Итак, в виде исключения я разрешаю тебе остаться с нами на одну, может быть, две ночи. Потом я постараюсь найти христианскую семью, где за работу тебе дадут кров и пищу. Юноша твоего возраста не должен бояться работы.

— Я не юноша, — сказала Жанна.

Монах недоверчиво остановил свой взгляд на груди девушки.

— Ты что, убогая?

— Убогая?

— Ты с самого рождения девочка?

— Да, — удивившись, ответила Жанна, — разве я не сказала, что меня зовут Жанна?

— Ты так говоришь, что мне послышалось «Джон». Отчего же ты оделась как мальчик?

— Я не оделась как мальчик. В наших краях не привыкли тратить деньги на наряды.

Монах растерянно посмотрел на нее:

— Что ты умеешь делать? Я мог бы отправить тебя к Христовым Девам или к сестрам-кордельеркам.

С тем же успехом он мог предложить ей отправиться на Луну. У Жанны было ощущение, что она лишняя фигура на шахматной доске и никто не знает, что с ней делать. Она смутно понимала, что перед ней тот самый мир власти, который лишь приоткрылся ей в Кане. Люди здесь не принадлежали сами себе, и не было никакого смысла взывать к их милосердию в надежде обрести кров. Каждому отводилось место там, где это было угодно власти. Что-то в Жанне восставало против доставшейся ей роли.

— Там в обители тебе самое место, — сказал монах, словно желая укрепить Жанну в ее неясных предчувствиях. — Девушке твоего возраста не подобает шляться по улицам.

Он встал:

— И хорошо бы тебе выглядеть соответственно твоему полу. Лицедейство неугодно Создателю. Пойдем, я покажу тебе, где ты сможешь переночевать.

Отчего это он так уверенно толкует волю Создателя? Неужели Господь менее проницателен, чем Исаак, который сразу разглядел в ней женщину?

Монах снял два ключа с висевшей на стене массивной доски, на которой красовалось множество связок. Они спустились вниз.

— Забери своего осла. На нем что, все твои пожитки?

Жанна кивнула и не стала говорить о сурже. Она забрала стоявшего у ворот Донки и возвратилась. Монах и Жанна обогнули угловое здание и пошли вдоль огорода. Какой-то монах рыхлил землю между грядами ранней капусты. По пути Донки наложил две лепешки. Звук их падения на землю привлек внимание Дома Лукаса. Он остановился, взял у огородника грабли и отнес лепешки к куче перегноя.

— Гляди-ка, от этого ослика есть польза, — удовлетворенно проговорил он.

Они направились к приземистому строению, располагавшемуся прямо за огородом. Монах открыл створку широких ворот, и Жанна увидела трех лошадей неизвестной ей породы. Две были гнедыми, а третья бурой. Все три повернули головы и уставились на пришедших. Особенно их заинтересовал осел. Донки выгнул шею, и Жанна вдруг испугалась того, что лошади и осел не поладят. Страх ее быстро прошел, ибо монах пересек конюшню и с грохотом открыл дверь, за которой виднелось пустое помещение, по-видимому служившее сеновалом: охапки соломы и сена еще валялись у стены.

— Вот здесь ты и твой ослик можете провести ночь, — сказал монах.

Помещение освещалось только светом, проникавшим через отдушину.

— Женщине не подобает бродить по аббатству, — важно сказал Дом Лукас, — тебе придется оставаться здесь.

— Вы меня запрете?

— Нет.

Монах открыл еще одну дверь, которая, как оказалось, выходила в поле.

— Ты можешь выйти отсюда и прогуляться. У тебя есть еда?

Жанна с извиняющимся видом покачала головой.

— Кто-нибудь из братьев принесет тебе миску супа, хлеб и воду. Завтра я решу, в какую обитель тебя отправить. Помолись перед сном Богу и поблагодари Его, что Он даровал тебе кров на ночь.

Монах направился к двери в перегородке, вышел и запер ее с прежним грохотом.

Так вот он, значит, какой, Париж.

Жанна вышла справить нужду в поле, а потом перетрясла две охапки соломы, надеясь соорудить из них постель поудобней.

Четыре раза пробил колокол.

Жанна снова вышла посмотреть на небо и поле. Никогда в Ла-Кудрэ никто не попрекал ее одеждой и не давал столь откровенно понять, что она всего лишь женщина. Работа на ферме и в поле касалась всех одинаково, и если пахота приходилась на долю мужчин, то это оттого, что они были покрепче.

Здесь же она оказалась в мире мужчин. Жанна пожалела о том, что обратилась в это аббатство. Лучше было бы просто бродить по улицам в надежде на удачу. Звон к вечерне застал ее в колебаниях между разочарованием и безрассудной надеждой.

Загремел замок, и дверь, ведущая в конюшню, отворилась. Оттолкнув ее ногой, вошел монах с миской супа и хлебом в одной руке, кувшином в другой. Он украдкой посмотрел на Жанну, поставил все на землю, вышел и запер за собой дверь. Казалось, что он боялся лишний раз взглянуть на девушку.

Она съела весь суп и хлеб, потом попила воды, оставив немного, чтобы смочить тряпицу, в которую было завернуто масло. Донки утолял голод разбросанной повсюду соломой.

Потом при помощи тяжелой палки Жанна заперла дверь в поле, достала из корзины одеяло, закуталась в него и улеглась. Она вытащила из кармана плаща зеркальце и в последних лучах заходящего солнца посмотрела на свое отражение. Ей почудилось, что она вновь рождается на свет.

Жанна перебирала в памяти все, связанное с Исааком. Она не сомневалась, что они еще встретятся. Теперь ей предстояло отыскать двоих — его и Дени.

Вскоре она погрузилась в глубокий сон.