"Путь к Эвенору" - читать интересную книгу автора (Розенберг Джоэл)

Глава 24, в которой мы узнаем возможное происхождение ранее известного термина

Ненасилие — не одежда, которую можно надевать и снимать, когда пожелаешь. Оно гнездится в душе и должно быть неотделимой частью нашего бытия. Ганди
Раз в жизни для разнообразия хотелось бы мне встретиться с противником, против которого ненасилие будет приемлемым методом — приемлемым в том смысле, что я не окажусь на острие копья и не буду разделан на маленькие кусочки, помещающиеся впасть. Уолтер Словотским

Я успел крикнуть, нанося удар по широкой волосатой спине — только один, потому что надо было обернуться и насадить на меч того, кто летел на меня, расставив руки.

На тренировках действия в этой стандартной ситуации отрабатываются до автоматизма: парировать удар, сделать выпад и выдернуть оружие, провернув в ране, чтобы из узкой раны, которая противника не остановит, сделать широкую дыру, которую он не сможет не заметить, и тут же либо парировать, либо рубить нового противника. Главное — не дать противнику ни отвлечь себя, то есть монополизировать твое внимание, предоставляя другим противникам возможность с тобой разделаться, — ни пожертвовать собой, то есть заставить тебя возиться с ним долго и измотать перед схваткой со следующим.

В любом случае: защита, выпад, укол с проворотом й извлечение оружия. И быстро!

В данном случае беда была в том, что эта тварь оказалась не только крупнее и сильнее человека, но еще и быстрее. Она наделась на мой меч — тот по рукоять ушел в ее волосатое брюхо — и, схватив меня в медвежьи объятия, подняла над землей. Впрочем, левую руку мне вырвать все ж таки удалось, и я принялся молотить врага кулаком по роже.

Не то, не то, не то — реакция на это была еще меньшей, чем на меч. С равным успехом я мог бы бить по обернутой шкурой скале.

Огромные лапы выдавливали из меня воздух. Давили с такой силой, что рукоять моего собственного меча грозила войти мне в кишки. Теплая кровь — кровь этой твари — бежала у меня по животу и по ноге, но терял силы я один: мой меч, пронзивший ее насквозь, казалось, ничуть твари не повредил.

Надо мной уже смыкалась тьма — но я сумел просунуть свободную руку под его лапу и вытащить кремневик из кобуры на левом бедре. Я взвел курок, приставил пистолет к волосатой башке и, закрыв глаза, нажал спуск.

Выстрел. Жар и влага ударили мне в лицо; с булькающим хрипом тварь выпустила меня, падая наземь.

Со следующим вдохом я вдохнул запахи серы, огня, крови, прогорклого пота и собственного страха: чудесный аромат. Выхватив второй пистолет, я взвел курок, но с оставшимися двумя тварями уже разобрались мои друзья.

Тварь Тэннети — та, которую я ранил, — подыхая, лежала на земле. Из дюжины ран, от царапин до глубоких разрубов до самой кости, лилась кровь. Третья, разрубленная от шеи до пояса, валялась среди собственной крови и кишок: ей было уже все равно.

Над ней, тяжело дыша, стоял Ахира. Топор и кольчуга, скользкие от крови, лаково блестели в свете звезд.

— Все целы?

— Мы с Джейсоном в порядке, — отозвалась Андреа.

Они с Джейсоном стояли за гномом, в одной руке у мальчика меч, в другой — пистолет. Насколько я видел, никто из Куллинанов не получил ни царапины.

— Буду жить, — сообщил я.

— Уф-фх-х... — Тэннети стояла в грязи на четвереньках. Она опустилась на колени, потом медленно, с трудом поднялась на ноги. — Бывало и хуже.

Волосы у нее были, как воронье гнездо, на правой скуле алела свежая царапина, но вроде бы серьезных повреждений не было.

Три твари лежали перед нами на земле.

Возьмите человека, надуйте его в полтора раза, растяните ему лицо, а потом покройте его всего густым вонючим мехом — и получите то, с чем мы дрались. Здоровенные и невероятно сильные, хотя и не слишком умные — будь эта троица чуток побыстрее или посообразительнее, все мы были бы уже мертвы.

Ахира нагнулся к отрубленной лапе, пошевелил топорищем кисть.

— Частично втягивающиеся когти, большой палец, хоть и не сильно, противостоит другим... Оно могло быть разумным.

Я ощупал бок. Больно чертовски, но, кажется, ничего серьезного. Глубоко вдохнув, я не ощутил скрежета осколков сломанных ребер, так что все в порядке.

Нас спасли возраст и опыт. Большей частью предосторожности оказываются ненужными; в девяносто девяти случаях выставленный дозор никто не тревожит; выставлять арьергард — это, как правило, напрасная трата сил. Молодые люди все это быстро усваивают, и дело не в том, что они бывают рассеяны — я тоже бываю, — а в том, что они вообще перестают смотреть, что вокруг делается.

Переживите один раз нечто подобное — и в следующий раз ваши шансы выжить будут куда выше.

Ничего такого особенного тут нет. Ничего, кроме старания, терпения, собранности — и удачи. Ничего, о чем стоило бы волноваться.

Я вытер трясущиеся руки о штаны.

— Что ты, прах тебя побери, такое? — спросила Тэннети умирающую тварь.

Та медленно повернула к ней голову, глаза были на выкате — от боли точно и еще, быть может, от ярости.

— Ур-ркх, — медленно произнесла тварь и потянулась к Тэннети когтистой лапой.

Потом содрогнулась — и умерла.

— Время уходит, — сказал Ахира. — Идем.