"Мистические истории" - читать интересную книгу автора (Глебова Римма)

Авотия

Всё разползалось, трещало по швам, разбегалось в разные стороны. А, в общем, всё было тривиально и банально. Невеста сбежала к другому, более удачливому – банально, как в плохом кино. Пригрозили уволить с работы, – не сумел достойно отстоять интересы фирмы на переговорах. Так ведь фирма и без его титанических усилий сама качается на грани краха, скучно и стараться, утопленника живым не вытащить. Лучший друг взял большую сумму в долг и исчез, ищи-свищи его – тоже не новость в этом мире. Полный обвал, и барахтаться уже неохота. Наверное, устал. Жуткая апатия и ровно никаких желаний. Приятель Дан советует идти к психоаналитику. Что, аналитик деньги вернет, невесту, и заодно устроит директором Дженерал Моторс? Но Дан занудный, не отстает, висит на телефоне: – «Ты всё киснешь? Я тут кое-что для тебя нашел… да нет, не работу, работу ты и сам найдешь, если постараешься. Слушай сюда: «Избавлю от депрессии, помогу обрести новую жизнь, заряжу оптимизмом и верой в будущее, сниму тяжесть с души…».

-         Хватит, что за бред! Не верю я ни в какие наговоры-уговоры!

-         Знаю, знаю… это неважно… Тут такая красотка нарисована, не

захочешь – поверишь. Имя странное… И телефончик есть. Я пришлю тебе эту страничку по факсу.

Факс выплюнул листок. Рядом с объявлением, с не очень четкой фотографии смотрело большими темными глазами женское лицо, в ореоле густых черных волос, с мягкой улыбкой на губах. Даже с этой некачественной картинки можно было понять, что лицо слишком красиво, чтобы существовать в реальности. Имечко, действительно, странноватое: «Авотия». А где ударение ставить? Да какая разница? Хоть два ударения подряд! Не пойдет он, нечего там делать!

Дан снова позвонил: – «Ну как, прочитал? Рассмотрел? Красота и талант часто соседствуют, я в этом не раз убедился. Звони, не откладывай!»

Ну, теперь крышка – не отстанет, жутко занудный характер. Может, действительно сходить, с него не убудет. Деньги, правда, убудут, зато потом расскажет Дану, посмеются вместе.

…Он вошел в полумрак маленького холла, едва освещенного двумя синими электрическими светильниками на стенах. Прошелестев темной одеждой, смутное существо с плоским китайским лицом мягко взяло его за руку и провело по узкому, так же плохо освещенному коридору, в какую-то комнату. Остро и незнакомо пахнуло, то ли травами, то ли специями, и заколебалось пламя единственной свечи на высоком треножнике в углу. Повинуясь нажиму невидимой руки, он сел на что-то мягкое, и руки сами легли на удобные подлокотники. Шелест одежды удалился, и он остался один. Неожиданно узкий направленный луч света ослепил его и, задержавшись на несколько секунд, ушел в сторону и высветил напротив него ЛИЦО. Он никогда не видел подобного лица, и никогда не смог бы описать его. Он не мог бы назвать это лицо красивым – подобное определение было бы слишком мелким и обычным. Это лицо превосходило все его понятия о красоте. А голос… у него озноб прошел по телу, когда он услышал голос и увидел, как это ЛИЦО говорит…

Он забыл обо всем: о нескладывающейся жизни, о мелких и крупных неудачах, о никчемной суетности, оставшейся там, в другом и скучном мире, он только слушал и тихо, севшим голосом отвечал на редкие вопросы, и снова завороженно слушал…

Это продолжалось два часа, – он на улице глянул на часы и был поражен: казалось, он пробыл там не более десяти минут. В последнюю минуту луч света снова ударил ему в глаза, и на этот раз задержался подольше, и он почувствовал – его р а с с м а т р и в а ли.

Он ходил в эту комнату целый месяц. Он истратил немалую сумму – существо с плоским лицом аккуратно выдавало ему квитанции.

К концу месяца он работал в престижной фирме, исчезнувший друг появился и отдал долг, невеста позвонила и, рыдая в трубку, попросилась обратно, но всё это было уже неважно. Свои удачи он вовсе не связывал с посещениями комнаты, он как был скептиком, так и остался. Но он больше не мог жить без этого лица, без этого голоса. И ему хотелось увидеть б о л ь ш е – продолжение лица и голоса. Порой пламя свечи разгоралось ярче, и тогда он с трудом мог рассмотреть черное бархатное одеяние на фоне черного, с искорками, занавеса, – и это всё. ОНА знала о нем всё, а он о ней ничего, кроме странного имени, в котором так и не знал, куда поставить ударение. Он даже не знал, о чем можно спросить. И решил в следующее посещение подойти и протянуть руку… Возможно, она тоже подаст свою руку и, возможно, что-то переменится, возникнут другие отношения. Он жаждал отношений!

Дану он твердо сказал, что никуда не ходил и не пойдет, – он не мог этим ни с кем делиться. Да и какими словами об этом можно говорить?

…Только он пошевелился, чтобы встать и шагнуть вперед, как услышал:

-         Я чувствую, в вашей жизни всё наладилось, вы обрели прежнюю

стойкость и веру в свои силы. Да вы их и не теряли, это вам только показалось… Возьмите на столике деньги, они мне не нужны. Я счастлива, если чем-то помогла вам. Прощайте.

-         Постойте! – ошеломленно воскликнул он и вскочил на ноги. – Я хочу…

я давно хочу познакомиться… в том смысле, что я хочу… общаться с вами, не обязательно здесь… даже совсем не здесь, я… – он запнулся и умолк.

-         Я знаю… Но… мне кажется… что это невозможно… сейчас.

Тут он впервые услышал, что ее голос может быть совсем другим, в нем не было прежней силы и прежнего спокойствия, он явственно почувствовал ее волнение, колебание, испуг…

– Вы… замужем? – осторожно спросил он, боясь услышать утвердительный ответ.

-         Нет. Дело не в этом…

Ну да, с какой стати она должна ответить ему согласием, одно то, что он имел счастье видеть целый месяц ее лицо, разве с него не довольно этого?

-         А в чем же? – спросил он, не желая отступать. Он чувствовал в её

отговорках, в ее голосе, что еще минута – и она ответит ему иначе, он шагнул вперед и протянул руку, с замершим сердцем ожидая, что сейчас, через секунду возьмет и ощутит в ладони ее пальцы.

-         Нет-нет, – торопливо шепнула она, – не сейчас, не сегодня. Я дам вам

знать… скоро, я надеюсь…

Луч света, освещавший ее лицо, погас, и тут же погасла свеча в углу. Он бросился вперед и нащупал только плотную бархатную ткань. Тишина и мрак обступили его. Он попятился… промчался по знакомому коридору, выскочил на улицу и зажмурился от яркого света. Ничего, он будет звонить ей, звонить каждый день, пока она не ответит. Пока китайскому секретарю не надоест, и тот позовет её.

Но ее телефон не отвечал, а по почте пришли его деньги. Но она ведь сказала: «скоро». Он подождет.

* * *

Авотия в детстве была очень худой. Лет в девять она чем-то серьезно заболела, ее долго лечили, может быть, несколько лет – она плохо помнила этот период своей жизни. Пока она болела, умерла ее мать, за ней стала ухаживать старая тетка, иногда приходила какая-то бабка и поила ее чем-то горьким, а об отце она и вовсе ничего не знала. Самое яркое воспоминание о матери – ее рассказ о том, что, когда мать родила ее, то услышала такой громкий и требовательный крик, будто новорожденная хотела заявить всему миру о своем появлении на свет, и ее крик означал: «А вот и я!»

Вот мама и назвала дочку – «АвОтия».

Когда Авотия выздоровела, то есть, встала на ноги (говорили, что помогла эта самая двоюродная бабка, вытащила ее с того света), из зеркала на нее глянуло бесформенное широкое существо на толстых ногах, и оно стало отмахиваться от отражения пухлыми пальцами-сосисками. Над этим безобразием на высокой белой шее торчала пышноволосая голова, и громадные темнофиолетовые глаза возмущенно разглядывали в зеркале нелепо-красивое лицо. С таким лицом хотелось жить, а с таким телом – нет.

А дальше не стало лучше, только еще хуже – к двадцати годам полнота увеличилась, бюст, талия, живот – всё почти слилось в одну большую белокожую массу. Может быть, всё было не так ужасно, но ужасным представлялось ей. Она совершенно терялась при знакомствах с молодыми людьми и стала редко выходить из дома. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы на нее смотрели. И влюблялись. Но, чтобы смотрели только до плеч и влюблялись в то, что выше плеч. В конце концов, совсем замучив себя своими страхами, Авотия решила искать свой, особенный путь в жизни. Она стала учиться всему, что доступно. Ей хотелось узнать людей изнутри, их скрытую сущность, их поведенческие мотивы, все те тайные пружины, что управляют людьми, их поступками и мыслями. В какой-то момент она поняла, что именно для этого и родилась, чтобы п о з н а т ь людей. Окончив факультет психологии, Авотия продала свой домик в поселке и поехала в Тибет, к ламам, и три года училась у них.

К тридцати годам Авотия знала и умела очень много. Она поселилась в большом городе и стала прорицательницей, быстро завоевав успех на этом поприще. Она помогала людям – тем, кто верил ей, и была вполне удовлетворена, но втайне все-таки продолжала мечтать о любви. Подходя к зеркалу, она смеялась над своими мечтами, но преодолеть себя не могла, женское начало в ней не желало смириться.

Те, кто обращались к ней за помощью, были слабыми, неуверенными в себе людьми, они будто на жизненном пути потеряли себя, в них сломался тот душевный стержень, на котором зиждется сила и власть духа над невзгодами, они готовы были утонуть, погибнуть, и Авотия спасала их, вытаскивала из пучины тяжких сомнений, неверия, слабоволия и упадка.

Но… пришел мужчина, который в ней не нуждался. Он пришел и всё. Его сильное, твердо очерченное лицо с волевым, слегка выдающимся подбородком и любопытными глазами привлекло ее мгновенно. Хотя, конечно, не всё у него в тот момент ладилось, но он бы справился сам. Ему нужна была не помощь, а у ч а с т и е. Когда она говорила с ним, с ней что-то происходило, ей хотелось плакать. Она чувствовала его скептицизм, но ясно ощущала и его интерес к себе. Она скоро поняла, зачем он приходит, и была безумно счастлива. Когда пришло время расстаться, – она и так увеличила количество встреч, но бесконечно это не могло продолжаться, – Авотия знала, что ей делать дальше.

Она поехала в поселок, где родилась, и где прожила свои несчастные годы. Если жива еще ее двоюродная бабка – ей, должно быть, уже за девяносто, она поможет. К бабке всегда ходили толпами – за советом, за чудодейственным снадобьем, она видела всё и всех насквозь и, если хотела, предсказывала судьбу. Если только бабка жива…

Авотия возвратилась через пять месяцев. Когда последняя, пятая, темная непрозрачная бутылочка опустела, – как раз тогда бабка умерла, тихо и спокойно, сложив иссохшие маленькие руки на плоской груди и с удовлетворением глядя сквозь щелки пергаментных век на Авотию. Авотия осторожно провела по векам рукой, закрывая их, и поцеловала бабку в остывающий лоб. Погладила сверху вниз свое тело и счастливо вздохнула. Выходя, выбросила в ведро у порога темную бутылочку, зазвеневшую в ведре осколками…

Авотия позвала соседку, сказала ей, что бабка скончалась, и уехала. Она забыла, что бабка просила похоронить ее с о б с т в е н н о р у ч н о.

* * *

Авотия долго провозилась с замком на входной двери своей квартиры, казалось, он отчего-то проржавел. В комнатах был тот же порядок, что она оставила, уезжая, но на мебели лежал изрядный слой пыли, и воздух был такой затхлый, что пришлось сразу открыть все окна.

Она несколько часов провела перед зеркалом, доставая из шкафа и примеряя одно платье за другим, и, смеясь, бросала их на пол. Ее фигуре нужен другой гардероб! И белье другое, и туфли. Ай да бабка! Пять месяцев Авотия преданно ухаживала за ней, и каждый месяц выпивала назначенную бабкой очередную горькую бутылочку. А ели они с бабкой одну и ту же еду: кашу из какой-то странной крупы и пили травяной чай или молоко от козы, пасшейся во дворике. Коза была необычная, она имела два вымени – белое и коричневое с белыми пятнами. Из белого пила молоко бабка, из пятнистого – Авотия. В день, когда бабка умерла, коза из дворика исчезла.

Бабка сказала Авотии: – «Ты должна пробыть здесь ПЯТЬ ВРЕМЕН. И в конце каждого ВРЕМЕНИ ты будешь пить то, что я тебе дам. После мы расстанемся». И поставила на комод пять темных бутылочек. Календаря в ветхом домике не было, Авотия каждый день ставила в своем блокнотике палочки. Когда кончилась последняя бутылочка, кончилась и бабка. Авотия сосчитала палочки – ровно пять месяцев.

…Авотия не могла отвести глаз от своего отражения. Какой же красивой она стала! ВСЯ! Она отыскала среди вороха вещей на полу одежду, в которой можно было дойти – добежать! – до магазина, и в спадающих с ног туфлях вышла из квартиры. Возвратилась через два часа со свертками, и еще посыльный нес за ней большую коробку.

На другой день она с замирающим сердцем набрала номер телефона. Авотия услышала е г о голос, но не смогла ничего сказать, расплакалась от волнения и бросила трубку. Успокоившись, она нашла среди старых записей клиентов его адрес и решила подойти к его дому – выходной день, может быть, он выйдет за чем-нибудь. Он же ее сразу узнает в лицо!

Авотия гуляла напротив подъезда, иногда присаживалась на скамейку, и не сводила глаз с входных дверей. И он вышел! Пропустил вперед какую-то очень полную, невысокую, с приятным миловидным лицом, женщину с толстым щекастым ребенком лет трех, и шел некоторое время позади них, потом поравнялся с ними, и тут Авотия подошла к нему. Он скользнул по ней безразличным взглядом и взял женщину под руку. Авотия слегка опешила, но тут же обогнала их и попыталась что-то ему сказать, но он вежливо обошел ее, не задев, и лишь глянул мельком н и к а к и м взглядом. Но всё же в его взгляде Авотия успела заметить что-то, если не совсем узнающее, то искорку узнавания, или просто интереса, не могло ей это показаться! Авотия замерла на месте и смотрела троице вслед. Женщина была очень полна и переваливалась как утка. Ребенок громко хныкал и упирался, пытаясь вытащить свою руку и усесться на тротуар обтянутой красными штанишками круглой упитанной попой. А он на ходу склонился к женщине и обнял ее за широкую талию, которой, собственно, у нее не было. Из глаз Авотии брызнули слезы. Как ей хотелось уверить себя, что это не тот мужчина! Но это был о н, ее мечта и любовь. Как скоро он нашел себе утешение! И какое! Разве не такой, как эта женщина, она была сама совсем недавно, и побоялась ему показаться!

Авотия подняла вверх голову, смаргивая слезы, и ее взгляд упал на большой круглый циферблат городских часов на башенке старинного здания. Эти часы всегда показывали не только время, но и число, месяц и год. Авотия протерла глаза… что это они показывают?.. Чепуха какая-то! Она обратилась к прохожему и попросила сказать сегодняшнюю дату. Он глянул на ходу на наручные часы и сказал время. Авотия схватила его за рукав и повторила просьбу: «число, месяц и год!». Мужчина с любопытством посмотрел на нее, и в его взгляде она прочла, что она очень красива, но безумна. Он мягко высвободился и указал на городские часы. Пошел дальше, оглянулся и повертел пальцем у виска.

Что же это значит? Значит… что прошло не пять месяцев… Прошло ПЯТЬ ЛЕТ! ПЯТЬ ЛЕТ!!! Бабка обманула ее! Потому она улыбалась себе провалившимся тонким ртом, когда замечала, что Авотия в своем уголке что-то чиркает карандашом. Бабка посмеялась над ней! Злая коварная старуха! Если бы она предупредила, что понадобится целых пять лет, разве Авотия согласилась бы! Бабка сказала: «пять времен». По палочкам в блокнотике вышло ровно пять месяцев… Вдруг Авотии вспомнилось, что она обещала похоронить бабку…

Она брела по улице, то останавливаясь, то нехотя шла дальше. Надолго застряла у стеклянной витрины. Красивая женщина с изумительной фигурой и погасшим лицом смотрела на нее из чисто вымытого блестящего стекла, и в нем отражались проходящие за ее спиной люди. Многие задерживались и смотрели на застывшую женщину необыкновенной красоты, что-то шепчущую горестно и безнадежно…