"Владычица Хан-Гилена" - читать интересную книгу автора (Тарр Джудит)

Глава 6

Элиан разбудил свет, до боли слепивший глаза. Она отвернулась и со вздохом зарылась в постель.

И чихнула. Ее кровать была вовсе не кроватью, а слоем палой листвы, которая служила ей вместо подушки. Элиан приподнялась на руках. Ее обступили деревья, в основном невысокие. Их острые тонкие иголки запутались в ее волосах, кололи кожу. Встав на колени, она отряхнулась.

Оглядев себя, Элиан издала негромкий возглас, выражавший одновременно боль и отвращение: она была покрыта грязью, в заляпанной кровью и полурасстегнутой, как у проститутки, одежде. На щеке и груди остались глубокие царапины, которые уже почти не кровоточили, однако страшно горели. С одеждой кое-как удалось справиться: пуговицы и шнуровка в основном сохранились. Элиан зверски хотелось есть, ее мучила жажда. Но воды поблизости было не видно и не слышно, и почти не осталось сил, чтобы поискать ее.

Косые лучи солнца пробивались сквозь листву. Левее и, как показалось Элиан, севернее находился пологий склон, изрезанный оврагами и покрытый валунами. Она вспомнила, чему учили наставники: вода всегда находится в низине, а у подножия большинства холмов протекает источник.

Она спасена и свободна. Об остальном можно пока не думать: о том, что она одна, без сенеля, ранена, что у нее нет ни воды, ни пищи, ни оружия и схватка отняла почти всю ее силу; к тому же она не имеет ни малейшего понятия о том, куда привела ее ослабевающая магия. Зато она твердо знала, что должна вернуться на прежнюю дорогу. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы начать передвигать ноги, спотыкаясь и изредка падая.

Один раз она все-таки упала очень неудачно. Склон был крутой, и Элиан покатилась, больно ударяясь о корни и камни, пока наконец не остановилась возле могучего дерева. Долгое время она не могла пошевельнуться и едва дышала.

Мало-помалу пришла в себя. У нее ничего не было сломано, но она сильно ушиблась. Заставив себя подняться, она сделала один нетвердый шаг, потом другой. Она почувствовала это прежде, чем услышала и узнала, прежде, чем осознала, потому что тело слепо, но верно стремилось к тому, в чем нуждалось больше всего. Вода слабой струйкой текла по мху и камням, собираясь в лужицу размером не больше ладони. Элиан бросилась к ней и пила до тех пор, пока не поняла, что больше не может выпить ни капли. Теперь каждый ее мускул требовал отдыха, но она медленно, как очень старая женщина, сняла с себя одежду и вымылась, поливая себя из ладоней. И только став чистой, она позволила себе растянуться под солнцем, лучи которого согрели ее тело.

Пища. В ней она по-прежнему нуждалась, и очень сильно. Но солнце, словно рука лекаря, коснулось ее кожи. Она дала ему убаюкать себя и задремала.

«Проснись! — Это был не голос, а что-то другое. — Проснись и иди. Сон после силы смертелен. Проснись!»

Элиан беспомощно попыталась прогнать этот неслышный призыв, снова погрузиться в забытье. И тем не менее тело ее распрямилось. Она поднялась и заплетающимися пальцами стала разбирать грязную одежду — та стала жесткой, отвратительно пахла и вызывала зуд на коже.

Еда. Вот же: растение с белым корнем, хрустящим и сочным. А па открытой поляне — заросли ежевики, где ягоды свисают в переплетении острых шипов. За кустами ручей расширялся, — и вот уже маленькая серебристая рыбка бьется в ее руке, холодная и нежная на языке.

Элиан чуть не подавилась, но рыбка все-таки достигла желудка, и девушка наконец пришла в себя, слабая и все еще голодная, но уже способная соображать. Она набрала еще пригоршню ягод, сорвала еще несколько растений с питательными стеблями и корнями. Немного позже надо будет сделать ловушку, чтобы обеспечить себя пропитанием.

Она напилась из ручья и встала на колени, чтобы умыть лицо. Отец много раз предупреждал ее: сила имеет свою цену. Пользоваться ею легко, но она требует от тела больше усилий, чем любое другое занятие. Когда она исчерпывается, то уносит с собой всю мощь мускулов и может даже убить, если тот, кто владеет ею, не способен подчинить ее себе. Тот, кто воспользовался силой, нуждается в долгом сне, обильной пище и длительном, в течение целого дня или больше, отдыхе. Так далеко Элиан еще не заходила, однако ей доводилось видеть отца после великих колдовских деяний — строительства, исцеления или призыва ветра. Он был так изнурен, что напоминал обессилевшего больного.

Но ведь она сделала так мало: открыла замок, создала иллюзию, поставила защиту, быстро переместилась в незнакомое место. И тем не менее все это почти приблизило ее к краху.

Но для воспоминаний пока не настало время. Элиан постояла в нерешительности. Еще немного дальше пройти, и тогда можно будет поставить ловушки. Элиан двинулась вдоль берега. Теперь она чувствовала себя более крепкой, но все же очень усталой. Еще чуть-чуть, совсем немного. Там, где поток становился шире, бурлил между крутыми берегами и пропадал из виду, она остановилась. Колени подгибались. Пристанище… ловушки…

Чья-то тень заслонила солнце. Элиан восприняла это без всякой тревоги. Над ее головой раздался голос, произносивший странные слова, которые она тем не менее должна была знать.

Тень приобрела форму. Мужчина в темно-зеленом килте и плаще, очень смуглый мужчина, почти черный, с гордо изогнутым носом над бородой, заплетенной во множество косичек.

Элиан охватил страх, а вместе с ним и отчаяние: ее снова поймали, и второй побег не удастся.

Появился второй мужчина, такой же темный, но выше ростом и, кажется, моложе, лицо его было чисто выбрито. Снизу они казались ей гигантами. Вновь пришедший наклонился и потянулся к ней.

Она пыталась сопротивляться. Но удары ее были слабы, и мужчина рассмеялся. Это были красивые люди с очень белыми зубами, в их ушах, на шеях и на запястьях звенели бронзовые кольца. Тот, что был выше, сказал несколько слов. Элиан подумала, что они должны означать: «Ну, бравый воин, успокойся же. Мы не убьем тебя прямо сейчас».

Нет. Она умрет медленно, в руках Изгнанницы. Элиан снова принялась сопротивляться, молотя кулаками изо всех оставшихся сил.

— Ай! — пронзительно вскрикнул человек, который держал ее за руки. — Да это просто дикий кот! Или даже сразу два кота, если присмотреться. — Тут локоть Элиан заехал ему по ребрам. — Эй, ты, — рявкнул он, — не смей так больше делать!

Это был скорее шлепок, чем удар, но он ошеломил Элиан. И она успокоилась в объятиях незнакомца. Он перевалил ее через плечо и пошел вперед, сопровождаемый своим товарищем.

С большим опозданием пораженная Элиан сообразила, что они говорят на языке Янона.

Деревья теперь росли реже, склон холма постепенно выравнивался, а лес кончался. Наконец Элиан пришла в себя, но не решалась пошевелиться. По-прежнему лежа на крепком плече, она только приподняла голову, чтобы видеть то, что хотела. Она заметила открытую местность, и чистое небо, и землю, покрытую не лиственным перегноем, а высокой травой и камнями; а потом она услышала и ощутила, что они вышли в поле, где разбит лагерь. Здесь слышались голоса людей и животных, едкий дым костра щекотал ноздри. Группа людей встретила вернувшихся товарищей с веселым любопытством.

— Эй, Кутхан! — кричали они. — Удачная охота? — Даже лучше, чем я ожидал, — ответил тот, кто ее нес.

Остановившись в центре лагеря, он опустил Элиан на землю. Хотя для женщин гилени она была высока, такого же роста, как большинство мужчин, но плечи и голова незнакомца возвышались над ней. И все равно, глядя в его лицо, она ощетинилась, глаза ее засверкали, а кулаки уперлись в бока. Он ухмыльнулся.

— Вот, смотрите, — сказал он, — настоящий дикий кот.

В конце концов оказалось, что вокруг нее собралось не так уж много людей. Около дюжины. И несмотря на то, что они определенно развлекались, глаза их изучали ее. Костры лагеря были надежно укрыты, они издавали слабый запах, но не дымили, лошади щипали траву под деревьями. На одежде каждого из этих людей блестели золотые застежки с изображением Солнца.

Никто не держал Элиан, но она чувствовала себя в плену. У нескольких человек были в руках луки и стрелы, готовые к применению.

— Ну что же, рыжик, — сказал человек, которого звали Кутхан, — думаю, тебе пора рассказать нам о себе.

— Вы — люди Мирейна, — сказала она. Несколько человек определенно были родом с севера. Она заметила и южан, рыжих и коричневых, одетых в штаны, и одного асанианца в неуместном для него наряде северянина. — Ну, и где он? Поблизости? А если так, то он нарушает границу. Этот край принадлежит князю Ашана. — Разве сейчас это так?

Кутхан сделал знак глазами, и большинство собравшихся постепенно разошлись, осталось лишь несколько человек. Кутхан положил руку на плечо Элиан, подтолкнул поближе к огню и усадил.

Блеснуло лезвие ножа. Она напряглась. Едва взглянув на нее, он отрезал тонкий кусок мяса от поджаривающегося на костре жаркого и протянул ей. Ножа он ей не предложил. Элиан осторожно взяла мясо, потому что оно было обжигающе горячим, и так же осторожно откусила кусочек.

Кутхан терпеливо ждал. Когда с мясом было покончено, он протянул ей чашу. Она понюхала и, убедившись, что это вода, с благодарностью выпила.

Второй человек сел на корточки рядом с Кутханом: это был асанианец. В подобной компании этот невысокий прилизанный мужчина с острыми глазами казался едва ли не карликом. Он не сводил с Элиан взгляда, в котором не было ни сочувствия, ни доверия.

— Гилени, — сказал он на языке Янона с легким акцентом, — рождаются лжецами. — А может, и нет, — сказал Кутхан. — А может, и да, — возразил асанианец. — Испытай его. Он ведь говорит достаточно внятно. Ашан есть Ашан, его принц не глупее нашего короля. Он может нанять шпионов. — Рыжеволосых шпионов гилени? — Почему бы и нет? Красная грива — ведьмина сила, так говорят на юге. Кутхан нахмурился.

— Я допрошу его. Этого будет вполне достаточно. Но я не уверен…

— Если бы я шпионил, — вмешалась Элиан, — то вы никогда бы меня не поймали. Я искал вашу армию. Я хочу сражаться на стороне вашего короля. — Почему?

— А почему нет? — Элиан прикусила язык. Хотя Кутхан и развлекался, он все-таки был внимателен. Она поймала его взгляд. — Ваш… друг во многом прав. Я действительно из Хан-Гилена. Я слышал о Солнцерожденном. Я хотел быть свободным, хотел сражаться. Я думал, что если присоединюсь к нему, то получу и то и другое. Я сбежал из дома. — Улыбка вновь вернулась на лицо Кутхана. Он верил се словам. Элиан выдавила ответную улыбку.

— Моя мать никогда бы мне этого не позволила. Поэтому я сбежал ночью. — Ты сбежал один? Без оружия? Пешим? — Один, да. Все остальное я… я потерял. Далеко позади. Вы слышали о женщине, которую зовут Изгнанница?

Мужчины напряглись. Кутхан подался вперед. Взгляд асанианца стал почти ликующим.

Элиан сжала кулаки на своем поясе, там, где был пристегнут меч.

— Ее лагерь находится южнее, на расстоянии одного дня пути, может, чуть больше. С ней ее люди. Они поймали меня, убили моего сенеля и отобрали все, что у меня было.

Полные губы асанианца скривились. — А тебя отпустили. Она оскалилась в ответ.

— Нет. Они не отпустили бы никого, похожего на меня. Красная грива — ведьмина сила. Она знает это не хуже вас. Но этого недостаточно. — Никто не может убежать от демона во плоти. — Это возможно, если ее разум занят чем-то другим. Все-таки она не всеведуща.

— Южанин лжет.

— Это чистая правда. — Элиан посмотрела на Кутхана. — Отведи меня к королю, и пусть он сам рассудит. Асанианец вскочил на ноги.

— Изгнанница — женщина гилени. Красноволосая гилени, ведьма и колдунья. И лучшее оружие против моего господина — это ее сородич в нашем лагере. Молодой и невинный на вид, но готовый к убийству, так же как и она, убившая невесту бога.

— Она предательница и изгнанница, от нее отрекся весь ее род. — Элиан откинула назад спутавшиеся волосы. — Ваш король все знает. Отведите меня к нему.

Кутхан дрогнул. Испытывая чувство, похожее на стыд, она последовала за его мыслями. Он командовал здесь, но он был молод и лучше разбирался в местности, нежели в людях. Распознать явного шпиона, который скрывается, все вынюхивает и сует нос куда не следует, достаточно легко. Но этот гордый юноша, красивый как девушка, был найден почти в обмороке возле ручья. Действительно ли он тот, кем кажется, или все же это прислужник их врага?

— Король может все решить, — сказала Элиан. — Может, — медленно произнес Кутхан. — Но сначала надо заняться этими шрамами. Они выглядят отвратительно.

— Еще бы. Это подарок ведьминой подружки. — Элиан вытянула руки. — Ведите же меня. Чем раньше я увижу короля, тем лучше.

— Но только не с таким лицом, — упрямо повторил Кутхан. — Если я допущу это, король спустит с меня шкуру.

Она вздохнула и подчинилась. Кутхан собственноручно промыл раны и смазал целебной мазью, прищелкивая языком в знак сожаления об ущербе, нанесенном ее красоте. Его руки двигались легко и умело. Элиан с удивлением обнаружила, что улыбается ему кривой, застывшей улыбкой.

— Свяжи его, — рявкнул асанианец, который не отводил от них глаз. — Или это сделать мне? Да ты уже почти влюбился в него. Казалось, эти слова не обидели Кутхана. — В этом нет необходимости. Я все равно отвезу его туда, куда он и сам хочет попасть. — А если он вонзит тебе нож в спину? — Я все-таки рискну.

За внешним легкомыслием Кутхана скрывалась стальная воля. Асанианец поступил мудро и подчинился.

Элиан была удостоена доверия. Ей дали сенеля, ее не связывали и не пытались заткнуть кляпом рот, а Кутхан наблюдал за ней так ненавязчиво, что это было почти незаметно. Иногда он ехал рядом, иногда впереди, временами молча, но чаще пел. У него был очень приятный голос.

Во время очередной паузы она спросила: — Это что, обычное дело, когда капитан разведки заявляет о своем местонахождении на все королевство?

— Да, если королевство принадлежит нашему королю, — ответил Кутхан.

У Элиан перехватило дыхание. Она пыталась не думать. О том, что она уже почти пришла. Туда, где Мирейн. Сказать ему, почему она здесь. «Я скажу тебе то, что должна сказать. Я держу свое слово. Я хочу драться за тебя».

Или еще позорнее и ближе к правде: «Был один мужчина, меня почти принудили выйти за него замуж, и я сделала бы это со всей радостью, но так испугалась, что сбежала».

Сбежала так далеко, как могла, сбежала прямо в глубину своего детства. Сбежала, как когда-то, к Мирейну, чтобы ее обняли и убаюкали, может быть, слегка выбранили, а может быть, и не слегка, но всегда бы простили.

Правда. Она была обжигающей. «Я обещала. Мое первое обещание. Я выйду замуж за тебя или вообще не выйду ни за кого».

А этот никто так ужасающе легко чуть было не превратился в кого-то, чье лицо было вырезано из слоновой кости, а глаза излучали золотой свет.

Элиан пристально посмотрела на Кутхана. Это отвлекало, прогоняло навязчивые мысли. Он снова запел, и она заставила себя думать только о его песне.

Несмотря на все слухи, армию Солнцерожденного никак нельзя было назвать варварской ордой. Каждый народ, племя, отряд наемников имели здесь свое место.

Это касалось также и тех, кто следовал за армией: торговцев и ремесленников, женщин и мальчиков, певцов, танцоров и сказителей. Казалось, на этой вересковой пустоши вырос целый город со своим порядком и дисциплиной, и всем правила рука сильного короля.

На самом краю лагеря Элиан чуть было не развернулась и не направилась к югу. Удержал се от этого отнюдь не здравый смысл. Совсем даже не он. Здравый смысл удержал бы ее в Хан-Гилене и соединил с асанианским принцем.

В этот лагерь ее привела гордость, а удержал ее здесь характер. Оказалось, что король не сидит и не ждет ее в своей палатке. Все знали, где он находится, и все называли разные места. Кутхану, кажется, нравилось изображать из себя охотника. А почему бы и нет? Ведь он возглавлял разведку.

— У вас всегда так? — спросила Элиан, когда четвертый человек отправил их в очередное место, где было полным-полно людей, оружия, лошадей, но не было и следа присутствия короля. У Кутхана хватило наглости рассмеяться. — Не так-то легко быть под началом моего господина. — Он сказал это беспечно, но в его тоне чувствовалось уважение, близкое к поклонению. — Пошли же. Я знаю, где он может быть.

Этот город, как и любой другой, имел свой рынок, достаточно широкий и разнообразный даже по мнению Элиан. Неожиданно для себя она задержалась возле палатки, заваленной ярким шелком, и поспешила догнать Кутхана. Не подумав, она ответила на его улыбку, тут же вспыхнула и нахмурилась. Кутхан рассмеялся и увлек ее в лабиринт лотков, палаток и шатров. Сердце рынка находилось не в его центре, а возле палатки, источавшей отвратительный винный запах. Здесь раздавался гул мужских голосов и пронзительный женский смех. Кто-то пел. До Элиан долетел бой барабана и внезапные нежные звуки флейты. Ее окружали лица северян, словно она оказалась среди черных орлов. На одном человеке здесь можно было увидеть больше золота, чем на целой группе женщин в Хан-Гилене. А под золотом сверкало больше оголенной кожи, чем это было принято в каком-либо другом месте. На одной из женщин не было ничего, кроме украшений. Элиан увидела ее позолоченные соски, покраснела и отвернулась.

И тут взгляд ее случайно упал на мужчину в одном из самых пестрых нарядов. Ростом и красотой он выделялся даже среди этих высоких и красивых людей. Он был просто прекрасен, и Элиан не могла отвести от него глаз. Мужчина развалился на скамье, словно длинноногий кот-охотник, чья неуклюжесть превратилась в грацию. На нем был полный набор варварских бронзовых украшений, принятых у его народа, и он носил их с такой же легкостью, с какой носил собственную кожу. Без них его и представить себе было невозможно.

Он встретил ее взгляд без всякого выражения. Он не таращился ни на ее огненную шевелюру, ни на израненную щеку, а просто ответил взглядом на взгляд. Вероятно, он был молод: из-за бороды и побрякушек невозможно было точно определить его возраст. Его кожа отличалась гладкостью, лицо еще не изрезали морщины, но глаза были глазами старца. Или новорожденного.

Этот человек не был магом. Он не был рожден для магии, и его не учили ей. И тем не менее в нем чувствовалась сила, она исходила от него, она была его частью. Он управлял ею так же легко, как дышал, потому что для него это было естественно. Элиан еще не доводилось видеть подобных людей.

Она отвернулась. Вокруг нее раздавались взрывы смеха. Только его глаза следили за ней. Все остальные смотрели на кого-то, кого Элиан не могла видеть, на тень в тени, голос которой звучал удивительно ясно. Этот голос можно было сравнить с черным бархатом. Сладкий, как южный мед, он произносил слова, слишком незначительные для запоминания. Какой-то вопрос. Ответ на него прозвучал пронзительно и резко, с обилием странных звуков чужого наречия.

Ноги сами внесли Элиан в палатку. Чьи-то новые глаза заметили ее и удивленно расширились. Она не обратила на это внимания. Глубокий мягкий голос рассыпался смехом. Его обладатель наконец появился из тени высокого мужчины, прислонился к его сверкающему плечу, белоснежные зубы блеснули на лице, которое Элиан знала лучше, чем любое другое в мире.

Мирейн всегда называл его безобразным. Оно никогда не вызывало мыслей о красоте — слишком непропорциональное, чтобы быть прекрасным. Весь Янон отразился в этом изогнутом, заостренном носе, в этих резко и высоко очерченных скулах, в этих ровных бровях над глубоко посаженными глазами.

«Да ведь он совсем не изменился!» — подумала Элиан. Но нет, он изменился.

Его нельзя было назвать ни карликом, ни великаном из легенды. Он был немногим выше ее и достигал роста, считавшегося средним в Хан-Гилене. Его непокорные волосы все так же были заплетены в косичку жреца, тело оставалось по-прежнему гибким — тело воина или танцора, изящное даже во время отдыха.

Глаза тоже не выдавали никаких перемен. Это были глаза бога. Еще никто не мог с легкостью встретить их взгляд. Перемен не было и в его лице. Лица всех северян были воплощением надменности. Перемена заключалась даже не в том, что он отказался от простой, удобной одежды юга, сменив ее на пестрый, почти обнажающий тело наряд севера, так что ожерелье жреца казалось неуместным среди причудливого переплетения бронзы и золота. Нет, перемена крылась глубже. В свое время она распрощалась с мальчиком, своим братом. А этот человек был мужчиной и королем.

Он осушил чашу, все еще слегка прислоняясь к своему товарищу. На мгновение их глаза встретились, и между ними пробежала искра. Она была слишком слаба для проявления страсти, слишком незначительна для проявления любви. Так один человек встречается с другим; так брат встречается с братом.

Теперь Элиан знала, кто этот второй мужчина. Вадин аль-Вадин, лорд Асан-Гейтана, что в королевстве Янон, Он, находящийся рядом с самим Мирейном, был героем легенды, сложенной об Ан-Ш’Эндоре. Получив приказ старого короля Янона служить новому принцу с юга, он крайне неохотно повиновался. С той же неохотой он наблюдал, как принц становится королем, помимо собственной воли стал его вассалом и наперсником — и умер ради своего господина, приняв на себя удар копья, предназначенный Мирейну. Но Мирейн вернул его к жизни, и оказалось, что нежелание служить исчезло и ему на смену пришла любовь к королю-чужеземцу. Они поклялись друг другу в верности и стали братьями по крови; люди говорили, что их связывает нечто большее, но этого никто не мог доказать. Да никто и не нуждался в доказательстве. В глазах того, кто был наделен силой, они представляли собой две половинки единого сияющего создания.

Элиан не понимала, почему ее сердце сжалось. Это не была боязнь видимой и осязаемой силы, которая таилась в этом человеке. Элиан сама была прирожденным магом, и ее сила намного превосходила его возможности. К тому же если они назвались братьями, если где-то в сумбуре долгих военных походов стали любовниками, то какое ей до этого дело?

Однако ей до этого было дело. Вадин стоял там, где поклялась стоять она. Он получил то, за чем явилась сюда она.

Мирейн снова рассмеялся, отказываясь от еще одной чаши вина.

— Нет-нет, я уже достаточно выпил, и меня требует целый отряд лордов. Что они скажут, если меня будет шатать, словно пьяного солдата?

— Тебя? — выкрикнул кто-то. — Шатать? Да никогда!

— А, — лукаво сказал Мирейн. — Открою тебе секрет, Бредан: я вообще не могу пить вина. Я всегда подсовываю его брату.

В ответ послышался взрыв хохота, но его наконец отпустили. Казалось, он не замечает рук, протянутых к нему, касающихся его словно случайно или не дотягивающихся до него, — это были любящие руки.

Элиан точно уловила момент, когда Мирейн заметил ее. Он остановился как бы в нерешительности. Но на его лице ничего не отразилось, и он прошел мимо, не взглянув на нее, широко шагнув на залитую солнцем площадь.

Кто-то дотронулся до Элиан. Она обернулась, держа руку на рукоятке кинжала. Кутхан манил ее за собой. И когда она не двинулась с места, он положил руку ей на плечо легко, но настойчиво.

Позади винной палатки пролегал узкий переулок, в котором никого не было. Кроме Мирейна. В лучах своего отца Солнца он стал для нес незнакомцем. Это был сын бога, завоеватель, король Янона. Глаза его, холодные и спокойные, устремились на Элиан.

Он поднял руку. Золотое солнце ослепило Элиан. Кутхан ушел. Там, где он стоял, теперь была холодная пустота, витало сдержанное любопытство и искорка страха за нее, которая таяла как туман в солнечных лучах.

Элиан стояла молча, вызывающе выпятив подбородок. Пусть этот незнакомец прогонит ее. Пусть он даже убьет ее. Она слишком далеко зашла, и теперь ей все равно.

Мирейн наклонил голову набок. Губы его изогнулись, и Элиан узнала эту его прежнюю кривую улыбку. — Ну? — спросил он ее.

Слово на языке гилени было произнесено голосом, который она знала так хорошо, что слышать его было почти больно.

— Ну? — отозвалась она, разозлившись неизвестно на что и одновременно на все сразу. — Теперь я в твоем распоряжении. Ваше величество.

— Могу и распорядиться, — согласился Мирейн. Он скрестил на груди руки и оглядел ее с ног до головы. — Я тебя ждал.

У нее чуть не отвисла челюсть, и ей пришлось сжать зубы.

— Откуда, дьявол тебя побери… Он, казалось, даже не расслышал этого. — Ты не слишком-то торопилась. Я уже начал спрашивать себя, не забыла ли ты о своем обещании.

Ведь ты была очень молода, когда поклялась, что последуешь за мной в Янон.

— А я думала, что ты забыл об этом, — сказала Элиан. — Ведь у тебя и без того хватает забот… надо завоевывать мир…

Взмахом руки Мирейн велел ей замолчать. Она смущенно осеклась, охваченная одновременно гневом и желанием сбежать. Его глаза снова успокоились.

И тут он протянул руки. Элиан уставилась на них. Он улыбнулся, глаза его заискрились. Она кинулась к нему, смеясь, и они закружились в долгом, восхитительном, удушающем объятии.

Наконец они отступили друг от друга. Мирейн снова взглянул на нее, но теперь от холодности не осталось и следа. — Ты выросла, — произнес он. — Ты тоже.

— На добрую ладонь, — кисло сказал он, крутя в пальцах завиток ее волос. — Твои волосы стали еще краснее, чем раньше. А как твой характер? — Еще хуже, чем прежде. — Это невозможно.

Она оскалила зубы. Мирейн усмехнулся и на какой-то короткий миг стал выглядеть ее сверстником. — Как твой отец? И Хал? И… — Все в порядке, все процветают. У Хала подросли два сына, а скоро родится еще один ребенок: он говорит, что будет дочь. Хал очень серьезно относится к своим обязанностям перед династией.

Должно быть, ее подвел голос. Мирейн пристально взглянул на нее.

— А ты? Что-то ты неважно выглядишь. На тебя случайно не напали в пути?

— Напали, — ответила она послушно и так спокойно, как только могла. — Я сбежала от твоего старинного врага. — Мирейн слегка нахмурился. Конечно, он мог забыть об этом, ведь все это случилось много лет назад. — От той, которая лишилась своего имени и зрения за то, что отвергла тебя. От моей родственницы, которую изгнал отец. Она поймала меня, но я сбежала. Она ненавидит тебя, Мирейн.

— Так, — тихонько сказал Мирейн, словно обращаясь к самому себе. — Начинается. Он поднял глаза, и этого внезапно оказалось достаточно, чтобы она чуть не задохнулась. — И ты должна разделить со мной этот жребий. Твой отец простит меня за то, что я допустил это. А твоя мать?

Элиан с трудом проглотила ком в горле. В ее мозгу было пусто. И от этого слова давались ей с такой легкостью, словно она тщательно обдумала их заранее.

— Мама отличается практичностью. Лучше уж ты, считает она, чем кто-то другой. По крайней мере ты проследишь за тем, чтобы моя добродетель не пострадала. — Да ну?

Жаркая краска залила ее лицо. Она попыталась рассмеяться.

— Тебе придется сделать это, если хочешь, чтобы тебя простили.

Мирейн наклонился и сорвал веточку вереска, нежную и удивительно неуместную в этом беспокойном городке.

— Тогда я должен постараться, правильно? — Он повертел веточку в пальцах. — Мои наместники в Яноне ждут тебя. Это две замечательные женщины, а Алидан к тому же владеет оружием. Думаю, вы понравитесь друг другу.

— Нет! — Ее горячность поразила Мирейна, и Элиан попыталась говорить тише. — Я не хочу, чтобы меня упаковали как… как дорожную сумку. Я пришла к тебе, чтобы сражаться за тебя. Я пришла сюда, чтобы быть свободной.

— Ты и так свободна. — Ее подбородок упрямо выпятился, но Мирейн глядел на нее с не меньшим упрямством. — Ты поклялась приехать в Янон. — Я поклялась сражаться за тебя. — Элиан, — сказал он терпеливо, — я не могу допустить, чтобы ты находилась в моих отрядах. Даже если твой обман и не раскроется при первой же переправе через реку, то и для мальчика ты слишком красива, чтобы болтаться у меня в армии.

— Я думала, ты поймешь меня. Но ты такой же, как и все остальные. — Элиан сунула руки прямо ему в лицо. — Ну тогда свяжи меня. Отправь назад в Хан-Гилен. Посмотри, как меня опутают шелками, чтобы я вообще не могла двигаться, а потом продадут какому-нибудь покупателю познатнее.

— Элиан, — спокойно сказал он, но его тон подействовал на нее как пощечина. — Я не могу отправить женщину или красивого мальчика есть и спать с моими воинами, если только они не подготовлены как следует к тем последствиям, которые могут случиться. Чего о тебе, моя владычица Хан-Гилена, сказать нельзя. — Элиан молчала, сверкая глазами, а он неумолимо продолжал: — Твое место в Яноне — и я могу дать тебе провожатых, либо возвращайся к своей семье. Выбор за тобой.

Она чуть было не выругалась, чуть не разрыдалась. Но вместо этого она изо всех сил ударила его.

От удара Мирейн покачнулся, но не упал. Элиан застыла, дрожа и холодея от ужаса: ведь она подняла руку на короля. Внезапно он рассмеялся.

Она снова ударила его. Не переставая смеяться, он завладел одной ее рукой, затем поймал другую. Элиан навалилась на него всей своей тяжестью.

Они катались по притоптанной траве, и он хохотал как безумный, а она лупила его, плевалась и ругалась на всех языках, которые знала. А потом налетела на камень — и вытянулась, задыхаясь и ненавидя его. По его щекам текли слезы, это были слезы от смеха. Потом его лицо помрачнело, его темный бездонный взгляд проник в ее глаза. Внезапно он отпрянул.

Элиан встала, дрожа. Мирейн стоял немного в стороне, глядя на нее. Его лицо снова стало спокойным и холодным. То ли сам он вырос, то ли мир сжался. Он возвышался над ней, надменный, недосягаемый, царственный.

— По законам войны ты моя пленница и должна подчиниться моей воле. Я могу отправить тебя назад к отцу, как один лорд передает другому сбежавшую овцу. Могу отослать тебя в Янон, чтобы ты ждала там моего возвращения и готовилась доставить мне удовольствие. Я могу оставить тебя при себе, взять тебя, использовать, а потом избавиться от тебя, когда ты мне надоешь.

— Только не ты, — сказала она, не думая, — и только не так.

Из-за маски выглянул человек. Теперь он уже не казался таким высоким.

— Да. Признаться, у меня нет склонности к насилию. Но что еще я могу сделать? Я не хочу, чтобы кто-нибудь из моих капитанов причинил тебе боль.

— Тогда, — отчаянно выкрикнула Элиан, — позволь мне делать что-нибудь другое. Позволь мне быть твоим стражем, слугой, кем угодно!

Мирейн оценивающе взглянул на нее, словно перед ним был кто-то незнакомый. Она не могла выдержать его взгляд.

— Вообще-то так случилось, — сказал он наконец, — что мне понадобился оруженосец.

Элиан разинула рот и снова его закрыла. Лицо Мирейна совершенно не смягчилось. И тем не менее он предложил ей это. Быть оруженосцем. Стражем и слугой одновременно. Место, почетнее иного другого: она будет ехать по правую руку от него, спать в ногах его кровати, прислуживать ему, отдавая свою жизнь и верность, пока смерть или рыцарский титул не освободят ее.

И этот король королей обладал своей легендой. У него не было оруженосца. Во всяком случае, с тех пор как за него умер один человек, которого он возвратил к жизни и сделал рыцарем, князем и побратимом. То, что он счел Элиан достойной этого места, было бесценным даром.

— Конечно, — сказала она, — конечно, многие принцы состязаются за право удостоиться этой чести. — Но ты принцесса. Она не могла произнести ни слова. Мирейн поджал губы.

— Да, тебе следует хорошенько подумать. Любую женщину, стоит ей только заговорить со мной, считают моей любовницей. А тот, кто будет спать в моей палатке, постоянно находиться в такой близости от меня, без сомнения, навсегда потеряет право на доброе имя.

Голос вернулся к Элиан и зазвучал по-прежнему уверенно: — А как насчет мальчика?

— Если таков твой выбор, — ответил Мирейн, — то я не собираюсь выдавать тебя. Но рано или поздно правда откроется.

— Пусть все будет так, как будет, — сказала она, преклоняя колени у его ног. — Я буду служить тебе, мой господин, и выполню любые твои приказы; пусть даже это будет стоить мне жизни, если угодно богу. Король положил ладони на ее голову.

— Я принимаю твою присягу и твои услуги, твое сердце и твою руку, твою защиту и твою поддержку до самой смерти. Во имя Аварьяна, да будет так.

Элиан судорожно вздохнула. Она сказала только то, что пришло ей на ум, но ритуал свершился, вассал покорился своему господину, полностью и неизбежно.

Именно за этим она здесь. Элиан слегка оживилась и улыбнулась Мирейну. — Ну, мой господин? С чего мне начать? — С того, чтобы пойти со мной в мою палатку. Но когда она встала рядом с ним, он замер. Его глаза были устремлены на нее. Элиан посмотрела вниз: завязки на ее одежде во время драки ослабли и при малейшем движении расходились, обнажая грудь и длинные глубокие царапины на ней.

Мирейн поднял руку, но не дотронулся до нее, дыхание со свистом вырывалось сквозь его сжатые зубы. — Ты не сказала мне об этом. — Ерунда. — Она сердито дернула оборванную тесьму. — Проклятие! Теперь все на свете смогут увидеть…

Нежно, но непреклонно Мирейн развел в стороны ее руки и распахнул края ее плаща и рубашки. Элиан не сопротивлялась, сначала просто назло, а затем потому, что в его прикосновении и взгляде не было ничего постыдного. Раны покраснели и горели, их пронзала боль, которую она заставляла себя не замечать. Но в тех местах, которых касались его руки, даже там, где кожа была особенно нежной, а раны особенно глубокими, боль уменьшилась, притупилась и утихла совсем, алые рубцы побледнели и зажили.

Мирейн поднял руку к ее щеке, но Элиан удержала его, сказав: — Нет.

Он в нерешительности заморгал, не зная, применить свою силу или отказаться от нее.

— Позволь мне иметь собственную боль, — продолжала Элиан. — Останется шрам, — заметил он. — Я заслужила это из-за собственной глупости. Какое-то мгновение Мирейн стоял неподвижно, потом опустил голову.

— Вот, — сказал он самым обычным тоном, отделяя полосу кожи от своего ремня. — Посмотри-ка, будет ли это держаться.

Это держалось отменно. Теперь, когда ее рубашка была надежно и крепко подпоясана, а плащ скрывал ее тело от всего мира, она вместе с Мирейном направилась в шумный лагерь.