"Владычица Хан-Гилена" - читать интересную книгу автора (Тарр Джудит)

Глава 9

Элиан повела плечами. Ее новые доспехи сидели на ней как новая кожа из бронзы и золота, но вес их был непривычным: она чувствовала себя легче и одновременно увереннее, чем в амуниции Хан-Гилена.

Илхари переступила под ней с ноги на ногу. Неизвестность? Может быть. Или просто страх? Что касается ее, она была бы чрезвычайно рада, если бы ее первый бой остался уже позади.

Логика Илхари оказалась как всегда безупречной. Элиан поправила боевые вымпелы, вплетенные в гриву кобылы, — зеленое на красно-золотом. Она заметила, что Мирейн занимается тем же самым. Вымпелы Бешеного были алыми, цвета крови.

Он казался беззаботным и даже беспечным, расслабленно сидел в седле, вглядываясь в противника через длинный пологий склон холма. Его армия плотной массой следовала за ним, усиленная теперь еще и отрядами из Ашана. Колосящиеся поля перед ними казались золотыми, но колосья были потоптаны и золото их померкло. Земля в изобилии рождала новый урожай — урожай плоти и стали.

Элиан наблюдала, как Мирейн спокойно, не торопясь рассматривает развернувшуюся перед ним картину. Войско его расположилось в том месте, которое выбрал он сам: гребень Ашанских гор полого переходил здесь в склон холма и оканчивался широкими полями, на которых и был разбит лагерь.

Противостоял ему не один гарнизон. Эброс снарядил целую армию, чтобы отбросить назад северян, он не принял послов и отверг мирные предложения, чтобы избежать кровопролития. Армия Эброса покинула город с высокими стенами, жители которого возделывали эти поля, и двинулась навстречу предстоящей битве. За их спинами лежал этот город и эти крутые горы, но их силы были расположены так, что волей-неволей они оказались ниже армии Мирейна; если бы они решили поменять положение, то им пришлось бы двигаться в гору под градом стрел. Тем не менее они были сильны, и один их фланг укреплен с помощью самого страшного оружия — боевой машины-косилки. Даже сами воины Эброса опасались близко подходить к се смертоносным крутящимся колесам.

Их предводитель ездил перед ними взад-вперед на маленькой, но роскошной колеснице, сверкающей золотом и пурпуром. Ее несли кобылы одинаковой масти, их шкуры были ярко-золотыми, гривы струились, словно белая вода. Сам командующий сиял золотыми доспехами, а на его высоком шлеме красовался венец.

— Индрион из Эброса, — сказал наследник князя Луйана, сидевший на колеснице рядом с Мирейном, и в его голосе и сверкающих глазах прорвалась горечь вековой вражды. — Сейчас мы разберемся с этим скотокрадом.

«Неудачное слово», — подумала Элиан, глядя на это великолепное зрелище. Мирейн не удостоил говорящего своим вниманием. Во вражеском стане началось волнение. Сам же Мирейн и его люди застыли без движения, но это была неподвижность льва перед прыжком.

Эбросцы не могли дольше терпеть такое положение и с ревом устремились вперед. Мирейн даже не пошевелился. У Элиан екнуло сердце. Эбросцы были уже близко, рискованно близко. Она могла различить в общей массе отдельных воинов: рыцаря на сенеле, воина на колеснице в легком вооружении, пехотинца в кожаных доспехах с заплатками на штанах. Ей были очень ясно видны эти заплатки, плохо пришитые, словно он делал это сам, из более светлой, новой кожи.

Чья-то рука дотронулась до нее. Элиан взглянула и замерла. Рука Мирейна отдернулась, но взгляда он не отвел. На нее смотрели не человеческие глаза, а глаза бога, яркие, холодные, чужие.

— Помни, — сказал он тихо, но слишком отчетливо, — никакого героизма. Цепляйся за меня как репей, следи за моим оружием. Все остальное предоставь моей армии.

Она открыла рот, чтобы ответить и, может быть, даже возразить. Но Мирейн уже отвернулся от нее, а вся его свита смотрела на них. Некоторые улыбались, особенно более молодые: они считали, что все понимают.

— Приободрись, парень, — сказал тот, что находился ближе, — у тебя будет возможность отличиться.

— Что верно, то верно, — признал другой. — Здесь каждый может найти удачу и славу.

Он улыбнулся и хлопнул Элиан по плечу так, что она покачнулась в седле. Она сжала зубы и улыбнулась в ответ.

Эбросцы уже достигли подножия холма. Запели луки и полетели стрелы. Одна из них упала возле ног Бешеного.

Несколько долгих мгновений Мирейн смотрел на нее. Элиан хотелось заорать на него, ударить, заставить двигаться.

Наконец его меч вылетел из ножен, и Бешеный с яростным ржанием ринулся вперед.

Илхари понеслась за ним. Элиан припала к седлу, повинуясь слепому инстинкту. Весь ее гнев, все ее нетерпение, даже ее болезненный страх исчезли в пылу атаки. Остались только изумление и нарастающее возбуждение. Ветер бил ей в лицо, тяжелый меч — и когда только она успела вытащить его из ножен? — сверкал в руке, крепкая спина сенеля вздымалась под ней. Позади нее была армия, впереди — всегда впереди — пылало алое пламя Солнцерожденного. Это была не тренировка в стрельбе по мишеням и не игра в войну на столе, а настоящая битва, достойная песен бардов. Элиан рассмеялась и пригнулась в седле. Две армии столкнулись со страшной силой. Оставшись без присмотра, Элиан могла скакать в любом направлении. Но Илхари не собиралась отставать от Бешеного. И это тоже было своего рода безумием, ибо они постоянно присутствовали в гуще сражения, там, где шел самый горячий бой. Может быть, Мирейн и обучался на юге, но дрался он как вождь северных племен, находясь во главе своей армии, направляя ее и являясь примером для остальных.

Он был безумен. Божественно безумен. Одержим. Ни одна стрела не коснулась его. Ни один клинок не пронзил его сверкающих лат. Глаза его горели, тело сияло, и это сияние становилось все ярче. Даже когда туча набежала на солнце, он продолжал излучать золотой свет.

Элиан, несшаяся за ним по пятам с его копьями и щитом, от которого Мирейн безрассудно отказался, чувствовала, как исчезают остатки ее гнева. На смену ему пришло благоговение.

Она боролась с этим благоговением так же яростно, как сражалась с врагом, теснившимся вокруг нее. Мирейн был ее братом. Она сделала свои первые шаги держась за его руку, она нацарапала свои первые буквы под его руководством, она впервые узнала, как держать меч, когда он вложил рукоятку ей в ладонь. Он ел и спал как любой другой мужчина, видел хорошие и плохие сны и просыпался с затуманенными глазами, взъерошенный, похожий на мальчишку и слегка раздраженный. Он смеялся над солдатскими шуточками, плакал, не испытывая стыда, когда слышал печальные песни о древней любви, не скрывал восхищения при виде великолепной собаки, хорошего скакуна или прелестной женщины. Он был человеком. Живым, дышащим, теплым и сильным человеком. В битву он ринулся словно бог. Над Элиан взлетел клинок. Она отразила удар и нанесла ответный, как ее учил наставник. Острая сталь разрубила кожаные доспехи и плоть, достав до кости. Дернув изо всех сил, Элиан освободила меч. Она еще никогда не видела, как умирает человек. Ее первая жертва. Илхари била копытами и щелкала зубами на менее крупного, но более крепкого коня, владелец которого, превосходно вооруженный, крутил мечом над своей головой.

«Слишком рисуется», — подумала Элиан. В результате такой бравады между его боком и рукой осталось незащищенное место. Острие ее меча пронзило тело. — Опасность справа!

Элиан развернулась. Мимо ее руки просвистела бронза. Но чей-то клинок поразил атакующего, и Элиан увидела бело-зеленую вспышку. Это был Вадин во всем своем варварском великолепии: в шлеме, украшенном медью и золотыми перьями, в доспехах, нагрудник которых сиял бронзой и янтарем из Янона. Его брат, находившийся рядом с ним, вторил его ухмылке, но при взгляде на Элиан глаза его становились шире, спокойнее и намного темнее. Почему, подумала она в раздражении, этот мальчишка так беспокоится за нее? Внезапно ей все показалось удивительно забавным, она рассмеялась и крикнула им обоим: — Спасибо!

Вадин кивнул, засмеялся вместе с ней и погнал свою кобылу прочь. Кутхан подогнал своего высокого жеребца поближе к Элиан, словно намереваясь остаться с ней. Он упорно отказывался обращать внимание на ее протестующий взгляд.

На короткий миг волна битвы отхлынула. Передним рядам потребовался отдых, им надо было перевести дух, осмотреть раны. Знаменосец Мирейна поставил древко на землю и успокаивающе погладил своего сенеля. Король неподвижно сидел в седле, окидывая взором поле битвы.

На их стороне было значительное преимущество. Они миновали подножие холма и начали подъем по склону, ведущему к городу. По всему полю кипело сражение, но северяне неуклонно продвигались вперед, отгоняя воинов Эброса к их стенам. Знамя князя развевалось уже у самых ворот. Согласно южному обычаю, он управлял сражением сверху, откуда ему было видно все происходящее и где он сам не подвергался опасности.

— Все идет хорошо, — сказал Кутхан. — Смотри, их правый фланг разгромлен.

— А левый держится, — воин из свиты указал в направлении левого фланга врага, — и у них сеть стены, за которыми можно укрыться. Мы пока еще не победили. — Они перестраиваются.

Кутхан наклонился вперед, внимательно вглядываясь вдаль. Враг отступал, собирался в новые отряды, повинуясь командам капитанов и трубному зову. Силы Мирейна яростно преследовали их, сопротивление было слабым.

Мирейн что-то воскликнул. Трубач взглянул па него, и его рука с готовностью взметнулась вверх.

Внезапно вся армия услышала пронзительные чистые звуки. «Отступить, — означали они. — Отступить и перестроиться». По отрядам пробежало волнение. «Отступить!» — пела труба.

Медленно, затем чуть быстрее армия повиновалась. Но один большой отряд оказался не столь разумным. То ли они были глухими, то ли слишком упрямыми и не желали упускать свою добычу. Их капитан скакал сзади них под флагом Ашана.

Эбросцы к тому времени собрались под стенами города. Когда последний отряд присоединился к остальным, ряды сомкнулись. Затрубили рога. Зазвучали цимбалы.

Голос Мирейна хлестнул словно плеть: — Стоять! Но Бешеный уже рванулся вперед, к отряду Ашана.

Илхари последовала за ним. Элиан подгоняла ее. Взгляд Мирейна скользнул по ним, и его безмолвный приказ был похож на удар. Жеребец Кутхана, который упорно преследовал их, пошатнулся и подался назад. Он ни за что не желал двигаться дальше, несмотря на удары шпор и проклятия всадника. Илхари споткнулась, тряхнула головой, замедлила галоп и выровняла шаг. Сверкая смертельными колесами, из рядов эбросцев выкатилась колесница-косилка.

Бешеный перешел с галопа на свободный бег, наращивая скорость. Он уже приблизился к последним рядам воинов ашани, отклоняясь влево.

Илхари повернула вправо. Ветер бил прямо в глаза Элиан, ослепляя ее, и тем не менее она знала, где они находятся. Они обогнули бегущую вперед армию — пехоту, кавалерию, колесницы. В основном это были колесницы, легкие боевые повозки, принадлежащие дворянам, не поврежденные, но безоружные, судьба которых целиком и полностью зависела от возниц.

Илхари устремилась им наперерез. Сенели изменили направление. Их поводья спутались, колеса повозок сцепились. Люди заметались под острыми подкованными копытами.

— Назад! — громко и пронзительно закричала Элиан. — Во имя Аварьяна, назад!

Солнечный свет блеснул и ослепил ее, вызвав головокружение. Раскатистый голос эхом отозвался на ее собственный. Ашани остановились.

— Назад! — взревел Мирейн. Мало-помалу, в сумятице копыт и ног, под звяканье бронзы, они повиновались ему.

Позади раздался гром: это Индрион приказал выпустить колесницы-косилки.

Илхари приготовилась к бегству. Бешеный взвился на дыбы. Его ноздри широко раздувались, шея покрылась белой пеной, и тем не менее Мирейн казался спокойным как никогда. Возможно, он был зачарован вращающимися косами.

— Нет, — сказал он очень тихо, но Элиан отчетливо услышала его. — Смотри: они мешают друг другу, они опасаются своих собратьев. — Он словно находился на учебном поле и обучал Элиан искусству войны. — Теперь вперед. Нас ждут собственные дела.

Он направился не прямо к своему войску, а обогнул его справа, передвигаясь быстро и легко. Когда Элиан оглянулась через плечо, колесницы оказались еще ближе. И тем не менее, какими бы ужасными они ни казались, их было мало. А армия Мирейна надвигалась широкой неукротимой волной. В самом ее центре, словно мишень, располагалась фаланга пехотинцев. Они сомкнули щиты, превратив их в сплошную стену. Перед ними держались конные лучники и воины в легких доспехах на быстрых кобылах, вооруженные длинными пиками.

Люди Ашана заняли свое место в правом крыле. Другие отряды на их месте могли бы и дальше продолжать отступление, но если ашани и были безумцами, то отважными безумцами. Они вернулись назад, чтобы драться как следует.

Когда Мирейн проезжал перед своей армией и огибал фалангу, чтобы найти свой стяг, воины приветствовали его громкими и восторженными криками, в которых звучали его имя, его титулы и — тут Элиан слегка оторопела — ее собственное новое имя. Но ведь она ничего не сделала! Просто Илхари отказалась оставить своего отца.

«И Галан, который смог остановить половину отряда».

Несмотря на суровое выражение лица Мирейна, в душе он скорее одобрял ее. Он почти гордился ею. Почти. Ведь нельзя сбрасывать со счетов, что она из упрямства отказалась повиноваться его приказу.

Позже Элиан заплатит за это. Но сейчас, подъехав туда, где собралась свита, спрятанная за фалангой солдат как за стеной, она почувствовала теплоту их одобрения. Даже Кутхан встретил ее широкой белозубой улыбкой. Она опрометчиво вернула ее.

Колесницы-косилки приближались. Позади них двигалась армия Эброса. Знамя князя теперь развевалось в центре, перемещаясь вперед.

Конные лучники Мирейна галопом понеслись по полю. В промежутках между ними пришпоривали коней метатели копий. Их копья качнулись словно длинная сверкающая волна, затем выровнялись и замерли.

Воздух наполнился стрелами. Казалось, они летят медленно, выпущенные из ленивых луков, но в воздухе они набирали скорость и смертельно жалили. Пронзительно заржали сенели. Люди кричали и падали. Метатели уже проникли в смешавшиеся ряды вражеских всадников и наносили удары, уворачиваясь от смертоносных лезвий военных косилок. Стрелы поражали невооруженных возниц и запряженных коней.

Одна лошадь оступилась, споткнулась и попала под свистящие лезвия. Над полем брани разносились ее пронзительные крики. Элиан поспешила зажмуриться.

Вопли утихли, копыта стукнули по металлу. Элиан быстро открыла глаза. Колесницы-косилки столкнулись с фалангой. И она выдержала. Слава Аварьяну, она выдержала.

Выгнулась. Качнулась. Уплотнилась. Расступилась. Мирейн выхватил трубу из рук застывшего горниста, поднес ее к губам и издал чистый повелительный звук. Ответом ему стал рев. С громким лязгом бронзы о бронзу фланги его армии сомкнулись вокруг врага.

В свежем и чистом воздухе раннего утра, которое встало за спиной Солнцерожденного, «слава!» звучала просто замечательно. Но сама слава потеряла свой блеск через несколько часов отвратительной работы, в пыли и поту, когда каждый мускул молил о пощаде, когда глаза уже не могли выносить вида крови и внутренностей, когда уши уже не могли слышать пронзительных криков боли, проклятий, предсмертных стонов и непрерывного, заставляющего цепенеть гула битвы, похожего на удары громадного молота о наковальню.

Элиан больше не знала, да и не желала знать, куда скачет, она лишь старалась не упускать из виду Бешеного, который носился по полю словно черный демон, покрытый яркой кровью. В какой-то момент ей показалось, что их армия сейчас отступит под натиском колесниц и отчаянных защитников Эброса. Затем, как будто в запасе у них оставались отборные отряды, они с приливом свежих сил ринулись в атаку на противника. Все дальше и дальше по склону холма, прямо к стенам города.

«Нет, — подумала она. — Нет». На их головы обрушился смертоносный дождь: стрелы, камни, расплавленный в котлах песок, льющийся со стен, проникающий в доспехи и прожигающий плоть до костей.

Голос Мирейна перекрывал крики агонии. Выстроившаяся в боевом порядке пехота наступала единым отрядом. Щиты снова сомкнулись в движущуюся крепость фаланги, которая неумолимо продвигалась вперед. Эбросцы оказались прижаты к стенам.

Не обращая внимания на ужасный град, сыплющийся с зубчатых стен, Мирейн направил своего-жеребца прямо на линии противника.

— Индрион! — воззвал он хриплым от долгого крика голосом. — Индрион!

Князь Эброса отказался от благоразумных обычаев своего края и бился в передних рядах армии. Он повернул колесницу, прокладывая себе путь через ашанские отряды навстречу Мирейну. Юный король, упоенный битвой, устремился к нему.

Когда они приблизились друг к другу, оказалось, что их разделяет колесница. Человек в доспехах Ашана яростно набросился на своего старого врага.

Меч Мирейна описал дугу. Возница поспешно схватился за поводья. Клинок Мирейна плашмя опускался на крупы лошадей, которые вставали на дыбы и бросались в самый центр ашанского войска.

Освободившись наконец от всего, что им мешало, король и князь теперь стояли лицом к лицу. Индрион был высоким человеком, таким же высоким, как любой северянин, но не таким темнокожим, глаза его под шлемом с перьями были почти золотыми и мрачными как у кошки. Одним грациозным движением он соскочил с колесницы и отвесил Мирейну насмешливый поклон.

Мирейн рассмеялся и спрыгнул со спины Бешеного. На мгновение они застыли словно в нерешительности, меряя друг друга взглядами. И, не произнеся ни слова, ринулись в бой.

Дыхание Элиан словно застряло в горле. О, он безумен, безумен, безумен! Он уже и так одержал победу: его пехота билась у самых ворот, его кавалерия разгромила армию Эброса в поле. И тем не менее он встретился лицом к лицу с этим гигантом, с этим воином, знаменитым на все Сто Царств, и смеялся, будто подзадоривая смерть, предлагая ей свой триумф.

Элиан ударила пятками в бока Илхари. Кобыла пригнула уши и не двинулась с места, переступая копытами. Элиан чуть было не соскочила с седла, но ее удержали стальные руки. Она увидела глаза Вадина.

— Нет, — сказал он, — это королевский бой. И не пристало менее важным людям вмешиваться в него.

Элиан проклинала и его, и свою упрямую кобылу, и своего безрассудного короля, однако это не принесло никаких плодов. Битва вокруг них утихла. Враги стояли бок о бок, опустив оружие и глядя на своих повелителей. Даже люди на крепостных стенах — теперь Элиан знала, что там женщины, дети, старики и горстка воинов, — прекратили оборону.

Сражались только Мирейн с Индрионом, золото с золотом, алый с пурпуром. Мирейн был потомком десяти тысяч поколений воинов, но он участвовал в битве с самого ее начала. Сын бога или нет, он был из плоти и крови и очень устал. Индрион же только что вступил в бой, слыл не менее искусным бойцом и обладал большей силой.

Силы Мирейна иссякали. Его удары стали слабее, и он уже не так ловко парировал выпады противника. Два меча скрестились, ударились друг о друга — рука короля заметно дрожала.

Над полем воцарилась смертельная тишина. Слышно было лишь хриплое, затрудненное дыхание короля. Индрион с силой взмахнул мечом и отбросил Мирейна назад. Тот споткнулся и чуть не упал, но неуклюже выпрямился. Он был почти беззащитен. Даже его гордая голова поникла.

Он был побежден. Он был побежден и ждал гибели. Индрион коротко и хрипло засмеялся, чтобы добить соперника.

Сверкающей молнией взлетел стальной клинок. Взлетел, описал дугу и опустился на золотой шлем князя. Индрион пошатнулся, словно не веря в происходящее, и опрокинулся навзничь.

Мирейн остановился над поверженным телом. Он тяжело дышал, но в большей степени это было притворством. Меч твердо лежал в его руке. Город и обе армии ждали завершающего удара.

Он снял с головы шлем и кинул его в руки ближайшего юноши-эбросца в форме князя, его возницы. Парень разинул рот, а Мирейн сказал:

— Я объявляю этого человека своим пленником, и все, что принадлежало ему, теперь принадлежит мне. Кто будет оспаривать мои слова? Никто не шелохнулся. Меч Мирейна скользнул в ножны. — Так. — Он обежал глазами поле. — Я объявляю его своим пленником, и я освобождаю его. Ты, ты и ты, принесите носилки для князя. Кто теперь будет отдавать за него распоряжения?

— Я сам буду командовать. — Князь Индрион с трудом сел. Его лицо посерело, глаза остекленели, но голос звучал достаточно ясно: — Я повинуюсь, мой господин, король. Но только при одном условии: никто из моих людей не должен пострадать, и ничто в моем городе не должно быть разрушено. — Я и не думал делать этого, — ответил Мирейн. Его рука пожала руку князя, и воздух между ними засветился от улыбок. Мирейн лично проследил за тем, как князя Индриона усаживают в носилки и уносят с поля.