"Жребий принцессы" - читать интересную книгу автора (Тарр Джудит)

Глава 7

Хирел добился, чтобы им всем разрешили пройти во внутренний дворец и обращались с ними, соблюдая хотя бы видимость приличий. Бедняги дикари с Лунных Озер, лишенные возможности сражаться, чувствовали себя до крайности растерянно. Они шарахались от мешающих им стен, тревожно разглядывали потолки и подпрыгивали как олени, когда за их спинами хлопали двери. Они пугались спокойных немногословных слуг так, как только могут пугаться безоружные воины; они сбивались в кучку, как стайка солнечных птиц с настороженными быстрыми глазами.

3хил'ари старались держаться поближе к Хирелу — единственному знакомому им существу в чужом мире. Он помогал им во время трапезы, в которой сам не участвовал, и во время купания, оказавшегося делом более простым. Это был чистоплотный народ, а если уж говорить честно, то даже чистоплотнее большинства асанианцев. Они зачарованно глядели на непрерывный поток воды, подогретой в печах, они играли в нем как дети, забыв наконец о своем страхе перед людьми, героически пытавшимися им прислуживать. Хирел, которому еще не доводилось видеть их без раскраски и без кос, был приятно удивлен. Когда вода пригладила их бороды, они стали похожи на людей.

Затем к ним направился человек с бритвой. Это было всего лишь предложение, никто и не думал принуждать их бриться, однако они взревели как быки. Слуга поспешно отступил. Газхин, разъяренный таким оскорблением, ринулся за ним.

Хирел вскрикнул, при этом его голос постыдно сорвался. Удивленный Газхин повернулся, начиная приходить в себя. О слуге забыли, и он убежал.

Хирел с неохотой выбрался из воды, в которой собирался лежать до тех пор, пока она не смоет все его беды. Он разыскал человека, который, судя по всему, распоряжался слугами, и поклонился ему весьма почтительно, но все же не как принцу.

— Оставьте их в покое, — сказал Хирел, — и разместите вместе со мной. Они принадлежат принцу Саревадину. Если… когда он будет в состоянии, он отдаст надлежащие распоряжения на их счет.

Человек снова поклонился. Когда эта отвратительная слабость пройдет, Хирел удостоит его похвалы. А сейчас ему предстояло множество дел. Он так и не узнал, где находится Сареван. Никто не мог сказать ему об этом. Он даже не знал, вовремя ли подоспел император: жив Сареван или уже умер.

При помощи наречия торговцев, приложив максимум усилий, Хирел убедил своих хмурых спутников оставаться в отведенных им комнатах. По его понятиям, помещение было тесновато и годилось лишь для самого мелкого дворянина, хотя и такое жилище его устраивало. Выданная ему одежда была под стать комнатам и никуда не годилась. Он снова облачился в потрепанное одеяние, полученное от зхил'ари, и надел золотые украшения, подаренные Зхиани. Когда он вышел, дикари занялись восстановлением узоров на своих телах, с напускной беспечностью осматривали комнаты и утешались вином, которое принесли им слуги.

Сареван сказал бы, что сам бог указывает Хирелу путь. Хирел же склонен был назвать это второй удачной случайностью со времени его появления в Эндросе. Он наугад пошел по какому-то коридору, выведшему его во двор, вдоль стены и вверх по лестнице. По дороге ему попалось несколько слуг, занятых своими делами. Нигде не было стражи. Хирел решил, что этот путь предназначен специально для слуг, потому что коридор был узким и скромно отделанным. Наконец юноша оказался в более оживленном крыле дворца: здесь встречалось больше людей, проходы были широкими, потолки — высокими, а на стенах висели гобелены, к которым утомленные глаза Хирела даже не пытались присмотреться.

Дверей здесь было много, но охранялась лишь одна. Возле нее стояли два воина, высокие и надменные, одетые в алую с золотом форму. На какой-то миг изумленному Хирелу показалось, что стражник более низкого роста — это Сареван. Но перед ним стоял скорее юноша, чем мужчина. Огненно-рыжие волосы делали его кожу вдвойне темной, однако ее оттенок был не таким, как у Саревана: она отливала старой бронзой. Черты его лица были грубее, хотя все же довольно красивы: прямой нос, удлиненные губы, словно созданные для смеха. Но в этот момент они были плотно сжаты, а темные глаза блестели из-за подступивших слез.

Именно он опустил копье, преградив Хирелу путь, и вызывающе произнес:

— Кто осмеливается вторгаться в покои императора? Хирел взглянул на наконечник копья, застывший возле его горла. Он был очень острый, а голос стражника звучал еще острее и резче.

Хирел посмотрел на второго стражника, невообразимо высокого и длинноногого, в довершение всего оказавшегося женщиной. Он невольно с легкой грустью вспомнил о Зхиани, потому что в глазах этой женщины отразилось искреннее восхищение при взгляде на привлекательного юношу. Она не была так красива, как Зхиани: слишком высокая и к тому же с резкими чертами лица. И все-таки он надеялся, что сможет с ней договориться, поэтому она казалась ему бесподобной красавицей.

Он осторожно обратился к ней на языке гилени, которым воспользовался первый стражник:

— Мне хотелось бы видеть Высокого принца. Я не таю злого умысла.

Наконечник копья коснулся его шеи.

— Да уж конечно, — прорычал стражник с замашками принца. — Эти задиры совсем обнаглели, если посылают шпионов прямо в спальню Солнцерожденного.

Хирел сглотнул и слегка попятился. — Я один из тех, кто доставил принца Саревадина сюда. Мы были его спутниками. Я хотел бы видеть его.

— Того же самого хотели бы и все остальные в мире. — В словах женщины не было особой мягкости, но не было и враждебности. — Извини, чужеземец, туда входить запрещено. Это приказ императора.

— Но я должен пройти. Я должен видеть его. Я должен сказать ему… Юный гилени перебил его:

— Ему еще долго никто ничего не скажет. А может быть, и никогда. Благодаря твоему роду, желтоглазый.

Он расплакался, не стесняясь и не стыдясь, и его слова были словно плевки ненависти. Однако копье отклонилось, и Хирел проскользнул под него.

Крепкие руки схватили его, потащили назад и с позором вернули на то самое место, где он стоял раньше.

— Не смей этого больше делать, — насмешливо предупредила его женщина из Янона. — Я верю, что ты — тот человек с запада, с которым пришел принц, но сейчас его никто не должен видеть. Император творит над ним великую магию. И пока его работа не будет окончена, никто не проникнет в эту комнату.

— Он жив, — сказал Хирел.

Он не знал, что ему думать. Но он понимал, что не должен так радоваться.

— Он может остаться в живых, — сказала женщина, — а может умереть. Он бродит среди теней и может не захотеть вернуться. Или будет просто не в состоянии это сделать. Сердце Хирела сжалось. — Это невозможно. Я так не хочу.

Они уставились на него. Презрительная усмешка гилени полоснула его как нож по коже. Но Хирел не придал этому значения, то ли по какой-то причине, то ли из-за королевского воспитания, то ли просто из прихоти. — Я не хочу этого, — повторил он.

— Значит, ты маг? — с издевкой поинтересовался гилени. — Твоя сила так велика, что даже Солнцерожденный подчинится тебе?

Хирел невидяще взглянул на стража. Глаз Силы горел на его поясе, обжигал и пел.

— Я Высокий принц. Я равен ему. Он не умрет, пока я желаю поддерживать его.

Может быть, они что-то сказали, но он не обратил на это внимания, повернулся и пошел прочь от рыжего гилени, полного ненависти к нему, и от черной женщины Янона, которая смеялась над ним. Варвары. Эта чужая страна, эти чужие лица, как они давят на него!

Он нашел никем не охраняемую дверь и попал в пустую комнату, которая выходила в зеленый дворик, залитый солнечным светом. Среди травы скользила серая тень. Даже Юлан томился в разлуке со своим принцем. Когда ослабевшие колени Хирела подогнулись и он повалился на ковер, Юлан оказался рядом и поддержал его.

Юноша зарылся лицом в пахнущий мускусом мех. Он должен побороть тошноту. Должен. Он заплакал, потому что остался совсем один, всеми брошенный и преданный. Потому что единственный, кто связывал его с этим неприятным миром, сейчас умирал или уже умер, унесенный потоком магии.

Юлан был терпелив. Он не собирался укорять Хирела или тактично напоминать ему, что Высокому принцу не пристало плакать. Высокий принц обязан безропотно нести тяжелую ношу своей мантии, быть каменным изваянием, олицетворяющим всю империю, и терпеть, когда его облачат в золотые одеяния, посадят на Золотой трон и навечно скроют его лицо под золотой маской.

Этот кошмар преследовал Хирела с самого раннего детства. В нем весь мир был сделан из золота, желтого, жесткого и тяжелого как свинец. И Хирел был рожден для этого мира, окутан им, скован цепями, а над его головой постоянно маячила золотая маска. Она медленно, почти неощутимо опускалась. Ее форма в точности повторяла форму его лица, но в ней не было ни одного отверстия — ни для глаз, ни для ноздрей, а рот представлял собой лишь изгиб губ статуи. Хирел боролся, метался, кричал изо всех сил, но не мог ускользнуть от нее.

Иногда она опускалась так низко, что он уже не мог ни видеть, ни дышать, ни говорить. И все-таки он всегда просыпался до того, как она касалась его кожи. Он был уверен, что если она опустится еще ниже, то после пробуждения он действительно обнаружит маску на своем лице. И оно перестанет быть его собственным лицом, превратится в прекрасный нечеловеческий лик императора.

Хирел лежал, свернувшись клубочком возле дикого кота, и слезы медленно текли по его щекам и по меховой шкуре Юлана. Он не видел этого сна с тех пор, как сбежал из При'ная. И этой благодатью он был обязан своим братьям.

Мало-помалу Юлан принялся мурлыкать. Хирел позволил ему убаюкать себя и погрузился в благословенный сон, лишенный каких бы то ни было видений.

Когда Хирел проснулся, испытывая сильный голод, он увидел всех десятерых зхил'ари, в полном облачении и покрытых узорами. Что это была за комната, он не знал, но, по всей вероятности, дикари претендовали на нее и на сад. Вокруг сновали обалдевшие слуги, однако ни у кого из них не хватало смелости выступить против когтей Юлана и прогнать захватчиков. Хирел отправил одного из них за едой и питьем.

В саду находился небольшой пруд, в котором уже плескались один или двое дикарей. Хирел ополоснул лицо, подумал и послал еще одного из праздно глазеющих слуг за платьем, приличествующим истинному дворянину. Принесенная одежда отвечала его требованиям: сшитая из простой добротной материи, она соответствовала южной моде и подходила ему по размеру.

Юлан заворчал. Раздался чей-то голос. Ворчание превратилось в рык. Хирел, вышедший из сада, обнаружил, что кот загнал в угол какого-то незнакомца. Если не считать оттенка асанианского золота на его полных щеках, он был точной копией человека, который не пустил их к императору.

— Пожалуйста, — слабым голосом проговорил незнакомец. — Пожалуйста, господин…

Хирел положил руку на голову Юлана. Дикий кот утих и пригнулся к земле, но все еще обнажал грозные клыки. Хирел оглядел его жертву с головы до ног. — Что тебе здесь нужно? Человек с видимым усилием взял себя в руки. — Господин, вам нельзя… Это одна из личных комнат императрицы. И она не предназначена для… гостей.

Хирел осмотрелся.

— Действительно. Здесь не хватает пары кроватей. И нелишне будет установить навес, а то вдруг нам захочется искупаться во время дождя.

Слуга забыл о своих страхах и попытался обуздать высокомерие Хирела.

— Вы вторглись в личные покои ее императорского величества. Если вы не оставите их по собственной воле, мне придется проследить, чтобы вас отсюда проводили.

— А я так не думаю, — холодно заявил Хирел. — Кровати. Принесите их. И вино. Навес пока может подождать, а вот мыло и полотенца — нет.

Бедный слуга мгновенно потерял самообладание, а вместе с ним и свой надменный тон. — Здесь вам не свинарник для варваров! — Разве только, — размышлял вслух Хирел, — вы сможете предоставить мне комнаты рядом с покоями принца Саревадина. Действительно рядом. И с обслуживанием, соответствующим моему положению.

— Ты получишь должное обслуживание. А именно — цепь раба, которую ты потерял.

— Думаю, ты мне не подходишь. Убирайся. Ты меня утомил.

Хирел отпустил Юлана. Кот радостно прыгнул и прогнал дурака слугу из комнаты.

После переговоров со слугами всевозможных рангов им пришлось иметь дело со стражниками, которые не могли проникнуть в дверь, охраняемую Юланом, и не решались очистить помещение при помощи своего бронзового оружия. Идиоты, они даже попытались напасть из сада, не подумав о том, какая от этого будет польза, ведь по саду бродили зхил'ари, вооруженные до зубов. Хирел не интересовался, откуда у них появилось оружие. У дикарей свои методы, а воровство они не считают грехом.

Наконец стражники убрались. Из того, что требовал Хирел, принесли только вино, а позже и еду, после повторного и не допускающего возражений приказа. Дикари не нуждались в изобилии. Игра не приносит удовольствия, если объедаешься мясом и пресыщаешься вином.

А Хирел больше не испытывал голода. Он выпил немного вина, только ради пробы, и надкусил плод. Он беспокойно бродил по саду, возвращался к пруду, заходил в комнату. Из коридора не доносилось ни слова. Ни звука, ни намека на колдовство. Дважды сменилась стража. Лица охранников были угрюмыми. Дверь в комнату, где лежал Саревадин, ни разу не открылась, поэтому Хирел так и не увидел, что происходит внутри. А может быть, комната, которую столь ревностно охраняет стража, вообще пуста?

День померк, и наступила ночь. Хирела одолел беспокойный сон. Он боролся с ним, но дремота оказалась сильнее, и юноша уснул.

Ему снилось, будто он идет по сумеречной местности, освещенной холодными звездами. Рядом с ним двигалась чья-то тень. Тени двух принцев спокойно шагали бок о бок в стране теней. Но даже здесь шевелюра Саревана была яркой, как огонь маяка.

Какая-то часть Хирела считала это кошмаром: сумеречные странные холмы, ледяные звезды, воздух, ничем не напоминающий воздух живой земли. Но здесь был Сареван, такой же, как всегда; он шагал уверенно и легко, окутанный покровом молчания. Один или два раза он взглянул на Хирела и улыбнулся теплой, чуть-чуть озорной улыбкой. «Мы принадлежим друг другу, — говорила эта улыбка, ты и я, два принца».

Хирел склонил голову в знак согласия. Они находились в таком месте, где нельзя отрицать истину.

Постепенно Хирел осознал, что воздух наполнен странным шумом, похожим на пение хора. Звучало имя: «Саревадин. Саревадин!» Сареван приостановился. Хирел оглянулся. Где-то далеко, на самом краю видения, мерцал свет. Он нахмурился и сказал: — Они зовут тебя.

Его голос утонул в тумане. Сареван искоса взглянул на него и слегка пожал плечами. Для него это не имело значения.

— Но это правда, — настаивал Хирел. — Вот, послушай. Они зовут тебя назад к свету.

Нежная глубокая темнота манила к себе. Хирел схватился за Саревана. Тот попытался вырваться, и тогда Хирел еще крепче сжал руки. Сареван повернулся, готовый к схватке, но замешкался. — Слушай, — сказал Хирел. — Ради меня. — А кто ты такой? — спросил Сареван. — Я — твоя вторая половина, — ответил ему Хирел. Брови Саревана сдвинулись, однако спорить он не стал, словно Хирел дал ему повод для размышлений. — Слушай, — умолял его Хирел. — Слушай.

Хирел вскочил. Стояла глубокая ночь, но не ночь в стране теней. Воздух в саду императрицы был холодным и сладким. Тишину нарушал лишь храп его товарищей. Он снова улегся, прижался к теплому боку Юлана и попытался унять дрожь. Сон рассеялся. Хирел нисколько не сомневался в том, что это был всего лишь сон, однако он продолжал преследовать юношу.

Утренний рассвет холодил, несмотря на яркие лучи восходящего солнца; вода в пруду оказалась ледяной. Хирел все же нырнул в него, чтобы смыть с себя следы прошедшей ночи и заставить разум окончательно проясниться. Он продолжал плескаться, когда слуги принесли еду, на которую зхил'ари набросились с наслаждением, и не вышел из воды, даже когда появился какой-то высокий незнакомец.

«Еще один проклятый великан», — подумал Хирел, подняв глаза на фигуру, стоящую у края пруда. Этого человека нельзя было назвать молодым: его борода побелела, а волосы поседели. Но в нем была легкость и живость молодого мужчины, и он уставился на Хирела пристальным обескураживающим взглядом. Казалось, он может читать в глазах принца самые сокровенные мысли, и то, что он видел, вызывало у него смех и ярость в равной мере. Юлан уселся возле него, привалился к нему боком и громогласно замурлыкал.

— Итак, — сказал незнакомец на языке гилени с акцентом, характерным для жителей Янона, — ты и есть тот захватчик, который взбудоражил весь дворец? Я не рискну предположить, что ты просил то, что тебе требуется.

Хирел смутился и тут же почувствовал к самому себе презрение, от чего его слова прозвучали резко и высокомерно.

— Я просил. Мою просьбу не удовлетворили И тогда мне пришлось взять.

— Ты требовал невозможного. Ты взял то, что может удовлетворить твои амбиции. — Северянин протянул руку. — Выходи из воды, маленький принц.

Хирел повиновался, однако руки не принял. Его нагота и то, что он был вынужден самостоятельно вытираться, стуча зубами от холода, и одеваться под этим самоуверенным взглядом, больше не вызывали стыдливого румянца на его щеках. А Юлана он вообще игнорировал. Этот кот стал таким же предателем, как и все остальные.

Осторожные зхил'ари обступили их. Северянин сверкнул ослепительной улыбкой и что-то сказал на их родном языке Выслушав его, они вытаращили глаза и разинули рты, повалились на землю и принялись пылко целовать его ноги, а потом исчезли.

Хирел остался один, всеми покинутый и посиневший от холода, слишком огорченный, чтобы разгневаться. Улыбка высокого человека не могла пробиться сквозь отчаяние юноши, а глубокий теплый голос не радовал его слух.

— Я сказал им, что они могут посмотреть на своих сенелей и получить назад свое оружие. И еще я попросил их оказать милость и вернуть отобранное оружие прежним владельцам, которым хотелось бы получить его назад. Когда же они все сделают, с ними будет говорить капитан стражи Высокого принца. — Но это не все, что ты сказал им. — Может, и так.

Поскольку Хирел не проявлял желания двигаться, северянин уселся на траву, скрестив ноги. Хирел равнодушно отметил, что килт — крайне нескромная одежда. Варвара это нисколько не заботило. Несмотря на то что в нем не было, да и быть не могло, ни капли королевской крови, он вел себя так же высокомерно, как Сареван. Подняв колено, он обхватил его руками Его тело было покрыто шрамами, чего он нисколько не стыдился, и, несмотря на это, он был красив, как любой северянин У него были точеные черты лица, могучее мускулистое тело и присущая только ему особенная, тяжеловесная грация. — Ну, спасибо тебе за это, — сказал он. — Ты маг, — вяло произнес Хирел. Северянин приподнял одно плечо.

— До известной степени. Я не был рожден для магии. Мне плохо удаются заклинания Пара трюков у меня получается, но не больше. — Ты знаешь, кто я такой?

— Это достаточно очевидно. Я встречался с твоим отцом, а ты его точная копия. От лица нашего императора приношу тебе извинения. Сначала он не узнал тебя, а потом ему надо было позаботиться о Сареване. Хирел ухватился за важную тему. — Сареван… он… — Он жив. — Жив, — повторил Хирел. Он не знал названия той силы, которая затуманила его глаза и заставила сердце лихорадочно забиться. — А его… его…

— Его отец восстанавливает свои силы. И его мать. Это была тяжелая борьба. Долгое, очень долгое время мне казалось, что мы их всех потеряли.

Хирел вгляделся в его помрачневшее от воспоминаний лицо и понял то, о чем северянин не сказал. — Ты был с ними.

— Все мы были там, если не в едином теле, то в единой силе. Даже князь Орсан из самого Хан-Гилена и все его рыжеволосое племя, да еще все жрецы города. Это было ужасно, и мы в долгу перед тобой, потому что благодаря тебе этот молодой идиот не погиб.

— Я уверен, что вы испытываете восторг при мысли о подобном долге перед желтым варваром. Северянин сверкнул глазами.

— Это мы сумеем пережить. А вот что действительно раздражает нас, так это то, что ты упорно остаешься здесь, в то время как тебя ожидают почетные покои. Будь так добр, прими их. — Сначала я должен видеть Саревана.

— Ну конечно. Он спрашивал о тебе. — Незнакомец поднялся, не делая попыток скрыть веселье при виде выражения лица Хирела, и позвал: — Пошли.

Принца перенесли в его личные комнаты, расположенные в высокой башне дворца. Хирел медленно вошел в самую верхнюю комнату, напоминая себе об осторожности. Это было очень уютное помещение, наполненное светом и воздухом, в котором все говорило не о богатстве хозяев, а об их хорошем вкусе.

Установленная в нише кровать была неподобающе маленькой, едва ли шире походной койки. Ни малейшего намека на орды суетящихся слуг, лишь один молчаливый силуэт в ожерелье, который слился с тенью, когда Хирел ступил на выложенный плитками пол. Юлан одним прыжком достиг кровати и навалился на лежащего в ней человека, который только смеялся, задыхаясь, и еще крепче прижимал зверя к себе.

Это был не Сареван. Это был мальчик, исхудавший до прозрачности и излучавший такое сияние, о котором поэты пишут, что подобный свет исходит от святых или от умирающих. Его косичка спускалась по плечу, обтянутому белой тканью, и извивалась вдоль его бока, пылая красно-золотым огнем под солнечными лучами. Но вот борода исчезла. Лицо, изможденное и исхудавшее, все равно оставалось молодым и прекрасным, почти таким же красивым, как девичье.

Тут он посмотрел на Хирела, и это были, конечно, глаза Саревана, блестящие, надменные и безмятежные. Голос тоже принадлежал Саревану, несмотря на то что он был слабым, как и тело его владельца. — Львенок! Что тебя так задержало?

— Бездеятельность, — ответил проводник Хирела вместо него. — Не переусердствуйте, дети мои. Я вернусь, когда ваше время закончится.

Сареван посмотрел ему вслед и тепло улыбнулся. — Ты должен быть польщен, львенок. Повелитель Северных Княжеств не часто снисходит до того, чтобы бегать по поручениям.

Хирел оторопело уставился на закрывшуюся дверь. — Повелитель Северных Княжеств?

— Вадин аль-Вадин собственной персоной, барон Гейтана, побратим Солнцерожденного, называемый людьми Возрожденным, а также Избранник Аварьяна и регент Янона и Северных Княжеств. — Глаза Саревана сверкали. — Как, львенок! Неужели я вижу на твоем лице благоговение? Неужели все-таки нашелся живой герой, которого готов признать даже такой надменный парень, как ты?

Хирел заставил свое предательское лицо окаменеть. — Это очень знаменитая личность. И, по правде говоря, она пользуется печальной славой. Когда няньке нужно припугнуть чем-нибудь своего питомца, а имя Солнцерожденного уже не действует, она вспоминает об ужасном Вадине Утханьясе, о Вадине, который не умрет. Сареван ухмыльнулся.

— Вадин Утханьяс! Ну и имечко! Когда мне захочется полюбоваться, как он выходит из себя, я его так и назову. Он просто дивно выходит из себя: гром, и молния, и грохот гибнущих королевств. Он с трудом приподнялся, и его улыбка стала еще шире, когда Хирел поддержал его пугающе хрупкое тело. Хирел подложил под его спину подушки и встал в изголовье кровати, уперев руки в бока. Взгляд Саревана дрогнул.

— Черт возьми, дитя…

— Гром, и молния, и гибнущие королевства, — нахмурился Хирел. — Ты ужасно выглядишь. Что случилось с твоим лицом?

Сареван поднес к голове правую руку, которая двигалась совершенно свободно, а под рубашкой не было заметно никаких повязок.

— Я потерял немного плоти, вот и все. Но ничего, она еще нарастет.

— Не это, дурак. Я говорю о твоей бороде. Сареван так захохотал, что Хирелу показалось, будто он вот-вот лопнет. С трудом отдышавшись, он сказал:

— Пришлось с ней распрощаться. Я, знаешь ли, не такой уж дикарь. Я перестаю быть цивилизованным человеком только во время путешествий, где не всегда можно раздобыть горячей воды и не всегда есть время на возню с бритвой и осколком зеркала. К тому же, — добавил он, — тебя так забавляло столь очевидное свидетельство моей дикости. Хирел стиснул зубы и сладко улыбнулся. — Ты выглядишь гораздо моложе своего возраста. И очень… миловидно. Я думаю, что мы подходим друг другу даже больше, чем тебе хотелось бы. Рыжие брови сдвинулись. Хирел расхохотался. — Наглый щенок, — пробормотал Сареван. Хирел присел на кровать, не собираясь обижаться. Сареван вздохнул. — Полагаю, ты ожидаешь от меня снисходительности, раз уж я обязан тебе жизнью.

— Я смирялся с неволей, пока ты не оказался там, где, по твоему обещанию, мой плен закончится. Теперь я жду, когда ты бросишь эту игру и назовешь меня моим настоящим имеНем. — Ах как тяжеловесно. Асукирел ин Зиад Увериас, ну и надменное же ты создание! В твою спину действительно вставлен стальной прут, Асукирел ин Зиад Увериас? Ах, Асукирел ин Зиад Увериас, как мило сверкают твои глаза.

— Жрец, — ледяным тоном произнес Хирел, — тебе прекрасно известно, меня можно звать просто Хирелом.

— Что на древнем асанианском означает Сын Льва. Детеныш Льва. Львенок.

— В конце концов, это древний асанианский. — Хирел скрестил на груди руки. — Тебе придется уступить. А не то я отныне и навсегда буду звать тебя помесью.

— Да как ты смеешь… — Сареван осекся, нахмурился и внезапно рассмеялся. — Льве… Хирел Увериас, ты превращаешься в грозного молодого мужчину. Как долго еще твой голос будет ломаться?

Юноша побагровел и мысленно проклял этого остряка, который умудрился выпутаться из проигрышного положения и снова одержать победу. — Он не…

Тут, к своему ужасу, он пустил петуха и поспешно закрыл рот. Сареван откинулся назад, страшно довольный.

— Надеюсь, с помощью Аварьяна мне удастся сделать тебя взрослым. Неудивительно, что я так ослабел. Это задача для гигантов. — После знакомства со зхил'ари я вряд ли смогу считать тебя гигантом. — К счастью, голос Хирела вновь звучал ровно. — Наверно, я тебя утомил. Теперь ты спокоен, когда знаешь, что твой пленник находится под замком? На утомленном лице Саревана померкла радость. — Это до такой степени угнетает?

Хирел некоторое время размышлял над его вопросом и наконец ответил:

— Не такой уж я непроходимый дурак, чтобы не понимать твоих доводов. Но ты прав, я уязвлен. А как же иначе? — Ты ненавидишь меня?

— Нет. — Хирел поднялся. — Отдыхай. Я вернусь к тебе позже. Проследи за тем, чтобы твои сторожевые псы получили нужные указания.

Без сомнения, Сареван видел его насквозь. Хирел ушел потому, что не мог вынести горькой истины: Сареван еще не вполне вернулся в мир живых. Он еще мог оставить его. Он все еще мог умереть.

Лорд Северных Княжеств допускал это. Он сам погиб когда-то от копья убийцы, пронзившего его сердце, и вернулся к жизни по призыву Солнцерожденного. Произошло это во времена, когда юный Мирейн Ан-Ш’Эндор только-только взошел на трон, а Вадин был его строптивым оруженосцем. Но рана Вадина находилась в теле, и в ней не было ничего колдовского. Тут-то и заключалась разница. Сареван вернулся настолько, насколько ему могла помочь магия Керувариона. Остальное зависело от времени и от бога.

Хирел не надолго задержался в покоях, куда провел его лорд. Они полностью соответствовали его высокому положению. Но ему казалось, что стены смыкаются вокруг него.

И он убежал оттуда. Он нашел свою кобылу, которая рядом с сенелями высоких лордов Керувариона выглядела еще более неописуемо, и убедился, что не многие животные могут сравниться с ней в сообразительности и быстроте. Однако душевное спокойствие не вернулось к нему даже после недолгой верховой прогулки, которая доставила кобыле огромное и поистине королевское удовольствие. Он оставил ее, чтобы пройтись по дворцу.

Теперь перед Хирелом были открыты все двери. Люди таращились на него и перешептывались за его спиной. Молва наделила его множеством имен и сложила о нем множество легенд. Некоторые из них были правдивыми или почти правдивыми. Он нашел зхил'ари, которые были довольны отведенными им казармами, хотя им и не понравился приказ ограничить узоры на теле особым знаком между бровями. Ведь это так нескромно — выставлять голую кожу на обозрение всему миру, говорили они. Хирел посочувствовал им, подавив желание рассмеяться, и отправился дальше. Он ощущал себя тенью, полуреальным существом, видимым и в то же время неуловимым.

Солнце село. Хирел поднялся по высокой лестнице, ведущей к комнате принца. Стражники больше не пытались останавливать его. Сареван спал, обхватив одной рукой Юлана за шею. Хирел долго сидел рядом с ним, наблюдая, как удлиняются вечерние тени. Через открытые окна до него слабо доносилось пение. Это жрецы Аварьяна гимнами сопровождали отход своего бога ко сну.

Жрец, бодрствовавший у постели тяжелобольного, оставил свой пост, и незаметно для Хирела его сменил кто-то другой Перед юношей открывалось охваченное багровым пламенем заката небо, мало-помалу становившееся все темнее. Блеснула первая звезда. За спиной Хирела кто-то зажег лампу, тускло мерцавшую в сумерках.

Хирел выпрямился. От долгого сидения все его тело затекло. Он встал и размял каждый мускул, как учили его наставники, размеренно и грациозно. «Преврати это в танец», — любил повторять его воспитатель. Теперь старик мертв. Слишком вольно он разговаривал с влиятельными людьми, и однажды утром другой, более молодой наставник продолжал обучать его императорское высочество манерам, приличествующим настоящему принцу.

Хирел обернулся. В комнате находилась женщина, имевшая явное сходство с рыжеволосыми князьями Хан-Гилена. Но, судя по всему, она не разделяла ненависти своих родственников к Хирелу. Ее глаза выражали восхищение его фигурой и его нечаянной демонстрацией своих достоинств. Он заметил, что она не была жрицей; она не носила ни ожерелья, ни каких-либо других украшений. На ней было зеленое платье, простое, как у служанки. Свои огненные волосы женщина собрала на затылке. Она уже миновала весеннюю пору цветения, которую поэты считают венцом женской красоты, однако годы еще не наложили губительного отпечатка на ее облик. Черты ее лица, слишком резкие, чтобы считаться безупречными, по правде говоря, больше подходили бы мальчику, а ее фигуре недоставало округлости форм, хотя ее и нельзя было назвать мальчишеской. В сущности, эта дама была старовата и излишне худощава, чтобы быть хорошенькой. Просто она была самой прекрасной женщиной, которую когда-либо видел Хирел.

Он моргнул. Она не исчезла. Ее глаза, по-южному раскосые, но скорее круглые, чем миндалевидные, большие и очень темные, выделялись на коже золотисто-медового цвета. Без сомнения, в ней текла асанианская кровь. Под глазами пролегли тени. Хирел заметил на ее щеке шрамы, тонкие параллельные бороздки, словно инкрустация из слоновой кости на золоте. Но то, что должно было портить ее облик, делало его еще более прекрасным.

Женщина встала, и оказалось, что она немного выше Хирела. Склонившись над спящим, она с невыразимой нежностью пригладила его волосы. Сердце Хирела по-глупому сжалось от ревности. «О да, — пронеслась в его мозгу предательская мысль, — ты завидуешь любви женщины к ее сыну. Тебе только не хватало безнадежно и навечно влюбиться в императрицу Керувариона». А почему бы и нет? До него та же история произошла с его отцом. И она вежливо, но решительно отвергла его, потому что предпочла наследнику Золотого трона безродного выскочку.

Зиад-Илариос сказал однажды, что это и к лучшему. Потому что их королевская династия хранит чистоту рода, вопреки тысячелетней традиции жениться на чужеземках и иметь чужеземных наложниц, и ведет отчаянную борьбу с потоком оскверняющей крови. Зиад-Илариос вернулся в Кундри'дж, женился на своей сестре, выбранной ему в супруги Высоким двором, и подарил династии законного наследника.

Хирел поежился. Одно слово этой женщины — и он не родился бы на свет, так же, как и Сареван. И в этот час, когда мерцание лампы разгоняет мрак, их не было бы в Эндросе.

Она выпрямилась. Из ее волос выскользнула шпилька, и они рассыпались по спине. Женщина подобрала их и пробормотала что-то, совершенно не подобающее для королевы. Ее глаза встретились с глазами Хирела и засверкали от досады. Его губы скривились. Он прикусил их. Ее плотно сжатые губы задрожали, и наконец она не выдержала и расхохоталась, на миг забыв о своем горе.

— Ты выглядишь точно так же, как твой отец, — задыхаясь, произнесла она. — Мне уже говорили это.

Смех замер у нее на губах. Хирел огорчился: ее смех был чудесным, звонким и искрящимся, как совранское вино.

— Ему это тоже прекрасно удавалось: один взгляд — и конец моим прихотям. — Она помолчала. — Он здоров? — При нашем расставании был здоров. — Я всегда сожалела о том, что мы были теми, кем мы были. И о том, что нам пришлось сделать выбор. — Хирел молчал, и она поспешно улыбнулась. — Мы очень рады видеть тебя в Эндросе.

Он слегка поклонился. Элиан нежно провела пальцами по его щеке. В этом жесте не было ничего общего с оскорблением монарха.

— Да, — сказала она, — ты его точная копия. Он был самым красивым мужчиной, самым нежным и одним из самых сильных. Хирел усмехнулся. — Боюсь, я во многом уступаю ему.

— Но ведь он был старше тебя. Смотри-ка, у тебя такие же широкие плечи. И ты будешь выше его. — В ее глазах заплясал озорной огонек. — Возвращайся ко мне лет через пять, и я с радостью сбегу вместе с тобой.

— Стоит ли ждать? — спросил Хирел. Он взял ее руку и поцеловал. — Уедем прямо сейчас, будь моей возлюбленной, и пусть империи заботятся о себе сами.

— Кажется, ты почти серьезен, — с изумлением сказала Элиан.

— Должно быть, это у нас в крови, — вздохнул Хирел. — Нас воспитывают для красоты, для блеска, для величия, к которому нам положено стремиться, и, кажется, еще для того, чтобы испытывать безумные страсти к рыжеволосым королям и королевам.

— Нет, это не безумие, — раздался за его спиной голос Саревана. — Это проявление вкуса.

Они обернулись. Сареван проснулся. Им показалось, что он выглядит немного лучше, а может быть, дело было в его теплой улыбке.

— Добрый вечер, мама, — сказал он, — добрый вечер, о западный лев. Не окажет ли кто-нибудь из вас помощь умирающему от голода страдальцу?

Когда Сареван начал есть, Хирел обнаружил, что может к нему присоединиться: его желудок больше не стремился избавиться от того, что в него попадало. Казалось, его организм уже понял то, чего еще не осознал его разум.

Кризис миновал. Сареван пошел на поправку. Он будет жить, и силы вернутся к нему.