"Жребий принцессы" - читать интересную книгу автора (Тарр Джудит)

Глава 5

— Он убивает себя, — сказал самый маленький из девяти зхил'ари, который был лишь немного выше Саревана.

Они разбили лагерь у самого южного из Лунных Озер. Хирел с тоской глядел на водную гладь. Если бы это долговязое худое существо оставило его в покое, он смог бы искупаться, поплавать и расслабить утомленные дорогой мускулы. Но 3ха'дан застал его одного и не намеревался упускать удобный случай.

Хирел снял плащ, аккуратно повесил его на ветку и осторожно произнес:

— На мой взгляд, Сареван выглядит неплохо: в седле держится твердо, хорошо ест. Он…

— Он держится в седле, потому что отказывается падать. Он притворяется, что ест, а на самом деле дьявольская кошка поедает его пищу. Он раскрашивает себя вовсе не для красоты, как это принято, а просто скрывает разрушительное воздействие поездки.

Хирел расслабил свой ремень. Дикарь с интересом наблюдал за ним. Руки Хирела опустились. У него не было настроения раздеваться перед этим скользким пройдохой. Не важно, что все племя могло детально рассмотреть его тело. Скромность Хирела не подчинялась логике.

Но если уж на то пошло, то и слабости Саревана тоже не было объяснения.

— Его рана заживает. Она почти зажила еще до того, как мы выехали из поселка. Его колдовство… ну разве можно от этого умереть?

3ха'дан посмотрел на него как на идиота, но, по-видимому, решил быть терпеливым. «Ну что взять с чужака!» — говорило его лицо. 3ха'дан осторожно подбирал слова, немножко путаясь в наречии торговцев. — Маги очень сильны, почти как боги. Только они не боги, а люди. Они платят за свою магию. Маленькая магия — маленькая плата. Большая магия может потребовать такую цену, что ее подчас невозможно заплатить. Эту цену всегда платит тело. Но сама сила отдает еще больше. Сареван — великий маг. Он сражался с великими магами и победил, но одного из них он убил. Если бросить камень, он свалит с ног кимури, но может отскочить назад и ударить тебя самого или даже выбить тебе глаз. То же самое происходит и с волшебной силой, когда маги пользуются ею, чтобы убить. Цена смерти — это смерть силы. — И тела?

— Сила и есть тело, — сказал 3ха'дан. — Если бы в моей власти была вся магия мира и я потерял бы ее, потому что дал бы заманить себя в ловушку, я желал бы одного — умереть.

— Чего же ты хочешь от меня? — спросил Хирел. — Ведь у меня нет силы, чтобы вложить разум в голову этого безумца.

— Ты не считаешь его богом. И ты можешь заставить его поступать разумно.

— Разумно? Саревана Ис'келиона? — Хирел от души рассмеялся. — Ну, дикарь, ты мечтаешь о чуде. Молись своему богу. Может быть, он услышит тебя.

Хирел снова надел плащ, вздохнув при мысли о неудавшемся купании. Он обошел 3ха'дана, в широко раскрытых глазах которого застыла боль, как у раненого кимури, и удалился.

Мало-помалу он привык к компании зхил'ари. Суетливый и беспокойный 3ха'дан с двумя алыми концентрическими кругами, начертанными на лбу и на груди, оказался любителем громко петь, хотя был начисто лишен музыкальности. Его дородный брат Газхин вечно призывал его к тишине. В отличие от остальных варваров, бороды которых вечно были всклокочены и неухожены, Газхин следил за своими волосами, и на его грудь спускались две толстые, украшенные бронзой косички. Еще были два близнеца, Рокан и Кодан, похожие, как щенки из одного помета, только Рокан разрисовывал себя алым, а Кодан — голубым. Иногда Хирел развлекался, пытаясь представить себе, как выглядят их лица, скрытые густыми космами, и как могут женщины целовать эти заросшие физиономии. Неудивительно, что Зхиани получила такое громадное наслаждение, учась искусству любви у безбородого асанианского юноши.

С шумом и гомоном зхил'ари разбили лагерь, словно это было для них обычным делом. Несмотря на видимый беспорядок, они прекрасно справились со своей задачей: разложили очаг, начали готовить пищу, расставили часовых. Остальные занимались лошадьми или купались в озере. Двое совокуплялись у всех на виду, словно животные; Хирел подумал, не та ли это пара, выкрутасы которой не давали ему уснуть в течение всей прошлой ночи.

Тот, что был сверху, встретился с ним глазами и ухмыльнулся, ни на миг не сбившись с движения. Хирел поспешно отвел взгляд. Занятие любовью было искусством. На него отводилось определенное время и определенные места, в нем существовали специальные ритуалы и особые ритмы. И к нему полагалось относиться с благоговением, как к высочайшему из земных наслаждений. Но эти огромные неуклюжие лохматые люди своими криками и гримасами превратили его в насмешку.

— Это игра, священный ритуал, к которому вечно стремишься.

Рядом с ним оказался Сареван, твердо стоявший на ногах и разукрашенный кричащими узорами. Как Хирел ни старался, ему так и не удалось разглядеть на плече принца черную птицу смерти.

— Священный, — с величайшим презрением повторил Хирел. — Нечего сказать, священный, если его можно купить при помощи золота и янтаря, а потом растрезвонить об этом всем и каждому.

— Ни один жрец не допускается до своего обряда непосвященным, — сказал Сареван и оглядел Хирела с головы до ног. — Я готов признать, что не верил в твои возможности. Даже услышав легенды, которые мне рассказывали. Это правда, что вас начинают обучать этому с колыбели?

— Я тебе не младенец!

Голос Хирела сорвался от возмущения. Сареван расхохотался.

— Ну конечно, нет, львенок. Но все-таки, скажи, это правда?

— Да. — Хирел не мог оторвать глаз от земли. — Это искусство. Как танцы, как умение владеть оружием, как правила хорошего тона. Чем раньше начинается обучение, тем совершеннее становится мастерство. — Даже в этом?

Наконец Хирел смог поднять глаза. Сареван выглядел озадаченным, любопытным и невыносимым.

— Думаю, у меня есть повод завидовать тебе. Я едва знаком с правилами хорошего тона, танцами и оружием, а что касается остального, то об этом мы только шушукались по углам. Однажды я совершил непростительный грех. Я научился проникать в разум людей, занимающихся любовью. Даже в разум женщин. В один прекрасный день моя мать застала меня за этим занятием. Тогда я понял, что чувствует человек, с которого живьем сдирают кожу.

— В самом деле? — спросил Хирел, заинтересованный помимо своей воли.

— О да. Сказанные матерью слова были так остры, что воздух сочился кровью, когда они звучали. А после мне пришлось понести наказание. Дело в том, что мне захотелось выяснить, смогу ли я усилием воли сделать так, чтобы зачатие ребенка произошло без совокупления. И мне это удалось. В результате я был вынужден жить в разуме женщины в продолжение всей беременности, и это оказалось делом далеко не легким, даже в нашем гнезде магов. Женщина была уже старовата для родов, тем более для первых. Она была воином из отряда моей матери, и ей всегда не хватало времени, чтобы обзавестись ребенком, но тут вмешался я. Она полностью простила меня после того, как мы вместе произвели на свет ее дочь. — Но как…

— Я жил одновременно в двух телах, и мое собственное тело чаще всего было погружено в сон. Моих наставников это очень заботило. Знали бы они… Иногда мне было трудно осознавать, что я остаюсь мальчиком двенадцати лет, сильным и наделенным отменным здоровьем, и одновременно являюсь тридцатилетней женщиной, в животе которой растет ребенок. Ближе к концу беременности мне приходилось следить за собой каждую секунду, иначе даже моя походка становилась похожей на ее. Мне было больно, потому что мои мальчишечьи кости растягивались, как у женщины, но ее боль всегда оказывалась сильнее, потому что она носила в своем чреве ребенка. — Какая нелепость, — сказал Хирел. — Чрезвычайная. — Сареван растянулся возле огня, а неожиданно появившийся Юлан как всегда заменил ему подушку. — Когда мы будем в Эндросе, ты обязательно познакомишься с Мериан. Моя мать удочерила ее, и я тоже опекаю ее, когда нахожусь рядом. Она необыкновенно прелестна. — Это ты необыкновенный.

Хирел сел на корточки. Сареван закрыл глаза. Его веки были раскрашены в соответствии с тигровым узором, нанесенным на все лицо, черты которого казались из-за этого неясными и изменившимися, что могло бы обмануть даже самый пристальный взгляд. Однако если бы Хирел прищурился и посмотрел искоса, он заметил бы выступающие под туго натянутой кожей кости, заметил бы, что губы Саревана побелели не от краски, а капельки, поблескивающие в его бровях, — вовсе не роса. Несмотря на кажущуюся расслабленность, его тело было крайне напряжено и едва заметно дрожало.

Хирел моргнул и поймал себя на том, что глядит в глаза Юлана. Кот зевнул. Мотнув хвостом, он обернул им Саревана, защищая и охраняя. Его друг, по-видимому, впал в глубокую дрему.

Хирел потихоньку отошел от костра, нашел то, что требовалось, и вернулся назад. Стоило ему прикоснуться губкой к бровям Саревана, как тот раскрыл глаза. Хирелу показалось, что принц сейчас вступит с ним в схватку, однако Сареван лежал без движения. При помощи масла и бальзама, а затем воды с измельченным очищающим корнем Хирел начисто смыл краску с его лица. Покончив с этим, он тщательно вымыл тело Саревана, словно превратившись в его слугу. Сареван не произнес ни слова. Лишь в самом конце он сказал:

— У тебя легкая рука.

— Привычка, — объяснил Хирел с оттенком иронии. Это помогло ему скрыть испуг. Если до того как их нашли зхил'ари, Сареван был похож на умирающего, то теперь он казался просто мертвецом.

И все-таки Сареван хорошо переносил дорогу, точнее, хорошо притворялся. Как же это ему удавалось?

— Потому что я должен, — ответил Сареван, когда эти слова вырвались у Хирела. Его улыбка напоминала оскал черепа. — Я не умру. Когда я доберусь до Эндроса, мой отец вылечит меня. В этом я уверен.

Хорошо, если так. Хирел закрыл баночки, отжал губки, вылил воду под дерево. Солнце наконец село; на темнеющее небо высыпали звезды, и показалась Великая Луна, похожая на огромный щит. Восхитительные ароматы разлились в воздухе над лагерем зхил'ари, которые собрались вокруг костра и гомонили в ожидании еды. Пыл любовников наконец иссяк. Они сидели рядом, и один смазывал маслом и заплетал в косички волосы другого.

Гладь озера стала серебряной и черной, отражая последние лучи дневного света. Прилетели стайкой водные птички и защебетали, словно маленькие встревоженные черные тени на серебряном листе. Хирел сбросил одежду, шагнул в обжигающе ледяную воду, глубоко вздохнул и окунулся.

Полпути между берегом и стаей птиц он проплыл на спине. Холодный воздух обжигал его мокрое лицо, а вода согревала тело. Какая-то одинокая огромная звезда глядела прямо в его затуманившиеся глаза.

Сегодня он сделает это. Сядет на полосатую кобылу, прихватит мешок с припасами и сбежит. Прошлой ночью он сделал пробную вылазку, и часовой лишь улыбнулся и приветствовал его взмахом руки, не обратив особого внимания на его перемещения. Кажется, никто из них не знает, кто такой Хирел на самом деле, а может быть, им нет до этого дела. Во всяком случае, за ним не следят. Безответственные мальчишки, вот кто они все. А Сареван слишком болен, чтобы сразу же заметить его исчезновение и послать погоню. Если Хирелу удастся ускользнуть после того, как все заснут, и если до утра его не поймают, тогда он спасен.

Перевернувшись со спины на живот, он медленно поплыл к берегу. В лагере ужинали, сопровождая трапезу страшным шумом и взрывами смеха. Хирел насухо вытерся, надел штаны и перекинул через плечо плащ. На вертеле еще оставалось мясо. Юноша попытался обойти дикаря, который не был намерен уступать ему дорогу. Прогремел смех, и Хирел в изумлении вскинул голову.

На него сверху вниз смотрел огромный человек, на размалеванной физиономии которого сверкали черные глаза. Он лениво разглядывал Хирела, и в его намерениях не оставалось ни малейшего сомнения. Хирел обнажил свои острые зубы, предоставив этому неуклюжему деревенщине самому разбираться, улыбка это или угрожающий оскал.

Наглец сверкнул глазами. Его рука потянулась к чреслам Хирела. Ценой огромного усилия принцу удалось сохранить хладнокровие. Он процедил сквозь зубы: — Дай пройти.

Дикарь пропустил Хирела, успев ласково прикоснуться к нему. Он что-то сказал, и остальные рассмеялись. Палыры Хирела сжались в кулаки. Дикарь осклабился и с довольным видом принялся набивать рот жареным мясом дикого оленя.

— Он сказал, — объяснил Сареван, — что в некоторых случаях кинжал оказывается полезнее крепкого меча. — Неужели?

Хирел добрался до вертела и вонзил зубы в ароматное мясо. Бесстыдных дикарей Азхурана, пресыщенных вином и любовными играми, сморил сон. Сареван, который даже под укоризненным взглядом 3ха'дана отдал большую часть своей пищи Юлану, свернулся калачиком на одеяле и закрыл глаза.

Словно бы непреднамеренно, Хирел растянулся на земле на некотором удалении от яркого света костра и прикинулся спящим. Остальные засыпали один за другим.

Хирел ждал. На него накатывала сонливость, но он прогнал ее, пропев литанию. Асаниан. Асаниан, и Золотой дворец, и его восстановленное королевское величие.

С бесконечной медлительностью огонь погас. Последний молодой буян свалился замертво на траву, и кубок выкатился из его руки. Пересчитав спящих, юноша чуть не запел от радости. Часовой пришел к костру подкрепиться и не торопился возвращаться на пост, пока последний кубок с вином из кобыльего молока не опустеет, а другого часового назначить забыли. Весь отряд спал вповалку возле тлеющих углей.

Хирел затаил дыхание. Никто не шевелился. Он потихоньку накинул на голову одеяло и замер. Единственным звуком, который донесся до него, был храп. Закутанный в темное одеяло, сливаясь с ночной темнотой. Хирел проскользнул мимо спящих. Сенели паслись возле озера, и ноги их не были спутаны: этим дикарям нравилось оставлять коней свободными, потому что животные были приучены держаться в пределах видимости своих хозяев. Седло, которое Хирел заранее спрятал в кустах, по-прежнему лежало на месте, так же как и бурдюк с водой и седельные сумки. Свернув одеяло, юноша привязал его к седлу, после чего, прихватив кусочек плода, направился на поиски своей кобылы.

Темная тень взметнулась перед ним и повалила на землю. Падение оказалось намного болезненнее из-за жестокой горечи поражения.

— Я знал, что сегодня ты попытаешься сделать это, — сказал Сареван, опускаясь на одно колено рядом с массивной тенью, оказавшейся Юланом. Свет Великой Луны превращал его в безликий силуэт; его глаза горели как глаза зверя, а когда он говорил, его белые зубы сверкали. Казалось, все происшедшее для него не более чем развлечение. — Смелый поступок, львенок, но, увы, подобные действия превосходно предугадываются. Юлан, отпусти его.

Хирел медленно поднялся, прикидывая расстояние до сенелей. Один жеребец стоит достаточно близко, чтобы… — Даже не думай об этом, — мягко сказал Сареван. — Значит, ты опять наврал мне, — упрекнул его Хи-Рел. — У тебя все еще осталась магия. Ты можешь читать мои мысли.

— Я читаю их по твоим глазам. И по выражению твоего лица. И по твоему телу. Боюсь, мне придется ненадолго связать тебя. До тех пор, пока мы не окажемся достаточно далеко и попытка побега станет делом бессмысленным.

— Тогда тебе придется заковать меня в цепи и держать в них до самого Эндроса Аварьяна.

— У меня нет цепей. Однако и кожаные ремни вполне подойдут.

Сареван связал руки Хирела спереди, достаточно крепко, но не жестоко, и повел его назад к костру. Никто не проснулся посмотреть на них. Это было ни к чему. Да и связывать его было необязательно: Юлан уселся рядом с Хирелом, и принц бесился и плакал, глядя на его застывшую морду. Однако при мысли о диком коте, несущемся за ним по пятам, бежать ему расхотелось.

Сареван положил голову на бок Юлана и заснул. Хирел неподвижно сидел с открытыми глазами и смотрел, как на небо медленно, но неуклонно накатывает заря. Уже давным-давно у него появилась уверенность в том, что Сареван специально затеял все это. Чтобы спровоцировать Хирела. Чтобы узаконить его плен.

А ведь Хирел был на волосок от того, чтобы пожалеть его, такого измученного и слабого, лишенного всех своих блистательных магических сил!

Сареван не выполнил своей угрозы полностью. Когда наступило серое утро, он развязал ремни на руках Хирела и сказал:

— Если ты дашь мне слово, я позволю тебе ехать свободно. Хирел размял затекшие плечи, вперившись горящими глазами в ненавистное безучастное лицо этого ублюдка. У него хватит терпения стоять тут и ждать до самого заката. Хирел отвел взгляд.

— Ладно, — пробурчал он. — Даю слово. — А я принимаю его.

И о Хиреле снова забыли, предоставив ему собрать пожитки, подготовить к дороге сенеля и занять свое место в рядах всадников. Как обычно, Сареван вел их, а Юлан бежал рядом с ним. Остальные скакали нестройными рядами, и Хирел старался лишь держаться позади. Отъехав от озера, они поднялись на крутой гребень горы, поросший лесом, и спустились в глубокую долину. Ее опоясывали деревья, но центр оставался пустым, как будто дорога делала здесь последний вздох: трава, камни и потрескавшаяся бесплодная земля.

К полудню они повернули на запад, поднимаясь из долины по длинному покатому склону, поросшему редкими деревцами. Вершину холма венчало сооружение из камней в виде неровного круга, все еще хранившее воспоминание о руках людей, которые давным-давно стали прахом. Хирел придержал кобылу, словно хотел получше рассмотреть сооружение. Никто не обратил на это внимания. Расстояние между ним и отрядом увеличилось. Сареван был далеко впереди, стремясь к восточному склону, а Юлан несся перед ним.

Хирел ударил пятками в бока своей кобылы и пригнулся к ее шее. Она стрелой понеслась на холм.

За спиной Хирела раздался крик. Он хлестнул кобылу длинным концом уздечки, и ее галоп превратился в настоящий полет.

Его тюремщики остались далеко позади. Хирел улыбнулся встречному ветру.

Но его радость померкла и исчезла. Над землей летела серая тень, глаза ее горели зеленым огнем, и она приближалась. Она охотилась за ним. Она хотела отрезать ему путь к свободе. — Нет, — сказал он негромко.

Пригнувшись еще ниже, он принялся петь в прижатое ухо Кобылы, умоляя, угрожая, приказывая ей скакать вперед. На Холм. На холм.

Она споткнулась. Хирел удержал ее, изо всех сил рванув поводья, и продолжал подгонять вперед. Краем глаза он видел Юлана. Огромная пасть была разинута, сверкали белые клыки. Камни. Если бы Хирелу удалось добраться до камней, он смог бы защищаться. До самого конца, как и подобает. Будь проклят этот невероятный кот — порождение самого ада.

Перед ним маячил каменный круг. На самом высоком камне сидел Аварьян, и его раскатистый хохот заполнял мозг Хирела. Даже в отчаянии он понимал, что его положение крайне невыгодно: у него нет бога, который защитил бы его от этого пылающего монстра. Логика была жалкой защитой, философия рассыпалась в прах, словно башня из песка. А тысяча богов Асаниана оставалась всего лишь сказкой, которой пугали детей.

Кобыла резко отпрянула в сторону. Челюсти Юлана щелкнули там, где только что было ее горло. Хирел изо всех сил лупил ее пятками и хлестал длинным концом уздечки, направляя ее к западу. Она сопротивлялась, упираясь ногами и мотая головой. Юлан издал рык. Она окончательно обезумела.

Медленно, будто нехотя. Хирел взлетел в воздух и оказался на земле, ничего не соображая. Острые раздвоенные копыта молотили землю возле него. Ему оставалось только лежать, задыхаясь, и ждать смерти.

Неясная огненная тень превратилась в лицо Саревана. Хирел хрипло вдыхал благословенный воздух. Мысли его путались, однако крошечный уголок разума, сохранявший хладнокровие, отметил, что лицо Саревана не предвещает ничего хорошего. Однажды Хирелу уже довелось видеть, как оно пылает от гнева, и тогда юноше было страшно. Но эта застывшая холодная маска показалась ему намного ужаснее.

Мало-помалу его легкие встали на свое место. Все его тело покрывали синяки, но ничего не было сломано. Он с трудом сел. Никто не подал ему руки. Все они сидели верхом и таращились на Хирела, лишь Сареван стоял возле него на одном колене. Его глаза ничего не обещали. В них не было ни милосердия, ни ярости, ни даже презрения.

Хирел с трудом поднялся и сглотнул ком в горле. Они оказались лицом к лицу с Сареваном. Пальцы юноши невольно сжались в кулаки. Наконец принц Аварьяна тихо и холодно сказал: — Ты дал мне слово.

Хирел рассмеялся, хотя это причинило ему боль. — Мое слово чести не распространяется на скотов. Наступила тишина, длившаяся даже дольше, чем предыдущая пауза. Она была длиннее, холоднее и намного ужаснее. Сареван поднялся. Он возвышался подобно громоздящимся вокруг камням, подобно богу, взошедшему на трон из этих камней. Он поднял руку.

3хил'ари, поспешивший на призыв, не был приверженцем мягкого обращения. Он связал руки Хирела за спиной так туго, что это причиняло боль, и посадил его на спину взмыленной и дрожащей кобылы, а потом связал его ноги ремнем, пропущенным под ее животом. Взяв в руки повод, он вскочил на своего высокого жеребца. Сареван уже ждал в седле. Они продолжали свой путь на восток.