"Мистерия Сириуса" - читать интересную книгу автора (Темпл Роберт)

ДОПОЛНЕНИЕ

Читатель, наверное, удивится, если я скажу, что из всей загадки Сириуса меня больше всего интересуют именно ее — на первый взгляд такие скучные — геодезические аспекты. Тем не менее это именно так. Об оракульских центрах я написал целую главу в другой моей книге — «Разговоры с вечностью»,[284] опубликованной в 1984 году, а также в примечаниях к моему переводу «Эпоса о Гильгамеше».[285] Но мне не удалось организовать все те экспедиции в разные страны, которые были необходимы, чтобы собрать дополнительный материал по этому вопросу, да и значительная часть уже полученных результатов тоже осталась неопубликованной. Тем не менее, я полагаю, что мне известно подлинное местоположение первого оракула в Додоне, который находился немного выше в горах, чем принято считать. Равным образом, Дельфийский оракул располагался в трех с половиной километрах от места, посещаемого сегодня туристами. Но чтобы серьезно провести там серьезные раскопки, необходима хотя бы небольшая группа исследователей и какие-то средства.

В 1979 году мы с моим другом Рэнди Фитцджеральдом создали в Америке специальный фонд для сбора денег на исследования в области древней геодезии. Увы, нам не повезло, и фонд в конце концов пришлось закрыть. Немало высококвалифицированных специалистов были готовы принять участие в этих исследованиях, но нам нечем было им платить. Время от времени ищущие развлечений миллионеры обращались ко мне с предложением финансировать исследования загадки Сириуса — но во всех случаях эти переговоры оказались пустой тратой времени. Подавляющее большинство несостоявшихся спонсоров думали только о саморекламе. Один выглядел более нормальным человеком — но и он в конечном счете оказался такой же пустышкой. В целом мой опыт общения с людьми богатыми и очень богатыми меня полностью разочаровал. Все они напоминают ярких тропических птиц, порхающих среди листвы в полном самозабвении и восторге от собственного существования. Но самое поразительное — это то, что после каждого случая моего с ними общения сам я становился заметно беднее. Право же, это какие-то ходячие пылесосы для выкачивания денег! Начинается обычно с предложения оплатить вам дорогу для вашей к ним поездки — а заканчивается непредусмотренными расходами уже в их пользу.

В итоге значительная часть моих исследований осталась в полузавершенном состоянии просто в силу финансовых причин. Чтобы исследовать проблемы геодезии, вы должны путешествовать, желательно в компании специалиста-топографа. Нет абсолютно никакого смысла обращаться за грантом на такую экспедицию к научным фондам. Если предложить членам подобного фонда выделить средства на исследование проблемы палеовизита, их реакция будет неотличима от реакции девственницы на предложение изнасиловать ее. Внеземляне — это же сущий абсурд и безумие! (После выхода из печати «Мистерии Сириуса» кое-кто из моих самых консервативных друзей порвал со мной всякие отношения. По их мнению, только сумасшедший мог писать на такие темы.)

Впрочем, геодезические загадки древности не ограничиваются районом Средиземноморья — кое-что интересное можно отыскать в истории Китая. В те годы, когда я работал над «Мистерией Сириуса», я еще не был знаком с Джозефом Нидхемом, и потому эта область оставалась для меня закрытой. Следует, впрочем, заметить, что те вещи, о которых я собираюсь дальше говорить, мало кому известны как на Западе, так и в Китае.

С Джозефом Нидхемом мне посчастливилось встретиться где-то в 1982 году — хотя, конечно, я и до того был в какой-то мере знаком с его работами. Нидхем был одним из величайших ученых за всю историю науки — начиная по крайней мере с Эдуарда Гиббона, автора «Истории упадка и разрушения Римской империи». Грандиозный труд Джозефа Нидхема — «Наука и цивилизация в Китае» — при его жизни был опубликован лишь частично (примерно в двадцати томах). Части этой работы, оставшиеся в рукописи, готовятся к публикации большой группой его сотрудников. Я не могу сказать, что был одним из этих сотрудников. В их число входили прежде всего профессионалы-синологи, преподававшие в различных университетах мира. Я же был скорее другом Джозефа и его второй жены — китаянки Лу Вейдьен, чем просто их коллегой. Сам Джозеф был человеком достаточно замкнутым и ироничным. В отличие от него, Вейдьен обладала замечательным — хотя и не всегда безобидным — чувством юмора. В 1986 году мы трое совершили путешествие по Китаю, и у меня от него остались незабываемые впечатления.

Она любила поддразнивать коллег — особенно тех из них, кого считала надутыми индюками, отдавая мне явное предпочтение перед ними. Естественно, эта публика меня сильно невзлюбила. Самым нетерпимым из них оказался покойный Колин Ронан, который заведовал фотографическим отделом в Научно-исследовательском институте Нидхема. Когда мы с Джозефом работали над одним иллюстрированным изданием, он сделал все, чтобы не допустить меня к фотоархиву. Джозеф тем не менее включил в эту книгу сделанные мною фотоснимки — и Колин немедленно попытался выбросить из подписей к ним всякое упоминание моего имени. К счастью, библиотекарь Кармен Ли узнала об этих происках, и совместными усилиями мы предотвратили эту угрозу. Но какова мелочность! Узнав о кознях Ронана, Вейдьен по-настоящему рассердилась и высказала ему все, что о нем думала. Естественно, его отношение ко мне после этого, мягко говоря, не улучшилось. Все это было и неприятно, и немного комично, напоминая какой-то старый фарс. В своих попытках помешать моей работе Ронан напоминал Сизифа — но тем не менее продолжал упорствовать. Поразительно, до какой степени обуреваемые злобой люди забывают обо всем на свете и пытаются любой ценой уничтожить то, чего не понимают!

Мне не раз случалось становиться жертвой подобных атак, и порой они бывали достаточно серьезными. Но усилия атакующих не могут вызвать у меня ничего, кроме смеха. Человеческая натура столь, увы, несовершенна, что ее разрушительные стороны порой берут верх над сторонами созидательными. Об этом не следует забывать, если мы не хотим поставить под угрозу наше собственное творчество. Но корень зла вполне очевиден — это простое человеческое тщеславие. Лекарство от этой болезни тоже не является секретом: это умение относиться к себе с разумной мерой иронии. Вейдьен, как никто, была лишена всякого тщеславия, и то же самое можно сказать о Джозефе. Он был очень занятой человек, целиком погруженный в свою работу, и времени ему постоянно не хватало. Еще в середине сороковых годов он задумал написать популярную книгу об открытиях и изобретениях, сделанных древними китайцами, — но все никак не мог к ней приступить. Вейдьен посоветовала Джозефу привлечь к этой работе меня, и он согласился. В то время ему уже было за восемьдесят, и было понятно, что сам он с этой работой уже не справится.

Я сел за письменный стол и приступил к чтению всего, что Джозеф когда-либо написал и опубликовал — за исключением разве что его первых исследований в области эмбриологии. Объем прочитанного составил, по моим подсчетам, примерно восемь с половиной миллионов слов. Делать подробные выписки было некогда, и мне пришлось в основном полагаться на свою память. Поскольку, однако, архив Джорджа был организован довольно своеобразно, я прибег к системе памятных значков, позволявших при необходимости отыскать нужную мне информацию. Результатом этой работы стала книга, опубликованная в Британии под заголовком «Китай: страна открытий и изобретений», а в Америке — «Гений Китая». Позже под тем же названием она снова вышла в Британии.[286]

Просматривая старые работы Джозефа, я наткнулся на полузабытую статью «Меридианная линия восьмого столетия: система гномонов Исина и предыстория метрической системы», написанную в соавторстве с Вейдьен, еще одним китаистом и тремя астрономами.[287] Когда я напомнил Джозефу об этой статье и поставленных в ней проблемах, он согласился, что было бы очень интересно побывать в Китае и на месте разобраться в созданной древними обитателями этой страны геодезической системе. С самого начала шестидесятых годов он мечтал о такой экспедиции, но началась «культурная революция», и его планы пошли прахом. К тому времени, когда политическая ситуация в Китае изменилась, Джозеф уже был слишком стар для подобной экспедиции.

Великий математик и астроном Исин, живший в восьмом столетии нашей эры, — одна из самых значительных фигур в истории китайской науки. Я намеренно не пересказываю статью Джозефа, а цитирую ее, чтобы читатель сам смог убедиться в тесной связи между описываемой системой и средиземноморской геодезической октавой:

«Метрическая система мер стала первой попыткой ввести такие единицы измерения, которые базируются на универсальных величинах и могут использоваться как в повседневной жизни, так и в науке — в частности, в астрономических расчетах. lt;…gt; Развитие научной мысли и потребности практики сделали подобную систему жизненно необходимой — однако в Европе она появилась лишь в последнем десятилетии восемнадцатого века нашей эры. В Китае, однако, универсальная единица измерений была предложена почти на сто лет раньше. Более того, как и во многих других случаях, включающих научные и технические достижения Нового времени, у этой системы были свои исторические предшественники.

В восьмом столетии нашей эры один китайский астроном выдвинул чрезвычайно важную идею измерять линейные расстояния на поверхности земли способами, используемыми в астрономии. В день летнего солнцестояния гномон высотой 2 метра 44 сантиметра, находящийся на широте Янчэна — в самом центре Срединной Империи, — отбрасывает тень длиной около 46 сантиметров. Начиная с самой глубокой древности китайцы изготовляли из глины, терракоты и нефрита эталоны данной длины. Эти эталоны, в свою очередь, использовались для определения точный даты летнего солнцестояния.

Считалось, что длина «летней тени» возрастает примерно на два с половиной сантиметра на каждую тысячу ли, если следовать к северу, и уменьшается на те же два с половиной сантиметра, если двигаться к югу. (Ли — это общепринятая единица измерения расстояний в Древнем Китае, наподобие современного километра или мили. К сожалению, в разные исторические эпохи она имела неодинаковую длину, что сильно нервирует историков китайской науки.) После конца эпохи Хан (III в. н. э.) измерения, проведенные в Индокитае, опровергли эту числовую закономерность, но лишь пять столетий спустя были проведены систематические измерения, охватившие достаточно большую площадь земной поверхности.

Целью этих измерений было сравнение небесных и земных мер длины. Китайские астрономы попытались выяснить, какому расстоянию на поверхности планеты (естественно, в ли) соответствует смещение Полярной звезды на один градус. По сути дела, это должно было позволить определить длину окружности земного шара. С этой целью была выстроена вторая в истории меридианная линия (первую соорудил Эратосфен примерно в 200 г. до н. э., а вторую — халиф Аль-Мамун в 827 г. н. э.). Детальный анализ этой линии и является темой нашей статьи».[288]

Понятно, почему мне эта тема показалась столь важной. Джозеф, кстати сказать, ничего не знал о моих историко-геодезических исследованиях. Каждый, кому случается узнать о существовании оракульских октав, естественным образом задается вопросом — с какой целью они были созданы? Зачем были нужны все эти усилия по доставке тяжелых грузов в отдаленные места и на вершины гор, зачем сложнейшие расчеты и измерения?

Как показал Джозеф в своей статье, в восьмом столетии нашей эры китайцы сочли задачу определения связи между «земными и небесными мерами» заслуживающей пристального внимания. Необходимо было выяснить, как соотносится градус широты с размерами земного шара.

«Веком раньше Лю Чуо открыл, что смещение на тысячу ли вовсе не приводит к изменению длины тени гномона на два с половиной сантиметра. Цифры, считавшиеся верными в течение тысячелетий, оказались ошибочными. Лю Чуо послал прошение императору Поднебесной: «Умоляю Ваше Величество приказать заново провести эти измерения. Для этого нужны специалисты-механики и математики. На равнине будет выложена прямая в направлении с юга на север, и на этой прямой будут размещены водяные часы и гномоны. Тщательно выверенные инструменты позволят определить длину солнечной тени [в разных точках прямой] в дни равноденствий и солнцестояний. Разница между величиной солнечной тени в разных точках позволит выяснить, сколько ли разделяют их. И тогда небо и Земля откроют нам свои подлинные размеры».

Увы, император Суй отнесся к предложению Лю Чуо совершенно равнодушно».[289]

Вообще-то идея создания национальной геодезической сети не была для Китая чем-то принципиально новым. Нидхем и Лю перевели соответствующий раздел из «Архива династии Чжоу» (Чжоу Ли), написанный не позднее, чем во втором веке нашей эры, и содержащий сведения из более раннего периода. В нем подробно объясняется, «каким образом с помощью гномона можно добиться надлежащей точности в определении длины солнечной тени и найти центр земной поверхности. Таким центром является место, в котором длина солнечной тени в момент [летнего] солнцестояния составляет около 43 см. Именно здесь сходятся воедино Небо с Землей, здесь встречаются четыре времени года, здесь дождь соединяется с ветром, здесь Инь и Ян сливаются. Все сущее процветает здесь, и это лучшее место для пребывания императорского двора».[290]

Во втором столетии до нашей эры Чжен Сянь утверждал, что, следуя по меридиану, мы можем видеть, как длина солнечной тени изменяется на один [китайский] дюйм на каждую тысячу ли. «С того места, где длина тени составляет примерно 43 см, мы должны пройти на юг 15 000 ли, чтобы солнце оказалось над нами в зените (т. е. чтобы достичь экватора). Земля совершает четыре оборота вокруг своей оси, а звезды восходят и заходят в пределах тридцати тысяч ли; поэтому, преодолев половину данного расстояния, мы достигнем центра земной поверхности».[291]

Понятно теперь, что необходимо было сделать, чтобы найти более правильные цифры: астрономы должны были собрать информацию о величине полуденной солнечной тени в тот или иной день на значительной части какого-либо меридиана. И именно такие измерения можно было провести с помощью оракульских октав. Пользуясь прекрасным китайским выражением, можно сказать, что оракульские центры Средиземноморья также размещались в местах, где «Небо и Земля сходятся воедино». Именно в этом был смысл установки омфалов.

Когда французским археологам удалось раскопать древнейший из дельфийских омфалов, они обнаружили на нем слово «Гея» (Земля) и букву Е (см. приложение V). Кроме того, они выяснили, что на верхушке древних омфалов было, как правило, отверстие, в которое вставлялся металлический прут. Думаю, что он представлял собой тот самый гномон, длину тени которого необходимо было измерить. (Кстати, именно таково происхождение древнеегипетских обелисков — они представляли собой гигантские гномоны.) По сути дела, подобные устройства представляют собой солнечные часы — но в данном случае их задачей было измерять не время, а расстояние. Они позволяли определить величину земного шара.

Как далеко зашли в этих попытках древние китайцы? Геодезическая сеть была построена в эпоху династии Танг, между 721 и 725 гг. нашей эры. По мнению Нидхема и его соавторов, руководителями экспедиций были императорский астроном Нангун И и буддийский монах Исин — один из самых выдающихся математиков и астрономов своего времени. Об этих ученых и их исследованиях известно не так уж мало.

«Древние источники сообщают, что для одновременного измерения длины солнечной тени были отобраны одиннадцать пунктов, в которых устанавливались одинаковые гномоны высотой порядка 2 м 44 см. Широта этих пунктов варьировалась от 17,4 е в ЛинИ (около Гуэ в современном Вьетнаме) до 40 е (в Вей-чжоу, древнем городе близ нынешнего Лин-цзю, расположенного недалеко от Великой Китайской стены в северной провинции Шаньси, примерно на широте Пекина). Еще одна точка наблюдения находилась далеко на севере, около озера Байкал. В Янчэне в течение многих столетий располагалась китайская Императорская астрономическая обсерватория. Хотя она и не входила в геодезическую сеть, именно в этой обсерватории сохранился гномон, некогда использовавшийся для измерения длины солнечной тени, которым пользовались Исин и Нангун. На нем осталась надпись, гласящая: «Башня Чжоу Гуна Для Измерения Длины Солнечной Тени». Известно, что этот гномон был изготовлен в 723 г. н. э. В более поздние времена Го Шоуцзин, императорский астроном монгольской династии Юань, провел подобные измерения с помощью гномона высотой более двенадцати метров, снабженного линейкой длиной около тридцати семи метров. Этот гномон был установлен в 1270 году и сохранился до наших дней».[292]

Приведу несколько отрывков из текстов династии Танг (VIII в. н. э.):

«… Если следовать из Янчэна прямо на юг, то на расстоянии 5000 ли вы окажетесь прямо под солнцем (т. е. на экваторе). Дасян и Юаньтай говорят, что в Цзяочжоу полюс (т. е. Полярная звезда) возвышается над земной поверхностью чуть больше чем на 20 градусов. На юге в восьмом месяце года Канопус высоко поднимается над морем. Под ним сверкают яркие звезды, имена коих неведомы. [С другой стороны], к северу от уйгуров, живет кочевой народ Гулигань, кочующий к северу от Хань-хай (озера Байкал), где изобилие трав и прочих растений и где пасутся кони, способные [в день] преодолеть расстояние в несколько сотен ли. Еще дальше к северу лежит Великое море (Северный Ледовитый океан). Там дни долги, а ночи коротки. После того как солнце заходит за горизонт, небо почти не темнеет, и вскоре заря снова освещает восток. В 725 году н. э. Императорский астроном Нангун Юэ нашел в провинции Хэнань большую равнину и, используя ватерпасы и отвесы, установил там несколько гномонов в два с половиной метра высотой. Он определил, что в Байма-Сен в Хуачжоу длина тени такого гномона в момент летнего солнцестояния составляет 45 см. Подобные измерения, проведенные в Хуачжоу, расположенном на 198 ли 179 бу южнее, дали величину 44 см, а в Фучжоу Сен (167 ли 281 бу южнее) — 41,7 см. Следующий измерительный пункт находился в Уцзинь (1бОли 110 от Фучжу), и там уже длина тени составляла немногим меньше 40 см. В целом при смещении по меридиану на юг на расстояние 526 ли 270 бу длина солнечной тени в момент летнего солнцестояния уменьшилась примерно на 5 см. Полученный результат находится в разительном противоречии с мнением древних ученых, гласящим, что смещение на 1000 ли должно приводить к уменьшению длины тени на два с половиной сантиметра».

Обсудив все обстоятельства, авторы текста заключают:

«Таким образом, различия в величинах зависят от того, измеряем ли длину солнечной тени во время летнего или зимнего солнцестояний, а также от того, проводятся ли измерения на севере или на юге. Древние ученые постарались сгладить эти различия, усреднив полученные цифры и придя в результате этого к неправильному выводу. Монах Исин составил две диаграммы, охватывающие огромное расстояние с дальнего юга до дальнего севера. Помимо этого, он начертал 24 диаграммы, посредством которых можно вычислять моменты солнечных затмений и правильно рассчитывать длину индикаторов ночных клепсидр (водяных часов). Вот какие цифры приводит он для длин солнечной тени, измеренной в разных наблюдательных пунктах: lt;… gt; Приняв во внимание данные, полученные как на севере, так и на юге, Исин тщательно сравнил их между собой. Для своих расчетов он использовал так называемый «метод прямоугольного треугольника». По его оценке, расстояние между Северным и Южным полюсами Земли составляет примерно 800 000 ли».[293]

На этом наше знакомство с древнекитайскими геодезическими измерениями можно считать завершенным. Я уделил так много внимания всем этим деталям прежде всего для того, чтобы читатель ощутил особенности мышления древних ученых, пытавшихся решить одну из труднейших задач в истории науки. Надо полагать, средиземноморская геодезическая сеть была построена примерно таким же способом.

Нидхем и Лю пишут в своей статье:

«Достигнутая точность совершенно невероятна. Нетрудно убедиться, что рассчитанные длины солнечной тени верны с точностью до третьего знака после запятой. Чтобы получить аналогичный результат в угловых измерениях (примерно 2 минуты дуги), понадобилась бы шкала с делениями, нанесенными на окружность радиусом не менее семнадцати метров! Основные измерительные станции размещались на дуге длиной примерно 150–215 км, но вся система длиной порядка 2500 км, а если учесть и самую удаленную из них — то даже 3800 км. По уровню организованности проведенная китайскими геодезистами работа не имеет себе равных за все Средние века. Даже если расстояния между крайними узлами сети не удавалось измерить с необходимой точностью, длины солнечной тени в этих пунктах подвергались систематическим измерениям».[294]

В целом китайская геодезическая программа превосходила по масштабам даже оракульские октавы Средиземноморья, захватывая почти 10 % длины земного меридиана. К счастью, китайские архивы сохранили достаточно информации об этом грандиозном начинании — не говоря уже о гномоне в Императорской обсерватории и других материальных свидетельствах прошлого. Но представим себе, что все подобные следы погибли, — как в подобном случае мы могли бы узнать об этом гигантском проекте? Сама мысль об этом показалась бы совершенно фантастической! Подобная ситуация и сложилась с оракульскими октавами. Мне удалось собрать огромный массив косвенных свидетельств, которого в суде хватило бы, чтобы вынести преступнику обвинительный приговор. Но, увы — мы не располагаем никакими официальными документами, подтверждающими, что все именно так и происходило. Тем не менее китайский пример обнадеживает. Он демонстрирует, что проекты подобного размаха не были чужды древним империям, и объясняет причины, по которым им уделялось такое внимание. Я не хочу здесь вдаваться в детали — типа вопроса о том, располагали ли древние геодезисты тригонометрическими таблицами или каким образом определялась граница солнечной тени (поскольку Солнце нельзя рассматривать как точечный источник света, это отнюдь не тривиальная задача). Возможно, со временем мне удастся написать обо всем этом отдельную книгу.

Нидхем и Лю также понимали, что имеющийся материал не позволяет ответить на все вопросы: «Пытался ли Исин вывести из полученных им цифр размеры земного шара? В данный момент у нас нет ответа на этот вопрос. В сохранившихся источниках отсутствуют какие-либо указания на подобные попытки с его стороны — но сама идея сферичности нашей планеты не была чуждой для некоторых школ китайской космологической мысли. Наверняка Исин должен был быть в курсе подобных идей. Этот выдающийся буддийский ученый не мог не знать о достижениях индийской и греческой астрономии, а значит — и о предыдущих попытках определить диаметр Земли. Что в таком случае могло ему помешать и самому сделать такую попытку? Уже сам тот факт, что Исин пытался определить, какова линейная величина одного градуса меридиана, свидетельствует о том, что он не считал Землю плоской».[295]

Оставим теперь Китай. В те годы, когда я работал над «Мистерией Сириуса», у меня не было ни малейшего представлення об Исине и его геодезическом проекте. Равным образом, другой важнейший источник — птолемеевская «География», написанная в I в. н. э., также оставалась для меня недоступной. Единственный существовавший в то время перевод этой работы на английский язык вышел в Нью-Йорке в 1932 году тиражом всего 250 экземпляров. К счастью, в 1991 году появилось новое издание знаменитой книги Птолемея — изданное уже совсем другим тиражом и по вполне доступной цене.[296]

Надо признаться, что знаменитое творение Птолемея оставляет странное впечатление. Его автор обладал довольно-таки неприятным характером. Лицемерно похвалив «выдающиеся достижения» своего непосредственного предшественника — географа Марина из Тира, Птолемей быстро переходит к обвинениям в его адрес — и посвящает этим обвинениям большую часть своей книги. В каких только грехах не обвиняет он Марина, — и все лишь для того, чтобы на фоне этих грехов самому выглядеть безупречно — едва ли не первым географом в истории цивилизации! Остальная часть книги более информативна. Птолемей действительно заложил основы географии как науки и многое сделал для ее становления. Но В некоторых отношениях прав был скорее Марин. К сожалению, работы последнего до нас не дошли, и поэтому трудно выяснить, что именно он на самом деле утверждал.

Ряд мест в «Географии» Птолемея заслуживает пристального внимания с историко-геодезической точки зрения. Я предположил, что параллель, проходящая через остров Родос и разрушенный взрывом вулкана остров Санторин, была одной из составляющих оракульской октавы. И действительно, в книге Птолемея эта параллель упоминается чуть ли не на каждой странице. Не остается сомнений, что древние географы придавали ей особо важное значение.

К примеру, в книге I он пишет:

«Параллель, проходящая через Родос, заслуживает отдельного упоминания. На ней расположено большое количество пунктов, расстояния между которыми были измерены с необходимой точностью и найдено правильное соотношение между ними и окружностью большого круга. В этом мы следовали за Марином, который в свою очередь следовал за Эпитекартом. Действуя подобным образом, можно вычислить правильные соотношения между размерами Земли в направлении с юга на север, о которых мы имеем определенное представление, и ее размерами в направлении с запада на восток». Покажем, как это можно сделать, исходя прежде всего из геометрических свойств сферы».[297]

И в другом случае:

«[Марин] преуспел только в вычислении правильного отношения длины параллели, проходящей через Родос, к величине меридиана и экватора».[298]

Географические координаты многих точек, сообщаемые Птолемеем, ошибочны — и это не так уж странно. Но тот факт, что он неоднократно упоминает «родосскую параллель» как своеобразную точку отсчета, говорит, разумеется, в пользу идеи оракульской октавы. Птолемей и Исин основывались в своих рассуждениях на очень сходных предпосылках.

Объем использованной Птолемеем фактической информации исключительно велик. Многое явно заимствовано из рассказов путешественников, собранных в различных хранилищах и библиотеках за предшествующие столетия и до нас уже не дошедших. Многое он вообще оставляет почти без комментария. Эти рассказы собраны довольно бессистемно, и многие из них крайне фантастичны — но объем этого собрания поражает. Птолемей явно не испытывал недостатка в информации как из первых, так и из вторых рук — не говоря уже об огромном количестве карт, портоланов (морских справочников, содержащих описания побережий и портов) и помощи со стороны картографов. Меня, однако, удивляет его полнейшее нежелание хоть как-то упорядочить этот массив данных. Согласитесь, что, взглянув на огромную кучу дров, трудно представить себе, как выглядел тот лес, из которого их привезли.

Мне представляется, что «География» Птолемея впитала в себя значительную часть фактов, которые были собраны древними географами, — но в полном отвлечении от объединявшей их некогда теоретической системы. От этой системы остались лишь смутные воспоминания — и несколько оракульских центров с их омфалами. Дополнив факты собственным воображением, Марин, Птолемей и их коллеги-географы сконструировали свою собственную — в чем-то правильную, в чем-то ошибочную — картину мира. Но главное для них осталось за кадром, и в хаосе имен и названий они, откровенно говоря, совершенно запутались. С большим или меньшим успехом они пытались оценивать расстояния между различными пунктами в «днях пути» и в подобных «мерах», но им совершенно не от чего было при этом оттолкнуться. (Птолемей, кстати сказать, хорошо понимал всю сомнительность таких попыток и подчеркивал, что длительность путешествия зависит все-таки от того, по какой местности приходится следовать.) Оставалось импровизировать.

Мне древнегреческие географы напоминают актеров, потерявших тексты своих ролей и помнящих лишь общий ход действия. Тем более поучительно прочитать «Географию» и убедиться, чего можно достичь, располагая лишь разрозненными фактами и здоровым скептицизмом. Результат не столь уж безнадежен — но, впрочем, и не блестящ.