"Хроники ближайшей войны" - читать интересную книгу автора (Быков Дмитрий Львович)

3

Если анализировать, кому какой миф больше нравится,- отчетливо выстраиваются две главные концепции. Первая: весь мир страдает от террора незаслуженно, а Россия – заслуженно. Эту интонацию я, к сожалению, вычитываю в постах большинства израильтян, которые до сих пор не могут примирить свою ненависть к террору и вполне понятную (однако не всегда осознанную) неприязнь к России. Наверное, есть израильтяне, искренне любящие Россию, но как-то эта любовь подозрительно быстро испаряется. Какая-то она поверхностная. Здесь срабатывает вечный принцип: ваши убийцы подлецы, а наши убийцы молодцы (В.Рыбаков). Израиль не виноват в палестинском терроре (если кто-то и скажет, что – виноват! виноват!- на него сразу накидываются, и весьма дружно). Зато Россия все спровоцировала сама – зачистками в Чечне и государственной ложью. Можно подумать, что Буш тоже кого-то в Чечне зачищал. Однако 11 сентября состоялось.

Все сказанное не отменяет, конечно, того простого факта, что власть в России чудовищно бездарна, а зачистки чудовищно жестоки. Об этом ниже. Но подверстывать этот факт к Беслану так же нелепо, как обвинять больного в том, что болезнь послана ему за грехи. СПИД – вещь интернациональная и поражает не только педерастов. Я просто за интеллектуальную честность, а вовсе не за русскую власть. Давайте не делать вида, что русские почвенники помешаны на имманентных ценностях вроде голоса крови или места рождения, а русские (израильские, американские) космополиты отстаивают идеалы добра и красоты. У каждого морального релятивиста, по моим наблюдениям, есть своя мораль, часто очень готтентотская, и следует он ей со всей неукоснительностью аскетического служения. И если человек заявляет об относительности для него каких-либо ценностей – чаще всего он тем самым говорит о том, что относительны для него чужие ценности; и чем относительней чужие – тем дороже и роднее свои. Думаю, большинство израильских публицистов нагляднейшим образом иллюстрируют этот тезис; вообще хазарству очень присуща эта двойная мораль – отрицание чужих ценностей, ирония относительно чужого фанатизма и почтительное отношение к собственной истории, культуре и национальной идентичности; хазарские анекдоты рассказываются хазарами исключительно для отвода глаз, и в массе своей они довольно комплиментарны. Так что первая версия – хазарская – сводится к тому, что теракты Россией заслужены; во всем мире люди гибнут от роковых случайностей, и только в России карающий меч находит виновных. Виновата власть, и виновата во всем: в действии, в бездействии, в молчании, в словоблудии… Некоторые авторы – такие, как Кротов или Мильштейн,- дописываются до похвальной откровенности, их уже можно показывать за деньги. Полагаю, что в 1941 году они искренне утверждали бы, что вся Европа бедствует от фашизма незаслуженно, а нам это все за коллективизацию. (Правда, большинство хазар тогда вряд ли заняли бы столь нравственную позицию – фашисты очень не любили хазар, а чеченцы к ним, насколько я знаю, абсолютно равнодушны. Им что хазар, что варяг – одинаковая мразь.)

Вторая модель – типично варяжская: варяги народ воинственный и без войны себя не мыслят. Клинический пример такого варяга – младопублицист Егор Холмогоров, искренне убежденный в своей миссии пастыря народов и спасителя России. Егора Холмогорова уже прорвало на страницы «Русского журнала», где он с нескрываемым восторгом написал о том, что идет война против России. Это изнанка и зеркало хазарского мифа: воюют именно с нами, наш террор особенный, потому что мы свет мира. Это против других производят теракты, а против нас ведут войну. Причем в этой войне на равных участвуют и террористы, и американцы, и европейцы,- а то, что они сами являются жертвами терактов, мы легко объясняем, доказывая, что у них теракты какие-то ненастоящие. Ведь 11 сентября было что? Шоу. А у нас что? У нас просто приходят и убивают. Объяснить отказ террористов от общения с прессой тем фактом, что им просто нечего было сказать и что единая программа действий у них отсутствовала,- Холмогоров не в состоянии: для патриотического дискурса характерна грубая лесть врагу. Враг всегда монолитен, коварен, жесток, и у него всегда все получается. Даже ссору между захватчиками, в результате которой произошел спонтанный «штурм», Холмогоров называет «попыткой прорыва».

Ну да Бог с ним, с Холмогоровым. Варяжский дискурс – это не только он, просто военный теоретик X. наиболее показателен в этой связи и вполне мог бы работать на одной арене с Кротовым и Мильштейном. Важно, что идет война, а война все списывает. У так называемых русских патриотов давно уже нет никакой позитивной программы: просто уничтожить Нерусь – и настанет рай; сознание магическое, фольклорное, по-своему трогательное, особенно если учесть, что Нерусью можно периодически объявлять всех, пока не кончится население. Уничтожение населения во имя государства – честная, последовательная политика, потому что идеальная страна с точки зрения варяжской мифологии – это страна, в которой нет людей. Вероятно, именно такое представление о рае принесли они из своей прекрасной, безлюдной северной Прародины, когда каким-то странным ходом истории их занесло на наши кроткие просторы. Правда, лично я усматриваю у варягов только одно преимущество перед хазарами: они по крайней мере не делают вид, что защищают вечные ценности. Мы правы, потому что это мы. Поэтому и спорить с варягами легче – не надо им постоянно доказывать, что ты против детоубийства. И врут они, на данный момент, меньше – то есть не муссируют бесперечь версию о штурме, на который Путин якобы был нацелен с самого начала. Зато программа варяжства – стопроцентно репрессивная, лишенная даже намека на контуры будущего русского рая,- выглядит куда неутешительней гипотетической программы хазарства: не потому что хазары гуманней (если бы!), а потому что варяги тупей. И чаще переходят в ЖЖ-дискуссиях на любимые аргументы типа обещания вырвать яйца. Это тоже чрезвычайно по-варяжски – напали террористы, а яйца надо вырвать хазарам. Большое облегчение.

Из всего описанного, кажется, ясно, что обе доминирующие российские идеологии лишились всякого контакта с реальностью, а потому говорить о судорогах рождения нации, в общем, преждевременно. Роды на втором месяце называются абортом. В остальном Глеб Павловский, конечно, прав. Прав и в том, что нация возникнет независимо от Путина, с ним или без него.

Что сделал Путин? Он виноват вовсе не в том, что Россия оказалась слабым звеном в противостоянии мировому терроризму. Тут постаралась вся русская политика на Кавказе – попытка управлять с помощью местных «паханов», как делает администрация в иных лагерях. Ведь Аушев – который, конечно, спас 26 заложников, и за это ему честь и хвала,- в этом смысле мало отличается от Дзасохова, а Кокойты – от Кадырова.

Патриотам вообще очень нравится формула «Сукин сын, но наш сукин сын». Им невдомек, что ключевое слово в ней – не «наш», а «сукин». К сожалению, при диктатуре сукиных детей, обеспечивающих видимость порядка, торжествует все-таки именно блатной закон – а при блатном законе можно любое количество взрывчатки вывезти в любую точку пространства, вопрос только в сумме. Так что Россия не первый год растлевает Кавказ, сквозь пальцы смотря на нищету населения и скромные культы – так и тянет сказать «культи» – личности местных князьков. В этом тоже виноват не Путин – он всего лишь продолжает старую тенденцию. Путин виноват в ином: в несомненной и стремительной интеллектуальной деградации, в которую ввергнута сегодняшняя Россия.