"Зеркало для личности (версия 2009)" - читать интересную книгу автора (Пинт Александр)

Глава 5. Вина — это оборотная сторона осуждения

— Вчера из всего, что происходило, во мне больше всего срезонировала ситуация, когда вечером, во время чаепития, я слышал множество определений. Слова «осознание», «просветление» звучали в различных комбинациях, раскладывались на составляющие. Бои, сражения. И в этом я увидел свои игры разума, попытки всё определить, обмерить, поставить всё в какие-то рамки. Говорить, чтобы говорить, просто не останавливаясь, получать удовольствие оттого, что говоришь просто какие-то умные слова. И когда слушаешь не одного человека, а пятерых одновременно, то начинает пробирать какая-то жуть. Когда слушаешь этот хор в объеме, то хочется сказать: «Хватит!» Встаешь, выходишь во двор, там дождь, ветер. Посидел и всё понял. Я хотел поблагодарить вас за этот хор. Я увидел себя со стороны в этом множестве голосов. Мне показалось, что там много моих каких-то частей соревнуется, упражняется в каких-то определениях, а речь-то идет о вещах простых, о которых хотелось бы, может быть, больше помолчать.

— Это хор смертников, исполняющих оду жизни в том виде, в котором они ее представляют.

— Я впервые в жизни прожил мероприятие, когда не было ожиданий. И сейчас, можно сказать, последний день, и меня спросили, что было. Я ответил, что не было чего-то такого, что бы меня поразило, не было такого, что бы меня шокировало, а была жизнь. И для меня эти дни были настолько наполненными, что я долго-долго еще буду их проживать, перерабатывать. И одновременно я отметил, что я был естественным, насколько мне удалось. И отмечал свою неестественность по прошлым разговорам, действиям и в то же время был готов всё время откликнуться на что-то, включиться во что-то. Была легкость. Это новое состояние.

— Только из осознания того состояния, которое у вас есть сейчас, может начаться что-то следующее. Но для того чтобы осознать его, нужно совершить внутреннюю работу, которой препятствует обусловленный ум. Смотрите, я всё время повторяю одно и то же в разных вариантах. И если бы это было интеллектуальной деятельностью, то вы, в конце концов, это бы поняли. Не поняли с первого раза, поняли бы со второго. Я же говорю простыми словами, ничего сложного, но вы не понимаете.

Это говорит о том, что вы не можете понять это только интеллектуально. Понимание предполагает новое знание и его проживание. А для этого нужно, чтобы сфера ваших чувств начала работать на принятие противоположного. А чтобы принимать противоположное, которое находится в подсознании, вам надо его увидеть. А увидеть это — страшно, если находишься в программе старой матрицы сознания.

— Когда не притягиваешь что-то специально, а всё идет естественно, то происходит намного больше такого, что проживается, чувствуется, запоминается, как будто что-то разворачивается…

— Импульс Души не выражается в словах. Ты даже не знаешь, как он будет реализовываться, но можешь ему следовать. И тогда начинает происходить что-то очень важное. Либо ты пытаешься всё планировать своим обусловленным умом, при этом просто повторяя одно и то же.

У нас идет процесс интеграции фрагментированного сознания, которое мы называем личностью и которое здесь считается единственно реальным. Но на самом деле личность является просто проекцией, которая имеет свой собственный аппарат мышления и представления, которые не позволяют ей соприкоснуться с тем, кто дал ей жизнь, то есть с Душой и Духом.

В нашем процессе создается возможность узнать, кто ты есть на самом деле, для тех, у кого есть страсть к этому. Потому что если нет этой страсти, то это бессмысленно. Это всё равно, что учить рыбу петь оперу. Поэтому очень важен отбор. Здесь не нужно просто большое количество людей по принципу: чем больше у нас людей, тем больше мы духовно развиваемся. Вопрос в том: каких людей. Если у вас есть импульс Души, то создается атмосфера, которая может дать вам возможность самовспоминания. Если приходит множество людей, которые начинают только спорить по поводу того, кто тут умнее, лучше, просветленнее, то это будет полный бардак, при котором вибрации понижаются, и делать в такой обстановке с точки зрения нашего процесса нечего.

— Я хочу поблагодарить всех, кто здесь присутствует, и в частности Сан Саныча. За эти два дня в пансионате я прочувствовала, что такое освобождение. Причем, освобождение на ментальном, эмоциональном и физическом плане. И несмотря на состояние, когда горло болит, всё заложено, всё время хочется кашлять, голова болит и масса всяких ощущений, которые я раньше классифицировала как неприятные, сейчас я их называю ощущением освобождения физического тела.

— Правильно, потому что все клетки насыщаются энергией более высокого качества. Они переходят на другой режим работы. Естественно, это начинает выражаться в том, что здесь называют заболеванием. Заболевание — это просто сопротивление. Но когда я понимаю, что происходит, то у меня совершенно другое отношение к этому.

— Интересно, что болит правая сторона, а левая очень спокойно к этому относится.

— Сейчас мы не живем, а просматриваем вчерашние фильмы и радуемся. Слух режет: «Было, будет, мне было вчера хорошо, я ощутил вот это. Вот здорово!» А сейчас что?

— В истинной реальности нет прошлого и будущего, там всё одновременно. Но здесь они есть. Нам приходится быть в двух мирах: в этом миру, но не от мира сего. Если ты начинаешь быть и там, и здесь, то можешь пользоваться терминологией этого иллюзорного мира, понимая ее иллюзорность. Ты говоришь: «Да, есть прошлое, есть будущее», — но понимаешь, что на самом деле есть только Настоящее. У большинства людей есть только прошлое, и будущее они строят на прошлом. Отсюда их ностальгия. Когда ты начинаешь выходить в состояние безвременья, то это очень непривычно, и будет сильно пугать твою личность. Но потом, когда ты укрепляешься в таком восприятии времени, то знаешь, что линейное время есть иллюзия, и она уже не раздражает тебя.

— А если человек не будет выражать свои чувства и эмоции, то он будет ни рыба, ни мясо.

— Что вы этим хотите сказать?

— Что тогда это будет?

— Я вам постоянно предлагаю думать о том, что вы говорите. Вы сейчас говорите и даже не думаете, о чём говорите, а я вам предлагаю думать о том, о чём вы говорите.

— Мне в отношении этого человека вспоминается шутка «Русского радио»: «Добро всегда побеждает зло, поставит на колени и зверски застрелит в лоб».

— Я увидела, что основное — это состояние, в котором находишься. Потому что когда я нахожусь в своем обычном состоянии сознания, у меня идут одни и те же мысли. Именно в этом состоянии возникает раздражение и так далее. Кажется, сейчас будем выслеживать, что раздражает, а на самом деле работа не происходит. Происходит повторение одного и того же. А когда находишься в другом состоянии, то этих мыслей уже нет, нет раздражения. И уже не хочется говорить о том, о чём хочется говорить в том состоянии. И тогда не понимаешь, с чем работать в таком состоянии? Потому что с этим уже работать не хочется. А в том состоянии есть, с чем работать, но работы никакой не происходит. Получается одно и то же.

— Это два берега одной реки. Нужен мост. Не будет моста — не будет возможности изменений. Иначе я неожиданно могу оказываться на том берегу — без проблем и раздражения. Там всё замечательно. Но что я делал на этом берегу? Потом вдруг я оказываюсь на прежнем берегу, и тот берег остается только воспоминанием. И теперь я не понимаю, как я туда попал и что там делал.

— Боишься даже лишнее слово сказать в том состоянии, чтобы, не дай бог, не перекинуться.

— Смотрите, быть в двух мирах одновременно и является главным для нас. Но для этого вы должны освоить этот мир, полностью осознав то, что создает здесь обусловленный ум. Вы не можете обойти работу с двойственностями. Благодаря ей вы сможете перевести свой ум на другой режим работы, на другие вибрации. А пока он находится в старой матрице. В восточной эзотерике есть такая рекомендация: «Не думайте».

Что значит «не думайте»? Вы дорогу переходите, не думая? Значит, вам нужно не выходить из дома, сесть в медитацию и сидеть в ней лет двадцать. Как святой. К нему подходят, обмывают его, а он сидит. Он уже не в этом мире, а они в этом мире обмывают и кормят его тело. Так вот не надо быть мумией. Вы не можете не думать, потому что ум — творящий аппарат, и не думать — значит не творить. Тогда умрите. Чего так сидеть? Если вы живете здесь, то творите, но творите уже по-другому. Не в разделенности неосознанных двойственностей, а в ясном видении того, что есть. Тогда вы получаете доступ в полный диапазон двойственности, вы можете играть на ней, как на пианино.

Не познавший двойственность подобен дремлющему музыканту, сидящему за пианино и постоянно нажимающему одну из крайних его клавиш. Пианино большое, на нём много клавиш, но он нажимает только одну. А с противоположной стороны сидит другой человек и тоже долбит, но уже по противоположной крайней клавише. И они всё время ругаются о том, у кого музыка лучше. И это их основное занятие. А если освоить двойственность, то можно играть на всём пианино. Тогда это будет действительно красивая музыка.

— Я еще заметила у себя, что вижу, какую сторону двойственности активизировала, что осуждаю противоположную, вижу из чего сейчас буду проговаривать, то есть из своих обычных предпосылок. Вот я не осознаю, но всё равно решаю проговаривать.

— Ты создала себе иллюзию, что ты это видишь. Ты просто используешь слова. На мой взгляд, это полный бред, потому что вижу и осознаю — для меня это одно и то же. Я могу видеть только по мере осознания. Чем больше я осознаю, тем больше вижу. Ты просто используешь эти слова. Как ты видишь, если не осознаёшь? А если ты осознаёшь, то рассказывай об этом конкретно. Именно этого я и жду.

— Сейчас я постараюсь передать этот механизм. Я сижу, вижу проявление своей обычной двойственности, свою программу, но вижу, что говорить я сейчас буду не для того, чтобы осознать, а опять же из этой своей программы.

— Если ты ее видишь, то почему ты о ней не говоришь? Значит, ты ее не видишь.

— Значит, я ее не вижу.

— Тогда перестань использовать слова «вижу, осознаю», иначе ты используешь их не по назначению. Если я вижу это, то я расскажу об этом, а если я создаю иллюзию, то буду говорить, что я вижу, но почему-то не понимаю, что именно. Это и есть способ, с помощью которого спящий всё приводит опять в качество сна. Он услышал какое-то новое слово, прокукарекал его и опять может спать. Ему снится сон о том, что он духовно развивается.

— Тогда получается, что я просто что-то чувствую, какое-то раздражение чем-то.

— Надо переходить к конкретному разговору. Раздражение чем ты чувствуешь? Вот чего я жду. Если вы скажете, например, так: «Я вчера почувствовал раздражение к Пете, по поводу этого мы с Петей встретились и начали говорить. Мы выяснили, какие двойственности провоцировали наше раздражение, и я сейчас конкретно расскажу о них». Это уже осознание.

— Если конкретно, то вчера я сидела здесь и стала проговаривать, что меня все раздражают, и я во всех вижу двойственность «умность — глупость». Вы мне сказали, что я опять повторяю одно и то же. Я вспомнила свои мысли. Просто я пытаюсь разобрать это, чтобы у меня не было повторения одного и того же.

— Ты всё время анализируешь. Я же тебе уже привел аналогию того, что ты делаешь. Ты подходишь к так называемому любимому и говоришь: «Милый, дай я тебя проанализирую». Ты этим и занимаешься всё время. Милого анализируешь.

— Да. У меня было желание через это осудить всех, получается.

— Анализ очень легко переходит в осуждение. Мы подробно рассматривали, как суждение переходит в осуждение. Сам анализ — это суждение. Например, я делаю суждение по поводу того, что я выше, чем Маша. Это просто суждение. По длине тела я действительно выше. Но дальше я буду говорить, что я лучше, чем Маша, потому что я выше ее. Это уже осуждение. То есть суждение перешло в осуждение. Ум работает, порождая различные суждения. Вы не можете изменить этого. Вы не можете прекратить работу ума. Иначе вы вообще не будете ничего различать. Вы утром встали и вообще не понимаете, где вы. Где руки, где ноги. Где потолок, где пол. Что делать дальше? Будете писать в кровать.

Суждения нужны. Ум на основе суждений действует, но эго переводит суждение в осуждение. И на этом основана так называемая гордыня личности.

— Я сейчас закрыла глаза и спросила, почему я уничтожаю мужчин. И я опять увидела змею, которой просто не хватает тепла. Она холодная. И таким образом она получает энергию, называя ее любовью.

— Если я хочу тепла, что я должен делать? Я не убиваю, чтобы получить это тепло. Потому что если я убил кого-то, то тепла в нём уже нет, а есть холодный труп, и я этот холод получаю. Так вот если хочешь тепла, то отдавай тепло. Хочешь быть богатым — отдавай свое богатство другим, хочешь быть умным — отдавай свои мысли другим, хочешь быть осознающим — создавай возможность для осознания другим. Чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Но в старой матрице совершенно другое: раз у меня этого нет, то мне надо это получить любыми способами. Тогда я начинаю манипулировать другими, не видя, что другие — это я.

— Вчера я наблюдал за механизмом двойственности «осуждение — вина». Это, наверное, самая механистичная двойственность, потому что ее труднее всего увидеть. Часто сам говорю и от других слышу, как что-то увидел, так сразу начинаю говорить, что я в дерьме сижу. То есть фактически перехожу в отрицание самого себя.

— Я постоянно вам говорю, что нет никакого дерьма. Как только вы говорите слово «дерьмо» — вы осуждаете. Вы не используете суждение, вы сразу переходите в осуждение. А когда вы что-то осуждаете, то по поводу этого же испытываете вину. За осуждением надо увидеть суждение и понять, что суждения могут быть различными. Не надо осуждать чужие суждения. ПЕРЕХОД ОТ ОСУЖДЕНИЯ К СУЖДЕНИЮ И ЕСТЬ ПРОЦЕСС ОСОЗНАНИЯ. Но, как видите, это очень не просто. Легче просто осудить, используя ничего не значащие, но оскорбительные слова.

Вот типичный подход к другим, который вы используете. Все друг другу указывают: «Ты в дерьме сидишь, и ты в дерьме сидишь — вы все в дерьме сидите. Но только не я». Какое тут суждение? Это сплошное осуждение. Для того чтобы делать суждения, надо развивать ум. Но развивать ум не хочется. Проще почесать свою гордыню, используя самый примитивный способ: назвать других дерьмом. Вам надо переходить от осуждения к суждению. То есть выяснению двойственностей и подробному их рассмотрению. Это и есть работа ума, необходимая нам.

— Это и было увидено здесь после медитации и холотропного дыхания. Первое, что я в себе отметил, что очень сильно раздражен и непонятно почему. Только через какое-то время я увидел, что выскочил из привычной роли. А для ума это всегда беспокойство: он сразу начинает суетиться.

— Да, это некомфортные состояния. Почему я и говорю, что это непросто. Комфортно осуждать, если ты привык это делать. А все привыкли это делать постоянно. И перейти в состояние суждения совершенно некомфортно. Я предлагаю рассказать, что вас раздражает. Пожалуйста. На семинаре по осознанию, может быть, всё-таки кто-то сможет получить осознание? Начинайте с конкретного. Что раздражает?

— Можно я начну? Я очень не хотела делить номер с Ларисой и приняла это в штыки.

— Почему?

— Меня раздражает, что она умствует. Подавляет просто. Делай так, это не так, ты эмоции проявляешь, так много говоришь…

— А что ты делаешь?

— Я это и делаю.

— Замечательно. Смотрите, когда нам показывают самих себя, нам это не нравится. Мы будем осуждать и раздражаться на тех, кто нам показывает самих себя.

— Я вчера даже вышла на балкон. Она заходит, а мена просто несет. Думаю, послушаю музыку, успокоюсь. Но меня просто несет. Сейчас как шибану ее, и она вылетит из этой комнаты.

— Нет, чтобы самой выброситься.

— Я с ней поговорила и увидела, что это мое, родненькое. Это раздражение, непринятие.

— Что именно? Раздражение чем? Что она осуждает?

— Мою эмоциональность, мое многословие.

— Твою низковибрационную эмоциональность.

— Да. Похоже, что так.

— Похоже или так?

— Я просто это вижу в себе. Сейчас идет раздражение.

— Что именно раздражает тебя сейчас? Раздражение есть показатель твоего невидения. До тех пор пока оно есть, ты не видишь, что именно в тебе происходит. Если я вижу указатель, это еще не значит, что я вижу то, на что он указывает. Раздражение — это указатель. На что он указывает?

— На то, что я не принимаю в себе суету и даже не вижу, что я суечусь. Что я болтаю много с низкими эмоциями, я тоже не вижу. Мне кажется, я так умно всё говорю.

— Замечательно. Теперь что тебе нужно? Ты увидела указатель и поняла, на что он тебе указывает. На то, что ты много болтаешь, что у тебя низковибрационные эмоции и так далее. Теперь тебе надо ловить себя на этом. Ты начинаешь болтать и — раз, на половине фразы остановилась и осознаёшь свое состояние.

— Как же на половине остановиться?

— Можешь не останавливаться, но тогда не будет ничего, ради чего мы здесь собираемся.

— Оля, но тебя же Сан Саныч вчера очень сильно раздражал.

— Да, а ты не говоришь об этом.

— Раздражаю я тебя, потому что я делаю за тебя то, что нужно делать тебе самой. Я останавливаю тебя тогда, когда ты не можешь остановиться. Так вот это надо делать тебе самой. Если ты начинаешь это делать сама, то раздражение ко мне исчезнет, а появится благодарность. Потому что я делаю за тебя то, что ты должна делать сама, а ты сопротивляешься этому. Тебе нужно сейчас прекратить говорить, и я говорю: «Кончай говорить».

— Я вижу того мужика, который душит женщину, которая хочет что-то сказать. Вот и всё.

— Я сейчас увидела, как мне тяжело говорить какие-то истинные слова. То есть я раздражена на то, что с легкостью болтаю пустое, а то, что истинно надо сказать, я умалчиваю. Это меня раздражает.

— Замечательно. Эго в этом находится всегда. Осуждение найдет любые лазейки. Осуждать можно что угодно. Духовно развиваемся — значит, будем осуждать бездуховность. Неважно что, но всё время осуждать. Я не говорю об истине, я вас подталкиваю к ее осознанию. Давайте говорить о том, что есть, так, как оно есть.

— Я ловлю себя на мысли, что, в принципе, осудить я здесь могу большую часть людей. Другой вопрос, что я не делаю этого и пытаюсь понять, но такая тенденция почему-то всё время существует.

— Какая тенденция?

— Осудить. Прямо как потребность идет.

— Совершенно верно. Это и есть потребность низких вибраций. Им нужно осуждать. Здесь все занимаются только одним — осуждением. Это делается автоматически.

— Мы уже это рассматривали, и доставать это из себя очень больно.

— Если эта боль трансформировалась, то ее больше не будет, а если нет — то будет возникать всё время. Я работаю с тем, что есть. И если здесь есть только осуждение и вина, то как я могу с этим не работать? Вы хотите, чтобы я занимался иллюзиями? Чтобы я вообще ничего болезненного не трогал, всех гладил по голове и говорил: «Ты такой духовный. Со вчерашнего дня ты так вырос, на несколько чакр поднялся. Ты просто потрясающий». Вы этого хотите? Тогда идите туда, где вас будут гладить и усыплять.

— Меня на каждом семинаре только и гладят. Стоит только рот открыть, так сразу получаю.

— Что ты хочешь?

— Ничего не хочу. Больно очень.

— Так осознавай эту боль, потому что она является результатом твоего внутреннего разделения. Пока это разделение не будет тобой увидено, нечего будет соединять. А если я не буду это тебе показывать, то мне здесь вообще нечего делать.

— Я только этим и занимаюсь двадцать четыре часа в сутки.

— Ты устраиваешь препирательство. Ты свое непонимание и сопротивление проецируешь на меня. Осуждаешь меня. Дескать, я вызвал в тебе это.

— Я себя осуждаю за то, что я вообще появилась на этом свете в женском облике.

— Да, но посмотри, вокруг сидят точно такие же. И все на этом свете. И миллионы людей точно такие же. И все тоже на этом свете. И что, мы сейчас устроим массовое самоубийство? В принципе, к этому цивилизация и идет. Будет атомная война, и вообще никого не останется, потому что у многих именно такое реагирование: «А пошло всё на хрен». Так не уничтожить надо себя, а возродиться в другом состоянии. еще раз повторяю, что человек — многоуровневая система, и на следующем уровне осознания это всё воспринимается как иллюзия. Ты видишь это как иллюзию и благодарен этой иллюзии.

— А можно трансформировать это чувство боли и, увидев его, рассмеяться над собой?

— Посмейтесь.

— Сначала проживи вот так, а потом растворится, может быть.

— Вы знаете, Наташа, я на первом семинаре была приблизительно как Оля сейчас. Страдания, страдания, много боли. И Сан Саныч меня спрашивает: «А вы можете над своей болью посмеяться? Над тем, что вам было больно?» Я еще сильнее расплакалась и говорю: «Как можно смеяться над тем, что так болит?» И буквально перед этим семинаром мы общались с кем-то и, рассказывая это, я смеялась над этим. Я говорила и о себе, и не о себе. Я смеялась над этим. Трагизм, который я проживала, я увидела со стороны. Я увидела, как я его творила, и над этим смеялась.

— Просто надо отойти на несколько шагов, чтобы увидеть.

— Сам смех еще ничего не значит. Задорнов, например, осуждает американцев, и всем смешно. Смех имеет весьма разные проявления. Вы всё время привязываетесь к внешним показателям. Может быть, у вас в момент осознания пятка начнет дергаться, но это не значит, что она должна у всех начать дергаться. Вы можете сказать, что когда вы осознали что-то очень важное, у вас пятка дергалась, и начинаете другим рекомендовать дергать пяткой в качестве техники просветления. Дело не в этом, а в том невидимом, что происходит за видимым. Будете вы при этом кашлять, смеяться, сморкаться или еще что-то делать — несущественно. Важно, чтобы было осознание.

Вы играете спектакль. Когда понимаешь, что ты просто актер в этом спектакле, то он тебя не тяготит. А пока ты чувствуешь, что это твоя тяжелая жизнь, он будет тебя тяготить всё время. Так выйдите из старого спектакля и увидьте его — тогда появится благодарность.

— Ты для того это обостряешь, чтобы я прожила чувство вины.

— Смотрите, как сложно прикасаться к этим вещам. Когда ты начинаешь прикасаться к страху, то разговор об этом рассматривается как осуждение, оскорбление, непринятие, потому что он в вас вызывает чувство вины. Вы будете говорить: «Ты вызываешь во мне вину». Я говорю: «Нет. Это она у тебя возникает. Я просто тебе говорю то, что есть, так, как оно есть, но ты не можешь видеть это без осуждения и вины. Ты сама себя осуждаешь за это. Я не осуждаю тебя ни за что, а ты осуждаешь».

— Я вижу осуждение окружающих и осуждаю себя за это.

— Так это ты всё делаешь, а не я.

— Ты затеял этот разговор, эту тему поднял, и у меня пошло это.

— Ты только что сказала, что я поднял этот разговор для того, чтобы тебя обвинить.

— Да.

— А я тебе говорю, что делаю это не для того, чтобы обвинять и осуждать. Я говорю о том, что есть. Но те, кто находится в состоянии отождествления со своим страхом, будут считать, что я их осуждаю. Я не осуждаю, но они не могут этого понять. Поэтому притрагиваться к этим вещам крайне не просто. Именно поэтому необходим отбор людей, которые готовы к такой работе.

— Я сейчас поймал себя на мысли, что мне тоже хочется ее пожалеть. Но следующая мысль о том, что если я пожалею ее, то этим я только укреплю ее и себя в осуждении и вине.

— Само желание пожалеть кого-то возникает из-за жалости к самому себе, потому что ситуация для всех одинаковая. Она у всех есть. Поэтому отслеживайте состояния, которые у вас возникают. Будете ли вы осуждать меня, жалеть ее, жалеть себя. Это есть, и не может не быть в личности. А так как вину переживать очень тяжело, то осуждение лучше, чем вина, и тогда я буду осуждать. Тогда у меня нет вины, но я осуждаю всех. Осуждать-то легко, а вину чувствовать тяжело. Хотя это вещи одного и того же порядка. Чтобы не чувствовать вину, я буду осуждать механически, не понимая этого. Я всех буду осуждать, особенно тех, которые мне на это указывают. Поэтому осуждение так распространено здесь. А вот почувствовать вину как другую сторону осуждения, не просто. Ведь когда вы распространяете осуждение, вы одновременно имеете и вину. И чем больше вы осуждаете, тем больше у вас вины.

— Я начала на тебя проецировать осуждение потому, что пошла вина.

— Потому что ты боишься вины. Так ты проживи эту вину как факт: «Да, у меня есть вина».

— Она меня и размочила.

— Так вот и переживайте ее. Осуждать-то легко. Вот я какой сильный, гордый, сейчас всех разнесу. Осуждение — это активная позиция в жизни. А вина — пассивная позиция.

— А в вине-то находиться больно.

— Так ты в боли-то и находишься. Все в боли находятся и вопят от этого, но делают вид, что у них боли нет, потому что они осуждают. Им кажется, что, осуждая кого-то, они не будут чувствовать эту боль. Это как в анекдоте. Абрам и Сарра лежат, Абрам ворочается и не спит. Сарра спрашивает: «В чем дело?» Абрам отвечает: «Я Изе должен тысячу долларов». Сарра вскакивает, подбегает к окну и кричит: «Изя, Абрам тебе должен тысячу долларов, так вот он тебе их не отдаст». Ложится и говорит Абраму: «Спи, теперь пусть он переживает». Вот и смотрите, вина, оказывается, переживается значительно болезненнее, потому что это пассивное состояние.

— Это подавленное состояние.

— Хорошо. Но когда я осуждаю, то я гордый, я сильный, я знающий, я правду говорю. А когда чувствую вину, то я раздавленный, я никакой. А так как осуждение и вина идут вместе, то когда ты несешь осуждение, то одновременно несешь и вину. Но с виной я не хочу соприкасаться, и тогда я буду усиливать осуждение. Как только вина пришла, так я буду говорить, что это не из-за меня, а из-за этого козла. Давай его осуждать будем!

Так возникают революции и создаются войны. Когда вина начинает усиливаться, нужно найти козла отпущения, осудить его и идти на него «святой войной». Часто говорят о раскаянии, но оно есть способ подавить вину. Одного раскаяния недостаточно. Ты должен понимать двойственность, потому что иначе эта вина опять перейдет в осуждение, что, собственно, и происходит. В принципе, раскаяться, если правильно употреблять это слово, это и есть осознать. Раскайся, то есть пойми, что, осуждая, ты имеешь вину. Осознай вину и осуждение как две стороны одной медали. Это и есть раскаяние. Раскаяние не есть переживание вины. Но пройти через фазу вины, чтобы осознать ее связь с осуждением, необходимо.

Что происходит в детстве? Ребенок что-то не то сделал, и родители тут же говорят: «Иди извинись. Встань в угол и почувствуй вину». То есть принудительно заставляют его чувствовать вину, а у ребенка идет сильное отторжение, и он начинает обвинять их.

— Последние два дня я переживала эти состояния. Я видела, как осуждение и вина перетекают одно в другое. Я сейчас прочувствовала, что когда идет обвинение, то проецируешь вину, то есть обвиняешь кого-то. Потом испытываешь злорадство и ненависть, а потом всё это возвращается, и ты испытываешь такую же вину, и идет очень тяжелое состояние «самонаказания» за то, что ты обвинил.

— Мы всё время занимаемся осуждением, а осуждая, мы накапливаем вину. Посмотрите, сколько за день вы осуждали, столько же у вас и вины. А сколько за месяц? А за год? А за всю жизнь? Так вот вину надо осознать и прожить как оборотную сторону осуждения. Именно это и покажет, что на самом деле правда не есть то, что вы считаете правдой. Осуждающий считает, что он прав, иначе он не будет осуждать.

— А еще момент, который мы в Карелии разбирали: видеть в неудаче удачу. Если еще увидеть, что это был опыт, который можешь наблюдать, увидеть, осознать. Это материал для твоего осознания. Опыт твоего мужа был таким, а для тебя он — возможность для осознания. Увидь это со стороны, в неудаче — удачу. Не было бы этого, тебя не было бы здесь, и тебе нечего было бы осознавать.

— Я предлагаю сейчас поделиться собственной виной по отношению к кому-то из здесь присутствующих.

— Я чувствовала себя виноватой по отношению к вам. Потому что я влетела с одними чувствами, вы меня разочаровали, и я выразила совершенно противоположные чувства.

— Вина испытывается вами как результат чего-то. Что вы делали, думали? Расскажите просто факты.

— Осуждала.

— Вы осуждали меня.

— Как я могла осуждать вас, когда я испытывала совершенно противоположные чувства?

— Вы даже не осознаёте свои чувства. То вы испытывали одно, то другое. Я вам сразу сказал, что вы вошли сюда на волне эйфории, благоговения, а затем спустились в ад. Это закономерно. Я знаю, что это происходит именно так. Но вы этого пока не знаете. Но как факт, вы осуждали меня, и за это осуждение вы чувствуете вину. И эта вина вылилась в ту ситуацию, о которой вы говорили, рассказывая о своих детях, застрявших в аэропорту.

— Теперь я ее больше не чувствую.

— Надо увидеть, что любое осуждение связано с виной. И пока вы в этой вине не раскаетесь, то есть не осознаете связь осуждения и вины, которые вы же сами и породили, то ничего не произойдет. Вы это создали, и вы же за это расплачиваетесь. Это не кто-то создал, не бог и не дьявол, которые следят за тем, кто что сказал, чтобы потом осудить. Ничего подобного. Сам человек это порождает. Вы имеете следствия своих собственных поступков. А причины этих поступков вы не понимаете. Мы их разбираем. Глядя на вину, посмотрите, какое ваше осуждение породило ее. При осознании вины и осуждения исчезает и то, и другое.

— А если чувство вины присутствует?

— К кому и по поводу чего?

— Например, я ехал на семинар, разругавшись с девушкой. Я сказал, что мне это надо. Я сломил ее сопротивление.

— Значит, я осуждал ее за то, что она не понимает, что мне надо ехать сюда. Я осудил ее и вынес приговор. Я уехал с этим и теперь проживаю этот приговор сам, потому что я осудил сам себя. Мне кажется, что я осудил ее, а осуждаю-то я всегда только себя.

— Это я и хотел спросить. Мы идем от осуждения, то есть я наехал на нее, а в чём вина? Если я испытываю чувство вины, значит, я осудил.

— Да. И при этом вы осуждаете не кого-то, а самого себя. Кого бы я ни осуждал, я осуждаю всегда только себя. Вот в чём дело.

— А если ситуацию глубже раскрыть? Что я в себе осуждаю?

— Надо смотреть конкретно. Что ты говорил своей девушке?

— Ты не понимаешь, что это для меня очень важно, а до тебя не доходит. Я должен встать и уехать.

— Это можно говорить как факт, а можно осуждать. Внутри есть две части, одна из которых чувствует, что есть что-то очень важное, а другая говорит, что ничего нового не надо, всё и так нормально. То есть одна часть тебя осуждает другую часть тебя же.

— Понятно. То есть та часть, которая говорит, что всё нормально и не хочет никаких изменений, выступает в роли моего оппонента, и я его осуждаю за то, что он не понимает.

— Да. А другая часть хочет изменений. Но они являются двумя сторонами одной медали. Это еще не осознание: осознание возникает только тогда, когда ты видишь обе стороны одновременно. Когда есть осознание противоположных сторон двойственности, то между ними нет конфликта. А между твоими частями есть конфликт. Есть часть, которая хочет развиваться, а есть часть, которая не хочет развиваться, но они являются одной медалью. А осознание просто видит то и другое как то, что есть.

Значит, осознание вне двойственности. А то ведь ты можешь сказать, что у тебя есть замечательная часть, которая хочет развиваться, и есть плохая часть, которая этого не хочет. При этом ты отождествляешься с той частью, которая хочет развиваться. Но та часть, которая хочет развиваться, опирается на противоположную часть, которая не хочет развиваться. Они вместе работают. Откуда та, что хочет развиваться, знает, развивается она или нет? Ей нужен контраст, противоположность. А осознание наблюдает за взаимодействием обеих частей.

— В данной ситуации, когда есть две части, одна из которых хочет, а другая не хочет, как их урегулировать?

— Во-первых, их надо начать проявлять, чтобы сделать различение, то есть увидеть их вместе. Затем вы рассматриваете их как необходимые друг другу и отслеживаете характер их взаимодействия. Вы понимаете, что их отношения только кажутся конфликтом, но на самом деле являются необходимым взаимовлиянием для получения вами определенного опыта. И этот опыт вам нужен. Мы об этом уже говорили на данном семинаре, когда вас не было, на примере двойственности «духовное и материальное». Ищущий начинает ее активизировать для того, чтобы получить опыт.

Духовное — это развивающееся в вашем примере, а материальное — неразвивающееся, условно говоря. И они начинают противоборствовать. И именно в процессе их противоборства вы начинаете лучше понимать эту двойственность. Осознание наблюдает за той и другой сторонами этой двойственности. Но активизировать любой опыт вы можете только за счет усиления взаимодействия противоположностей. То есть эту фазу вы не можете не прожить, иначе вы не получите опыт. В этом вся сложность.

— Да, но она проживается уже так, что тошно становится.

— Тогда вам надо сделать так, чтобы стало совсем тошно.

— Так уже совсем тошно.

— Значит, пока еще не совсем.

— Ситуация опять же касается семинара. Эти два желания, идти — не идти, просто раздирают на части. Это выливается в то, что я иду, но через такое сопротивление, которое уже переходит во внешнюю форму. Накануне приезда сюда, когда я гуляла с собакой, ее здорово покусали.

— И после этого она сказала тебе: «Не ходи на семинар».

— Примерно так. Она утром встает квелая, гулять не хочет, у меня жуткое чувство вины, потому что я из-за своего осознания и духовности мучаю бедную собаку. Это всё на нее выливается.

— Ваша бедная собака является вашей бедной частью, которая не хочет никаких изменений. Так что смотрите, прохождение этого опыта связано с распятием в противоположности. Это и есть распятие.

— Это уже становится слишком.

— Это будет еще более «слишком» до тех пор, пока вы эту двойственность не изучите. Если вы будете идти на семинар, даже если вам не хочется, даже если искусали вашу собаку, порвали вам юбку и подбили глаз, тогда вы получите опыт этой двойственности. Сколько вам нужно для того, чтобы накопить этот опыт и понять, что это за двойственность, зависит от вас. И поверьте мне, что ваши страдания значительно меньше, чем страдания других людей, познававших эту двойственность. Некоторые шли на костер за это.

— Дело в том, что это у меня переходит в чувство вины.

— Вина у вас есть всегда. Мы сейчас рассмотрели ее механизм. Но я повторяю, что прохождение двойственности связано с растяжкой между двумя противоположными сторонами дуальности, и это очень болезненно. И я вам это говорил и буду говорить. Это есть. Так и должно быть. Вы этого не сможете обойти. Вы думаете, что это так легко: подняться над своим старым опытом? Ничего подобного. Я вам показываю, как работает двойственность. Что сам набор опыта в ней требует ее растяжки, а это и есть распятие. Вы сами себя вешаете на крест и прибиваете гвоздями. Духовная драма Иисуса — это космический спектакль, показывающий механизм освобождения от распятия на кресте двойственностей.

— Я заметил такую вещь. Возникает это самое сопротивление во внешнем мире как следствие внутреннего напряжения только тогда, когда я хочу пойти куда-то, скажем, на семинар, чтобы явиться укором другим, даже родственникам, что они не развиваются. Или я хочу, чтобы они почувствовали свою вину, или наоборот, я хочу почувствовать свою собственную вину за то, что я ухожу. Но когда этого нет, тогда они соглашаются на самый дикий, казалось бы, вариант и отпускают меня.

— Совершенно верно. Смотрите, познание двойственности на низком уровне происходит в борьбе, в конфликте. Я иду на семинар для того, чтобы показать другим, что они ниже и хуже, чем я. И тогда я порождаю их осуждение и чувствую вину. Но я могу это делать по-другому. Я могу пойти на семинар потому, что понимаю, что это нужно мне, а они могут поступать так, как они хотят, в зависимости от их понимания или непонимания. Я никого не осуждаю за это, и тогда их осуждение меня прекращается, потому что их осуждение меня есть мое осуждение их, то есть самого себя.

Закончить с опытом какой-то двойственности означает закончить с осуждением и виной, связанной с этой двойственностью. Если вы это не заканчиваете, то оно будет продолжаться, а кому и сколько нужно, чтобы это увидеть, я не знаю. Если вы видите с трудом, то вам нужно очень сильно обострить свои двойственности, и это будет очень болезненно. А ты слабо видишь, поэтому тебе нужно очень сильно их обострять. Только обострив их очень сильно, ты сможешь начать различать их противоположные стороны. Либо ты просто будешь продолжать спать.

— Я хочу сказать, что для меня цель семинара достигнута. Сейчас я увидел, как три противоположности соединились воедино. Первая — это «духовность — материальность», о которой мы раньше говорили. Я не принимал материальность жены. Второе — это осуждение и вина. Я ее осуждал, всё раскладывал по полкам, а оно ей не помогало, здоровье ухудшалось, накапливалась обида и всё остальное. И третье — сексуальность. Охлаждение друг к другу. И вот узел. Я увидел эти три пары, с которыми нужно работать. И в принципе, всё отпустилось.

— Ваше видение будет расширяться. Те проблемы или личностная структура, которая создает эти проблемы, остается, то есть работа будет всё время с одними и теми же темами, но уровень их видения будет изменяться. Фактически то, что вы видите сейчас, это ваша стартовая ленточка на данном этапе марафона к самому себе. Но на каждом следующем этапе стартовая ленточка будет изменяться.

— То есть она никуда не денется?

— Нет. Она будет меняться. И когда вы увидите весь путь, по которому бежали к самому себе, вы поймете, зачем и почему всё было так, как оно было у вас. Любая личность отражает устройство этой реальности, или старой матрицы сознания. Она построена так, как нужно данному персонажу для получения его опыта, и отражает все механизмы, работающие в старой матрице. Поэтому и говорится, что, поняв себя, ты поймешь мир.

— Итак, кто испытывает вину?

— Я испытываю вину по отношению к мужчинам. К Олегу, отчасти к Анатолию.

— Что это за вина и какое ваше осуждение породило ее?

— Осуждение?

— Ваша вина возникла как результат вашего осуждения Олега и Анатолия. Вы осуждаете их, но не видите, что это осуждение породило вашу вину по отношению к ним.

За что вы их осуждаете?

— Олега за сексуальность.

— Но в связи с ней же вы чувствуете и вину. Смотрите, как работает механизм обвинения и вины. Это и есть змея, кусающая свой хвост. Когда змея начинает кусать себя за хвост, то начало и конец соединяются. Начало — это осуждение, конец — это вина. Кажется, что они совершенно не связаны, но теперь мы видим, что они есть две стороны одной медали.

— Анатолия, наверное, за молчаливость.

— Осуждая Анатолия, то есть самого себя за молчание, вы испытываете вину за это. А молчание-то о чём?

— Как я буду говорить, наверное. Сказать, наверное, есть что.

— А что сказать? Я осуждаю его за то, что он не говорит, хотя есть, что сказать. И я испытываю вину за то, что не говорю, хотя есть что сказать. Но так как я не говорю, то еще не знаю, что мне есть, что сказать. Вот видите, как хорошо?

— Я испытываю вину к Володе, потому что сегодня у нас с ним был разговор, и я поняла, что он отзеркалил то проявление духовности, которое я проявляю здесь. То есть я что-то о себе думаю и пытаюсь в каждом разговоре то ли навязать, то ли поучать, как это должно быть. И я сказала ему спасибо за то, что он показал мне это, но я не увидела, что я его осудила, потому что тут же я подумала, что вообще-то нужно выбирать слова, чтобы не обидеть. Сейчас я увидела, что осудила.

— А если осуждение без вины, тогда как быть?

— Значит, ты еще не видишь хвоста змеи.

— Да?

— Хвост далеко. Змея-то большая.

— Крупная.

— Пока голова доползет до хвоста, много времени пройдет.

— А я осуждаю себя за то, что чувствую телом, и мне нужно подойти к человеку и прикоснуться. Не знаю, почему. У меня мандраж в области груди. Не знаю, почему. Я всё это подавляю.

— Значит, я осуждаю себя за телесные проявления и испытываю вину в связи с этим.

— Да.

— Сан Саныч, а вы можете мне помочь увидеть вину и осуждение? Я серьезно. У меня это довольно часто, но сейчас я могу просто привести конкретный пример. Хотя я понимаю, что этот механизм у меня работает и в других ситуациях. Толик меня раздражает своей манерой поведения. Никак не могу ее принять.

— Какой?

— Его хохот, мобильник, который не выключается, тон, которым он говорит.

— То есть он несерьезный.

— Отчасти циничный, в придачу и бабник, я бы сказала. Это все складывается в то, что я невольно его осуждаю.

— Ты его осуждаешь за то, что он бабник, это одно. За то, что он несерьезный, это другое.

— Это всё складывается в сумме.

— Воспринимая это так, ты никак и не можешь увидеть то, из чего она складывается.

— Может быть.

— Давай разбираться. В мусорное ведро набросали кучу всего и сказали, что это мусор. Я спрашиваю, что там, а мне отвечают: «Мусор». Начинаешь разбирать, а там куча разных вещей: карандаши, бумага, старые лезвия…

— Я пока не поняла, за что я его осуждаю больше всего.

— Давай разбираться конкретно. За что ты его осуждаешь? За то, что он имеет дело с женщинами?

— За то, что он не может выбрать одну женщину, остановиться.

— Он ищет.

— Сколько же можно искать-то?

— Хорошо. Что ты сегодня на завтрак кушала?

— Мясо с кашей, чай, масло, хлеб.

— Значит, ты ела мясо, кашу, чай, хлеб, масло. Почему ты не можешь остановиться на чем-то одном? Почему ты, например, не ешь один хлеб?

— А меня никто не раздражает. Мне нравятся все, и я их воспринимаю такими, какие они есть. Сан Саныча с некоторого момента тоже.

— С некоторого момента до определенного периода. А до этого я уже ничего не помню. Так?

— А это уже прошлое.

— Продолжайте.

— Я осуждаю себя за то, что ничего не понимаю, за то, что дура-дурой сижу, за то, что вы меня доканываете второй день уже.

— Это не я тебя доканываю. Ты сама себя доканываешь. Так и происходит. Если ты сейчас говоришь, что себя осуждаешь, то ты сама себя доканываешь. Теперь ты осуждаешь тех, кто осуждает тебя, хотя ты сама этим и занимаешься. Тебе это просто показывают.

— Я вижу, что мне это показывают. Что мне показывают мое отношение ко мне же.

— Да. Так ты относишься к себе. Так какие у тебя претензии к тому, кто показывает тебе то, как ты относишься сама к себе?

— Я же говорю, что осуждаю себя. У меня вина идет, я обвиняю себя за то, что я бестолковая такая.

— Вина за вину.

— Теперь посмотри осуждение, которое ты создаешь, и следствием которого является вина. То есть ты испытываешь вину за то, что тебе говорят, что ты глупая и ничего не понимаешь. Твоё осуждение других должно быть точно таким же.

— Я же считаю, что это не так, и осуждаю других, которые об этом говорят.

— Которые, как ты считаешь, говорят не то, что надо. И ты им говоришь: «Пошли все на фиг, вы сами ничего не понимаете», — и осуждаешь их. Таким образом, получаешь свою вину.

— И еще сильней получаю.

— Чем больше ты будешь осуждать других, тем больше ты будешь иметь вины. Но ты ее производишь сама.

— Да, это мое мышление.

— Чтобы чувствовать вину, надо осуждать. При этом чем больше я осуждаю, тем больше буду испытывать вину.

— И дальше еще больше осуждать буду.

— Да, идет эскалация.

— А мне кажется, что цель семинара в том, что все должны отсюда уехать счастливыми.

— Взявшись за руки и распевая позитивные песни.

— Понимаете, чтобы и она тоже уехала счастливой.

— Да что вы говорите?

— А тогда что же мы такое вообще?

— А чем мы можем ей помочь, Наташа?

— А мы должны ей показать совершенно разные точки зрения. Посмотри на себя с этой стороны, посмотри с этой.

— Так покажите.

— Тогда все должны попробовать.

— Зачем все? Вы же этого хотите. Знаете, инициатива, как говорят, наказуема. Вы с этим выступили, вот и помогайте. Вы так радостно это говорили, что у меня создается впечатление, что вы можете это сделать. Давайте. Начинайте.

— Я понимаю, конечно, у каждого свой уровень сознания, каждый видит всё по-своему в этом мире. У каждого свое мировоззрение.

— Вы спели радостную песенку типа «Какой чудесный день, какой чудесный пень, какой чудесный я и песенка моя». Спели песенку и получили удовольствие. Если вы это говорите, то сделайте это.

— Тогда мы все должны чувствовать себя виноватыми.

— Не надо остальных привлекать. Вы вышли с этой идеей, так и реализуйте ее. Если вы не можете сами реализовать, то зачем всех остальных тащить? У них даже этой идеи нет. У вас она есть — так реализуйте. Но я говорю, что это даже не идея, это ваша восторженная самодеятельная песенка, которую вы исполняете для привлечения внимания к себе. Вы ее исполнили и закончили. Девочка встала на стульчик и исполнила свою песенку, потом села на стульчик и ждет, когда еще можно будет спеть. Но вы привлекли внимание к себе, и я вас прошу теперь реализовать слова своей добренькой песенки.

— По поводу помощи. Подумали, наверное, все, и всем хотелось в то время, когда женщина плачет, чисто по-человечески проявиться: подойти и пожалеть. И в то же время, мне показалось, что вы специально это активизируете, чтобы человек прожил и понял, как бы получил толчок для понимания. А если я подойду, то возьму часть вины на себя. Если мы подойдем все, то она поймет, что мы разделили ее чувство вины и обвиняем вас.

— Совершенно верно.

— А я наоборот увидел, что к Оле у меня нет никакого чувства сострадания, жалости.

— Сострадание и жалость — разные вещи. Сострадание возникает тогда, когда ты понимаешь, что происходит с данным человеком, так как знаешь это в себе. А жалость возникает тогда, когда ты не понимаешь, что с тобой происходит, и просто резонируешь на собственную жалость, проецируя ее на кого-то.

— Я испытал чувство вины. Оно сразу возникло. Человеку плохо, а мне «по барабану». Я сразу же себя осудил.

— Я осудила себя за то, что не могу просто подойти к человеку и проявить внимание, прикоснуться. еще осуждаю себя за то, что не могу пойти по импульсу. И обвиняю себя за то, что ищу выгоду.

— Мы сейчас идем к осуждению от чувства жалости. Но я спрашивал вас, в связи с чем у вас возникает чувство вины?

— Я о вине говорю сейчас.

— Тогда говорите: «Не обвиняю, а чувствую вину». Это разные вещи. За что вы чувствуете вину?

— За то, что я обвиняю.

— Мне сейчас хочется услышать от вас конкретно, за что вы чувствуете вину? Дальше я вас спрошу, как вы создали вину и вы скажете: «Я осуждаю».

— Я чувствую вину потому, что я осуждаю другого.

— Это всё общие фразы. Это общее правило, о котором я уже говорил. Теперь надо конкретизировать это правило на решении определенных задач. Есть правило, а дальше решение задач на использование этого правила. Правило я определил, теперь предлагаю решать задачи. Задачи решаются следующим образом. Вы говорите: «Я чувствую вину за то-то и то-то».

— Может, я не так начала?

— Ты не так и кончила.

— Когда я проявляю непонимание, я чувствую такую же сильную вину, каково мое осуждение, когда я не понимаю.

— Я предлагал конкретно говорить о том, за что ты чувствуешь вину. Потом найти свое осуждение.

— Я конкретно осудила Олю сейчас.

— Я предлагал идти от вины. Я чувствую вину за…. За что вы осуждаете, уже легче будет определить после этого.

— Хорошо. Я чувствую свою вину, когда я здесь что-то говорю, а потом мне дают понять, что я не понимаю.

— Я чувствую вину за то, что я…

— За то, что я глупая.

— За то, что я не понимаю.

— Да.

— Теперь осуждение, которое породило эту вину.

— Осуждение непонимания.

— Я осуждаю непонимание других людей. Затем получаю вину в связи с тем, что я не понимаю сама. Таким образом, я получаю то, что посылаю.

Вопрос: «Как прекратить получать то, что мне неприятно?» Ответ: «Перестать посылать то, что мне кажется приятным, но является другой стороной того, что мне неприятно».

— Наибольшую вину я чувствую, когда проявляю неискренность. И за неискренность я больше всего осуждаю людей. Очень приятно в этот момент чувствовать, какой он неискренний и какая я искренняя.

— Мы сейчас говорим о великолепных методах, позволяющих вам соединять ваши двойственности. Кто мешает вам их применять всё время? Они простые. Но для этого нужно прочувствовать вину. Ведь вы всё время имеете вину, но избегаете ее чувствовать. Вместо этого вы осуждаете и осуждаете.

— Очень мало моментов, когда я могу вспомнить чувство вины. В основном осуждение идет.

— А что вы делаете, собираясь вместе?

— Осуждаем других.

— Но мне кажется, что, осуждая, я не чувствую вину, и поэтому продолжаю осуждать и осуждать.

— Я чувствую вину за недосказанность и осуждаю за то же самое.

— Я чувствую вину, когда делаю что-то, что мне нужно, а кому-то от этого будет хреново. И я начинаю просто лгать. Я виню себя за то, что я лгу. Я начинаю себя винить за то, что я обманула кого-то.

— Я сейчас предлагаю продолжить этот богоугодный разговор в парах.

— Сан Саныч, можно попросить у группы, чтобы каждый сказал то, что его раздражает во мне?

— Меня в тебе раздражает пренебрежительное отношение к женщинам.

— Я так не считаю. Мне, наоборот, не хватает того, что есть в нём. Я не могу сделать так, как он.

— Олег делает это с чувством, к нему приятно подойти, а ты поверхностно, с подавляющим превосходством.

— Когда в самом начале спрашивали, кого ненавидишь, я ненавидел тебя, а потом увидел, что это всё во мне есть.

— А что именно?

— Высокомерие, панибратство, хихиканье.

— Еще что?

— Еще пренебрежение.

— Пренебрежение к женщинам.

— Меня раздражает мое видение себя через него. Некоторое выбивание из общей колеи. В общем-то, оригинальный подход. Все делают в общей массе одно, а он что-то другое.

— То есть он делает не то, что принято.

— Я сейчас понял — раздражает его поза. Женская поза.

— Я боюсь его. Его шуток боюсь. Они беспардонные, неожиданные.

— И еще пытливый взгляд.

— Меня раздражает то, что он сам не знает, что он хочет.

— Замечательно, при этом все говорят о самих себе, так что не забудьте об этом, дабы все получили прибыль осознания.

Ну что, удовлетворили твой запрос? Что больше всего тебя задело?

— Олег и Аня. Она знает.

— Смотри, как она довольна. Ее осуждение попало в цель. Ты ему что говорила? Что он не мужчина?

— Да.

— Так и ты не женщина. Хорошо тебе?

— Хреново, конечно. Если это прожить полностью, то очень хреново.

— А я действительно не проявляюсь в группе, я действительно не открыт. У меня есть чувство исключительности. Мне кажется, что если я буду открытым, то оно исчезнет.

— Ты станешь таким же, как все. А сейчас ты исключительный.

— Моя исключительность и стимулирует мое высокомерие, мое нестандартное поведение, потому что мне не нравится говорить в общем русле, тем тоном и так же, как говорят все. И у меня изначальное внутреннее желание разыгрывать нестандартные ситуации. Это из моего чувства исключительности.

— А исключительность приводит к исключению, а исключение приводит к страданию. А с женщинами у тебя что?

— С женщинами, наверное, тоже исключительность.

— А какая форма поведения?

— Модель поведения: заинтересовать и убежать.

— А почему убежать?

— Убежать потому, что иначе увидят, что я обыкновенный, что я никакой, я не исключительный.

— Что было бы, если бы каждое дерево думало о собственной исключительности? Они бы тогда росли на расстоянии в десять километров друг от друга. Смотрите, эго только и думает об исключительности. А исключительность создается путем исключения какой-то стороны. Фактически это флюс. Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя. Но зато какой флюс! Каждый гений и есть этот флюс. Здесь гениальность превозносится, потому что в этой реальности все хотят быть исключительными, а это значит сумасшедшими, то есть разделенными внутри.

Все пытаются быть кем-то, в смысле занять какую-то свою оригинальную позицию, и от этого мучаются, но отказываться от нее не желают. Так вот надо завершить круг. Когда противоположности эго будут вами осознаны и приняты, вы становитесь никем и всем одновременно. То есть вы можете быть тогда кем угодно — тем, кем выберите в данный период. Вы можете быть любым, но при этом не отождествляться с выбранной вами ролью. Хороший актер может сыграть любой персонаж, а вы становитесь суперхорошим актером.

Хороший актер легко снимает маску и надевает другую. Он с ней не отождествляется. Наша жизнь — это театр, где мы актеры. Но, попадая в этот театр, мы становимся какими-то определенными персонажами, и одетые нами маски становятся нашими лицами. Когда вы боитесь стать никем, вам кажется, что вы лишитесь самого себя. А кто этот вы? Это всего лишь маска сросшегося с вами персонажа, которую вы привыкли считать самим собой. Но вы ли это на самом деле?

Если вы отпускаете свое иллюзорное представление о самом себе, то получаете универсальный ключ к открытию любых дверей своего огромного дома, фактически к возможности неотождествленного проживания любых ролей. Но пока ты отождествлен с какой-то одной ролью, ты не можешь играть другие. Допустим, тебе говорят: «Ты не мужчина», — у тебя начинается истерика. Но если ты Никто и Всё, то можешь ответить: «Да, я не мужчина, я женщина». Или тебе говорят: «Ты не взрослый». — «Да, я не взрослый, я ребенок», — отвечаешь ты. Но чувствуешь ли ты в себе все эти роли?

— Мой самый главный жизненный сценарий — это борьба и становление во всех областях жизни. Работа, отношения.

— Становление чего?

— Становление моей личности.

— Я не против развития личности. Более того, фаза развития личности необходима для развития вашей сущности. Но я работаю с теми, кто уже готов к осознанию и трансформации своей личности. Пока ваша личность не сформирована, вы не сможете начать ее трансформацию. Пока кокон не сформировался, бабочка из него не появится. Школа холистической психологии — это место, где гусеница может превратиться в бабочку. Существует огромное количество различных курсов, школ, тренингов для личностного роста, то есть для гусениц. Они тоже нужны. Но что нужно именно вам? Вот ваш главный вопрос.

— Я ощутила себя в огромном океане в виде стакана с водой, причем не полного. Жидкость в этом стакане всю жизнь посвящала тому, чтобы сберечь себя именно в этом стакане. Изо всех сил стараясь, чтобы не то что не разбили этот стакан, а даже не дотронулись до него. И сейчас он лопнул сам, и та частичка воды оказалась в огромном океане. Во время танца я подходила и дотрагивалась до всех, то есть я пыталась прочувствовать новое ощущение для себя. Не когда я в стакане, а то, что это мы, это огромное чувство. Потом начался танец по какой-то спирали, будто я раскручивала огромную спираль и от чего-то освобождалась. Потом началась закрутка, а потом всё кончилось. Появилось именно такое дыхание, которое я искусственно пыталась вызвать, когда мы дышали лежа. Оно образовалось само собой, ритмичное и то, которое нужно. Причем у меня страшно болят ноги, и я не то что танцевать — подпрыгнуть не могу, а сейчас я это делала.

— Я помню, что смотрела на тебя и удивлялась, что это делает человек, который и ходить-то практически не может. И так танцует.

— В общем, чувство такое, что я что-то почувствовала, но не могу пока объяснить. Что-то здоровское.

— То, что я сказала Толе, осуждая его слабости, я увидела в себе. Я себя прочувствовала этой частью, которой я просто не даю право на существование.

— Развитие интеллекта идет через развитие эмоциональной сферы. Чтобы перейти в другое качество интеллекта, нужно пройти через чувство.

— Я увидела в себе сомнение. Я хочу что-то сделать, потом начинаю сомневаться, меня это сбивает с толку, и получается, что, делая шаг вперед, я делаю два шага назад. У меня это очень сильно проявлено.

— Я в очередной раз увидела зависимость от осуждения собственных движений. Как только я попадаю в эту часть и осуждаю себя за какие-либо физические движения, я встаю по стойке смирно и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. У меня идет какой-то очень мощный запрет на проявления физического тела.

— Я танцевать особо не умею, но иногда… Когда в нашей таллиннской группе танцуют неестественно, я им говорю: «Слушайте, чего хочет тело». И очень интересно у нас танцы получаются. А здесь так не получилось, я чувствую, что движениями руководит ум, и ничего не получается. Посмотрел, как ветер колышет деревья. Это спонтанность движения. Я прочувствовал это, и тогда что-то пошло.

— Это не обычный танец. Обычный танец — это заученные движения. Вам надо просто дать возможность телу проявлять себя.

— Когда все отпускаешь, то происходят движения, сам не понимаешь какие. Тело само живет.

— Да.

— У меня сейчас с Лилей был разговор, во время которого я вспомнил проявление жестокости к своей сестре и потом вспомнил аналогичные проявления в отношении женщин. Причем это совершенно разные проявления. Это и сексуальные моменты, и бытовые. еще заметил, что уже третий человек говорит, что он дважды пытался покончить самоубийством. И вдруг до меня доходит, что я дважды уже пытался покончить самоубийством, только не просекаю, в каких ситуациях. То есть, у меня уже бывало в жизни ощущение, что я хожу по краю.

— На самом деле этот мир и есть ад. Переживая этот кошмар, вы можете начать думать, что вам надо самоликвидироваться. Но на самом деле мы вошли сюда с определенной задачей, и эту задачу мы должны выполнить. А самоликвидация есть просто отказ от выполнения этой задачи.

— Я вспомнила вскользь брошенную в детстве мамой фразу, что я могла бы быть узбечкой. Я же в Узбекистане родилась. Когда я родилась, и принесли детей на первое кормление, маме принесли другого ребенка. Не меня, а узбечку, а меня узбечке отдали. У мамы не сработал материнский инстинкт, а у узбечки сработал. Мама уже кормит другого ребенка, а узбечка идет по коридору, бросает меня на кровать и хватает своего. Я в этом вижу лишний раз подтверждение того, что наша душа сама выбирает опыт, планирует его, составляет сценарий.

— Я хочу поблагодарить людей, которые пришли первый раз. Наши части. У меня такое чувство, что эти люди и раньше были на наших семинарах. Я хочу сказать, что от них идет такое тепло, такое принятие. Я это чувствую. И когда вижу казусные моменты, в которые они попадают, вижу их реакцию, то эта реакция не новичков, которые первый раз попали на процесс. Я вижу, с какой доброжелательностью они принимают критику. Вижу их намерение выбраться из того, в чём они находятся. Я благодарна им очень. И удивительное состояние, такое родное, теплое. Спасибо, что они были здесь. Что вы есть здесь.

— Я тоже хочу выразить благодарность. Я здесь первый раз и никогда не смотрела на жизнь с точки зрения двойственности. И то, что я здесь услышала, дает мне такое расширение кругозора, возможность посмотреть на всю свою жизнь со всех сторон. Но мне еще работать и работать.

— Теперь это не просто блуждание в поисках неизвестного, а конкретная работа в определенном направлении.

— На этом семинаре я увидел, насколько глубоко я сплю.

— Это и есть осознание. Оно дает видение глубины собственного сна. Чем больше осознание, тем больше видение глубины сна. Это парадокс. Я вижу, что я сплю очень глубоко, но при этом я могу это осознавать.