"Увидеть лицо" - читать интересную книгу автора (Барышева Мария Александровна)XIОни были приставлены к Светлане в качестве ассистенток по готовке, вернее приставились почти добровольно, но все их участие в этом процессе заключалось в изумленных возгласах, задавании вопросов, розыске требуемых ингредиентов и переправлении блюд в столовую. Участвовать же в процессе наравне со Светланой было невозможно. Пока они очищали по одной картофелине, Светлана успевала очистить десять. Пока они отмеряли муку, Светлана уже месила тесто. Пока они размышляли над составом блюда, Светлана уже заканчивала его готовить. Она передвигалась по кухне стремительно и ловко, ни одно движение не было лишним, ничего не падало на пол и не летело мимо мисок, и угнаться за ней было совершенно невозможно. Быстро поняв это, Кристина и Алина скромно довольствовались четверостепенными ролями — после продуктов и посуды, и старались находиться там, где Светлана не натыкалась бы на них ежеминутно. Кухня была наполнена аппетитными запахами, стуком ножа, серебристым звоном посуды, шипением масла и девичьими голосами. — Не понимаю, почему когда я тру свеклу, она всегда летит в разные стороны, а у тебя нет!.. — Разве в курицу кладут ананасы?.. — Как можно жарить мороженое?!.. — А как это ты так быстро режешь?!.. — Зачем ты кипятишь пиво?! Господи, а сырто туда зачем?!.. — Что это ты вытворяешь с апельсинами?!.. — А это туда или сюда?! Светлана поглядывала на них не оченьто довольно. Откровенно говоря, она бы предпочла, чтобы их здесь вообще не было. Она привыкла находиться на кухне одна, а от Кристины и Алины было слишком много шума — и вообще они путались под ногами и всячески мешали ей создавать свои неповторимые кулинарные шедевры. Но, с другой стороны, ей бы было не по себе здесь одной. И они захотели помочь — пусть их, только бы не мешали. Нельзя с ними ссориться. Ни с кем нельзя ссориться. Нельзя быть тарантулом. То и дело дверь в кухню приоткрывалась и в щель просовывалась чья-то голова. Чаще всего она принадлежала Олегу. За головой в щель просовывался и ее обладатель и предпринимал попытки тишком прокрасться к столу и стянуть что-нибудь съестное, но каждый раз бывал атакован кухонной утварью и возмущенными воплями, развернут на сто восемьдесят градусов и в четыре ассистентских руки вытолкан за дверь. — Извергши! — возмущался изгнанный. — Дай-те же человеку поесть! Я не могу ждать так долго! — Иди в столовую. Туда можно пройти и через коридор. — Там еще хуже! Столько вкуснятины стоит, а взять нельзя! Что вы Жорке пообещали, что он ее так охраняет?! — Иди отсюда! Или будешь нашинкован и запассирован! — Демоны! Но в конце концов все было приготовлено и расставлено, как надо, и снова вспыхнули две большие люстры, и заиграл гранями умытый хрусталь, и засияло столовое серебро, и заблестел тонкий расписной фарфор — и все торжественно, празднично, почти царственно, и мрачные лица резных идолов словно поблекли, отступили назад, как будто сочтя свое присутствие здесь неуместным. Сейчас в столовой не было ничего таинственного и зловещего, здесь были превкусные и совершенно земные запахи, и свежесть ярких овощей и фруктов, и подрумяненное мясо, и разноцветные салаты, и бесчисленные закуски, и огромная супница, водруженная на стол усилиями Жоры, из которой валил сытный пар, и скворчащие горшочки с пышными шапками из печеного теста и сыра, маленькие водки и легкое вино, и нетерпеливо исходящая пузырьками вода, и радуга сока в высоких графинах… Сели не сразу, несколько секунд просто молча стояли и созерцали накрытый стол. — Ну, Светка!.. — восхищенно сказал Виталий и покрутил головой. — Ну ты… Слова неожиданно кончились, и тогда он просто воздел к потолку руки, будто пытался поднять над головой невидимый поднос. — Точно! — произнес Олег и поволчьи щелкнул зубами, пытаясь смотреть одновременно на все, что стояло на столе. Суетливо задвигали стульями, рассаживаясь и приглушенно переговариваясь. Светлана, уютно постукивая половником, с видом хозяйки разливала по тарелкам густой суп, в котором кувыркались маленькие куриные фрикадельки. — Зря сразу горячее поставили — остынет, — заметила Ольга, похрустывая освеженным в микроволновке хлебом. — Не успеет, — заверил ее Кривцов, смолотивший свою порцию буквально за несколько секунд. — Светик, а можно мне еще половничек… два, три?.. — Да ладно тебе — вон сколько всего на столе!.. — Чур, я разделываю индейку! — А разве программисты это умеют? — Все прочь от моего жульена! Лифман, куда ты лезешь со своей вилкой?! — Да там еще есть! Ты еще обними его!.. — Аля, передай мне тот салат! И вон тот тоже! И вон ту штучку! — Да у тебя все это на тарелке не поместится! — Да передай — жалко что ли?! — Я думал, тут только тесто, а там, оказывается, пельмешки плавают! — Света, а что там внутри? — Не надо тебе знать! — Так и это мясо, и то тоже. А в чем разница? — Сам не видишь? Одно с сыром и грибами, а другое лысое! — Одно пофранцузски, а другое — побургундски. — Так все равно же Франция!.. — Второе с коньяком. — А вот это что за штука? — Это фондю. Берешь вот так… — А соусто из чего?!.. — Я видела, что она в кипящее пиво сыр… — А вот это в апельсиновой шкуре тоже салат?! — Да, флоридский. — Прикольно!.. — Отберите кто-нибудь нож у Жоры, пока он не… — Кому еще вина? — Олег, не будь свиньей — все салаты к себе утянул!.. — А ты все мясо!.. — Петя, вредно есть столько икры! — Уж чья бы корова… — Кому водочки?.. — Колбаски еще передай-те… — Хорошо бы пива… — Прожуй сначала!.. — Марина, блондинкам вредно есть столько креветок! — Автослесарям тоже. — Леха, это надо есть, а не нюхать! Ты ее покури еще!.. — Рабы желудка!.. — А самто!.. — Эх, хорошо!.. — Светка, удочери меня!.. Они смеялись, на какоето время даже забыв обо всех необъяснимых загадках и предполагаемых опасностях и не обращая внимания на назойливо стучащий в оконное стекло дождь. Беззаботно звенели бокалы, глаза сияли чуть подмасленно, а лица становились все более сытыми и добродушными. Олег пытался жевать, говорить и смеяться одновременно, отчего то и дело заходился в кашле, и сидящий рядом Жора услужливо хлопал его по спине, отчего Олег чуть не вылетал из-за стола. Даже Ольга выглядела умиротворенно, и когда Петр, накладывая себе мясо, уронил кусок в тарелку и окатил жирными брызгами рукав ее серебристой блузки, всего лишь дружелюбно сказала: — Поосторожней, криворукий! И Петр, не менее умиротворенный, всего лишь бормотнул: — Прощения просим. — Теперь понимаю, почему вы так простенько оделись, девушки, — заметил Алексей, чьи поглощательные движения из жадных уже давно перешли в расслабленнозадумчивые. — А я-то вначале думал, что вы выйдете в чемнибудь этаком!.. — Мы же сказали — что-нибудь этакое будет после ужина, в зале, — сказала Алина, накручивая на вилку целый пучок тонких кальмаровых полосок, облитых майонезом. — И основное распитие #225;лкоголя будет там же, так что не налегай так на водку. — А вы уже выбрали это что-нибудь? — поинтересовался Петр в перерыве между прожевыванием мяса. — Выбратьто выбрали, а вот влезем ли мы в это что-нибудь после такого… — Кристина тоскливо обвела взглядом стол. — Столько калорий — ужас! Бедная моя фигура. Перегнувшись, она подтянула к себе большую салатницу, тоскливо перевалила в тарелку три, с горкой, ложки оливье и так же тоскливо положила рядом парочку куриных рулетиков. С тоскливой жадностью принялась жевать. Борис усмехнулся, с аристократической изящностью разрезая мясо на маленькие кусочки. Когда на столе не осталось практически ничего, кроме грязной посуды, и все, дожевывая и допивая, отблагодарили Светлану уже не один раз, и она, улыбаясь и кивая, встала и потянулась к одной из грязных тарелок с явным намерением заняться уборкой, сидевшая рядом Марина оттолкнула ее руку и, тоже встав, произнесла, приобняв Бережную за плечи. — А теперь небольшой перерыв. Мы пойдем переодеваться, а вы, мальчики, пока приберите все и вымойте посуду. — И переместите в залу десерт и алкоголь, — добавила Ольга, промакивая губы салфеткой. — Э, а почему мы?! — тут же вскинулся Олег. — Так нечестно! Мыть посуду — это не мужское дело! — Не беспокойся — мы никому про это не расскажем! — пропела Кристина, выпархивая из столовой. Следом вышли и остальные девушки, не слушая больше никаких протестов, и те пропали впустую. Петр сыто потянулся и оглядел длинный стол. Борис отставил тарелку и смял салфетку в пальцах. Он чувствовал себя на редкость хорошо. Светлана теперь казалась ему еще более привлекательной. Конечно, он любил Ингу, но Инга совершенно не умела готовить. В этот момент Лифман почти пожалел, что отечественный закон не предусматривает полигамию. — Мыть посуду!.. — все еще ворчал Олег. — Здрассьтепожалуйста! — Да я вымою! — добродушно сказал Жора, с трудом вылезая из-за стола. — А чего такого?! — Ну, тебето ничего, у тебя мама профессор. — Я объелся! — объявил Петр, попытавшийся было встать, но тут же плюхнувшийся обратно. — Охх, и зачем я столько съел?! — Мизим — для желудка незаменим! — грамофонным голосом проскрипел Олег. — Ничего, сейчас пробежишься по лестницам — растрясешься! — обнадежил Петра Виталий, уже собиравший тарелки. — Олег, хорош прятаться за канделябрами, вылезай и работай! — Я лучше буду осуществлять моральную поддержку! — предложил Кривцов. Виталий хмыкнул, задумчиво взвешивая стопку тарелок на ладони. — А в ухо? — Ладно, ладно, у тебя все одно на уме! — Олег вскочил и начал собирать длинноногие бокалы, составляя из них некий диковинный букет. — Незатейливый ты, Воробьев, как грабли! Чуть что — сразу в ухо! А поговорить?! Между прочим, насчет моральной поддержки ты зря!.. Я бы спел какиенибудь патриотическигероические песни… хмм… — он остановился, — типа… «Кто тебе в постели нужен — это секшнреволюшен!» — А в оба уха? — Ладно, ладно… Петр и Алексей, взявшие на себя обязанность «алкогольного обеспечения», отнеслись к ней, на взгляд остальных, чересчур серьезно, уставив бутылками все столики и в зале, и в гостиной. Узрев эту композицию, даже Виталий, которого уже, казалось, мало чем можно удивить, приподнял брови и произнес: — Как сказал бы известный ведущий Михаил Леонтьев: «Однако здравствуйте!» Вы чего, народ?! Куда столько?! — Но нас же одиннадцать, — резонно возразил Петр, задумчиволюбовно взвешивая на ладони бутылку «Джека Дэниэлса», потом задумчиво поглядел на этикетку. — Интересно, что за штука?.. — Ладно тебе, Виталя, гулять так гулять! — заметил Олег, сам слегка ошарашенный количеством бутылок. Остальные переглянулись, без труда уловив невысказанное: «Если уж экспериментировать, так на полную катушку!» — А что это за тетенька поет, Жора? Это ведь ты музончик поставил? Жора, манипулировавший бесчисленными закусками, посмотрел на него осуждающе. — Это Милен Фармер!.. тетенька… Французская певица. Клипы у нее совершенно обалденные, особенно исторические… а шоу какие!.. — он вздохнул — немного мечтательно. — Мне нравятся француженки. — Француженки в любви самые специалистки, — заметил Борис, расставлявший канделябры. Петр фыркнул. — А мне они не нравятся. Видел я их — за шваброй спрятать можно! У женщины должно быть что-то спереди и что-то сзади! Кому охота уколоться об бабу, которую обнимаешь?! — То есть девушки евростандарт не в твоем вкусе, — сказал Олег, двумя пальцами наигрывая на «Беккере» собачий вальс. — А где же наши красотки? Виталий, притащивший из своей комнаты гитару и бренчавший ему в такт, неопределенно пожал плечами. — Будто не знаешь, как долго женщины собираются!.. Как ты думаешь, Кристинка нам споет? Раз утверждает, что певица… — У нас денег не хватит, — Алексей провел ладонью по золотистой занавеске, закрывавшей нишу, и ее нити сухо шелестнули. — Странно, она утверждает, что знаменита чуть ли не в пугачевских масштабах, а вот я ее не знаю. — Никто ее не знает. Врет, наверное! — подытожил Петр. Борис усмехнулся, зажигая свечи, потом приподнял голову, скользнув рассеянным взглядом по дверному проему, рядом с которым стоял Петр, и застыл. Пламя зажигалки тихо колыхалось в его повисшей в воздухе руке. Остальные, уловив перемену, повернули головы и на некоторое время превратились в каменные изваяния. Музыка и ковер приглушили стук каблуков, а может они специально шли на цыпочках. Так или иначе, только что в гостиной никого не было, но теперь они стояли перед дверным проемом — все пятеро — и смотрели на них, улыбаясь немного настороженно, и в глазах их была тайна, и тепло, и отблеск того восхищения, с каким они не так давно разглядывали себя в зеркало. — Елки! — сказало одно из каменных изваяний с некой печалью, превратившись на секунду в Олега и сразу же вернувшись в прежнее состояние. Они входили в залу по очереди — не суетясь и не толкаясь, идя почти в такт музыке, словно демонстрируя наряды на подиуме, с подня-той головой и в ореоле абсолютного осознавания своей красоты. Этот ореол окутывал даже робкую Светлану, совершенно изменив ее, — на шахматный паркет залы ступила незнакомка с горделивой осанкой и сияющими глазами, одетая, словно исполнительница латиноамериканских танцев — черное с золотом сверкающее платье с косой юбкой, сильно открывающей правое бедро, а с левой стороны спускающееся почти до колена, с тонкими витыми бретельками из золотых нитей и золотыми шнурками, пересекавшими тонкую загорелую спину. Золотистые серьгиподвески в ушах Светланы задорно позвякивали при каждом ее шаге. Марина выступала с величавой томностью. Ее атласное платье цвета кофе с молоком с длинной пышной юбкой и глубоким декольте придавало ей вид скучающей принцессы. Роскошные волосы, зачесанные набок, золотистыми локонами падали на обнаженное плечо и спину, чуть колыхаясь при ходьбе. В вырезе округло сияло жемчужное ожерелье из трех нитей, в ушах покачивались аметистовые серьги, и камни, по сравнению с глазами Рощиной, казались тусклыми и безжизненными. Если Марина казалась вальяжной принцессой, то Ольга скорее была принцессой ледяной, дочерью и наследницей Снежной Королевы. Ее глаза смотрели холодно и надменно, и в походке тоже чувствовалась надменность. Черное с серебром длинное платье облегало ее фигуру, как перчатка, по талии в три ряда шли сверкающие белые камни. Высоко зачесанные волосы были сколоты серебристыми заколками, спускаясь из пучка острыми прядями, запястья охватывали несколько узорчатых серебряных браслетов, губы, покрытые светлосиреневой, с блеском, помадой, казались замерзшими, и в стуке каблуков по паркету мерещился хруст снега. Волосы Алины тоже были подняты наверх, но в прическу пышную, из которой спускалась однаединственная медная прядь, лежавшая на щеке полукруглым завитком. Длинное полупрозрачное платье из темнозеленой органзы, расшитое бисером, спадало легкими мягкими складками и словно струилось вокруг ее фигуры. Через локти был переброшен широкий шарф в тон платью. На указательном пальце сверкал золотой с зелеными камнями цветок, а длинные ажурные золотые серьги с изумрудами спускались почти до плеч. В ее походке слышался не хруст снега, а шелест сминаемой травы, присыпанное веснушками лицо казалось немного печальным, и Суханова походила на заблудившуюся юную лесную фею. А вот облик Кристины был абсолютно земным, хотя и не менее притягательным. Ее шелковое яркокрасное платье, несмотря на свою длину, оставляло открытым для обзора довольно значительные детали телосложения. Глубокое декольте со шнуровкой на спине шло до основания ягодиц, и из него весело выглядывал вытатуированный дракон. Декольте спереди спускалось почти до пупка, и, казалось, груди вот-вот вырвутся из него на волю. Юбка была сильно раскрыта на бедрах, и Кристина казалась скорее раздетой, чем одетой. На пальцах сверкали неизменные кольца, открытая высокая шея блистала золотыми цепочками, чернокрасные волосы разметались по плечам и свисали вдоль щек хищными прядями. Выражение лица походило на игривый манящий жест указательным пальцем, но в глазах этой игривости не было, и их взгляд наводил на мысль, что все не так просто, как кажется. Они вошли в залу и встали почти правильным полукругом — разные девушки с разными взглядами, но улыбки их очень быстро стали почти одинаковыми, отличаясь лишь только степенью насмешливости. — Отомрите! — язвительно сказала Ольга, чуть поведя головой. Олег отмер первым. Олег печально вздохнул. Олег встал из-за рояля и загробным голосом произнес: — Все, хана нам, мужики! Лучше б они посуду мыть остались! Лучше б я уже был в стельку пьян и беспробудно дрых! Эх!.. Он горестно махнул на них рукой и, сгорбившись, отвернулся. Виталий усмехнулся и перевел его жест: — Мы в восхищении! Вначале компания как-то сама собой разделилась на две группы. Девушки облюбовали себе диванчик в нише за золотистой занавесью, уставили столик фруктами, бутылками шампанского и вина и беззаботно болтали о разных пустяках, изредка поглядывая в сторону мужчин, которые, слегка ошарашенные столь парадным и величественным выходом, пока не предпринимали никаких действий. Только Петр, прихватив с собой бутылку распробованного виски сразу же присоединился к девической компании, без труда подключившись к разговору и чувствуя себя совершенно свободно — скорее всего потому, что в данный момент выпивка волновала его несравненно больше, чем женские прелести. Разговор был легким, сидеть тут было приятно, поглядывать вокруг тоже, остальное было неважно. С мужиками следовало бы поговорить о работе, о чем-то серьезном или о женщинах, а этого ему не хотелось. Ему хотелось отдыхать. Олег, собрав вокруг себя остальных возле оружейной стены, травил скабрезные анекдоты, и вся компания то и дело разражалась оглушительным хохотом, отчего звякало оружие и бутылки на столе. То и дело кто-нибудь поглядывал в сторону ниши, завидуя Петру, расположившемуся там с такой непринужденностью, но пока никак не решаясь последовать его примеру. Только Алексей с бокалом в одной руке и дымящейся сигаретой в другой бродил из одной компании в другую, курсируя между нишей и дальним концом залы, как рейсовый катер. И там и там было занятно, поэтому он нигде не оставался насовсем, но не только поэтому, а еще потому, что ему казалось, что через какоето время все начинают на него неприязненно поглядывать и сбавлять голос, чтобы он ничего не услышал. И чем больше он пил, тем острее становилось это чувство. Алексей скромно пристраивался возле стеночки в нише и слушал, не пытаясь вставлять какие-тофразы в разговор. — … на «Роман с камнем» я ходила раз четырнадцать, на обе части «Крокодила Данди» — раз двадцать, а уж на «Человека из Рио» с Бельмондо… даже не могу сказать, сколько… Начальная школа… — А деньгито где брала? — Так бутылки сдавали. Молочные — молоко, кефир… Сметанные баночки, опять же… — Молоко сорок две копейки тогда стоило… — … а кефир был с зеленой крышечкой. А нежирный — с полосатой зеленой. А ряженка — с малиновой. — … молоко с белой. И сметана… — …хлеб двадцать копеек стоил… — Такие очереди были за молоком. С утра становились. А яиц было не достать. И мяса. Вечно приходишь, а на витрине только какие-тожуткие кости вековой давности… — …проезд — пять копеек. Во были времена!.. — …ступенька подломилась, и я с высоты третьего этажа прямо в куст ежевики и порхнула… — Мамочки!.. Это ж как… — …ерунда, ежевичные колючки хоть видно хорошо — удобно вытаскивать. А я вот в пионерлагере раз в заросли опунции упала. Вот это было… — …чего тебя туда понесло?.. — … нет, из польских актеров мне больше всего Богуслав Линда нравится… — …насчет спецэффектов я не спорю, а вот в остальном… редко какой фильм… а батальные сцены — смотришь на ихних мертвецов и так и видишь, что сейчас скажут — на сегодня хватит, они встанут и пойдут обедать… — … не помню как называлась, в общем, сводка происшествий за сутки. Вот она и говорит: «Бомжа спасли из горящего дома, но он всетаки погиб в машине «Скорой». Типа там, в машине «Скорой» на него напали врачи со скальпелями, он мужественно отбивался, но все же… — … я там на гастролях была, так трое из той группы всю ночь там просидели, все Белого Монаха караулили… — …и сколько же они выпили?.. — …между прочим, зря смеешься. Привидения — это доказанное… Алексей уходил из ниши и шел туда, где властвовал звонкий голос Кривцова, рассказывающего очередной анекдот. — …ну вообще ничего не помогает. Он тогда взял и привязал его к китайской палочке. Ну, и нормально все, супер, получилось! А потом разговаривают две… эти… поняли, да?.. хехе… мы, мол, на своем веку всяких видали — и в резине, и с бантиками, и со сбитыми сливками… но чтоб на носилках заносили?!.. — Гыгыгы… — Пошлый ты, Кривцов, до ужаса! — А чего тогда слушаешь? — Так интересно. И все же… — Ой, ну простите, не учел наличие интеллигента. — Между прочим, ты вкладываешь в это понятие совсем не тот смысл. Интеллигенты — не представители умственного труда с прекрасным воспитанием, а попросту бездельники. Где-то я читал, что когда писателя Льва Гумилева спрашивали, причисляет ли он себя к интеллигенции, он всегда отвечал: «Да упаси боже!»… — Это ты к чему сейчас сказал?! — Нет, я не в том смысле, чтоб обидеть… — …ну, ты, Жорик, прямо кладезь премудростей. Большая советская энциклопедия рядом с тобой — просто инструкция по пользованию веником! А нука, скажи еще что-нибудь умное!.. — …особенно если квартира богатая — дорогая мебель, книги, техника… так эту породу держать вообще самое милое дело. Щенки ведь, знаешь, так и норовят что-нибудь сгрызть, а эти — никогда. Вот мои росли — хоть бы что-нибудь сожрали или порвали. Ни за что… — …да, выгодно. Но дорогие, наверное?.. — Ну, если от хороших производителей, то уж недешевые… — …да подожди ты!.. Так, вот… она ему и говорит: «Да он у тебя не просто не стоял, он у тебя валялся!» — Гыгыгы! — Как может такой начитанный человек так глупо смеяться?!.. — Особенность пролета человеческого тела сквозь два слоя прочного стекла заключается в… — Да ладно, ладно, это я так сказал… Я и не про тебя говорил… Да я вообще не говорил ничего… — Нехило водитель устроился, да? В самом центре цветника! — …ох, вкусные девочки!.. — Ты не смотри на внешность, Жора. В женщине важна ее душа… — Если наблюдать за тобой, Олег, так душа у женщины находится исключительно в ногах!.. — Я и выше тоже смотрю… Эй, девчонки, ну что ж вы нас так бросили?! Как насчет совместного тоста?! А на брудершафт?! С каждой?! — А репа не треснет?! — Оля, ну что за выражения?! Уж сказала бы вежливо: а не пошел бы ты… Совместный тост все же состоялся, после чего Ольга удивила всех, сев за рояль. Несколько минут она довольно хаотично перебирала клавиши, после чего вполне сносно исполнила бетховенскую «К Элизе», слегка пережимая педаль. Когда Харченко закончила, все некоторое время молчали, после чего Борис изумленно сказал: — Вот это да! Не ожидали! — Несколько лет музыкальной школы все же не проходят даром! — самодовольно заметила Ольга и принялась рассеянно наигрывать «Лунную сонату». Жора услужливо принес и поставил рядом с ней бокал, до краев наполненный любимым Ольгиным «шабли», после чего сбегал и выключил проигрыватель. — А нельзя что-нибудь повеселее? — осторожно спросила Светлана. — И поромантичней? Может, поискать ноты? В библиотеке… — В нотах не нуждаюсь! — отрезала Ольга, приподняв пальцы над клавишами и сдвинув брови. — Никогда не любила играть по нотам! Я предпочитаю подбирать… Классный рояль, обалденный просто! Только учтите, я не собираюсь тапировать весь вечер! Пара вещей — и хватит с вас! Она ненадолго задумалась, а потом ее пальцы снова заскользили по клавишам, наполнив залу мелодией роксетовской баллады «Listen to you heart». Светлана восхищенно вздохнула, и ее карие глаза подернулись золотистым туманом. Олег глубокомысленно покивал, налил себе коньяка и чокнулся с Петром. Кристина немного послушала, после чего подошла к роялю, встала, эффектно изогнувшись и положив правую ладонь на бедро, выждала, пока пальцы Ольги проиграют припев, и запела — с отчетливым русским акцентом и слишком отдельно произнося каждое слово, но приятный бархатный, ласкающий голос скрадывал недостатки. При первых же звуках ее голоса губы Ольги насмешливо изогнулись, но пальцы продолжали вдохновенно бегать по клавишам. Олег, взявший было бутылку, чтобы плеснуть себе еще коньяка, поставил ее на место и обернулся. Алексей, уже давно сидевший возле Алины, повернулся к ней и церемонно произнес, снизив голос до шепота: — Разрешите вас пригласить. Алина покачала головой. — Лучше попозже. Я хочу послушать. Он кивнул, улыбнувшись, отвернулся и сжал губы. Голос Кристины продолжал меланхолично оглаживать стены залы и людей в ней. Пeтр, положив на ампирный столик свои мозолистые ладони, разглядывал их, отрешенно улыбаясь. Марина, иронически приподняв одну бровь, то смотрела на Кристину, то поглядывала в сторону Виталия, который, казалось, был целиком увлечен песней. Ее бокал опустел, и она поставила его на столик, немного демонстративно звякнув хрустальной ножкой о столешницу. Но никто из представителей сильного пола на этот звук не отреагировал. Кристина замолчала, и все восторженно зааплодировали. Она сделала реверанс, приподняв длинную юбку, отчего Олег зааплодировал еще громче. — А из репертуара?! — потребовал он, но тут Ольга, насмешливо улыбаясь, заиграла «Севастопольский вальс», и Кристина, не знавшая слов, смешалась. Борис повернулся к Светлане. — Может, сделаем кружок? — Можно и не один, — зардевшись, пробормотала Светлана. Борис встал, протянул ей руку и вывел в центр залы. Через минуту они уже кружились в венском вальсе — так красиво и слаженно, точно танцевали давным-давно. Кристина, осторожно обойдя танцующих, села на свое место, сердито наблюдая, как в танце мелькают, меняя друг друга, то улыбающееся лицо Светланы с сияющими глазами, то лицо Бориса — вдохновенное, но немного недоумевающее. Остальные тоже смотрели, не предпринимая попытки последовать их примеру — танцевать вальс больше никто не умел. — Во дают! — уважительно сказал Кривцов, закуривая. — Профи, сразу видно! А что ж мне Лифман звездел, что Светка насочиняла, будто танцами занималась?! Вон как крутится! И не падает, что характерно! Мне б уже поплохело. — Ты о чем? — спросила Алина. Олег в двух словах передал ей разговор с Борисом, и она пожала плечами. — Может, она самоучка, потому и не знает терминов. С телевизора научилась. — С телевизора так не научишься, — заметил слушавший их Виталий. — Это ювелир чегото напутал. Ольга закончила играть и встала, объявив, что с нее хватит. Жора сходил в гостиную и поставил сборник дискотечной музыки. При первых звуках песни в исполнении Шакиры, Борис, уже сопровождавший Светлану к диванчику, тут же развернул ее на сто восемьдесят градусов и потащил танцевать чачача. Танцевать они начали не сразу, вначале Борис что-то объяснял ей, энергично жестикулируя, но Бережная только непонимающе качала черноволосой головой, позвякивая серьгами. Потом они встали в нужную позицию, Светлана сделала несколько шагов, энергично размахивая бедрами, Борис тут же подхватил танец, и дело у них сразу же пошло на лад, хотя выражение недоумения так и не покинуло лица Лифмана. — Во дает! — повторил Олег, восхищенно наблюдая, как Светлана несколько раз подряд проворачивается на левой ноге, едва касаясь паркета носком правой, а потом вместе с Борисом идет «зигзагом», так вихляя бедрами, что это казалось почти немыслимым. Петр, потянувшийся через его плечо за бутылкой, пожал плечами — изящные искусства его не занимали. — Давай лучше еще по одной, а потом сгоняем ненадолго на первый этаж — я тебя на бильярде обставлю! Олег с сомнением посмотрел на бутылку в его руке. — Да ты же сейчас киксовать будешь постоянно! — Не буду! — убежденно заявил Петр, налил себе стопочку, поставил бутылку, а вместо нее взял несколько кусков ветчины. Оценив, видимо, солидность закуски, Олег кивнул. — Ладно, идет. Только быстро! Бросать таких девочек… — А! — Петр безнадежно махнул рукой. — Эти не по мне. Мне бы что попроще, а эти слишком уж… — Слишком не бывает, — заметил Олег. Они выпили, после чего очень тихо выскользнули из залы, причем Петр прихватил с собой остатки «Джека Дэниэлса». Одна песня сменялась другой. Танцевали уже все, правда, преимущественно медленные танцы, смеялись, пили, разговаривали, пили и снова танцевали. Ни об эксперименте, ни о каких теориях никто пока не упоминал. Олег и Петр вернулись довольно быстро — оба изрядно навеселе, яростно пререкаясь по поводу сыгранной партии. — Если б я в тот момент не чихнул, я бы тебе показал! — бушевал Петр. — А ты… — В какой момент?! Ты все время чихал! А если бы и нет, это бы тебя все равно не спасло! — ответствовал Кривцов, чье лицо раскраснелось и блестело — наверняка, исключительно от азарта. — И вообще — я такую подбивку сделал, а ты мне все испортил! Кто тебя просил падать прямо на стол?! — Я же не специально! Просто я очень устал! Олег усадил водителя на диван и оставил его возмущаться в одиночестве, а сам присоединился к остальным, станцевал с Кристиной, почти умиленно поглядывая в ее декольте, после чего снова принялся рассказывать анекдоты, в процессе рассказа жонглируя апельсинами. Алексей окружал вниманием Алину, причем преуспел в этом до такой степени, что она, продолжая не без кокетства улыбаться ему и смеяться над его шутками, в душе уже хотела куданибудь спрятаться и была почти благодарна Виталию, который, перетанцевав со всеми девушками, решил, что теперь настал ее черед, извлек Алину из-под евсигнеевской опеки с решительным «Вы позволите?» и, не дожидаясь ответа бизнесмена, увел девушку в центр залы. — Ты не оченьто любезен, — заметила Алина. Ее язык чутьчуть заплетался, хотя мысли были вполне ясными. — Я даже не успела сказать «да». — Ну, ты же пошла, — отозвался Воробьев. — Тебя вернуть обратно в компанию твоего любвеобильного Лехи? Вместо ответа Алина слегка поежилась и постаралась сосредоточиться на танце. Танцевал Виталий неплохо, но как-то напряженно, и ей показалось, что он немного нервничает. Не удержавшись, она спросила: — И чем же я удостоилась такой чести? — Слушай, рыжик, — Виталий слегка замедлил движения, — если ты намерена поточить об меня свой язычок, то я тебя сейчас живенько отправлю туда, откуда взял! Алина усмехнулась. — Неужели ты пригласил меня только для того, чтобы потанцевать? — Да, — Виталий тоже усмехнулся. — Ну, почти да. Несмотря на то, что веселье в самом разгаре, я смотрю, оно тебе не оченьто по душе? Алина нахмурилась. — Но остальнымто по душе! Дорогие вина, хорошая еда, и, главное, в огромных количествах и на халяву! Этот праздник затевался, как необходимость, чтобы развеяться и умом не поехать и чтобы показать большую и красивую фигу тем, кто, возможно, за нами наблюдает. — Это ты к чему? — спросил Виталий, краем глаза с интересом наблюдая за Борисом и Светланой, которые больше не щеголяли танцевальным искусством, а покачивались под музыку уже почти в интимную обнимку. — Это я к тому, что хорошо знаю, где кончается необходимость и начинается жадность! Виталий насмешливо покосился на нее. — А дорогое платьице и побрякушки ты нацепила из необходимости или жадности, свя-тоша?! Алина сверкнула глазами. — А я себя не выгораживаю! Я тебе другое пытаюсь сказать! Начинали правильно, но то, что происходит сейчас… это уже неправильно… И, возможно, именно этого они от нас и ждали. Сначала будем веселиться, как ни в чем ни бывало, а затем набросимся на жратву, неоднократно перепьемся, перетрахаемся, а потом начнем вцепляться друг другу в глотки!.. — Намекаешь на то, что я выполняю этот план успешней многих? — холодно спросил Виталий, но в глазах его была издевка. Алина покраснела. — Я имела в виду… — Ладно, понял я. Это я так… Слушай, максималистка рыжая, а давай просто потанцуем, а? Ты умеешь просто танцевать, ничего при этом не говоря? У тебя очень симпатичное платье. Алина кисло улыбнулась. — Я рада, что ты заметил хотя бы платье, — она мотнула головой. — Ладно, я молчу. Хотя, раз ты поставил самого себя главным, тебе следовало бы поразмыслить, чем все это может закончиться. — Ты разве никогда не была на обычных пьянках?! Ничем это не закончится. Они хотели отдыха и веселья — они его получили. Посмотри на них — они вполне счастливы. Они даже забыли, что хотели домой. — Они вспомнят об этом завтра. И что? Опять веселье? А еда и выпивка совсем не бесконечны. И что будет, когда они закончатся? Ты знаешь, сколько дней нам предстоит здесь провести? — Неужели обязательно говорить об этом сейчас?! Она резко вскинула на него глаза — в них было отчетливое разочарование. — Нет. Вообще не обязательно говорить. Извини. Мне казалось, что твоя беззаботность неискренна. До конца танца Алина больше не произнесла ни слова. Когда музыка затихла, они молча отвернулись друг от друга и, не оглядываясь, разошлись в разные стороны залы. Алина села на свое место, рядом с Евсигнеевым, взяла услужливо протянутый им бокал вина, выпила его залпом, не заметив вкуса, и сунула бокал в руку Алексею так резко, что он едва его не уронил. — Что сслучилось? — удивленно осведомился Алексей подзаплетающимся языком. — Этот урод тебя обидел? Сейчас я его… Он начал приподниматься — вернее, попытался это сделать — стул, неожиданно, оказался очень глубоким, и встать с него почему-то оказалось невероятно сложно. Да и Алина, в конце концов, все испортила, дернув его за полу пиджака, отчего он повалился обратно, и посоветовав не валять дурака. После этого она долго сидела, разглядывая картины и красивые бархатные драпировки над дверью. Олег танцевал с Кристиной, крепко обнимая ее и безустанно уверяя, что объятия исключительно дружеские, хотя его левая рука постоянно сползала по ее талии все ниже и ниже. В правой руке у него была бутылка рома. То и дело он принимался говорить Логвиновой длинные цветистые комплименты, ни один из которых, запутавшись в оборотах, не доводил до конца. Кристина смеялась и мотала головой, и ее растрепавшиеся волосы хлопали Олега по лицу. Он тоже смеялся и отхлебывал из бутылки, и Кристина тоже отхлебывала, и оба находили это чертовски забавным. Периодически к ним подходил Петр и предпринимал безуспешные попытки увести Олега на еще одну бильярдную партию, но Кривцов только мотал головой. В конце концов Петр прихватил с одного из столиков еще одну бутылку виски — на сей раз «Чивас Ригал» — уютно расположился на диване в гостиной и поставил себе «Назад в будущее». Борис, сидя рядом со Светланой и ласково водя указательным пальцем по ее изящной ладони, рассказывал ей об особенностях мальдивской кухни. Светлана слушала, чуть прикрыв веки, плавая в неком восхитительноблаженном состоянии, сквозь которое голос Лифмана прорывался не всегда, отчего до ее сознания доходили только отдельные слова: — …рыбная кухня… кеемиа — рыбные рулетики… их обжаривают в… добавляют кокосовое молоко, лайм и… местный хлеб роши — он, конечно… фихуну мас… боркихаа… рыбный коктейль мас хуни… кокос, чили, лук… бонди — кокосовые палочки — такой вкус, будто… а вообще, когда смотришь сверху… на вечерней рыбалке… Ольга, только что оттанцевавшая с Жорой в очередной раз, увлеченно болтала с Алиной и Алексеем — тоже на мальдивскую тему, но исключительно о том, как весело там проводила время со своим очередным бойфрендом. Очень тщательно показав руками размеры акульих челюстей, которые они оттуда привезли, она как раз заговорила о своей прогулке в самом центре Мале, когда Борис вдруг резко прервал свои кулинарные разглагольствования и насмешливо и довольно громко сказал: — Ну что ты врешь, Ольга?! Да не была ты на Мальдивах! — Да неужели?! И с чего ты сделал такой вывод? — холодно поинтересовалась Ольга. Алина недоуменно взглянула на Бориса. Танцевавшие замедлили движения, удивленно воззрившись в их сторону. — Да потому что рассказ твой бредовый! Ты только что рассказывала, как запросто разгуливала в самом центре Мале в шортиках и лифчике, и всем окружающим это так нравилось… Да этого быть не может! Тебя бы тут же оштрафовали, а может, и арестовали бы! Всех туристов заранее предупреждают, что для прогулок в общественных местах необходимо одеваться в соответствии с мусульманскими представлениями о нравственности. Только длинные брюки или юбка и строгие кофточки. Шортики, лифчик… что за бред?! — Я прекрасно помню — где была, когда и в чем, и выдумывать все это мне нет резона! — отрезала Ольга. — Да ну? И где же ты жила? — На острове Кудахура в отеле «Четыре сезона»! И можешь на этом заглохнуть со своими дурацкими вопросами — я перед тобой оправдываться не собираюсь! — Разумеется, потому что ты просто не сможешь этого сделать! Ты просто повторяешь чей-то рассказ — выучила названия… — На кой черт мне это делать?! — Ольга презрительно рассмеялась. — У меня полно денег! Я могу вообще туда переехать, если захочу! Глаза Бориса сузились, отчего в выражении его утонченного лица появилось что-то лисье. — А может у тебя и нет никаких денег! Нет никакого клуба! Ничего нет! — Уж не знаешь, за что и ухватиться, а?! — Харченко потянулась за сигаретой. — Ошибаешься, есть у меня клуб! Еще как есть! И это самый популярный клуб в Волжанске! Вот как только мы отсюда… — ее голос чуть дрогнул, — можешь потом зайти и проверить! На площади Победы, рядом с гостиницей! Я уж позабочусь, чтобы персонально для тебя подготовили специальную программу! — Рядом с гостиницей?.. — задумчиво протянула подошедшая Марина. Ольга раздраженно покивала. — С гостиницей, с гостиницей! В перестроенном здании бывшего кинотеатра «Советский»! Ночной клуб «Вавилон»! — А, «Вавилон»… Помню такой, — рассеянно сказала Рощина. — Только его, по-моему, уже больше года как нет. Там теперь какойто «Экселлент»… Центр развлечений. — У тебя бред, девочка! — отозвалась Ольга. — Пойди, проспись! — Нет, подождитека! — вскинулся вдруг Жора. — Оля, подожди!.. Он замолчал, и на его лице отразилась мучительная борьба. Но Вершинин все же сказал: — Оль, а она ведь права. В том районе ведь одно из моих кафе — и как раз рядом с «Экселлентом». Никакого «Вавилона» там нет. — Вы оба перепили! — заявила Ольга, вскакивая, но Жора поймал ее и с неожиданной решительностью усадил обратно. Она брыкнулась, но осталась сидеть. — И, кстати, никаких Интернеткафе рядом с моим клубом нет! Жора возмущенно раскрыл глаза, и они с Ольгой тут же вступили в жаркую перепалку. Алина, ощутив внезапный необъяснимый приступ паники, сидела и мучительно вспоминала площадь Победы, которая вдруг начисто вылетела у нее из головы, и восстановить в памяти, что и где находится, у нее решительно не получалось. Алексей заметил, что ему доводилось несколько раз бывать в Волжанске, но он не помнит, чтобы на одной из центральный площадей города были клубы с такими названиями. На вопрос Ольги, какого черта он делал в Волжанске, он обиженно ответил, что у него там родственники, на что Харченко заявила, что Евсигнеев не похож на человека, у которого могут быть родственники. Еще секунда, и они бы сцепились, если бы между ними не вклинился Жора, возопивший, что он не потерпит кровопролития. Потом подошел Виталий с таким откровенно равнодушным лицом, что у Ольги и Алексея пропала всякая охота продолжать прения. Все же, прежде чем затихнуть, Ольга успела буркнуть напоследок: — Зачем мне выдумывать то, что так легко проверить?! — Я не знаю, кто из вас врет… — начал было Олег, но Алина неожиданно перебила его: — Возможно, никто. — Это как понимать? — поинтересовался Борис. Алина посмотрела на него и сжала губы. Из гостиной продолжала лететь развеселая музыка, придавая всей ситуации несколько нелепый оттенок. — Ну же, говори, раз начала. — И закончила, — она встала и передернула плечами. — Зачем сейчас? Зачем портить такой чудесный вечер? Вы же хотели веселиться? Так веселитесь, елки! Вы же сами говорили — никаких сегодня домыслов больше. Да и нет их у меня! Веселитесь! Выражение лица Светланы говорило о том, что она целиком и полностью согласна с ее словами. Марина же язвительно поинтересовалась: — Ты ставишь себя отдельно? — Ну что ты, — с преувеличенной ласковостью отозвалась Суханова, — что ты… Она неторопливо пошла в другой конец залы, и платье мягко струилось вокруг ее фигуры. Звонкий стук каблуков звучал громко и как-то значительно. Наблюдая за ней, Ольга сказала: — Может, она и права, и не стоит выяснять все это сегодня, но завтра я со всем разберусь! И кстати, Лифман, еще со вчерашнего дня я хочу коечто у тебя спросить. — Что же? — от интонации, с которой была произнесена его фамилия, Борис вздернул брови. Ольга протянула ему откупоренную бутылку вина. — На попробуй. Не бойся, оно не отравлено. Просто попробуй и назови тип вина. — Если ты не хочешь, я могу попробовать! — предложила Кристина, блестя глазами. — Меня яды не берут! — Ты — сама яд, золотце! — томно вздохнул Олег. Кристина фыркнула и уткнулась носом ему в плечо, вздрагивая от смеха. Борис принял у Ольги бутылку, плеснул немного себе в бокал и отпил глоток. — Ну и что? — недоуменно спросил он. — Хорошее сладкое вино. Это… — Борис опустил глаза, чтобы посмотреть на этикетку, и нахмурился. — Это какая-то ошибка. — Неужели?! — насмешливо осведомилась Ольга. — Я могу принести тебе не откупоренную, чтобы ты не думал, что я втихую его перелила. Эх, ты спец по винам! Шабли — сухое вино, хаха! — Этого просто не может быть! — решительно заявил ювелир. — На заводе перепутали этикетки! Я разбираюсь в винах! — А кто-нибудь еще разбирается в винах? — лениво спросил Виталий тоном, не оставляющим сомнения в том, что сам он в них не разбирается. — Только в шампанских, а так… я названия не запоминаю — они все такие длинные, — сказала Кристина Олегу в плечо. — Я в пиве хорошо разбираюсь, — Олег чуть наклонил голову, подыскивая наилучший ракурс для рассматривания Кристининого декольте. Остальные промолчали, только Светлана пробормотала, что в шампанских нет смысла разбираться — шампанское есть шампанское. — А как тебе то, которое ты пьешь? — насмешливо спросила Кристина, приподнимая голову. Светлана подняла рюмку, в которой пенилась розовая жидкость, и посмотрела на нее сквозь свет люстры. — Вкусненькое. — Вкусненькое, — покладисто согласилась Кристина, но в ее голосе была ирония. — Не спорю. Это «Кюве Дом Периньон», по-моему что-то около пятисот долларов за бутылку. Светлана охнула и поставила бокал на столик, глядя на него с неким благоговейным испугом. — Не может быть! — Почему, очень даже может, — Борис кивнул на Алексея. — Вот человек сидит и запросто, как воду, попивает «Гастон де Костильяк» тысяча восемьсот девяносто третьего года, который я в каталоге видел по цене девяносто шесть тысяч рублей. Алексей, беззаботно потягивавший коньяк, поперхнулся и ошарашенно уставился на надменную бородатую физиономию на этикетке. — Что?! Больше трех штук зелени?! Ни хрена… нет, но я… мне, просто как-то рассказывали… я все хотел попробовать… Не, но по вкусу я бы столько не дал, не дал… — Хотел попробовать?.. — задумчиво произнес Виталий и посмотрел на Ольгу. — А «Шабли», значит, твое любимое вино? — А холодильник забит моим любимым «Невским»! — с готовностью подхватил Олег, с уважением разглядывая благородные формы бутылки «Гастона». — Черт, ну и бабки они вбухали в этот экс… — Хватит! — перебила его Светлана. Ее вскрик почти сорвался на визг. — Не надо больше! Не могу больше про это слушать! Вы же договорились, что завтра!.. Не сейчас! Хватит! Олег прижал руки к груди в том месте, где по его предположениям находилось сердце, и склонился, чуть не стукнувшись головой о столик. Кристина, уже снова примостившая голову на его плече, недовольно мурлыкнула, едва не съехав Кривцову на колени. — Эй, а можно погромче, а? — просительно произнес Жора. Остальные без особого любопытства проследили за направлением его взгляда и только сейчас заметили, что Алина, примостившись на стуле неподалеку и закинув ногу на ногу, почти неслышно перебирает струны гитары, что-то напевая себе под нос. Перстень на ее указательном пальце взблескивал под ярким электрическим светом, длинные серьги чуть позвякивали, словно аккомпанируя. — Алюсик, спой нам, солнце, пока мы все не передрались! — Олег протянул вперед руки, точно хотел заключить ее в объятия. Пальцы Алины замерли, она подняла голову и вдруг залилась ослепительным румянцем, свойственным лишь истинно рыжим. — Да я не умею. — Я могу встать на колени! — заявил Жора. — Только не на мои! — тут же отреагировал Олег. — Хватит вам! — раздраженно сказал Виталий и, закурив, взглянул на Алину, и в его взгляде она уловила все тот же насмешливый вопрос. Боишься? — Только я неважно играю, — предупредила она. — И учтите — вы сами напросились! Нервным просьба выйти! Ее пальцы снова начали перебирать струны — неуверенно, часто спотыкаясь, но постепенно смелели, и из-под них лилась музыка — робкая, постепенно набирающая силу, задумчивая, растворяющая. Голос ее звучал хрипловато, возможно от волнения, и звуки гитары обвивались вокруг него, одевали, сглаживали и врастали в него, превращая в песню. Замолчав, Алина еще несколько раз скользнула пальцами по струнам и убрала руку. Ей не хлопали, как Кристине, но одобрительнозадумчивое молчание наступившее вслед за песней было намного красноречивей, чем аплодисменты, и, на взгляд Алины, намного уместней. — Не ожидал от лесной феи цоевского репертуара, — наконец удивленно сказал Олег. — Я-то наивно ждал какойнибудь р#243;манс! Откуда это в тебе, Аля? Она подмигнула ему. — Я деть дворов и р#243;мансов не знаю! — Очень красиво, только не совсем понятно, — сказала Светлана. — И как-то уж печально. — Дайка, рыжик, — Виталий, придвинув стул, сел рядом с Алиной и протянул руку. Алина, помедлив, неохотно отдала ему гитару и поежилась — взгляд горящих глаз Марины был почти осязаемым, и ей казалось, что кожа вот-вот задымится. Она не могла этого понять. Ревновать Виталия к ней было так же нелепо, как и к гитаре, которую он только что взял в руки. Воробьев рассеянно взял несколько аккордов, и Алина слегка недовольно сдвинула брови, вынужденная признать, что ей до этих пальцев очень далеко. Да и, к тому же, училась и играла она давным-давно, когда они шумной компанией собирались в ее дворе на выбивалке… Она чуть отодвинулась и наклонилась было, чтобы поправить завернувшийся подол платья, но Виталий вдруг резко и без всякой лиричности ударил по струнам, так что Алина подпрыгнула на стуле, и заорал во все горло: Олег, восторженно блестя глазами, слетел со стула, позабыв про прикорнувшую на его плече звезду, и, схватив со столика недопитую бутылку рома и грозно потрясая ею в воздухе, сделал зверское лицо и присоединился к Виталию, отчаянно стараясь его перекричать. Светлана съежилась на стуле и заткнула уши. Рот Бориса возмущенно приоткрылся. Песня резала слух. Скорее не песня, а грубый рев, и звучание его в этой зале было кощунством. Классической красоте и строгости залы словно с размаху влепили пощечину грязной замасленной пятерней. Алина тихонько встала и незаметной тенью заскользила к двери. Опера «Юнона» и «Авось» всегда ей очень нравилась, и песня нравилась, и пели ее сейчас именно так, как ей нравилось, и была она сейчас более чем уместной, но Алина вдруг ощутила совершенно неодолимую потребность уйти. На пороге она обернулась, и отчегото именно эта картина навсегда осталась в ее памяти, намертво впечатавшись в нее, как рельефы раскаленного железа в кожу. Все они, сидевшие вместе и в то же время отдельно — случайные попутчики, запертые ливнем и лесом в огромном доме. Смеющийся гигант Жора, наклонившийся чуть вперед, отчего рубашка на спине угрожающе натянулась, качающий головой и увлеченно хлопающий ладонью по спинке стула в такт песне. Ольга рядом с ним, чуть склонившая голову набок, с кривоватой неопределенной улыбкой на серебристых губах. Марина, изящно устроившаяся на стуле, чуть прикрыв глаза и рассеянно перебирая пряди своих перекинутых через плечо роскошных волос — перебирая не без доли нарциссизма. Светлана, сверкающая золотом, изящная, хрупкая и в то же время сильная, зажимающая уши и мотающая головой, отчего ее длинные серьги всполошенно летают вокруг головы — движения ее сейчас казались какимито замедленными, вязкими. Кристина с сочетанием иронии и одобрения на лице, шевелящая губами, беззвучно подпевая и не решаясь вплетать свой бархатный голос в грубые жесткие мужские голоса. Алексей, чуть подавшийся вперед и размеренно болтающий коньяк в пузатом бокале, мрачно глядя куда-то в пол. Борис, сидящий очень прямо и смотрящий на Виталия с выражением аристократического презрения. Сам Виталий, чуть ли не рвущий несчастные струны и кажущийся с гитарой единым целым, со злым весельем в глазах, которые смотрят на всех сразу и ни на кого. Весельчак Олег, невероятно суровый, размахивающий бутылкой, грозящей в любую секунду вырваться из его пальцев и улететь к стене, взорвавшись в брызгах стекла и рома. И она сама, представляющаяся себе сейчас странно далекой и чужой. Алина отвернулась и вышла, никем не замеченная. В гостиной в камине угасал позабытый огонь. Мокрый ветер вздувал шторы в приоткрытой балконной двери. На экране телевизора совершал головокружительные виражи на импровизированном скейтборде молодой Майкл Джей Фокс, а на диване, безмятежно похрапывая, спал Петр. На серебристом ковре валялась пустая бутылка, на столике рядом с диваном стояла пепельница, и из горки окурков, словно из кратера вулкана, поднималась тонкая струйка дыма. Рядом расположилась тарелка с остатками сыра и колбасы и полупустая бутылка минеральной воды. Осторожно ступая, Алина подошла к столику, взяла бутылку с водой и наклонила ее над пепельницей. Догорающая сигарета, сердито пшикнув, погасла. Поставив бутылку, Алина наклонилась над Петром, с каждым выдохом источавшим в воздух предельно концентрированный запах перегара, и осторожно потрясла его. — Эй. Петр вдруг всхрапнул так громко, что она испуганно отскочила, потом облизнул губы и отчетливо сказал: — Обращайтесь к сменщику… что я вам — пацан, тут насухую махать… вашу маму… Он еще что-то сердито бормотнул, перевернулся на другой бок и снова захрапел. Судя по всему, вечер настолько утомил водителя, что он выбыл из строя до утра. Алина выключила бормочущий телевизор, потом подошла к балконной двери и закрыла ее, мельком взглянув на мокрый двор, залитый светом фонарей, и на теснящуюся вокруг стену деревьев. Из залы долетел взрыв хохота, сквозь который пробился завывающий голос Олега: …Болтаюсь, целый день гуляю. Не знаю. Я ничего не знаю, ууу! Я бездельник, оох, мама, мама!.. Никто не обратил внимания на ее уход. С одной стороны, это было хорошо. С другой стороны, довольно обидно. Она рассеянно скользнула глазами по видеокассетам, потом ее взгляд упал на приоткрытую дверь кабинета. Еще раз оглянувшись на залу, Алина отворила дверь и включила свет. Огляделась, потом подошла к пухлому вращающемуся креслу и опустилась на него, осторожно подобрав платье. Оттолкнулась ногой от стола, и кресло поплыло вокруг своей оси, а мимо глаз Алины поплыли книжные полки. Еще никогда она не видела столь хаотично подобранной библиотеки. Серьезные исторические труды стояли рядом с дешевыми боевиками, книги по архитектуре соседствовали с пособиями по цветоводству, внушительные тома словарей и справочников теснились рядом с кулинарией. Фантастика и медицинская литература, журналы для автомобилистов, фэнтези и любовные романы, книги о животных и хоррор, детективы и юмор, поэзия, классика и эротическая литература — все это было совершенно невообразимо перемешано и привело бы в ужас любого профессионального библиотекаря. Недоуменно разглядывая корешки книг, Алина нахмурилась. Библиотека отчаянно ей что-то напоминала, и внезапно она поняла, что именно. Лес, окружавший дом. Как бестолково и хаотично росли в нем деревья, так же стояли на полках книги. В голове у нее мелькнула некая мысль, но умчалась так стремительно, что Алина не успела ее ухватить. Встав с кресла, она более внимательно занялась изучением библиотеки, то и дело снимая с полки какуюнибудь книгу, перелистывая ее и возвращая на место. Некоторые книги были новенькими, некоторые зачитаны почти до дыр. Ее взгляд, заинтересованно бродивший по полкам, наткнулся на одну из книг и, пробежав по названию и фамилии автора, скользнул дальше, но тут же вернулся, и в нем вспыхнуло изумление. Алина, потянувшись, достала книгу и уставилась на обложку. Потом раскрыла, пробежала глазами несколько строчек на первой странице и, не закрывая книгу, попятилась назад. Она пятилась до тех пор, пока кресло не подсекло ее под коленями и она не плюхнулась в него, крепко сжимая книгу в руках. Она листала страницу за страницей, пробегала по ним глазами, и с каждой прочитанной строчкой на ее лице все больше проступали изумление и отчаянье. Весь мир вокруг исчез. Она не слышала визгов и хохота в зале, не слышала, как несколько раз кто-то, просовывая голову в кабинет, окликал ее по имени и уходил, не дождавшись ответа, не слышала, как постепенно все начали расходиться из зала и не слышала, как наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и похрапыванием Петра, которого так никому и не удалось добудиться. Она сидела, съежившись в большом черном кресле, подобрав под себя ноги, окутанные волной измявшегося платья, — маленькая ошеломленная лесная фея, вернувшаяся с прогулки и увидевшая вместо своего густого леса одни лишь пни. Она не видела, как много спустя после того, как в зале щелкнул выключатель, накрывая тьмой заставленные посудой столики, брошенную на стуле гитару, поредевшую оружейную стену и раскрытый рояль, в кабинет заглянул еще один человек. Он улыбнулся и неслышно отошел от двери, после чего запер дверь из коридора в гостиную и опустился на диван, чегото ожидая. |
|
|