"Увидеть лицо" - читать интересную книгу автора (Барышева Мария Александровна)

IV

К одиннадцати часам вечера хозяева дома так и не вернулись, и уже всерьез встревоженные недавние пассажиры собрались в гостиной. За это время они уже успели облазить особняк вдоль и поперек и убедиться, что в нем нет ни малейших признаков телефонной линии. Затерявшийся в лесу дом был полностью отрезан от внешнего мира, в нем даже не было радио и телевидения, и огромный телевизор годился лишь для просмотра видеофильмов, а стоявший в одной из комнат мощный компьютер подключался только лишь к электрической розетке и замыкался на самого себя. Имевшиеся у некоторых сотовые телефоны по-прежнему не работали.

На третьем этаже оказалось еще семь жилых комнат — заботливо приготовленных, с забитыми одеждой шкафами, и небольшой тренажерный зал. К удивлению Алины, ожидавшей, что в первую очередь последний вызовет восторг у Жоры, гигант, ввалившийся в тренажерную вместе со всеми, посмотрел на станки для изготовления торсов с абсолютным равнодушием. Зато искренний восторг у него вызвал обнаруженный в одной из комнат третьего этажа компьютер, отчего Вершинина пришлось выволакивать из комнаты чуть ли не силой. К еще большему ее удивлению страстным поклонником холодного оружия оказался Кривцов — при виде коллекции в зале его глаза засияли, как лампочки новогодней гирлянды и руки потянулись к ней сами собой. Алина и Виталий моментально переглянулись, хотя не имели ни малейшего намерения это делать.

В конце концов, перетащив из автобуса свои вещи и использовав все запасы горячей воды, они собрались обсудить создавшуюся ситуацию. Светлана по собственной инициативе приготовила чай, кофе и бутерброды и с помощью кухонного лифта переправила их в гостиную, в полной мере оценив все удобства такой доставки.

— Горяченькое перед сном после всего — самое то! — глубокомысленно изрек Олег, вальяжно раскинувшийся в кресле и прихлебывавший дымящийся чай. Кепка снова вернулась к нему и теперь лежала рядом на подлокотнике — он не оставил ее в одной из комнат, куда перетащил свои вещи, — точно боялся, что в его отсутствие ее кто-нибудь стащит. В пальцах он вертел длинный тонкий трехгранный стилет, который, не удержавшись, снял со стены в зале, ответив на раздраженноукоризненный взгляд Бориса: «Я только подержать», — Хотя и без того буду спать как убитый.

Никто не стал возражать ни по какой из частей высказывания — горяченькое действительно было самым тем, а то, что в особняке придется заночевать, ясно стало уже довольно давно. Все только лениво переглянулись, а Марина, забравшаяся с ногами в одно из кресел, как бы между прочим стянула на груди халат — ей показалось, что Виталий слишком уж настойчиво заглядывает ей в вырез. Впрочем, нельзя было назвать ощущение неприятным — просто это было неприлично, а так… Рощина мысленно пожала плечами — возможно, она была бы и не против, чтобы он не ограничился только лишь взглядами.

Кроме нее в найденные в комнатах купальные халаты переоделись лишь Ольга и Кристина. Светлана накинула собственный легкий халатик, разрисованный извивающимися драконами, Алина же, по причине короткой поездки не взявшая с собой никакой одежды, принципиально сидела в своем слегка влажном костюме. У Олега, Бориса и Алексея с собой было достаточно вещей, чтобы переодеться полностью, Жора сменил только рубашку, а Виталий, которому переодеваться было не во что, повел себя менее застенчиво, чем Алина, и в гостиную явился, замотавшись в длинное полотенце и теперь, сидя на плетеном диванчике и чуть раскачиваясь, походил на римского консула, размышляющего о состоявшихся накануне комициях. К нераспакованной одежде в шкафах комнат никто из мужчин не притронулся.

В портале камина танцевал огонь, разведенный совместными усилиями Виталия и Олега, и перед ним полукругом на относительно безопасном расстоянии выстроилась промокшая обувь. Все сидели босиком — в отличие от изобилия одежды в особняке не нашлось ни одной пары обуви — даже домашних тапочек. Под потолком плавали рваные полотнища сигаретного дыма, неспешно выматываясь в чуть приоткрытую дверь, ведущую на веранду.

Большинство взглядов было направлено в экран огромного телевизора, и изредка раздавались смешки. С единодушного решения поставить что-нибудь «легкое и веселенькое» из гостиной видеотеки извлекли «Великолепного» с Бельмондо — первую же комедию, попавшуюся на глаза. Робкое предложение Жоры посмотреть что-нибудь типа «Властелина колец» было дружно оставлено без внимания, и он, надувшись, некоторое время принципиально смотрел в сторону, но вскоре начал поглядывать на экран — с каждым разом все более заинтересованно. Этого фильма он раньше не видел. Но не менее часто, чем на экран, Вершинин поглядывал на картины, висевшие на стенах гостиной, и каждый из этих взглядов отражался на его лице выражением недоумения и раздражения.

Виталий фильм почти не смотрел. Его левая ладонь лежала на подлокотнике диванчика, большой палец любовно поглаживал сплетенную лозу. Взгляд то рассеянно устремлялся куда-то в сторону камина, то и вовсе бесцельно блуждал в пространстве. Лишь иногда он украдкой пробегал по лицам остальных, и тогда в нем появлялись ясность и легкая тревога, а ныряя в декольте Марины, замасливался, и тогда в нем проступала обыденная, довольная ухмылка — там и в самом деле было на что посмотреть.

Алина не отрывала глаз от телевизора, иногда смеялась, но на самом деле почти не следила за разворачивавшимся на экране действием. Одна ее часть ждала, когда кто-нибудь скажет что-либо существенное, — ждала и наблюдала. Другая же рвалась прочь из гостиной — в комнатку неподалеку, уютную комнатку… впрочем не так важна была комнатка, как наполнявший ее серебристый звон… как кружащаяся под потолком хрупкая ажурная подвеска… Крошечная, трогательная в своей наивности детская мечта, о которой она почти забыла и которую кто-то другой воплотил в жизнь. Она, возможно, была не так уж важна, но она была из хорошей части детства. Из той, которая до. Потом было только после, и мечты стали более практичны, но куда как менее красивы, да и детство, практически, кончилось… Поэтому на нее хотелось еще раз посмотреть. Или просто смотреть.

Проследить, чтобы никто не сломал ненароком.

Алина сердито тряхнула головой. Наваждение! Так ли уж не прав был Виталий? Виталий, который, кажется, уже перестал о чемлибо беспокоиться — только и делает, что глазеет на Марину и покачивается на диванчике-качалке, который при этом издает монотонный и довольно таки раздражающий скрип. И выглядит на редкость довольным.

Она замечала, что некоторые взгляды, устремленные в экран телевизора, были не менее рассеянными и задумчивыми, чем у нее самой, но не знала, о чем думают ее случайные попутчики и не знала, насколько тонки нити, удерживавшие их всех вместе в этой гостиной.

Света хотела вернуться на кухню — вернуться одна, несмотря на позднее время.

Борис с трудом сдерживал себя, чтобы не метнуться обратно в залу — к изысканной роскоши и к часам, чей бой был так величественно прекрасен.

Олегу тоже хотелось оказаться в зале, но на роскошь ему было наплевать — он видел только сверкающую сталь, обращенную в такую совершенную форму — стилет в его руках был лишь малым, и так странно, что коллекция принадлежала не ему…

Марина незаметно для окружающих сжимала в кулаки свои тонкие ухоженные пальцы. Зеркальная галлюцинация была не так уж важна — куда важней было другое — очень многие заходили в ее… в эту ванную после. Они могли что-то испортить. Могли… да мало ли что? Так или иначе ей хотелось обратно. Может быть, еще раз принять ванну — она ведь так расслабляет после долгой утомительной дороги…

Жора хотел вернуться в свою комнату с компьютером — он уже четко определил ее своей. Ему так и не дали толком разобраться, что сложено на винте — выволокли из комнаты, как ребенка… Пусть компьютер слепой, пусть, но в нем наверняка должно быт что-то интересное.

Виталий никуда не хотел идти. Наоборот, он бы предпочел, чтобы ушли все остальные — в свои комнаты, на кухню, на улицу, в лес — к черту, куда угодно! Он устал и ему хотелось отдохнуть, а сидеть, чуть покачиваясь, в этом диванчике-качалке было так приятно — особенно потому, что…

Остальные смотрели фильм.

Олег со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, нечаянно проколов острием стилета, который вертел и так и этак, подушечку указательного пальца. Досадливо дернув губами, Олег быстро слизнул выступившую капельку крови — движение почти неуловимое, но, тем не менее, не оставшееся незамеченным. Брезгливая Марина поморщилась, глаза Ольги чуть блеснули, словно у предвкушающего сытную трапезу подуставшего вампира, а Борис укоризненно произнес:

— Доигрались таки! Поздравляю! Положили б ножик на место, пока еще не…

— Ножик?! — зеленоватокарие глаза Олега сверкнули презрительно и насмешливо. — «Ножики», как вы изволили выразиться, на кухне — для хлеба и колбасы!.. ножик! Это мизерикордия, кинжал милосердия. Таким когда-то добивали на турнирах раненых рыцарей… и…

Он осекся, спрятав начавшую было зарождаться ухмылку, и наблюдавшая за ним Алина подумала, что не ошибется, предположив, что недосказанная часть фразы звучит как: «… и ювелиров, которые лезли не в свое дело».

— Но ведь это же не ваша вещь, — не отставал Лифман, стараясь одновременно смотреть и на Олега, и в сторону залы, и на экран телевизора.

— И что с того? — неожиданно сказал Виталий, неторопливо раскачиваясь на диванчике взад и вперед. — Она и не ваша. И часы в зале, из-за которых вы недавно так раскричались, тоже не ваши…

Лицо Бориса дернулось, точно от сильной боли, потом он криво улыбнулся, но болезненное выражение в его глазах осталось.

— Речь не об этом, я просто пытаюсь…

— …и кресло, в котором вы сидите, не ваше, и чай, который вы пили, и сигареты, которые вы курите, — все это тоже не ваше. Но это мелочи, а мы здесь собрались не для того, чтобы их обсуждать, и уж не для того, чтобы киношку посмотреть! Есть вещи посерьезнее…

— Я вас умоляю! — вскинулась Харченко — единственная, кто с неподдельным интересом следил за действием на экране. — Только не надо на сон грядущий опять разворачивать эту бодягу про автобус! Приехали куда-то — и довольно на сегодня!

— Вопрос в том, куда.

— Господи! — Ольга раздраженно передернула плечами. — Вы решили до победного конца нас запугивать?! Или вам не доводилось раньше бывать в больших домах?

— Доводилось, но не таким образом… — Виталий подхватил начавший сползать край полотенца, наблюдая за Алиной, которая в этот момент очень внимательно разглядывала валявшиеся на журнальном столике вскрытые сигаретные пачки, извлеченные заблудившимися пассажирами из прозрачного шкафчика гостиной, где многочисленные и разнообразные сигаретные блоки были сложены аккуратной поленницей. Во взгляде девушки отчетливо читались интерес и легкое недоумение.

— Серьезность только в том, что мальчишка потерялся, а так… — в голосе Петра проскользнули почти умоляющие нотки. — Крыша над головой есть, еда есть…

— И комнаты, — сказала Алина — негромко, почти шепотом, но интонация, с которой была произнесена фраза, заставила все головы повернуться к ней. Жора потянулся к пульту и уменьшил звук телевизора. — Ведь все успели найти себе комнаты? И ведь всем хватило, не так ли?

— Ну да, — пробормотала Кристина и оглянулась, ища подтверждение своим словам. — Да, хватило. И что такого? Это же хорошо — каждый будет спать в нормальной постели.

— Одиннадцать комнат, — произнесла Суханова с некоторой долей юмора, крутя в тонких пальцах ей же самой открытую пачку «Честерфилда». — В доме одиннадцать жилых комнат — вы заметили это? И нас тоже одиннадцать. Какое удивительно забавное совпадение, а?!

Ольга переглянулась с Кристиной и недвусмысленно постучала себя указательным пальцем по виску. Та пожала плечами.

— Двенадцать, — заметил Олег. Мизерикордия мелькала в его черных от масла пальцах хищной молнией. — Ты забыла про Лешку, который…

— Лешки здесь нет, — Алина потянула к себе другую пачку, затылком чувствуя испытывающий взгляд Виталия. — В дом вошли одиннадцать человек. И ночь в нем проведут одиннадцать человек… мне так кажется.

— Почему ты так решила? — Ольга подобралась, словно готовящаяся к прыжку кошка. — Ты что-то знаешь?

— Ничего я не знаю! — огрызнулась Алина, постукивая сигаретными пачками друг о друга. — «Кажется» от «знаю» отличается очень сильно. Я же сказала — забавное совпадение. Но мне другое интересно — как вы выбрали свои комнаты. И было ли такое, чтобы одна и та же комната приглянулась сразу двоим?

Все начали переглядываться — кто недоуменно, кто вопросительно. После несколькоминутного молчания и пожимания плечами, Олег сказал:

— Да что значит как — от балды выбирали, какая свободна…

— Нет, ну я сразу выбрал ту, в которой комп стоял, понятно, — перебил его Жора. Алина метнула быстрый взгляд на Марину.

— А ты меня насчет своей комнаты сразу предупредила, помнишь? Большая вишневая спальня.

— Да, — отозвалась та с легким вызовом, в очередной раз подбирая полы халата, не желающие быть затянутыми поясом и беззастенчиво расползающиеся в стороны. — Там кровать с балдахином. И что?!

— А я выбрала самую светлую, — тихонько сказала Светлана, прихлебывая остывающий чай. — Вернее… ну, мне кажется, днем она должна быть самой светлой. Там такие красивые обои — розовые с золотыми птицами… и лампа во весь потолок… под витражом.

Алина кивнула какимто своим догадкам и взглянула на Алексея. Евсигнеев пожал плечами.

— Да я-то, в принципе, первую попавшуюся свободную взял. Ну, разве что, мебель там… люблю скандинавский стиль… а так…

— Секундочку! — Жора потянулся и взял свою чашку, почти потерявшуюся в его огромной руке. — А как же комната, в которой я стекло выбил? Уж в нейто…

— Я взял ее, — скромно сказал Борис и слегка улыбнулся удивленным взглядам. — Вернее, я оставил в ней свои вещи. Вполне могу переночевать и в гостиной, у огонька. Мне много не надо.

— Как мило, — протянула Ольга и, чуть передвинувшись, поджала под себя ноги, не без умысла позволив халату на какоето мгновение высоко поддернуться на загорелом бедре. Взгляд Жоры тут же скользнул по нему, но с какойто небрежностью и почти сразу же перепрыгнул на стену, где висели картины. Ольга поправила халат, недоуменно приподняв брови. Совсем недавно Вершинин явно проявлял к ней интерес — что же тогда такого может быть в этих картинах, что смотреть на них интересней, чем на ее ноги?! — Ладно, вернемся к нашим баранам. К чему ты завела разговор про комнаты? Что с того, что их одиннадцать и каждый нашел свою?

В камине негромко треснуло полено, и Алина чуть дернула плечами, чувствуя нарастающее глухое раздражение. Она не могла объяснить того, чего пока не поняла сама — это было слишком бесформенным, слишком неясным и основанным не только на наблюдениях, но и на эмоциях. Ей не нравилось все, что произошло до сих пор, и то, что происходило сейчас, не нравилось то, как они попали в этот пустой дом и сам дом ей не нравился тоже. Но если ситуация с автобусом действительно выглядела очень нехорошо, то остальное, вероятнее всего, объяснится очень просто. Утром взойдет солнце, вернутся припоздавшие хозяева особняка, устроят им головомойку, объяснят дорогу, они какнибудь разберутся с автобусом или найдут способ сообщить о себе миру… и уедут — каждый в свой город. Хоть бы было именно так!

— Может, и ничего, — хмуро произнесла она. — Ты ведь заглядывала в шкаф в своей комнате? В тот, где одежда?

Ольга красноречиво махнула в воздухе кончиком пояса от своего халата, и Алина кивнула. Кивок получился странно огорченным.

— Это была женская одежда, ведь верно? И в моем шкафу тоже женская. И у Марины…

— И у меня, — пробормотала Кристина, туго натягивая халат на коленях. Олег осторожно положил стилет на ручку кресла и почесал затылок.

— Ну, у меня явно не женская. А… — он развернулся в сторону Жоры, и тот, без труда уловив невысказанный вопрос, оторвался от созерцания картин, с каждой минутой приобретавшего все более свирепый характер, и недовольно буркнул:

— Да.

— А размер не заметил? — вдруг спросил Виталий, в очередной раз скрипнув диванчиком. Жора скептически посмотрел на него, шевеля пальцами босых ног.

— Я примерял что ли?! Ну, уж явно не на карлика. Светик, а можно еще кофейку, если не трудно?

— Конечно, — Бережная приняла у него чашку, стараясь при этом стоять от Вершинина как можно дальше, отчего ей пришлось слегка наклониться вперед и даже вытянуться, балансируя на носках. Она сделала это прежде, чем успела сообразить, насколько явно выказывает свою опаску, и ей стало стыдно, но было уже поздно. Искреннее огорчение и обида, появившиеся на смуглом лице гиганта, устыдили ее еще больше, и Светлана, покраснев как рак, вылетела из гостиной, по дороге чуть не стукнувшись о дверной косяк. Алексей криво улыбнулся и потер пальцем царапину на лбу.

— У меня тоже вроде бы там бабских тряпок нету, — сказал он, и тут же пожалел об этом — как-то уж слишком быстро и неестественно прозвучали слова — вон, рыжая как сразу покосилась! А вдруг они захотят проверить?! Вдруг найдут то, что он принес с собой из леса?! Еще подумают, что это он пацана… с них станется…

А вдруг и вправду он?.. Ведь были же у него в лесу галлюцинации…

— Я же сказал закрыть пасть!.. я же сказал не орать!..

…и то жуткое, вызванное яростью видение. Евсигнеев вздрогнул, вновь почти наяву ощутив ладонью удар дубинки, податливо вминающейся в чужой затылок, а ноздрями — запах мокрых палых листьев и свежей крови. Он метнул вороватый взгляд на Виталия, но тот, полузакрыв глаза, все так же неторопливо покачивался на плетеном диванчике и казался на редкость умиротворенным. Алексей обмахнул взглядом остальных — ничего.

Провалы в памяти… Они бывали, но только по пьяни, и, по рассказам корешей, именно в эти моменты, которых он не помнил, Алексей зверел до невозможного. Может, это в чем-то и соответствовало истине, но сейчасто он не пил! Он вообще сегодня не пил! Хотя накатил бы с удовольствием!

Алексей потер слегка вспотевшие ладони и попытался придать лицу выражение интереса. Вернется в комнату — обязательно перепрячет чертов плеер!

— …значит, и у тебя тоже? — спросил тем временем Олег. — Эй, Петь!

Водитель, который к тому времени уже покинул свое место и теперь стоял возле горки, разглядывая фигурные бокалы, кивнул.

— Да, удачно комнаты выбрали? — заметила Ольга с легким недоумением. — Ни единого промаха. Действительно занятно.

— Что-то я сегодня слишком часто слышу это слово, — Олег удрученно вздохнул. — И чем чаще я его слышу, тем меньше мне все это нравится. Что еще, Аля? Какое еще занятное совпадение есть у вас в запасе?

Суханова нахмурилась. Неожиданно ей захотелось вывалить всевсе, и пусть сами разбираются… если только не знать почти наверняка, что уж с этимто разбираться не будут, а сочтут всегонавсего паникующей идиоткой.

— Ну… может быть, сигареты.

— Господи, а сигаретыто тут при чем? — Ольга усмехнулась, затянулась сигаретой и выпустила изо рта изящную струйку дыма. Алина не улыбнулась в ответ.

— Курят все, кроме Марины, Светы и… (Лифман поднял указательный палец) и Бориса. А ты какие сигареты предпочитаешь?

— «Мальборо» легкие, иногда «Слимс» — Ольга быстрым движением стряхнула в пепельницу короткий столбик пепла. — А что?

— А ты, Олег? — спросила Алина, не обращая больше на нее внимания. Тот постучал по столу вскрытой пачкой.

— Старую добрую «Яву».

— А я верблюда, — Жора кивнул на пачку крепкого «Кэмэла» и вопросительно глянул на Алексея, передавая ему эстафету. Тот вытянул из пачки длинную темную сигарету и покачал ею в воздухе.

— «Капитан Блэк».

— «Беломор», — отозвался Петр от горки, с осторожным любопытством крутя в пальцах особо причудливый бокал. Виталий приоткрыл один глаз и лениво сказал:

— Я тоже.

— Обычно «Давидоф» — сказала Кристина, глядя на свою пачку с таким подозрением, словно из нее вот-вот должна была выползти некая омерзительная многоногая тварь. Алина молча бросила на журнальный столик пачку «Честерфилда», которую держала в руке все это время.

— Мы ведь взяли здесь эти сигареты. Вон в том шкафчике. Удивительное разнообразие, в точности соответствующее нашим вкусам. С чего бы…

— Если это гостиница, как мы решили, — перебил ее Жора, — то не удивительно, что тут такой ассортимент.

— Изумительно точный ассортимент! — иронично заметила Алина, и ее ладонь снова начала тереть шею. — А вы нашли там еще какиенибудь другие сигареты?

Олег вскочил, быстро подошел, почти подбежал к шкафчику и распахнул дверцу. Вытащил один блок, потом другой, затем решительно вывалил все содержимое шкафчика прямо на серебристый ковер. Несколько минут он старательно рылся в груде сигаретных блоков, потом поднял голову навстречу остальным вопросительным взглядам и с чувством сказал:

— … мать! А здесь-то в натуре только наши марки!

— И что это доказывает? — подала голос до сих пор молчавшая Рощина и перекинула через плечо волосы, заплетенные в свободную косу. Ольга взглянула на недокуренную сигарету и зло ткнула ее в пепельницу, да так, что пепел полетел в разные стороны. Алина, перед мысленным взором которой опять всплыла ее уютная комнатка

Ее?!..

и кружащаяся под потолком хрупкая подвеска, неожиданно вспылила.

— Откуда я знаю?! Меня спросили — я ответила! Сами выводы делайте!

— Тихо, Аля, тихо, — успокаивающе пробормотал Олег, как попало сваливая блоки обратно в шкафчик. — И без того молодец! Мне самому вся эта ситуевина не нравилась, а теперь и тем более.

— А что случилось? — осведомилась вернувшаяся Светлана, которая, на этот раз подойдя к Вершинину вплотную, аккуратно и стараясь не расплескать, подавала ему чашку кофе. Алина раздраженно махнула рукой, встала, подошла к одному из шкафов и начала с преувеличенным интересом перебирать пластинки. Жора пожал плечами и снова принялся разглядывать картины на стенах. Виталий потянулся за пультом дистанционного управления, потом резко поднялся и очень внимательно посмотрел на диванчик, на котором только что сидел. Его брови сошлись на переносице, точно он пытался решить чрезвычайно трудную задачу. Потом он вытянул руку и выключил видеомагнитофон.

— Эй! — возмущенно воскликнула Ольга. Виталий бросил пульт на стол.

— Все равно никто не смотрит. Алина, вы не психуйте. Если еще что-то подметили — поделитесь с нами, не стесняйтесь. Возможно, это важно.

— А может вам есть чем поделиться? — ядовито произнесла Алина, не отрывая взгляда от пластинки «Саймона и Гарфункеля» и так же подчеркнуто «выкая», хотя все уже давно отбросили формальности и перешли на «ты».

— Может, — Виталий неторопливо отошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на залитый светом мокрый двор. Дождь так и не прекратился, капли звучно шлепали по крыше, плиткам дорожек и желтеющей листве — шепчущие, холодные звуки. Ни луны, ни звезд, темное небо сливалось с лесом почти без наметки границы, и казалось, словно кто-то огромный ради потехи спрятал особняк вместе с садом в свой просторный черный мешок — подальше от чужих глаз. — Вернее, не столько поделиться, сколько спросить. Вы состоятельные люди?

— К чему этот вопрос? — в голосе Ольги послышалась настороженность и неприкрытая враждебность. Виталий, не поворачиваясь, усмехнулся, но веселья в его смешке не было.

— Уж поверь мне, не для общего развития. Мне повторить вопрос? Может, не все услышали?

Хорошенькое личико Светы смялось в испуганной дрожащей гримасе, мгновенно утратив б#243;льшую часть своей привлекательности. Она опустилась в кресло так резко, словно ей подрубили ноги, и обвела всех жалобным взглядом.

— Господи, я так и знала! Это все из-за выкупа! Я так и знала! Когданибудь этим должно было кончиться! Это чеченцы!

— Да какие на хрен чеченцы?! — Алексей, не выдержав, стукнул кулаком по подлокотнику. — Опять начинается?!

— Это он нас завез! — Бережная махнула подрагивающей рукой в сторону Петра, и тот, ошеломленный, чуть не уронил хрупкий бокал. — Смотрите, как у него глаза бегают. Он с ними заодно!

— Я не чеченец! — громко возмутился Петр и взмахнул бокалом, чуть не расколотив его о горку. — Я русский, я из Воронежа!

— С улицы Лизюкова, — негромко пробормотал Олег, захлопывая дверцу шкафа. — Ты, кстати, единственный, кто полностью не представился. Как ваше фамилиё, воронежец?

— Сливка.

— Что «сливка»?

— Не что, а кто! Я это! Фамилия такая! И нечего ржать! Я, между прочим…

— Ладно, ладно, — Олег, проходя мимо, успокаивающе похлопал его по плечу, — расслабься. Нормальная фамилия.

Водитель, все еще ворча, поставил бокал на место и отправился разглядывать шкаф с видеокассетами. Борис сел на подлокотник кресла Светы и начал ее успокаивать, раздраженно поглядывая в полуприкрытую полотенцем спину Воробьева, который все так же смотрел в окно.

— Так ты к чему про бабки спросил? — Олег присел на корточки возле камина и, прищурившись, уставился на огонь. Гибкие тени и красноватые отсветы запрыгали по его лицу, придав ему иллюзию несвойственного угрюмого выражения. — Ну, я состоятельный. Не так, чтобы очень, конечно, — атолл или, там, замок прикупить не смогу, но на жизнь очень даже хватает.

— Мне тоже, — в голосе Виталия послышалось легкое сожаление. — И я не сомневаюсь, что все прочие, кроме нашего уважаемого шофера, так же не испытывают недостатка в средствах. Владелец автосервиса, владелец сети «Интернеткафе», владелица пекарни и пиццерии… сплошь бизнесмены и бизнесвумены. И удачливые, к тому же, а? Какая интересная подобралась компания!

— К чему ты клонишь? — холодно спросила Ольга, вздергивая бровиусики. — Может, это ты все организовал? Так учти, что выбить из меня…

— Чушь! — неожиданно сказал Алексей, снова закуривая. — Никакой логики! Сам затеял, сам переполошил? Да, я удачливый! И я могу позволить себе не один такой особняк. Это достаточное свидетельство моей состоятельности?

— Вполне, — Виталий повернулся и очень внимательно посмотрел на него. — Тогда объясни мне, состоятельный человек, какого ты из Питера в Валдай едешь в какойто древней консервной банке? Ни самолетом, ни комфортным поездом, а автобусом… да еще каким?! Почему? Привычка самоограничения с молодости? Излишняя экономия? Или шифруешься?

— Да я!.. — Алексей осекся, потом сощурился, и в его глазах появилась тяжелая работа мысли. Ольга выпрямилась, нервно заглаживая за уши угольно-черные пряди. Жора оторвал раздраженный взгляд от картин и устремил его на Виталия — теперь в нем читалось недоумение, но адресовано оно было не Воробьеву, а самому себе. Олег не повернул головы, но теперь смотрел в пылающий камин так внимательно, точно пытался предсказать будущее по танцующим огненным лепесткам. Виталий, опершись спиной о подоконник, ждал ответа — ждал терпеливо, и, казалось, он может ждать его вечность; его лицо было спокойным и немного сожалеющим, точно он обладал жизненно важным знанием, поведать которое не в силах.

— Я не знаю, — наконец произнес Евсигнеев, и все впервые услышали в его голосе беспомощную растерянность. — Бл… черт!.. я не знаю! Действительно! Конечно, я должен был самолетом или… а если уж автобусом, то… Ничего не понимаю! Я бы никогда… какой смысл… Но я проснулся в нем, и это было нормально. Это было абсолютно нормально! Почему? Меня ведь ничего не беспокоило, потому что я сам!..

— Ты помнишь, как садился в автобус?

— Смутно, — Алексей потер переносицу. — У меня были неприятности, и я не особенно… но я хорошо помню, что садился сам! Да, помню, что сам садился в автобус! Вот как он выглядел, не особенно… но я садился сам, никто меня силком не тащил! Какого хрена я сел в этот автобус?!

— Вот! — в голосе Виталия прозвучало мрачноватое удовлетворение. — Вот теперь мы начинаем говорить о чем-то конкретном. А ты, Кристина? Говоришь, ты певица? Популярная?

Логвинова посмотрела на него так, словно ее оскорбили в лучших чувствах.

— Представь себе! — отрезала она. — И если ты обо мне не слышал, то это не значит, что меня не слышал никто! Я очень популярная! У меня сейчас столько работы, что на личную жизнь времени не остается!.. Да я…

— Кристина? А ты не родственница Кристины Орбакайте? — весело осведомился Олег. Логвинова недоуменно посмотрела на него.

— Чего?

— Кристина… — задумчиво протянул Жора, с сомнением глядя на нее. — Ты не обижайся, но я о тебе тоже что-то не слышал. Хотя я вообще мало… — он махнул рукой и замолчал.

— «Тень моей любви» сейчас на первых строчках всех отечественных хитпарадов! — надменно произнесла Кристина тоном аристократки, у которой замурзанный бомж попросил закурить. Виталий хмыкнул.

— Откровенно говоря, мне на это наплевать! Меня другое интересует — если ты популярна, значит должна быть при деньгах и вполне можешь позволить себе полететь в Москву на самолете, а не тащиться почти сутки в какойто развалюхе. Разве популярные певицы путешествуют с таким дискомфортом?

Аристократическая надменность слетела с лица Кристины, и оно стало по-детски жалобным. Действительно, почему она не полетела самолетом? Особенно, если торопилась — ведь она бы уже давным-давно была бы в Москве. Почему, вместо того, чтобы ехать в аэропорт, она поехала на вокзал, взяла билет и спокойно села в автобус? Вернее, как в него садилась, Кристина не помнила, но очень хорошо помнила как шла по салону, как села в кресло и почти сразу же задремала и проснулась лишь когда автобус тряхнуло на повороте. Во всяком случае, она действовала совершенно самостоятельно.

— Да, ты прав, я бы… Значит, это было внушение! — ее пальцы нырнули в вырез халата и вцепились в заговоренную жемчужину. — Мне внушили, чтобы я поехала на автобусе. Загипнотизировали! Нас всех загипнотизировали, и поэтому…

— Лично меня никто не гипнотизировал! — резко сказала Алина, ставя пластинку обратно в шкаф. — Для меня поехать на автобусе — дело совершенно обычное. Я далеко не богата, особняков у меня нет, машин тоже! И какой был автобус, на таком и поехала, тем более, что Волгоград от Волжанска не так уж далеко! Совершенно самостоятельно поехала! Правда, как выглядел этот автобус, внимания не обращала, но уверяю, что никто мне ничего не внушал — ни взглядами, ни пассами! Чушь какая!

— Ты можешь просто не помнить! — Кристина с почти сценической трагичностью сцепила пальцы — жест был несколько испорчен многочисленными массивными кольцами, не давшими проделать его с естественной, подходящей к обстоятельствам скоростью. — Они ведь могли стереть память! Просто…

— Хватит этого бреда! — Харченко вскочила и резко развернулась к Алине, отчего полы ее халата на мгновение разошлись до самого пояса, явив яркоалый кружевной намек на трусики. — Меня другое интересует! Если это похищение, то тыто им зачем сдалась?! Без денег?! Ты либо врешь насчет своего финансового положения, либо заодно с ними!

— Да неужели?! — взвилась та, начиная терять над собой контроль. — Значит, я на подозрении, потому что езжу, как большинство, на общественном транспорте, а не раскатываю в личном вертолете?!

От злости и волнения ее голос начал прерываться — Алина не привыкла к длительным словесным перепалкам и чувствовала, что скоро попросту либо сорвется на бессвязный истеричный визг, либо выскочит из гостиной, и она видела, что Ольга это понимает — это было ясно по ее кривой улыбке, уже начавшей расползаться по губам.

— По крайней мере, из нашего большинства ты выбиваешься, — процедила Харченко, чуть сощурившись. — Ты с самого начала дергалась, с самого начала тебе что-то чудилось… все вокруг мрачное, странное!.. Обстановку нагнетала?! Психологическая атака?! Пока водитель…

— Что водитель?!! — громко и мощно рявкнул временно позабытый всеми Петр, и Светлана, сосредоточившаяся на собственных переживаниях, подпрыгнула на кресле, сбросив руку Бориса, заботливо притулившуюся на ее плече. Сидевший на корточках Олег чуть покачнулся, потерял равновесие и с размаху сел на серебристый ковер. Высоко под потолком испуганно звякнула хрустальная люстра. — Хватит меня сюда приплетать! Я всех вас вообще первый раз в жизни вижу!.. а лучше бы и не видел никогда — за что вы только свалились на мою голову?! Я могу виниться за то, что дорогу потерял… тут, может, и я виноват! Но что — я вас из разных автобусов вытаскивал и в этот складывал?! Мне что — заняться больше нечем?! Да и где бы я взял эти рейсы — трассы фиг знает где от моей?!! Что я, получается, катался тудасюда и пассажиров из чужих автобусов тырил, кто глянется?! Чтоб я таким… да пошли вы все на хрен! Еще, блядь, в международные террористы запишите! У меня выходной завтра, я с сыном на рыбалку собирался! Я вам тут не пацан, чтоб меня… Да пошли вы все!..

На мгновение он замолчал, чтобы глотнуть воздуха, после чего детально и отчетливо сообщил своим бывшим пассажирам направление и способ перемещения в этом направлении, заставившие бы содрогнуться человека с воображением. Олег скорчил гримасу, в которой удивление смешалось с уважением.

— Однако! Ты флотский что ли?

Петр, взъерошенный, как вынырнувший из самой гущи драки воробей, и являвший собой воплощение справедливого негодования, открыл было рот для новой порции возмущенных воплей, но тут Виталий вне себя шарахнул ладонью по подоконнику, прихватив при этом роскошную занавесь и чуть не оборвав ее.

— Хватит! Все визги и детсадовские разборки потом! Я задал конкретный вопрос, так что отвечайте, как господин Евсигнеев, по существу, коротко и ясно. Это потом уже будете делать выводы и выяснять, кто тут самый главный дурак! А ты, — он холодно взглянул на Ольгу, — обычная тактика — лучший способ защиты — нападение?

— Мне защищаться ни к чему! — отрезала Харченко и, повернувшись, направилась к двери. — Я иду спать! И сразу предупреждаю всех, — оглянувшись, она обвела пальцем в воздухе полукруг, начав с Алины и закончив стоявшим возле окна Виталием. — Я приложу все усилия, чтобы без моего согласия в мою комнату никто не вошел, ясно?! Даже не суйтесь!

Она обмахнула всех откровенно враждебным взглядом, потом снова отвернулась, но прежде, чем еще слегка влажные волосы, взметнувшиеся от движения, успели ссыпаться ей на плечо, раздался голос Алины, чуть прерывающийся и совершенно равнодушный — несмотря на вопросительную интонацию, она не спрашивала, а лишь озвучивала свои размышления.

— Интересно — ты больше боишься нас или того, что тебе придется отвечать на вопрос — и не только нам, но и самой себе?..

— Что?! — Ольга резко развернулась, и ее брови взметнулись почти вертикально. — Боюсь?!

Подбоченившись, она вызывающе застыла на перехлесте десяти внимательных, изучающих взглядов, видя при этом только один — взгляд зеленых глаз Сухановой, к ее изумлению смотревшей на нее не только со злостью, но и с чем-то, очень похожим на сочувствие.

…почему ты не полетела самолетом… почему ты не помнишь, как села в автобус? Это не беспокоит тебя?

— Боишься, — подтвердила Алина, и ее ладонь скользнула по шее — по тому месту, которое и без того растерла уже до красноты. — Потому что ты не можешь на него ответить. Ты не знаешь ответа. Или не помнишь его и думаешь, что у тебя что-то с памятью. Возможно даже, что ты заболела. А ведь такие, как ты, не могут признать какуюто свою слабость или болезнь. И уж тем более признаться в ней.

Ольга несколько секунд смотрела на нее, нервно покусывая губы, потом резко дернула головой, взметнув веер угольночерных прядей и широкими шагами пошла к своему креслу. С размаху плюхнувшись в него, она закинула ногу на ногу, выдернула из пачки сигарету, разодрав при этом пачку почти напополам, щелкнула зажигалкой и сказала:

— Хрен с вами! Я была на свадьбе у сестры, в Архангельске. Туда прилетела на самолете, а почему решила возвращаться автобусом — понятия не имею! Я просто вышла из дома, села в такси и поехала на автовокзал, и это было нормально. Я не знаю, почему так сделала. Или не помню… Как садилась в автобус — тоже не помню. Но когда я проснулась в нем, все было в порядке, и я знала, что скоро должна приехать… вернее, уже должна была… автобус сильно опаздывал. Все.

— И тебя ничего не насторожило? — спросил Виталий, поглядывая то на нее, то на свою правую руку. Ольга неопределенно пожала плечами.

— Да нет.

— От Архангельска до Волжанска, даже если брать очень грубо, не меньше двух тысяч километров… даже двух с четвертью, — негромко произнес Олег, не отрывая глаз от камина. Его пальцы неслышно постукивали по ковру, почти полностью утопая в нем. — И если брать так же грубо, ехать уж никак не меньше суток. Вернее, около двух. Хочешь сказать, все это время ты проспала?

Ольга снова пожала плечами, но на этот раз ничего не ответила. Ее губы плотно сжались, и в их очертании появилось что-то обреченное, как и в линии чуть сгорбившейся спины. Марина зябко согнула пальцы ног и плотнее закуталась в свой халат. Между ее бровями образовалась морщинка, в аметистовых глазах медленно, но верно расползалось испуганное ошеломление человека, наткнувшегося в темноте на фонарный столб. Вся ее жизнь не была настолько богата непонятными и пугающими происшествиями, как этот одинединственный вечер, и, судорожно роясь в своей памяти, Марина, пусть все же еще на уровне инстинкта, ощущала, что бури, всегда бушевавшие вдали, на этот раз подбираются и к ее кораблю, и крепчающий ветер уже начинает безжалостно рвать в клочья шелковые паруса.

— А ведь я думал об этом, — медленно и как-то сонно произнес Олег и встал. Его волосы так и остались торчать смешным ежиком, но сам Кривцов сейчас не выглядел ни смешным, ни насмешливым. Серьезность старила его, но в то же время какимто образом словно увеличивала, и теперь Олег выглядел намного внушительней, чем какойто деся-ток минут назад, и куда как больше походил на солидного хозяина автосервиса. — Вернее, если честно, конкретно думать я начал только сейчас, а так… проскакивали мысли… И даже не в состоятельности тут дело… просто я понять не могу — какого я поперся из Смоленска в Брянск не на своей машине. Я никогда не езжу ни на чем другом! Кто-нибудь сможет мне объяснить, какого хрена я приехал к корешу на своей блондиночке, а обратно двинул на какомто общественном сарае?

— Так, наверное, сломалась твоя блондиночка, — с улыбкой предположил Борис, старавшийся не упустить ни единого слова и одновременно, словно заклинание, повторявший про себя имя жены, боясь снова забыть — ведь он уже забыл многое…

Например, забыл, как обычно, сесть на аэрорейс «Волжанск — Киев»…

и в первые несколько минут после вопроса Виталия, после того, как он все это осознал, Лифману стало страшно. Но теперь, когда он понял, что эти странные провалы в памяти и нелепость поступков не только его привилегия, страх начал отступать. — Или принял слишком много, чтобы за руль садиться.

— С моей девочкой все в порядке, — произнес Олег тоном заботливого папаши, — а пил я вчера… ну, почти вчера. Сын у кореша родился… Но дело не в этом! Просто я тупо оставил свою машину в Смоленске! Кажется, поручил кому-то перегнать ее в Брянск… А за каким хреном, спрашивается?!

— А какая у тебя машина? — спросил Борис — скорее для того, чтобы вообще что-то сказать. Олег хмыкнул и почесал ухо.

— Для города — «ягуар «Соверен», а так — «Нива», цвет — белая лилия. Надеюсь, этот олух никуда на ней не въедет.

Алина удивленно приподняла брови — о «Ниве» Кривцов говорил с явной любовью и беспокойством, тогда как о машине, стоившей, наверное, под сто тысяч зелени, упомянул походя, небрежно и довольно равнодушно. Хотя, черт их разберет этих автомобилистов, особенно состоятельных, — мало ли, какие у них причуды! Она перевела взгляд на Светлану, и та, нервничавшая больше других, тотчас отреагировала.

— Что ты на меня так смотришь?! Уж я тут совершенно не при чем, и нет у меня никаких провалов… и вообще!.. Я к друзьям в Краснодар ехала! У Люды сегодня должна была быть презентация ресторана!.. И ехала я нормально!.. Самолетами я никогда не летаю и машины у меня нет… зачем машина, когда такси… да и я вообще машин боюсь!.. Поэтому я и поехала автобусом… Правда, я не думала, что он будет таким старым, но… — Бережная подавилась словами и замолчала. Борис снова ободряюще погладил ее по узкому плечу.

— Успокойся, милая, никто ведь тебя ни в чем не обвиняет. Ну, успокойся. Все образуется.

Светлана вывернулась из-под его ладони, словно ожегшись, и на мгновение ее облик изменился — глаза широко распахнулись, и из них выглянули изумление, подозрение и даже что-то похожее на страх, густо сдобренные тем блеском, каким отличаются только зарождающиеся слезы; голова ушла в плечи, и сама Светлана как-то съежилась, словно безуспешно пыталась спрятаться в своей одежде, и на это крошечное мгновение сам Борис почувствовал не только недоумение, но и стыд, хотя на самом деле пытался успокоить девушку и ничего дурного у него и в мыслях не было.

Если говорить уж совсем откровенно, пытался успокоить очень симпатичную девушку, которая его очень и очень привлекает — и внешностью, и кротостью, и этакой наивностью…

Но все тут же исчезло, словно чья-то тень промелькнула, не оставив след, и Светлана юркнула обратно под его ладонь и даже прижалась плечом к его боку, что было приятно, и он почувствовал, как расслабляются ее напрягшиеся мышцы. Она выпрямилась и вздернула подбородок, что порадовало Бориса еще больше — у Светланы была очень красивая шея… в чем-то, даже, пожалуй, красивей, чем у Инги. Нервы, конечно же, — девочка и так напугана, а тут еще… с такими вопросами.

Он посмотрел по сторонам, но, казалось, никто не заметил происшедшего, только Суханова, прикусив губу, хмуро смотрела на Светлану, сведя брови. Почти сразу же она отвернулась.

— Значит, ты обычно ездишь автобусами, так получается? — осведомился Виталий. Светлана взглянула на него, чуть улыбнувшись, и Борис неожиданно почувствовал легкий укол ревности — какими бы страшными не казались девушке эти вопросы, они не пугали ее, если их задавал Виталий, более того, она была совсем не против на них отвечать. Похоже, что после того маленького инцидента в автобусе она начала относиться к Воробьеву с тем восхищением, которое испытывает маленький ребенок к сильному взрослому, за которого можно надежно спрятаться, в случае чего.

— Нет, обычно как раз нет. Я… — ее улыбка стала немного смущенной, — обычно… ну, я правда мало где бываю, но обычно… я люблю ездить на кораблях… на лайнерах, пароходах, это гораздо интересней… кроме того, это бывает так… — она запнулась.

— Романтично? — Виталий тоже улыбнулся, и в этой улыбке не было ни следа иронии. Светлана коротко кивнула, чуть покраснев. — А почему ты не сделала так в этот раз? Ты могла бы добраться до Новороссийска или Туапсе, да и напрямую — Кубань вполне судоходна.

Вот теперь в ее улыбке появилась растерянность.

— Я не знаю. Ох, я правда не знаю. Меня давно пригласили… я бы могла… Я не думала об этом… Странно.

Олег негромко произнес некое слово, которое услышала только Марина и возмущенно покраснела.

— Не выражайтесь! Терпеть этого не могу!

— Ох, вырвалось, — сокрушенно сказал Олег, снова превратившись в того Олега, к которому они привыкли еще в автобусе. — Звините, мадмазель! Позвольте замереть в глубоком пардоне.

— Клоун! — пробормотала Ольга, почти не покидая своих растерянных мыслей. — А ты самато, принцесса? Тебя-то как сюда занесло?

— «Не знаю» будет достаточно? — Марина с ленивой кошачьей грацией переменила позу и положила голову на согнутую руку, отчего ее полурасплетшаяся коса соскользнула с ручки кресла. Она подхватила ее и перебросила за спину. — А если вас интересует мое благосостояние, то я владею процветающим салоном красоты. В Волжанске, — в ее голосе проскользнули горделивые нотки.

— Вы так просто об этом говорите, — заметил Петр, разглядывая видеокассеты. — А вдруг мы все бандиты?

— Один из вас уж точно, — отозвалась Марина, — и раз я и без того здесь, то не думаю, что сказала что-то, чего они не знают. Я была в Ростове, на конкурсе исторических причесок. Мы взяли первый приз… Потом мастера… они куда-то поехали. А я отправилась домой. Не знаю, почему я выбрала автобус. Предпочитаю самолеты, в них хоть чище.

— Что значит — один из нас уж точно?! — вскинулся Борис.

— А то и значит. Я вас не знаю. И то, что вы говорите… сказать можно все, что угодно, — Марина отвернулась и начала разглядывать ноготь указательного пальца. Алина обменялась с Олегом насмешливым взглядом, потом посмотрела на Бориса.

— Ждете моих признаний, надо понимать? — недовольно произнес ювелир. Его ладонь так и не покинула плеча Светланы, которая, прислонившись к нему, растерянно смотрела в сторону двери. — А мне нечего сказать. В злате не купаюсь, на лимузинах не путешествую! Для меня автобус — вполне нор…

— Вранье! — резко бросила Ольга, поднимая голову и глядя на Лифмана сквозь пряди спутавшихся волос. — Расскажи эти сказки вон, Свете — она у нас наивная! Уж что-что, а в состоятельных мужиках я разбираюсь, как бы они не шифровались! Нищие в мой клуб не ходят! И если ты — обыватель со средним достатком, то я — папа римский!

— Мама, — негромко, почти шепотом произнес Олег, не удержавшись, и Ольга вонзила в него переполненный холодом взгляд.

— Сейчас кому-то в табло как прилетит!

— Боже, что за жаргон! — воскликнул Кривцов с притворным возмущением. — Лексика вершин российского дна!..

— Она права, между прочим, господин Лифман, — Виталий подошел к плетеному диванчику и остановился в задумчивости, словно решал — стоит на него садиться или лучше отойти подальше — даже дальше, чем позволит комната. — Вы не рядовой ювелир. Раньше, конечно, были им — но не сейчас. У нас сегодня вечер откровенности — не выбивайтесь из общей картины, не фальшивьте. Вы говорили, что хотели купить часы — те, в зале. И говорили не как человек, у которого не было денег, а как человек, у которого эти часы увели из-под носа. Я не знаю, сколько они стоят, но явно не одну штуку зелени. Модельный цех, говорите? Воск и серебро?

— Да! — с вызовом ответил Борис. — Много вы понимаете в ювелирном бизнесе! Я работаю в очень престижной мастерской!..

— Ну, — Виталий сокрушенно пожал плечами, — тогда у нас тут и вправду филиал Ватикана.

Борис вскочил, развернувшись в его сторону. Его худое смуглое лицо еще больше потемнело от негодования, изумрудные глаза золотого крокодила на пальце яростно блеснули, когда Лифман взмахнул рукой — жест получился величественным, почти царственным, словно Борис давно и тщательно его продумал.

— Кем ты себя возомнил — господом богом?! Какое право ты имеешь нас оскорблять и допрашивать?!

— Бог не допрашивает, к богу идут добровольно и с открытым сердцем, — устало сказал Виталий. Алина ошеломленно взглянула на него — эта фраза из уст Виталия была для нее такой же неожиданностью, как если бы Петр, который сейчас с простодушным любопытством наблюдал за происходящим, вдруг разразился гомеровскими гекзаметрами или начал рассказывать об основных чертах эпохи Ренессанса. — Кроме того, я атеист. Мы всего лишь пытаемся разобраться в происходящем. Ты мешаешь. И то, что ты так упорно запираешься, наводит на определенные мысли.

— Все высказались — чем ты лучше нас?! — зло процедил Алексей, развлекавшийся тем, что вытягивал пальцы на руках, слушая, как похрустывают суставы. — Или может…

— Никаких «или может»! — отрезал Борис. — Я в этом деле не замешан. Ладно, допустим, я давно не работаю в цехе! Я директор волжанского ювелирного филиала «Дилии» с представительством в Киеве! Да, у меня имеются средства! И вполне естественно, что у меня не возникало желания сообщать об этом каждому встречному и поперечному! Что же касается моего пребывания в этом прокля-том автобусе, я его объяснить не могу! В Киев я всегда отправляюсь самолетом! Почему я не сделал так в этот раз, я не знаю! Вы довольны?!!

— Вполне, — спокойно ответил Виталий, ероша свои светлые волосы. — Видите, совсем не больно.

Олег, открывший было рот, возмутился.

— Нахал! Я собирался это сказать!

— Вам бы все шуточки! — ядовито произнес Борис, опускаясь на свое место. Его ладонь снова вернулась на плечо Светланы. Та не возражала, более того, охотно пододвинулась под нее. Ей до сих пор казалось дикостью, что она так отшатнулась от Бориса. Как ей только могло прийти в голову, что…

Но это было — был тот момент, когда жила уверенность, что ласковый или восхищенный взгляд — не более, чем насмешка, издевка… что успокаивающий голос сейчас начнет выкрикивать хриплые ругательства… и ладонь на плече может в любой момент отяжелеть, стать чужой и ненавидящей и начать бить — снова и снова… потому что она, Света, всего лишь…

Бережная мотнула головой, отгоняя страшные и непонятные мысли, и крепче прижалась к Борису, который посмотрел на нее удивленно и в то же время удовлетворенно. Уж что-что, а, во всяком случае, один союзник у него был, и когда он снова заговорил, голос его звучал спокойней и гораздо уверенней.

— А ты сам, Виталий? Раз уж ты так здорово спрашиваешь, почему бы тебе для разнообразия самому не ответить?

— Да пожалуйста, — Виталий облокотился на спинку кресла, глядя на Марину, и та немедленно беспокойно заерзала. — Я ездил в Саратов, к сестре. Мог бы поехать на своей машине — у меня старый «лендровер», кому интересно — но тут как раз знакомый на своей тачке собрался по тому же маршруту, и я поехал с ним, это было удобней, потому что мне нужно было отвезти сестре щенка. Вернее, своей племяннице.

— А какого щенка? — немедленно спросила Светлана.

— Чау-чау, — Виталий усмехнулся, глянув на свои исцарапанные и искусанные пальцы. Светлана с детским восторгом воскликнула.

— Ой, они такие хорошенькие!..

— Иногда ты меня пугаешь, — пробормотала Ольга, покосившись в ее сторону. Алина поспешно прижала ладонь к губам, поймав уже готовый вырваться смешок.

— А почему сел в автобус, — Виталий пожал плечами. — Это как раз таки нормально. Другое дело, почему я сел в такой раздолбанный автобус… скорее, почему я не заметил изначально, на чем поеду. А если и была какая-то причина, по которой я не взял машину до Самары, то я ее не знаю.

— Ну, у тебя ситуация, всетаки, намного лучше, чем у большинства, — Олег потянулся за сигаретой, потом передумал и просто рухнул в свое кресло. — А что касается доходов? Тоже мен бизнеса?

— Ну, небольшой бизнес имеется, но большей частью я рантье.

— А что это значит? — поинтересовалась Светлана. Олег хмыкнул, снова крутя в пальцах мизерикордию.

— Это значит, Светик, что можно вообще ни черта не делать и все равно регулярно получать неплохие деньги — с земельного участка, ссуды, с ценных бумаг. Красота! А главное можно спокойно заниматься любимым делом, ни на что не оглядываясь! Можешь, конечно, меня поправить, Виталя, но, по-моему, ты вряд ли целый день только и делаешь, что греешься на солнышке и пьешь портвейн.

— У меня есть коекакие дела, — уклончиво ответил Виталий. — Кроме того, у меня школа женской самообороны, где я сам и преподаю.

— Класс! — восхитился Кривцов, чуть не уронив стилет. — Слушай, возьми ассистентом! Хоть уборщицей! Я ради такого хоть навечно в Самару перееду вместе со всей мастерской.

— Женской… — едва слышно пробормотал Алексей, потирая все еще ноющую шею. — Нуну.

Женщины не должны уметь драться. Женщины должны быть уступчивы и благодарны… особенно рыжая… Почему она так его беспокоит… только ли из-за того, что ее отчаянно хочется разложить?.. Почему ее лицо словно ссадина на внутренней стороне губы, которую все время тянет пощупать языком? Видел ли он ее раньше? И если да, то где? Почему иногда, когда он смотрит на нее, его охватывает такое странное ощущение… такое воровское ощущение… как отдаленная угроза наказания за что-то?..

Мысленно Евсигнеев отсутствовал в комнате лишь долю секунды, а, вернувшись, услышал почти дружный смех и немедленно присоединил к нему свой, поняв, что смеются над словами Олега.

Ничего, ничего… я пойму, с какой стороны к тебе подойти, я уже почти понял, я единственный, кто это понял… и ты узнаешь, что никто не смеет унижать Евсигнеева, никто не смеет совать его мордой в говно, никто!.. только бы скорей закончился этот проклятый дождь…

— Ладно, здесь все ясно, — сказал Олег, глядя на ноги Кристины, нервно докуривавшей сигарету. — А ты, Петро?..

— Все, что мне известно, я уже сказал, — отозвался водитель, который, стоя у шкафа с видеокассетами, распространял вокруг себя удушающие клубы «Беломора». — А что насчет того, что… так я водила простой. Живу практически на зарплату, чем за меня выкуп брать?.. Бензином или старыми покрышками?

— А может ты тоже скрытый миллионер? — Алина, чуть поежившись, провела ладонями по пиджаку — не высох ли. Может, плюнуть на принципиальность и тоже переодеться в новенький чужой халат — ведь так недолго и простуду схватить? — А? Не счесть алмазов пламенных в лабазах каменных!..

— Ага, конечно! — буркнул Петр, снова начиная раздражаться. Ольга засмеялась.

— Нет, даже близко не валялся, это же очевидно!

— Ладно, поверим нашему финансовому детектору, — покладисто сказал Виталий. — Остался последний… Жора! Эй, Жора!

— Чего? — гигант оторвался от созерцания картин и воззрился на него немного затуманенным взглядом. — Это насчет чего? Аа… Ну, тут все просто. Я на похороны ехал. А тут… — он огорченно прищелкнул языком.

Оживление в гостиной как рукой сняло — фраза, мрачная сама по себе, при нынешних обстоятельствах прозвучала особенно зловеще, и гулкий бас Вершинина представился чуть ли не гласом вестника смерти. Только Виталий, для которого это не было новостью, рассеянно почесал свое изгрызенное щенком запястье, да Алина отвернулась, чтобы никто не видел ее лица — ей казалось, что его выражение сейчас должно быть довольно глупым, потому что в памяти отчегото всплыл старый детский фильм «Гостья из будущего», и огорченная интонация Жоры вдруг до жуткости напомнила высказывание одного из персонажей.

Ты понимаешь, я за кефиром пошел. А тут пираты…

Я на похороны поехал. А тут такая хрень…

Ой, ждут тебя в психушке, Аля, после этой поездочки! Ждут с оркестром!

Жора несколько секунд просидел в окружившем его гробовом и явно неловком молчании, кинул быстрый взгляд на одну из картин, словно это помогало ходу его мыслей, после чего на его лицо набежала тень.

— Я бы не поехал, если б не мать… мы с братом не оченьто, вернее сказать, совсем не… Словом… — Жора насупился — воспоминания о брате, своей смертью втравившем его в эту поездку, отнюдь не улучшили его настроения. Потом он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Ладно, как говаривали латиняне, de mortuis aut bene, aut nihil1, поэтому…

— Поэтому неплохо было бы ин вино веритас — так, кажется, тоже они говаривали? — негромко произнес Кривцов, тут же заработав раздраженно презрительный взгляд Ольги, нисколько, его, впрочем, не смутивший. — Или немного аква витэ — воды жизни, точнее, водки. Иногда сижу и думаю — такой мудрый народ были эти римляне… А в каком должны были… в какой город ты ехал?

— В Пятигорск, — Жора заглянул в свою пустую кружку — не осталось ли чего?

— Самолетом бы проще было, — заметил Виталий, пристально глядя на Марину, и та машинально кивнула. — Тебе не кажется?

— Смысл мне объяснять то, что ты и сам знаешь? — Жора удрученно вздохнул. — Амнезией не страдаю — ни ретроградной, ни парамнезией… а вот объяснить, почему поехал так, а не этак, не могу, как и вы все. Сел и поехал. Возможно, еще и отсутствие опыта сказалось — я, откровенно говоря, толком из города и не выезжал никуда.

— А откуда ты таких терминов нахватался? — поинтересовался Олег. — Врач что ли?

Жора хмыкнул.

— У меня мама профессор.

— Профессор чего?

— Педиатрии. В волжанской медакадемии преподает… Мы обсуждаем ситуацию или мою маму?

— Ах, да, ситуация… — Олег снова посерьезнел. — Ситуация, мягко говоря… не, при девушках нельзя. Ну, в общем эта ситуация наводит меня на мысли о кухне.

— При чем тут кухня? — встрепенулась Светлана, отодвигаясь от Бориса.

— При том, что без ста грамм тут никак не разобраться, — Олег извлек из пачки очередную сигарету и посмотрел на нее с подозрением. — Толпа состоятельных людей неизвестно почему и неизвестно как садится в раздолбанный автобус и едет в нем в разные города. Откровенно говоря, вот так вот сразу версий у меня нет. Кстати, есть у нас еще что-нибудь общее, кроме состоятельности и того, что мы не можем объяснить коекакие свои действия?

— Я, конечно, человек, в пределах разумного, скромный, кроме того, никому не хочу польстить, — медленно произнесла Алина, обводя взглядом остальных. — Мы все не только молоды, но и привлекательны… думаю, большинство из нас это заметили? Или я ошибаюсь?

Ольга презрительно фыркнула из своего кресла, а Рощина наградила Алину взглядом, в котором отчетливо читалось недовольство. Олег, Виталий и Жора обменялись удивленными и в то же время оценивающими взглядами. Алексей усмехнулся, разглядывая свои сцепленные на коленях пальцы.

— Ну, что касается вас, милые дамы, — Борис улыбнулся, — тут действительно нареканий быть не может.

— Да уж, — Олег подмигнул Кристине, — все как на подбор — такой цветник!.. А вы нам комплимент не вернете? Жорке можете ничего не говорить — с ним и так все ясно — Геракл с твердой буквы «г». Ну, а мы? Светик, ну скажи ты что-нибудь. Можно на нас смотреть при ярком свете и не зажмуриваясь?

— Вполне, — едва слышно ответила Света и порозовела, зябко обхватив себя руками. Петр добродушно рассмеялся.

— Ну, я-то не претендую, я — человек простой…

— Брось, Петро, не жеманься! — Олег чуть нахмурился, явно думая о чем-то другом. Потом встал, подошел к шкафу с видеокассетами и начал что-то выискивать. Борис, поджав губы, взглянул сначала в сторону залы, пытаясь уловить тиканье часов, потом перевел взгляд на дверь в коридор.

— Интересно, зачем здесь столько замков? — произнес он в пространство, никому конкретно вопрос не адресуя. — На каждой двери замки.

— Ну понятно — хозяева за имущество беспокоятся, — Алексей зевнул и встал.

— Да? А почему замки только изнутри? — Борис встал, подошел к двери и указательным пальцем постучал по ней. — Я обратил внимание… везде, где ходил. Замки всюду, но только внутренние, наружных нет, разве что на морозильной камере. Я еще понимаю в жилых комнатах, в ванных… а в кухне зачем? В комнате отдыха? В узле управления? Беспокоиться за имущество — значит запирать его, а не запираться с ним, разве нет? Да и кому придет в голову запираться в подвале? Зачем?

Виталий резко выпрямился.

— Везде? Ты хорошо смотрел?

— Если б я смотрел плохо, то не высказывался бы, — язвительно отозвался Лифман. — Странно, что ты при своей наблюдательности этого не заметил!

Воробьев взглянул на него со снисходительной улыбкой — так смотрит умудренный жизнью человек на капризничающего ребенка, и Борис невольно отвел глаза. Не то, чтобы этот светловолосый парень был ему неприятен, не то, чтобы он пугал его, но в его присутствии у Бориса то и дело появлялось странное чувство неловкости и неуверенности в себе. Виталий наверняка младше и жизненного опыта у него поменьше, но что-то в его взгляде смущало и заставляло прислушиваться к тому, что он говорил. Более того, заставляло подчиняться, а вот это уже раздражало.

— Нет, — негромко произнес Олег, отходя от шкафа с видеокассетами. — Мелькнуло что-то, а ухватить не успел… Ничего, вспомню. Ну, какие будут предложения?

— Лично я иду спать, — Марина с ленивой грацией соскользнула с кресла и одернула халат. — Уже первый час… я не привыкла ложиться так поздно. Можете сколько угодно сидеть здесь и строить свои теории… Лично мне разумными кажутся только две версии — либо это чей-то дурацкий розыгрыш, типа какогонибудь телешоу, либо все дело действительно в деньгах. Так или иначе, все уже произошло, и никакие разговоры этого не изменят.

Она быстро вышла из комнаты. Ольга встала и, ничего не говоря, тоже покинула гостиную.

— Девчонки, вы заприте комнатыто — на всякий пожарный! — крикнул вслед Олег, и из коридора долетел удаляющий голос Ольги.

— Без тебя в жизни бы не догадались!

— Вот стервозная баба! — Кривцов рассмеялся. — Радует, что такая здесь в единственном экземпляре, а то плохо бы нам пришлось! Ну что, будем еще заседать или отправимся на боковую?

— Я, пожалуй, сделаю себе еще бутерброд и пойду спать, — извиняющимся тоном сказала Светлана и начала собирать грязную посуду. — Хоть и плохая привычка есть на ночь, но… От нервов, обычно, очень есть хочется.

— Мы все сегодня перенервничали, — заметил Борис, помогая ей. — Я, наверное, бы тоже еще чего-нибудь перехватил. Нетнет, ставь все сюда, на поднос, я заберу.

Подхватив поднос с посудой, Лифман вышел из комнаты, пропустив Светлану вперед, следом, отчаянно зевая и поеживаясь, ушла Кристина. Алексей недоуменно посмотрел на качнувшуюся за ними дверь, потом на лифт, с помощью которого они не так давно поднимали еду из кухни, снова на дверь, пожал плечами, потом коротко кивнул оставшимся в комнате.

— Надеюсь, завтра увидимся.

— Оптимистично, — отозвался Олег, подхватывая с кресла стилет и свою кепку. — Ладно, пойду восстановлю статускво, — он весело помахал в воздухе мизерикордией, потом огляделся. — Аля тоже ушла? Эх, и эта не попрощалась… а я даже и не заметил. Тихо ходит, как мышка.

— Я тоже не заметил, — рассеянно отозвался Виталий, думая о чем-то другом.

Алина, которая, воспользовавшись отсутствием внимания к своей персоне, тихо выскользнула на веранду, криво улыбнулась, скрытая узорчатой занавесью, потом подошла к перилам и глянула вниз. Здесь почти вплотную к дому, ярко освещенные светом фонарей, росли пышные розовые кусты, параллельной линией протянувшиеся вдоль стены, и капли дождя нещадно били по нежным лепесткам, стойко выдерживавшим эти удары. Кусты были огорожены прочным железным забором метровой высоты. Заборчик был причудливоажурным и производил бы довольно симпатичное впечатление, если бы не заканчивался острыми прутьями, хищно торчащими вверх и сразу же наводившими на мысли о том, что нечаянно свалиться на них сверху было бы очень неприятно и крайне вредно для здоровья. Алина удрученно вздохнула, безуспешно накручивая на палец короткий непослушный локон, — ну не приходила в голову ни одна положительная мысль. Такой уж настрой — везде мерещится что-то зловещее. Почти сразу же в голову заглянула еще менее положительная, но куда более глупая мысль — не попроситься ли на ночь к комунибудь в комнату, а то в своей в одиночестве еще начнет видеться что-нибудь жуткое? Всетаки, хорошо, что ее комната запирается только изнутри, так что снаружи не откроешь.

Конечно хорошо, потому что ты с малолетства труслива, как мышь, хорошо, хоть, темноты не боишься.

С другой стороны, ты с малолетства имеешь на это право.

Она поежилась — мокрая ночь, оказавшаяся на редкость холодной, настойчиво запускала стылые пальцы под пиджак, норовила забраться чуть ли не под кожу. Стукнув зубами, Алина повернулась, тихонько подошла к колышущейся в проеме приоткрытой двери занавеси и через щелку осторожно заглянула в комнату. В пределах ее видимости никого не было, и решив, что все уже разошлись по комнатам, она хотела было выйти — ее ладонь уже поплыла к занавеси, но тут же отдернулась, спугнутая негромким голосом Олега.

— Слушай, ты чего с этим Евсигнеевым в лесу сделал?

— Ничего, — отозвался Виталий, и она услышала, как что-то брякнуло. Раздалось ворчание, источником которого, как определила Алина, был Жора.

— Полотенце свое подбирай, когда ходишь, квирит, блин!..

— Чего?!..

— Жора, сгинь, не вали интеллектом!.. А чего тогда этот мэн бизнеса из лесу сам не свой пришел? Какойто очень уж странный. То ли перепуганный, то ли…

— Физическое воздействие я к нему не применял, если ты об этом.

— А моральное?

— А смысл?.. — Виталий помолчал, потом добавил: — Он, правда, долго по лесу один ходил, без меня. Может, видел чего… Не знаю.

Раздалось легкое поскрипывание, и Алина поняла, что Виталий снова уселся на плетеный диванчиккачалку. И чего он так к ней прицепился?! По ее мнению, качалка и Виталий друг другу не подходили совершенно.

А может наоборот — слишком подходили?

Возможно, она ему тоже что-то напоминает… Ведь и она, Алина, нашла вещь, которая очень напоминает… а Борис нашел свои желанные часы… а Олег — коллекцию холодного оружия, которую, дай волю, так и сгреб бы всю в охапку… Возможно, каждый найдет в этом доме какуюто свою вещь…

«Тихое помешательство уж точно!» — мелькнула сердитая и в то же время издевательская мысль.

— …анекдот, — ворвался в ее сознание голос невидимого Олега. — Четверо друзей встречаются, ну, один и говорит: «Слушайте, а я знаю классных девчонок!» Второй отвечает: «А я знаю их телефоны». Третий говорит: «А я знаю, где они живут». А четвертый: «А я знаю отличного врача!»…

— Гыгыгы!.. — отреагировал Жора. Виталий усмехнулся.

— Где-то я уже это слышал.

— Да я на авторство и не претендую, — отозвался Олег. — Просто пытаюсь вас развеселить, а то вы с наступлением темноты стали совсем какие-тозамшелые и заплесневелые, аж скулы сводит!.. Один так вообще… Жора!.. Тебя мама в детстве хорошим манерам не учила?! Когда с тобой разговаривают, фасадом надо поворачиваться! Чего ты все время таращишься на эти картины?! Настолько глянулись или настолько хреновые?!

— Смотря что ты имеешь в виду! — в голосе Жоры неожиданно зазвучало предельное раздражение, готовое в любую секунду уступить место злости. — Технику?! Удачно ли перенесен на полотно мир во всех его иллюзорнообъемных характеристиках?! Может идею?! Или выигрышна ли борьба света с изначальной аморфностью безмолвной плоскости листа?! Уж это не Борис Валеджо, во всяком случае!

Алина, от волнения прикусившая губу, услышала звук удаляющихся шагов, потом недоуменный голос Кривцова.

— Ничего не сделал, да? Только спросил… Какие-тонервные все сегодня! Уж от него… аморфность, тоже мне!.. Я тоже много длинных слов знаю. Этиленгликоль… или там… рециркуляция. И чего распсиховался — я ведь его не о конструкции промежуточного вала спросил, а о прекрасном… хмм, хотя, карданная передача тоже прекрасна в своем роде… А картинки и вправду ничего. Прикольно, когда у девушек из одежды только мечи и луки, только такие картинки лучше вешать в спальне, а в такой комнате надо бы какиенибудь живенькие натюрморты.

— Между прочим «натюрморт» в переводе с французского означает «мертвая природа», — рассеянно заметил Виталий. Олег огорченно фыркнул.

— Сговорились, да?! А, ну вас всех! Пойду забудусь сном. Или может найти зонтик и двинуть под окошко Кристинки петь серенады?

— Почему именно Кристинки?

— А у нее ноги самые длинные. — После этих слов Алина раздраженно покраснела. — Для легкого флирта важна исключительно внешность. Чего ей спеть, а? «Я здесь, Инезилья, стою под окном?»

Алина не разобрала ответ Виталия, но он явно пришелся Олегу не по душе, потому что голос Кривцова прозвучал весьма раздраженно.

— А ну вас!.. разумничались к ночи — что ты, что Жорка!.. Пойдука занырну в свою холодную кроватку, раз вы все такие нудные!

Алина услышала смешок Виталия, потом диванчик снова скрипнул, словно с него встали, послышались удаляющиеся шаги и все стихло. С минуту она постояла, прислушиваясь, потом снова протянула руку к занавеси, но когда ее пальцы снова почти коснулись ткани, занавеска в резком рывке отлетела в сторону, явив в дверном проеме неслышно подошедшего Виталия. Ахнув от неожиданности, девушка отшатнулась назад, стукнулась спиной о перила и тут же дернулась обратно — память услужливо подсунула ей мокрые острия железных прутьев внизу.

— Мама в детстве не учила вас, что подслушивать невежливо? — язвительно осведомился Виталий и сделал шаг в сторону, чтобы она могла пройти, но Алина осталась стоять на месте и только сердито дернула плечом.

— Я не подслушивала. Просто вышла покурить. Я не знала, что должна всех оповещать о своих действиях! А разве вы говорили о чем-то, чего не следует слышать другим?

Виталий сухо улыбнулся.

— Дело не в содержании. Вы прекрасно сами все понимаете… Знаете, Алина, вы милая девушка, с головой, но иногда здорово действуете на нервы. Вы, часом, раньше не в ЖЭКе работали? Или гденибудь в исполкоме?.. Заходите или будете ночевать на балконе? Дело, в сущности, ваше, если желаете схватить воспаление легких.

— Ты единственный, кто еще до сих пор обращается ко мне на «вы», — вдруг заметила Алина, глядя через его плечо на плетеный диванчик. Виталий хмыкнул.

— Уже и вежливость не по душе?!

— Вряд ли это вежливость. Скорее отчуждение. Подчеркивание того, что я не могу иметь с тобой ничего общего и должна держаться подальше. Или желание постоянно ставить меня на место. Ты ведь тоже ко мне симпатий не испытываешь, верно?

— Ты угадала.

Алина удовлетворенно кивнула и шагнула в комнату. Виталий закрыл балконную дверь, подхватил снова начавшую сползать простыню, закинул ее на плечо и, обернувшись, недовольно взглянул на Алину, выжидающе остановившуюся посередине комнаты.

— Разве вы не идете спать, — в его голосе прозвучали раздраженные нотки. Алина улыбнулась, точно он произнес именно то, что она ожидала услышать.

— А вы? Или хотите еще посидеть на диванчике?

Голова Виталия, уже начавшая было отворачиваться от нее, резко дернулась обратно, а когда Алина протянула руку и скользнула ладонью по плетеной лозе, на ощупь оказавшейся чуть теплой, он бессознательно сделал шаг вперед и тут же остановился.

— У вас сейчас лицо, как тогда у Бориса… или у меня, наверное… — тихо произнесла Алина, убрав руку. — Вы знаете об этом?

— Разве? — Виталий посмотрел на диванчик — на этот раз почти с ненавистью. — Нет, вам померещилось. С чего… это просто мебель, к тому же не моя… Бористо ладно… может, это действительно те самые часы, а люди, подобные ему, больше любят красивые вещи, чем чьюто жизнь… к тому же, эти часы стоят бешеных денег, а это… — он пожал плечами. — … это просто мебель…

— Подвеска в моей комнате тоже ничего не стоит… но вы же знаете — есть вещи, которые ценны иным — не деньгами. Вещи, которые напоминают о чем-то, — Алина опустила глаза и слегка улыбнулась. Улыбка была туманной, мечтательной. — О чем-то светлом. На какие-томгновения мне даже показалось, что я перенеслась в прошлое… поэтому я так разозлилась, когда вы мне помешали. Вам этот диван тоже о чем-то напоминает?

Виталий, не отвечая, прошел мимо нее и остановился возле двери в залу. Прислонился к косяку и прищурился, глядя на дальнюю стену, где в полумраке угрожающе поблескивало оружие.

— Во дает Кривцов — так спать, что ли, и пошел со своей мизерикордией?!.. Статускво, статус кво!.. Черт подери!.. — он обернулся и пристально взглянул на Алину. — Да, напоминает. Глупо, конечно… — в его голосе мелькнуло раздражение. — У нас был такой, пока мы не переехали в город… В саду росла кривая яблоня — очень старая, ветви свешивались почти до земли… вот под ней было наше местечко — мое и младшей сестры, когда мы были совсем мелкие… и летом он стоял там, его отдавали нам на все лето. Стоял на досках, чтоб мог качаться. Хорошее было время… А потом дом продали, а диван при переезде куда-то делся. А этот точь в точь такой, даже узор, — Виталий хмыкнул, — даже качается и скрипит так же… словно стоит на досках. Только этот совсем новый.

Взгляд Алины чуть потеплел.

— И вам не кажется это странным?

— Нет. В доме, наполненном вещами, хоть одна да может напомнить о чемнибудь каждому. Мне кажется странным наше отношение к этим вещам. Они кажутся слишком важными.

— Они кажутся слишком своими.

— Но они не наши! — Виталий резко оттолкнулся от косяка и быстро пересек гостиную. Остановившись у двери он, не оборачиваясь, сказал: — Я знаю, о чем вы думаете. Подстроить такое невозможно. Подобное обычно не знает никто, кроме тебя самого, а до определенного момента и сам об этом забываешь… Спокойной ночи и не забудьте запереть дверь. И советую не бродить по дому в одиночестве. Это ведь всетаки очень большой дом, — последняя фраза прозвучала достаточно зловеще — случайно или специально, и Алина невольно поежилась.

— Хватит вам! Мне и без того не по себе.

— Это и к лучшему, — заметил Воробьев, выходя. — Чем страшнее вам будет, тем осмотрительней станете себя вести.

— А вы жестокий человек, оказывается, Виталий.

— Такая жестокость только на пользу, — отозвался он уже из коридора.

Алина немного постояла, слушая его быстрые удаляющиеся шаги, и чем тише они становились, тем более длинными и темными казались ей тени в гостиной и тем ближе подступало странно зловещее чувство полуодиночества, будто где-то в комнате присутствовал кто-то невидимый, наблюдающий за ней с неким злым удовлетворением. Выражение ее лица стало горестным. Разговор не получился — и виноват в этом был не только Виталий, но и она сама. А ведь из всех пассажиров…

уже не пассажиров, а, скорее, постояльцев приглашенных только Виталий и Олег пытались что-то понять, в чем-то разобраться, как и она, — пытались, пока…

Пока не нашли в этом доме что-то свое?

Чего ты все время таращишься на эти картины?! Настолько глянулись или настолько хреновые?!

Вспомнив возглас Олега, Алина с любопытством взглянула на одну из ближайших висевших на стене картин и недоуменно пожала плечами. Рисунок в стиле фентези — незаурядный, но отнюдь не гениальный, — пышногрудая дамочка с осиной талией, обряженная в железное полированное бикини, лихо отмахивалась мечом от некого чудища с обилием крыльев, зубов и когтей, причем у чудища был совершенно человеческий, тоскливопохмельный взгляд, и казалось, что хочется чудищу вовсе не свежей девичьей плоти, а холодного пива. Не вызывало сомнений, что Жора в этой картине видел нечто большее, чем она, Алина, что она для него наверняка что-то значила, как и другие висящие здесь картины, но, судя по его реакции, никаких светлых воспоминаний в нем не будила. Скорее наоборот.

Чертовщина какая-то!

Вздохнув, Алина нажала на выключатель и поспешно вышла, словно спасаясь бегством от обрадованно плеснувшейся в комнату тьмы.