"Вскрытые вены Латинской Америки" - читать интересную книгу автора (Галеано Эдуардо)

Подземные источники власти

Богатства недр Латинской Америки необходимы экономике США, как воздух легким

В июле 1969 г., вскоре после того, как астронавты впервые в истории человечества вступили на поверхность Луны, Вернер фон Браун, ставший одним из «отцов» космической программы США, во всеуслышание заявил в американской печати, что Вашингтон ставит перед собой цель создать в космосе постоянно действующую станцию с весьма четкими и прозаическими задачами. «С этой чудесной космической платформы, позволяющей вести наблюдение, — заявил он, — мы сможем определять все богатства Земли: не известные нам еще нефтяные месторождения, медные рудники, залежи цинка...»

Нефть является главным топливом в нашу эпоху, а североамериканцы ввозят седьмую часть потребляемого ими этого горючего. Чтобы убивать вьетнамцев, им необходимы пули, а для их изготовления необходима медь: за пределами своих границ Соединенные Штаты покупают одну пятую часть потребляемого ими этого металла. Нехватка цинка ощущается ими особенно остро: около половины его приходится ввозить из-за границы. Без алюминия нельзя выпускать самолеты, а без бокситов алюминий не получишь: между тем у Соединенных Штатов своих бокситов почти нет. Основным металлургическим центрам этой страны, расположенным в Питтсбурге, Кливленде, Детройте, не хватает железной руды, добываемой на месторождениях в Миннесоте, которые почти исчерпали себя; недостает им и марганца на своей территории. Североамериканская экономика вынуждена импортировать треть потребляемого ею железа и весь марганец, в котором она нуждается. Для производства реактивных двигателей необходимы никель и хром, которых почти нет в североамериканских недрах. Для изготовления специальных сталей нужен молибден: четвертую часть этого металла североамериканцы ввозят. /189/

Такого рода постоянно растущая зависимость США от снабжения из-за границы определяет в свою очередь растущую заинтересованность североамериканских капиталистов в Латинской Америке, делает связи с ней составной частью системы национальной безопасности Соединенных Штатов. Внутренняя стабильность крупнейшей в мире капиталистической державы, таким образом, оказывается тесно связанной с североамериканскими капиталовложениями к югу от Рио-Гранде. Около половины этих вложений приходится на добычу нефти и разработку горных ископаемых, «необходимых для экономики Соединенных Штатов как во времена мира, так и во времена войны»[1]. Вот что говорит председатель Международного совета Торговой палаты Севера США об этих капиталовложениях: «Исторически так сложилось, что одной из основных причин, по которой Соединенные Штаты вкладывают свои капиталы за границей, является потребность в природном сырье, и в первую очередь в нефти. Совершенно очевидно, что роль этого стимула, определяющего рост зарубежных капиталовложений, постоянно усиливается. Чем больше увеличивается наше население и повышается его жизненный уровень, тем значительнее наши потребности в сырье. И в то же время наши собственные ресурсы истощаются...»[2] Лихорадочный ритм, в котором государственные, университетские и частные научные лаборатории, принадлежащие крупным корпорациям, совершают новые открытия и делают новые изобретения, поражают воображение. Однако даже самая новейшая технология не открыла еще способа обходиться без основного сырья, которое человеку дает только природа.

Между тем возможности обеспечивать дальнейшее экономическое развитие Соединенных Штатов за счет недр самой этой страны слабеют изо дня в день[3]. /190/

Недра амазонской сельвы приводят к государственным переворотам, порождают истории про шпионов и авантюристов

До того как в 1964 г. маршал Кастело Бранко, совершив государственный переворот, захватил власть в Бразилии, тут же любезно уступив богатейшие железнорудные месторождения в долине Параопеба монополии «Ханна майнинг корпорейшн», эти же богатства бразильских недр уже привели к свержению двух бразильских президентов — Жанио Куадроса и Жоао Гуларта. Зa несколько лет до этого другой президент, являвшийся близким другом посла США в Бразилии, Эурико Дутра (он правил с 1945 по 1951 г.), также уступил — на этот раз «Бетлехем стил корпорейшн» — 40 млн. тонн марганца в штате Амапа, представляющие собой одно из крупнейших месторождений этого минерала в мире. Взамен бразильскому государству были предоставлены 4% от доходов, получаемых от экспорта марганца. С этого момента «Бетлехем» с таким рвением стала перевозить в Соединенных Штаты целые горы этого минерала, что многие не без основания опасаются, как бы Бразилия лет через 15 не осталась совсем без марганца, необходимого ей для обеспечения собственной металлургии. Таким образом, из 100 долл., вкладываемых «Бетлехем» в экспорт этого рудного богатства, 88 долл. достаются ей за счет щедрости бразильского правительства: во имя интересов «развития региона» корпорация фактически освобождена от налогов. Опыт с золотом, которое разбазарили в штате Минас-Жерайс, от чего Бразилия фактически ничего не получила («золото белое, золото черное, золото погибельное», как писал о нем поэт Мануэл Бандейра), как мы видим, ничему не научил: Бразилия продолжает почти даром раздавать свои природные ресурсы, необходимые ей дли собственного развития[4]. А диктатор Рене Баррьентос, захвативший власть в Боливии в 1964 г., в промежутке между очередными усмирениями шахтеров, которых он убивал тысячами, отдал компании /191/ «Филлипс бразерс» концессию на разработку рудника «Матильде», на котором добывают руду с содержанием свинца, серебра и цинка, в двенадцать раз более высоким, нежели на аналогичных месторождениях США. Эта североамериканская фирма получила право на вывоз чистого цинка, который она затем перерабатывала на своих заводах за пределами Боливии, выплачивая при этом боливийскому государству сумму, равную всего лишь 1,5% стоимости продажи металла[5]. В Перу в 1968 г. при таинственных обстоятельствах была потеряна 11-я страница соглашения, которое президент Белаунде Терри, видимо стоя на коленях, подписал с одним из филиалов «Стандард ойл»; это привело к тому, что генерал Веласко Альварадо сверг главу государства, взял в руки бразды правления страной и национализировал нефтяные скважины и нефтеочистительные заводы этой компании. В Венесуэле, превращенной «Стандард ойл» и «Галф» в огромное нефтяное озеро, не случайно базируется самая крупная в Латинской Америке военная миссия США. Непрекращающиеся военные перевороты в Аргентине происходят, как правило, незадолго до предоставления очередной нефтяной концессии или же сразу после того, как такая концессия предоставлена. Совсем не случайно до победы на выборах в Чили левых сил, возглавляемых Сальвадором Альенде, эта страна получала непомерную военную помощь — тут сыграла свою роль и заинтересованность США в чилийской меди, поскольку запасы этого металла в самих Соединенных Штатах с 1965 по 1969 г. сократились на 60%. Во время моего разговора с Че Геварой, происходившего в 1964 г. в его кабинете в Гаване, он подчеркнул, что Куба при Батисте была для США не только важным и выгодным поставщиком сахара: по его словам, потеря американцами крупных кубинских месторождений никеля и марганца не в меньшей мере объясняла ненависть имперских властей в Вашингтоне к кубинской революции. С того времени, когда состоялся этот разговор, резервы никеля в США сократились на треть — сказалось то обстоятельство, что североамериканская компания «Никро-найкэл» на Кубе была национализирована; дело дошло до того, что президент Джонсон пригрозил французским металлургическим компаниям наложить эмбарго на их экспорт в США, если те будут продолжать покупать никель у Кубы. /192/

Падение социалистического правительства Чедди Джагана, вновь получившего в конце 1964 г. большинство голосов на выборах, состоявшихся в бывшей английской колонии Британской Гвиане, в значительной мере было обусловлено богатствами недр этого края. Страна, ныне называемая Гайаной, занимает четвертое место в мире по добыче бокситов и третье место в Латинской Америке по производству марганца. ЦРУ сыграло решающую роль в том, что Джаган потерпел поражение на выборах. Главный организатор забастовки, которая послужила предлогом для непризнания победы Джагана у избирательных урн, и последующей серии провокаций против его правительства, некто Арнольд Цандер, позже открыто признавал, что его профсоюз «озолотили» долларовым дождем, позволившим ему провести эту стачку, причем доллары поступали из фондов Центрального разведывательного управления США[6]. Новый режим Гайаны дал гарантии «Алюминиум компани оф Америка», что ее интересы в стране отныне не будут ущемляться: с тех пор эта монополия смогла позволить себе, ничего и никого не страшась, вывозить гайанские бокситы, а затем продавать их самой себе по ценам 1938 г., хотя с того времени цены на алюминий возросли в несколько раз[7]. Этот бизнес стал теперь для американцев безопасным. На территории Соединенных Штатов вообще мало бокситов, а добываемые в Арканзасе — вдвое дороже, чем гайанские, и все же, используя чужое и невероятно дешевое сырье, США ухитряются производить почти половину всего алюминия в капиталистическом мире.

США зависят от расположенных за границей источником в таком важном деле, как обеспечение большей части стратегического сырья, жизненно необходимого для поддержания своего военного потенциала. «Реактивные двигатели, газовые турбины и ядерные реакторы вызывают огромный спрос на сырье, которое можно получить только /193/ за рубежом», — утверждает Магдофф, касаясь этой проблемы[8]. Настоятельная потребность в стратегическом сырье, без которого невозможно поддерживать и развивать ядерный и вообще военный потенциал Соединенных Штатов, особенно наглядно проявляется в той массовой скупке земель, которая происходит ныне в бразильской Амазонии, причем с самым грубым нарушением всех законов и правил. В шестидесятых годах огромное число американских фирм, во главе которых, как правило, стояли профессиональные авантюристы и контрабандисты, нагрянули в гигантскую сельву бассейна Амазонки и стали лихорадочно прибирать ее к рукам. Еще до этого, согласно подписанному в 1964 г. соглашению, самолеты военно-воздушных сил США совершили тщательный облет и детальную аэрофотосъемку всего этого района. При этом использовалось специальное оборудование для обнаружения в первую очередь запасов радиоактивной руды, а также железорудных и нерудных пород. При «добром» посредничестве Главного геологического управления США полученные фотографии и другие данные, дававшие представления о размерах месторождений и глубине залегания этих скрытых богатств Амазонии, попали в руки заинтересованных американских фирм[9]. На огромных пространствах бассейна Амазонки было установлено наличие запасов золота, серебра, алмазов, гипса, красного железняка, магния, тантала, титана, тория, урана, кварца, цинка, марганца, свинца, сульфатов, калия, бокситов, циркония, хрома и ртути.

Простирающееся от девственных лесов Мату-Гроссу до южных равнин Гойяс небо над сельвой настолько широко распахивается перед человеческим взором, что, как писал в горячечном восторге журнал «Таймс», там можно сразу увидеть блистающее солнце и молнии от полудюжины гроз, гремящих над этими необозримыми пространствами. Ради того, чтобы быстрее освоить и колонизировать эти невероятные дикие просторы, бразильское правительство решило освободить от налогов компании, которые этим займутся, предоставить им и другие льготы. Согласно сообщению «Таймс», до 1967 г. иностранные капиталисты скупили здесь по цене в среднем 7 центов за акр столько земель, что общая их площадь превышает территорию /194/ американских штатов Коннектикут, Род-Айленд, Делавэр, Массачусетс и Нью-Гемпшир, вместе взятых. «Мы должны продолжать держать широко раскрытыми двери перед иностранными капиталовложениями, — утверждал тогдашний директор правительственного управления, которому поручили развивать Амазонию, — ибо мы нуждаемся для освоения этого района в гораздо бо?льших средствах, чем можем выделить сами». Впрочем, еще когда авиация США производила аэрофотосъемку и геологическое исследование Амазонии, правительство Бразилии, стремясь объяснить этот факт, утверждало, что у него самого для этого не хватает ресурсов. Эта нелепая практика в Латинской Америке стала своего рода нормой: собственные ресурсы отдаются чужакам, и оправдывается это тем, что своих ресурсов не хватает.

Конгресс Бразилии провел специальное исследование, материалы которого изданы в виде пространного доклада[10]. В нем перечислены случаи незаконного приобретения земель общей площадью в 20 млн. гектаров. При этом выяснилось, что в Амазонии эти земли расположены с такой закономерностью, что, согласно мнению проводившей расследование комиссии, они «образуют своего рода коридор, отделяющий этот район от остальной части Бразилии». «Противозаконная добыча весьма ценных минералов», как сказано в докладе, является одной из главных причин, объясняющих алчность бизнесменов США, которые стремятся установить свои «новые рубежи» в Бразилии. В документе министерства обороны, включенном в тот же доклад, особый упор делается на то, что «правительство США явно пытается установить контроль и укрепить его в будущем над обширной частью территории, с тем чтобы использовать ее затем для добычи ископаемых, прежде всего радиоактивных, или же в качестве плацдарма для целенаправленной колонизации земель в этом районе». Национальный совет безопасности утверждает: «Обращает на себя внимание и вызывает опасения тот факт, что на занятых иностранцами землях или на тех, которые они намереваются приобрести, представители зарубежных организаций систематически занимаются опытами по стерилизации бразильских женщин». Действительно, как /195/ сообщает газета «Коррейо да Манья», «более двадцати иностранных религиозных миссий, главным образом связанных с протестантской церковью в Соединенных Штатах, действуют в Амазонии, и наиболее активным образом в тех ее районах, что особенно богаты радиоактивными металлами, золотом и алмазами... Они обучают индейцев английскому языку и усиленно прививают им навыки использования противозачаточных средств, применяя для этого самые разные способы... Находящиеся под контролем этих миссий участки охраняются вооруженными людьми, не позволяющими посторонним проникать в них»[11]. Надо отметить, что Амазония представляет собой наиболее обширную область на всей планете с минимальной плотностью населения. Контроль над рождаемостью, таким образом, осуществляется в этом и без того почти пустынном районе, чтобы в будущем вообще свести к нулю местный демографический фактор, а проще говоря, убрать отсюда и тех немногих бразильцев, которые из поколения в поколение живут в укромных уголках амазонской сельвы.

С другой стороны, генерал Риограндино Крюэл заявил перед исследовательской комиссией конгресса, что «объем контрабандного вывоза руды, содержащей торий и уран, достиг астрономической цифры в миллион тонн». Незадолго до этого, в сентябре 1966 г., тот же Крюэл, занимавший пост начальника федеральной полиции, выступил с разоблачением «возмутительного систематического вмешательства» консула Соединенных Штатов в судебный процесс, который велся против четырех граждан США, обвиненных в контрабанде бразильских минералов, содержавших расщепляющиеся элементы. По мнению генерала, тот факт, что при этих людях обнаружено 4 тонны радиоактивной руды, вполне достаточен для их осуждения. Но прошло немного времени, и трое из контрабандистов самым загадочным образом исчезли из Бразилии. Впрочем, контрабанда уже тогда вовсе не была новым явлением в стране, хотя надо сказать, что объем ее резко возрос именно в последние годы. Только за счет нелегального вывоза необработанных алмазов Бразилия ежегодно теряет более 100 млн. долл. [12] Хотя надо признать, что относительный вред от такой контрабанды не так уж и велик, если учесть, что концессии, полученные иностранцами у бразильских властей, дают им весьма удобные и «законные» /196/ возможно сти расхищать баснословные богатства недр Бразилии. Чтобы по утомлять вас примерами, приведем лишь еще один из длинного перечня. Крупнейшее в миро месторождение ниобия, расположенное в Аракса?, принадлежит филиалу компании «Ниобиум корпорейшн», руководство которой находится в Нью-Йорке. Из ниобия получают целый ряд сплавов, которые в силу их большой стойкости к высоким температурам используются при строительстве ядерных реакторов, создании ракет, космических кораблей и спутников, а также обычных реактивных самолетов. Одновременно с ниобием эта компания добывает, также в Аракса, большие количества тантала, тория, урана, пиро-хлора и руд с высоким содержанием редкоземельных элементов.

Про немецкого химика, разгромившего победителей в тихоокеанской войне

История про то, как селитра привлекла к себе огромный интерес во всем миро, а затем была предана забвению, весьма показательна и дает возможность лучше понять, насколько иллюзорны надежды латиноамериканцев добиться благосостояния путем продажи на мировом рынке богатств своих недр: это всегда напоминает эфемерное дуновение ветерка, обещающего счастье, и вдруг заканчивающегося тяжелой и необратимой катастрофой.

В середине прошлого века Старый Свет был насмерть перепуган мрачными пророчествами Мальтуса. Население Европы росло стремительными темпами; в усталые земли, почва которых истощалась, необходимо было вдохнуть новую жизнь, чтобы увеличить производство продуктов питания в той же пропорции, в какой росло число жителей континента. Именно тогда в британских лабораториях были раскрыты поразительные качества гуано как удобрения. С 1840 г. начался его массовый импорт. Гуано просто собирали на берегах Перу. На протяжении столетий на них, а также на прилегающих островах обитающие здесь пеликаны и чайки, которые питались рыбой — ею очень были богаты течения, подходящие к побережью, — оставляли настоящие горы экскрементов, содержащих азот, аммиак, фосфаты и щелочные соли. А поскольку на побережье Перу дождей практически не бывает, гуано сохранялось тут испокон веков[13]. Вскоре после того, как перуанское /197/ гуано начали вывозить в массовых масштабах, специалисты по сельскохозяйственной химии определили, что те же питательные качества, но в еще большей степени, свойственны и селитре. Уже к 1850 г. она стала широчайшим образом использоваться в качестве удобрения на полях Европы. Земли старого континента, истощившиеся в силу многовекового сеяния на них пшеницы, разрушаемые к тому же и эрозией, жадно впитывали груды естественного удобрения в виде селитры, привозимой с богатейших залежей перуанской провинции Тарапака, а затем и из провинции Антофагаста, принадлежавшей тогда Боливии[14]. Благодаря селитре и гуано, лежавшим на берегах Тихого океана «чуть ли не у бортов приплывших за ними судов»[15], призрак надвигающегося голода отступил от Европы.

Олигархия Лимы, как никакая другая преисполненная гордыни и обожающая роскошь, продолжала безудержно обогащаться. По-прежнему похваляясь своей властью, она строила посреди песчаной пустыни дворцы и мавзолеи из каррарского мрамора. Когда-то самые богатые роды Лимы богатели за счет того, что продавали серебро, добываемое на рудниках Потосй: теперь они безбедно жили за счет птичьего дерьма и светло-серебристых сгустков минерала, которым богаты селитряные залежи. Им казалось, что Перу — независимая страна, однако на самом деле место Испании теперь заняла Англия. «Страна ощущала себя богатой, — писал Мариатеги. — Государство не скупилось на кредиты, жило расточительно, отдавая в заклад свое будущее английскому финансовому капиталу». По данным Ромеро, к 1868 г. расходы и долги перуанского государства были намного выше общей суммы его продаж за границу. Гуановые богатства гарантировали британские займы. Но Европа играла ценами на гуано, как ей вздумается; хищничество экспортеров не знало границ: богатство, которое благодаря прихоти природы тысячелетиями скапливалось /198/ на прибрежных островах, пускалось на ветер, и могло хватить больше чем на несколько десятилетий. А в селитряной пампе, как рассказывает Бермудес, рабочие жили хуже животных, прозябая в «нищенских лачугах, часто ниже человеческого роста, сложенных из камней, пустой породы из-под селитры и просто комков грязи, причем ютились они целыми семьями в одной клетушке».

Добыча селитры быстро распространилась и на боливийскую провинцию Антофагаста, хотя бизнесом этим заправляли здесь не боливийцы, а перуанцы, а впоследствии его стали прибирать к рукам чилийцы. И когда правительство Боливии вознамерилось обложить налогом действовавшие на территории страны селитряные компании, армия Чили вторглась в провинцию, и чилийцы остались хозяевами этой земли навсегда. До тех пор безжизненная пустыня фактически была как бы «ничьей землей», что смягчало издавна существовавшие пограничные трения между Чили, Перу и Боливией из-за этого района. Открытие селитры резко изменило ситуацию — драка стала неизбежной. Тихоокеанская война вспыхнула в 1879 г. и длилась до 1883 г. Чилийские вооруженные силы уже в 1879 г. оккупировали перуанские порты Патильос, Икике, Писагуа и Хунин, откуда морем вывозили селитру, и в конце концов вошли победителями в Лиму, а на следующий день сдалась и крепость Кальяо. Поражение обернулось для Перу потерей значительной части ее территории, утратой важнейших источников богатства страны. Перуанская экономика лишилась основных ресурсов, ее производительные силы замерли, курс перуанской валюты резко упал, стране стали отказывать в заграничных кредитах[16]. Но эта /199/ экономическая катастрофа, как отмечал Мариатеги, не привела к разрыву с прошлым: несмотря на поражение в войне, структура колониальной экономики Перу осталась неприкосновенной. Что касается Боливии, то она тогда не могла еще в полной мере оценить свои истинные потери, понесенные в войне: «Чукикамата», самый крупный медный рудник капиталистического мира, находится как раз в провинции Антофагаста, с тех пор принаделжащей Чили.

А что сталось с победителями? В 1880 г. экспорт селитры и йода составлял в доходе чилийского государства 5%; 10 лет спустя больше половины налогов государственная казна получала от вывоза селитры с завоеванных Чили территорий. За то же время английские капиталовложения в этой стране возросли в три с лишним раза: селитряная зона превратилась в огромный британский индустриальный комплекс[17]. Англичане присвоили селитру почти задаром. Дело в том, что правительство Перу еще в 1875 г. экспроприировало селитряные залежи, выплатив компенсацию бонами. Война ударила по стоимости этих бумаг, сократив ее до одной десятой первоначальной. И тогда известные авантюристы Джон Томас Порт и его компаньон Роберт Харви воспользовались конъюнктурой. Пока чилийцы, перуанцы и боливийцы решетили друг друга нулями на полях сражений, англичане скупали боны, причем используя для этого кредиты, которые им весьма охотно предоставляли «Банко де Вальпараисо» и другие чилийские банки. Солдаты воевали за интересы именно этих банков и вообще британских дельцов, хотя, конечно, об этом и понятия не имели. Позже чилийское правительство по достоинству оценило «самопожертвование» Порта, Харви и их трудолюбивых соратников на ниве бизнеса — Инглиша, Джеймса, Буша, Робертсона: в 1881 г. было принято решение, согласно которому залежи селитры должны быть возвращены законным хозяевам. К этому моменту половина всех бонов находилась в руках ловких британских спекулянтов. Англия практически не потратила и пенса на то, чтобы приобрести несметное богатство, — это был просто грабеж.

К началу девяностых годов прошлого века Чили отправляла в Англию три четверти всей экспортируемой продукции и получала из Англии без малого половину /200/ своего импорта: коммерческая зависимость Чили от Британии была даже большей, нежели зависимость Индии. В результате тихоокеанской войны Чили стала монопольной обладательницей естественных нитратов всего мира, однако подлинным королем селитры стал Джон Томас Норт. Одно из принадлежавших ему предприятий, «Ливерпуль нитрат компани», выплачивало своим пайщикам до 40% дивидендов на каждую акцию. А между тем этот прохвост сошел с борта судна в Вальпараисо в 1866 г., имея в кармане своего поношенного костюма всего 10 фунтов стерлингов. А 30 лет спустя принцы и герцоги, наиболее известные политики и крупнейшие промышленники почитали за честь быть приглашенными к его столу в лондонском доме. Норт к тому времени присвоил себе звание полковника и, как положено истинному джентльмену, стал членом консервативной партии, записался в масонскую ложу в Кенте. Лорд Дорчестер, лорд Рандольф Черчилль и маркиз Стокпул принимали участие в его экстравагантных праздниках, во время которых Норт танцевал, нарядившись в костюм короля Генриха VIII[18]. А между тем в его далеком селитряном королевстве чилийские рабочие вообще не знали, что такое выходной день, работали по 16 часов в сутки, вместо жалованья получая билеты, которые оценивались в два раза дешевле обозначенной в них стоимости в столовых и трактирах, принадлежащих компании.

По словам Рамиреса Некочеа, между 1886 и 1890 гг., когда президентом был Хосе Мануэль Бальмаседа, страна приступила к претворению в жизнь «самых смелых планов прогресса, какие она ставила перед собой за всю свою историю». Бальмаседа способствовал развитию ряда отраслей промышленности, развернул широкое общественное строительство, провел реформу просвещения, предпринял ряд мер, ограничивавших монопольные права английской железнодорожной компании в Тарапака?, договорился с Германией о получении кредита, ставшего первым и последним (кстати, это был также и единственный внешний кредит, который Чили получила на протяжении всего прошлого века не от Англии). В 1888 г. президент заявил, что намерен национализировать селитряные залежи, передав их чилийскими компаниям, и отказался продать /201/ англичанам богатые селитрой земли, принадлежавшие государству. Три года спустя в стране вспыхнула гражданская война. Норт и его коллеги щедро финансировали оппозицию[19], британские военные корабли блокировали чилийское побережье, а в Лондоне пресса метала громы и молнии против Бальмаседы, клеймя его как «самого заурядного диктатора» и «мясника». Потерпев поражение в этой борьбе, Бальмаседа покончил жизнь самоубийством. Английский посол сообщал в Форин оффис: «Британская община в Чили не скрывает своего удовлетворения падением Бальмаседы, ибо его победа, как полагают живущие здесь англичане, нанесла бы серьезный ущерб британским экономическим интересам». После свержения этого президента были резко сокращены государственные вложения в строительство дорог, железнодорожных путей, освоение новых земель, расходы на образование и общественные работы, в то время как британские компании укрепляли свой контроль над экономикой страны.

В канун первой мировой войны две трети всего национального дохода Чили приносил экспорт нитратов. И тем не менее казалось, что залежи селитры в чилийской пампе неистощимы — с каждым днем открывали все новые, а селитры было не меньше, чем когда приступили к ее разработке. Правда, такое процветание вовсе не шло на пользу настоящему развитию страны и диверсификации ее экономики — напротив, структурные диспропорции в ней еще больше усугубились. Чили превратилась в своего рода придаток британской экономики: она была самым крупным поставщиком удобрений на европейский рынок, однако не имела права на самостоятельную жизнь. И вот тогда немецкий химик, колдуя в лаборатории над пробирками, /202/ нанес победоносным чилийским генералам жестокий удар, сведя на нет все их завоевания, которые они достигли за несколько десятилетий до этого, сражаясь на полях тихоокеанской войны. Создание промышленного метода Габера—Боша, позволившего получать нитраты из азота и водорода, сделало разработку селитры нерентабельной и привело к сокрушительному банкротству чилийской экономики. Кризис селитры стал и кризисом Чили. Он подобен зияющей ране на теле страны, ибо Чили жила селитрой и ради селитры, хотя она и находилась в руках иностранцев, которые, кстати, при этом ничего не потеряли.

Попав в пересохшую пустыню Тамаругаль, где земля так сверкает, что смотреть больно, я видел своими глазами последствия краха провинции Тарапака?. Вo время селитряного бума здесь действовало 120 предприятий, занимавшихся добычей селитры, теперь осталось только одно. В пампе нет сырости и жучков-вредителей, а потому остановившиеся машины стали идеальным металлоломом, а великолепные доски из орегонской сосны, из которых строили лучшие дома в этом районе, а также каламиновые плиты, даже прекрасно сохранившиеся болты и гвозди — замечательным вторсырьем. Здесь появилась новая разновидность рабочих, специализирующихся на том, что они доска за доской, гвоздь за гвоздем разбирают бывшие строения: это единственные работники, которые находят применение своим рукам в этих заброшенных и обреченных на гибель просторах. Я сам видел горы отбросов и чудовищные ямы, оставшиеся от разработок; покинутые жителями поселки, напоминающие призрачные видения, замершие навсегда железнодорожные пути, онемевшие провода телеграфа, остовы производственных зданий, которых, кажется, разбомбило само время, кресты на кладбищах, которые холодными ночами овевает ледяной ветер, хребты пустой породы, накопившиеся рядом с огромными норами бывших разработок. «Прежде деньги здесь текли рекой, все мы думали, что так будет продолжаться вечно», — сказал один из местных жителей, которому еще удается как-то перебиваться с хлеба на воду. Теперь, когда многие местные сравнивают нынешний день и день минувший, прошлое представляется им чуть ли не раем; особенно любят вспоминать о воскресеньях, хотя до 1889 г., когда в результате упорной стачечной борьбы рабочим удалось добиться права на один выходной в неделю, и по воскресным дням все работали. Эти дни вспоминаются как нечто /203/ сказочное и феерическое: «Воскресенье в селитряной пампе, — рассказывал мне один очень старый рабочий, — было для нас как национальный праздник, как еженедельное празднование 18 сентября». Крупнейший порт Икике, через который вывозили селитру (он тогда официально именовался «портом первой категории»), не раз был местом массовых расправ над непокорными рабочими. Зато в его муниципальный театр в первую очередь, минуя Сантьяго, приезжали на гастроли лучшие оперные певцы из Европы, лишь после этого они выступали в столице.

Медные челюсти сжимают горло Чили

Прошло некоторое время, и место селитры в Чили заняла медь. Она стала теперь основой чилийской экономики. К этому моменту британская гегемония в стране уже сменилась экономическим владычеством США. Накануне мирового экономического кризиса 1929 г. капиталовложения Соединенных Штатов в Чили достигли 400 млн. долл.; почти все они были вложены в добычу и транспортировку меди. До 1970 г., когда на выборах победили силы Народного единства, крупнейшие месторождения красного металла находились в руках «Анаконда коппер майнинг корпорейшн» и «Кеннекот коппер корпорейшн» — двух монополий, теснейшим образом связанных между собой и образующих фактически один консорциум, действующий в масштабах всего капиталистического мира. За полстолетия, что они обосновались в Чили, эти две монополии выкачали из страны и переправили в США 4 млрд. долл. Для этого они использовали самые разнообразные средства, а в обмен на такой беспрецедентный вывоз капитала вложили в чилийскую экономику (по их собственным и явно сильно преувеличенным данным) всего около 800 млн. долл., при этом почти целиком за счет доходов, извлеченных из страны[20]. Такой поток капиталов, напоминающий неудержимое кровотечение, возрастал по мере того, как расширялась добыча меди, в последние годы достигнув 100 млн. долл. в год.

Тот, кто владеет медью, владеет и Чили. В понедельник 21 декабря 1970 г. Сальвадор Альенде обратился с балкона президентского дворца с речью к участникам народной манифестации, охваченным радостным волнением. Он /204/ заявил, что подписал проект конституционной реформы, согласно которой будет произведена национализация горнорудной промышленности. Президент сообщил, что в 1969 г. «Анаконда» получила прибылей на сумму 79 млн. долл., а это равняется 80% всех ее доходов в мире; тем не менее, добавил президент, «Анаконда» вкладывает в Чили менее шестой части своих капиталовложений за границей. Психологическая война, развязанная правыми — планомерная и продуманная кампания, с целью, посеяв страх и панику, сорвать провозглашенные левыми силами национализацию меди и другие структурные реформы, — нарастала, подобно тому как усиливалось сопротивление реакции левым перед последними выборами. На страницах газет печатали фотографии тяжелых советских танков, якобы окружающих президентский дворец «Ла Монеда», на стенах Сантьяго кто-то развешивал рисованные пасквили, на которых обросшие бородами партизаны волокли на заклание ни в чем не повинных отроков; какие-то сеньоры, заходя в зажиточные дома, вели такие разговоры: «У вас четверо детей? Так вот, двоих увезут в Советский Союз, а двоих — на Кубу». Но все эти усилия напрасны: медь непременно, как выразился Альенде, «наденет пончо и нацепит шпоры», другими словами, станет подлинно чилийской.

Со своей стороны Соединенные Штаты, глубоко увязнув в трясине войны, ими же самими развязанной на Юго-Востоке Азии, даже на официальном уровне не скрывали недовольства развитием событий за Кордильерами. Нo в Чили не так-то просто высадить десант морской пехоты США, да и президент Альенде — глава государства, избранный по всем правилам представительной демократии, за которую США на словах ратуют. Империализм пере-лгивает первые этапы нового циклического, причем весьма острого кризиса, симптомы которого уже заметно проявляются в его экономике; быть мировым жандармом становится для него все труднее и дороже. К тому же на мировом рынке война цен не всегда оборачивается в пользу США. Чилийская медь теперь продается не только на североамериканском рынке, она может открыть для себя также и другие рынки, если ее согласятся покупать социалистические страны. У Соединенных Штатов нет достаточных средств и возможностей, чтобы на всемирном уровне блокировать продажу чилийцами своей меди, от которой они намереваются получить значительные доходы. Совсем иное /205/ положение сложилось за 12 лет до этого с кубинским сахаром, — до того он полностью закупался США, а потому целиком зависел от цен, назначаемых североамериканцами. Когда Эдуардо Фрей в 1961 г. победил на выборах, цены на медь мгновенно подскочили, ибо в США с облегчением вздохнули, узнав об этой победе, а когда Альенде победил в 1970 г., цепы на медь, уже падавшие к тому моменту, еще больше опустились. И все же цены на медь, которые вообще подвержены очень резким колебаниям, в последние годы в целом были довольно высокими, а так как спрос на этот металл обычно превышает предложение, то цены на него слишком низко не опускаются. Правда, алюминий в значительной мере потеснил медь как металл, используемый в электропромышленности, но пока в железорудной и химической промышленности не найдены еще достаточно дешевые и эффективные материалы, способные заменить ее, красный металл по-прежнему остается важнейшим сырьем для заводов, производящих взрывчатые вещества, латунь, проволоку[21].

Вдоль всего подножия чилийских Кордильер расположены самые крупные в мире запасы меди — примерно третья часть всех разведанных на данный момент в капиталистическом мире. Как правило, месторождения меди в Чили содержат также и сопутствующие металлы, такие, как золото, серебро и молибден. Это — дополнительный фактор, стимулирующий его добычу. При этом труд чилийских рабочих весьма недорого обходится предприятиям: благодаря дешевизне рабочих рук в Чили «Анаконда» и «Кеннекот» имеют возможность финансировать свои предприятия в США, с лихвой возмещая затраты на гораздо более дорогую рабочую силу в Соединенных Штатах. Одни лишь льготы, предоставляемые североамериканским законодательством тем дельцам США, которые вкладывают капиталы за границей — а в случае с чилийской медью они составляют сумму 10 млн. долл. в год, — позволяют полностью компенсировать затраты на содержание обеими компаниями своих штаб-квартир в Нью-Йорке. В среднем заработная плата на чилийских рудниках к 1964 г. составляла меньше одной восьмой от той, которую медеплавильные заводы «Кеннекот» выплачивали своим рабочим в Соединенных Штатах, хотя производительность их труда не /206/ превышала производительности труда чилийских рабочих той же компании[22]. Еще более значительна разница в уровне жизни тех и других. Как правило, чилийские горняки живут в крохотных комнатках, не имеющих даже окон, вдали от семей, которые ютятся в жалких лачугах на окраинах поселков. Само собой разумеется, они отделены от иностранного персонала, который на крупных рудниках живет своим особым миром, напоминающим государство в государстве, — там говорят только по-английски, даже издают свои газеты. По мере того как компании все больше внедряли механизацию на рудниках, производительность труда чилийских рабочих из года в год увеличивалась. Так, с 1945 г. добыча меди в Чили возросла на 50%, хотя количество рабочих, занятых на них, сократилось на треть. Национализация должна положить конец такому состоянию, ставшему нестерпимым для страны, позволит избежать того, чтобы из-за меди Чили пережила вновь ту сокрушительную катастрофу, которую она пережила с селитрой. Ведь налоги, которые иностранные предприятия выплачивают чилийскому государству, ни в коей мере не компенсируют необратимого истощения минеральных ресурсов, данных природой стране, — эти ресурсы она не сможет даровать Чили вновь. С другой стороны, и сумма этих налогов в относительном исчислении сокращается, особенно с 1955 г., когда была введена новая система их взимания, согласно которой налоги снижались, хотя производство возрастало. В еще большей степени уменьшились налоги после того, как правительство Фрея провело так называемую «чилизацию» меди. Проделав эту операцию, Фрей в 1965 г. просто-напросто превратил государство в компаньона «Кеннекот», а это позволило предприятиям корпорации увеличить свои прибыли, ибо налоговая система стала для монополии особенно выгодной. По новой системе налогообложения предусматривалось, что средняя цена за фунт меди составляет 29 центов, хотя в это время в силу растущего спроса на медь во всем мире эта цена подскочила до 70 центов. Как признал Радомиро Томич, выдвинутый христианско-демократичоской партией кандидатом в президенты на последующий период вместо Фрея, за счет такой разницы при уплате налогов (с учетом оговоренных твердых цен и реальных цеп на мировом рынке) /207/ Чили потеряла огромную сумму в долларах. А в 1969 г. правительство Фрея подписало с «Анакондой» соглашение, по которому государство должно было выкупить у компании 51% ее акций, выплачивая выкуп в течение каждых трех месяцев. Это соглашение сопровождалось такими унизительными условиями, что вызвало политический скандал, способствовало росту влияния левых сил в стране. Как сообщала пресса, в ходе переговоров президент «Анаконды» заявил президенту Чили: «Ваше превосходительство, мы, капиталисты, держимся за нашу собственность не из-за сентиментальных соображений, а по соображениям чисто экономическим. По-человечески мы вполне понимаем, что в некоторых семействах бережно хранят, скажем, старую вешалку, потому что ею пользовался еще дед. Но современное предприятие дедов не признает. «Анаконда» готова продать всю свою собственность в Чили. Все будет зависеть только от цены, которую ей предложат».

Горняки оловянных рудников: как им живется под землей и на земле

Примерно 100 лет тому назад изможденный от голода искатель сражался посреди безжизненного плоскогорья Боливии с горной породой, надеясь найти богатую жилу. После взрыва очередного заряда динамита он подошел подобрать измельченные взрывом куски породы и остановился как вкопанный, поразившись увиденному. Перед ним сверкали куски чистого олова, образцы самого богатого в мире месторождения этого металла. На рассвете следующего дня счастливчик верхом направился в город Уанини. Анализ проб подтвердил: он обнаружил несметное богатство. Это олово, не проходя обычный процесс обогащения, могло прямиком грузиться для отправки по месту назначения. Тот искатель стал королем олова, и, когда он скончался, журнал «Форчун» утверждал, что он принадлежал к числу десяти самых богатых мультимиллиардеров планеты. Звали его Симон Патиньо. На протяжении многих лет после этого, живя в Европе, он назначал и свергал президентов и министров в Боливии, обрекал горняков на голод и организовывал их массовые расстрелы, увеличивая при этом изо дня в день свое богатство, которое со временем зиждилось не только на олове — вся Боливия стала страной, попавшей к нему в услужение. /208/

После революционных событий в апреле 1952 г. (в апреле 1952 г. в Боливии произошло народное восстание, переросшее в антиимпериалистическую, антифеодальную револю¬цию. Под давлением вооруженного народа реформистские прави¬тельства в последующие несколько лет провели ряд демократиче¬ских преобразований, однако в середине 50-х гг. перешли на путь сотрудничества с империализмом. — Прим. ред.) Боливия национализировала олово. Но рудники, когда-то бывшие богатейшими в мире, к этому моменту истощились. На горе Хуан-дель-Вальс, где Патиньо обнаружил свою легендарную жилу, содержание олова в руде уменьшилось в сто двадцать раз. Из 156 тыс. тонн, которые ежемесячно добываются на руднике, лишь 400 тонн подходят для дальнейшей обработки. Общая длина подземных выработок горы теперь в два раза больше, нежели расстояние, отделяющее рудник от города Ла-Пас; сама гора Хуан-дель-Валье похожа на своеобразный муравейник — она продырявлена бесконечными туннелями, галереями, переходами, вентиляционными трубами, превращаясь постепенно в скорлупу, пустую внутри. Гора с каждым годом все больше теряет высоту, медленно оседая, вершина ее кажется изъеденной гигантскими насекомыми; когда глядишь на нее со стороны, она кажется огромным зубом, разрушенным кариесом.

Антенор Патиньо после 1952 г. получил существенный выкуп за рудники, из которых его отец уже выжал все возможное, мало того, даже после национализации ему удалось сохранить контроль над ценами на олово; он определял также, куда будет экспортирован этот металл. Сидя в Европе, Антенор широко улыбался. «Мистер Патиньо, куртуазный король боливийского олова» — так в светской хронике называли его газеты даже много лет спустя после национализации горнорудных богатств Боливии[23]. Ибо национализация, бывшая главным /209/ завоевани ем революции 1952 г., не изменила роли, отведенной Боливии в международном разделении труда. Страна по-прежнему экспортирует лишь руду, почти все ее олово обогащается в печах Ливерпуля, принадлежащих фирме «Вильяме, Харви энд компани», которая в свою очередь является собственностью Патиньо. Как показывает горький опыт, ограничиться одной только национализацией источников какого бы то ни было сырья вовсе не достаточно. Даже если страна номинально становится хозяйкой своих недр, это еще не значит, что она стала себе самой хозяйкой. На протяжении всей своей истории Боливия поставляла только сырье и изысканные речи. В этой стране, где пустые филиппики соседствуют с глубокой нищетой, бездарные писатели и ученые в докторских мантиях, как часто бывает, посвятили себя оправданию тех, кто повинен в таком положении. Из каждых 10 боливийцев 6 не умеют читать, половина детей в Боливии не ходит в школу. Лишь к 1971 г. в стране должна быть построена собственная печь для переработки оловянной руды — ее возводят в Оруро. История рождения этой единственной, пока не действующей государственной печи — история бесконечных предательств, саботажа, интриг, пролитой крови[24]. И при этом страна, которая до сих пор не сумела /210/ наладить собственное производство олова, позволяет себе роскошь иметь 8 юридических факультетов в разных университетах — в них готовят будущих судейских крючкотворов, которые, получив диплом, словно паразиты живут за счет индейцев.

Рассказывают, что будто бы лот 100 назад боливийский диктатор Мариано Мельгарехо заставил английского посла в Ла-Пасе выпить чуть ли не целую бочку жидкого шоколада в наказание за то, что тот не пожелал угоститься стаканчиком местной водки — чичи. После этого посла, посадив задом наперед на осла, прокатили по главной улице столицы и затем выслали обратно в Лондон. Говорят, что королева Виктория, узнав о случившемся, вышла из себя, потребовала принести карту Южной Америки и в гневе перечеркнула крестом Боливию, заявив при этом: «Боливии больше не существует». Можно подумать, что действительно для всего мира как в прошлом, так и в настоящем Боливии будто и не существует на свете. Это всего лишь далекий край, из которого когда-то хищнически извлекали серебро, а теперь не менее хищнически вывозят олово, причем делают это так, будто речь идет о каком-то «естественном праве», дарованном свыше небесами богатым странам. Ведь не надо забывать, что жесть, из которой изготовляют консервные банки в Соединенных Штатах, ставшие не менее распространенным символом этой страны, чем хищный орел на ее гербе или яблочный пудинг, делают из олова. Но упаковка из жести — не только символ США: это также символ, хотя об этом мало кому известно, силикоза в рудниках «Сигло XX» и Уанини; осесть делают из олова, а боливийские горняки умирают с разрушенными легкими во имя того, чтобы весь мир мог потреблять дешевое олово. И лишь полдюжины всемогущих дельцов устанавливает цены на этот металл. Но какое дело потребителям консервов или биржевым маклерам до боливийских горняков, что им до невыносимых условий их существования? Североамериканцы скупают большую /211/ часть олова, которое производится на нашей планете; более того, стараясь сохранить на него низкие цепы, они систематически угрожают тем, что выбросят на мировой рынок огромные «стратегические» резервы этого металла, купленные ими по очень низким цепам еще в годы второй мировой войны, — тогда Вашингтон заставил своих союзников продать им во имя «защиты демократии» почти задаром огромное количество олова. Согласно данным Продовольственной комиссии ООН, в среднем жители США потребляют в пять раз больше мяса и в двадцать раз больше яиц, чем житель Боливии. А горняки живут в таких условиях, которые ниже даже средних по этой стране. На кладбище в Катави, где слепые по твердому тарифу молятся за усопших, среди потемневших от времени надгробий, под которыми похоронены взрослые, с болью видишь огромное количество белых крестов, украшающих детские могилки. Из каждых двух младенцев, рождающихся на рудниках, один умирает вскоре после того, как раскроет глаза. Тот, которому удастся выжить, когда он вырастет, наверняка станет горняком, а когда ему исполнится тридцать пять лет, легких у него фактически уже не будет.

Кладбище издает какой-то странный скрип. Дело в том, что даже под могилами прорыты бесконечные туннели, выходы из которых зияют повсюду, как норы; в них с трудом, напоминая насекомых, протискиваются люди, которые затем ползут под землей в поисках руды. Со временем в массиве пустой породы от олова, имевшего в прошлом богатое содержание, снова возникли новые рудники — теперь разрабатывают и бедную руду; тысячи и тысячи тонн пустой породы возвышаются вокруг, похожие на вулканы. Когда дождь с силой обрушивается на землю из низких туч, можно видеть, как безработные сгибаются пополам, разыскивая под ногами куски руды с оловом, которые дождевые потоки волокут по земляной мостовой улицы Льяльягуа, где горняки напиваются мертвецки пьяными в расположенных тут же питейных заведениях. Олово здесь — какое-то подобие жестяного божка, правящего всем — людьми и вещами: оно присутствует везде и во всем. Оно находится не только в чреве горы, где еще начинал свое дело Патиньо. Олово поблескивает даже на стенах домов в горняцких поселках, сложенных из подручных материалов, камней и грязи, — металл выдает мерцающий черным отсветом касситерит. Содержится оно и в мутных /212/ потоках, вытекающих теперь вместо родников из гор, неся с собой отбросы породы; содержится оно в земле и в скальных породах, на поверхности и в недрах, в песках и среди камней в русле реки Секо. На этих безжизненных и каменистых землях, находящихся на высоте без малого 4 тыс. метров над уровнем моря, нет даже пастбищ, и все вокруг, включая людей, окрашено в мутно-темный цвет олова. Тут горняки из поколения в поколение страдают от голода, не зная элементарных радостей жизни. Живут они в поселках, спят вповалку в лачугах с земляным полом, как правило в одной комнате, по которой гуляет ветер, проникающий сквозь щели. В одном исследовании, проведенном студентами университета, со слов опрашиваемых отмечается, что из каждых 10 молодых людей 6 вынуждены спать в одной постели с сестрами. Авторы исследования пишут: «Многие родители чувствуют себя неловко, когда чуть ли не на глазах своих детей зачинают для них новых братьев и сестер». Горняки понятия не имеют о том, что такое ванна или баня, вместо туалетов у них — грязные общественные уборные, забитые нечистотами и кишащие мухами; люди предпочитают оправляться прямо на пустырях, где, хотя тоже много мусора и экскрементов, среди которых радостно возятся свиньи, по крайней мере можно дышать вольным ветром. Вода подается в поселки с частыми перебоями, жителям приходится по много часов выстаивать в длинных очередях, чтобы затем как попало заполнить кувшины или канистры из-под бензина. Едят тут в основном картошку, вермишель, рис, хлеб из крахмала, молотый маис, изредка мясо самого худшего сорта, причем отвратительно приготовленное.

Мы проникли глубоко внутрь горы Хуан-дель-Валье. Прошло уже несколько часов, как нас разбудил пронзительный вопль гудка, созывавший на работу горняков первой смены. Двигаясь по подземным галереям, переходя из тропической жары в полярный холод, а затем снова попадая в пекло, мы шли так час за часом, задыхаясь в отравленном воздухе земных недр. Вдыхая этот спертый воздух, в котором перемешались сырость, газы, пыль, дым, понимаешь, почему горняки довольно скоро теряют обоняние, у них пропадает вкус. Все они, работая, постоянно жуют перемешанные с золой листья коки — это тоже способствует наступлению преждевременной смерти; как известно, употребляя коку, человек меньше чувствует усталость, но он тупеет, теряет бдительность, в нем как /213/ бы отключается система сигналов, оповещающих о тревоге, если он попадает в чрезвычайные обстоятельства. Но самое страшное — пыль. Она, как плотный белый занавес, стоит перед лучами наших фонариков, прикрепленных прямо к каскам, отражаясь от черных стен. Это смертоносная мельчайшая силициевая пыль, вызывающая силикоз. Смертельное дыхание подземных недр исподволь проникает в самое нутро человека. Уже через год он начинает ощущать первые признаки заболевания, а 10 лет спустя большинство постоянно дышащих такой пылью оказываются на кладбище. На руднике сейчас применяются шведские отбойные молотки последних моделей, но вентиляционная система осталась прежней, а техника безопасности и вообще условия труда — фактически те же, что существовали во времена Патиньо-отца. Горняки, которых не взяла компания и они работают на поверхности на свой страх и риск, используют кирки и тяжелые двенадцатифунтовые долота, которыми, как и 100 лет назад, разбивают скальную породу, применяют самые примитивные орудия труда, очищая породу. Работают они как вьючные животные, а получают за это гроши. Но эти горняки но меньшей мере хоть работают на открытом воздухе. А те, что трудятся внутри рудника, — узники, приговоренные без права помилования к медленной смерти, так как со временем у них отказывают легкие.

Грохот буров только что умолк, рабочие выжидали, когда прозвучит очередная серия взрывов — они только что заложили в шурфы 20 зарядов динамита. Иногда рудник проявляет «милосердие», убивая горняков быстро и шумно. Для этого бывает достаточно неправильно подсчитать количество взрывов, или же такое происходит, если бикфордов шнур горит дольше, чем ему полагается. Случается, что и просто череп размозжит упавшим сверху куском породы. Или же рудник вдруг принимается изрыгать металл, отлитый в пули — так случилось в зловещую Иоаннову ночь в 1967 г. Впрочем, это был лишь один из многочисленных случаев массовых расстрелов горняков, учиненных пригнанными в горы войсками. Заняв позиции на склонах, на рассвете солдаты обрушили лавину смертоносного огня на горняцкие поселки, где еще полыхали костры по случаю праздника[25]. Но тихая и медленная /214/ смерть — это, так сказать, «фирменное блюдо» рудника. О приближении ее возвещают кровохарканье, глубокий кашель, ощущение свинцовой тяжести в спине и непереносимое стеснение в груди. После первого обследования у врача начинаются странствования по бюрократам, которым не видать конца. Больным дают 3 месяца на то, чтобы освободить свое жилье для здоровых.

Грохот буров давно смолк, все мы ожидали, когда взрыв вскроет ускользающую жилу, имевшую форму змеи, начиненную породой кофейного цвета. У каждого рабочего под щекой вздувался комок коки, по подбородку стекали струйки зеленоватой жидкости. Мимо деловито прошел, шлепая по грязи вдоль рельсов, один из горняков. «Это новичок, —сказали мне. — Видели? Он еще после армии форменные брюки не сносил, да и свитер новый, цвет желтый можно различить. Недавно поступил, вот и старается. Ловко пока двигается. Еще не прочувствовал, что у нас за работа».

Технократы и бюрократы от силикоза не умирают, но живут припеваючи благодаря во многом этой болезни. Генеральный директор Боливийской горнорудной корпорации (КОМИБОЛ) получает жалованье в сто раз большее, чем рабочий. С края пропасти, почти отвесно обрывающейся в реку, с самого конца улицы Льяльягуа, видна пампа /215/ Марии Барсолы. Так назвали эту часть высокогорной степи в честь профсоюзной активистки, которая 30 лет назад шла со знаменем Боливии в руках, возглавляя рабочую демонстрацию, — пулеметные очереди буквально пришили полотно знамени к ее телу. А сразу же за пампой Марии Барсолы можно разглядеть самое шикарное поле для гольфа в Боливии: на нем развлекаются инженеры и высокопоставленные служащие, приезжающие сюда из Катави. Б 1964 г. диктатор Рене Баррьентос наполовину сократил и без того нищенскую зарплату горняков, одновременно с этим повысив жалованье квалифицированным специалистам и служащим. Суммы, получаемые руководителями рудников, являются государственной тайной. Кроме того, выплачиваются они в долларах. Создана всемогущая группа советников, в которую входят специалисты из Межамериканского банка развития, «Союза ради прогресса» и иностранных банков, предоставляющих кредиты. На их рецепты и ориентируется национализированная горнорудная промышленность Боливии, причем настолько беспрекословно, что КОМИБОЛ, ставшая своего рода государством в государстве, являет собой живой пример того, как не следует национализировать что бы то ни было на свете. Власть старой олигархии, которую боливийцы называли «роска», теперь заменила власть многочисленных представителей «нового класса», посвятивших всю свою энергию саботажу государственных интересов в горнорудной промышленности, лишь номинально являющейся государственной. Эти инженеры не только торпедировали все попытки и проекты, направленные на создание национальной оловоперерабатывающей промышленности, но всячески способствуют тому, чтобы государственные рудники продолжали действовать лишь в старых рамках владений Патиньо, Арамайо и Хохшильда, хотя эти месторождения быстро и вконец истощаются. Между концом 1964 г. и апрелем 1969 г. генерал Баррьентос со скоростью звука провернул передачу ресурсов боливийских недр иностранному капиталу, причем опирался он при этом на открытое пособничество местных специалистов и администраторов. В одной из своих книг Серхио Альмарас поведал историю про то, как отвалы отработанных оловянных руд были переданы в концессию «Интернэшнл майнинг просессинг компани» [26]. Это предприятие со столь звучным /216/ наименованием и ничтожным начальным капиталом в 6 тыс. долл. подписало контракт, который позволил ему получить прибыли на сумму более 900 млн. долл.

Железные челюсти сжимают горло Бразилии

Железная руда, добываемая Соединенными Штатами в Бразилии или Венесуэле, обходится североамериканцам много дешевле, чем полученная в собственных недрах. Но не это — главная причина отчаянного стремления США поставить под свой контроль максимальное число железорудных месторождений за пределами их границ. Покупка таких залежей за границей или установление над ними контроля является не только делом бизнеса: в еще большей степени это диктуется своего рода императивом, обусловленным интересами национальной безопасности США. Как мы уже отмечали, недра этой страны иссякают. Без железа сталь производить невозможно, а 85% всей промышленной продукции Соединенных Штатов в той или иной степени сталь содержит. Когда в 1969 г. сократились поставки железа из Канады, немедленно было отмечено повышение его импорта из Латинской Америки.

Гора Боливар в Венесуэле настолько богата железом, что «Юнайтед стейтс стил корпорейшн» грузит взятую из нее породу прямо в трюмы судов, направляющихся в США. Склоны горы изъедены бульдозерами, подножие ее уже почти исчезло. По расчетам корпорации, стоимость содержащегося здесь железа составляет около 8 млрд. долл. Лишь за 1960 г. «Юнайтед стил» и «Бетлехем стил» получили больше 30% прибыли на вложенный ими в разработку железорудных месторождений в Венесуэле капитал, а сумма доходов, распределенная среди пайщиков обеих корпораций, оказалась равной сумме налогов, которую они заплатили венесуэльскому государству за 10 лет, с 1950 г.[27] Поскольку обе компании продают добытую ими железную руду своим же металлургическим предприятиям, расположенным в Соединенных Штатах, им невыгодно поднимать на нее цены; напротив, они заинтересованы в том, чтобы сырье для их металлургии было как можно более дешевым. Цены на железную руду и железо на мировых рынках, стремительно и резко падавшие между 1958 и 1964 гг., стабилизировались в последующие годы и теперь застыли /217/ на месте, в то же время цены на сталь неуклонно повышались. Ибо сталь производят в богатых странах, а железо — на бедных окраинах; сталелитейная промышленность хорошо платит своей «рабочей аристократии», в то время кик железодобывающая платит своим ровно столько, чтобы они не умерли с голоду.

Благодаря информации, добытой и распространенной еще в 1910 г. собравшимся в Стокгольме Международным геологическим конгрессом, деловые люди в Соединенных Штатах впервые получили возможность узнать о размерах природных богатств, таящихся в недрах ряда стран. Одними из наиболее соблазнительных, пожалуй, оказались те, что имеются в Бразилии. Много лет спустя, в 1948 г., при посольстве Соединенных Штатов в Бразилии была создана новая должность атташе по минеральным ресурсам. У этого дипломата сразу же оказалось не меньше работы, чем у военного атташе или советника по вопросам культуры: работы было так много, что вскоре вместо одного «минерального» атташе назначили двух[28]. Спустя немного времени «Бетлехем стил» получила от правительства президента Дутры прекрасные месторождения марганца в Амапа?. В 1952 г., согласно подписанному между США и Бразилией военному соглашению, последней запрещалось продавать сырье стратегического значения — в частности, железо — социалистическим странам. Именно это условие стало одной из причин трагического конца президента Жетулио Баргаса, который осмелился нарушить такой запрет, дав разрешение на продажу Польше и Чехословакии в 1953 и 1954 гг. железной руды по ценам более высоким, чем платили Соединенные Штаты.

В 1957 г. «Ханна майнинг корпорейшн» скупила за 6 млн. долл. большинство акций британской фирмы «Сент-Джон майнинг корпорейшн», которая еще с давних времен, когда Бразилия была империей, добывала золото в штате Минас-Жерайс. Теперь «Сент-Джон» разрабатывала крупнейшее в капиталистическом мире месторождение железа в долине Параонеба, запасы которого в денежном исчислении оцениваются в 200 млрд. долл. Английская фирма не имела права эксплуатировать на законных основаниях это баснословное богатство, да и у «Ханны» такого права не было, если исходить из совершенно четких /218/ конституционных установлений, подкрепленных действующими законами, которые Дуарте Перейра перечисляет в своей книге, посвященной этой теме. Тем не менее сделка была заключена. Она стала настоящей сделкой века.

Директор-президент «Ханны» Джордж Хэмфри занимал в те времена важные посты в правительстве Соединенных Штатов — он был секретарем казначейства и директором «Эксимбанка» — официального органа, координирующего финансирование операций внешней торговли США. «Сент-Джон» запросила у «Эксимбанка» кредит, но не получила его до тех пор, пока «Эксимбанку» не удалось установить свой контроль над этой фирмой. С того момента сменявшие друг друга правительства Бразилии стали испытывать все более и более яростное давление. Директора, юрисконсульты и советники «Ханны» — Лукас Лопес, Жозе Луис Бульоэш Педрейра, Роберто Кампос, Марио да Силва Пинто, Отавио Гоувейа де Бульоэш — были также членами правительства, причем весьма высокопоставленными; они в разное время занимали посты министров, послов, директоров разных управлений. «Ханна» подобрала себе недурной штаб из представителей местных политических кругов. С каждым днем нажим на правительство, чтобы «Ханне» было предоставлено право эксплуатировать железорудные богатства, которые, строго говоря, принадлежали лишь государству, становился все более мощным. 21 августа 1961 г. президент Жанио Куадрос подписал декрет, аннулировавший незаконное разрешение, данное ранее «Ханне», и возвращавший месторождение железа в Минас-Жерайс нации. Четыре дня спустя министры вынудили Куадроса отказаться от поста главы государства. «Против меня поднялись неодолимые темные силы...» — говорилось в манифесте президента об отставке.

Народное движение, поднятое в Порту-Алегри Леонелем Бризолой, положило конец начавшемуся тогда военному путчу; в результате пост главы государства, согласно конституции, занял Жоао Гуларт, бывший при Куадросе вице-президентом. Но когда в июле 1962 г. один из его министров попытался на практике применить злосчастный декрет, направленный против «Ханны» (кстати, напомним, что при публикации в официальном вестнике «Диарио офисиал» он был соответствующим образом сокращен), посол США в Бразилии Линкольн Гордон направил Гуларту телеграмму с выражением гневного протеста против покушения со стороны бразильского правительства на /219/ экономические интересы североамериканского предприятия. Верховный суд страны подтвердил законность декрета, по Гуларт все еще колебался. Между тем Бразилия предприняла первые шаги для самостоятельного вывоза железной руды, собираясь через порты Адриатики поставлять сырье в Европу как капиталистическим, так и социалистическим странам. Подобная попытка торговли напрямую, без посредников, была воспринята крупными монополиями США, диктовавшими свои цены на мировом рынке, как вызов. Бразилии так и не удалось наладить столь выгодную для себя торговлю, но ряд ограничений националистического толка, несколько умерявших аппетиты иностранных компаний и сдерживающих возможности их обогащения, все же были введены. Они сыграли роль детонаторов в и без того взрывоопасной политической ситуации страны. К тому же и декрет Куадроса продолжал висеть словно дамоклов меч над головой «Ханны». Наконец в последний день марта 1964 г. произошел государственный переворот, который начался как раз в Минас-Жерайс — штате, который далеко не случайно был своего рода яблоком раздора из-за находящихся там месторождений железной руды. «Для „Хаппы”, — писал год спустя журнал „Форчун”, — происшедший прошлой весной переворот в Бразилии был вроде того неожиданного и чудесного спасения, которое происходит в кино, когда вдруг на экране появляется всемогущий герой»[29].

Вице-президентом Бразилии стал один из людей «Ханны», а его коллеги заняли в новом правительстве три министерских кресла. В тот самый день, когда начался путч, газета «Вашингтон стар» опубликовала редакционную статью, ныне выглядящую пророческой. «Вот вам пример ситуации, — подчеркивалось в статье, — при которой хороший и эффективный государственный переворот, совершенный в добром старом стиле лидерами военных консервативного толка, может послужить интересам всего Американского континента»[30]. Еще Гуларт не отрекся от власти и находился в Бразилии, а уже Линдон Джонсон, не справившись с нетерпением, послал получившую широкую известность поздравительную телеграмму президенту бразильского конгресса, который в качестве временного главы государства взял в руки бразды правления. /220/ «Народ Соединенных Штатов, — говорилось в ней, — с большим вниманием наблюдал за политическими и экономическими трудностями, переживаемыми Вашей великой страной, и не скрывает своего восхищения той решительностью, с которой бразильское общество разрешило трудную проблему, придерживаясь в то же время рамок конституционной демократии и не доводя дело до гражданской войны»[31]. Спустя месяц с небольшим после этих событий посол Линкольн Гордон, в радостном возбуждении объезжавший бразильские казармы, заявил в своей речи в Высшей военной школе, что победа заговорщиков во главе с Кастело Бранко «вместе с планом Маршалла, срывом блокады Берлина, разгромом коммунистической агрессии в Корее и решением ракетного кризиса на Кубе может быть причислена к наиболее важным моментам в истории середины XX века»[32]. Позже стало известно, что один из членов военной миссии США в Рио-де-Жанейро предложил заговорщикам материальную помощь еще до того, как они решились на выступление против законного президента[33], а сам Линкольн Гордон дал им понять, что, если в Сан-Пауло будет образовано правительство, выступающее за автономию штата и способное продержаться хотя бы 2 дня, Соединенные Штаты признают его[34]. Нет смысла приводить здесь другие свидетельства того, какое значение имели для развития событий и их окончательного результата экономическая помощь Соединенных Штатов, о которой мы еще будем более подробно говорить ниже, а также поддержка, оказанная заговорщикам в самых разных формах, в том числе в армии и в профсоюзах[35]. /221/ Устав бросать в костры или на дно бухты Гуанабара книги таких «опасных» русских авторов, как Достоевский, Толстой и Горький, выслав в изгнание, упрятав за решетку или отправив на тот свет огромное число бразильцев, зловещая диктатура Кастело Бранко принялась за главное дело: она стала передавать США железо и все прочее. 24 декабря 1964 г. был издан специальный декрет, по которому «Ханна» получила все, чего добивалась. Такой подарок к рождеству предусматривал и всяческие гарантии компании не только при эксплуатации месторождений в Параопеба, но и поддерживал проекты «Ханны», включавшие расширение собственного порта, расположенного в 60 милях от Рио-де-Жанейро, и строительство специальной железной дороги для транспортировки туда руды. В октябре 1964 г. «Ханна» образовала с «Бетлехем стил» консорциум для совместной разработки железорудных месторождений, полученных в концессию. Такого рода объединения, весьма распространенные в Бразилии, в самих США считаются противоречащими действующим в этой стране антитрестовским законам и категорически запрещены[36]. Неутомимый Линкольн Гордон довел до конца свое дело, все были рады и счастливы, бывший посол вернулся на родину, где стал ректором университета в Балтиморе. Его преемником в апреле 1966 г. Джонсон назначил Джона Татхилла — многомесячную задержку при решении этого вопроса президент объяснил тем, что на посту посла в Бразилии нужен опытный экономист.

Но и «Юнайтед стейтс стил» не осталась в накладе. С чего бы ей было не урвать и свой кусок пирога? Прошло немного времени, и она образовала консорциум с государственной горнорудной компанией «Вале-ду-Риу-Дусе». В новом концерне бразильское название превратилось в своего рода псевдоним, так как ничего бразильского в «объединенной» компании фактически не осталось. Таким образом, «Юнайтед стейтс стил», владея всего 49% акций, согласилась принять в концессию железорудные залежи Каралеас, расположенные в Амазонии. Запасы этого месторождения, по оценке специалистов, равнозначны тем, которые эксплуатируют совместно «Ханна» и «Бетлехем» в Минас-Жерайс. И, следуя давним привычным правилам, правительство Бразилии объяснило предоставление этой /322/ концессии нехваткой капиталов, не позволяющей самому государству разрабатывать национальные горнорудные богатства.

Нефть: проклятие и прибыли

Нефть вместе с природным газом является главным топливом, движущим современным миром, сырьем, имеющим первостепенное и постоянно возрастающее значение для развития химической промышленности, стратегическим материалом для любой военной индустрии и вооруженных сил: в целом. Никакой другой магнит не притягивает к себе с такой силой иностранные инвестиции, как «черное золото», и нет на свете более выгодного помещения капиталов. Нефть — наиболее монополизированное богатство в капиталистической системе. Среди всех дельцов, которые имеют политическое влияние всемирного масштаба, первое место занимают заправилы крупных нефтяных корпораций. «Стандард ойл» и «Шелл» ставят у власти и свергают королей и президентов, финансируют дворцовые интриги и государственные перевороты, прибегают к услугам бесчисленных генералов, министров и джеймсов бондов, решающих на самых разных языках судьбы народов во всех уголках капиталистического мира. «Стандард ойл компани оф Нью-Джерси» («Эксон») — крупнейшее индустриальное предприятие в этом мире. За пределами Соединенных Штатов нет индустриальной монополии более могущественной, нежели «Ройял датч-Шелл». Их филиалы продают сырую нефть своим филиалам, которые очищают ее и в свою очередь продают собственным филиалам для продажи потребителям. Ни одна капля не утекает из закрытой системы сообщающихся сосудов этого нефтяного картеля, который к тому же владеет своими нефге- и газопроводами, а также большей частью нефтеналивного флота на всех морях. Эти же компании манипулируют ценами в масштабах всего мира, делают все, чтобы платить меньше налогов, получать больше прибылей, в результате чего цены на сырую нефть растут всегда медленнее, чем на нефть переработанную. Разница в этом случае складывается примерно один к десяти: из 11 долл., в которые обходится производство одного барреля сырой нефти, на долю самых крупных экспортеров наиболее важного в мире сырья приходится лишь около 1 долл. /223/ Такое возможно потому, что прибыль стран-производителей начисляется только на первоначальные затраты, то есть расходы на добычу нефти и налоги на нее, в то время как в развитых странах капиталистического мира, где расположены штаб-квартиры нефтяных корпораций, с каждого барреля получают в десять раз больше благодаря сложной системе таможенных пошлин и налогов, а также прибыли от затрат на транспортировку, очистку, переработку и распределение, которые тоже монополизированы крупными компаниями и в десять раз превышают соответствующие расходы в странах-производителях[37].

Нефть, бьющая из скважин Соединенных Штатов, продается по довольно высокой цене. Высока и заработная плата североамериканских рабочих-нефтяников, а цены на нефть, добываемую в Венесуэле и на Среднем Востоке, с 1957 г. и на протяжении всех шестидесятых годов неуклонно падали. Баррель венесуэльской нефти, например, в 1957 г. в среднем стоил 2,65 долл., а сейчас, в конце 1970 г., когда пишутся эти строки, он стоит 1,86 долл. Правительство Рафаэля Кальдеры заявило, что в одностороннем порядке установит новую, более высокую цену. И все же в любом случае она, как свидетельствуют приводимые специалистами данные, и хотя неприятностей из-за этого у Венесуэлы наверняка будет много — не достигнет той, которая существовала в 1967 г.

Соединенные Штаты одновременно являются основными производителями и в то же время потребителями нефти в капиталистическом мире. В те времена, когда большая часть сырой нефти, продаваемой североамериканскими концернами, добывалась из недр США, цены на нее держались на высоком уровне; во время второй мировой войны, когда Соединенные Штаты стали получать извне основную часть перерабатываемой нефти, картель начал проводить иную политику цен, в результате чего они стали из года в год падать. Странные причуды «законов свободного рынка»: цены на нефть падают, хотя спрос на нее во всем мире возрастает по мере того, как возникают новые заводы, появляются новые машины, строятся новые теплоэлектростанции. И еще один парадокс: хотя цены на нефть падают, повсеместно поднимаются цены на все виды /124/ топлива и горючего из него, которые вынуждены платить потребители. Между ценой сырой нефти и ценой нефтепродуктов существует явно неестественная диспропорция.

Но вся эта цепь абсурдов имеет вполне прозаическое объяснение; чтобы понять их, вовсе не надо искать какие-то сверхъестественные причины. Дело в том, что, как мы уже отмечали, весь нефтяной бизнес и капиталистическом мире находится в руках всемогущего картеля. Начало ему было положено в 1928 г., в одном из замков на севере постоянно окутанной туманами Шотландии, где собрались хозяева «Стандард ойл оф Нью-Джерси», «Шелл» и «Бритиш петролеум», пришедшие к соглашению о разделе сфер влияния на всей планете. Позже (к этому первоначальному ядру всемирного картеля присоединились «Стандард ойл оф Нью-Йорк», «Стандард ойл оф Калифорния», «Галф» и «Тексако»[38]. «Стандард ойл», основанная семейством Рокфеллеров в 1870 г., разбилась в 1911 г. на 35 разных предприятий, чтобы не подпасть под действие антитрестовского закона Шермана (закон, принятый в США с целью не допустить образования крупных трестов, монополизирующих те или иные отрасли хо¬зяйства и сводящих на нет законы рыночной экономики. На прак¬тике этот закон можно обойти при помощи самых разнообразных средств. — Прим. ред.). Старшей сестрой в многочисленном семействе «Стандард» в наши дни является та, что «оф Нью-Джерси». Если суммировать продажи ею нефти с продажами еще двух «Стандард» — «оф Нью-Йорк» и «оф Калифорния», — то окажется, что на их долю приходится половина продаж всего картеля в наши дни. Принадлежащие группе Рокфеллера нефтяные предприятия настолько могущественны, что на их долю приходится ни много ни мало треть всех прибылей, выколачиваемых в мире всеми североамериканскими монополиями, чем бы они ни занимались. «Джерси» представляет собой типичную транснациональную корпорацию, получающую большую часть своих прибылей за границей. В Латинской Америке она получает доходы большие, нежели в Соединенных Штатах и Канаде, причем к югу от Рио-Гранде на каждый вложенный доллар она получает в четыре раза больше, чем на родине[39]. Филиалы «Стандард ойл оф Ныо-Джерси» в Венесуэле в 1957 г. получили больше половины всех прибылей, добытых корпорацией во всем мире, в том же году венесуэльские филиалы «Шелл» обеспечили этой корпорации треть ее прибылей, получаемых на всем земном шаре[40]. /225/

Эти транснациональные корпорации (их часто ошибочно называют также многонациональными, хотя они вовсе не принадлежат тем многим странам, в которых они действуют) являются именно транснациональными, в том смысле, что, не признавая границ, загребают отовсюду нефть и доллары в угоду основным центрам власти капиталистического мира. Им нет даже нужды экспортировать капиталы, чтобы финансировать свою деловую экспансию: прибыли, фактически похищенные у бедных стран, не только напрямую идут в те немногие города, где обитают основные пайщики корпораций, стригующие купоны, но и частично вновь вкладываются в международную сеть картеля, чтобы еще больше укреплять и расширять его. Сама структура картеля требует его присутствия и контроля во многих странах, глубокого проникновения в правительства этих стран, нефть «обволакивает» президентов и диктаторов, усиливает структурные деформации в обществе и в экономике, все подчиняет своим интересам. Боссы монополий картеля, стоя с карандашом в руках у карты мира, решают, какие районы подлежат сейчас эксплуатации, а какие следует «заморозить» на завтра; они определяют, по каким ценам будут продавать нефть производители, а по каким — платить потребители. Захватив естественные богатства Венесуэлы и других нефтедобывающих латиноамериканских стран, ставших жертвами грабежа и беззастенчивого выкачивания из них сырья, концерны подчиняют их политику своим интересам, обрекая на социальную деградацию. Это длинная история прибылей и проклятий, бесчестия и оскорблений.

В свое время Куба обеспечивала — хотя и косвенными путями — жирные дивиденды «Стандард ойл оф Нью-Джерси». Дело в том, что кубинский филиал «Джерси» покупал сырую нефть у венесуэльского филиала, рафинировал ее и затем продавал на острове, при этом «Джерси» диктовала на каждом этапе те цены, которые были наиболее выгодными для компании в целом. В октябре 1959 г., в момент, когда Куба была охвачена горячим энтузиазмом после победы революции, государственный департамент США направил Гаване официальную ноту, в которой выражал озабоченность будущим североамериканских капиталовложений на острове. К этому моменту кубинскую территорию уже начали бомбить таинственные самолеты-«пираты» без опознавательных знаков, прилетавшие с севера; отношения между обеими странами стали весьма /226/ напряженными. В январе 1960 г. Эйзенхауэр объявил о сокращении квоты на ежегодную закупку США кубинского сахара. В феврале того же года Фидель Кастро подписал торговый договор с Советским Союзом, договорившись об обмене сахара на советскую нефть, другие товары и оборудование по ценам, устраивавшим Кубу. В ответ на это «Джерси», «Шелл» и «Тексако» отказались перерабатывать советскую нефть на своих заводах, расположенных на Кубе. Тогда кубинское правительство в июле установило над ними свой контроль, а затем и национализировало без выкупа или компенсации. Нефтяные монополии, возглавляемые «Стандард ойл оф Нью-Джерси», объявили Кубе экономическую войну. Квалифицированные специалисты, оставшиеся на бывших североамериканских заводах, принялись бойкотировать революционную власть, к тому же США прекратили поставлять необходимые запасные части для нефтеперерабатывающего оборудования, отказались предоставлять кубинцам суда для перевозок морем. Суверенитету революционной Кубы был брошен открытый вызов, но Гавана с честью вышла из этого испытания[41]. Она не только отказалась быть замаскированной колонией США, но и не пожелала больше оставаться винтиком в хорошо смазанной машине «Стандард ойл».

За 20 лет до этого Мексика тоже испытала на себе последствия международного эмбарго, которое организовали против нее «Стандард ойл оф Нью-Джерси» и «Ройял датч-Шелл». Все началось с того, что президент Лacapo Карденас национализировал их предприятия. В ответ картель на протяжении 1939—1942 гг. организовал бойкот мексиканского экспорта нефти, наложил эмбарго на поставку запасных частей и оборудования, необходимых для эксплуатации скважин и нефтеочистительных заводов. Нельсон Рокфеллер, защитивший в 1930 г. ученую степень экономиста (он написал диссертацию, в которой расписывал достоинства принадлежащей ему «Стандард ойл»), лично ездил в Мексику, чтобы добиться подходящего для картеля соглашения, но Карденас не поддался давлению и не уступил. «Стандард ойл» и «Шелл», разделившие до этого мексиканскую территорию (первой досталась северная ее часть, а второй — южная), не только отказывались /227/ признавать решения Верховного суда Мексики, обязывавшие их выполнять мексиканское трудовое законодательство, но и самым хищническим образом истощали с невероятной алчностью и скоростью запасы так называемого знаменитого «Золотого пояса», заставляя при этом мексиканцев в Мексике платить за собственную нефть цены много более высокие, чем запрашивали за нее же в Соединенных Штатах и Европе[42]. За несколько месяцев экспортная лихорадка привела к опустошению многих скважин, которые при надлежащей эксплуатации могли бы продолжать давать нефть в течение 30—40 лет. «Они лишили Мексику, — писал О'Коннор, — самых богатых месторождений, оставив взамен несколько устаревших нефтеочистительных заводов, истощенные нефтяные поля, нищие трущобы в городе Тампико и самые дурные воспоминания о себе». Менее чем за 20 лет добыча нефти сократилась в стране на одну пятую. Мексике досталась после национализации устаревшая и слабая нефтяная промышленность, ориентированная только на экспорт, в которой было занято 14 тыс. рабочих. Специалисты уехали, транспорт был выведен из строя. Но Карденас, превратив борьбу за нефть в дело национальной чести, сумел преодолеть критическую ситуацию, проявил незаурядные находчивость и смелость. Сегодня «Пемекс» (так называется государственная компания по первым словам ее испанского наименования «Мексиканская нефть»), созданная в 1938 г., чтобы обеспечить контроль над добычей и переработкой «черного золота», — крупнейшая в Латинской Америке организация такого рода, находящаяся под национальным контролем. Благодаря прибылям, полученным «Пемексом», мексиканское правительство с 1947 по 1962 г. сумело выплатить зарубежным монополиям огромный выкуп за экспроприированное имущество, хотя, как писал Хесус Сильва Эрцог, по существу, «Мексика не должник пиратских компаний, а их кредитор; именно они обязаны были бы выплатить ей долги, если строго придерживаться /228/ закона»[43]. Даже много лет спустя после национализации, в 1949 г., «Стандард ойл» наложила вето на кредит, который Соединенные Штаты собирались предоставить «Пемексу», а спустя еще годы, когда, казалось бы, в результате щедрого выкупа США должны были забыть старые обиды, «Пемексу» по той же причине отказал в кредите Межамериканский банк развития.

Уругвай — это страна, где впервые в Латинской Америке был построен свой нефтеочистительный завод. Национальная администрация топлива, спиртов и портланд-цемента (АНКАП), созданная еще в 1931 г., занималась главным образом переработкой сырой нефти и ее продажей. Так эта страна ответила на нескончаемую череду бесцеремонных афер, которые иностранные тресты творили за ее счет на берегах Ла-Платы. Одновременно с созданием АНКАП правительство Уругвая заключило с советским правительством соглашение о покупке у СССР нефти по весьма выгодным для себя ценам. Нефтяной картель тут же начал яростную кампанию клеветы против государственной компании Уругвая, защищавшей национальные интересы; на нее стал оказываться грубый нажим, ее руководителей откровенно шантажировали. Уругвайцам внушали при этом, что они не смогут закупить соответствующие машины и оборудование, что Уругвай в конце концов вообще останется без сырой нефти, что государство в принципе не может справиться с этим делом, так как ему не по зубам столь сложный бизнес. От дворцового переворота, совершенного в 1933 г. Габриэлем Терра, за версту разило запахом нефти: пришедшая к власти диктатура первым делом аннулировала выданную ранее АНКАП лицензию на импорт нефти из СССР, а в январе 1938 г. были подписаны секретные соглашения с нефтяным картелем, позорные соглашения, остающиеся до сих пор в силе, о которых уругвайская общественность узнала лишь четверть века спустя после их заключения. В соответствии с ними страна обязывалась покупать 40% нефти там, где укажут ей «Стандард ойл», «Шелл», «Атлаптик» и «Токсако», причем по тем цепам, которые они назовут, и у тех предприятий, которые они перечислят. Кроме того, государство, за которым сохранялась монополия на переработку нефти, обязывалось оплачивать все расходы этих /229/ предприятии, включая идущие на рекламу, на высокие жалованья их служащих и даже на роскошную обстановку офисов[44]. «Без „Эксон" пет прогресса», — твердят денно и нощно по уругвайскому телевидению, рекламируя продаваемую иностранными компаниями нефть. И такая усиленная обработка потребителей в Уругвае не стоит «Стандард ойл» ни единого цента. А департамент по связи с общественностью этой компании отдан на откуп юрисконсульту «Банка Республики»: таким образом, этот юрист получает от государства два жалованья.

И все же в 1939 г. нефтеочистительные заводы АНКАП работали вовсю, вполне успешно справляясь со своим делом, хотя, как мы убедились, при самом рождении деятельность государственной компании обставили множеством ограничений, предрекали ей крах. АНКАП удалось тем не менее противостоять давлению нефтяного картеля. В 1939 г. в Монтевидео впервые попал председатель Национального совета по нефти Бразилии генерал Орта Барбоза. Он пришел в восторг от уругвайского опыта, тем более что к тому моменту уругвайские нефтеочистительные заводы, хотя прошел лишь год, как они были запущены, сумели возместить все расходы по строительству.

Благодаря усилиям генерала Барбоза, поддержанного рядом других военных-националистов, в 1953 г. в Бразилии также была создана государственная компания «Петробраз» («Бразильская нефть»), родившаяся под девизом «Нефть — наша!». Ныне «Петробраз» — самая крупная бразильская компания[45]. Она занимается разведкой, добычей и переработкой бразильской нефти. Нo и «Петробразу» всячески стремились подрезать крылья. В конце концов нефтяному картелю удалось лишить его двух важнейших источников доходов. Во-первых, у «Петробраза» отобрали право на продажу бензина, керосина, масел и других видов жидкого топлива — это очень выгодный бизнес, который «Эксон», «Шелл» и «Атлантик» контролируют ныне по своему усмотрению, пользуясь лишь телефоном, и с настолько хорошими результатами, что именно в эту /230/ отрасль, если не считать автомобилестроения, помещено наибольшее количество североамериканских капиталовложений в Бразилии. Во-вторых, «Петробраз» потеряла контроль над нефтехимической промышленностью, являющейся подлинным кладезем прибылей; произошло это после того, как волей диктатуры маршала Кастело Бранко эта сфера бразильской экономики была денационализирована. А в последнее время нефтяной картель развязал шумную кампанию, стараясь лишить «Петробраз» и монополии на переработку нефти. Сторонники государственной компании напоминают, что, когда нефтепереработка находилась в руках частного сектора, то есть до 1953 г., дельцы не удосуживались по-настоящему заняться развитием собственных источников нефти[46]. При всяком удобном случае они напоминают общественности о ярком примере, особенно красноречиво показывающем, какова на деле «добрая воля» частных компаний. Речь идет о том, что в 1960 г. «Петробраз» поручила двум видным бразильским специалистам возглавить работу по разведке потенциальных запасов нефти по всей стране. После проведения ими этой работы маленький штат Сержипе на севере Бразилии превратился в главный нефтедобывающий район в стране. А между тем совсем незадолго до этого, в августе 1960 г., североамериканский специалист Уолтер Линк, в прошлом занимавший должность главного геолога «Стандард ойл оф Нью-Джерси», получил от бразильского государства гонорар в полмиллиона долларов в обмен на пухлую папку с пространным докладом, содержавшим следующее заключение: «Запасы нефти в штате Сержипе не заслуживают внимания». На основании этого доклада месторождение в Сержипе, которое было тогда отнесено ко второй категории по объему запасов, Линк перевел в третью категорию. Работы бразильских специалистов со всем основанием позволили перевести эти запасы в разряд первой категории[47]. По мнению О'Коннора, Линк просто-напросто являлся агентом «Стандард ойл» и намеренно подтасовал факты, стараясь утаить подлинное положение дел с нефтью, чтобы Бразилия продолжала оставаться зависимой от импорта, который Рокфеллер обеспечивал ей своими филиалами в Венесуэле. /231/ расль, если не считать автомобилестроения, помещено наибольшее количество североамериканских капиталовложений в Бразилии. Во-вторых, «Петробраз» потеряла контроль над нефтехимической промышленностью, являющейся подлинным кладезем прибылей; произошло это после того, как волей диктатуры маршала Кастело Бранко эта сфера бразильской экономики была денационализирована. А в последнее время нефтяной картель развязал шумную кампанию, стараясь лишить «Петробраз» и монополии на переработку нефти. Сторонники государственной компании напоминают, что, когда нефтепереработка находилась в руках частного сектора, то есть до 1953 г., дельцы не удосуживались по-настоящему заняться развитием собственных источников нефти[46]. При всяком удобном случае они напоминают общественности о ярком примере, особенно красноречиво показывающем, какова на деле «добрая воля» частных компаний. Речь идет о том, что в 1960 г. «Петробраз» поручила двум видным бразильским специалистам возглавить работу по разведке потенциальных запасов нефти по всей стране. После проведения ими этой работы маленький штат Сержипе на севере Бразилии превратился в главный нефтедобывающий район в стране. А между тем совсем незадолго до этого, в августе 1960 г., североамериканский специалист Уолтер Линк, в прошлом занимавший должность главного геолога «Стандард ойл оф Нью-Джерси», получил от бразильского государства гонорар в полмиллиона долларов в обмен на пухлую папку с пространным докладом, содержавшим следующее заключение: «Запасы нефти в штате Сержипе не заслуживают внимания». На основании этого доклада месторождение в Сержипе, которое было тогда отнесено ко второй категории по объему запасов, Линк перевел в третью категорию. Работы бразильских специалистов со всем основанием позволили перевести эти запасы в разряд первой категории[47]. По мнению О'Коннора, Линк просто-напросто являлся агентом «Стандард ойл» и намеренно подтасовал факты, стараясь утаить подлинное положение дел с нефтью, чтобы Бразилия продолжала оставаться зависимой от импорта, который Рокфеллер обеспечивал ей своими филиалами в Венесуэле. /231/

И в Аргентине иностранные компании и их многочисленные местные пособники настаивают на том, что недра этой страны содержат лишь ограниченное количество нефти, хотя исследования, проведенные специалистами ИПФ («Государственные нефтяные месторождения»), со всей очевидностью показывают: почти на половине аргентинской территории имеется «черное золото», причем содержится оно также и на принадлежащей стране обширной части шельфа Атлантического побережья. Как только в очередной раз становится модным распространяться на тему о бедности недр Аргентины нефтью, правительство этой страны подписывает новую концессию в пользу какого-нибудь филиала нефтяного картеля. Государственная компания ИПФ — жертва непрестанного и систематического шантажа с момента своего основания, шантажа, который не прекращается и по сегодняшний день. Аргентина до совсем недавнего времени была одной из последних стран континента, где продолжалась вековая межимпериалистическая борьба между Англией, владычество которой неуклонно шло к закату, и Соединенными Штатами, набиравшими мощь. Соглашения внутри нефтяного картеля не мешали тому, что «Шелл» и «Стандард ойл» боролись за нефть в Аргентине, прибегая к довольно жестким методам. Во всяком случае, совсем нетрудно установить ряд красноречивых совпадений между очередными обострениями нефтяной проблемы и государственными переворотами, происшедшими в стране за минувшие 40 лет. Так, аргентинский конгресс 6 сентября 1930 г. собирался голосовать за закон о национализации нефти, и именно тогда вождь нации Иполито Иригойен был свергнут с поста президента в результате военного переворота, который возглавил генерал Хосе Феликс Урибуру. Правительство Рамона Кастильо было свергнуто в июне 1943 г., когда собиралось подписать соглашение, разрешающее добычу нефти североамериканским капиталовкладчикам. В сентябре 1955 г. Хуан Доминго Перон был вынужден удалиться в изгнание как раз в тот момент, когда конгресс собирался предоставить концессию на разработку аргентинской нефти «Калифорния ойл компани». Па протяжении всего президентства Артуро Фрондиси произошло несколько острых кризисов, вызванных недовольством военных, когда президент намеревался в очередной раз продать с торгов недра страны иностранным компаниям, заинтересованным в добыче нефти; в конечном итоге в августе 1959 г. продажа с торгов /232/ была отсрочена на неопределенное время. Потом вопрос о ней возник снова, но в октябре 1900 г. его снова отложили. Но все же Фрондиси удалось передать в концессию ряду североамериканских предприятий из нефтяного картеля несколько месторождений; нет сомнений, что Англия, интересы которой представляли офицеры военно-морского флота и сторонники партии «Колорадо» в сухопутных силах, приложила руку к падению этого президента в марте 1962 г. Артуро Ильиа аннулировал эти концессии, но был свергнут в 1966 г.; на следующий год генерал Хуан Карлос Онгания, возглавивший захватившую власть военную хунту, утвердил закон о жидком топливе, благоприятный для североамериканских компаний, продолжавших ожесточенно сражаться за аргентинскую нефть.

Нефть не только приводила к государственным переворотам в Латинской Америке — из-за нее разразилась и война, длившаяся с 1932 по 1935 г. из-за района Чако. Это была война между самыми бедными странами Южной Америки — «война раздетых и разутых солдат», как назвал Рене Савалета эту ожесточенную братоубийственную резню между Боливией и Парагваем[48]. 30 мая 1934 г. сенатор от штата Луизиана Хьюз Лонг всколыхнул Соединенные Штаты резкой речью, в которой заявил, что «Стандард ойл оф Нью-Джерси» спровоцировала этот конфликт и финансирует боливийскую армию, чтобы, используя ее, захватить принадлежащий Парагваю район Чако, необходимый ей потому, что компания намерена именно через него провести нефтепровод из Боливии к речному порту. Кроме того, заявил сенатор, район Чако, судя по всему, богат нефтью. Такова еще одна причина войны. «Эти преступники, — сказал Лонг, подразумевая «Стандард ойл»,— вмешались в дела двух стран и для своего черного дела наняли там за деньги убийц» [49]. Парагвайцы со своей стороны маршировали в сторону полей сражения, на которых была устроена бойня, подталкиваемые «Шелл»; причем по мере того, как солдаты Парагвая продвигались на север, /233/ они натыкались на нефтяные скважины, пробуренные «Стандард ойл». Это была жестокая борьба между двумя монополиями, которые, являясь членами одного картеля, соперничали между собой, однако сами кровь не проливали. Парагвай выиграл войну, однако проиграл мир. Комиссию по переговорам возглавил Сирюиль Предан, один из боссов «Стандард ойл». В результате Боливии, а другими словами Рокфеллеру, была передана территория в несколько тысяч квадратных километров, которую парагвайцы считали своей землей.

Совсем рядом с теми местами, где происходили последние бои той войны, находятся и нефтяные скважины, и крупные месторождения натурального газа, принадлежащие семейству Меллонов и «Галф ойл компани». В октябре 1969 г. Боливия национализировала их. Провозгласив это с балкона дворца «Кемадо», генерал Альфредо Овандо воскликнул: «Наконец мы покончили с унижением, от которого страдали боливийцы!» Ровно за 2 недели до этого, когда Овандо еще не взял власть в свои руки, он поклялся перед группой националистически настроенных представителей интеллигенции, что национализирует «Галф», и показал им декрет, который сам составил, подписал и, не проставляя даты, положил в конверт. А еще за 5 месяцев до тех событий вертолет, на котором летел президент Рене Баррьентос, захвативший еще ранее власть, натолкнулся в горах Каньядон-дель-Арке на телеграфные провода и камнем упал на землю. Даже при самом богатом воображении трудно было придумать столь удобную и своевременную гибель. Рядом с Баррьентосом сгорели 2 чемодана, набитые деньгами, которые он собирался разбрасывать среди толп крестьян, уговаривая голосовать за него. Несколько автоматов, раскалившись в горящем вертолете, принялись поливать свинцом подступы к упавшей машине, так что спасти диктатора оказалось невозможным — он сгорел живьем.

Овандо не только национализировал «Галф», но и аннулировал так называемый «Нефтяной кодекс», называемый также «Кодексом Давенпорта» по имени юриста, который составил его на английском языке. Боливия под этот документ получила в 1956 г. заем от Соединенных Штатов; до этого и «Эксимбанк», и частные банки Нью-Йорка, и Международный банк реконструкции и развития систематически отвечали отказом на просьбы о кредитах для дальнейшего развития ИПФБ («Государственные /234/ боливийские нефтяиые месторождения»). При этом правительство Соединенных Штатов постоянно выступало в защиту интересов своих нефтяных частных корпораций, как если бы это были его собственные интересы[50]. В соответствии с этим кодексом, «Галф» получила сроком на 40 лет концессию на эксплуатацию наиболее богатых во всей стране нефтяных полей. В кодексе оговаривалось поистине издевательское по масштабам участие государства в прибылях компании — всего 11% на протяжении многих лет. При этом боливийскому государству было навязано «партнерство» с компанией по части расходов, хотя ей не предоставлялось никакого права на контроль над этими расходами. В соглашении было, в частности, невероятно унизительное условие, в результате которого ИПФБ брала на себя весь риск, связанный с разведкой и добычей нефти, а «Галф» не рисковала ничем. В «Основной хартии», подписанной «Галф» в конце 1966 г., черным по белому было записано: после проведения совместных работ с ИПФБ, если не будет обнаружена нефть, «Галф» должна получить назад весь затраченный на эти цели капитал. А если нефть будет найдена, расходы будут компенсированы в ходе последующей эксплуатации, но с самого начала в добычу должна вложить свои средства государственная боливийская компания. Более того, «Галф» еще имела право по своему усмотрению определять сумму таких расходов[51]. И наконец, согласно хартии, «Галф» преспокойно присвоила себе газовые месторождения, которые ей /235/ никто не отдавал. Отметим по ходу дела, что недра Боливии гораздо богаче газом, чем нефтью. Тогда генерал Баррьентос дли вида немного поспорил, но быстро успокоился. Так, после короткого фарса была тогда решена судьба наиболее важного источника энергии Боливии, необходимого самой стране. Впрочем, такого рода фарсы на том не окончились — они давно стали нормой.

За год до того, как генерал Альфредо Овандо экспроприировал «Галф» в Боливии, другой националистически настроенный генерал, перуанский, национализировал скважины и нефтеочистительные предприятия «Интернэшнл петролеум компани» — филиал «Стандард ойл оф Ныо-Джерси». Речь идет о генерале Хуане Веласко Альварадо, пришедшем к власти на волне грандиозного политического скандала в своей стране, стоившего президентского поста Белаунде Терри. Скандал был вызван тем, что администрация этого президента ухитрилась «потерять» заключительную страницу соглашения, подписанного в городе Таларе перуанским правительством и «Интернэшнл петролеум компани». Таинственным образом испарившаяся страница под номером одиннадцать содержала указания на минимальную гарантийную цену, которую североамериканская компания обязывалась выплачивать за переработку перуанской сырой нефти на своем нефтеочистительном предприятии. Скандал на этом не кончился. Одновременно выяснилось, что за прошедшие полстолетия филиал «Стандард ойл» утаил от Перу более миллиарда долларов, не выплачивая положенных налогов и других обложений, прибегая к самым беспардонным формам жульничества и взяточничества. Пытаясь погасить скандал, директор «Интернэшнл петролеум компани» в тот период более шестидесяти раз встречался с президентом Белаунде. Наконец он достиг с ним соглашения. Но в ответ восстали возмущенные военные. Примечательно при этом, что в течение тех 2 лет, когда правительство Белаунде Терри вело переговоры с компанией, госдепартамент США прекратил оказание Перу какой бы то ни было помощи[52]. Соглашение так и не было подписано — президент не успел пойти на уступки, его свергли. А когда компания Рокфеллера /136/ осмелилась подать протест в перуанский Верховный суд, собравшиеся около здания люди в знак возмущения бросали медные монеты в лицо адвокатам «Интернэшнл петролеум компани».

История Латинской Америки полна самых курьезных неожиданностей. Парадоксы этого многострадального региона настолько противоречивы, что они порою просто вызывают чувство потрясения. На наших глазах в андских странах, словно мощная река, о существовании которой никто не подозревал, вдруг вырвался из подземных недр на равнину национализм военных. Часто те же самые генералы, которые сегодня, хотя и совершая зигзаги, делая отдельные шаги назад, в целом все жe продвигаются вперед по пути политики реформ и укрепления патриотического начала в своих странах, совсем еще недавно уничтожали партизан. Раньше они побеждали геррилью на полях сражений, в горах и в сельве, а теперь повторяют многие из лозунгов павших борцов за народное дело. Невероятно, но факт: еще в 1965 г, перуанские военные поливали партизанские районы напалмом, для производства которого на военно-воздушной базе Лас-Пальмас около Лимы именно филиал «Стандард ойл оф Ныо-Джерси» и «Интернэшнл петролеум компани» поставляли бензин и предоставляли соответствующую технологию[53].

Озеро Маракайбо: гнездо стервятников

Хотя в наши дни Венесуэла поставляет на мировой рынок нефти в два раза меньше, чем в шестидесятых годах, она и теперь, в 1970 г., остается одним из главных ее экспортеров. В этой стране североамериканский капитал получает почти половину всех прибылей, выкачиваемых из Латинской Америки. Это одна из самых богатых и в то же время одна из самых бедных стран планеты, в которой к тому же с особой силой свирепствует насилие. У нее самый большой доход на душу населения в Латинской Америке, у нее наиболее разветвленная сеть ультрасовременных шоссейных дорог; ни в одной другой стране континента не потребляется столь большое количество шотландского виски на душу населения. Одни только разведанные запасы таящихся в ее недрах нефти, газа и железа могли бы уже сейчас в десять раз увеличить /237/ богатство, приходящееся на каждого венесуэльца, на ее девственных территориях спокойно могло бы разместиться население ФРГ и Англии, вместе взятых. За полстолетия из нефтяных скважин этой страны добыто баснословное количество нефти — доходы от нее в два раза больше того, что было потрачено по «плану Маршалла» на послевоенное восстановление Западной Европы. С того момента, как нефть мощной струей ударила из первой пробуренной скважины, население Венесуэлы увеличилось в три раза, а национальный валовой доход — в сто, однако большая часть жителей страны, ведущая ожесточенную борьбу за крохи, достающиеся ей с барского стола правящего меньшинства, питается немногим лучше, чем в ту эпоху, когда их родина жила в полной зависимости от вывоза какао и кофе[54]. За последние 30 лет столица Венесуэлы Каракас выросла в семь раз; в прошлом патриархальный город с прохладными патио, традиционной главной площадью («пласа майор») и величавым кафедральным собором теперь оброс небоскребами, словно еж иглами; число их росло по мере того, как вытекала нефть из скважин озера Маракайбо. Теперь этот город — кошмарное скопище домов, в которых люди могут жить лишь благодаря кондиционированному воздуху, город оглушающе шумный и утомительный, своего рода центр «культуры нефти», предпочитающий потребление творчеству, постоянно умножающий искусственные потребности, чтобы скрыть потребности реальные. Каракас обожает всяческую синтетику и консервированные продукты; его жители никогда не ходят пешком, а передвигаются только на автомобилях, своими выхлопными газами отравившими чистый воздух в долине, где расположен /238/ город; столица с трудом засыпает по ночам — ей трудно погасить в себе хоть на несколько часов жадное стремление добывать и покупать, потреблять и тратить, прихватить все, что только можно ухватить. А на склонах обступающих город холмов более полумиллиона жителей столицы, брошенных на произвол судьбы, смотрят из своих лачуг, которые сложены из всякого рода отбросов, на чужое богатство и расточительство. По проспектам «золотого города» как молнии проносятся тысячи и тысячи автомобилей последних моделей. В канун праздников в порт Ла-Гуайра приплывают суда, до отказа груженные французским шампанским, виски из Шотландии, целыми лесами рождественских елок, вырубленных в лесах Канады, а между тем половина всех детей и юношей Венесуэлы, согласно данным переписи 1970 г., ни разу не переступали порога школьного класса и вообще какого бы то ни было учебного заведения.

Венесуэла ежедневно производит 3,5 млн. баррелей нефти, приводящих в действие индустриальный механизм капиталистического мира. Однако всевозможные филиалы «Стандард ойл», «Шелл», «Галф» и «Тексако», действующие на венесуэльской земле, не эксплуатируют три пятых территории страны, отданных им в концессию, приберегая их в качестве резерва на будущее, а половина полученной за экспорт выручки не возвращается назад в Венесуэлу. Рекламные брошюры «Креоле петролеум компани» (филиала «Стандард ойл») превозносят филантропические устремления корпорации в Венесуэле примерно в тех же выражениях, как в середине XVIII в. провозглашались человеколюбивые добродетели «Королевской компании Гипускоа»; при этом доходы, выкачиваемые из этой необычайно тучной нефтяной коровы, если соотнести их с вложенным капиталом, можно сравнить лишь с теми, что получали работорговцы, продавая африканских невольников, или корсары, занимаясь откровенным грабежом. Ни одна другая страна мира не производила столько богатств на благо мирового капитализма за столь короткий отрезок времени; из Венесуэлы утекли такие богатства, которые, по расчетам Ранхеля, сравнимы лишь с вывезенными испанцами из Потоси или англичанами из всей Индии. Первый конгресс экономистов Венесуэлы отмечал, что реальные доходы нефтяных корпораций в стране в 1961 г. возросли на 38%, а в 1962 г. — на 48%, хотя боссы этих компаний официально заявляли о прибыли в 15 и 17% /239/ соответственно. Такая огромная разница получается благодаря магическим манипуляциям бухгалтеров, а также жульническим трюкам при переводе капиталов. Вообще надо отметить, что сложнейшая отчетность в нефтяном бизнесе построена таким образом, что, используя многочисленные и параллельные системы подсчета, совсем нетрудно скрывать истинные прибыли, достигаемые за счет разницы между искусственно заниженными ценами на сырую нефть, которые циркулируют от глубин скважин до бензоколонок по трубам одного и того же коммерческого механизма, и искусственно раздутыми ценами при ее продаже, на которые намеренно начисляются огромнейшие суммы на заработную плату, непомерно преувеличенные расходы на рекламу. В любом случае, как показывают далее официальные цифры, в Венесуэле за последнее десятилетие не было роста доходов от новых капиталовложений из-за границы, напротив, доходы эти из года в год сокращаются. Из Венесуэлы ежегодно вывозятся капиталы на сумму более 700 млн. долл., признанные «законными» доходами иностранных вкладчиков. Тем временем себестоимость добычи нефти резко снижается, так как корпорации постоянно занимают в ней все меньше работников. Только с 1959 по 1962 г. количество рабочих, запятых на нефтеприисках, уменьшилось на 10 тыс., сохранили тогда работу только 30 тыс. человек. А уже к концу 1970 г. в этой отрасли было занято только 23 тыс. рабочих и служащих, хотя производство за то же десятилетие существенно возросло.

Из-за усиливающейся безработицы нефтяные поля на озере Маракайбо попали в полосу острого кризиса. Само озеро внешне выглядит как сплошной лес нефтяных вышек. Без конца качающиеся коромысла, венчающие металлические каркасы остроконечных вышек, вот уже полвека порождают величие и нищету Венесуэлы. Рядом с вышками в огне факелов попутного газа сгорает богатство, не принося стране ни цента дохода. Нефтяные насосы можно встретить даже внутри домов, на перекрестках улиц, везде, где в свое время ударили фонтаны нефти. Но сначала они забили на берегах озера: там нефть окрашивает в густой черный цвет мостовые и одежду людей, еду и стетты, даже местные профессионалки в любви носят такие «нефтяные» прозвища, как Труба, Четыре Клапана, Коромысло, Буксир. Цены на одежду и еду здесь много выше, чем далее в Каракасе. Эти не так давно родившиеся /240/ поселки, с первой минуты обреченные на жалкую участь, судорожно радуются каждой минуте своего временного процветания, хорошо понимая, что будущего у них нет. Когда скважины истощаются, люди принимаются лихорадочно бороться за выживание, возможного отныне лишь благодаря чуду; тогда в поселках остаются скелеты домов, черная и маслянистая вода в реке, убившая рыбу и облизывающая безжизненные берега. Из-за массовых увольнений, вызванных быстрой механизацией, беда приходит в города, живущие благодаря тому, что рядом добывают «черное золото». «Здесь словно девятый вал прокатилась нефть, исковеркав наши судьбы», — говорил в 1966 г. один из обитателей Лагунильяс. В Кабимас, бывшем на протяжении полувека центром самого богатого нефтью района Венесуэлы, подарившем благосостояние Каракасу и другим городам капиталистического мира, нет даже канализации. В этом городе, который теперь приходит в запустение, заасфальтированы лишь две улицы.

Нефтяная лихорадка в этих краях началась много лет назад. В 1917 г. в Венесуэле уже кое-где качали нефть, по нефтяных вышек почти не было видно среди огромных старых латифундий, пространных и никем не заселенных земельных участков, целинных земель, на которых «асиендадо» повышали производительность труда, подхлестывая пеонов бичами или просто закапывая их живыми по пояс в землю. Но в конце 1922 г. вдруг словно взорвалась скважина «Ла-Роса», которая стала давать по 100 тыс. баррелей нефти за день; после этого началось нефтяное сумасшествие. На берегах озера Маракайбо появились странные машины и люди в пробковых шлемах, здесь застучали буры и заскрипели вороты; к озеру стали стекаться окрестные крестьяне; разбив свои времянки из досок и металлических банок из-под нефти посреди горючей почвы, они стали предлагать свой труд нефтедобытчикам. Непривычный говор пришельцев из Оклахомы и Техаса впервые зазвучал на венесуэльских равнинах и в сельве. Он проник в самые укромные уголки страны. В мгновение ока возникло около сотни компаний по добыче нефти. Королем, правившим бал на этом буйстве раздачи концессий, был тогдашний диктатор Хуан Висенте Гомес, скотовод с подножья Лид, стоявший у кормила власти в этой стране целых 27 лет — с 1908 по 1935 г., — беспрерывно заделывая детей и занимаясь бизнесом. Поток «черного золота» лился как буйная река, а Гомес щедро доставал из кармана /341/ нефтяные акции, наделяя ими друзей, родственников и приближенных, не обходя и врачей, лечивших его предстательную железу, и генералов, обеспечивавших его личную безопасность, и поэтов, распевавших гимны в его честь, и архиепископа, охотно дававшего диктатору специальное разрешение на то, чтобы тот мог обжираться мясом даже по страстным пятницам. Великие державы награждали Гомеса все новыми орденами, которые тот радостно вешал себе на грудь, — автомобили, заполнившие во всем мире шоссейные дороги, следовало вволю поить бензином. Фавориты диктатора также раздавали налево и направо концессии компаниям «Шелл», «Стандард ойл» и «Галф», злоупотребление служебным положением и коррупция вели к тому, что началась невиданная до этого спекуляция, недра страны истощались прямо на глазах. Индейские общины согнали с принадлежавших им земель, многие крестьянские семьи — кто по-хорошему, а кто и по-плохому — были лишены своей жалкой собственности. Закон о нефти Венесуэлы от 1922 г. составлялся представителями трех корпораций Соединенных Штатов. Нефтяные поля были окружены колючей проволокой. За проволокой всем распоряжалась собственная полиция. Вход на эти охраняемые участки был запрещен всем, у кого не было соответствующих документов, выданных нефтяными компаниями, запрещалось далее проезжать по дорогам, по которым нефть вывозили в порты на экспорт. А потом, в 1935 г., Гомес скончался, и тогда рабочие-нефтяники перерезали колючую проволоку, окружавшую их поселки, и объявили всеобщую забастовку.

Падение правительства Ромуло Гальегоса в 1948 г. положило конец реформистскому циклу, начатому в стране тремя годами раньше. Захватившие власть военные быстро сократили до минимума участие венесуэльского государства в прибылях, получаемых от добычи нефти филиалами картеля. Налоги на его предприятия были снижены, и уже в 1954 г. прибыли «Стандард ойл» увеличились на 300 млн. долл. В 1953 г. один из представителей деловых кругов Соединенных Штатов, оказавшийся в Каракасе, заявил во всеуслышание: «Здесь — полная свобода делать с деньгами, что тебе заблагорассудится; с моей точки зрения, такая свобода гораздо более важна, чем любые так называемые политические и гражданские свободы, вместе взятые»[55]. Когда в 1958 г. был свергнут диктатор Маркос Перес Хименес, Венесуэла представляла собой огромный нефтеприиск, застроенный тюрьмами и камерами пыток, все импортировавший из Соединенных Штатов: автомобили и холодильники, сгущенное молоко, яйца, овощи, законы и декреты. Доходы самой большой из рокфеллеровских компаний, «Креоле», в 1957 г. составили по декларации сумму, почти вдвое превышающую ее капиталовложения в стране. Правительственная революционная хунта, созданная после свержения Переса Хименеса, увеличила с 25 до 45% налоги на прибыли крупнейших фирм. В качестве ответных репрессивных мер картель спровоцировал резкое падение цен на венесуэльскую нефть на мировом рынке; именно тогда и началось массовое сокращение рабочих. Цены на нефть, добытую в Венесуэле, упали так низко, что, хотя налоги на добычу были увеличены, а экспорт заметно возрос, в 1958 г. государство получило от нее на 60 млн. долл. меньше, чем в предыдущем году.

Последующие правительства не решились национализировать нефтяную промышленность, хотя и перестали с 1970 г. выдавать иностранным компаниям новые концессии на добычу «черного золота». Тем временем картель увеличил добычу на подконтрольных ему месторождениях Ближнего Востока и в Канаде, а в Венесуэле прекратил изыскания но обнаружению новых скважин, причем экспорт нефти, полученной из старых, был сведен до минимума. Таким образом, эффективность политики непредоставления новых концессий, проводимая принадлежащей государству «Венесуэльской нефтяной корпорацией» (КВП), была сведена на нет, тем более что эта организация не сумела принять в сложившихся условиях действенных мер. Корпорация ограничилась лишь тем, что кое-где бурила отдельные новые скважины, по-своему поняв напутствие, полученное от президента Ромуло Бетанкура: «Не превращаться в гигантское нефтяное предприятие, а быть посредником при предоставлении новых концессий в новых условиях». Хотя эта формула провозглашалась несколько раз, она так и не была реализована на практике.

Между тем начавшаяся было за два десятилетия до этого индустриализация страны также начала давать сбои: снова мы видим, что, как не раз показывала практика Латинской Америки, при подобных условиях нет и не может быть перспективы на серьезную индустриализацию, так как внутренний рынок, ограниченный бедностью /243/ большинства слоев населения, не способен питать далее весьма скромных пределов развитие обрабатывающей промышленности. С другой стороны, обещанная партией Демократическое действие (основанная в 1941 г. крупная буржуазно-реформистская пар¬тия Венесуэлы. Неоднократно находилась у власти. Объединяет представителей национальной буржуазии, средних городских и сельских слоев, часть рабочего класса и крестьянства. — Прим. ред.) аграрная реформа была осуществлена лишь наполовину и не выполнила обещания, которые давали ее создатели, когда реформа разрабатывалась. Венесуэла вынуждена покупать за границей, и главным образом в Соединенных Штатах, большую часть того, что она ест. Национальным блюдом в этой стране, например, является фасоль, однако привозят ее в огромных количествах из США в больших мешках, на которых горделиво красуется английское слово «beans».

Сальвадор Гармендиа, писатель, воссоздавший в своих произведениях эту своеобразную «культуру нефти», привнесенную на наш континент конкистадорами XX в., писал мне в письме где-то в середине 1969 г.: Приводилось тебе когда-нибудь видеть коромысло, которым качают сырую нефть? У него форма большой черной птицы, остроконечная голова ее денно и нощно тяжело подымается и опускается, не останавливаясь ни на секунду: это — единственный стервятник на земле, который не довольствуется только падалью. Что происходит после того, как мы услышим характерный чавкающий звук, возвещающий о том, что в трубу перестала поступать нефть? Кошмарная увертюра таких звуков уже зазвучала на берегах озера Маракайбо, где в свое время буквально за одну ночь вырастали фантастические поселки со своими кинематографами, супермаркетами, дансингами, человеческие муравейники, с вертепами, кишащими проститутками. Здесь деньги прямо на глазах теряли цену. Совсем недавно я снова проехался по этим поселкам: ощущение у меня было такое, будто сердце сдавила чья-то ледяная рука. Атмосфера забвения, смерти и ненужности здесь теперь перебивает запах нефти. Поселки наполовину опустели; дома, разъедаемые непогодой, разрушаются, превращаясь в развалины; улицы покрыты илом; магазины стоят с провалившимися крышами. Старый рабочий, бывший когда-то водолазом компании, теперь каждый день погружается под воду с газовой горелкой — он разрезает на дне старые трубы, продавая их как металлолом. Люди здесь начинают поговаривать о прошлом так, словно это было золотое время. Они живут мистическими воспоминаниями, словно лунатики, бредящие былым богатством, проигранным одним махом во время беспробудного угара, длившегося совсем недолго. /244/

Примечания

1. Е. Lieuwen. The United States and the Challenge to Security in Latin America. Ohio, 1966.

2. P. Courtney. Доклад, представленный на II Международный конгресс по накоплению и вкладу капиталов. Брюссель, 1959.

3. H. Мagdoff. La era del imperialismo. — “Monthly Review”, Santiago de Chile, febr. 1969.

4. Между тем правительство Мексики сумело вовремя установить, что запасы серы в стране, являющиеся одними из самых крупных в мире, находятся на грани истощения. Разрабатывавшие их «Тексас галф салфер компани» и «Пан-Америкэн салфер» пытались ввести правительство в заблуждение, уверяя, будто в месторождениях, отданных им в концессию, имеется в шесть раз больше запасов, чем на самом деле. В 1905 г. правительство Мексики ограничило продажу этого сырья за границу.

5. S. Almaraz Раz. R?quiem para una rep?blica. La Paz, 1969.

6. C. Julien. Op. cit.

7. Артур Дэвис, бывший на протяжении долгого времени президентом «Алюминиум компани», скончался в 1962 г., оставив наследство в 300 млн. долл., которые велел потратить на благотворительные цели, однако только в пределах США. Гайане не удалось добиться, чтобы ей была возвращена хотя бы часть богатств, которые из нее были вывезены. Pit. Reno. Aluminium Profits and Caribbean People. — “Monthly Review”. Nueva York, oct. 1963; его же: El drama de la Guayana Brit?nica. Un pueblo desde la esclavitud a la lucha por el socialismo. — “Monthly Review”, Buenos Aires, en.-feb. 1965.

8. Н. Мagdоff. Op. cit.

9. H. Alvos. Aerofotogrametria. — “Correio da Manh?”. R?o de Janeiro, 8 jun. 1967.

10. Доклад парламентской исследовательской комиссии о продаже бразильских земель иностранным лицам и организациям, Бразилия, 3 июня 1968 г.

11. “Correio da Manh?”. R?o de Janeiro, 30 jun. 1968.

12. P. R. Shilling. Brasil para extranjeros. Montevideo, 1966.

13. Е. Samhaber. Sudam?rica, biograf?a do un continente. Buenos-Aires, 1946. Птицы, дающие гуано, писал Роберт Чесен Мэрфимного лет спустя после гуанового бума, являются одними из самых ценных в мире, поскольку, но его словам «их испражнения в долларах оцениваются выше любого другого». Во всяком случае, в денежном исчислении они стоят дороже соловья Шекспира, певшего на балконе Джульетты, голубя, летавшего над Ноевым ковчегом и, безусловно, дороже печальных ласточек Беккера.

14. О. Вermudez. Historia del salitre desde sus or?genes hasta la Guerra del Pac?fico. Santiago de Chile, 1963.

15. J. C. Mari?tegui. Siete ensayos de interpretaci?n de la realidad peruana. Montevideo, 1970.

16. Перу потеряла селитряную провинцию Таракана и некоторые из крупнейших гуановых островов, хотя сохранила ряд важных залежей гуано на северном побережье. Гуано продолжало оставаться главным удобрением перуанского сельского хозяйства до тех пор, пока с 1960 г. возникший спрос на рыбную муку не привел к гибели пеликанов и чаек. Рыбные компании, главным образом из США, быстро покончили с гигантскими косяками анчоусов, державшимися близко к берегам, — рыбу перемалывали на муку, чтобы кормить свиней и гусей в Соединенных Штатах и Европе. Птицы, от которых получали гуано, уходили за добычей вслед за рыбаками, улетая все дальше и дальше в море. Обессилев, они падали в воду на обратном пути. Другие оставались на месте, и потому в 1962 и 1963 гг. на главных улицах Лимы можно было увидеть стаи пеликанов, рывшихся в пищевых отбросах: когда они слабели и не могли подняться в воздух, то гибли прямо на улицах перуанской столицы.

17. Н. Ramirez Necoсhea. Historia del imperialismo en Chile Santiago de Chile, 1960.

18. Н. Ram?rez Necochea. Balmaceda у la contrarrevoluci?n de 1891. Santiago de Chile, 1969.

19. Большинство конгресса находилось в оппозиции к президенту, причем законодатели Чили проявляли явную слабость к фунтам стерлингов. По словам тех же англичан, взятки среди представителей чилийской власти «стали делом привычным в стране». Именно так высказался в 1897 г. компаньон Норта Роберт Харви, когда группа держателей мелких акций «Нитрат рейлвейс компани» возбудила судебное дело против него и других руководителей фирмы. Объясняя исчезновение 100 тыс. ф. ст., которые, как сказал Харви, были потрачены на взятки, он отметил: «Как вы знаете, служащие чилийского государства очень коррумпированы... Я не хочу сказать, что все судьи там продажны, однако многие члены сената, поскольку доходы их невелики, получили толику от этих денег, используя выгодным нам образом свое влияние, которое им дают поданные за них голоса» (Н. Ram?rez Necochea. Ор. cit.).

20. J. Cademartori. La econom?a chilena. Santiago de Chile, 1968.

21. R. I. Grant-Suttiе. Suced?neos del cobre. Finanzas y Desarrollo, revista del FMI y BIRF. Washington, junio 1969.

22. М. Verа у Е. Сatаl?n. La encrucijada del cobre Santiago de Chile, 1965.

23. Именно в таких выражениях писала газета «Нью-Йорк таймс» от 13 августа 1969 г. о Патиньо. Захлебывясь от восторга, она расписывала праздное времяпрепровождение герцога и герцогини Виндзор в замке XVI в., который «оловянный король» купил близ Лондона. «Мы стараемся, чтобы у наших слуг всегда была еда и постель», — объясняла сеньора Патиньо корреспондентке Шарлотте Кэртис, описывая далее, как они проводят день. Чета Патиньо часто проводит время в горах Швейцарии — фотографы и журналисты следуют за ними, как и за аристократами и модными артистами, отдыхающими в Сент-Морисе. Вот на фото 50-летняя миллионерша, только что потерявшая мужа, вице-президента компании «Форд», улыбающаяся перед камерой: она сообщает о предстоящем новом замужестве, держа под руку жениха. Тот смотрит испуганными глазами. Тут же —другая пара из высшего света. Мужчина — небольшого роста, с явно индейскими чертами лица: густые брови, жесткий взгляд, приплюснутый нос, выступающие скулы. Антенор Патиньо по-прежнему внешне похож на боливийца. В одном из журналов он появляется, одетый под восточного принца, в тюрбане и прочем. Вокруг него — настоящие принцы, собравшиеся во дворце барона Алексиса де Редэ: принц Энрик, Мария Савойская и ее двоюродный брат принц Мишель Бурбонский и Пармский, принц Лобкович и другие «труженики».

24. Когда в июле 1966 г. генерал Альфредо Овандо заявил, что его правительство добилось соглашения с западногерманской компанией «Клёкнер» о строительстве государственной печи, он подчеркнул, что отныне «этим злосчастным рудникам, которые до сих пор годились только для того, чтобы вызывать каверны в легких наших братьев—горняков», предназначена новая судьба. Эти люди, которые добывают оловянную руду, как писал Серхио Альмарас (El poder у la ca?da. El esta?o en la historia de Bolivia. La Paz—Cachabamba, 1967), «никакими правами на олово не обладают. И прежде не обладали, даже после 1952 г. Ибо в конечном итоге олово чего-то стоит, только если оно представлено в форме слитка, а руда сама по себе имеет незначительную ценность. Этот минерал, имеющий первоначальный вид тяжелого песка землистого оттенка, и годится лишь для того, чтобы сваливать его в отверстие оловоплавильной печи». Альмарас рассказывает об истории боливийского промышленника Мариано Перо, который на протяжении более 30 лет в одиночку боролся за то, чтобы боливийское олово очищалось не в Ливерпуле, а в Оруро. В 1916 г., несколько дней спустя после свержения националистически настроенного президента Гуальберто Вильярроэля, Перо пошел во дворец «Кемадо» забрать образцы слитков олова, впервые полученные боливийцами в принадлежавшей ему печи в Оруро. После переворота не было уже никакого смысла в том, чтобы эти образцы, ставшие своего рода национальными символами, продолжали лежать на письменном столе убитого президента, которого затем повесили на одном из уличных фонарей на площади Мурильо у дворца. К власти снова вернулись представители старой олигархии, которая свергла главу государства. Мариано Перо забрал слитки и ушел с ними. Они были покрыты запекшейся кровью.

25. «Когда я сажусь на постели, меня мотает, словно я пьяный, посчитаю — раз, два, три — только после этого начинаю людей различать. Один я даже поесть не могу. Прямо как дитя какое, ну, совсем ребенок». Сатурнино Кондори, старый каменщик из горняцкого поселка «Сигло XX», прикован более 3 лет к постели в госпитале, что в городе Катави. Он — одна из жертв бойни, устроенной в Иоаннову ночь в 1967 г. Он тогда и на празднике не побывал, поскольку работал в субботу 24-го числа; ему предложили тройную оплату, и он решил, в отличие от других, не предаваться пьяному веселью. После работы улегся спать рано и приснилось ему, что какой-то сеньор бросает в него иглы, которые впиваются в тело. «Вот такие вот огромные иголки». Несколько раз он пытался сбросить с себя сон, так как ливень пуль обрушился на поселок начиная с пяти утра. «Чувствую, совсем обмяк от страха, ослабел совсем, двинуться не могу с места, просто совсем силы от страха потерял, да, страх на меня напал ужасный. Жена мне говорит: давай беги. Нo я ведь ничего такого не сделал. Никуда и не выходил, все дома сидел. А она говорит: беги, беги, пока не поздно. Еще темно было, когда начали стрелять, с чего бы это, думаю, а кругом тра-та-та, тра-та-та. А я то просыпаюсь, то снова засыпаю — очень устал, бежать мне и в голову не приходило, хотя жена все твердила: да беги же ты, беги, скройся, пока есть время. А что мне сделают, говорю я ей, я же всего-навсего каменщик, сам по себе работаю, что мне могут сделать». Окончательно проснулся он около восьми утра. Поднялся с постели. И тогда пуля, проникнув через крышу и продырявив сомбреро его жены, вошла в него, перебив позвоночник.

26. S. Almaraz Paz. Op. cit.

27. S. de la Рlaza. En el volumen colectivo Perf?les de la economia venezolana. Caracas, 1964.

28. О. Duarte Pereira. Ferro е independencia. Um desaf?o а dignidade nacional. R?o de Janeiro, 1967.

29. “Fortune”, abr. 1965.

30. Цит. по: М. А. Реdrosa Op??o brasileira. Rio de Janeiro, 1966.

31. Послание Л. Джонсона Г. Маззили от 2 апреля 1064 г., передано агентством Ассошиэйтед Пресс.

32. Об этом сообщила газета “О Diario de S?o Paulo”, 4 mayo 1964.

33. J. Stассhini. Mobiliza??o de aud?cia. S?o Paulo, 1965.

34. Ph. Siekman. When Executives Turned Revolutionaires. — “Fortune”, julio 1964.

35. См. свидетельства перед комиссией по внешнеполитическим делам палаты представителей конгресса США? цитированные уже Гарри Магдоффом (Op. cit.), и примечательную статью Юджина Метьюна в «Ридерс дайджест» на испанском языке от декабря 1966 г. Он сообщает, что мятежники имели возможность координировать действия своих войск через Американский институт развития свободных профсоюзов, штаб-квартира которого находится в Вашингтоне, а новый военный режим отблагодарил эту организацию, поручив трем его выпускникам «провести чистку в бразильских профсоюзах, в которые проникли красные...»

36. О. Duаrte Pereira, Op. cit.

37. Согласно данным Организации стран-экспортеров нефти (F. Miores El petr?leo y la problem?tica estructural venezolana. Caracas, 1969).

38. Actas secretas del c?rtel petrolero. Buenos Aires, 1961; H. O. Connor. El Imperio del petr?leo. La Habana, 1901.

39. Р. A. Вaran, P M. Sweezy. El capital monopolista. M?xico, 1970.

40. F. Mieres. Op. cit.

41. М. Тanzer. The Political Economy of International Oil and the Underdeveloped Countries. Boston, 1969.

42. Н. О'Connor. La crisis mundial del petr?leo. Buenos Aires, 1963. To же самое явление наблюдается по сей день и в ряде других стран. В Колумбии, например, откуда нефть экспортируется свободно и без обложения налогами, государственная компания по переработке нефти покупает у иностранных корпораций колумбийскую нефть, уплачивая 37% сверх ее цены на мировом рынке, причем оплачивает в долларах (R. Alameda Оsрili а. — “Esquina”. Bogota, enero 1968).

43. J. Silva Herzоg. Historia dt la expropriation de las empresas petroleras. M?xico, 1964.

44. V. Tr?as. Imperialismo у petr?leo en Uruguay. Montevideo, 1963. См. также речь депутата Энрике Эрро в «Ведомостях» палаты представителей, № 1211, том 577, Монтевидео, 8 сентября 1966 г.

45. «Петробраз» фигурирует под № 1 в списке пятисот крупнейших предприятий Бразилии, опубликованном в “Conjuntura econ?mica”, № 9. R?o de Janeiro, 1970.

46. Заявление инженера Марсио Лейте Сезарино в газете «Корpeйo да Манья» от 19 февраля 1967 г.

47. «Коррейо да Манья» опубликовала пространную выдержку из этого доклада в своем номере от 19 февраля 1967 года.

46. Заявление инженера Марсио Лейте Сезарино в газете «Корpeйo да Манья» от 19 февраля 1967 г.

47. «Коррейо да Манья» опубликовала пространную выдержку из этого доклада в своем номере от 19 февраля 1967 года.

48. R. Za aleta Mercado. Bolivia. El desarrollo de la conciencia nacional. Montevideo, 1967.

49. Сенатор Лонг не пожалел для «Стандард ойл» самых нелестных эпитетов. Он применял такие слова и выражения, как «преступница», «злоумышленница», «заговорщица», «подлая убийца», «свора грабителей», «международная заговорщица», «свора наглых жуликов», «банда варваров и воров» (“Guarania”, Buenos Aires, nov. 1934).

50. Можно привести много аналогичных примеров за последние десятилетия. Ирвинг Флормэн, посол Соединенных Штатов в Боливии, сообщал 28 декабря 1950 г. высокопоставленному сотруднику Белого дома Дональду Даусону: «С тех пор как я сюда прибыл, я неустанно работал, чтобы широко открыть доступ в нефтяную промышленность Боливии североамериканским частным фирмам, способствуя тем самым нашей широкомасштабной программе обеспечения национальной безопасности». И далее: «Я знаю, что Вам будет приятно узнать: отныне нефтяная промышленность Боливии и вообще страна в целом полностью открыта для проникновения североамериканской свободной инициативы. Боливия, таким образом, стала первой в мире денационализированной страной, то есть страной, где проведена национализация наоборот, и я горжусь тем, что смог выполнить эту миссию на благо моей страны и моего правительства». Копия этого письма найдена в библиотеке Гарри Трумэна (NACLA Newsletter. Nueva York, febr. 1969).

51. Запрос Марсело Кироги Санта-Kруса, сделанный 11—12 октября 1966 г. в палате депутатов (Revista jur?dica, edici?n extraordinaria. Cochabamba, 1967).

52. Когда скандал разразился, у посольства США в Перу не хватило такта по крайней мере промолчать. Один из его сотрудников имел наглость заявить, что вообще не существует оригиналов соглашения в Таларе (R. N. Goodwin. El conflicto con la IRC. Carta de Per? — “Comercio exterior”. M?xico, jul. 1900).

53. G. A. Geyer. Seized U. S. Oil Firm Made Napalm. — “New York Post”, 7 abr. 1969.

54. При написании этой главы автор, помимо уже цитированных книг Харви О'Коннора и Франсиско Мьереса, использовал следующие работы: О. Ara?jo. Operaci?n Puerto Rico sobre Venezuela. Caracas, 1967; F. Brito. Venezuela siglo XX. La Habana, 1967; M. A. Falcon Urbano. Desarrollo e industrializaci?n de Venezuela. Caracas, 1969; E. Hochman, H. Mujiсa y otros. Venezuela 1°. Caracas, 1963; W. Krohm. Democracia y tiran?as en Caribe. Buenos Aires, 1959; D. F, Maza Zavala, S. de la Plaza, P. E. Moj?a y L. Montiel Ortega. Perfiles do la econom?a venezolana. Caracas, 1964; R. Quintero. La cultura del petr?leo. Caracas, 1968; D. A. Rangel. El proceso del capitalismo contempor?neo en Venezuela. Caracas, 1968; A. Uslar Pietri. ?Tiene un porvenir la juventud venezolana?—“Cuadernos americanos”, marzo—abril 1968; Naciones Unidas—CEPAL. Estudio econ?mico de Am?rica Latina, 1969. Nueva York—Santiago de Chile, 1970.

55. «Тайм», 11 сентября 1953 г. (издание для Латинской Америки).