"Вася Кочкин, человек лет двенадцати" - читать интересную книгу автора (Христолюбова Ирина Петровна)

«Молчим, все молчим!»

Бывает же такое стечение обстоятельств: ты дал зарок молчания, а в это время умер видный деятель государства. И нет возможности выразить тебе свое горе.

Мама еще утром сказала:

— Что-то не перестают, всё играют траурную музыку. Уж не умер ли кто?

Мама была права. Умер.

Об этом 5-му «Б» сообщили на последнем уроке. Именно на том самом, когда все мычали. О происшедшем горестном событии Лидия Петровна тоже ничего не знала, она даже траурную музыку не слышала, потому что радио не включила.

В конце урока в класс вошла классная руководительница Светлана Ивановна, как всегда жгуче-рыжая, кудрявая. Вопреки сложившейся педагогической традиции, она одевалась ярко, что шокировало директора школы Глеба Григорьевича и весь педколлектив, но восхищало девочек-десятиклассниц. Одна Лидия Петровна не замечала, как одевается Светлана Ивановна, ее это совершенно не интересовало.

Лицо Светланы Ивановны было необычайно задумчиво.

— Дорогие ребята, — сказала она. — Мы понесли…

И она поведала о тяжелой утрате.

Все стали говорить шепотом. Только Вася молчал.

Таким молчаливым он пришел домой.

Мама с папой сначала не заметили особых изменений в сыне. Они на кухне вели разговоры. С ними был дядя Коля, тот самый, который беспокоился об озоне.

Мама стала собирать на стол. В холодильнике было пустовато.

— Васька, ты что, все яйца съел? — крикнула мама. — Господи, сколько в ребенка входит!

Вася из своей комнаты не отвечал.

— Васька, ты что, оглох?

Но поскольку и на это ответа не последовало, она пришла в комнату.

Вася сидел за столом и писал. Мама заглянула к нему через плечо. Он прикрыл написанное ладонью.

— И у него тайны! Уж не любовное ли письмо? — рассмеялась она.

Вася поставил точку и подал маме листок.

«Дорогие родители, — вслух прочитала мама. — Так сложились жизненные обстоятельства, что я дал слово три дня молчать. Прохожу испытание. Прошу со мной не разговаривать. На все вопросы буду отвечать письменно. Ваш сын Вася».

— Лучше бы ты месяц молчал, — сказала мама и, смеясь, побежала на кухню, чтоб показать записку.

На кухне раздался дружный смех. Вася поморщился. Конечно, сейчас начнут потешаться, выяснять, что да почему.

Но этого не произошло. Засмеялись и тут же замолкли. Включили погромче радио и стали снова слушать сообщение.

— Помянем! — сказал папа.

— И чего они у нас не отдыхают, — вздохнула мама. — Все умирают на своем посту.

— А на кого они страну оставят? — спросил папа.

— Не насмешничай! — обиделась мама. — Уж не на тебя! На тебя только оставь!

— А почему бы нет? У меня широкие плечи! — в доказательство папа расправил плечи, которые не отличались мощью. — И на меня можно оставить, и на Колю, а лучше всего на Ваську. Васька! — закричал он.

Васька не пошевельнулся на призыв папы, хотя душой был на его стороне: а почему бы не оставить страну на него, на Ваську? Пришли бы и сказали: «Вася Кочкин, мы оставляем страну на тебя в этот трудный час».

— Лишь бы сохранить озон! — сказал дядя Коля.

— Сейчас не до озона, — прервала его мама.

— Не до озона? — грозно спросил дядя Коля. — А куда мы без озона?

— Да куда-куда… — маму явно озон в данный момент не заботил.

Вася заволновался. Ему тоже хотелось сказать, что без озона жизни нет. Он понял, как трудно быть немым, когда слова подступают к горлу, а сказать нечем.

— Я с Колей согласен. Главное — это озон, — произнес папа. — Нас все политика интересует. Между тем существуют озоновые дыры. Слышала про озоновые дыры? Не слышала! И не надо! Тебе вредно!

— Не хватало мне ваших дыр! Лучше б молчал, как Васька. Господи, до чего было бы хорошо, если б все замолчали хотя бы на час!

— Молчим! Все молчим! — сказал папа.

И они с дядей Колей запели: «На дальней станции сойду, трава густая…»