"Из НКВД в СС и обратно. (Из рассказов штурмбаннфюрера)" - читать интересную книгу автора (Шнеер. Арон)

Глава 1

А.Ш. Александр Петрович, (именно так предложил называть себя наш герой) как складывалась ваша военная карьера?

А.П. Давайте начнем с конца истории. Моя военная карьера началась с Зеппом Дитрихом и кончилась с ним.

В ноябре 1944 г. я попросился добровольцем на фронт, несмотря на свои ранения, и в начале декабря 1944 г. я прибыл в 6-ю танковую армию. Мною гордились: «Инвалид, списанный, а идет воевать, настоящий немец!» Когда я прибыл туда, меня собирались поставить на тыловую работу. Но в отличие от Советского Союза, где «человек — это звучит гордо, а кадры решают все» только на бумаге, в немецкой армии без лозунгов понимали, что человек — это все, что люди — основа любого успеха. Поэтому перед наступлением 15 декабря сам командующий армией Зепп Дитрих обходил прибывшее к нему пополнение — около 400 офицеров. Увидев меня в строю, скомандовал: «Штурмбаннфюрер, выйти из строя!» Я вышел, и он (хотя немцы не целовались) обнял меня. Ведь для него это было воспоминание о боевой молодости, когда он был всего лишь командиром танкового батальона, а я у него командиром взвода, а затем роты.

«Штурмбаннфюрер, пройдите в штаб и ждите меня там», — приказал он мне.

После этого, обращаясь ко всем прибывшим офицерам, Дитрих сказал, что это мой старый боевой комерад. Мы вместе с победы начинали в Польше и победой закончим сейчас здесь.

А когда мы остались наедине, он сделал то, что редко делают немцы. Они во время работы не пьют, и немецкий генерал и офицер с собою блядей не возят и не возили. Рокоссовский двух возил все время. Жуков тоже свою стерву возил и даже в мирное время. Этого ни один американский и английский генерал себе не позволяли, правда, подозревали, что у Эйзенхауэра была, но это исключение.

Итак, остались мы с ним вдвоем, и он сказал: «Давай выпьем. Ты и я воюем давно. Мы не идиоты. Я пью за нашу последнюю атаку с открытыми люками».

Понимаете, когда полный генерал такое говорит майору. Правда, мы знали друг друга с 39-го. В батальоне всего 16 офицеров, 4 командира роты. Мы с ним в Польше и во Франции были. Верил он мне. Конечно, верил, поэтому и сказал про последнюю атаку.

Выпили. «Желаю тебе всего наилучшего…»

Я прекрасно понимал, что он хотел сказать: война проиграна.

А.Ш. Вы участвовали в этом наступлении?

А.П. Я не такой дурак, чтобы атаковать с открытыми люками. Хватит, что во Франции чуть не сдох, когда во время атаки сорвало крышу с башни, а меня так контузило, что выше этого (показывает) я и сейчас руки не поднимаю. Я предусмотрительно был назначен, вернее Дитрих меня спросил: «Кем хочешь быть?» Я говорю: «командиром разведбатальона». И в первой же разведке, взяв взвод танков, я вместе со своей машиной «по ошибке» заехал к американцам, попали в яму. Постреляли для вида, а потом 4 человека экипажа и 5-й — помощник начальника штаба батальона предпочли все же, несмотря на эсэсовскую форму, поднять руки и сдаться вместе с бронемашиной.

Кстати, а вам известно, что генерал фон Штауффенберг, однофамилец графа, но не родственник, сделал под Смоленском?

Когда дважды его дивизия была отброшена, он в третью атаку повел танки сам. Каким образом? Разделся до трусов — лето жаркое, генеральская фуражка на голове, на шее рыцарский крест, постелил на лобовик танка коврик, сел на него, в одной руке бутылка коньяка, в другой бокал… И вот так под снаряды, в открытую, в трусах повел за собой свою дивизию. Остался цел и позиции русских прорвал. Немцы есть немцы.

А.Ш. Однако мы знаем, что эсэсовские части делали не только в бою.

А.П. Этот танковый батальон, развернутый в полк, бригаду, дивизию, а затем в танковую армию — вообще танкисты, карательными операциями не занимались. Им негде было заниматься и незачем, они не для этого создавались.

А.Ш. А поведение по отношению к захваченным пленным?

А.П. К пленным те СС, которые воевали на фронте, относились не так как те эсэсовцы, которые были в карательных частях и дрались с партизанами, или служили в концлагерях.

А.Ш. То есть вы считаете, что Ваффен СС (части СС, сражавшиеся на фронте А.Ш.), которые принимали участие в боях, если не по-рыцарски, то, по крайней мере, относились…

А.П. Наполовину по-человечески, даже на три четверти, потому что сами понюхали войну. И, конечно, тыловая часть СС, да еще и с полицейским батальоном в придачу, прибывшая из тыла долбать партизан, эти относились по-другому. Ваффен СС — это покрывшие себя славой боевые части, а охранные — «мертвая голова» и каратели — части, покрывшие себя позором и бесславием.

А.Ш. Однако известно много фактов, когда именно на передовой захваченных пленных зверски пытают, убивают…

А.П. На передовой это могло происходить, когда пленные попадали в лапы охранных частей. Я очень сомневаюсь, чтобы солдаты, понюхавшие порох, так поступали, хотя исключение есть везде. Но в основной массе тот, кто сам пробовал запах крови, лучше себя ведет, чем тот, который, мягко говоря, прибыл с криком: «Хайль Гитлер!» — наводить «новый порядок».

И еще хочу обратить внимание на то, что другая психология была у немецкого солдата и офицера, чем у русских.

Вот, ваш земляк, фамилию забыл, (моими земляками А.П. называет евреев. — А.Ш.) написал гениальную вещь, которая соответствует правде:

Немец этого написать не мог. Психология немецкого солдата — «комерадшафт» — вбивалась так, что ему никогда не пришло бы в голову, даже умирая, греть руки над товарищем.

А.Ш. Но это поэтический образ.

А.П. У немца этот образ даже возникнуть не может.

А.Ш. Однако, несмотря на «отсутствие образного мышления» немецкий солдат снимал, сдирал одежду и обувь с военнопленных и гражданских.

А.П. Да, с пленного мог, но со своего он бы валенки не снял. Поверьте мне. Я семь лет жил с ними и врос в их психологию. Я не оправдываю немцев. Нет. Понятно, что в СС было больше людей, которые могли ненавидеть большевизм, чем в обыкновенном вермахте. Но, как правило, побывавшие в бою части, особенно танкисты, которые смерть нюхали…

Почему в танке генерал и солдат могли разговаривать одинаково? Потому, что, если генерал, ведущий в бой пехотную дивизию, находится за несколько километров, порой 10 км., от линии фронта, то генерал-танкист и водитель в одном танке. Смерть рядом. Значит и другие отношения. Я не говорю, что они были ангелы. Но по сравнению с тем, что творило вообще СС, танкисты — тихие ребята, ягнята.

А.Ш. Тем не менее Нюрнбергский трибунал признал преступными все войска СС без исключения.

А.П. Совершенно верно. Конечно, они творили то, что не нужно было делать, но в меньшем масштабе, чем могли бы.

А.Ш. Так, что им надо еще спасибо сказать? А ведь известно, что после атаки, набрав какое-то количество пленных, танковый батальон мог развернуться и прокатиться по ним.

А.П. Война есть война.

А.Ш. А вам самому приходилось убивать?

А.П. (Пауза.) Ну, говорю честно — мне приходилось стрелять в людей в упор. Удовольствия не испытывал. Но если мне поставят нашего долгогривого, вашего с украшениями (имеется в виду раввин. Но почему с украшениями? — А.Ш.) и кретина в чалме — вот этих служителей, я попрошу вашей помощи только в одном: подавать мне заряженный магазинами автомат. Понимаете, человеку прошедшему такую жизнь, трудно поверить в бога. Если он есть, он не должен был допускать того, что я вам буду рассказывать. Ну, бог с ним, есть бог, уговоримся на том. Зачем мне — Толстой прав, зачем мне посредник между мною и богом, зачем?

Ну что ж, настало время приоткрыть завесу над моим собеседником. Последующий его рассказ объяснит нам не все, но многое. Мой герой — советский разведчик, более 20 лет проведший в заграничных «командировках».

А.Ш. И все-таки, когда и где вам приходилось стрелять в людей?

А.П. Ну приходилось, так сказать, в некоторых обстоятельствах. Вот я с большим удовольствием расстрелял пару, сам. Совершенно случайно я обнаружил их в Германии. Было это между селением Тамбах и городом Гота. Я сопровождал в лагерь репатриантов группу советских товарищей из Франции. Товарищей, которым, как тогда говорили, мать-родина простила, а НКВД-сволочь — нет. Сдал группу и на обратном пути на улице обнаружил двух своих бывших коллег. Увидев меня в форме советского полковника, они испытали шок, даже не ругались. Приволок я их в американскую комендатуру, помогли американские солдаты и наши, которые меня сопровождали. Это был 45-й год, август, когда американцы с англичанами на нас молились. Если бы я их привез в советскую, то они попали бы к Абакумову, а потом в лагерь.

Справка: Абакумов Виктор Семенович (1908–1954) — в 1943–1946 гг. — заместитель наркома обороны СССР, начальник ГУКР «Смерш» НКО СССР. С мая 1946 г. по июль 1951 г. — министр государственной безопасности СССР. Арестован 13 июля 1951 г. 19 декабря 1954 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу.

Я вам расскажу, что сделал один из них на моих глазах, а второй был не лучше, поэтому, когда я американцам все объяснил, разговаривали, кстати, на немецком языке, английского я не знаю, и было смешно — победители говорят на языке побежденного. Был там американец, майор Штрайк, еврей, видимо, Штрайк — переделанная фамилия, с которым я случайно познакомился в комендатуре. А я представитель миссии по репатриации. О том, что бывший эсэсовец, конечно, никто не знает. Так вот я объяснил Штрайку, кто эти «товарищи», И предложил: «Давайте, братцы, отвезем в лесок и не будем ни вашему Верховному командованию докладывать, ни моему. Шлепнем». Август-месяц 45-го года, в Германии порядка не было.

Американские «товарищи» дружно поддержали мою инициативу. Американцы, между прочим, порасправлялись первое время, пока на них не цыкнули, жутче, чем мы. У них был свой метод расправы с эсэсовцами — связывали по девять человек в звено, а сверху пропускали «Шерман» — 32 тонны, или привязывали две канистры с водой на шею и в воду — плыви, если сможешь. Были и другие способы.

А.Ш. А за что все-таки вы этих расстреляли?

А.П. Ну как вам нравится, например такая веселая картина. Весна, 44-й год. Немцы уходят из многих мест. В районе, за Новоград-Волынском место, где расстреляли несколько тысяч евреев. Расстреливали, по-моему, поздней осенью. А теперь немцы следы решили заметать. Значит, вскрыть могилы, облить горючим и сжечь. Зимой трупы не разлагались. Когда вскрыли могилы, только- только начиналось разложение. И вот могила, в которой несколько тысяч женщин. Только женщины, женский транспорт видимо был. Когда землю вскрыли, пар оттуда пошел. И вот эта сволочь стоит и изволит шутить: «Какие горячие!» А перед нами лежит девчоночка лет 17-ти-18-ти…

А.Ш. Извините, а вы в качестве кого присутствуете?

А.П. Я в качестве немецкого офицера в командировке. В одном из лагерей занимаюсь набором рабочей силы для моего завода. А эти двое командуют…

Я стою рядом. И вот девчоночка изумительной красоты, ну, гнить еще не начала, но пар идет. «Какие горячие, если бы знал, я бы на несколько дней продлил ее жизнь». Вот вы понимаете, что я в этот момент чувствовал! Я готов был к провалу. Если бы он на меня посмотрел, он бы увидел, что рука потянулась вот сюда. (Показывает слева на живот, где на ремне немцы носили пистолет). Думаю, сейчас хлопну в тебя и скажу: «Ну, лежи, сволочь, рядом», причем в живот, как они любили делать. Четыре пули в живот — эсэсовский квадрат называлось.

И вот он мне там попался, как вы думаете, что я должен был с ним делать — целовать в зад? Да, я преступление сделал, но вам это понятно? Такая шутка вам понятна? Меня и сейчас трясти начинает!

Но даже после этого, когда я знал, что убиваю мерзавцев, какой-то осадок остается у человека.

Я знаю, кто такие немцы. Я с ними из одного котла жрал, спал с ними на одних нарах, как говорится, в одной упряжке был. Рисуют немцев садистами? Нет! Они не садисты, это гораздо хуже. Образ врага, который создали в лице немцев, не дотянул до настоящего. Настоящий немец хуже в 100 раз, был страшнее потому, что он не был садистом, но он был послушным роботом. Это гораздо хуже. Когда крокодил плачет, но жрет, это хуже, чем, когда тигр рычит и рвет. Вы не знаете, что такое немец!

Вот еще две вещи вам нарисую сейчас, и вы поймете.

Итак, эсэсовский капитан, гауптштурмфюрер, концлагерь Флоссенбюрг.

Я часто буду вспоминать этот лагерь. Там авиазавод был частично. Я к нему имел отношение, это было мое дело. Итак, лагерь. Никому не нужный котенок лезет под проволоку, которая находится под током до 1000 вольт. Не крикнув на вышку часовому отключить ток, ни минуты не раздумывая, этот человек лезет под проволоку и вытаскивает котенка. Этот человек вполне интеллигентный, буквально со слезами на глазах слушает Вагнера и ругает Гитлера за то, что он там развел в Германии, запретил Гейне и тому подобное. Во многом не согласен с Гитлером. Это — одно лицо.

А вот второе лицо этого человека.

Знаете, что такое «санаторный» концлагерь Берген-Бельзен? Это половинный паек от тех трехсот грамм, которые вы получаете в нормальном лагере. Но люди там не работают, что вы. Они занимаются «лечебной физкультурой». Ходит эсэсовец с резиновой дубинкой, заставляет делать приседания и командует: «Айн, цвай, драй…» А они сидят голые до пояса…. Ну сколько сделает такой доходяга, 10 приседаний? На 11-м упал, в дело пошла резина… Вот такая «оздоровительная» гимнастика… Отправляют туда «физкультурников» тогда, когда уже из-за отсутствия жиров наступает истощение — пеллагра, и человек весит 35–40 килограмм, а то и 32, то есть остается то, что вы видели на фотографиях — кости и шкура.

Отправляют в таком состоянии, что, как правило, ходить они сами уже не могут. Их, значит, на машинках подвозят к эшелончику, грузят на платформы. Действие происходит опять-таки в районе концлагеря Флоссенбюрг, отправляют в Берген-Бельзен. Дело летом, платформы открытые, тут часовой, там часовой, а люди уже сидеть-то еле могут… Я вам только что описал человека, который спас котенка.

Действие второе. На одну платформу попадает еврей-отец, на другую — еврей-сын, парень лет восемнадцати. В обоих вместе если есть сорок килограмм, то хорошо. И тут отец обращается к гауптштурмфюреру: «Господин офицер, положите нас вместе, чтобы мы умерли рядом». Из кармана достается перчатка, надевается, за ногу из кучи полутрупов выдергивается сын, ну, килограмм двадцать, больше не весит, рывком, пока он выдергивался, ударился об асфальт площадки — весь в крови, зашвыривается к отцу, и эта сволочь со смехом говорит ему: «Получай своего сына!». Вот как это можно увязать с котенком?

А.Ш. Увы, давно известно, что гений и злодейство уживаются друг с другом. Интеллигентные, кажется, люди, готовы убивать и убивают.

А.П. Не только это. У нас не представляют себе, никто не разъяснил, почему немец стал таким.

А.Ш. А вы можете?

А.П. Вы понимаете — это страшная нация. Нация, которая воспитана на послушании и которая считает, вот как у японцев было написано в строевом уставе: «Каждый вышестоящий начальник умнее нижестоящего по служебному положению». Вы понимаете, несколько поколений немцев — это хорошие люди были, но их убедили в том, вот мы сидим с вами здесь, вы увидели таракана, или чумную крысу, что вы сделаете?

А.Ш. Раздавлю, попытаюсь убить…

А.П. Конечно. Но ни вас, ни меня нельзя убедить, что мы — чумные крысы. Но вот — самое страшное: ужас и горе этой нации, ее беда в том, что их в этом можно убедить! Когда он швырял этого ребенка, он не человека швырял, он швырял чумную крысу, наделенную человеческим интеллектом, понимаете? Это страшнее, чем садизм.

Вы знаете, как однажды Наполеону на вопрос: «Это предательство?» — ответил, кажется Фуше: «Нет, сир, это хуже, это ошибка!». Так вот их поведение это не ошибка — это еще хуже. Помните, в фильме «Генерал де Роверо» показан гестаповец, который говорит: «Не заставляйте меня перестать быть человеком!» Вы поняли — вот это страшно. Страшна эта система. Он плакать будет после того, как перережет горло мне и вам, но он приказ выполнит!

А.Ш. Но ведь были и такие, которые и не плакали, а именно горло резали, убивали.

А.П. Таких было процентов пять, а остальные были хуже, они поверили в то, что мы с вами — чумная крыса.

А.Ш. Но так говорили только о евреях…

А.П. Не только. Не волнуйтесь, от славян тоже хотели очистить мир.

А.Ш. И все- таки у евреев не было никаких шансов. У славян выбор — сотрудничество, рабство, но жизнь…

А.П. На евреев легко натравить. Допустим, сейчас в Америке появится гитлеровский антисемитизм. Почему там легко натравить на евреев? Командные высоты, интеллект в руках у кого?

Ничто не вызывает такой ненависти, неприязни у человека, как сознание того, что рядом сидящий умнее и выше его по интеллекту. Вот поэтому у меня есть железное правило: «Никогда не кажись умным, если особой нужды нет, и всегда поставь собеседника над тобой!» Он тебя любить будет, потому что он понимает, что ты — глупенький!

А.Ш. Железное правило разведчика?

А.П. Любого нормального человека. И вдруг неожиданно где-то покажи ему коготки, и он вдруг поймет, оказывается, дурачок-то дурачок, а хрен его знает, как это он меня на крючочек-то забрал!

А.Ш. Вот я и попался на ваш крючок.