"Раскрашенная птица" - читать интересную книгу автора (Косински Ежи)

6

Плотник и его жена не сомневались, что мои черные волосы могут притянуть к дому молнию. И правда, когда душными летними вечерами плотник проводил по моим волосам костяным гребнем, над головой потрескивали голубые искры. Через деревню часто проходили сильные грозы. Они приносили пожары в которых погибали люди и скот. Про молнию говорили, что это огромная огненная стрела, которую извергают небеса. Крестьяне даже не пытались тушить пожары возникшие от удара молнии. Они верили, что человеку не под силу остановить небесный огонь. Говорили, что пролетев сквозь дом, молния уходит глубоко в землю, сворачивается там, терпеливо набирается сил и через семь лет притягивает на это место новую огненную стрелу. Даже вынесенная из такого пожара домашняя утварь тоже притягивает молнии.

Часто, по вечерам, когда в домах зажигались слабые язычки свечей и масляных ламп, небо заволакивали тяжелые мрачные тучи. Крестьяне притихали и, со страхом поглядывая в окна, прислушивались к нарастающему громыханию. Устроившиеся на старых растрескавшихся печах старухи оставляли молитвы и размышляли о том, кого сегодня помилует Всевышний, а кого покарает вездесущий дьявол, кому уготованы огонь и разрушения, боль и смерть. В стонах хлопающих дверей, во вздохах гнущихся под порывами ветра деревьев крестьянам слышались проклятия давно умерших грешников томящихся в преддверии ада или медленно поджариваемых на негасимом огне.

Услышав, что приближается гроза, плотник нервно накидывал на плечи куртку и, неистово крестясь, закреплял на моей ноге цепь и старательно запирал ее на навесной замок. Другой ее конец он пристегивал к старой тяжелой упряжи. Потом он усаживал меня в телегу и, отчаянно погоняя быка, вывозил из деревни далеко в поле. В полной уверенности, что цепь и упряжь не позволят мне вернуться домой, он оставлял меня вдали от деревьев и человеческого жилья, среди сверкающих молний.

Оставшись один, я со страхом прислушивался к грохоту уезжающей телеги. Вспыхивающие неподалеку молнии неожиданно освещали отдаленные дома, которые потом бесследно исчезали в темноте.

На какое-то время буря, как по волшебству затихала, все животные и растения тоже замирали. До меня доносились только вздохи деревьев и опустевших полей, да бормотание лугов. Где-то рядом медленно пробирались оборотни. С туманных болот хлопая крыльями летели полупрозрачные духи, а в воздухе, погромыхивая костями сталкивались кладбищенские вурдалаки. Я содрогался от их сухих прикосновений и от леденящего ветра их крыльев. От ужаса мой мозг отказывался думать. Я бросался на мокрую землю, волоча за собой цепь и отяжелевшую от дождя упряжь. В такие минуты сам Господь Бог простирался надо мной, проверяя ход величественного представления по Его вечным часам. Нас разделяла лишь кромешная тьма.

Теперь обволакивающую лицо и тело темноту можно было потрогать или взять — она была похожа на сгустки засохшей крови. Я пил темноту, глотал ее, захлебывался ею. Она прокладывала вокруг меня новые дороги и превращала ровное поле в бездонную пропасть. Она воздвигала непроходимые горы, сравнивала с землей холмы, засыпала реки и овраги. В ее объятьях исчезали деревни, леса, придорожные часовни и тела людей. Далеко вверху, за пределами изведанного, восседал дьявол и пускал в землю желто-зеленые молнии, выпуская из туч оглушительные громы. Каждый удар грома сотрясал землю до ее недр и опускал тучи все ниже и ниже, пока потоки воды не заливали весь мир.

Проходили столетия и, на заре, когда мертвенно бледная луна уступала место слабому еще солнцу, приезжал плотник и забирал меня домой.

Однажды дождливым днем плотник заболел. Его жена хлопотала вокруг больного, пичкала его горькими снадобьями и забыла вывезти меня из усадьбы. С первыми раскатами грома я спрятался в амбаре в сено.

Вскоре жуткий грохот сотряс амбар. Почти сразу же вспыхнула его стена, высокое пламя охватило смолистые доски. Раздуваемый ветром огонь с ревом разгорался, его длинные языки потянулись к дому и коровнику.

Растерявшись, я бросился во двор. Возле соседних домов в темноте сновали люди. Деревня была взбудоражена — отовсюду доносились крики. Люди с топорами и баграми бежали к горящему амбару. Выли собаки, женщины с детьми на руках, придерживали подолы юбок, которые задирал на голову бесстыжий ветер. Домашняя скотина и прочая живность убегали от огня. Задрав хвосты бежали ревущие от страха коровы. Подталкивая коров топорищами и лопатами, люди сгоняли их в стадо. Телята, неуклюже переставляя ноги, тщетно пытались держаться матерей. Повалив ограду, низко наклонив головы, налетая на стены домов, вырвались ослепленные ярким огнем быки. С шумом разлетались обезумевшие куры.

Не раздумывая, я побежал прочь. Я знал, что это мои волосы притянули молнию к амбару и, если я попадусь крестьянам, они непременно убьют меня.

Сражаясь с порывами ветра, запинаясь за камни, падая в канавы и залитые водой ямы, я добрался до леса. К тому времени, как я вышел к проходящей через лес железной дороге, гроза прошла и ночь зазвенела срывающимися с листьев дождевыми каплями. Недалеко от дороги я нашел в зарослях сухое место и, прислушиваясь к лесным шорохам, пролежал там до утра.

Утром должен был пройти поезд. Он перевозил лес на станцию расположенную километров за двадцать от деревни. Груженые бревнами платформы тянул небольшой тихоходный паровоз.

Когда поезд подошел, я некоторое время бежал рядом с последней платформой, потом запрыгнул на нее и укатил подальше в лес. Вскоре поезд подошел к реке. Охрана состава и не заметила, как я спрыгнул в низкую густую траву.

В лесу я вышел на заброшенную, поросшую травой мощеную дорогу. Она привела меня к покинутому военному бункеру.

Было абсолютно тихо. Я стал за дерево и бросил камень в закрытую дверь. Раздался короткий удар и снова все стихло. Я обошел бункер вокруг, переступая через стреляные гильзы, искореженную арматуру, пустые жестянки. Я взобрался на верхнюю террасу насыпи, потом еще выше и нашел там широкое отверстие. Оттуда на меня пахнуло сыростью и гнилью, я услышал приглушенное попискивание. Я взял ржавую каску и бросил ее вниз. Писк усилился. Я начал быстро бросать в отверстие комки земли, гильзы и обломки бетона. Писк стал еще громче, внутри завозились какие-то животные.

Я нашел блестящий жестяной лист и направил внутрь бункера луч солнечного света. Мне было ясно видно, как несколькими метрами ниже, вздымаясь и опадая, волновалось черное крысиное море. Луч осветил влажные спины и голые хвосты. Как волны прибоя, десятки длинных тощих крыс снова и снова отчаянно бросались на гладкие бетонные стены бункера и валились назад.

Я видел, как крысы внезапно набрасывались на соседей, ожесточенно вырывая куски мяса и клочья шерсти из их тел, как они убивали и съедали друг друга. Потоки крови вовлекали в схватку других крыс. Каждая пыталась по спинам других взобраться выше всех, чтобы еще раз попробовать вскарабкаться вверх по стене или ухватить еще кусок мяса.

Я быстро прикрыл отверстие жестью и поспешил дальше. По дороге я подкрепился ягодами. До темноты я рассчитывал выйти к человеческому жилью.

Когда день уже пошел на убыль, я увидел деревню. На околице, из-за ограды ко мне бросилось несколько собак. Скорчившись под забором, я начал резко размахивать руками, подпрыгивать, как лягушка и, подвывая, бросать в них камни. Псы в недоумении остановились, не понимая, кто я такой и как со мной обращаться. Человек неожиданно превратился в неведомое им существо. Пока они, опешив, крутили мордами, я перемахнул через изгородь. Собачий лай и мои крики привлекли внимание хозяина усадьбы. Когда я увидел его, мне стало ясно, что по иронии судьбы, я вернулся в ту самую деревню из которой сбежал прошлой ночью. Этот крестьянин часто бывал у плотника и я сразу узнал его.

Увидев меня, он послал одного батрака за плотником, а другого, оставил стеречь меня. Плотник пришел вместе с женой.

После первого удара я отлетел от забора к его ногам. Он поднял меня и, придерживая, чтобы я не упал, начал бить наотмашь. Потом, схватив за шиворот, как щенка, он потащил меня в свой двор, прямо к еще дымящимся на месте амбара головешкам. Он ударил меня по голове так, что я потерял сознание, и забросил меня на навозную кучу.

Когда я пришел в себя, плотник стоял рядом со мной с большим мешком в руках. Я вспомнил, что в подобном мешке он топил больных кошек и вскочил, но он снова сбил меня с ног.

Неожиданно я вспомнил, как плотник рассказывал жене о партизанских складах трофеев и продовольствия в заброшенных бункерах. Я подполз к нему и рассказал, что перед возвращением в деревню наткнулся на такой бункер полный ношеной обуви и армейской одежды. Я пообещал провести его туда, если он не станет топить меня.

Плотник, хотя и притворился, что ничему не поверил, заинтересовался моим рассказом. Он присел рядом и крепко схватил меня. Стараясь убедить его в ценности моей находки, я как можно спокойнее рассказал все сначала.

Уже вечерело, когда он запряг быка, привязал меня веревкой к руке, взял большой топор и, ничего не сказав жене и соседям, повез меня в лес.

Пока мы ехали к бункеру я напряженно соображал, как бы освободиться — веревка была слишком крепкой. Возле бункера плотник остановил быка и мы забрались на нагревшуюся за день крышу. Некоторое время я делал вид, будто забыл где находится отверстие. Наконец мы нашли его. Плотник поспешно отшвырнул в сторону крышку. Резкий смрад ударил в нос, запищали ослепленные светом крысы. Плотник склонился над отверстием, но его глаза не освоились с темнотой и он еще ничего не увидел.

Я медленно отодвинулся от плотника так далеко, как позволила веревка и оказался на другой стороне отверстия. Я понимал, что если сейчас мне не удастся спастись, он бросит меня крысам.

В отчаянии я так сильно дернул веревку, что она до кости порезала мне руку. Неожиданный рывок потянул плотника вперед. Пытаясь встать, он вскрикнул, взмахнул рукой и, потеряв равновесие упал в утробу бункера. Обеими ногами я наступил на лежащую на крыше веревку. Натянувшись, она протерлась по острой, изломанной кромке отверстия и оборвалась. Изнутри донесся громкий визг и неразборчивый, захлебнувшийся на полуслове человеческий крик. Бетонные стены бункера содрогнулись. Сдерживая страх, я подполз к отверстию и посветил вниз листом жести.

Крупное тело плотника было едва видно. Его лицо и руки закрыли крысы, волна за волной, они взбирались на живот и ноги. Он исчез полностью и крысиное море забурлило еще яростнее. Голые крысиные хвосты обагрились темно-красной кровью. Теперь крысы дрались за доступ к телу. Они сопели, размахивали хвостами; в разинутых пастях поблескивали зубы, как бусинки сверкали в дневном свете их глаза.

Я не смог заставить себя закрыть отверстие и уйти. Как заколдованный, я наблюдал за происходящим. Неожиданно, зыбкое крысиное море расступилось и жестом пловца показалась костяная пятерня с растопыренными костяными пальцами; за ней открылась вся рука. Какое-то мгновение она возвышалась над снующими вокруг крысами, а потом опрокинулась на голубовато-белый скелет плотника на котором кое-где еще оставались клочки красноватой кожи и серой одежды. Поджарые грызуны яростно сражались за обрывки мышц и сухожилий меж ребер, под мышками и там, где раньше был живот. Обезумев от алчности, они вырывали друг у друга куски мяса, клочки одежды и кожи. Они ныряли в подреберье и выпрыгивали оттуда прогрызая новые дыры. От этих толчков труп осел. Когда шевелящаяся окровавленная масса снова схлынула, на дне бункера остался лишь полностью очищенный скелет.

В ужасе я схватил топор плотника и побежал прочь. Запыхавшись, я забрался на передок телеги возле которой безмятежно щипал траву бык. Я взмахнул вожжами, но он не хотел уходить без хозяина. Я оглянулся, ожидая, что в любой момент из бункера в поисках новой добычи вырвутся полчища крыс, и хлестнул быка плетью. Он недоуменно обернулся, но град ударов плетью убедил его, что мы не будем дожидаться плотника.

Телега бешено подпрыгивала на ухабах заброшенной дороги, колеса ломали кусты и сминали пробившуюся из-под дорожного покрытия траву. Я не знал куда ведет дорога и хотел только одного — уехать как можно дальше от бункера и деревни плотника. С безумной скоростью я мчал через рощи и луга, избегая дорог со свежими следами крестьянских телег. Ночью я спрятал телегу в кустах и заснул на передке.

Я провел в пути еще два дня и однажды едва не столкнулся с армейским патрулем. Бык похудел, его бока опали. Но я мчался и мчался пока, наконец не решил, что уехал достаточно далеко.

Въехав в небольшую деревеньку, я остановился у первого же дома. Вышедший навстречу крестьянин, сразу перекрестился увидев меня. Я предложил ему быка и телегу в обмен на кров и пищу. Он почесал в затылке, посоветовался с женой, соседями, тщательно осмотрел зубы быка — а заодно и мои, и, в конце концов, согласился.