"Лорд Очарование" - читать интересную книгу автора (Робинсон Сьюзен)

Глава 12

Они забыли закрыть заслонку решетки в двери его камеры. Тристан прислушался к серенаде храпа, исполняемой Сниггсом, и попытался определить, сколько часов прошло с тех пор, как ушла Пэн. Все это время он заставлял себя обдумывать свое затруднительное положение со спокойствием и логикой.

Преследовавший его незнакомец, Сент-Джон, угрожал ему и намекнул, что ему известно, кто такой Тристан, но пока отказывался говорить. Затем Сент-Джон под давлением Пэн рассказал, что является королевским эмиссаром, посланным задержать Тристана, который на самом деле был шпионом-священником по имени Жан-Поль.

В этом месте своих раздумий Тристан почувствовал, что что-то не так. Такая версия никуда не годилась. Все прошедшие часы он терзался сомнениями, почти съеживался от страха, что он был именно тем, кем Сент-Джон называл его — убийцей-священником. Он чуть не на стену лез в попытке избавиться от мук сомнений — действительно ли он был жестоким мерзавцем, как говорилось в приказе о его аресте.

Характер Сент-Джона и его действия — вот что спасло его от безнадежности. Если Сент-Джон и впрямь был королевским агентом, то зачем ему играть в подобные игры с человеком, которого ему приказано задержать? Зачем Сент-Джону надо было знать, сказал ли Тристан кому-либо о нем или об Острове Покаяния? Человек королевы боялся, что Тристан обнаружил свое присутствие на острове, это казалось удивительно странным поведением для королевского слуги.

Затем он вспомнил кое-что еще более необычное, кое-что, чего он не заметил во время их приватного разговора. Сент-Джон сказал, что Тристан следовал за ним от Шотландии до Англии и дальше по морю. И все же, предполагалось, что именно Сент-Джон устроил эту охоту. Если он — Жан-Поль, то зачем ему разыскивать Сент-Джона?

Тристан проклинал себя за то, что так нескоро обнаружил все эти несоответствия. Но тогда, он был так поражен сказанным Сент-Джоном, до такой степени доведен до отчаяния, узнав свое имя и свое прошлое.

Была и другая причина, намного более серьезная, чем эти подозрения. Этот человек, который, в конце концов, должен был быть беспристрастным чиновником правительства королевы, ненавидел его. Находясь с Сент-Джоном в той комнате, он видел раскаленные добела тлеющие угольки жестокости в тех черных глазах.

Тристан во многом не был уверен, но он поставил бы последнее су[47] на то, что этот человек сжигал бы заживо котят, если бы у человеческие жертвы не удовлетворяли его аппетит гораздо больше. И значит, какой бы ни была правда о его прошлом, он должен был узнать, каковы подлинные цели Сент-Джона. Какое дьявольское везение, что человек, у которого он должен был искать правду, был для него опаснее бешеного волка.

Да, Сент-Джон был опасен. Нутром Тристан понимал, что мужчина лгал о своей личности, что документы, которыми он обладал, были поддельными. Характер Сент-Джона гораздо больше подходил священнику — священнику, который был шпионом.

Кровь Господня, он должен узнать правду, и никто не поможет ему в этом. В темноте Тристан пытался справиться с яростью, завладевшей им при мысли, что Пэн предпочла поверить Сент-Джону, а не ему. Она потеряла веру в него, предала его.

Он должен бежать. Пэн не поверит ему, а значит, ему придется рискнуть причинить кому-нибудь вред. Но он не мог больше ждать. Пэн попытается отправить его в Англию, оставив за спиной единственного человека, который как было известно Тристану, знал о его прошлом.

Чего он не мог допустить. Не только ради самого себя, но и потому что, если Сент-Джон — самозванец, значит, затевается какой-то предательский заговор, представляющий угрозу для трех королевств — Англии, Шотландии и Франции. Тристан собирался раскрыть этот заговор, и если для этого ему придется разделать Сент-Джона под орех, то он сделает это.

Но он не мог добиваться правды, когда так тревожился из-за Пэн. Ему нужна свобода. После того, как он задаст свои вопросы Сент-Джону, он оставит Покаяние. Куда он направится, будет зависеть от того, что он узнает. Поскольку он слышал, как Эрбут сказал Сниггсу, что судно с припасами прибыло на закате, он должен действовать немедленно. Судно стояло на якоре в бухте возле замка. Он надеялся позаимствовать немного из казны Пэн и подкупить владельца судна, чтобы тот взял его на борт при отплытии.

Он почувствовал себя лучше теперь, когда выработал план действий. Тем не менее, его снова одолевала тревога, его не покидало чувство, что Сент-Джон хотел причинить ему боль, рассказывая о смерти человека по имени Дерри. После того как память возвратится к нему, его могло ожидать горе. Однако он не мог позволить подобным вопросам помешать его планам.

Тристан подкрался к окошку в двери камеры и выглянул наружу. Сниггс мешком лежал на полу рядом с камерой, спиной опираясь на стену. В руках он сжимал пику. Тристан рассмотрел вероятность того, что его уловка не обманет мужчину, но отбросил эту мысль. Сниггс верил в фей и чертей; он поверит представлению Тристана. Если проснется.

Тристан поднял пустой деревянный тренчер[48] с подноса, который принесла Пэн, повертел им, и просунул его сквозь отверстие в решетке. Он толкнул его, и тарелка обрушилась на непокрытую голову Сниггса. Тренчер с глухим стуком попал в цель, заставляя Сниггса вскочить на ноги и завизжать. Тристан быстро перевернул поднос, разбрасывая его содержимое по камере, громко застонал и опустился на пол. Прижав ноги к животу и обхватив себя руками, он застонал громче, как только запачканное лицо Сниггса появилось у двери.

— Что случилось?

— Я-яд. Оххххх.

— Клянусь распятьем! — сальная голова Сниггса то неожиданно появлялась, то исчезала, пока он попытался разглядеть Тристана в темной камере.

— Помоги мне, оххххх…

Тристан завершил свой стон булькающим приступом удушья и обмяк. Из-под ресниц он наблюдал за Сниггсом.

— Эй, мошенник, что Вас беспокоит? Священник? Будьте вы прокляты. Если Вы умрете, госпожа обвинит в этом меня.

Он услышал, как Сниггс отпер дверной засов и вошел. Его схватили за руку, и перевернули на спину. Он ждал до тех пор, пока не почувствовал руку Сниггса на своей груди. Тогда он схватил руку, со всей силы потянул за нее, и приподнял ноги. Ударив ими Сниггса прямо в грудь, Тристан перебросил его через голову. Тот врезался головой в противоположную стену и отлетел от нее. Он приземлился на пол лицом вниз и больше не вставал. Тристан осмотрел его, но он, казалось, был цел, за исключением шишки на голове.

Он закрыл и запер на засов дверь камеры. Обнаружив свою шпагу в углу, через несколько секунд он прокрался наверх и оказался в бювете. Впервые он был благодарен за беспорядочную охрану замка и решил в будущем больше ценить Дибблера.

Подобно тени, он незаметно скользнул через бювет в зал. Его приветствовал храп слуг, спящих на соломенных тюфяках. Он обошел их на цыпочках, через альков позади лавки. Вскоре он уже поднимался по лестнице к нежилой башне. Пэн упоминала, что она превратила главную комнату в свое казначейство.

Дверь в так называемую сокровищницу не была заперта, а вот шкатулка с монетами Пэн — была. Он быстро сломал замок при помощи кинжала со змеей, который остался в его сапоге, забытый его неопытными тюремщиками. Взяв один из маленьких кошельков с монетами, лежащих в шкатулке, он засунул его в свой дублет и покинул цитадель.

Халатность Дибблера бытовала снаружи так же, как и внутри. Из немногих часовых, выставленных в караул, бодрствовал на посту только Эрбут. Тристан засунул кошелек с монетами под булыжник в основании стены замка, где кошелек будет в сохранности, пока не понадобится ему.

Когда он крался в тени мимо конюшен, над ним промаршировал мальчик, внимание его было обращено совсем не туда, куда следовало — на звезды. Тристан проследил за удалявшейся спиной Эрбута, а затем проскользнул в конюшню.

Оседлав кобылу Пэн, он повел животное из конюшни через двор замка к сторожке. Он оставил кобылу привязанной позади телеги с сеном. В сторожке он натолкнулся на бывшего капитана охраны. Дибблер валялся на столе, у его ног валялась пустая бутылка эля. Тристан удостоверился, что мужчина не в себе, скользнул мимо него и опустил разводной мост.

Он вздрогнул от шума, но Дибблер не обратил на него никакого внимания. Все же Тристан поторопился поднять опускную решетку. Выйдя из сторожки, он увидел смутную фигуру Эрбута вдалеке на стене замка. Мальчишка стоял спиной к разводному мосту и смотрел на луну.

Качая головой, Тристан вскочил на лошадь, беспрепятственно проехал через сторожку, по разводному мосту и выехал за пределы Хайклиффа. Уже оказавшись на свободе, он осадил лошадь и оглянулся на замок. Его без предупреждения охватило чувство потери. Было неправильно — вот так сбегать под покровом ночи, и ему это не нравилось.

Он хотел вернуть свою новую жизнь назад. Он хотел Пэн. Он хотел, чтобы она дерзко улыбнулась ему, описывая какую-нибудь новую проказу против Кутвелла. Он хотел сидеть в зале и слушать мелодии Дибблера даже несмотря на то, что они вызывали у него головную боль. Он хотел Пэн, Пэн, которая доверяла ему.

Повернувшись спиной к Хайклиффу, Тристан толчком ноги послал кобылу рысцой. До этого момента он не понимал, какими важными были для него Пэн и ее заговорщики. Но теперь, зная это, он решил, что единственным разумным шагом будет его возвращение. И когда он вернется, Госпоже Фэйрфакс придется молить его о прощении за то, что она сомневалась в нем. Какое это будет удовольствие — заставить ее платить за свои ошибки, несомненное удовольствие.

Чуть более часа спустя Тристан спускался по веревке в первый внутренний двор Мач Кутвелла. Он заметил только троих вооруженных мужчин. Очевидно, все они придерживались Дибблеровской школы караульной службы. Они спали.

Сотни окон из свинцового стекла[49] Мач Кутвелла были темны. Он оглядел весь замок и заметил только одну освещенную комнату на самом верху центральной башни первого внутреннего двора. Он припал к земле и пристально посмотрел на широкую лужайку, которая, должно быть, занимала несколько акров. Впереди и позади него рядами возвышались дымоходы из красного и серого кирпича, а он стоял лицом к кремовому фасаду западного входа с его симметричными пилонами[50] и тремя ярусами окон.

Он посмотрел вверх на освещенную комнату в башне над куполообразной передней.[51] Словно маяк в темноте, она звала его. Он узнает, кто бодрствует, а затем отыщет Сент-Джона. Он хотел застать его спящим, вынудить покинуть дом и увести в лес, где его можно было бы без риска расспросить.

Держась северной стены, он подбирался все ближе и ближе к свету. Достигнув западного входа, он услышал храп. Часовой спал, стоя у входа в переднюю.

Тристан тихо прошел мимо него, нашел лестницу и поднялся на три этажа, не встретив охраны. Когда он добрался до лестничной площадки четвертого этажа, он открыл окно и выбрался наружу. Вскоре он уже был на крыше.

Бесшумно пробираясь по плоской крыше, он застыл рядом с освещенным окном. Оно было приоткрыто. Он опустился на колени и медленно дюйм за дюймом приподнимал голову пока, не смог заглянуть внутрь. Никого.

Комната была похожа на лабораторию алхимика. Она была заставлена рядами полок, заваленными свитками, книгами, баночками с чернилами и перьями. Три рабочих стола скрипели под тяжестью ступок, пестиков, весов, шкатулок и бутылок. На центральном столе горела жаровня, над которой подвесили стеклянную бутылку с круглым дном. В сосуде булькала золотистая жидкость.

Тристан почувствовал сладкий аромат и понял что в канделябры, в беспорядке расставленные по комнате, вставлены свечи из пчелиного воска. Он рассматривал стол, заставленный надтреснутыми банками, полными трав, когда на них упала тень. Он быстро пригнулся.

Что-то напевая, в комнату вошел Сент-Джон. На нем был длинный халат из алой парчовой ткани и тяжелая золотая цепь на плечах. На ней висел крест с необычным узором. Глаза Тристана расширились от удивления, когда он узнал узор из золотых змей на алом фоне эмали. Его рука потянулась к сапогу, где все еще лежал похожий на крест кинжал. Он не пользовался им в Хайклиффе из страха поранить какого-нибудь неумеху.

В комнате Сент-Джон подошел к стеклянной колбе с булькающей жидкостью. Он сжал крест на своей груди, перевернул его, отодвинул заднюю панельку и поднес крест к бутылке. Измельченный белый порошок высыпался в золотистую жидкость. Смесь вспенилась, а затем начала извергать облака белого пара. Сент-Джон рассматривал булькающую жидкость, в то время как Тристан рассматривал его. Внезапно Сент-Джон поднял глаза, и сквозь белый туман просмотрел прямо на Тристана.

— Входите. Я ждал Вас.

— И не подумаю, — сказал Тристан. — Особенно, если Вы ждали меня.

— Я настаиваю.

Пристальный взгляд Сент-Джона переместился на что-то позади него, и Тристан развернулся, ругая себя. Как только его рука рванулась к сапогу, мужчина сделал выпад и приставил кончик своей шпаги чуть ниже его подбородка. Тристан замер, поднял руки и медленно выпрямился. Второй вооруженный мужчина удерживал клинок у его сердца, в то время как третий обыскал его и нашел змеиный кинжал. Затем Тристана впихнули в окно.

Уже внутри его поставили на колени перед Сент-Джоном, который оставался стоять у бутылки, полной золотистой жидкости. Охранник вручил Сент-Джону змеиный кинжал.

Тристан мельком взглянул на него, затем поднял бровь.

Сент-Джон улыбнулся ему.

— Да, я настаиваю, чтобы Вы присоединились ко мне. Очевидно люди, которых я послал в Хайклифф наблюдать за Вами, не выполнили своего поручения схватить Вас, когда Вы покинете замок. Если бы Генри не облегчался у северной стены и не увидел Вас, кто знает, что было бы тогда.

— Вы бы целовали лезвие моей шпаги и желали бы никогда не ступать на Остров Покаяния.

Сент-Джон, не отвечая, внимательно осмотрел Тристана, его рука поглаживала кинжал. С улыбкой он засунул оружие за пояс и повернулся к бутылке.

При помощи пары щипцов он зажал горлышко бутылки и убрал сосуд от огня. Налив золотистую жидкость в серебряный кубок, он отставил сосуд в сторону и снова повернулся к своему пленнику. Тристан неподвижно стоял на коленях, кончик шпаги упирался ему в горло.

— Я собираюсь насладиться, растоптав вашу гордость.

— Вы собираетесь рассказать мне кто я?

— Ах, Вы все еще настаиваете на этой игре. — Сент-Джон ходил взад и вперед перед Тристаном, морща свой лоб. Он потер свой подбородок и задумчиво сказал. — Я много думал над этой головоломкой. Очень много думал. Видите ли, у нас мало времени, и чрезвычайно важно выяснить, что же на самом деле произошло. Вы были больны, как утверждаете, или притворялись?

Сент-Джон остановился перед Тристаном. Он сжал в руке крест с изображением змеи и погладил его. Свет отразился от переплетенных скрученных змеиных тел и заставил Тристана вздрогнуть.

— Я не думаю, что Вы хотели бы довериться мне, Anglais?[52] Но прежде чем Вы умрете, сделайте это. Последняя исповедь вас устроит? Вы действительно были больны, или Вы собираетесь натравить на меня флот английских каперов?

Тень улыбки промелькнула на губах Тристана, и он прошептал, — Иисусе, Мария, Вы — священник.

Жан-Поль забарабанил пальцами по столу и сказал нетерпеливо:

— Dominus vobiscum.[53]

— Тогда я, должно быть, Морган Сент-Джон.

Взгляд священника уклонился в сторону и впился в него. В этом взгляде Тристан увидел целую жизнь, прожитую в пороке и беззаконии. Взгляд этот был столь пресыщен, что он засомневался, мог ли священник хотя бы вообразить, на что похожи невинность и справедливость.

В этот момент Тристан понял, наконец, кем он был, даже без своих воспоминаний. Он был Морганом Сент-Джоном. Теперь у него было имя. Морган. И теперь он понял, какие планы строил для него этот человек. Единственное, чего он не знал наверняка — как долго Жан-Поль будет мучить его, прежде чем убьет.

Морган покачал головой. — Вы слишком молоды, чтобы управляться с таким количеством пороков, священник.

— Я на пять лет старше Вас, так что давайте не будем говорить о молодости. — Жан-Поль бросил взгляд поверх плеча Моргана и кивнул охранникам.

Морган тотчас чувствовал, как его схватили, и начали медленно подталкивать назад, пока он не наткнулся на что-то твердое. Он приземлился на стул, такой тяжелый, что даже всем своим весом он не смог его сдвинуть. Он стремительно поднялся, но кто-то ударил его кулаком в живот. Содержимое желудка подступило к горлу, не давая ему дышать.

К тому времени, как он снова обрел дыхание, его руки и ноги были привязаны к стулу. Руки его вцепились в подлокотники стула, пока стражник обматывал веревку вокруг его груди. Священник повернулся к нему спиной и стал производить какие-то манипуляции на рабочем столе. Потом он вдруг оказался перед Морганом, держа в руке кубок с золотистой жидкостью.

— Может быть, Вы не помните мои исследования алхимии и трав… — Он держал кубок так, чтобы Тристан мог видеть его содержимое. Жидкость искрилась, когда он покачивал колбу. — Одним из моих поручений при кардинале была учеба в Италии. Яды… И зелья, чтобы вводить ум в заблуждение.

— Ублюдок.

Жан-Поль коротко улыбнулся, поднял глаза, и руки его обхватили голову Моргана. Слишком поздно тот попытался увернуться. Кто-то зажал ему нос. Морган извивался и дергался, но веревки прижимали его к тяжелому стулу.

Легкие горели, и он открыл рот, сжав зубы. Он услышал смешок Жан-Поля. Священник склонился над ним и прижал руки к горлу Моргана. Его пальцы, плавно двинулись вверх и нажали с обеих сторон на его челюсть. К своему ужасу, Морган почувствовал, как его рот приоткрылся.

Жан-Поль поднес край кубка к его губам и влил жидкость ему в горло. Пальцы священника массировали его горло. Затем его ладонь накрыла рот Моргана. Его пальцы впились в шею Моргана, и тот поперхнулся и попытался выплюнуть жидкость сквозь сжатые губы. Золотистое варево, обожгло его горло. Вскоре он почувствовал, как оно пузырится, обжигая его грудь и заполняя желудок.

Его освободили, но он не долго испытывал благодарность, поскольку ему не хватало воздуха. Рот его пощипывало, в голове гудело. Он закрыл глаза, потому что края предметов начали расплываться.

Внезапно Жан-Поль опустился на колени и коснулся его щеки.

Морган открыл глаза и встретил пристальный взгляд темных глаз, полный радости и спокойствия. Он снова был там, этот яркий блеск, возвещавший о желании увидеть, как мучается его жертва. Он быстро заморгал. Затем его вдруг переполнило желание улыбнуться. Он боролся с ним, но проиграл. Священник ответил на его улыбку, и Морган засмеялся.

— Освободите его.

Морган чувствовал, как его узы постепенно слабеют. Свобода казалась самым чудесным, что только могло быть в жизни. Его переполнял смех, он повернулся на стуле, и закинул ноги на подлокотник. Носок одного сапога отвлек его, и он стал изучать его. Он не слушал Жан-Поля, пока священник не коснулся его руки.

— Тристан.

Повернувшись, он обнаружил рядом со своим лицом лицо священника и усмехнулся.

— Я — Тристан? Я думал, что мы решили, что я — Морган. Так который из них?

— Merde.[54] Я надеялся, что Вы притворяетесь, mon amour.[55] Иначе какая от Вас польза?

— Мне нравится твой крест, — сказал Морган, качая ногой, свисавшей с подлокотника стула. Он кончиком пальца коснулся креста. — У меня есть кинжал похожий на него.

Жан-Поль помедлил, затем оттолкнул руку Тристана.

— Non,[56] мой одурманенный друг, кинжал мой. Dieu,[57] я хотел убить Вас в течение многих месяцев, и я с радостью сделаю это.

— Кинжал был в моем сапоге. Пэн сказала мне.

— Вы забрали его, когда я напал на Вас в той гостинице на шотландской границе. Будьте вы прокляты, не говорите мне, что Вы этого не помните. Я почти перерезал Вам горло, пока Вы спали. Как Вы думаете, откуда я узнал о вашем шраме? Я видел его в лунном свете перед тем, как выпрыгнул из окна.

— Какой шрам?

Караульный приблизился.

— Мне дать ему еще зелья, monseigneur?[58]

— Non, Генри. Нет необходимости. Он потерял память. Какое-то проклятие висит над моими отношениями с молодыми шпионами Секретаря Сесила. Кардинал желает сделать одного из них своим человеком, но я боюсь, что ими не так легко управлять. А этот чуть не стоил мне жизни. Не так ли, Anglais? Non, этот должен умереть, но я не могу удержаться от желания поиграть с ним и насладиться вкусом мести.

— Я хочу есть.

Голос Жан-Поля внезапно стал выше, когда он выругался.

— Le bon Dieu,[59] какое удовольствие в вашем убийстве, если Вы ничего не знаете о нашем прошлом? В течение многих месяцев я ждал шанса понаблюдать за Вашими мучениями. Я должен был использовать микстуру на Вас, чтобы узнать правду, но теперь Вы веселитесь как ребенок с конфетами, и без Ваших воспоминаний…

— Хммм? Мои воспоминания? Тогда расскажите мне часть правды.

— Божья задница, Вы не можете, по крайней мере, хоть что-то вспомнить? Вы преследовали меня от Англии до Шотландии и обратно. И Вы нашли меня в Холирудском дворце,[60] поговорив с этим бедствием — шотландским министром.

Тристан начал завязывать шнуровку на своей рубашке.

— С кем?

Стиснув челюсти от расстройства, Жан-Поль, казалось, не слушал.

— Я никогда не узнал бы, что Вы были там, если бы его любовница не увидела Вас, — пробормотал он. — Но Вы слышали, не так ли? Вы слышали об убийце, прибывшем из Франции, чтобы убить Сесила, и именно поэтому Вы попытались выбросить меня из окна и забрызгать моими кишками твердые шотландские камни мостовой.

— Божье дыхание, — сказал Тристан, тихо посмеиваясь. — Мне не нравятся воспоминания, что ты даешь мне. А ты лепечешь и чуть пищишь, в то время как я умираю от голода. Я хочу жареного гуся и каплуна, и пять или шесть вишневых пирогов.

Жан-Поль вышагивал перед ним вперед-назад, его смятение отражалось в резкости его движений и в пальцах, запущенных в волосы.

— Как глупо. Мы, два заклятых врага, на этом захолустном островке ждем прихода ассассина,[61] а Вас это ничуть не заботит. Если бы ваши мозги были при Вас, Вы попытались бы убить беднягу. — Священник сделал паузу, чтобы взглянуть на Моргана. — Вы прежний нравились мне больше.

— Прости, что заставил тебя так страдать, — сказал Морган.

Он усмехнулся Жан-Полю, а затем зевнул. Священник вскинул руки:

— Я допустил ошибку, напоив Вас зельем, но я был так уверен, что Вы лжете. — Жан-Поль подошел ближе, чтобы посмотреть Моргану в глаза. — Dieu, как же я хотел видеть Ваше лицо, когда сказал бы Вам, что я здесь для того, чтобы передать моему соотечественнику информацию о местонахождении госсекретаря Сесила, любимого и самого ценного министра Королевы Елизаветы.

— А я бы хотел какого-нибудь вина. Иисусе, с меня хватит эля Пэн. Она не говорила, но я полагаю, что она не может позволить себе вино. Боже, мой желудок столь же пуст как голова Дибблера. Я до смерти хочу что-нибудь съесть.

Жан-Поль выпрямился и ударил Моргана наотмашь по щеке. Голова Моргана резко откинулась назад, но он быстро вернул ее в прежнее положение. Рукой он коснулся крови в уголке рта.

— Mon amour, Вы весьма скучны в таком состоянии. Я предпочитаю видеть Вас в своем уме, плюющим на меня и жалеющим для меня глотка воздуха.

— У меня замечательная идея, — сказал Тристан, слегка промакивая кровь на своем лице. Он начал хихикать. — Давай съедим Марджери.

Жан-Поль закатил глаза, наклонился и резко поставил Моргана на ноги. Морган пошатнулся и качнулся назад, но священник поймал его руку и помог ему удержать равновесие.

Рассматривая своего пленника, Жан-Поль пробормотал:

— Слушай меня, будь ты проклят. Я действительно собираюсь убить тебя.

— Но я голоден!

— Sacré Dieu.[62]

Морган посмотрел сверху вниз на Жан-Поля.

— Не стоит богохульствовать, священник. — Его колени подогнулись, и он ухватился за Жан-Поля.

Охранник Генри схватил другую руку Тристана.

— Мне заколоть его, monseigneur?

Жан-Поль покачал головой и вытащил змеиный кинжал. Голова Тристана дернулась из стороны в сторону, и он показал на оружие.

— Вот он. — Он обхватил рукой клинок, когда Жан-Поль прижал его к сердцу Тристана. Он посмотрел на священника. — Я говорил тебе, что у меня был кинжал похожий на твой крест.

— Отпусти его, — сказал Жан-Поль. — Будет легче.

Морган рассмеялся и выпустил лезвие. Он перевел взгляд с кинжала на неулыбчивое лицо священника. Задумчивая улыбка кривила его губы.

— Ты собираешься убить меня, Жан-Поль? — прошептал он.

Наступила полная тишина, в то время как Морган продолжал улыбаться священнику склонив голову набок, как будто прислушиваясь к едва слышной музыке. Кинжал змеи, прижатый к его дублету, отвлек его. Он перевел взгляд с него на Жан-Поля и снова улыбнулся. Лезвие исчезло.

— Не думаю, Anglais.

— Тогда накорми меня.

— Дьявол тебя забери, — сказал Жан-Поль, подводя Тристана к двери. — Будь мы на английской земле, я не стал бы рисковать, оставляя тебе жизнь, но так как мы находимся на этой изолированном островке посреди моря, я могу подождать, чтобы увидеть, как ты умираешь в менее веселом расположении духа.

— Еды, а затем распутную девку.

— Ты ложишься спать. — Жан-Поль выпроводил Моргана из палаты. — А затем, когда убийца приплывет в Англию, я собственноручно придумаю для тебя самую страшную смерть.

— Я не хочу ложиться спать. Я возвращаюсь к Пэн. Она обошлась со мной не очень хорошо, и я собираюсь сказать ей, что это ты — священник, и ей придется просить у меня прощения. У меня есть целый список вещей, которые она может сделать, чтобы принести извинения, очень приятных вещей.

— Ложись спать, а позже ты умрешь, mon amour. Только помни: Dulce et decorum est pro patria mori.[63]

Морган рассмеялся снова.

— Что?

— Сладостно и почетно, Морган Сент-Джон, умереть за свою родину.