"Ты свободен, милый!" - читать интересную книгу автора (Фэллон Джейн)

Глава 4

Софи никогда не призналась бы в этом, но она страшилась Рождества.

Она не могла точно вспомнить, как зародилась традиция того, что к ним съезжается вся родня и на несколько дней она превращается во всеобщую рабыню. Сейчас она уже плохо помнила, как все началось; вроде бы когда-то они с Мэтью решили пригласить всех родственников на Рождество к себе, но в следующие годы гостей по очереди должны были принимать его сестры. Таким образом, все несли бы равную нагрузку-по справедливости.

В первый год Софи и Мэтью с удовольствием предложили себя на роль хозяев; они ездили за едой и украшениями, придумывали игры и шуточки. Сюзанне и Клодии было тогда восемь и шесть лет, и они еще верили в магию Рождества. Сестры Мэтью, Аманда и Луиза, вздохнули с облегчением, будучи избавлены от домашних хлопот, и во всем положились на организаторские способности Софи. Зятья Мэтью, Эдвин и Джейсон, с аппетитом поглощали ее соусы, восхищались домашним апельсиновым тортом и бормотали, что их собственные жены не слишком обременяют себя готовкой, а дети Аманды Джокаста и Бенджи веселились вовсю и разносили дом в щепки — они были уверены, что никто их не одернет, ведь родители на пару дней сняли с себя обязанности взрослых. Софи и Мэтью то и дело подносили гостям напитки и закуски, вытирали пятна, стирали полотенца… В общем, они едва не умерли но, в конце концов, они были уверены, что такое будет происходить только раз в три года.

Они ошиблись.

На следующий год Аманда, которая должна была принимать их на Рождество, заявила, что ждет еще одного ребенка и потому не справится с хлопотами. Луиза заявила, что у нее в доме ремонт, все вверх дном. Все было тихо до тех пор, пока Софи не заявила, что они с Мэтью с радостью примут всю родню у себя — в том числе и овдовевшую мать Мэтью, Шилу. В тот раз к ним приехали еще и родители Софи, Билл и Алиса. К счастью, ее старший брат, ее единственный брат, каждый год проводил Рождество в Испании с детьми, а с недавних пор и с внуками. Ему и в голову не приходило пригласить к себе Софи и Мэтью или, наоборот, напроситься в гости к ним. В общем, Софи ладила с братом, даже дружила, только вот дистанция между ними все увеличивалась. То, второе Рождество им портила только Аманда — ее постоянно рвало. Приступы рвоты одолевали ее всякий раз, как нужно было почистить картошку.

На следующий год Аманда возилась с новорожденным, а Луиза, наоборот, ждала пополнения в семье.

В общем, Софи снова пришлось приглашать всех к себе. Только вот терпения на все уже не хватало.

В прошлом году ни одна из сестер даже не притворилась, будто обстоятельства мешают ей пригласить родню к себе. Обе просто спросили, когда им приехать, и попросили отвести им комнаты с ванной — когда у тебя маленький ребенок, близость ванны особенно важна. Поскольку Аманда снова была беременна, она потребовала, чтобы их разместили на первом этаже. Как только гости приехали, они без конца требовали принести им то чаю, то бутербродов. Атмосфера накалялась. Скандал разгорелся из-за пульта от телевизора; Сюзанна заявила, что это было худшее Рождество в ее жизни. В общем, расклад следующий: пятеро взрослых и четверо детей, не считая хозяев — двух взрослых и двух детей, плюс еще два гостя в день Рождества. Ситуация осложнялась тем, что кормить всех надо было по-разному. Софи надо было помнить о том, что одна из сестер Мэтью строгая вегетарианка, двое гостей — просто вегетарианцы, у кого-то аллергия на молочные продукты, кто-то не переносит клейковины, один гость пьяница, а другой — алкоголик «в завязке». Всего пятнадцать человек.

О, и еще шестимесячный ребенок Аманды, так что получается шестнадцать. Но была надежда, что брак Луизы и Джейсона не протянет до Рождества, так что, может быть, в конце концов, их останется пятнадцать.

— Может быть, просто сказать им, что мы уезжаем? — предложил Мэтью пару дней назад. На него тоже давила неотвратимость праздника — обилие гостей, ссоры, скандалы, пьянка, слезы… — Хоть раз проведем Рождество, как сами хотим — переедем в отель, и пусть делают что хотят! Софи рассмеялась. Если бы они могли!

— Ты ведь знаешь, что мы не можем, — сказала она.

После ссоры Хелен и Мэтью избегали друг друга, не считая тех случаев, когда их пути пересекались на работе. На следующий день, во вторник, Мэтью отправился выпить у Аманды и Эдвина и принял участие в оживленном споре насчет запрета лисьей охоты (Мэтью и Софи за, Эдвин и Аманда против) и выходных с гольфом в Португалии (Эдвин за, Мэтью, Софи и Аманда против). Эдвин, как обычно, перепил и попытался затеять ссору с Амандой, которая собралась подарить трехлетней Джокасте сумку от Прада. Трехлетняя Индия ухитрилась изрисовать шариковой ручкой дорогущий пиджак Мэтью от Теда Бейкера, за что ее выгнали из комнаты, а малышка Молли вылила на белый диван стакан «Мерло». А Хелен сидела дома, уверенная, что Мэтью вот-вот позвонит в дверь — раскаявшийся, с цветами в руках. Разумеется, ее надежды не оправдались.

В среду Мэтью не было в офисе, он целый день провел в обществе одного важного клиента, телефон был выключен. Хелен, как обычно, вернулась домой с работы, проследила, как часовая стрелка переползла через цифру 7, а потом 8, смыла макияж, влезла в пижаму и проплакала, пока не уснула.

В четверг был день рождения Клодии. Хелен вначале подумывала, не послать ли Мэтью письмо по электронной почте — вдруг он все-таки придет к ней, как обычно? Но у него такая стервозная секретарша Дженни — ей всего двадцать шесть, и она имеет обыкновение просматривать всю почту шефа. Кроме того, Дженни отвечает на все его телефонные звонки. В общем, Хелен и Мэтью давным-давно договорились, что они звонят друг другу на работу только в самом крайнем случае. Она немного постояла у дверей зала совещаний, где, как она знала, у него будет еженедельное собрание по стратегии планирования, но вокруг было слишком много народу. Она увидела его, но сказать ничего не успела — только криво улыбнулась ему. В тот вечер она снова напрасно прождала его. Горели свечи, в ведерке охлаждалось вино. Он так и не пришел. Хелен решила, что он обиделся и просто хочет ее помучить.

В школьном спектакле Клодия играла волхва; на ней была борода и длинный балахон с сандалиями, открывавшими пальцы. Когда она подошла, чтобы вручить Деве Марии свой подарок — мирру, — то указала на колыбельку младенца пальцем и сказала очень громко:

— Фигня!

Пятница была последним рабочим днем перед двухнедельными рождественскими каникулами. Хелен убедила себя, что Мэтью уже насытился местью, и теперь в любой момент можно ожидать, что он найдет повод заглянуть к ней в кабинет, чтобы договориться о встрече. Она собиралась подарить ему кейс вчера вечером, но теперь он стоял, завернутый в серебряную бумагу и обвязанный лентами, под ее столом. Она понимала, что сильно рискует, вручая ему подарок прямо на работе, но у нее не было выбора.

На ежегодном рождественском ленче секретарей она немного выпила, и ей стало грустно. На одну короткую секунду она подумала, не закрутить ли ей роман с Джейми, единственным помощником-мужчиной в компании, но ему едва исполнилось двадцать семь, и он даже не был хорош собой. В общем, Хелен решила, что игра не стоит свеч. Она исподволь расспрашивала всех о Мэтью, стараясь по возможности не привлекать к себе внимания, но умудрилась только узнать, что он купил Софи серьги от Тиффани на Рождество и что один раз, уезжая в командировку, он попросил Дженни купить ему трусы (Кельвин Кляйн, черные, размер 37 XXL). Кроме того, ему частенько звонит Лора — приглашает вместе пообедать. Иногда он соглашается. Новости только усугубили уныние Хелен.

Часа в четыре она все-таки набрала номер его рабочего телефона, но наткнулась на автоответчик, который сообщил, что «Мэтью Шеллкросс уехал на рождественские каникулы и будет на работе 4 января». Она позвонила ему на мобильный, но услышала, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

В тот вечер Хелен отправилась в паб с Рейчел и Нилом. Она вынуждена была признать, что Нил на самом деле милый, с ним приятно общаться — и он явно без ума от Рейчел. Более того, когда Рейчел упоминала в разговоре названия ее любимых рок-групп или клубов, он не считал, что это повод для веселья, и не задавал издевательские вопросы типа: «Это что, новый бренд каши?» Когда Рейчел поведала, как когда-то давно танцевала брейк-данс в мини-юбке, он не сказал: «У меня была семья и ребенок, о которых я должен был заботиться, так что я пропустил все эти развлечения восьмидесятых». (Софи, между прочим, была второй женой Мэтью. Когда он с ней познакомился, у него уже был сын от первого брака с Ханной. Сейчас Лео уже тридцать девять — по возрасту, он годился в отцы своим сводным сестрам Сюзанне и Клодии. Впрочем, и сам Мэтью годится в отцы ей, Хелен. Думать о разнице в возрасте было неприятно; родной отец Хелен всего на пять лет старше Мэтью.)

Более того, Нил никуда не спешил — ведь у него не было жены. Весь вечер он находился в безраздельном владении Рейчел.

С горя Хелен здорово набралась. Вернувшись домой, она долго рыдала, а после той вылазки целых два дня не выходила из дому.

Последние несколько лет Хелен встречала Рождество одна в своей квартирке. Можно было, правда, съездить к родителям, но при одной мысли об этом ей делалось не по себе. Ей под сорок, а она по-прежнему одинока. Так что она всякий раз объясняла маме с папой, что уговорилась провести Рождество с бойфрендом — не с Мэтью, родители, наверное, отказались бы от нее, узнав, что она встречается с женатым мужчиной, — а с воображаемым бойфрендом, Карло. Хелен давным-давно придумала его. Глупость, конечно, зато вымышленный бойфренд Карло — удобный повод не ездить к родителям на Рождество. Мама, конечно, огорчалась, зато не жалела дочь за то, что та — старая дева. Однажды, придя в ужас при мысли о том, что придется провести еще одно жуткое Рождество наедине с телевизором и наггетсами из индейки, Хелен все-таки решила съездить к родителям. Она наврала, что Карло уехал навестить своих родителей в Испании. Хелен уже сама не помнила, почему вдруг решила сделать своего вымышленного приятеля испанцем. За годы вранья его образ делался все рельефнее. Он оказался не только иностранцем, но и богачом. Однажды Хелен даже намекнула, что у себя на родине он человек известный — правда, теперь она уже сама не помнила почему. Во время обеда мама удивлялась: почему Карло не позвонил, чтобы пожелать Хелен счастливого Рождества. Вечером Хелен вынуждена была набрать несуществующий номер на своем мобильнике, и, зная, что мама подслушивает из гостиной, смеялась, шутила и признавалась в любви телефонной трубке. В общем, такого Рождества врагу не пожелаешь!

Сколько Хелен себя помнила, Рождество для нее всегда было связано с огорчением. Она любила атмосферу праздника — нарядные витрины, и разноцветные огни, и сентиментальные фильмы по телевизору, — но сам по себе день всегда разочаровывал ее. Так как ни братьев, ни сестер у нее не было, она была лишена рождественских забав — шумных игр, веселья, смеха до истерики. Ничего похожего на рассказы друзей. День казался бесконечным — сначала долгий чинный обед, потом нельзя смотреть телевизор, пока родители не проснутся после дневного сна. Потом они садились к телевизору, закусывали сандвичами с индейкой и смотрели какую-нибудь телеигру. Когда она стала старше, перспектива длинного, скучного дня начала омрачать любые радости, которые она испытывала, готовясь к празднику. Постепенно Хелен начала испытывать неприязнь к рождественским каникулам.

Раньше они с Рейчел в канун Рождества закатывались на какую-нибудь шумную вечеринку; на следующий день Хелен отсыпалась. Но сейчас ни о чем подобном не могло быть и речи, потому что у Рейчел появился Нил. Они, конечно, пригласили ее из вежливости, но Хелен отказалась, соврав, что ее уже пригласили друзья — разумеется, вымышленные. После этого она улеглась в постель с бутылкой водки.

Как и предчувствовала Софи, канун Рождества у Шеллкроссов прошел не лучше обычного. Вместе с Амандой, Эдвином и их отпрысками заявилась Шила, мать Мэтью; все они только и делали, что критиковали все подряд — от прошедшего года в целом до вина, которым их угощали, и бокалов, в которые им его налили. Луиза и Джейсон приехали поздно — судя по всему, после семейной ссоры. Луиза потребовала стакан водки и выплеснула его в лицо новообращенному трезвеннику Джейсону. Видимо, она решила по-настоящему достать мужа, так как заявила: теперь, когда он завязал, он стал просто невыносимым занудой. Видимо, Джейсону было не слишком приятно слушать жену — в конце концов, он бросил пить после того, как попал в участок за то, что в пьяном виде дал ей по физиономии.

— Помнишь, как Луиза пригласила к ужину своего первого бойфренда — кажется, его звали Уилсон, — а он притащил каталонское игристое вино «Кава»? — Шила с Амандой обсуждали события, неизвестные Софи, и смеялись от души.

— Да, и он сказал: «Оно должно быть хорошим, потому что стоит целых шесть фунтов». — Аманда вытерла подступившие слезы.

Софи отметила про себя: не забыть поставить охлаждаться шесть бутылок «Кавы», которые она купила в фирменном винном магазине «Оддбинз». Они стояли в кухне за ящиком шампанского «Лорен Перье». Хотя они с Мэтью прожили вместе не один год, Софи все никак не могла привыкнуть к специфическому чувству юмора его мамаши и сестер.

Никаких иллюзий на их счет она уже не испытывала. И Аманда, и ее мать ясно давали понять, что Мэтью совершил мезальянс, женившись на ней. Они считали себя значительно выше ее по положению. Аманде нравилось считать, будто она удивительно похожа на жену двоюродного брата королевы Майкла Кентского. Отдаленно она действительно была похожа на красавицу австриячку Мари-Кристин и даже специально говорила иногда с акцентом — откровенно говоря, слушая Аманду, Софи представляла, как режут хлеб куском толстого стекла. Шила, хотя внешне совсем не была похожа на леди Тэтчер, надевала по воскресеньям в церковь белые перчатки. Кроме того, среди всех знакомых Софи Шила была единственной, кто регулярно читал конноспортивный журнал «Horse amp;Hound», — несмотря на то, что она ненавидела всех животных без исключения. Они обе бывали просто смехотворны. Софи часто ловила себя на жалости к свекрови и золовке, несмотря на то что те временами вели себя с ней на удивление враждебно. Луиза тоже не особенно любила Софи, но в ее случае все объяснялось по-другому. Редкая младшая сестра любит своего старшего брата. Софи часто недоумевала: отчего у такого обаятельного и веселого парня, каким был Мэтью, настолько неприятные родственницы.

К девяти вечера ссора Луизы и Джейсона достигла высшей точки; остальные уже начали привыкать к атмосфере скандала. Софи ужасно устала. Она то и дело сбивала коктейли, обносила гостей сладкими пирожками и сосисочным рулетом и мыла бокалы. Луиза и Джейсон демонстративно не разговаривали друг с другом, хотя Луиза всячески старалась натравить мужа на Аманду, которая пыталась заигрывать с собственным муженьком, Эдвином. Эдвин, в свою очередь, разрывался между женой и выдержанным виски, которым его угощал Мэтью. Шила пожаловалась Софи на то, что толстеет; потом она следом за невесткой протопала на кухню и внушала ей, что филиппинкам нельзя доверять готовку. Сюзанна ускользнула в свою комнату, потому что не могла смотреть телевизор. Бенджи и Индия играли в «Геймбой». Малыш плакал, на что ни мать, ни другие родственники не обращали внимания. После нескольких попыток Клодии все же удалось облить кока-колой дорогущий топик Джокасты, и теперь она ликовала. Мэтью невольно сравнивал кошмарную обстановку в собственном доме с тишиной и покоем квартирки Хелен. Ему очень хотелось выйти проветриться. Некоторое время он боролся с искушением позвонить Хелен, но потом налил себе еще выпить и упрятал свое желание в подсознание.

В одиннадцать Луиза, которая устроилась на диване рядом с Эдвином, напропалую флиртовала с мужем сестры. Если ей казалось, что Джейсон на нее смотрит, она всякий раз как бы случайно прикасалась к зятю; Эдвин, уговорив полбутылки, забормотал что-то неразборчивое — очевидно, ему казалось, что он очень остроумен. В общем, вся сцена была просто отвратительной. Он положил руку на колено Луизы и принялся поглаживать ее, словно она была примерной собакой лабрадором. Луиза хихикала, как школьница, и поминутно оглядывалась на мужа — проверить, заметил ли он ее маневры.

— Эдвин, в самом деле, ты не должен этого делать, — произнесла она театральным шепотом, не делая попытки остановить зятя. — Джейсон будет ревновать. — На самом деле от его поглаживаний ей хотелось чесаться, особенно из-за шерстяных брюк. Ей хотелось, чтобы он вел себя… игривее, что ли, и она решила подзадорить его. — Вот уж не думала, Эдвин, что ты такой проказник, — промурлыкала она, пожимая ему руку.

Мэтью решил, что пора разрядить обстановку.

— Наверное, сегодня всем нам стоит лечь спать пораньше, — заявил он, вставая. — Ты как, Джейсон?

Джейсон переводил взгляд с жены на зятя. Мэтью снова сел, не представляя, что делать дальше. Эдвин, продолжавший пить, казалось, не замечал воцарившегося в комнате напряжения.

— Дети, а ну, марш спать! — Мэтью помахал дочерям рукой.

Младших уже отправили по спальням, но Клодия специально подбила Сюзанну выйти из комнаты, чтобы подслушивать взрослые разговоры. Она с упоением слушала срывавшиеся с губ гостей бранные слова, впитывая произношение и контекст. Сонная Джокаста, облаченная в дизайнерскую пижаму от Пола Франка, то и дело терла глаза рукой. Никто из девочек не двинулся с места.

Убедившись, что внимание Джейсона по-прежнему приковано к ней, Луиза потянулась и громко прошептала на ухо Эдвину:

— Я знаю, ты всегда меня обожал.

Джейсон, по-мужски возражая против того, что дело зашло так далеко, налил себе большой бокал «Мерло».

Наконец, Мэтью решил, что с него довольно. Он взял телефон, заперся в спальне Софи, оформленной в стиле французского Ренессанса, и набрал номер Хелен. После трех гудков включился автоответчик; голос Хелен показался ему молодым, веселым и манящим. Он повесил трубку, не оставив сообщения, и тут же острая боль пронзила его — где она? Позабыв о том, что у него самого была жена, с которой он время от времени занимался любовью, Мэтью вдруг ужасно взревновал Хелен. Он мучился, рисуя мысленные картины — одна другой гаже: Хелен в обществе отвратительных юнцов распивает спиртные напитки в пабе, обменивается пьяными поцелуями на улице, ложится в постель. Ну почему он решил проявить характер и не звонил ей до самых рождественских каникул? Интересно, чем она сейчас занимается? Ну, нам-то все известно! Она погружена в пьяный сон, в беспамятство, близкое к коме. Губы приоткрыты, из уголка рта стекает струйка слюны, иногда она даже всхрапывает… Но распаленный ревностью Мэтью представил, что она изменила ему с другим или выходит замуж.

Он набрал номер ее мобильного, решив, что услышит ее голос и тут же нажмет отбой. Оказалось, что ее мобильный выключен. Мэтью сел на кровати, глядя на пуховое одеяло. Черт! Он сидел, тупо смотря в одну точку, когда в спальню зашла Софи. Началась ссора — обычная, как и в предыдущее Рождество, и за год до него. Все шло как по нотам.

— Твои паршивые родственнички опять вышли из берегов!

— Я их не приглашал.

— Значит, я их пригласила? Они даже не спрашивали, согласны ли мы принять их! Наверное, надо было отказать им — а потом не видеть и не слышать их целый год!

— Вот именно! Надо было прямо сказать: мы просто в восторге, когда все они съезжаются к нам и портят праздник — как всегда.

Каким-то образом Мэтью ухитрился взять верх в этой ссоре, несмотря на тот факт, что праздник им испортили именно его родные.

В постели Мэтью и Софи повернулись спиной друг к другу и попытались заснуть. Превосходный конец превосходного дня. Счастливого Рождества!

В Рождество Хелен развлекалась тем, что составляла очередной список. Список всего, что она ненавидит в Мэтью:

Необязательность;

Слабохарактерность;

То, как он произносит «апчхи», когда чихает;

У него в носу растут волосы;

Дряблый живот;

Отвратительная мелодия звонка на мобильном;

Плюшевый медведь, которого он когда-то купил ей на день рождения;

Его музыкальные пристрастия;

Фильмы, которые ему нравятся;

Его вкусы вообще;

Его секретарша Дженни;

Его уши (по правде сказать, самые обыкновенные уши, просто Хелен уже была на взводе);

Его туфли от Прада — наверняка куплены женушкой (тут она была права);

Его часы «Тэг» — то же самое (не угадала);

Его жена.

Список получился внушительным, на две страницы. Хелен позвонила родителям, чтобы пожелать им счастливого Рождества, и затем улеглась на диван — смотреть телевизор и ждать, пока пройдет похмелье.

На следующее утро гости Мэтью и Софи тоже вовсю хлебали воду с растворимым «Алка-Зельцером». Атмосфера накалилась еще сильнее. Дети вскрыли подарки; взрослые перестали притворяться, будто все они друг друга любят, и скандалы возобновились с новой силой. Хозяева дома приготовили обед в звенящей тишине, отказавшись от помощи родителей Софи, Билла и Элис. Те тоже внесли свою лепту: они рассказывали про то, какая Софи была в детстве, хотя слушатели не проявляли к их историям ни малейшего интереса. Эдвин старательно отводил глаза от Луизы, которая, в свою очередь, не смотрела на Аманду.

Когда гости поглощали ретрококтейли с креветками, Мэтью извинился и встал из-за стола. Выйдя в сад, он набрал мобильный номер Хелен. Наверное, она уехала к родителям, решил он. Хелен ведь не рассказывала ему о своих одиноких рождественских ужинах.

Узнав номер, Хелен ответила с натренированной беззаботностью.

— Я просто звоню пожелать счастливого Рождества.

— Хи-хи… М-да.

— Извини, что повел себя как последний кретин. Я знаю, ты переживала, и я правда… ну, я в самом деле хочу попросить у тебя прощения.

— Да не за что, — Хелен удавалось притворяться просто виртуозно.

— Значит, я прощен, Хелли?

— Точно. — Мэтью стало не по себе; не таким он представлял себе их примирение.

— Ты в порядке?

— Ага.

— Хорошо проводишь время?

— Фантастически. Мэтью немного помолчал.

— Где ты была вчера вечером? Хелен поняла, что победила.

— Извини, меня зовут. Я должна помочь маме. Пока.

Она отключилась, не услышав прощальных слов Мэтью:

— Я люблю тебя.

В таких случаях Хелен обычно ликовала. А сегодня она не только справилась с собой, но и он позвонил первым! Как ни странно, она перенесла победу относительно спокойно. Побродила по квартире, нашла свой список и добавила в него еще один пункт:

«То, как он называет меня Хелли».

Мэтью нажал отбой. Сердце колотилось как бешеное. Что-то случилось! Она всегда так радовалась, когда он звонил ей на Рождество! Сразу снимала трубку — как будто весь день сидела у телефона и ждала его звонка. В общем, так оно и было. И заканчивал разговор всегда он — либо звали дети, либо пора было садиться за стол, либо гости собирались играть в шарады. Хелен цеплялась за него, спрашивала, когда он перезвонит, говорила, как она несчастна, как она скучает по нему. Сегодня она не сразу подошла к телефону… Впервые в жизни Мэтью понял, что не является хозяином положения.

На Бартоломью-роуд отправились спать рано. Вечер прошел напряженно, несмотря на викторину, устроенную Софи для развлечения гостей. Оставшись одни, Мэтью и Софи снова поссорились. Мэтью целый день ждал новой ссоры; после разговора с Хелен он отчего-то злился на Софи, сам не понимая за что. Она начала первой, он только этого и ждал.

— Какая муха тебя укусила за обедом?

Софи даже не поняла, почему они дико поскандалили. Мэтью осыпал ее обвинениями; она тщетно пыталась оправдаться. Он винил ее во всех смертных грехах: она не понимает, сколько стрессов ему приходится испытывать на работе; она вообще перестала выбираться в свет и следить за собой; зачем ее мать интересуется, почему он так часто задерживается на работе…..

— Она меня оскорбила! — кричал он. — Намекала, будто я не справляюсь со своей работой, уделяю недостаточно внимания детям — и мало ли что еще!

— Ничего она тебя не оскорбляла. — Софи тоже повысила голос. — Хотела просто пообщаться с тобой. Просто неудачно выразилась, только и всего.

В пылу ссоры Мэтью обвинил жену в том, что они все реже занимаются любовью, в том, что он из сил выбивается, пытаясь продвинуться по карьерной лестнице, — а также, как ни странно, в том, что она плохо одевается.

— Это старомодно! — кричал он.

— Какое, черт побери, тебе дело до того, что я надеваю на работу? — вспылила она в ответ. — Ты и сам едва ли подойдешь для рекламы на обложке журнала для мужчин!

Софи видела мужа таким злобным всего раз в жизни — тринадцать лет назад, когда она сообщила ему, что беременна. Сбросив маску ответственного главы семьи, он вопил, что не хочет снова проходить через отцовство. Он уже все знает, черт побери! Как она посмела забеременеть, не посоветовавшись с ним? Софи обозлилась. Как он посмел сделать ей ребенка, не посоветовавшись с ней? Тогда Мэтью заявил, что мысли о ребенке стесняют и сковывают его; он устал от отношений, в результате которых чувствует себя загнанным в угол. Потом он уверял, что не намерен связывать себя какими-либо обязательствами — снова недосыпать и жертвовать свободным временем и поездками в гости. В довершение всего он заявил, что ему противно смотреть, как любимая женщина раздувается, словно воздушный шар, и у нее появляются растяжки и варикоз. Он любит ее такой, какая она сейчас; если честно, неприятно смотреть, как уходит ее красота.

— Почему же ты в таком случае на мне женился? — спросила тогда Софи.

— Потому что я люблю тебя! — воскликнул он так театрально, что Софи в ту секунду возненавидела мужа.

Всю ночь она ворочалась без сна, представляя, как разведется и будет растить ребенка одна. К утру у нее в голове сложился подробный план дальнейшей жизни: она снимет квартиру, устроится работать на неполный рабочий день. Но Мэтью извинился — как он всегда делал, излив душу и высказавшись, — и она его простила. Во время беременности она действительно очень уставала; в организме шел гормональный сбой, и Софи боялась, что не сможет одна пережить грядущие восемь месяцев. Прошло несколько недель, и Мэтью начал проявлять к ней повышенный интерес — если честно, его забота иногда даже раздражала. Он без конца спрашивал, что происходит у нее внутри, и всем рассказывал о ее беременности. Он принимал активное участие в выборе места и способа родов («Нет, Мэтью, я не хочу рожать в бассейне, я хочу рожать в нормальной больнице, причем с обезболиванием!»). Во время родов он находился рядом — держал ее за руку, дышал вместе с ней, считал схватки. Если честно, ему тогда здорово досталось. Через два года, когда Софи сообщила, что снова ждет ребенка, он завопил от радости, подхватил ее на руки и закружил по кухне.

Впрочем, он больше не подавал ей чай в постель и не извинялся после ссор. Теперь он все больше молчал. А еще — Софи все чаще украдкой ловила на себе его странные, тревожно-виноватые взгляды, когда Мэтью думал, что она на него не смотрит.

Следующие несколько дней Хелен нарочно не снимала трубку. Мэтью без конца звонил ей — целых восемь раз — и оставил три голосовых сообщения. Список «Почему я должна бросить Мэтью» растянулся на три с половиной страницы; список «Почему мне нужно остаться с Мэтью» был удручающе коротким. Откровенно говоря, он состоял всего из трех пунктов:

Он говорит, что любит меня;

Он может быть забавным;

С кем еще мне выходить в свет?

Написав третий пункт, она разразилась слезами, потому что ей вдруг стало ужасно жаль себя.

Рейчел и Нил пригласили ее на вечеринку; как ни странно, она хорошо провела там время. Для нее тоже пригласили кавалера — Джеймса, приятеля Нила, и она флиртовала с ним, хотя он ей ни капельки не нравился. Все равно, его внимание ей льстило, и они здорово повеселились. Джеймс был холост, к тому же внешне вполне ничего — не косолапый, не прыщавый. Уже кое-что! За весь вечер Хелен ни разу не вспомнила о Мэтью. Когда она вернулась, на ее автоответчике мигали два сообщения. Она даже не стала их слушать.

В следующий раз она познакомилась с еще одним другом Нила — Крисом (только что развелся, трое детей). Когда Крис спросил, есть ли у нее кто-нибудь, она ответила «нет». Он предложил как-нибудь выпить вместе; хотя Хелен отказалась — трое детей достаточно большая обуза, — она задумалась. Придя, домой, она проверила автоответчик. Два сообщения от Мэтью. Она прослушала их: Мэтью буквально был вне себя. «Я с ума схожу, когда не слышу твоего голоса, перезвони!» Она не перезвонила.

Хелен проснулась среди ночи; верхние соседи снова шумно занимались сексом. Жена (Хелен понятия не имела, как ее зовут — в Лондоне не принято знакомиться с соседями) устроила целое представление. Говорила она мало, в основном стонала: «О!», «Ах!». Хелен так и подмывало крикнуть: «Да заткнись ты и кончай скорее!» Интересно, по-настоящему ли соседи любят друг друга? Понравились бы ей самой такие отношения? Раздумья нагнали на нее тоску. Она заставила себя встать и вышла, чтобы купить газету.

Район Камден-Таун, где она жила, поутру всегда бодрил. Именно за это Хелен его и любила — за неугомонность, за нежелание жить чинно и тихо. Она протолкалась сквозь толпу у рынка на Инвернесс-стрит и протиснулась к угловому магазинчику, стараясь не смотреть встречным в глаза. Когда Хелен отперла парадную дверь, стараясь не выронить покупки — газету, литр молока и пакет растворимой лапши, — дверь верхней квартиры вдруг отворилась, и на пороге показались соседи. Оба широко улыбнулись ей, и женщина тихо поздоровалась. На ней, как всегда, была бесформенная флисовая куртка с начесом и мешковатые брюки. Хелен поискала на их лицах предательские признаки недавнего греха — в конце концов, уж ей-то известно, что они трахались всего четверть часа назад! — но не тут-то было. Лица соседей были, как всегда, застенчивыми и унылыми. Бывают такого сорта люди — в компании всегда теряются, зато, оставшись наедине, наверстывают упущенное.

— Счастливого Рождества, — сказал похожий на крысу мужчина, когда они проходили мимо.

— Спасибо, — ответила Хелен, протискиваясь в свою квартиру. Затевать долгий разговор не хотелось. — Вам тоже. — Она не знала, почему тайная жизнь соседей так ее раздражает, и тем не менее… Как будто ее насильно втянули в чужую тайну.

На следующий вечер Хелен осталась дома, налила себе большой бокал вина и принялась обдумывать свою ситуацию. За все время, что они знакомы с Мэтью, она никогда еще не игнорировала его так долго. Теперь их отношения показались ей натянутыми, надуманными. Он аккуратно являлся к ней по расписанию, она послушно ждала, подстраивалась под него. Он руководил — она уступала; он бесился — она соглашалась.

Налив себе второй бокал, она начала думать о Джеймсе и Крисе. Пусть ни тот ни другой не в ее вкусе. Они — живое доказательство того, что одинокие, нормально выглядящие мужчины ее возраста существуют. Кроме того, даже забавно для разнообразия встречаться с мужчиной, который еще не вырос к тому времени, как «Битлз» стали знаменитыми. Она попыталась вспомнить, почему она обычно жалела Рейчел за ее одинокую жизнь, но не смогла.

Наливая себе третий бокал, Хелен уже гадала, зачем напрасно выкинула из жизни четыре с лишним года. Четыре года назад ей было тридцать пять — она была молода, как теперь понимала, — и она вполне могла встретить хорошего человека, выйти за него замуж и родить двоих детей, если бы захотела. (Не то чтобы она хотела детей, хотя они каким-то образом прокрадывались в ее фантазии о безупречной жизни с Мэтью. В ее мечтах дети служили доказательством его безраздельной преданности. Разумеется, на нарисованной ею картинке присутствовала и няня — старая и некрасивая. Она будет время от времени подменять Хелен.) А в результате за прошедшие годы у нее не появилось ничего, кроме нескольких седых волосков, из-за которых приходилось каждые полтора месяца красить голову, да «гусиных лапок» вокруг глаз и рта. И еще она потеряла надежду сделать карьеру, стать независимой и богатой. Вот ведь, черт побери, думала она, снова наполняя бокал. Черт с ними, черт с ним, черт со всем.

Прозвонил дверной звонок.

По пути Хелен взглянула на себя в зеркало. Лицо не накрашенное, голова давно не мыта, в пижаме… Она открыла дверь, и там, у порога стоял Мэтью. Хелен почти сразу заметила два больших чемодана у его ног и невольно смутилась. Взгляд у него был тяжелый, глаза покраснели и опухли, как будто он плакал.

— Привет, — сказал она. Он раскинул руки.

— Я сделал то, что ты хотела. Бросил Софи. Признался ей во всем, собрал вещи и уехал. Ну, не все, только самое необходимое. В машине осталось кое-что еще, но я должен вернуться и забрать остальное, когда она немножко остынет. Наверное, я разболтался? В общем, я переезжаю к тебе.