"У Великой реки. Поход" - читать интересную книгу автора (Круз Андрей)

ГЛАВА 8, в которой герой поступается принципом не смешивать личное с делами

Границу гномьих владений обозначал отполированный до зеркальной гладкости с одного бока большой валун, на котором было выбито что-то рунами, и над надписью виднелось изображение наковальни, молота и боевого топора на фоне трёхглавой горы. Как раз такая и венчала главный пик Серых гор, незнамо как очутившихся на месте захолустного Вышнего Волочка, который тоже не пойми куда делся. В старом мире остался, наверное, не проверишь теперь.

Сразу за пограничным камнем нашёлся и пограничный пост. Настоящий блок, собранный из большущих валунов. В укрытии стоит БТР-4, но в гномьей версии. А о гномьих версиях людской техники стоит рассказывать особо. Если не приглядываться, то вроде как бронетранспортёр обычный. Купили шасси с мотором, корпус, по примеру других, сами изготовили, как им удобно. Сверху водрузили стандартную башню с крупнокалиберной спаркой с водяным охлаждением. Разве что цвет у БТР не камуфляжный, как у пришлых людей, а просто стальной, покрытый прозрачным лаком от ржавчины. Гномы секрет устойчивого к любым воздействиям лака для стали давно придумали, людям его продают, а люди тем лаком на патронных фабриках стальные гильзы покрывают.

Но если присмотреться, то увидишь, что каждая стальная панель корпуса бронетранспортёра украшена — орнаментом ли, картинками из гномьей жизни или чем-то подобным, как всегда гномы украшали свои доспехи и лезвия клинков. Мало кто знает на самом деле, что рисунок на доспех и оружие наносит не мастер, который отвечает за качество стали и добротность изготовления, а сам владелец. Мастер украшает оружие, предназначенное на продажу, а если родович куёт для родовича, то за красоту тот уже отвечает сам. Мечник покрывает из вечера в вечер искусным орнаментом клинок меча, гравирует рисунки на панцире. Ну и экипаж БТР тоже отнёсся к машине как к своему доспеху. Вот и возятся с ним понемногу. Наполовину он уже изукрашен, а ещё наполовину — гладкий покуда. Простор для творчества.

Ещё корпус бронетранспортёра скреплен не сваркой, а заклёпками. Это у гномов традиция, и переубедить их в том, что клёпаный корпус хуже сварного, не смог пока никто. Хоть и пытались.

Возле бронетранспортёра расположились четверо гномов. Все вооружены крупнокалиберными «маузерами» под девятимиллиметровый винтовочный патрон[40]. Гномы вообще любят крупный калибр, благо их никакая отдача особо не беспокоит. Они как валуны, что вокруг набросаны — поди сдвинь с места. Ложи, естественно, под их гномью анатомию переделаны, человеку такие неудобны будут. Они на Тверском Княжеском Арсенале закупают стволы, затворную группу, ударно-спусковой — в общем, всё, что в винтовке стреляет, а ложа уже делают сами. Кстати, стрелки из гномов в основном так себе, снайперов не встречал.

На каждом из гномов кольчуга с пластинчатым нагрудником, шлем, по форме напоминающий людскую солдатскую каску немецкого образца, с короткими тупыми рогами, только ещё и глаза в нём закрыты: через прорези на мир смотрят. Зря это, кстати, для огневого-то боя, зрение тоннельное получается. Но — традиция, не замай!

Каждый гном помимо винтовки несёт на себе небольшую, но очень тяжёлую и чертовски острую секиру. Она у него подвешена к поясу, режущая кромка лёгким чехлом прикрыта. Такой чехол появился после того, как гномы винтовками вооружились. Пришлось в бою падать, и начали все подряд секирами резаться. Раньше гном в бою если и падал, то только мёртвым, а теперь живчиком из одной ямки в другую скачет и в каждой падает.

Щиты у гномов остались тоже в силу традиции. Другое дело, что тащить теперь старый гномий щит размером в осадную пависсу, который всё равно нормальную пулю не держит, смысла не стало. Поэтому щиты уменьшились до размеров ладони и носятся несъёмно на левом предплечье. И на нём вычеканены знаки, обозначающие воинское звание гномьего бойца. Стоящий передо мной соответствовал унтер-офицеру.

В доте, сооружённом из тех же отёсанных валунов, на треноге стоит пулемёт «шварцлозе» нашей тверской работы, с ТКА. Аборигенам ПК не продают, считают, что не нужно им предоставлять лёгкое и мобильное оружие, а гномы его и сами не хотят. Им слишком лёгкое оружие не нравится, доверия не вызывает. А тот же «шварцлозе» весит как мотоцикл — значит, хорошее оружие. Добротное.

— Стой, кто такой? — прогудел откуда-то из дебрей бородищи гномий унтер.

У них он, кстати, «ур-барак» зовётся, «водитель барака», двадцатой части хирда. Но я его лучше так и буду унтером звать — привычней.

— Александр Волков из Великореченска, вольный охотник, — отрекомендовался я, после чего вытащил из кармана выданный мне в своё время Дарри Рыжим медальон на цепочке и добавил к сказанному: — Добрый гость общины!

— К камню прикоснись, гость, — пробухтел гном. — Община через голые слова тебя знаешь где видала?

У гномов всё делается если не через задницу, то через камень. Вот и сейчас на блоке у них большой кристалл, подточенный до вида неаккуратной чаши. Опускаешь туда медальон за цепочку, и если чаша засветится, то ты тот, о ком речь. Так и вышло. А как ещё могло, если я тут езжу раз в двадцатый и из этих разов этот самый унтер меня в половине случаев встречал?

— Ты гля, опять те въезд не закрыли, — неуклюже пошутил «водитель двадцатой части хирда», — тады проезжай, раз тя к нам принесло. Добрый гость, мать её в камень, общины.

Я проехал через пост, повилял ещё минут десять по лесной дороге, быстро переходящей в предгорья. Затем она пошла вверх, и ещё через пару минут я оказался на широкой площадке перед воротами, ведущими в гигантский зев пещеры. Огляделся.

Укрепились тут гномы всерьёз — куда там всяким крепостям! Изнутри прорыли тоннели к бойницам, затащили крепостные пушки, устроили пулемётные гнезда. А дорога сюда всего одна — вихлястая, быстро не поедешь. Её огнём в десять слоев накрыть можно.

У самих-то гномов наверняка дорога не одна. У гномов секретных отнорков хватает, а вот предателей за всю историю у них не было, чтобы оный секрет всем раскрыть. Конечно, в гномьей истории предатели упоминаются, но были они всё больше жертвами интриг политических, секретов подгорного племени никому не раскрывавших.

Кстати, через такое уважение к секретам и началась хорошая торговля между гномами и пришлыми людьми. Не рвались гномы сами открывать секрет взрывчатки, или бездымного пороха, или того же азида свинца, раз люди его магией защитили. У врага секрет узнай, у друга — уважай, — так эти пеньки каменные полагают. За что и пошли у них с пришлыми совет да любовь, в то время как к аборигенам гномы относятся хуже, считают всё больше жульём, особенно южан. Хоть и торгуют с ними.

Перед воротами опять пост, возле него два наших «виллиса» с салонами, под гномьи габариты[41] переделанными, в кузовах по «шварцлозе» на турели и ещё шестеро бойцов с винтовками, командует ими кто-то вроде нашего обер-ефрейтора. Здесь у меня опять проверили медальон, каковой у гномов, кстати, вообще все документы заменяет, и меня вместе с машиной запустили в ворота. И попал я внутрь скалы.

Огромная пещера была освещена, причём электричеством. Гномы, узнав устройство, сумели соорудить на подземной реке неплохую каскадную гидроэлектростанцию, питавшую теперь все внутренности Серых гор. За этот проект, который всё же разрабатывали для них люди, равно как и за поставленные из Царицына турбины, гномы готовы были всему нашему роду памятники возвести. Теперь же гномы, кстати, очень лихо добывали медь и производили из неё отличную проволоку всех диаметров — тоже прекрасная статья торговли.

По пещере сновали гномы в рабочей уже, а не военной одежде, внимания на меня никто не обращал. Раз через посты пропустили, значит, так и надо, и мне находиться здесь можно. Вдоль правой грубо отёсанной стены вытянулась стоянка грузовиков, и гном со светящимся жезлом указал мне на свободное место. Я подъехал, встал, размотал свисающий сверху шланг на катушке, надел на шноркель. Молодцы гномы. Как только начали машинами пользоваться, тут же соорудили вытяжку для выхлопных газов.

— К кому? — подошёл ко мне регулировщик.

— Вару вызови, дочку Дарри Рыжего. Я к ней.

Вообще-то я больше к её папаше приехал, да только он тут главный, и сразу ломиться к нему просто неудобно. Поэтому я всегда сначала Вару звал.

— Вон телефон повесили. Сам звони, — ответил гном-регулировщик и отошёл, почёсывая бороду.

И впрямь новшество. Раньше такого не было, из караулки специальный гном названивал, а теперь на стене деревянная коробка с латунным наборным диском и лежащей сверху фигурной трубкой. Справа на стене список. Я пробежался по нему глазами, нашёл Вару. Набрал пятизначный номер. После трёх гудков телефон ответил. Я представился. Мне обрадовались. Спросили, чем помочь, я затребовал тачку. Или тележку. Или что-то в этом духе.

Голос в трубке стал деловым. Раз тачка нужна, значит, есть товар. Если товар, то торговля, а торговля — это дело. А дело делается серьёзно. Практичней гномов, если честно, я никого не встречал.

— Жди, через пятнадцать минут буду, — послышался ответ.

— Подожду.

Пятнадцать минут — это неплохо даже, Вара живёт далеко от этих ворот, и бегом-то за десять не добежишь. К счастью, гномы предусмотрели, что кто-то в этом месте постоянно будет кого-то ждать, да и поставили там небольшую пивнушку. И пиво продавали в глиняных кружках, куда я свои стопы и направил. Тем более что у меня к кабатчику дело было.

— Привет, Олли, — поздоровался я со светлобородым гномом в кожаном фартуке, орудующим за стойкой.

— Здорово, Сашка. Что принесло? — спросил он, выставив передо мной кружку с пивом.

— Дела, как всегда.

— Ага, дела. С Варкой, как всегда, — хихикнул в бороду гном. — Пора бы уж.

— Типун тебе на язык, пень каменный, — ответил я. — Ты чего на репутацию честной девушки грязь льёшь?

— Ха, грязь! — взмахнул рукой Олли-кабатчик. — Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Сколько ждать? Семь лет? Да её разорвёт к тому времени по всей промежности, от зубов до лопаток, девка от сока лопается. Сжалился бы, засадил, как подобает вольному охотнику. Типа добыча на вертеле.

Ему собственная шутка понравилась, и он заржал так, что люстра над головой закачалась.

Тут опять надо сослаться на гномьи нравы. И не только на тему толщины или тонкости их шуток. Как я уже говорил, что если есть у них какое правило или традиция, то из башки это не выбьешь ничем. Даже если в уши по двухсотграммовой шашке затолкаешь и рванёшь. Как с той же сезонной торговлей — не положено им до сроку на торг ездить, и хоть зарежься — не поедут. А почему? Потому, что так предками записано. А на хрена они так написали? А демон их знает — может, прикола ради, до того дела нет никому.

В общем, примерно такая же ситуация с гномьими девицами. Гномы, народ простой до офигения, как угол дома, иногда поражают этой самой простотой до глубины души. Вы уже по галантности речи заметили, как я думаю. И нравы у них не сложные. То есть я к чему — если девка вдруг с кем и перепихнётся в уголке, никто её не осудит, а даже порадуются за неё. У гном, кстати, такой анатомической особенности, как «девственная плева», не имеется. Вообще. Отсюда и отсутствие культа девственности: всё равно не проверишь. Одна беда — не с кем ей так веселиться. Потому что предки бородатые на какой-то скрижали записали: «Да не возьмёт муж нашего народа деву нашего народа, пока не минет ей тридцать лет и три года, а мужу — сорок и четыре». И всё, звездец.

Нет, конечно, гномы живут дольше нас, для них и триста лет нормальный возраст, но всё же… Те же мужики гномьи могут хоть молотом наковальню бить, чтобы, значит, энергия выходила, а девкам что остаётся? Их тут не слишком эксплуатируют, берегут, пока им тридцать лет и три года не стукнет. Но и сами не претендуют на них, пока не стукнут те самые «сорок и четыре». При этом гномские мужики всё же свои дела решают в «служебных командировках». В том же Великореченске в дни торга молодых гномов из борделей не выгонишь без дубины. А почему? Потому, что сказано в завете предков: «Деву нашего народа». А «не нашего» вполне даже можно, даже надо, наверное. А девки дома ждут. «Тридцати и трёх» и «сорока и четырёх». И ни один гном, ни под каким видом, как бы ни хотелось ему и как бы ни хотелось ей, завета предков не нарушит. Такой вот дурак.

Но есть в завете ещё одна лазейка: «муж нашего народа». Именно. И если, скажем, муж будет народу «не ихнего», а, скажем, моего, то вроде и опять не грех. И любая гнома перед заветами чиста. На это Олли и намекает. И уже который раз.

— Олли, я обещаю обдумать ваше предложение, — сказал я. — А ты обдумай моё: пять за бочонок. Десять бочонков.

— Три, — явно без обдумывания сказал Олли, потому что я его сразу поправил:

— Четыре. Торг закончен.

— Три с полтиной. Больше не дам.

— Три семьдесят пять.

— Беру.

Всё верно, не зря же я с утра забегал в купеческие лабазы? Десять пятидесятилитровых бочонков пива загрузил в кузов. Обошлись они мне по два за бочонок. Семнадцать с половиной рублей золотом — чистая прибыль.

— Где? — спросил он, хлопнув толстыми ладонями по столешнице.

— В кузове, где же ещё. Забирай. Таскать не буду, спина болит, — соврал я.

— Ага, ври больше. Да грузчик из тебя, как из дерьма пуля, — добавил гном и направился к моей однотонке с тележкой.

Пока я пил пиво, Олли перетаскал все бочки, после чего отсчитал мне тридцать семь рублей золотом, а к ним добавил эльфийский шелонг. Как раз полтина. Я сгрёб всё в кошель, засунул его себе в карман.

— Олли, с тобой приятно иметь дело, — сказал я.

— Всё равно в следующий раз больше чем по три пятьдесят за бочку не рассчитывай, — ответил, можно сказать, грубостью Олли.

— Олли, я не подлизываюсь, я просто хвалю твои деловые качества.

— Вот когда ты мне будешь пиво продавать, почём сам купил, тогда и будут у меня достойные деловые качества. А пока я чувствую себя обобранным[42], — прикинулся сиротой гном. — Кстати, Вара едет.

Он указал толстым пальцем мне за спину. Я обернулся. Ба, технический прогресс в действии: Вара ехала на электрокаре. Самом настоящем, с платформой сзади и двумя сиденьями впереди.

— Ух ты… Олли, откуда такие? — указал я на приближающийся экипаж.

— Да кто-то из ваших идею подкинул с чертежами, — ответил Олли. — Сделали вот с десяток, их сразу раскупили. На машинах по нашим тоннелям не погоняешь, воняет выхлоп, а на таких электротележках — вполне.

А ведь действительно удобно. На людских заводах такие второй век катаются. Когда ещё организовывали производство. Мне бы раньше сообразить, самому добыть чертежи да гномам продать, раз не секретно. Хотя чертежи такая штука, что лучше не связываться. Никогда не знаешь, во что влипнешь. Лучше уж динамитом влевака приторговывать.

Тележка подкатила, я посмотрел на Вару. А ведь действительно совсем не страшная девка, даже симпатяшка. И что гнома — ни за что не поймёшь, таких лиц с фигурами в наших городах полным-полно. Кожа чистая, нос курносый, глаза голубые, губы полные, нижняя чуть вперёд. Волосы светлые, как у северянки. Возле носа чуть-чуть веснушек, сразу и не заметишь. Ладошки длиной пальцев не поражают, но и не толстые пальцы, скорее детские. Чёрт, Олли, сбиваешь с толку. Не о том думаю, мне с ней ещё торговаться и торговаться сегодня… Всё равно не в моём вкусе она, я лучше к Васьки-некроманта демонессе через забор залезу. Если Васька, конечно, кабанчика не зазомбировал и двор стеречь не поставил.

— Сашка, чего встал? — спросила Вара. — Грузи, что притащил.

Её голос вывел меня из размышлений, я взялся за погрузку. Динамит, десять ящиков с порохом самого лучшего сорта, совершенно бездымным, медленно горящим, для снаряжения снайперских патронов, в жестяных банках. И коробку капсюлей для них же. Гномы мне на своих гильзах патроны соберут, я их Бороде перепродам, а с гномами навар поделю. Товар этот штучный, стоит дорого. Патроны — вообще товар не из дешёвых, в моём бюджете статья расходов изрядная[43].

А ещё у меня с собой пара чертёжиков. Собственного изготовления, не секретные! Хочу с Дарри Рыжим над ними посидеть и попробовать их в работу запустить. Вдруг что получится? Тот даром что верховный правитель здесь, а мастер такой, каких поискать. Впрочем, тут таких в верховные и выбирают — гномы всё же. У них всего две благодетели за серьёзные считаются — мастеровитость и тороватость. И всё. Даже воинские подвиги свои гномы славить любят, но самого великого воина во главе племени не поставят, потому как война ведёт не к прибыли, а к убытку.

В общем, перегрузил я все ящики на платформу электрокара, Вара сноровисто перекинула рычаг вперёд, и тележка плавно заскользила по полу, жужжа электромотором и попискивая на камне обтянутыми монолитной резиной колёсами, объезжая всевозможные штабеля у ворот, ведущих в бесконечные склады и лабазы, ворота и двери в которые вытянулись по обеим стенам просторного коридора. Время от времени она нажимала на маленький рычажок слева от руля, и тогда где-то в недрах машинки отчаянно звенел звонок, похожий на школьный, распугивая зазевавшихся на пути.

Управлялась она со своей машинкой на диво ловко. В этом вся гномья суть. О том, что стрелки из них получаются посредственные, я уже сказал. Зато не сказал, что каждый гном от природы не только замечательный слесарь и механик, но и водитель всякого самодвижущегося железа. Заметили это очень давно, ещё века полтора назад, когда пришлые люди в своих городах наладили наконец выпуск всевозможной техники в достаточном объёме, чтобы начать ею торговать. Одно время у новых людских правителей даже появилась мода приглашать водителей и пилотов из гномьего племени — очень уж легко и хорошо всему они обучались. Потом такую идею оставили, сделав ставку на подготовку собственных кадров. Не столь уж разительным превосходство гномов было.

Давно и не нами замечено, что люди во всех делах оказались «середнячками». Вот я уже рассказал, что эльфы в своей массе стрелки получше нас, но технику презирают и избегают её всячески. Никто толком и не выяснил, каким водителем может быть эльф, потому что никто не видел эльфа за рулём. Или за штурвалом самоходной баржи. Или даже на капитанском мостике парохода. С тех пор, как эльфийский парусный флот себя изжил, так эльфов на воде только пассажирами и видели. Управлять чем-то громыхающим и чадящим им тоже не эстетично. Даже самолёты они не водят, хотя ограничений на продажу тех же «кукурузников» нет никаких. Гномы, например, покупают чуть усовершенствованные По-2[44] как почтовые и как разведчики, летают на них, и очень эти простые самолёты гномам нравятся. Их в Ярославле производят специально для продажи аборигенам, равно как выпускается и «Крылатый конь»[45], который и за транспорт выступает, и за лёгкий пассажирский — немало местных герцогов с баронами на таких друг к другу летают в гости.

Гномы в механике дадут человеку сто очков вперёд, но стрелки они плохонькие, в бою больше надеются на артиллерию и пулемёты, верховой езды избегают, и даже путешествиям по воде многие из них доверяют не очень, хоть шкипера из гномов встречаются, и очень хорошие. Речным флотом так и не обзавелись, для перевозки товара у людей фрахтуют баржи… Если поймаю Пантелея и награду получу, куплю такую баржу и буду гонять вниз по Великой с гномьим товаром. От гор своих отходят неохотно, разве что с торговыми караванами — это святое! — в общем, не универсальны они, равно как и эльфы, в своих навыках.

Есть ещё орки, изрядно лихой народ, силой не обделённый, но у тех одна проблема — так уж они устроены, что эмоции главенствуют над логикой и смыслом. Отсюда их проблемы с образованием более-менее многочисленных племён: вечно дерутся друг с другом. Такой вот народ — одни эмоции.

Люди же как будто взяли от всех понемногу. В стрельбе в большинстве своём эльфам уступают, но ненамного. Может быть, за двести метров я все жёлуди с дуба по одному из винтовки и не посшибаю, а вот тех же эльфов, что делать это умеют, если их по дубу рассадить — запросто. Свою «копейку» так ловко по бездорожью, как гном, я не проведу, но всё равно не завязну и куда надо доеду.

Но самое главное, чем берут люди — умением приспособиться к любым условиям. Наш короткий век приводит к тому, что каждое новое поколение меняющийся мир воспринимает как данный по определению. Гномы живут дольше в несколько раз, и многим из них в течение жизни приходится менять даже мировоззрение, что в зрелом возрасте, согласитесь, тяжеловато. Вечные же эльфы, помнящие времена, когда лишь одни они с богами населяли земли, вообще так и не поняли, кто такие люди с гномами, и, несмотря на то, что последние теснят их везде, относятся к ним не просто высокомерно, а как бы и не замечая. Другое дело, что молодые эльфы относятся уже совсем по-другому, а кое-где появились новые народы, от контактов эльфов с людьми родившиеся, но не они определяют политику эльфийских анклавов. Там правят те самые реликты, полностью утратившие связь с реальностью.

Опять я отвлёкся, в общем. Рассказывал-то я о том, как Вара ловко с электрокаром управлялась. Разъезжалась со встречными в миллиметрах, огибала штабеля с товаром на волосок, никого не задела, никого не сбила с ног, и минут через десять мы остановились у дощатых ворот, украшенных знаком драконьей лапы, держащей корону: семейным клеймом рода Дарри Рыжего. Гнома хлопнула в ладоши, ворота распахнулись. Но не магически — открыл их молодой гном с едва пробивающейся бородой, младше самой Вары, пожалуй. Она милостиво ему кивнула и закатила электрокар внутрь. Гном молча закрыл ворота, подхватил с пола звякнувшую сумку с инструментами и куда-то побежал с деловым видом.

Вара спрыгнула с водительского сиденья и сразу подключила кар к гудящему трансформатору. На зарядку поставила. Я огляделся. Тут я ещё не бывал. В семейный склад Дарри меня пока не приглашали. Не из-за недоверия, как я думаю, а потому, что далековато от входа и покоев, а каров раньше не было.

Склад занимал просторную сухую рукотворную пещеру со сводчатым потолком. Освещение было включено лишь частично, в самых важных местах возле входа, дальняя стена тонула во мраке. Эха, как ни странно, не было. Наверное, потому, что и пустого пространства в складе не наблюдалось. Вдоль стен и в проходах громоздились какие-то ящики, на стеллажах лежали всевозможные инструменты, детали, винтовочные стволы. Семейство Дарри славилось именно как инструментальщики — этим всегда и торговали. У стены справа вытянулся огромный письменный стол с конторкой, за которой стояли целых три кресла. Видать, когда Дарри с присными собирался на торг, там сидели аж трое кладовщиков. По крайней мере, мне так представляется. На столе были разбросаны бумаги, лежали счёты, стоял механический арифмометр, пробивающий все подсчёты на бумажной ленте.

Вара прошла мимо меня, виляя круглым задом и цокая невысокими каблучками туфелек по каменному полу. Плюхнулась боком на стол, так что и без того не длинное синее платье совсем уехало вверх, открыв крепкое белокожее бедро, а стол жалобно скрипнул. Хорошенькая она, не возразишь, но не пушинка. Килограммов семьдесят в этой не слишком высокой девушке имеется. Она нагнулась вперёд, опёршись пухлыми ладошками на столешницу и давая возможность мне заглянуть в вырез платья. Я возможностью воспользовался: у гном всегда есть на что там глянуть. Плоскогрудых среди них отродясь не было. И на Варе природа не отдыхала — грудь такая, что ладони зачесались.

— Ну, говори, что привёз? — спросила она меня.

— Динамит, в шашках по… пять целых и четыре десятых унции, — прикинул я в уме вес двухсотграммовой шашки. — Слушай, когда вы наконец в граммах с килограммами считать начнёте?

— Когда мы помрём и новые заветы предков напишем. Лет через пятьсот заходи, — отрезала она. — Сколько за динамит хочешь?

Я бы лучше с самим Дарри Рыжим торговался, вот ей-богу. Вара мало того что во всех ценах дока — она от безделья и сексуальной неудовлетворённости торгуется так, как будто от этого её жизнь зависит. Хоть бы трахнул её кто-то.

— Динамита шесть ящиков, в каждом ящике по сто шашек. Рубль золотом за шашку, десять процентов скидки за опт, значит… — Я сделал вид, что считаю в уме, хотя давно все сосчитал: —…Значит, пятьсот сорок золотом.

Она даже не отреагировала на моё заявление, ожидая следующей цены.

— Хорошо, пятьсот за всё, — соскочил я ещё ниже.

А то она не знает, что я наверняка не больше двух сотен за всё заплатил. А я и не платил, я эти ящики в качестве премии с одного строительных дел мастера взял, которому за истребление выворотня больше заплатить нечем было. А за выворотня я взял бы с полста, не больше. Тупая это тварь, и возни с ней не так много.

— Триста. Тут тебе и прибыль, и доставка, — соизволила ответить она.

Ну, пошёл торг. А мне деньги нужны. Мне Пантелея ловить, а сколько его ловить придётся — сами боги не ведают. Поэтому я мысленно благословился и присел рядом с ней на край стола, вздохнул. Кстати, пахнет от неё приятно, мылом и чем-то вроде трав луговых. Духи такие, что ли? Для гномов слишком изящный запах: они любят что послаще да погуще. Максималисты, так сказать. Наверняка что-то от эльфов.

— Ну какие триста? — мягко сказал я, придвинувшись. — Мне же закон не позволяет торговать динамитом: головой рисковал, когда к вам вёз. Пятьсот — хорошая цена, с учётом риска.

Она не отстранилась, а, наоборот, прижалась к моей ноге крепким бедром. Вздохнула немного неровно.

— Ну так и вези обратно, если лицензии нет, — при этом неуступчиво заявила гнома. — Мы на торге вскоре по семьдесят пять за ящик купим совершенно легально.

Моя ладонь накрыла её мягкую детскую ладошку, Вара не отстранилась.

— До торга вам ещё полтора месяца ждать, а Дарри месяц назад жаловался, что динамит закончился, нечем новый зал заканчивать. Кирками колотите да клиньями.

— Ну и что? — сказала она, и её ладонь заскользила мне по руке вверх, к плечу. — От сотворения мира так колотили, и спешки с этим залом нет. Подождём. Четыреста дам за всё, как на торге, считай.

Четыреста уже неплохо, но вроде быстро она уступила. Торгуемся дальше. Я обнял её за плечи, прижал к себе, шепнул:

— Пятьсот за всё тоже нормально, соглашайся.

Она сразу ослабла телесно, голову к поцелую закинула, успев прошептать, правда:

— От пяти сотен у тебя рожа треснет. Четыреста десять.

Я впился поцелуем в её пухлые тёплые губы, рука оттянула эластичный вырез синего платья. Крепкая крупная грудь с твёрдым соском заполнила ладонь.

— Четыреста девяносто, — скорее прошевелил я губами, нежели прошептал.

— Четыреста пятнадцать, — простонала она и обняла меня так, что рёбра треснули.

Я схватил её за плечи, отвернул к столу, нагнул. Она с готовностью склонилась, прогнув спину. Схватил за подол платья, закинул его вверх. Опа, бельё она забыла надеть. Наверное, тоже торговаться готовилась. Моему взору предстали две круглые, крепкие и отличной, кстати, формы ягодицы. Потрясающая попа! И талия тонкая, мускулистая. Я вцепился руками сразу в обе и поразился — крепкие такие, что не ущипнуть. И ножки под ними хоть и не длинные, зато очень аккуратные и стройные.

В тишине послышался лязг пряжки моего ремня, она чуть вздрогнула и прогнулась сильнее, будто поторапливая. Затем, видимо, чтобы я шевелился быстрее, чуть не крикнула:

— Четыреста двадцать! Да что ты там копаешься?

Охнула, когда я вошёл в неё, горячую, как печка, и влажную, как океан. Сильно подалась назад, прижимаясь задом к моему животу, задвигалась ритмично.

— Золотая моя, какие четыреста двадцать? Четыреста восемьдесят, и ни копейкой меньше, — скороговоркой сказал я, стараясь попасть словами в такт движению.

— Обола ломаного сверху четырёхсот двадцати не дам! Ой! — вскрикнула она, когда я толкнулся глубже и резче.

— Четыреста восемьдесят!

— Четыреста двадцать пять! — выдохнула она со стоном.

Росточком она всё же невелика, куда-то я ей совсем глубоко попадаю. Говорят, что у гномов мужское достоинство длины невероятной. Это брехня, я с Дарри Рыжим и его родственниками сто раз в бане был. Вот с толщиной у них да — как они сами, всё у них комплекцией, а по длине мы опережаем.

— Не торгуйся! Соглашайся. Четыреста восемьдесят отличная цена, — горячо зашептал я ей в ухо, почти прижавшись к нему губами и слегка укусив.

Она зашевелилась ещё энергичней, чуть не сбрасывая меня с себя, прошептала так же тихо:

— Четыреста тридцать не хуже цена. И звучит красивей. Сам соглашайся, не дам больше.

— Дашь.

— Не дам.

— Уже дала.

— Дала и дала. И ещё дам. А цену не подниму, — почти простонала Вара, вцепившись руками в какое-то бронзовое пресс-папье на столе.

— И ещё давай! — приналёг я ещё сильнее. — Четыреста семьдесят!

— Четыреста сорок! — крикнула она, отшвырнув тяжеленную бронзовую фигурку от себя. Та со звоном упала на каменный пол, покатилась. От резкого движения лежащей лицом вниз договаривающейся стороны со стола посыпались бумаги, разъехавшись белым веером по камню.

Я обхватил её за бёдра, чуть приподнял. Нет, не пушинка. Навалился, вдавил её бедрами в край столешницы, покрытой зелёной кожей.

— Четыреста пятьдесят. И следующие возьмёте по столько же.

— Чёрта тебе каменного, следующие. Заново договариваться будешь. Стараться! А-ах! О-о-ой! Четыреста пятьдесят! Согласна-а-а! Дава-а-ай! Дава-а-ай! Дава-а-ай!

Опять что-то с грохотом посыпалось со стола, сдвинувшись от тряски к самому краю.