"Откуда ты, Русь? Крах норманнской теории" - читать интересную книгу автора (Лесной Сергей)

Глава 7

12. Нападение руссов на Амастриду (около 820 г.) «Житие» св. Георгия Амстердамского сохранило нам следующие сведения о Руси: "Было нашествие варваров Руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность, уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле, и по имени народ, — начав разорение от Пропондиты и посетив прочее побережье, достиг наконец и до отечества святого (т. е. Амастриды на южном берегу Черного моря. — С. Л.), посекая нещадно всякий пол и возраст".

Оставив на совести автора риторику о бесчеловечности руссов, которая, наверное, имела иную подоплеку, отметим, что народ «рос» был известен в то время, т. е. за несколько десятков лет до призвания варягов. Всем и под его собственным именем. Это не был, как стараются изобразить, даже для событий 860 года, какой-то неведомый, откуда-то взявшийся народ, а общеизвестный, располагавший военной силой, достаточной для грабежа целого побережья Черного моря, принадлежавшего одному из самых могущественных государств Европы того времени.

Время смерти Георгия Амстердамского точно не установлено. Последним императором, упомянутым в «Житии», является имп. Никифор (802–811). Ни имп. Ставракий (811), ни имп. Михаил 1-й (813–820) в «Житии» не встречаются. Стало быть, нападение руссов было, во всяком случае, не ранее 802 г., ибо св. Георгий скончался, очевидно, в промежутке между 802 и 811 годами.

А нападение было после его смерти. Некоторым указанием служит время написания самого «Жития». Хотя я оно с точностью не известно, но имеется подробность, позволяющая приблизительно установить время написания. Дело в том, что в «Житии» нет решительно ни одного слова об иконах, предмете, которого в религиозном произведении можно избежать лишь намеренно. И действительно, в истории Византии было время, когда упоминание икон было совершенно запрещено после тяжелых времен иконоборчества, принесших огромное зло империи, в 820 году, после того, как Лев 5-й был убит, на престол вступил Михаил 2-й Травл (Косноязычный). Он издал указ, чтобы "никто не смел приводить в движение свой язык ни против икон, ни за иконы; но пусть пропадет и сгинет собор Тарасия (787 г.), так же как и собор Константина (734 г.) или недавно вновь собранный при Льве (813 г.), и пусть глубокое молчание будет правилом во всем, что напоминает об иконах". Это постановление имело силу до смерти имп. Феофила, последовавшей 20 января 842 года. Следовательно, «Житие» написано в промежутке между 820 и 842 годами.

Так как в 838 году мы застаем послов народа «рос» в Царьграде для заключения "договора о любви" при том же имп. Феофиле, а в мае 839 года они с рекомендательным письмом Феофила попадают к германскому имп. в Ингельгейм, то естественно, что нападение руссов состоялось до 838 года. "Договор любви", конечно, был не торговым соглашением, как это явствует из смысла слов, а о мире после военных действий. Такими действиями как раз могло быть нападение на Амастриду. В этом случае становится понятной и чрезвычайная любезность имп. Феофила в отношении к послам: он хотел показать действительно дружеское отношение к руссам. Такое заманчивое предположение наталкивается, однако, на серьезное возражение: из текста «Жития» видно, что оно произнесено в виде речи на церковном торжестве в честь святого. В этой речи говорится и о чуде у гробницы святого во время нападения варваров. Если бы время в момент совершения чуда (и произнесения речи) было бы близким к 838 году, то проповедник, несомненно, изложил бы событие иначе, ибо подавляющее число присутствовавших были современниками их (проповедник просто напомнил бы им, что все они видели это). Но проповедник излагает это так, что события уже успели покрыться паутиной времени. Нападение, вероятно, было ближе к 802 году, чем к 838-му. Мы примем условно дату — около 820 года.

13. Послы народа «рос» в Царьграде и Ингельгейме (838–839). В западных хрониках, в частности в Вертинской, под 839 г. мы находим первое ясное указание на существование народа «рос». В мае 839 г. в город Ингельгейм на Рейне, где находился тогда император франков Людовик Благочестивый, прибыло посольство от византийского имп. Феофила. Вместе с посольством находились и люди, говорившие" что они "от племени рос", и имевшие с собой рекомендательное письмо от византийского императора. В письме было сказано, что эти люди явились к имп. Феофилу от имени своего предводителя, который именовался «хаканом», с предложением дружбы. Феофил просил Людовика пропустить этих людей через его владения ввиду того, что они не могут безопасно вернуться к себе домой (очевидно, путь был перехвачен врагами). Людовик произвел дознание и выяснил, что эти люди не руссы, а шведы, и задержал он их, подозревая в них скандинавских лазутчиков. Людовик добавил, что из любви к нему, т. е. Феофилу, он охотно согласится отправить на родину упомянутых людей и поможет им, если они не окажутся обманщиками. В противном случае он отправит их с послами назад к Феофилу, чтобы он сам решил, что с ними сделать. Дальнейшая судьба послов неизвестна, хроники об этом не говорят ни слова.

Некоторые исследователи удивлялись тому, что ничего далее о послах не сказано. Но и без того ясно, что подозрения не оправдались и что происходившее, грозившее стать предметом международного обсуждения, свелось на обычное, ничего не значащее событие: чужестранных послов пропустили на их родину. Будь эти послы действительно лазутчики, вышел бы международный конфликт: имп. Феофил подсылает шведских шпионов с рекомендательным письмом! Стало бы известно, далее, о казни шпионов иди ином наказании их. Либо об отправке их назад к Феофилу. Ничего этого нет, потому что подозрения не оправдались. Приходится удивляться логике комментаторов: там, где дело совершенно ясно, они ломают голову.

Весь вопрос а том" были ли эти «руссы» шведами. Да, почти. наверное. Ибо расследование Людовика, несомненно, было основательным. Но это не значит, что племя Русь было шведское. Как раз наоборот! Именно потому, что шведы выдавали себя не за тех, кем они были, они и навлекли на себя подозрение. Руссы скандинавами не были. Приходится и здесь удивляться примитивности мышления «норманистов». Ведь это место хроники является блестящим доказательством того, против чего выступают норманисты. Если шведы носила также прозвище «руссы», то, значит, не было никаких оснований для подозрений в шпионаже. А так как они не руссы, а выдавали себя за руссов, то подозрение и возникло. И почему это было — тоже ясно.

Из договоров Руси с греками, которые до нас дошли, видно, что в числе лиц, которым было поручено заключать договор, были и скандинавы. Нет ничего удивительного, что и за несколько десятков лет до этого скандинавы тоже принимали участие в договоре, содержание которого, к сожалению, до нас не дошло. Речь шла, конечно, о норманнах-воеводах, которых руссы приглашали для совместных военных операций против греков. Воеводы эти, конечно, знали и языки, и всю необходимую процедуру заключения мира. Это была их область, их специальность. За это они и получали деньга. Будучи официально уполномоченными Руси, они действительно были от народа «рос». Но по национальности были шведы. Мало разве было в царское время Остен-Сакенов на русской службе за границей. Однако это не значило, что русские были немцами. Послам- шведам было даже выгодно называть себя «росами», так как они в этом случае являлись официальными лицами и, естественно, пользовались всеми преимуществами такого положения. A в положении шведов они были лишь частными лицами без всяких привилегий. Кажется, вселено.

Что послы Руси были действительно послами Руси, а не Скандинавии, говорит то обстоятельство, что повелитель их назывался «хаканом». А мы знаем, что еще Владимир Великий назывался "каганом земли Русской". Скандинавские же князья никогда «каганами» или «хаканами» не именовались,

Некоторые полагали, что речь идет о каком-то скандинавском князе Гаконе, но в ту эпоху такого не существовало.

Наконец, имп. Феофил заключил мирный договор не со скандинавами, отделенными тысячами километров пути, ас государством-соседом. У Византии того времени ничего общего со Скандинавией не было.

Была высказана также мысль, что послы Руси были послами Тьмутороканской, а не Киевской Руси. Но зачем было послам делать объезд в тысячи километров, когда они могли сесть на свои ладьи и направиться прямиком домой. Если они, допустим, боялись пиратов" имп. Феофил мог дать им военный корабль для эскорта? Трудно понять, как могут люди высказывать подобные предположения.

Таким образом, мы застаем еще в 838 году Киевскую Русь как вполне сформированное государство, заключающее мирный договор с Византией и притом в условиях большого внимания со стороны последней. Очевидно, с Русью приходилось считаться: послам ее оказывалось самое предупредительное внимание.

14. Убийство «тавроскифами» Феоктиста, министра имп. Феодоры (856 г.). В IX и Х веках греки называли руссов также «тавроскифами», т. е. "скифами из Тавриды". А. А. Васильев (1946) в своей английской работе о нападении руссов на Царьград в 860 году признает это безоговорочно (стр. 187), хотя и является заядлым норманистом. Опираясь на свидетельство Генесия (4,89), он считает, что руссы, служившие в императорской гвардии, играли решающую роль в убийстве Феоктиста, любимца и могущественного министра императрицы Феодоры, матери Михаила 3-го. Вскоре после убийства Михаил сверг опекунство своей матери.

Согласно Васильеву, оригинальное имя Русь (Рос) впервые появилось в греческой литературе в 860 году, когда этот термин был официально введен в употребление патриархом Фотием в двух его больших проповедях. Но это неверно: оно изредка упоминалось и в официальных документах и до того, но в обыденной речи оно было достаточно широко распространено, иначе патриарх не употребил бы его в проповедях всему народу. Очевидно, после той кровавой бани, которую устроили руссы в 860 году (см. ниже), гордые греки вынуждены были называть руссов не кличками, а их собственным именем. С этого года они и всплыли на арену греческой истории, что и было отмечено русским летописцем. Однако ему оставалось неизвестным, что греки употребляли имя «рос», как мы уже видели, еще задолго до этого.

15. Нападение руссов на Царьград (860 г.). Одной из самых важных дат истории доолеговской Руси, позволившей твердо установить хронологические вехи, а также доказать, что термин «Русь» пришел не с севера, а с юга, является 860-й — год похода руссов на Царьград. Много нелепостей было написано по этому поводу из- за двух причин.

1. Не было обращено внимание на то, что даты в византийских и русских источниках не сходились потому, что были даны в разных летоисчислениях. Византийцы при переходе с исчисления "от сотворения мира" отнимали от числа лет 5508, а болгары лишь 5500. Получалась разница в 8 лет. Но никто из летописцев не отмечал, каким исчислением он пользовался. Часто, пользуясь чужими источниками, летописцы вносили даты из этих источников, даже не подозревая о разнице в летоисчислениях. Отсюда и огромная путаница. В 1894 году (см. F. Cumont, Chroniques byzantines du manuscript 11. 376. Anecdota Bruxellensia, p. 33, note 9; также: К. de Boor, Der Angrif der Rhos an Byzanz. Byzantinische Zeitschrift) была опубликована греческая хроника, в которой точно указано, что руссы явились под стены Царьграда 18 июня 860 года. В связи с опубликованием этой точной даты и другие источники, дававшие прямо или косвенно эту же дату, получили подтверждение, и появилась возможность распутать клубок недоразумений. Путаница продолжалась еще долго. И лишь теперь дата эта общепринята.

2. Были слиты воедино два похода руссов на Царьград, чему способствовали сходство обстоятельств, близость по времени и отсутствие точной даты у русского летописца. В летописи мы находим: "В лето 6374. Иде Аскольд и Дир на греки, и прииде в 14 лето Михаила цесаря. Цесарю же отошедшю на агаряны". Переводя это на византийское исчисление, получали совершенно ошибочную дату — 866 год, вошедшую во все учебники и справочники. На самом же деле следовало отнимать не 5508 лет, а лишь 5500. И выходило 874, что является действительно 14-м годом Михаила 3-го (как это принимается некоторыми греческими источниками).

Однако этот совершенно неудачный поход Аскольда и Дира в 874 году был не первым, а вторым, последовавшим за удачным походом 860 года. Так как перволетописец не имел своих данных о времени 1-го похода (о чем он сам говорит), то он взял данные из греческой хроники, но вставил в изложение событий имена Аскольда и Дира. А если иметь в виду (согласно греческой хронике), что поход руссов в 860 году был неудачным, а русский летописец знал о неудаче похода 874 года, то он счел последний за тот, о котором шла речь в греческой хронике, слив таким образом два похода в один.

Перейдем к изложению того, каким был поход 860 года, опираясь на первоклассный источник — свидетельство патриарха Фотия, участника событий в Царьграде и к тому же первоиерарха греков, которого никак нельзя заподозрить в искажении событий в пользу руссов. Это свидетельство оставалось неизвестным ни греческим хронистам, ни русскому летописцу. Мы узнаем следующее: поход руссов был совершен не с целью грабежа, а прежде всего как акт мести за убийство и обращение в рабство за долги нескольких руссов, живших и работавших в Царьграде. А. А. Васильев (1946) пытается опровергнуть это свидетельство (и это находит поддержку у советского историка М. В. Левченко, 1956), указывая, что переводчик речей Фотия П. Успенский (1864) сделал ошибку в переводе, переведя слово «другие» словом «молотильщики». На это можно возразить, что еще в 1829 году, т. е. задолго до Успенского, Вилькен совершенно так же перевел отрывок, как и Успенский (и это известно Васильеву, см. стр. 184 его работы), но главное не в том. Замена слова «молотильщики» словом «другие» не только не разъясняет текста, но и не отводит основного: упрек Фотия грекам остается упреком. И уж если грек Фотий находил основание упрекать соотечественников, то тем более его имели руссы.

В двух речах, произнесенных Фотием (одна в момент осады Царьграда, другая непосредственно после ухода руссов), он резко укорял греков в безнравственности вообще и в необоснованно плохом отношении их к руссам. Местами в его речах чувствуются совершенно определенные намеки на неизвестные нам обстоятельства, но отлично понимаемые современниками. Сколько можно догадываться, намеки касаются самого имп. Михаила, имя которого Фотий не осмеливается, однако, назвать прямо. Очевидно, в обиде, причиненной руссам, принимал участие и сам император.

Нападение руссов было совершенно неожиданным и повергло Царьград в состояние полной паники, так как император, войско и флот были далеко, в походе, а город оставался, в сущности, беззащитным. Фотий говорил: "Помните тот час, несносный и горький, когда в виду нашем плыли варварские корабли, навевавшие что-то свирепое и убийственное? Когда это море, утихнув, трепетно расстилало хребет свой, соделывая плавание их приятным, и тихим, а нас воздымали шумящие волны брани? Когда они проходили перед городом и угрожали ему, простерши свои мечи? Когда мрак объял трепетные умы и слух отверзался лишь для одной вести: "варвары уже перелезли через стены города, город уже взят неприятелем?" Из речи видно, что руссы явились не для грабежа, а для мести. Фотий говорил: "И как не терпеть нам страшных бед, когда мы убийственно рассчитывались с теми, которые должны были нам что-то малое, ничтожное". Упрек ясен.

Далее: "Не миловали ближних… многие и великие из нас получали свободу (из плена. — С. Л.) по человеколюбию; а мы немногих молотильщиков бесчеловечно сделали своими рабами". Очевидно, греки обратили нескольких руссов из-за долгов в рабство.

Несмотря на отсутствие войск и императора, Царьград все же не был взят. Главным образом — из-за высоких и мощных стен, спасших его. Начальник же гарнизона оказался не на высоте своего положения. Руссы, чтобы овладеть городом, рыли подкоп под стены, а с другой стороны насыпали вал, с которого они предполагали перейти на стены города.

Пока одни производили осаду города, другие предавали огню и мечу все в ближайших и дальних окрестностях Царьграда, имевшего к тому же множество богатейших дач недалеко от стен.

Фотий говорил: "Он (неприятель) разоряет и губит все: нивы, пажити, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех сражая мечом, никого не милуя, ничего не щадя… Лютость губила не одних людей, но и бессловесных животных — волов, коней, куриц и др., какие только попадались варварам. Лежал мертвый вол и подле него мужчина. У коня и у юноши было одно мертвенное ложе. Кровь женщин сливалась с кровью куриц".

А что делалось с мертвыми телами?

"…Речные струи превращались в кровь. Некоторых колодезей и водоемов нельзя было распознать, потому что они через верх наполнены были телами…" Из этих слов Фотия (см. также нашу большую работу, стр. 22–31) видно, что была какая-то вакханалия убийства и вообще уничтожения. Словом, был классический погром. Была страшная месть, страсть наделать как можно больше вреда, ибо наполнять колодцы до верха трупами могла только месть.

Отряд руссов не был особенно значительным. По самым максимальным сведениям, число ладей достигало 360, по минимальным — 200. Расхождение объясняется, вероятно, тем, что 360 — цифра всех ладей руссов, напавших не только на Царьград, но и на побережье и острова Мраморного моря, 200 — количество ладей, осаждавших лишь Царьград. Так как обычно в ладье помещалось 40 человек, то самое большое число воинов, включая и вспомогательную рабочую силу, которые осаждали Царьград, было тысяч 8. Естественно, что такой отряд ничего не мог сделать против мощных стен города: нужны были специальные машины, сооружения и т. д. Если руссы чуть-чуть не взяли город, то лишь потому, что там была невероятная паника. Византийские источники (не все, а лишь некоторые!) сообщают о совершенно невероятном факте — возвращении императора в столицу. Приходится удивляться, что находятся историки, которые могут поверить такой нелепице. На деле Михаил 3-й был далеко в Малой Азии. Конечно, он был немедленно извещен о случившемся (о чем хроники и пишут), но возвратиться он мог со значительной частью войска (и уже не менее 8000 человек). Босфор был занят руссами. Войти в город он мог, лишь разбив флот руссов. А греческий флот был в это время где-то около Крита, и только в этом случае он мог перебросить свои войска через пролив и отогнать руссов от стен города. Но об этом ни один исторический источник того времени не говорит ни слова. Наоборот, в своих речах Фотий подчеркивал трагизм положения: императора нет, некому руководить защитой, надежда была лишь на стены.

Чтобы поднять дух населения, Фотий устроил торжественное молебствие с ризой Богоматери, несомой на стенах города. Вскоре после этого руссы исчезли, сняв осаду. Их уход был объяснен заступничеством Богородицы. Однако ни о какой буре, разметавшей ладьи руссов, Фотий не упоминает вовсе. Так как он говорил о начавшихся болезнях, то внезапное исчезновение руссов может иметь и другое, более реальное объяснение. Руссы, досыта награбивши и удовлетворивши свою месть, удалились, ибо делать, в сущности, было нечего, начались болезни, а тем временем могли подойти войска императора или флот.

Результаты похода рассматривались и могут быть рассматриваемы по-разному. С формальной стороны, руссов постигла неудача: города они не взяли. Но в действительности они достигли всего, чего хотели. Отомстили во много раз больше и награбили столько, что едва вмещалось в ладьи: богатейшие предместья города и дачи доставили огромную добычу. Венецианская хроника прямо говорит, что руссы вернулись "с триумфом".

Большинство историков совершенно не поняли, что поход 860 года был не войной, а карательным налетом, правильно рассчитанным по времени, кратким, но сильным. После него греки стали считаться с Русью и договорами, с ней заключенными. Намек на это мы находим в речи Фотия: "Почему ты (подразумевается вообще грек. — С. Л.) острое копье друзей своих презирал, как малокрепкое, а на естественное средство плевал, и вспомогательные союзы расторгал, как озорник и бесчестный человек?"

Как долго продолжался поход, мы точно не знаем. Но можно сказать, наверное, что он был кратковременным. Во всяком случае, не больше нескольких недель. Некоторые историки принимают его длительность чуть ли не в целый год, доказывая просто отсутствие малейшего понимания действительности. Если руссы явились 18 июня, то уже через 5 месяцев Днепр должен был замерзнуть. Войска императора, насчитывавшие многие десятки тысяч воинов, а также флот греков вернулись бы — руссам грозило полное и немедленное уничтожение. Имеются и другие (подтверждаемые документами) доказательства, но мы на них не будем останавливаться за ненадобностью.

В Прологе сказано, что руссы оставили Царьград 7 июля. Так как они явились 18 июня, то за 18 дней они могли достаточно награбить и насытиться местью. Поэтому можно принять с полной уверенностью, что набег продолжался около 3 недель. Мнение, например, Грушевского, что нападение не могло быть в сговоре с арабами, неубедительно. Мы совершенно точно знаем, что руссы в 626 году нападали на Царьград, сговорись с арабами. Тем более это было вероятно для 860 года. Что об этом случае 860 года нет исторических данных, вовсе не доказывает, что самого факта не было. Мы отлично знаем, как мало писали в старину и как много из написанного утеряно. Необыкновенная своевременность нападения говорит также в пользу сговора: руссы знали, что в Царьграде войск нет, поэтому и решили посчитаться с греками.

Рассмотрим лучше вопрос: не была ли нападавшая Русь скандинавами-норманнами? Ведь до сих пор еще некоторые утверждают это. Вот что говорит о нападавших Фотий: "Народ, ничем не заявивший о себе {это о норманнах, о которых в Европе добавляли в молитвах: "Господи, избави нас от свирепости норманнов!" — С. Л.). Народ, считаемый наравне с арабами (это о норманнах? — С. Л.), неименитый, но приобретший славу со времени похода к нам (это о норманнах? — С. Л.), но достигший высоты блистательной и наживший богатство несметное (это про неудачу похода? — С. Л.), народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочевой (это о норманнах? — С. Л.), гордый оружием, не имеющий стражи (внутренней), неукоризненный, без военного искусства (это о норманнах? — С. Л.), так грозно, так мгновенно, как морская волна, нахлынул на пределы наши и, как дикий вепрь, истребил живущих здесь, словно траву…" Эти слова Фотия доказывают, что нападали все, кто угодно, но не норманны. Ибо норманны вдобавок были за тысячи километров и неожиданно не могли напасть — проникнуть незамеченными из Эгейского моря в Мраморное невозможно. Все указывает на руссов. И это подтверждает документально сам Фотий несколько лет спустя.

Следует добавить, что Карамзин (1, примеч. 289) дает особую версию: "В Демидовском Хронографе, находящемся в университетской библиотеке, есть следующее место: "При царе Михаиле, в лето 6360, ходили Русь войною из Киева града, князь именем Бравлин, воевати на греки, на Царьград, и повоеваша Греческую землю, от Херсона и до Скуреева и до Сурожа… о том писано в Чюдесех св. Стефана Сурожского" (ни в Прологе, ни в Минее нет сего известия. — С. Л.). Из цитированного Карамзиным отрывка видно, что в хронографе произошла путаница: два разных похода, совершенные в разное время, слиты в хронографе в одно: именно поход Бравлина на Крым, конечно, задолго до 860 года, и морской поход на Царьград в 860 году. Второй пример слияния походов в один.

Мы намеренно остановились подробно на этом ярком моменте нашей истории, ибо о нем либо ничего не говорят, либо представляют поход совсем в другом свете, либо, наконец, совершенно устраняют руссов-славян от участил в нем и приписывают все скандинавам. Доходит до того, что присваивают нападение на Царьград скандинавам, якобы напавшим через Эгейское море! Ничего не поделаешь — бумага все терпит. Ужасающа примитивность мышления историков.

16. Св. Кирилл находит в Корсуне Псалтырь и Евангелие, написанные "роускыми письмены" (861 г.). Приводимые нами факты о существовании Руси до Олега подкрепляются еще тем, что имеются свидетельства не только влиятельности Руси и ее политической зрелости, но и о том, что Русь того времени поднялась до высокой ступени культуры: она уже имела свою письменность (до св. Кирилла!). Направляясь в хазарскую миссию, св. Кирилл приехал в Корсунь (Херсонес) в конце 860 года. Здесь он встретился с неким русином, имевшим Псалтырь и Евангелие, написанное "роускыми письмены". 3 «Житии» Кирилла мы находим: "…и дошед до Хорсуня… обрете же ту Евангелие и Псалтырь, роуськыми письмены писано, и человека обреть, глаголюща тою беседою, и беседовав с ним, и силу речи приемь, своей беседе прикладая различии письмень гласнаа и согласнаа и к Богу молитву творя, вскоре начать чести и сказать, и мнозися ему дивляху…".

Таким образом, Константин Философ (св. Кирилл) еще до поездки своей в Моравию в 863 году столкнулся с решением вопроса, который ему пришлось осуществлять через два года, именно о славянской письменности. Вопрос этот уже был решен до него неизвестным русином, имевшим даже две солидные церковные книги, написанные русскими письменами. Мы не будем входить здесь в разбирательство, что это был за алфавит, употребленный русином. По этому поводу высказывались самые невероятные предположения. Доходили до того, что считали, будто здесь была пропущена буква «п»: мол, надо читать "пруськыми письмены"! Ужас перед мыслью, что руссы в древности могли быть грамотны, доводил людей до совершенного отупения.

В данном случае нечего что-то изобретать или выдумывать, а нужно принимать без вывертов то, что дает нам история. Это прямое понимание подтверждается старинной традицией (см. Истрин В. М. 1907. Редакции Толковой Палеи, стр. 61): "Се же буди ведомо всеми языки и всеми людьми, якоже русскый язык ни откуду же приа святыа веры сиа и грамота рускаа никим же явлена, но токмо самим Богом Вседержителем Отцем, и Сыном, и Святым Духом. Володимеру же Святый Дух вдохнул веру прията и крещение от грек и проча наряд церковный, а грамота русская явилась Богом дана в Корсуне руску, от нея же научися Константин, отуду сложив, написав рускым гласом, и еврейстей грамоте тогда же извыче от самарянина в Корсуни. Тот же муж русин быстъ благоверен помыслом и добродетелью, в чистый вере един уединився и той един от руска языка явися преже крестьянами и не ведом никимь же откуду есть бысть".

Стало быть, еще в древности существовало в русской церкви убеждение, что св. Кирилл был не изобретателем «кириллицы», а лишь ее усовершенствователем. Увидя в 860 году полную пригодность изобретенного каким-то русином славянского алфавита, он в 863 году применил его для перевода богослужебных книг, предназначавшихся моравам, включив в алфавит русина ряд чисто греческих звуков, без которых, как ему казалось, нельзя обойтись (фига, ижица, пси и т. д.). Дальнейшая практика показала, однако, их непригодность, и все они отмерли.

Совершенно очевидно, что русин в Херсонесе не был первым и единственным изобретателем славянского алфавита: и до него, и в других местах подобные попытки уже делались. Намеков в истории на это много. Важно то, что к 860 году культура руссов была столь высока, что существовали книги, писанные на собственном алфавите. В свете этих фактов дикими представляются мысли, что сама Русь появилась лишь в 860 году.

Нельзя не упомянуть, кстати, любопытного сообщения Карамзина (1, примеч. 532): "В одной рукописной новгородской летописи, наполненной многими баснями", сказано: "Ведати подобает, яко Славено-Российский народ в лето 790 от Р. X. начат письмены имети; зане в том годе царь греческий брань с словяны имея и мир с ними содела, посла им в знамение приятства литеры, сиречь слова азбучные. Сия от греческого писания вновь составишася ради словян: и от того времени россы начата писания имети".

Как видим, указание точное, с хронологией, на басню не похожее. Да и зачем было Карамзину перепечатывать «басню»? По-видимому, он считал сведение заслуживающим внимания.

Судя по дате, упоминаемые события относятся к царствованию имп. Константина 6-го (780–797), когда Византия вела с болгарами войны уже с явно славянскими князьями во главе.

А. А. Васильев в своей "Истории Византийской империи" (1932, франц. изд., стр. 318) говорит, что в царствование Константина 6-го и его матери Ирины Византия вынуждена была после ряда поражений платить болгарам дань. В этих условиях нет ничего удивительного, что имп. Константин при заключении мира оказал любезность: дал возможность создаться славянской письменности.

Удивительно другое: как русские историки, имея подобные указания, пренебрежительно проходили мимо, не будучи в состоянии поверить, что предки их в древности могли быть и культурными людьми; очевидно, немецким сказкам они больше верили, чем славянским.

17. Извещение патриарха Фотия о крещении Руси (866–867). В 866–867 гг. (точная дата не установлена) патриарх Фотий разослал окружное послание всем восточным патриархам, в котором писал: "И не только этот народ (болгары. — С. Л.) применяли прежнее нечестие на веру во Христа, но даже и многими многократно прославленные (= пресловутые) и в жестокости, скверноубийстве всех за собой так называемые руссы, которые, поработив находящихся около них и возомнив о себе высоко, подняли руки и против Ромейской державы.

А в настоящее время даже и они променяли эллинское (языческое) и нечестивое учение на чистую и неподдельную христианскую веру, с любовью поставив себя в чин подданных и друзей наших, вместо ограбления нас и великой дерзости против нас. И до такой степени разгорелись у них желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобзают верования христиан с великим усердием и ревностью" (перевод А. В. Карташова, местами негладкий).

Это официальное послание говорит совершенно ясно, что руссы, незадолго до того поднявшие руку на Византию (860 г.), к моменту послания (866–867) уже приняли христианство.

Следует обратить внимание на следующие подробности:

1. Фотий говорит, что приняли христианство не только болгары, но и руссы. Так как крещение болгар состоялось в 865 году, а послание относится самое позднее к первой половине 867 года, то крещение болгар и руссов произошло почти одновременно. И даже из слов Фотия не ясно, кто из этих народов принял христианство первым.

Так как крещение государства не может быть актом одновременным, а растягивается на многие месяцы и даже годы просто в силу технических причин (недостаток священников и т. д.), то мы с полным правом можем принять, что Болгария и Русь приняли крещение почти одновременно. Но судьбы новопринятого христианства были разные. На Руси с появлением Олега, несомненно язычника, и последующих князей-язычников христианство было вскоре подавлено.

2. Фотий, называя в 866 году руссов «пресловутыми», тем самым совершенно устраняет мнение комментаторов, что в своих речах в 860 году он считал руссов «неизвестными». Знали Русь и до 869 года. Но ничем этот народ до того времени не отличился и не прославился. Поэтому Фотий и назвал его «безвестным», а не «неизвестным», т. е. незначительным по своему влиянию, недостойным внимания такого патриция, каким был Фотий. Нападение 860 года доказало, что руссы и сильны, и смелы. Нападение на Византию сделало их "пресловутыми".

3. Из послания Фотия, однако, не совсем ясно, о какой Руси идет речь. Можно думать и о Киевской, но могла быть и Прикарпатская или Придунайская Русь. Некоторым указанием служит то, что Фотий отмечает усиление Руси, подчинившей соседей. Однако этот процесс начался при Олеге. Впрочем, это общее указание не может иметь решающего значения, ибо усиление могло произойти и до Олега, а с Олегом оно увеличилось и было закреплено в истории. Возможность того, что организатором нападения в 860 году была Киевская Русь, очень велика. Ибо и в дальнейшем она нападала на Византию. Вместе с тем и морские походы до 860 года, наверное, не все были организованы лишь Киевской Русью. Какие славянские государства вдоль Дуная были в ту эпоху, мы не ведаем, но существование их (по летописям — "дунайчи") бесспорно.

Еще одно обстоятельство, заставляющее подозревать это. Существует легенда о крещении Руси, сохраненная и в западноевропейских источниках. Анализ этой легенды показывает, что дело идет скорее всего не о Киевской, а о какой-то среднеевропейской Руси. Согласно легенде, некий князь русский (местопребывание его и имя не указаны) решил поискать лучшей веры и с этой целью послал 4 послов. Те попали в Рим, ознакомились со всем ритуалом католической церкви и вернулись с докладом к князю. Богослужение в Риме им понравилось. Вместе с тем было решено, что до окончательного выбора следует еще посетить Царьград. Послы направились туда. Весь церемониал их приема и богослужения описан с большими подробностями и весьма реалистически. Богослужение греков произвело на послов колоссальное впечатление: они "не знали, на небе ли они или на земле". Описание настолько конкретно, что не может быть ни малейшего сомнения, что в основу легенды взят настоящий отчет послов. Вернулись послы с докладом, что православная вера несравненно лучше католической, поэтому было решено принять ее.

Однако, когда для крещения приехал епископ, руссы упали духом и потребовали показать реальную силу православной веры. Епископ положил евангелие в огонь, и оно не сгорело. Руссы крестились. Далее легенда рассказывает о посылке византийским императором Кирилла и Мефодия, об изобретении азбуки и т. д. Одним словом, описывается история крещения моравов, хотя и сказано, что руссов. Что речь идет не о Киевской Руси, видно из следующего, замеченного лишь нами, обстоятельства: послы попали прежде всего в Рим, а уж затем в Царьград.

Это показывает, что жили они ближе к Риму, чем к Царьграду. Если бы дело касалось Киевской Руси, то послы прежде всего попали бы в Царьград. Ибо в Рим при тогдашнем состоянии путей можно было попасть лишь через Царьград.

Упомянутая легенда, несомненно, принадлежит перу православного, а не католического автора. За это говорит и чрезмерное восхваление греческого богослужения. Однако легенда была воспринята и на Западе. Касается она общеизвестного крещения моравов и организации церкви там Кириллом и Мефодием. Упоминание руссов, приведшее многих в смущение, объясняется просто: деятельность Кирилла и Мефодия распространилась не только на моравов, но и на руссов, живших в районе среднего Дуная. Но эти руссы не были так хорошо известны и политически организованы, как киевские руссы, поэтому их многие приняли за последних.

Разъяснение этой легенды, впрочем, не является доказательством того, что киевские руссы того времени не были крещены: все славяне того времени уже приблизились к принятию христианства. Да и само крещение моравов происходило не совсем так, как рисует легенда. Дело шло не о переходе моравов и других соседних славянских племен, среди которых были и руссы, от язычества к христианству, а об упорядочении уже существовавшей там христианской церкви. Славян-христиан было уже много, но не было ни надлежащей церковной иерархии, ни строго установленного ритуала, ни определенной юрисдикции в отношении уже существующих христианских церквей, ни, наконец, признания церкви государством. Момент "крещения- моравов и других был в сущности выбором между Царьградом и Римом.

4. Послание Фотия к восточным патриархам не имело своей главной целью извещение их о крещении Руси. Дело было в отчаянной полемике его с папой Николаем, упрекавшим его и византийцев за то, что невинные жертвы нападения руссов в 860 году так и остались не отмщенными. Фотий на это с гордостью возражал: зато эти язычники теперь крещены и являются нашими подданными и друзьями. Прямо писать об этом пале он не мот ввиду разрыва сношений, но, рассылая патриархам окружное послание, он отлично знал, что содержание его немедленно станет известно и папе. А с другой стороны он оправдывается перед патриархами в отношении упреков папы.

5. Точная дата крещения Руси при патриархе Фотии неизвестна. Хронограф Кедрина говорит только: "…пришло от руссов в царствующий град посольство, просившее сделать их участниками божественного крещения, что и было". Точной даты нет. Известно, что случилось это после 860 года и до 867-го. Вероятно, послы были крещены и посланы священники для крещения народа. Во всяком случае, к 867 году там был уже епископ.

6. Русская летопись ничего не говорит о первом крещении Руси. Но это не значит, что его не было. Дело в том, что сам летописец признается, что подробности похода 860 года он вынужден был взять из греческого источника. Собственных сведений у него не было. Само собою разумеется, что и сведение о первом крещении Руси (возможно, имевшее лишь прелиминарную форму), относившееся также к этому периоду, тоже отсутствовало.

Наконец, есть еще одно соображение: летописец мог намеренно умолчать о первых ростках христианства на Руси: ему было неудобно представлять первых родоначальников своей династии в роли угнетателей или даже истребителей христианства.

Как бы то ни было, как бы ни решался вопрос о первом крещении руссов, мы должны помнить одно: целый ряд источников говорит о том, что ко времени 860–867 гг. народ руссов-славян в южной и средней Европе уже существовал. В его крещении были заинтересованы греки и даже хвалились своими успехами на этом поприще. Следовательно, мысль, что в эту эпоху Русь только что появилась, — совершенно дикая и нелепая.

18. Появление Аскольда в Киеве (около 872 г.). Личность Аскольда, его появление в Киеве и дата этого события точно не установлены. Здесь, несомненно, в дальнейшем могут открыться совершенно неожиданные подробности. И, возможно, всю картину истории Киева этой эпохи придется переделать. Кто такой был Аскольд, мы не знаем. Летопись говорит, что он не был из рода и племени Рюрика. Каковы были связи между Аскольдом и Диром (родственные? племенные? политические?), мы тоже не ведаем. Был ли он действительно славянином, последним из поколения Кия, также неизвестно. Нам ведомо лишь, что, согласно всем сведениям, включая и "Влесову книгу", Аскольд был пришельцем в Киеве. Когда точно он туда явился, не сообщается. Если он действительно прибыл из Новгорода, то время его прибытия устанавливается легко. Рюрик сам оказался там лишь в 870 году. Следовательно, Аскольд мог быть в числе свиты Рюрика. Но, не нашедши там желаемых условий, отпросился у Рюрика, как свидетельствует летопись, и направился в Царьград поискать там себе счастья. Обстоятельства сложились так, что он остановился и осел в Киеве.

Если мы примем этот обычный вариант, то надо помнить, что у него в это время был уже взрослый сын (см. ниже).

19. Смерть сына Аскольда, смерть Вадима Храброго (872 г.). В Никоновской летописи мы находим под 6372 годом: "Убиен бысть от болгар Осколдов сын. Того-же лета уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби новогородцев, советников его". Аутентичность этой записи не подлежит ни малейшему сомнению. Никоновская летопись, хоть и сравнительно поздняя, замечательна своей полнотой и отражает гораздо лучше протограф, чем иные списки. В других списках опущены мелкие подробности, не интересные уже для летописца-киевлянина. В Никоновской же летописи, писанной для патриарха, такие подробности удержаны. Они чрезмерно ценны, ибо часто заставляют совершенно пересматривать даже крупные вопросы.

Сообщение о смерти сына Аскольда очень важно: несомненно, сын Аскольда был убит в войне с болгарами (вероятно, волжскими; менее вероятно — дунайскими). Это значит, что сыну Аскольда было в 872 году не менее 40 лет. Сама война указывает на большой размах военной деятельности Аскольда. В той же летописи мы находим под следующим, 6373 годом: "Того же лета воеваша Аскольд и Дир полочан и много зла сотвориша". В этой формулировке чувствуется не совсем приязненное отношение летописца к Аскольду, симпатии летописца, очевидно, на стороне полочан. Возможно, что Аскольд был чужим.

Через год (875) мы находим известие о возвращении Аскольда из неудачного похода на греков. И добавлено:

"Того-же лета избиша множество печенег Аскольд и Дир". Из этого видно, что размах военных операций Аскольда был весьма велик: от Полоцка до Царьграда и на восток до Волги. Картина рисуется вовсе иной, чем это дает "Повесть временных лет": Аскольд и Дир — это не два скромных боярина, отпросившихся в Царьград и по дороге увидевших Киев — "городок мал", а правители сильного государства, осмелившегося поднять руку на Византию. Летописец напрасно изобразил Киевское государство чем-то маленьким, провинциальным. Размах военных операций говорит решительно против этого.

В 872 году в Новгороде произошли крупные события: Рюрик убил новгородского вожака, может быть, даже князя, Вадима Храброго и других, его поддерживавших. В способе княжения Рюриковичей вольнолюбивые новгородцы усмотрели для себя рабство.

Следует добавить, что в Воскресенской и других летописях сказано, что Аскольд и Дир за несколько времени до похода на Царьград воевали с древлянами и угличами. Это еще более расширяет размах Аскольдовых походов и заставляет вспомнить слова Фотия, что Русь усилилась за счет соседей. Будущее внесет, несомненно, большую ясность в этот вопрос. Ибо не все в рассказе летописи позволяет верить, что Аскольд был «боярином» Рюрика. Возможно, что это был независимый «варяг», севший в Киеве гораздо раньше.

20. Неудачный поход Аскольда на Царьград (874 г.). Об этом походе мы почти ничего не знаем. Греческие источники о нем не говорят, так как он, в сущности, Византии не коснулся: буря разметала ладьи руссов еще по дороге. В Никоновской же летописи мы находим: "В лето 6375. Возвратишася Асколд и Дир от Царьграда в мале дружине, и бысть в Киеве плач велий. Того-же лета бысть в Киеве глад велий. Того-же лета избиша множество печенег Осколд и Дир. Того-то лета избежали от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцкых мужей". Татищев, пользовавшийся не дошедшими до нас летописями, после слов "множество печенег" добавляет: "ходиже и на кривичи и тех победи". В отношении же бегства новгородцев в Киев он пишет: "Славяне бежали от Рюрика из Новгорода в Киев, зане убил Вадима Храброго, князя славенского, иже не хотеша яко рабы быти варягом". В этих кратких строках летописи мы находим много важных подробностей (перечислим их).

1. В 875 г. Аскольд и Дир уже воевали с печенегами, с которыми впоследствии Владимир Великий вел отчаянную борьбу. Таким образом, мнение некоторых авторов, что печенеги явились на Русь позднее, этим совершенно опровергается. Печенеги встречаются уже на первых страницах истории Руси.

2. Новгородцы бежали от Рюрика в Киев. Следовательно, Киев был совершенно независим от Новгорода, если политические беглецы могли находить там убежище. Заслуживает внимания также и сам факт: оказывается, еще на первых страницах истории руссов мы сталкиваемся с "политическим убежищем". Это — свидетельство существования государства, политической борьбы внутри него и… политической эмиграции.

3. Рюрик пришел к власти не так легко и просто, как большинство до сих пор думает: во-первых, он не сразу осел в Новгороде, а сначала три года был в Ладоге и лишь на 4-й год перешел туда; во-вторых, этот переход был связан с борьбой. В самом Новгороде был в это время, по-видимому, свой князь — Вадим, который оказывал такое сопротивление, что Рюрик должен был его самого и его помощников убить. «Рюриковичи» воцарялись в некоторых частях «Славонии» даже силой.

4. Новгородцы, привыкшие издревле к большой демократии, усмотрели в системе правления Рюрика, перенесшего сюда более деспотические формы Запада, для себя рабство, и многие предпочли убежать в Киев.

21. Крещение Аскольда (около 876 г.). Время и обстоятельства крещения Аскольда точно не известны. По- видимому, это случилось уже после его неудачного похода на Царьград. Однако сам факт крещения весьма вероятен. Русская духовная традиция считает его «блаженным». Слово это обычно употреблялось в отношении мучеников, пострадавших за христианскую веру. Иоакимовская летопись прямо указывает, что он погиб потому, что народ не любил его за его христианство. Не без значения и то, что в отношении Дира нет указаний на его христианство (или оно не так подчеркивается). Очевидно, между Аскольдом и Диром была в этом отношении разница. "Влесова книга" совершенно определенно отмечает христианство Аскольда.

В Никоновской летописи под 884 годом (скорее всего византийского летосчисления) мы находим следующее сообщение: "О князи рустем Осколде. Роди-же, нарицаемии Руси, иже и кумани, живяху в Евксинопонте, и начаша пленовати страну римляньскую, и хотяху пойти и в Констянтиноград, но взбрани им вышний промысел, паче же и приключимся им гнев Божий, я тогда возвратишася тшии князи их Аскольд и Дир. Василие-же (имп. Василий Македонец, 867–886. — С. Л.) много воинствова на агаряны (арабы) и манихеи (болгары). Сотвори-же и мирное устроение с прежереченными русы, и преложи сих на христианство, и обещавшеся крестится, и просипи архиерея, и посла к ним царь".

Далее следует описание чуда с несгоревшим Евангелием и заканчивается все следующими словами: "Сие же видевше Руси удивишася, чюдящеся силе Христове, и вси крестишася". Судя по всему, эта выписка сделана из какого-то иностранного источника. Ибо русский составитель не стал бы говорить о себе: "племенаже, называемые Русью" и т. д. Несомненно, что в этой легенде использована другая, о которой мы уже говорили, именно о крещении моравов, но все отнесено не к имп. Михаилу, а к Василию.

Константин Багрянородный в биографии своего деда Василия Македонца пишет, что крещение Руси состоялось при его деде и патриархе Игнатии. Таким образом, мы имеем два исторических свидетельства о первом крещении Руси: одно — патриарха Фотия, что Русь крестилась при имп. Михаиле 3-м и в его патриаршество; другое — Константина Порфирородного, что крещение состоялось при имп. Василии Македонце и патриархе Игнатии. Можно думать, что оба источника правы, но речь идет о двух разных группах руссов: придунайские руссы крестились около 866 года, киевские же — приблизительно в 876-м.

Патриарх Игнатий был на патриаршестве дважды: с 846 г. по 857-й, когда его сменил Фотий (857–867), и с 867 г. Очевидно, крещение Аскольда совершилось после неудачного похода 874 г. При заключении мира Василию Македонцу удалось убедить Аскольда принять христианство. Крещение не могло быть после — последнего года патриаршества Игнатия (878 г.). Следовательно, могло быть лишь в промежутке 875–878 гг. Мы примем 876 г. Во-первых, как нечто среднее между указанными сроками. А во-вторых, в легенде о крещении Руси при Василии Македонце указан 884 г., т. е. год, когда Игнатия на патриаршестве уже, наверное, не было. Однако, принимая возможность ошибки из-за разницы в болгарском и византийском летоисчислениях и вычтя 8 лет, мы получаем как раз 876 г., удовлетворяющий веем историческим обстоятельствам.

Надо думать, что принятие христианства Аскольдом было скорее всего его личным делом, народом не поддержанным. Это значительный шаг к ускорению христианства на Руси. Но решающего значения, равно как и крещение св. Ольги позже, все же не имел. Это были лишь предварительные шаги к принятию христианства. Этим, по-видимому, и объясняется молчание русской летописи. Она не принимала всерьез переход в христианство некоторых князей и их вельмож. Этот шаг носил частный, личный характер и толщи народа совершенно не затрагивал. Однако отголоски того, что народ относился к этому недоброжелательно, все же до нас дошли.

Мы полагаем, что приведенное нами выше объяснение двух первичных крещений Руси внесет большую ясность в положение вопроса и что могут явиться дополнительные факты и соображения, которые позволят окончательно решить задачу. Напомним, что мы разбирали этот вопрос не специально, а лишь попутно. И как бы он ни был решен, остается одно несомненным: Русь была задолго до 860 г.

Мы привели далеко не все факты, имеющиеся в нашем распоряжении касательно доолеговской Руси. Некоторые из них еще недостаточно изучены, иные нуждаются в лучшей документировке или более точной хронологии, отдельные нам не удалось еще раздобыть в оригинале из-за огромной редкости, наконец, многое осталось нам попросту неизвестным, ибо подбором таких фактов мы занялись сравнительно недавно.

Из приведенного, однако, ясно, что доолеговская история Руси не миф, что ее давно уже следовало бы написать, лишь проклятие неба — норманская теория удерживала от ее написания.

Мы оказываемся далеко не "Иванами, не помнящими родства", а народом, корни которого уходят, по крайней мере, к началу нашей эры, и есть надежда, что и эта грань будет перейдена, надо только искать. Если аутентичность "Влесовой книги" будет доказана, то корни истории Руси углубятся приблизительно до 650 г. до н. э. Но для этого надо еще много и многим поработать.

В заключение считаем полезным приложить краткую схему, позволяющую более наглядно представить себе хронологию доолеговской Руси.

Схема истории доолеговской Руси (приблизительно с V века)

Русь (Киевская Русь)

Кий (Щек и Хорев) — по-видимому, V век.

Лебедян, по данным "Влесовой книги", этот и два следующих князя княжили один за другим после Кия 50 лет в сумме.

Верем

Сережень

Аскольд и Дир (? — 890), им оборвалась династия Кия, если верить "Истории Киева", бывшей в руках Шграленберга.

Рюрик.

Олег, норвежец, брат жены Рюрика Ефанды, правил за малолетством Игоря (Олег захватил Киевскую Русь и объединил ее со Словенией. Перенес столицу в Киев и стал «русским» князем. С этого времени Словения стала также называться Русью, ибо вошла в состав Руси. С Олега, т. е. с 890 г, начинается объединенная история Руси).

Словения (Новгородская Русь)

Владимир Древнейший (V–VI вв.); по данным Иоакимовской летописи, тут было 8 поколений князей.

Буривой, прадед Рюрика, VIII в.

Гостомысл, дед Рюрика, нач. IXв.

Умила, дочь Гостомысла, мать Рюрика, замужем за Годлавом, князем полабских славян.

Рюрик (он же Ререк) с братьями Синеусом и Трувором, сыновьями Годлава и Умилы, чистокровные славяне, в Новгородской Руси — с 870 г.

Игорь, сын Рюрика от норвежской княжны Ефанды) (912–945).