"Африканский квест" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Лин)1Мы представляли собой странную небольшую группу, одни члены ее были святыми, другие грешниками и, по меньшей мере, один с убийством на уме. История о том, как мы сошлись, пожалуй, лучше сказать «столкнулись», представляет собой, по крайней мере, на первый взгляд, рассказ о моей недолгой и не особенно удачной работе в качестве руководителя туристической группы. Однако при более внимательном рассмотрении это — поучительная история о безднах, в которые алчность и одержимость могут ввергнуть человеческую душу. Если я что и почерпнула из данного опыта, это знание, что мужество можно встретить у самых непривлекательных людей, а зло таится за самыми ласковыми лицами. Мой рассказ, факты которого верны, но, как обычно, были пропущены через разум и память рассказчика, начинается с двух слов, которых я начинаю страшиться всякий раз, когда они исходят из определенного источника. — Я думаю, — сказал Клайв Суэйн, мой бывший муж, ставший благодаря цепи событий, слишком долгих и мучительных, чтобы вдаваться в них, моим деловым партнером. — Я думаю, — снова произнес он. Клайв сущий фонтан, нет, гейзер идей как поддержать наш антикварный бизнес, именуемый «Макклинток энд Суэйн». Эти его идеи, как я уже знала, требуют большого обаяния с его стороны, а с моей — массу тяжелой работы. Я заметила, что Алекс Стюарт, добрый друг, пенсионер, который приходит четыре раза в неделю помогать нам в магазине, криво улыбнулся. По какой-то непонятной мне причине Алекс и Клайв, хотя они совершенно разные люди, прекрасно ладят. Еще более удивительно, что Дизель, рыжий кот, носящий титул Официального Сторожевого Кота в магазине и, как большинство котов, относящийся свысока к остальному миру, так ластится к Клайву. Во время этого рокового разговора Дизель взирал на него, словно на воплощение совершенства, и одобрительно мурлыкал. Если вдуматься, единственный из моих друзей, кто не ладит с Клайвом, это Роб Лучка, служащий в Королевской канадской конной полиции. Мы с Робом добрые друзья и время от времени нас начинает преследовать мысль сблизиться. Может быть, его не особенно благоприятное отношение к Клайву объясняется нашим взаимным притяжением. — Мы должны занимать ведущее положение в антикварном бизнесе, так ведь? Стать первым магазином, который приходит людям на ум, когда им нужны мебель и произведения искусства, — сказал Клайв, перешагнув через кота. Клайв недавно окончил недельные курсы маркетинга, посещение которых, очевидно, давало ему право обильно пересыпать все свои речи терминами «ведущее положение», «расширение охвата» и «рыночная ниша». Теперь при всяком удобном случае он именовал наш бизнес «стратегическим союзом». — Поэтому у меня созрела замечательная мысль. — Он сделал эффектную паузу. — Подожди, Лара, — сказал он с сатанинской улыбкой. Я ждала. — Тур по историческим местам! — торжествующе воскликнул Клайв. — Блестящая идея, не так ли? Одна из моих лучших. Устроим парочку рекламных вечеров — само собой, в магазине: немного вина и сыра для непринужденной атмосферы, немного времени на осмотр и, возможно, покупки. Мы создаем бесплатную рекламу для тура и для этого развешиваем в магазине дорожную одежду. Быстро собираем группу. Цена тура включает в себя парочку лекций перед отъездом туда, на тему, что люди будут смотреть, опять же в магазине — еще одна возможность для них сделать непристойно большие покупки, потом неделя или десять дней в каком-то интересном месте со знатоком — это ты, — помогающим сделать выбор и отправить вещи домой. Ничего нарочитого, разумеется, но необычно и скромно-изыскано. Масса обаяния, совершенно в нашем духе. Запоминающееся на всю жизнь путешествие. Что скажешь? — Похоже, Клайв, это не худшая твоя идея, — допустила я. — Так и знал, что тебе понравится, — заговорил он. — Ты видишь ее достоинства, не так ли? Цена тура включает в себя все твои расходы. Ты делаешь там кой-какие покупки, и это путешествие не стоит нам ничего. Если люди накупят много вещей, мы даже сможем оплатить контейнер из этих денег. Замечательно, правда? — Куда? — спросила я. Протестовать было бесполезно. — Что скажешь о Лондоне? Портобелло, галерея Камдена, Серебряные купола? Визит в мебельные галереи в Музее Виктории и Альберта, чтобы привить членам группы вкус к действительно хорошему? Может, сходить в какой-нибудь театр, пока будем там? Чай с булочками, сливками и клубничным джемом, подаваемый с тележки в каком-нибудь изысканном внутреннем дворике? Меня начинала воодушевлять эта идея. — Слишком скучно, — ответил Клайв, пренебрежительно махнув рукой. — Ладно, тогда Франция. Первым делом Париж. Отель на Левом берегу, множество — Слишком уж по-французски, — перебил он, не имея ни малейшего представления о политкорректности. Я вздохнула. — А Рим? Это будет в самый раз, так ведь? Капучино на пьяцца Навона, потом неторопливая прогулка по антикварным магазинам, заход на рынок на пьяцца деи Фиори, затем поездка во Флоренцию, галерея Уфицци… — Слишком обыденно, — фыркнул Клайв. Рим? Обыденно? Он взял меня за руку и повел в кабинет, где у нас висит карта мира, утыканная цветными булавками, обозначающими местонахождение наших грузов. В карте мы, разумеется, не нуждаемся. У нас теперь есть компьютер, чтобы отслеживать их передвижение, но мне и Клайву очень нравится ее вид. Во всяком случае, мне. — Нам нужно что-то более экзотическое, — сказал Клайв. — Место, куда не ездят все остальные. Для успеха в нашем бизнесе нужно не следить за последними направлениями, а создавать их. Это правильный образ действий, так ведь? Я должен снова им воспользоваться. Он повел рукой вдоль карты, указательный палец задержался на секунду-другую у Афганистана, потом переместился к Ливии. — Слишком опасно, — твердо сказала я. — Вот-вот! — воскликнул Клайв, постукивая пальцем по северному побережью Африки. — Конечно. Медина[4] и рынки Туниса, мозаика в Бардо, прогулка по развалинам Карфагена, посещение мечети в Каируане, римские города в пустыне… как они называются? Кажется, Тубурбо, Маюс, Дугга. Ты помнишь, как это было. — Я постаралась принять рассеянный вид. — Помнишь-помнишь, — усмехнулся он. — Лунный свет на воде, сад отеля, ты в моих объятьях. Конечно, я помнила. В Тунисе мы с Клайвом проводили медовый месяц почти двадцать лет назад. И думаю, рынки, мечети, развалины и лунный свет были очаровательными. Однако из того путешествие мне больше всего помнится осознание, что я совершила ошибку, однако чтобы ее исправить, потребовалось около двенадцати лет. Вопрос заключался в том, хотелось ли мне снова ехать туда, с Клайвом или без него? — Представь себе повсюду голубое и белое, — говорил Клайв, когда я вернулась к настоящему, — североафриканские изразцы, очаровательные птичьи клетки из проволоки, может быть, никчемные, но они красивые и нравятся людям, изделия из меди, замечательные складные кровати с резьбой. Мы смогли бы придать заднему демонстрационному залу вид древней крепости. Люди будут восхищаться им. И ковры. Нам нужно много ковров, а в Пакистан и Афганистан, как ты говоришь, ехать сейчас слегка рискованно. Замечательно, — заключил он. — Согласна? — Замечательно, — кивнула я. Повернулась в сторону Алекса и пожала плечами. Я подумала, что этот тур не состоится. Энтузиазм Клайва улетучится быстро, как всегда, и он увлечется чем-нибудь другим. А если и состоится, в этом были свои плюсы. Мы в самом деле постоянно искали новые товары для магазина, и провести неделю-другую вдали от Клайва и его блестящих идей было бы очень неплохо. Я была вынуждена признать, что эта идея далеко не самая худшая на свете. — Обычно я не езжу в туры, — говорила элегантная, худощавая женщина своей спутнице тоном, намекающим, что такого рода путешествия ниже ее достоинства. — Когда муж был жив, он всегда брал меня с собой в деловые поездки за границу; разумеется, летали мы первым классом. Однако после его смерти… — Не беспокойтесь, милочка, — похлопала ее по руке спутница, совершенно неверно истолковав услышанное. — Я буду присматривать за вами. Теперь, после смерти Артура, я совершаю не меньше двух туров в год. Он не любил путешествовать, и сейчас я наверстываю упущенное время — с помощью денег. — Она издала веселый смешок. — Кэтрин, а чем занимался ваш муж? Вас зовут Кэтрин, не так ли? Можно я буду называть вас Кэти? Судя по выражению лица Кэтрин, ее это покоробило. «Сьюзи Уиндермир, кумушка группы, — подумала я, отмечая галочкой ее в списке, — и Кэтрин Андерсон, зазнайка группы». Обе эти женщины были разительно несхожи, одна с ярко окрашенными рыжими волосами, в длинной майке, не скрывающей отвислых грудей и небольшого брюшка, ноги в розово-зеленых колготках, удивительно тонкие, придавали ей сходство с округлой, тонконогой птицей, другая в дорогом, неброском брючном костюме, и прямо-таки нагруженная драгоценностями. У нее были золотые часики с бриллиантами, впечатляюще толстая золотая цепочка на шее и бриллиантовые серьги грушевидной формы, очевидно, стоившие целое состояние. — Миссис Андерсон, — заговорила я, подойдя к ним. Мы еще не стали обращаться друг к другу по именам, с Кэтрин Андерсон, возможно, и не станем. В любом случае я не буду звать ее «Кэти». — Видимо, вы не слышали моего совета не брать в путешествие дорогих украшений. Боюсь, они будут представлять собой магнит для воров. Женщина взглянула на меня с легким удивлением. — Но я приняла к сведению ваш совет. Все лучшие украшения оставила дома. — Милочка, положите свое великолепное ожерелье и серьги в сумочку, — сказала Сьюзи. — Когда приедем в отель в этом захолустье, как оно называется? — обратилась она ко мне. — Таберда, — ответила я. — Ну, все равно. Вы сможете положить свои драгоценности в сейф на хранение, чтобы не беспокоиться. Я рассказывала вам о своим круизе по Нилу? Бывали когда-нибудь на этой реке? Я мысленно застонала. Эти женщины путешествовали в одиночку и, возможно, захотят поселиться в одной комнате: Сьюзи, чтобы сэкономить деньги, а Кэтрин — ради общества. Мы поселим их вместе, но я уже задумывалась, к каким последствиям это приведет. — Я думал, мусульмане ненавидят гомосексуалистов, — сказал еще один член нашей группы, Джимми Джонстон, подтолкнул локтем жену Бетти и указал на стоявших напротив двух мужчин. — Не беспокойтесь, — весело ответил один из них. — При людях мы не будем держаться за руки. «Мы» относилось к Бенджамину Миллеру, настоящему медведю с рыжеватой бородкой, редеющими каштановыми волосами, карими глазами с морщинками в уголках, крепким рукопожатием и самому говорившему, Эдмунду Лэнгдону, высокому, худощавому брюнету, очень симпатичному, с длинными, загнутыми ресницами, человеку лет на десять-пятнадцать моложе Бена. — Я слышал, побивают их камнями на площадях, — продолжал Джимми, пропустив его слова мимо ушей. «Ханжа группы», — подумала я. Мне потребовалось всего несколько минут, дабы понять, что Джимми проведет все время тура, осуждая всех и все, хоть немного отличающееся от его уютного мира дома. Имея почти двадцатилетний опыт продавца, я считаю, что неплохо разбираюсь в людях и способна правильно оценить человека с первого взгляда. Делать этого, разумеется, не следовало, но, поскольку опыт — суровый учитель, ты учишься определять того покупателя, которого можно лестью соблазнить на покупку, того, которого нужно оставить в покое, чтобы он принял решение, и, более того, типа, который может совершить кражу или расплатиться поддельным чеком. Как ни предосудительна эта склонность делить людей на категории, я обнаружила, что бываю права примерно в девяноста пяти процентах случаев. Остальные пять процентов, то есть когда полностью ошибаюсь, я приписываю случайности. Поскольку Джимми мог сделать поспешные и неверные выводы о взаимоотношениях этих двух людей, договоренность о размещении в отеле членов группы, по которой я получала отдельную комнату как руководитель, была неокончательной. Они оба просили отдельные комнаты, и Бен сказал мне, когда записывался на тур, что Эд — его племянник. — Мама, я устала, — заявила с надутым видом Честити Шервуд. Интересно, с какой стати родители так поступают с детьми, давая им подобные имена? Честити, на мой взгляд, было примерно пятнадцать лет. В дополнение к вечному хныканью она была из тех людей, которые еще не обрели чувства личного пространства. У нее была очень скверная манера ударять всех стоявших поблизости рюкзаком всякий раз, когда она поворачивалась, и люди, хотя знали ее всего восемь-девять часов, уже искали укрытия, когда она приближалась. — Сколько еще можно ждать в этом дурацком месте? — спросила она недовольным тоном. «Дурацким местом» был транзитный зал франкфуртского аэропорта, по общему признанию, унылый. Тур, который мы именовали историко-археологической экскурсией, начался в Торонто, где собрались восемь членов нашей группы: Честити с матерью, носящей разумное имя Марлен; Джимми и Бетти, канадцы, которые двадцать лет назад переправились через озеро Эри в Буффало да так и не вернулись; Сьюзи, Кэтрин и те самые двое мужчин, Бен и Эд, сказавшие, что они из Бостона, но решили присоединиться к группе в Торонто. Во Франкфурте моей задачей было найти остальных наших спутников, некоего Ричарда Рейнолдса, бизнесмена из Монреаля, с которым я лишь недолго говорила по телефону; Эмиля Сен-Лорана, моего коллегу из Парижа, который последним присоединился к группе, записавшись всего за три дня; и пару, которая должна была придать шикарный оттенок нашему путешествию: Кертиса Кларка, профессионального игрока в гольф из Калифорнии, и его жену, по паспорту Розлин Кларк, но гораздо больше известную как Азиза, одну из тех манекенщиц, чье одно только имя регулярно прославляет их на страницах многочисленных журналов и в рекламах домов высокой моды. Эту пару легко было узнать, он — с ровным загаром, превосходными зубами и копной белокурых волос, знакомых по спортивным страницам журналов и телевидению, она — повыше него, примерно шести футов ростом, с замечательной смугловатой кожей, изящной длинной шеей и широкими скулами, красивой головой с очень, очень черными волосами и царственной осанкой, сводящей мужчин с ума и приводящей женщин на грань самоубийства. Бесспорно, она была красивой. Но и он тоже. Кертис, насколько я знала, ни разу не выиграл какого-нибудь большого турнира и вполне мог бы оставаться незаметным, если бы не завлек в свои сети Азизу, вызвав тем зависть половины населения планеты, и не обладал бы способностью излучать обаяние с телеэкрана, а став мужем Азизы, он получил эту возможность. В результате обрел широкую известность, и его ослепительную улыбку можно было видеть часто. Кроме того, он подвизался как менеджер Азизы; если верить сплетням желтой прессы, между бывшим менеджером и нею произошла какая-то ссора, что долго было темой скабрезных пересудов. Почему они отправились в наш тур, хотя могли себе позволить путешествовать первым классом, я не понимала, однако этот факт мог сделать нам замечательную рекламу. Клайв говорил мне чуть ли не сотню раз, чтобы я постаралась доставить им удовольствие этим туром. Эмиля Сен-Лорана я встречала на нескольких мероприятиях и потому легко нашла его. Он сидел неподалеку от ворот, читал журнал по антиквариату. Примерно шестидесяти лет, с красивой седой головой, одетый во фланелевые брюки и водолазку, с переброшенной через руку спортивной курткой в мелкую клетку, элегантный на приятный парижский манер. Выглядел свежим, бодрым после определенно хорошего обеда и спокойного сна, чего нам — после трансатлантического перелета с его едой и тесными сидениями — явно недоставало. Честно говоря, несмотря на раздражение жалобами Честити, я тоже была очень усталой, поскольку долго работала над оформлением витрин, что требовало упаковывать и распаковывать товары. Затем последовали последние приготовления к туру и штудирование различных предметов, чтобы быть таким знатоком, как хотелось Клайву. Хотя я знала довольно много о той части мира, куда мы отправлялись, мне пришлось много читать перед вылетом. От одного взгляда на опрятного, чистого Сен-Лорана я почувствовала себя еще более усталой и грязной. — Лара Макклинток! — воскликнул он, поднимаясь и протягивая руку. — Как приятно вас видеть. — Приятно видеть и вас, Эмиль, — сказала я, когда он довольно учтиво поцеловал мне руку. — Рада, что вы присоединились к нам. — Я тоже рад, — ответил он. — Я обнаружил в своем календаре, что после неудачной деловой поездки у меня есть свободное время, и решил позвонить — узнать, найдется ли у вас в последнюю минуту место для еще одного человека. Ваш историко-археологический тур — вдохновляющая идея! Хороший повод для путешествия, да и такая реклама нисколько не повредит вашему бизнесу, так ведь? Компания «Макклинток энд Суэйн» приобретет международную известность. Жаль, что я не подумал об этом раньше вас. Хотя Кертис и Азиза были знаменитостями нашей группы, в определенных кругах Сен-Лорана сочли бы более знаменитым. Эмиль был нумизматом, коллекционером монет. Для большинства людей это хобби, но для Эмиля это был серьезный и очень доходный бизнес. Впервые мы встретились лет двадцать назад, когда я только начала заниматься своим нынешним делом и ходила на выставки антиквариата. Эмиль тогда тоже только начинал; теперь он считался одним из самых преуспевающих торговцев монетами на планете, и его компания «ЭСЛ Нумизматикс» обрела международную репутацию. Я сомневалась, что его бизнес нуждается в рекламе, о которой он только что говорил. — Эмиль, для вас это просто каникулы или вы ищете что-то особенное? — спросила я. — Просто отдых, — ответил он. — Хотя, если мне попадется парочка серебряных тетрадрахм из древнего Карфагена, ничего не буду иметь против. Сейчас они продаются на аукционах по пятнадцать-двадцать тысяч долларов. Более чем достаточно для покрытия моих расходов на этот тур. Однако это, как я уже сказал, отдых, и в определенном смысле возвращение на родину. Я ведь, собственно, родился в Тунисе. Не был там лет сорок, поэтому будет интересно посмотреть, как он изменился или, в крайнем случае, насколько неверны мои юношеские воспоминания об этой стране. — Он подмигнул мне сквозь маленькие круглые очки в тонкой оправе, придававшие ему вид ученого. — Я слышал, вы с Клайвом снова вместе, — сказал он, меняя тему. — В профессиональном смысле, разумеется. — Уверяю вас, Эмиль, только в профессиональном, — с легким раздражением ответила я. — Пойдемте, я познакомлю вас с остальными членами группы. Не сомневаюсь, им будет интересно услышать рассказы о вашей юности в Тунисе. Хоть и знаю, что обдумывать такие вещи — совершенно пустая трата времени, я невольно подумала, ведя его к остальным, что было бы со мной, если б двадцать лет назад я избрала монеты, а не мебель. От цен, которые называл он, у меня перехватывало дыхание. Трудно представить, что монеты могут приносить такие деньги, но Эмиль был живым доказательством этому. Правда, у него были взлеты и падения. Я как-то слышала, что у него есть дома по всему миру, в том числе замечательная квартира в Нью-Йорке с выходящими на Центральный парк окнами и столь же чудесная вилла возле Ниццы, и он на какое-то время забросил монеты. Потом в каком-то строительном проекте лишился всех денег. Его возвращение к торговле монетами года четыре назад возбудило общий интерес. Я воспринимала его присутствие здесь как знак того, что он значительно продвинулся к полному экономическому восстановлению. — Я преподаю, — говорил Бен, отвечая на вопрос Сьюзи. — В Гарварде. Древние языки. Латынь. Греческий. — А ваш друг? — спросила Сьюзи, взглянув в сторону Эда. Эта женщина хотела узнать все обо всех еще до того, как мы будем в Тунисе. — Я паразит, — ответил Эд. На лице Сьюзи появилось ошеломленное выражение. — Имеется в виду, что он временно безработный, — сказал Бен, сверкнув глазами на Эда. — А, понятно, — сказала Сьюзи. — Уверена, что это не ваша вина, голубчик. Во всем виноваты политиканы. — Совершенно верно! — воскликнул Джимми. — Взять бы да расстрелять их всех. — Джимми, а вы чем занимаетесь? — спросила Сьюзи. — Частями цыплят, — ответил он. — Частями цыплят? — переспросила она недоверчиво. — Имеются в виду… — Ножки, шеи, потроха. Я продаю их китайцам. — Китайцам, — повторила Сьюзи. — А, — произнесла она и улыбнулась. — Цыплячьи ножки. Сразу не сообразила. Вы продаете их китайским ресторанам в Буффало! — В Китае, — сказал Джимми. Поглядел на нее. — Продаю их китайцам в Китае. — Из Буффало! — удивленно воскликнула она. — Конечно, почему нет? — ответил он. — Нам эти части не нужны. Неплохой бизнес. Помогает содержать мою новобрачную в роскоши. Новобрачная улыбнулась и смущенно провела рукой по волосам. Она напоминала мне телевизионную мамочку пятидесятых годов. — О! — произнесла Сьюзи. — Как это мило. Сколько вы уже состоите в браке с Бетти? — Тридцать лет, — ответил Джимми. Сьюзи обдумывала этот ответ несколько секунд и потом благоразумно решила двигаться дальше. — А вы кто? — обратилась она к Эмилю. — Эмиль Сен-Лоран, к вашим услугам, — ответил он с легким поклоном. — И чем вы занимаетесь, Эмиль? — спросила она. Я подумала, что слишком жеманно. Он был привлекательным мужчиной. — Балуюсь кой-какими вещами, — ответил он. — Какими же? — не отставала она. Унять эту женщину было невозможно. — Монетами, еще кое-чем. — А, — произнесла Сьюзи. — Тогда вам нужно познакомиться с Эдом. Он тоже ничем не занимается. У Эмиля хватило такта улыбнуться. Я тут же мысленно назвала его дипломатом группы. — Сколько еще нам ждать? — с надутым видом спросила Честити, угрюмо глядя в мою сторону. — Я совершенно измотана, — добавила она. Я подумала, что готова убить Клайва. Хотя я и не признавалась, до этой минуты его идея меня воодушевляла. Я решила добиться этим туром более ощутимого успеха, чем поверхностные представления Клайва о его рекламной ценности, и мне, сам того не зная, помог один известный актер, он недавно приобрел в Роздейле, пригороде Торонто, огромный дом, о котором мечтали многие. И позвонил в компанию «Макклинток энд Суэйн» с просьбой обставить его мебелью. — Хочу сделать заявление, — сказал актер, подергивая себя за короткие, колючие обесцвеченные волосы. — Это должно быть нечто такое, что выражает подлинного меня. Я показала ему зарисовки, образцы и фотографии тайского стиля, индонезийского и греческого декора, тосканской фермы, прованской виллы и почти все прочее, но ему ничто не нравилось. Потом, почти в отчаянии, я позвонила ему в последний раз. — Северная Африка. — Клево, — ответил он. В доме было десять спален, шесть каминов, гостиная размером с футбольное поле. «Клево», ничего не скажешь. Мы с Клайвом составили перечень мебели, которую мне требовалось найти во время тура. Я собиралась доставить группу в Тунис, передать ее местным гиду и археологу, которых наняли, а потом заняться тем, что поддерживает наш бизнес, — поисками антиквариата и ковров для дома в Роздейле. Такие поиски — одно из немногих моих любимых занятий. С моей точки зрения, они так же увлекательны, как приобретение, а находка чего-нибудь поистине уникального за хорошую цену просто восхитительна. — Я проголодалась, — заявила Честити. — Поешь картофельных чипсов, — сказал Бен, протягивая ей пакет. Девушка с подозрением взглянула на пакет и на него. — Ладно, не ешь картофельных чипсов, — сказал Бен, полез в пакет и вынул оттуда горсть. Он, как я уже поняла, любил поесть. Я ни минуты не видела его без какой-то еды в руке. Постараться, чтобы он не оголодал во время путешествия, могло оказаться сложной задачей. Я принялась искать последнего члена нашей группы, Ричарда Рейнолдса, который должен был встретиться с нами во Франкфурте, тоже позвонившего в последнюю минуту. О Рейнолдсе я знала только, что он биржевой маклер из Монреаля. Однако нашла его сразу же. Он был единственным человеком в баре, кто разговаривал по сотовому телефону по-английски. Я не представляла, с кем он может беседовать, когда в Монреале два часа ночи, правда, говорят, что рынок никогда не спит. Я разглядывала его минуты две, пока он говорил. Вся его одежда была совершенно новенькой, вплоть до брючного ремня и стоявшей сбоку дорожной сумки: хлопчатобумажная рубашка, все еще со следами складок, кроссовки, до того белые, что больно смотреть, и только что купленная куртка цвета хаки. Я поняла это, потому что из рукава все еще торчал отвратительный пластиковый ценник, срезать который можно только садовыми ножницами. Подумала, сказать ли об этом Рейнолдсу, но я не была ему матерью, всего-навсего руководителем тура, да и все равно, судя по важному виду, с которым он, привалясь к стойке, громко говорил по телефону, я не была уверена, что не задену тем самым его самолюбие. Багажа его я еще не видела, однако не сомневалась, что там только необходимые для трансатлантического перелета вещи. Если я не ошибалась, Рейнолдс совершал такое путешествие впервые. Что побудило его, подумала я, отправиться в историко-археологический тур в Тунис, вместо, например, поездки к солнцу, песку и сексу на Карибские острова? — Подождите секунду, — сказал он в телефон, когда подошла к нему. — Вы, случайно, не Лара? Я кивнула. — Привет, как дела? — спросил он с сильным рукопожатием, от которого кольца мучительно врезаются в пальцы. — Сейчас перезвоню, — сказал он в телефон. — Рада, что вы смогли присоединиться к нам, мистер Рейнолдс, — сказала я. — Послушайте, зовите меня Рик. Мне это едва удалось. Я до последней минуты не знал, смогу ли себе позволить это путешествие. Рынок сейчас очень активен. Но человеку нужно время от времени отдыхать. Знаете, как говорится, «Джек в дружбе с делом, в ссоре с бездельем — бедняга Джек не знаком с весельем». Надеюсь только, что меня не отзовут обратно. Полагаю, я буду находиться на расстоянии связи все время? Эта штука, разумеется, цифровая. Думаю, спутник найдет меня где угодно. — Может быть, не всегда, — сказала я, ощутив жалость к спутнику, которому нужно постоянно быть наготове ради Рика. — Но знаете, думаю, там будут почти повсюду обыкновенные телефоны. — Хорошо бы, — сказал он. — Я обещал регулярно поддерживать связь. Знаете, нам придется поговорить попозже. До вылета мне еще нужно сделать парочку звонков. Узнать, как дела у Никки, подготовить несколько сделок на завтра. Приятно познакомиться с вами, Лара, — сказал Рейнолдс и снова взялся за телефон. Если эта демонстрация должна была произвести на меня впечатление незаменимости Ричарда Рейнолдса, признаюсь, этого не произошло. Собственно говоря, будь у меня деньги для капиталовложений, я знаю только одно предприятие — магазин. Я уже поняла, что ни в коем случае не позволила бы Рику заботиться о моих деньгах. Но, по крайней мере, я познакомилась со всеми, кроме пары, которая должна была встретить нас в Таберде. — Рик, кажется, объявляют наш рейс, — сказала я, указывая в сторону ворот. Пришлось предоставить Сьюзи разузнать все, что можно, о Рике Рейнолдсе. — Я нахожу шляпную булавку очень действенной для отражения нежелательных заигрываний, — говорила Сьюзи Кэтрин, когда я подошла к ним в очереди на посадку. — И всегда беру ее с собой в путешествие, — добавила она, указав на смертоносного вида булавку в своей фетровой шляпке. Булавка была около четырех дюймов длиной с большим поддельным рубином на одном конце и открытым острием на другом. Мне стало любопытно, пустят ли Сьюзи с такой в самолет. — Думаю, нож с выкидным лезвием лучше, — сказала Марлен. — Я запаслась таким. — Лучше всего пистолет, — сказал Джимми, оглядываясь на этих женщин. — Только Бетти заставила меня оставить свой дома. И угрюмо посмотрел на жену. — Угощайтесь шоколадом, — сказал стоявший позади меня Бен. Я подумала, что путешествие будет долгим, и взяла большой кусок. Таберда представляет собой чудесный городок на вершине и склонах холма над тунисским заливом Хаммамет. Это выжженная солнцем россыпь ослепительно-белых домов, куполов, минаретов, расцвеченных яркой голубизной, с террасами, спускающимися по склонам к небольшой гавани и рыбному порту, затем дальше, к небольшому, но очень хорошему пляжу. Изначально берберская деревня, Таберда теперь стала приютом богатых тунисцев и путешественников, которые избегают популярных, а потому людных туристических зон к северу и к югу. Я впервые переступила порог «Auberge du Palmier»[5] новобрачной двадцать лет назад. И сразу же влюбилась в нее: в легкий шелест пальмовых листьев во дворе, яркую голубизну ставень и дверей на фоне белых стен, ощущение гладкого мрамора под ногами, виноградные лозы на фоне блестящих изразцов и доносящийся откуда-то запах апельсинов и жасмина. Я любила ее тогда и, несмотря на все произошедшее в прошедшие годы, любила теперь. Более того, видела, как эта красота воздействует на мою небольшую группу путешественников, очарованных так же, как и я. — О, как замечательно! — вздохнула Сьюзи. — Превосходно, — согласилась Азиза. — Очень приятно видеть вас снова, мадам Суэйн, — сказал Мухаммед, швейцар, беря мою дорожную сумку. Я поморщилась. Мухаммед упорно называл меня мадам Суэйн, несмотря на мои протесты, что моя фамилия пока что Макклинток, и вряд ли теперь его можно было отучить от этого. Он выглядел постаревшим, слегка сутулился, лицо его загрубело, но приветливая улыбка была прежней. Возможно, он и сам не замечал ее, как бывает у швейцаров, но она кое-что говорила о характере должности, на которой держала его администрация. Несмотря на все мои дурные предчувствия в связи с возвращением в эту гостиницу, я была рада видеть Мухаммеда, несмотря на обращение «мадам Суэйн», и, более того, испытывала восхищение от пребывания там. Гостиницу построил в тридцатых годах отец нынешних владелиц, француз, приехавший в Северную Африку сколотить состояние и оставшийся, потому что полюбил ее. Дом был его страстью, своего рода помешательством, прекрасный дом, вилла или даже дворец, на который он щедро расточал внимание и большую часть денег. Дома он лишился в результате волнений конца пятидесятых — начале шестидесятых годов, когда страна добивалась независимости от французского протектората. Как и большинство соотечественников, он бежал вместе с женой и дочерьми, Сильвией и Шанталь, во Францию. Однако Тунис был у них в крови, Сильвия и Шанталь через несколько лет вернулись в Таберду, теперь уже управлять отелем для нынешнего владельца, очаровательного человека по имени Хелифа Дриди. Как и большинство домов в Тунисе, гостиница выходила на улицу глухой стеной, ослепительная белизна стен нарушалась только большими деревянными воротами в традиционной форме замочной скважины, усеянными металлическими заклепками и окрашенными в чудесный голубой цвет неба и моря, да ниспадающими ветвями бугенвилии с фиолетовыми и розовыми цветами. При входе в ворота вид менялся. Дом стоял на окраине Таберды, примерно на расстоянии двух третей подъема от основания холма к вершине, оттуда открывался чудесный вид на террасы города, по одну сторону, и на Средиземное море — по другую. Сад был очень красивым, с пальмами, апельсиновыми деревьями и множеством цветов, желтыми и алыми розами, розовыми, лиловыми и белыми олеандрами, с небольшим, но превосходным плавательным бассейном. Большая двухстворчатая дверь вела в двухэтажный дом, второй этаж поддерживали колонны из белого мрамора, создававшие галерею по обе стороны от входа. Верхние части колонн и арки между ними были покрыты такой искусной, замысловатой резьбой, что было почти невозможно поверить, что они мраморные. Стены в этом месте были облицованы невероятно розовым мрамором, полы тоже были мраморными, покрытыми с равными интервалами красивыми коврами. Самым замечательным был резной деревянный потолок, раскрашенный в темно-красный и золотистый цвета. Справа от входа находилась гостиная, служившая чайной и баром, с несколькими диванами, застланными килимами, коврами ручной работы, или покрывалами. Все окна располагались в нишах, заполненных скамейками и подушками, в одной была поставлена шахматная доска. В задней части дома, в просторном отгороженном месте под свесом крыши, была столовая. Дальше — так называемая музыкальная комната с приятным, струящимся в окна светом, маленькая библиотека и читальня. Слева, за лестницей, ведущей на второй этаж, и большими дверями, был двор, где росла пальма, давшая название гостинице. Этой гостинице предстояло быть нашей базой на время пребывания в Тунисе, приятным прибежищем, из которого мы будем ежедневно выезжать на осмотр достопримечательностей — Туниса и Карфагена на севере, Суса на юге, затем к развалинам римской крепости на краю пустыни, а потом и в пустыню. Несмотря на размеры семейного дома, по меркам отелей, гостиница была маленькой, уютной. Собственно говоря, наша группа должна была занять ее всю, и, довольные этим, Сильвия, Шанталь и дочь Сильвии Элиза ждали нас, когда мы приехали. — Mesdames, messiers, bienvenue a l'Auberge du Palmier,[6] — сказала Сильвия. — Она что, не может говорить по-английски? — проворчал Джимми несколько раздраженным тоном. — Французский в этой стране — второй язык после арабского, — сказала Азиза. — Тунис некогда был частью Французской империи. Она приветствует нас. Merci, madam, — обратилась она к Сильвии. — Votre auberge est tres gentille.[7] Я поняла, что Азиза говорит по-французски. Тем лучше. Ей не потребуется столько помощи в общении с местными жителями, сколько кое-кому из остальных. — Всем добро пожаловать, — перешла на английский Сильвия. — Желаем вам самого приятного времяпрепровождения в Таберде. А теперь, с вашего позволения, я займусь кое-какими формальностями. Вскоре все получили ключи, потом их проводили в отведенные им комнаты. Помещения для постояльцев находились на втором этаже, откуда открывался превосходный вид. У меня, хоть я и очень устала, на отдых не было времени. Я выкроила всего несколько минут, чтобы взглянуть на свою комнату, маленький, но почти превосходный одноместный номер, в прошлом художественную мастерскую, где, по словам Сильвии, они с сестрой некогда брали еженедельные уроки живописи. Там была выложенная кафелем лестничная площадка, мраморный пол и альков с кроватью, какую Клайв очень хотел пробрести для магазина и какая, на мой взгляд, очень подошла бы кинозвезде, можно сказать, встроенная в нишу и окруженная деревянной рамой с изящной резьбой. Я присела на кровать. Превосходная, я предвкушала, как повалюсь на нее. День был очень тяжелым: трансатлантический перелет, остановка во Франкфурте, снова перелет, затем обычные таможенные формальности и почти двухчасовая поездка автобусом до места назначения. У меня слипались глаза. Однако приходилось заниматься делами. Прежде всего я убедилась, что прибыли двое оставшихся членов нашей группы: американец Клиффорд Филдинг и женщина по имени Нора Уинслоу, она представилась компаньонкой мистера Филдинга, что это могло означать — непонятно. Они потребовали смежные комнаты. — Мистер Филдинг отдыхает, — сказала Сильвия. — Он У Норы Уинслоу было приятное, крепкое рукопожатие и приятное, крепкое тело. Несколько мужеподобная, длинноногая, стройная, с рельефными мышцами, она была примерно моего возраста, лет сорока двух-сорока пяти, с короткими, выгоревшими на солнце волосами и ровным загаром. «Спортсменка группы», — подумала я. И сказала: — Очень рада, что вы присоединились к нам. Познакомитесь с остальными за ужином, коктейли с половины восьмого до восьми здесь, в гостиной. Передадите это мистеру Филдингу? — Конечно, — отрывисто ответила Нора. — Пока. И побежала по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Не очень-то разговорчива наша миссис Уинслоу. Затем, когда все были устроены, я немного поговорила с приятной женщиной-экскурсоводом по имени Джамиля Малка, которая встречала нас в аэропорту и должна была сопровождать во всех поездках, удостоверилась, что приготовления к завтрашним экскурсиям сделаны. Потом позвонила нашему местному гиду-ученому, историку и археологу Брайерсу Хэтли. Брайерс, что и говорить, имя странное, но, по крайней мере, лучше, чем Честити. Он был профессором археологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, специалистом по финикийскому периоду в Тунисе, находился в годичном отпуске, работал на объекте у залива Хаммамет. Хэтли подтвердил, что вскоре приедет в отель для знакомства со мной и что готов завтра же приняться за исполнение обязанностей гида. — Смогут обойтись без вас на объекте? — спросила я. Мне сказали, что он руководит проектом и доволен тем, что мы его наняли. — Смогут, — усмехнулся он. — У меня очень компетентный помощник. И я рад получить на несколько дней хорошо оплачиваемую работу. — Тогда, может, присоединитесь к нам в гостинице за ужином? — предложила я. — Еда будет превосходной. Мы устраиваем, для начала, пиршество по-тунисски. Сможете познакомиться со всеми. — Я никогда не отказываюсь от хорошей еды, тем более после той, какую ем в последнее время. Наша экономка, к сожалению, уволилась, и нам приходится стряпать самим. С удовольствием приеду. — К половине восьмого-восьми, — сказала я, заканчивая разговор. Затем я отпечатала список членов группы с номерами их комнат, размножила его и поручила подсунуть под дверь всем. Решила, что это поможет людям запомнить имена. После этого я отправилась на кухню посоветоваться с Шанталь, она была в этот вечер шеф-поваром. Мы обсудили все подробности меню. Потом отправилась с Сильвией и Джамилей посмотреть, как накрываются столы. Клайв настаивал, чтобы мы начали с роскошного ужина, хотя я возражала, говорила, что люди будут усталыми. — Начни с роскошного и закончи роскошным, — упорствовал он. — Тогда все будут довольны. Вот увидишь. У нас было два стола на восемь человек и отдельный столик для Брайерса. Я решила разделить все пары, кроме нытика группы с матерью. — Как думаете, кто потеряется первым? — спросила я Джамилю, которая помогала мне раскладывать напротив каждого места карточки с именами. — Кэтрин, — ответила Джамиля. — Она из тех женщин, о которых заботились всю жизнь, и нигде не сможет найти дорогу сама. — Исходя из этого, то же самое вполне можно сказать о Бетти, — со смехом заметила я. — Думаю, первым окажется Рик. Он будет так поглощен заключением сделок по сотовому телефону, что не заметит нашего ухода. Как думаете, зачем он отправился в такую поездку? — Я постоянно вижу людей такого типа, — заговорила Джамиля. — Годами работающих день и ночь. Они не женятся, или жены уходят от них, потому что все время находятся в одиночестве. Потом однажды лет в сорок-сорок пять — это приблизительно его возраст, так ведь? — просыпаются и понимают, что жизнь проходит мимо. Обнаруживают, что у них мало близких друзей, в основном знакомые по работе, что вспомнить им почти нечего. Зато у них есть деньги, поэтому они пытаются купить какие-то впечатления: например, это путешествие. Рик производит именно такое впечатление. Согласна, что он может потеряться первым, но все-таки поставила бы на Кэтрин. Хотите заключить пари на динар-другой? — спросила она. — Идет, — ответила я. — На динар. Коктейли должны были подать в половине восьмого, у меня едва хватило времени, чтобы принять душ и переодеться во что-то, более подходящее для застолья. Я надела шелковое платье, подкрасила губы, подвела глаза, с тоской поглядела на кровать и спустилась в бар. Вечером мы заполнили всю гостиную. Там было несколько местных бизнесменов, но они вскоре оставили помещение нам. Сначала было тихо, но вскоре постепенно стали появляться путешественники, и по мере подачи напитков шум все усиливался. На стойке были украшенные замысловатым мавританским узором глиняные блюда с блестящими оливками и сушеным сладким перцем. Одни официанты передавали тарелки с крохотными брик — сочными, горячими вкусными оладьями с запеченными внутри мясом или яйцом, приправленные оливками, каперсами и силантро.[9] Другие с Сьюзи появилась одной из первых. Она сменила розово-зеленые колготки на белые брюки и розовую майку. Кэтрин тоже была одной из ранних пташек, они пришла в очень элегантной длинной юбке и накрахмаленной белой хлопчатобумажной блузке с кружевным воротником. На сей раз она надела жемчуга, и хотя сейчас изготавливают очень искусные подделки, я была уверена, что у нее настоящие. Я искренне надеялась, что Кэтрин воспользовалась советом запереть остальные драгоценности в сейф, и подумала, не напомнить ли ей, но Сьюзи тут же заговорила об этом. — Запру после ужина, — ответила Кэтрин. — Когда мы приехали, я была слишком усталой. — Только не забудьте, милочка, — сказала Сьюзи. — Я напомню вам. Мне хватило бы этого, чтобы тут же броситься в комнату и запереть драгоценности, лишь бы заставить Сьюзи оставить эту тему, но Кэтрин была сделана из более стойкого материала, чем я. Большая часть остальных явилась большой группой. Азиза в ярко-синем облегающем шелковом платье выглядела совершенно великолепно, Кертис тоже замечательно смотрелся в белом костюме, превосходно оттенявшем его восхитительный загар. Марлен и Честити пришли в коротких черных платьях, за ними следовал Эмиль, небрежно-элегантный, в темном костюме и белом свитере с высоким воротником. На Бетти был очаровательный желтый брючный костюм, ее муж надел броские брюки и блейзер. Бен выглядел довольно небрежно в широких брюках и свитере поверх рубашки с галстуком. Эдмунд пришел в белой тенниске, черных брюках, с массивным серебряным браслетом. Вид у него был довольно праздничный. Нора пришла под руку с жизнерадостным мужчиной лет шестидесяти. На нем был ярко-красный галстук, синий блейзер и серые брюки. Хотя он выглядел очень изысканно, Нора была одета в белые шорты и майку без рукавов с очень низким вырезом, в ушах у нее раскачивались большие серьги в форме попугая. Я решила сказать ей, что при посещении достопримечательностей, особенно мечетей, нужно будет носить прикрывающую тело одежду. — Ну, как дела? — услышала я и поняла, что появился последний член нашей группы: Рик в новеньком домашнем костюме, он продолжал докучать всем разговорами о том, сколько телефонных звонков ему пришлось сделать в контору со времени нашего приезда. — Рынки дома уже открыты, — сказал он. — Нужно держать руку на пульсе. Я уже решила, что Рик в этом путешествии будет воплощением ограниченности. Даже Клайв никогда не бывал таким занудой и эгоцентриком. И отошла, оставив Рика с его проблемами. Я впервые получила возможность познакомиться с Клиффом Филдингом, но едва успела представиться, как в разговор вмешалась Сьюзи. — Откуда вы? — спросила она у Клиффа и Норы. — Из Далласа, — любезно ответил Филдинг. Видя его вблизи, я решила, что он старше, чем мне сперва показалось, ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, но в замечательной для этого возраста форме. — Из Далласа! — воскликнула Сьюзи. — Нора, вы сказали, что ваша фамилия Уинслоу? У меня есть в Далласе двоюродный брат, его зовут Фред Уинслоу. Мир тесен, так ведь? Может быть, мы с вами родственницы. При мысли о родстве с ней на лице Норы появилось испуганное выражение. — Нет, — сказала она. — Я не знаю его. Вести разговор с Норой было нелегкой задачей даже для Сьюзи. — Нужно бы послать ему открытку, — продолжала та. — Может быть, вы сможете встретиться, когда вернетесь. От этой мысли Нора явно не пришла в восторг. — Клифф, а чем вы занимаетесь? — продолжала Сьюзи, не обращая внимания на то, что Филдинг с Норой хотят уйти. — Я зубной врач, но сейчас отошел от стоматологии, — ответил он. — У меня есть небольшая компания, всего пять служащих. — У Артура, моего мужа, тоже был небольшой бизнес. Он был инженером. Чем занимается ваша компания? — Управляет моими капиталовложениями, — ответил Клифф. На сей раз Сьюзи онемела. «Магнат группы», — подумала я. И сказала вслух: — Вам нужно познакомиться с Риком. У него, кажется, похожий бизнес. Клифф был готов пойти со мной знакомиться с этим человеком, однако Нора стиснула его руку и повернула в другую сторону. Казалось, это она решала, с кем и когда нужно знакомиться Клиффу, и, хотя, насколько мне было известно, Рик еще ни разу не довел ее своим занудством до слез, у нее были для Клиффа другие планы. В начале девятого Сильвия похлопала в ладоши, прося внимания, и объявила, что ужин подан. Мы вышли в освещенный свечами двор и сели за поставленные под пальмой столы. Сервировка была замечательной, с латунными приборами и бокалами с золотым ободком, блестящими на фоне ярко-красных скатертей. Приглушенно звучал — Маленькие пудреницы, — объяснила я. — Теперь можете использовать их, для чего захотите — галстучных булавок, колец, таблеток, чего угодно. Казалось, все были очень рады своим сувенирам. Когда все рассаживались, возникло некоторое замешательство, Нора настаивала, что должна сидеть рядом с Клиффом. — Он не такой крепкий, как можно подумать, — шепнула она мне. — Я хочу сидеть рядом с ним на тот случай, если потребуется моя помощь. Судя по его виду, в особой помощи он не нуждался, но я решила не спорить, и мы усадили их так, как им хотелось. Справа от Клиффа сидела Нора, слева Кэтрин Андерсон. Ужин начался с традиционного тунисского — Это просто божественно, — сказала Бетти, и несколько человек пробормотали что-то в знак согласия. Мне пришло в голову, что ей больше всего нравится сидеть не за одним столом с мужем. Она быстро втянула Эда Лэнгдона в разговор и вскоре весело хихикала. Все казались довольными за исключением нескольких человек. — Что это? — спросила Честити, указывая пальцем на свою тарелку. — Не знаю, милочка, — ответила ее мать. — И нам нужно быть очень внимательными к тому, что едим в этих диких странах. — Это цыпленок, — сказал Джимми. — Уж я-то знаю. Но его посыпали чем-то странным. Очевидно, он имел в виду тмин. Честити глядела на свою тарелку с большим недоверием. — Милочка, я уверена, здесь есть «Макдоналдс» или что-то наподобие, — продолжала Марлен. — Завтра мы найдем его. — Не ищите, — сказала я с некоторым удовлетворением. — Заведений с гамбургерами в этой стране нет. На лице Марлен отразился ужас. Ее дочь, казалось, была готова расплакаться. — Трагично, — произнесла Честити. Бен лишь улыбнулся. Он наслаждался едой. Перепробовал все закуски, то и дело возвращаясь к тем, которые больше всего ему понравились, и наполнял тарелку. Бен откусил большой кусок, налил себе вина из стоявшего на столе графина и поднял бокал. — Очень вкусно, — провозгласил он. — Что бы это ни было. Нора ела молча, обмолвилась несколькими словами с Клиффом и ни единым с Марлен, сидевшей по другую сторону. Клифф, однако, казалось, наслаждался оживленным разговором с находящейся по левую руку Кэтрин. Время от времени оба разражались смехом. Когда это происходило, Нора встревала в разговор на несколько секунд, потом снова замыкалась. Кертис, казалось, проводил время не так приятно, как мы, но по иной причине. Он неотрывно глядел на другой стол, где его жена, красавица Азиза, оживленно разговаривала по-французски с привлекательным и флиртующим, хоть и на довольно невинный манер, Эмилем Сен-Лораном. «Ревнует, — подумала я, — и не удивительно». Азиза была красавицей и, более того, источником его благополучия. Гольф не приносил доходов Кертису, отношения с Азизой приносили, и оставлять ее он не собирался. Бетти мужественно попыталась втянуть его в разговор, но вскоре сдалась и снова перенесла внимание на Эда. Мы уже принялись за основное блюдо и вино, когда появился Брайерс. — Прошу прощенья, — сказал он. — Проблемы на объекте. Мне обойти столы и поприветствовать всех или можно сперва поесть? — Садитесь и ешьте, — ответила я, вспомнив, что он стряпал для себя сам. — Представьтесь сидящим за этим столом, а я после представлю вас остальным. — Спасибо, — сказал он и потянулся к кускусу. — Я умираю от голода. — Этот человек мне по сердцу, — сказал Бен. — Первым делом поесть. Заниматься проблемами потом. Попробуйте этого превосходного местного вина. Кажется, официант сказал, что оно называется Разговоры продолжались, и вечер, в общем, проходил великолепно. Все старались ладить друг с другом, даже с Честити. Когда она начала ныть, что на десерт нет того, чего бы ей хотелось, Бен взял веточку с финиками и предложил ей один. — Попробуй, — приказал он таким голосом, каким, видимо, читал лекции. Честити взяла предложенный финик и осторожно положила в рот. — О, — вот и все, что она смогла сказать, на лице ее появилось удивленное выражение, и она потянулась за другим. Бен улыбнулся мне. — Превосходный вечер, — сказал он. Бен был прав. Люди задержались за столами дольше, чем было необходимо, засидевшись за кофе и фруктами. Брайерс, наконец-то насытившийся, был веселым, обаятельным и через несколько минут расположил всех к себе. Время от времени кто-то уходил взять еще выпивки в баре или в туалет, но никто как будто не был склонен завершать вечер, даже Бен, когда Честити неожиданно отодвинулась назад вместе со стулом, едва не расплющив при этом Сьюзи, и опрокинула стакан с красным вином, забрызгавшим Бену весь свитер. Он просто встал, ненадолго ушел и вернулся в новом свитере, настроение его нисколько не ухудшилось. Азиза ушла на несколько минут за пледом, потому что стало прохладно, Кертис последовал за ней. Люди меняли места в поисках новых собеседников. Эд подошел к Бену поболтать с ним несколько минут. Сьюзи расхаживала по двору, продолжая допрашивать всех, кого не успела в аэропорту или за коктейлями. Эмиль и Клифф, бизнесмены, у которых, видимо, оказалось много общего, пустились в разговор о превосходном коньяке, потом пошли в бар выяснить, что там смогут найти. Оставшись одна, Нора обменялась с Риком несколькими словами и последовала за Филдингом. Даже Марлен не побоялась ненадолго оставить дочь одну и подошла поговорить к Бетти Джонстон. Я поддерживала, как могла, разговор и силилась не заснуть за столом. В этом состоянии я даже начала соглашаться с постоянными утверждениями Клайва, что он гений. Все это переменилось в один миг. — Оно исчезло, — сдавленно сказала Кэтрин, выбежав в горе во двор. — Мое золотое ожерелье. Его украли! |
||
|