Вячеслав Куприянов ИЗ ЖИЗНИ ОДНОГО КОРОЛЯ

Король проводит день в большой тревоге,

первый день, а потом второй и третий.

Приближенные спрашивают,

что его так тревожит,

и король отвечает:

— Надо рассмешить царевну-несмеяну,

она не хочет смеяться тому,

чему мы смеемся.

У всех есть ковры,

у некоторых самолеты,

но ковры сами по себе не летают,

а самолеты не всегда мягко садятся.

У всех пока есть, что есть,

но никто не знает, что будет,

так что срочно нужна скатерть-самобранка,

а чтобы всего этого добиться

может понадобиться дубинка-самобитка,

как для народа, так и для приближенных.

Короче говоря, мне кажется, что дурак нужен,

Иван-дурак, еще не совсем

превратившийся в Джона,

чтобы разрешить некоторые проблемы.

— Что за проблемы! —

восклицает первый приближенный,

а за ним второй и третий. —

— Если я нужен, то я перед вами!

— Нет, король качает короной, —

мне такой дурак даром не нужен,

мне нужен дурак из сказки,

который выловит в проруби подводную лодку

и заставит ее исполнять свои мирные желания.

Не обязательно ему ездить на ядерной печке,

но очень хочется, чтобы на душе потеплело,

и хочется, чтобы всем стало веселее.

— Да, такого дурака найти непросто, —

говорит первый приближенный.

— Такого дурака нынче с электричеством

не сыщешь, — говорит второй приближенный.

— Таких дураков нету , —

говорит третий,

и говорят все вместе:

— Мы дураки не такие,

хотя тоже хочется, чтобы на душе потеплело,

и хочется, чтобы всем стало веселее.

***

— Народ ждет от вас действий,

Ваше Блаженство.

— Откуда это видно?

— Это видно из того, что народ безмолвствует.

— Каких же действий ждет безмолвный народ?

— Лучше всего военных,

поскольку в этих действиях

народ хорошо себя проявляет

и выявляет свои лучшие силы,

которые кричат "вперед", когда надо,

и безмолвствуют, когда уже ничего не надо.

— Против кого должны быть действия?

— Скорее всего против другого народа,

который тоже хочет выявить свои лучшие силы.

— А когда одни лучшие силы

угробят другие лучшие силы,

чего мы добьемся с остатками народа?

— Мы добьемся мирных переговоров,

Ваше Блаженство,

в результате которых

вам могут предложить остатки другого народа,

который будет безмолвно ждать

от вас других действий.

— Против кого?

— Хотя бы против остатков своего народа,

Ваше Блаженство.

***

— Раз вы король, то вам нужна охрана, —

сказала ему свита.

— Что это значит, охрана?

— Это сильные крепкие люди,

которые будут вас защищать от прочих.

— Кто такие прочие?

— Это сильные крепкие люди,

которые захотят отнять у вас корону,

а то и жизнь вместе с короной,

а то и просто жизнь вообще без короны.

— Что это за жизнь,

если есть такие люди,

и в чем смысл охраны такой жизни?

— Смысл в том,

чтобы все сильные крепкие люди

постепенно вошли

в число вашей охраны,

не отняв у вас вашей жизни

при этом постепенном переходе

и не покушаясь в дальнейшем,

уже в качестве охраны,

на вашу корону.

— Не проще ли

ходить в обычной меховой шапке? —

спросил король,

но ему возразили:

— Не проще,

ибо все равно тяжела шапка Мономаха,

тем более, если и под ней

продолжать думать.

***

Над королем размахивают опахалом

и приговаривают в такт склоняющимся перьям:

— Вы лицо историческое,

поэтому не закрывайте лицо руками.

В ваших руках судьба народа,

поэтому, когда идете вперед,

смотрите под ноги и мягко ступайте.

Когда будете что-нибудь обещать народу,

стучите себя кулаком в грудь —

это можно.

Чтобы грудь при этом бренчала,

мы ее увешаем орденами —

это придаст весомость каждому слову.

— А если народ повернется

к историческому лицу задом?

— Шутить изволите, Ваше Блаженство,

народ есть сущность абстрактная,

так что ему фактически нечем к вам повернуться.

— Любопытно, а мне казалось,

что если кто имеет свое лицо,

то имеет и все остальное.

— Вашему Блаженству

простительны даже крамольные мысли.

— Мысли всегда простительны

(по рядам свиты пролетает шепот —

король сегодня в добром расположении духа).

***

Как отмечают хроники и хроникеры,

народ короля любит,

поскольку король накормил свой народ

чужим народом.

Но если народу тыкать в нос чужим народом,

он ничему не поверит,

он будет задавать ехидные вопросы:

— Откуда видно, что чужой народ съеден.

Можно проверить все пустые упаковки —

на них нет и намека на людоедство,

на наших свалках не найти человеческих скелетов,

в нашем кофе нет чужого пота,

и в блеске наших алмазов и рубинов

ничья чужая кровь не играет.

А вы хотите наши рекламные радужные краски

залить краской стыда, скорее серой, чем красной.

В конце концов, что вы от истории хотите?

Всегда в истории сытые давали работу голодным,

и если кто-то из голодных делался сытым —

это не значило,

что он съел своих голодных братьев.

Ведь чем больше сытых,

тем больше работы для голодных —

это верно как для нашего народа,

так и для любого другого,

для которого наш народ пример для подражания.

Потому нашего короля

должны любить все народы,

и за этим должны следить хроники и хроникеры.

***

Король был когда-то

простым человеком.

И с ним водились простые люди,

для которых все просто.

И вдруг он понял,

что можно быть еще

проще простого.

И тогда с ним стали водиться и те,

для кого все

проще простого.

Главной заботой короля

стало следить за тем, чтобы те,

для кого все проще простого,

присматривали за теми,

для кого все просто.

То есть те, кто проще простого,

не спускали глаз

с простого человека

в надежде на то,

что простой человек

сам уже не допустит

никакого другого человека.

Так они и жили.

Люди как люди.

***

Что за весть нам на хвосте принесла сорока?

И не сорока, а совсем чужая птица,

да и вообще этой птицы никто не видел,

только кто-то слышал,

будто она провещала,

что наш король умер.

Как мы теперь будем,

что с нами без него станет?

Мы ведь думали, что король вечен,

а теперь возможны перемены.

Нам возможно придется

не думать по-другому.

А по-другому не думать —

это очень болезненная перестройка.

Вот поэтому мы горюем,

мы плачем:

на кого ты нас покинул,

вокруг кого теперь будет виться наша свита,

от лица кого мы будем

плясать и петь перед народом,

перед лицом кого

мы будем твердить о благе народа,

вслед за кем,

по поручению кого,

в чью честь и кому на руку?..

Увы!.. Но кто это идет нам навстречу?

Это же его блаженство собственной персоной!..

Кто же это нам подсунул чужую птицу,

да и не чужую, а просто сороку,

на хвосте у которой

мы чуть не поплелись всей свитой...

***

Диковинный сон королю приснился,

будто народ его процветает,

и король понял, что это сновиденье.

Диковинный сон королю приснился,

будто он и не король вовсе,

и тут он в страхе проснулся.

Диковинный сон королю приснился,

будто он свой подданный и не больше,

и тут же сон стал еще глубже.

Диковинный сон королю приснился,

будто он сам над собой поставлен,

с тех пор короля бессонница гложет.