"Антитело" - читать интересную книгу автора (Тепляков Андрей Владимирович)

День шестой

Утро выдалось мрачным: Аленка сопливилась, и тетя увела ее в комнату; дядя встал рано и ушел в поле — завтрак протекал в полном одиночестве. Глеб чувствовал себя слабым и не отдохнувшим. Делать ничего не хотелось, и даже смотреть телевизор было лень. Он апатично жевал бутерброд, размышляя о том, чем бы заняться.

«Можно закончить с лужайкой».

Мысль не вызвала энтузиазма. Голову словно окутали ватой, сквозь которую пробивалось лишь тихое «тик-так» настенных часов и резкий кашель Аленки. Крепкий кофе не помогал, как будто в чашку налили обычную воду — никакого вкуса, никакой бодрости.

«Надо принять душ и пойти на улицу — вот что. Может хоть это меня растрясет?».

Глеб молча закончил завтрак и пошел наверх.

Стоя под струями прохладной воды, он подумал о Насте. Ему вдруг отчаянно захотелось увидеть ее. Прикоснуться к ее нормальности, ее радости — ко всему тому, чего так не хватает здесь. Выдумать какой-нибудь предлог, взять машину и поехать в Горенино; зайти в библиотеку. Этот дом, казалось, все глубже и глубже погружался в густую жадную топь. И слишком много сил уходило на то, чтобы жить в нем.

Когда Глеб вошел в свою комнату, первое, что он услышал, было радостное «жжжж». Мухи появились снова, хотя на этот раз в гораздо меньшем количестве. Он насчитал троих, и начал было снимать тапок, но передумал.

«Живите. Разберусь с вами позже».

Глеб устроился в кровати с книгой в руках. Полчаса он пытался читать, но внимание рассеивалось, и картинка никак не хотела складываться в усталой голове. Глаза закрывались, и книга выпала из ослабевших пальцев.

«Нет, так не годится!»

Глеб заставил себя сесть и помотал головой.

«Снова спать! Спустя два часа, после того как проснулся. Ну уж нет!».

Он оделся и пошел к лестнице.

От вчерашних пасмурных сумерек не осталось и следа. Небо сияло, будто только что вымытое, на ярком синем фоне не было ни облачка. Слабый теплый ветер приносил отдаленное тарахтение трактора. Где-то на крыше заливались птицы. Глеб ступил в чистую прохладу и остановился у крыльца.

Туман оставался на месте, ничуть не изменившись, по-прежнему игнорируя все законы природы. Он настолько явно диссонировал с окружающим пейзажем, что казался чем-то искусственным, будто чья-то воля намеренно держала его вокруг дома. Глеб долго смотрел на мрачную серую стену, обступившую их, словно заключенных в тюрьме, а потом ноги сами собой задвигались, увлекая его вперед.

Насколько он мог судить, высота преграды нисколько не изменилась. Она поднималась в метр над землей, и уходила дальше к лесу, чередуясь плавными возвышениями и впадинами, словно застывшие морские волны.

Идти сквозь туман было странно, как будто паришь над облаками, полностью скрывающими землю внизу. Глеб медленно продвигался вперед, направляясь к кромке деревьев. Призрачные фигуры плыли где-то далеко в стороне, перетекая из формы в форму, и пропадали из вида. Ритмичность этих движений невольно вызвала ассоциацию с дыханием.

«Интересно, где-нибудь есть упоминание о живом тумане? Может быть в какой-нибудь мистической литературе?».

Глеб все больше утверждался в мысли, что за всем этим скрывается какое-то намерение. Чья-то воля. Туман обступил поле не просто так. Он выполняет какую-то задачу, пусть совершенно не понятную, но явно кем-то поставленную.

Первые деревья выплыли навстречу, словно гигантские стражи. Выглядели они неприветливо. Высокие и неподвижные серые столбы устремлялись к самому небу, разбавляя яркие голубые краски мертвым бесцветием. Во многих метрах над землей широкие кроны переплетались, образуя черный узор кракелюр на радостной картине утра. И снова мир окутала тишина: ни пения птиц, ни поскрипывания стволов, только слабая, едва уловимая дрожь земли под ногами, словно там шла невидимая работа. Колебания не усиливались и не ослабевали, прячась от органов чувств за мертвой монотонностью.

Глеб вспомнил свой недавний кошмар и живо представил, как у него под ногами, скрытые туманом, вылезают из земли жадные корни. Он подошел к ближайшему дереву и положил руку на ствол. Холодный, но не слишком. Обычный. От коры исходила слабая вибрация.

«Интересно, так быть должно?».

Сделалось холодно. Сырой, пропитанный влагой воздух, пробирал до самых костей. Глеб шел вперед, осторожно огибая деревья и чувствуя себя букашкой в мире молчаливых великанов. Апатия прошла, сменившись непонятно откуда взявшимся глупым восторгом. Жизнь снова заструилась по венам, и это было прекрасно! Через бесконечную гладь тумана, разглядывая стебли, торчащие из него, словно хребты морских чудовищ, он шел и думал: все, что происходит — хорошо. Наверное, именно так и должно быть. Чувства опасности исчезло, сменившись чувством единства. Ощущением себя, как части целого. Огромного организма, постичь который не дано никому.

Глеб продвигался вперед без направления и цели. Мысли в голове умолкли, как испуганные птицы, оставив после себя лишь неясные образы на самой грани разума. Образы чего-то огромного, гигантского нечто, которое спит и снова видит сны.

Он очнулся от внезапного звука. Сухой скрип, доносящийся неизвестно откуда, окружил его со всех сторон. Глеб словно вынырнул из глубоко забытья, остановился и прислушался к стонам деревьев. И снова вспомнился недавний сон. Неожиданно ясно, до самых мелочей. Именно так шумели деревья, пытаясь высвободиться из плена земли.

«Ловушка! Черт! Ловушка!».

Он не помнил, как пришел сюда и оказался в самой сердцевине проснувшегося кошмара. Вокруг — только десятки серых стволов и туман. Скрип и шорохи. Зародившись где-то далеко, они быстро приближались. Что-то шло к нему через лес.

Глеб отступил на шаг и остановился.

«Пугаться снов — вот глупость! Это ненормально. Только в книгах кошмарные сны переходят в явь! В книгах и фильмах ужасов. На самом деле такого не бывает. Да что со мной?»

Самоуговоры немного помогли. Немного притупили лезвие ужаса, а потом снова заскрипели, защелкали, ломаясь, тонкие ветки.

«О, Боже мой!».

Что бы это ни было, оно шло из глубины леса, уверенно продвигаясь навстречу.

«Какой черт заставил меня переться в туман? Ну зачем я сюда полез?».

Ему вдруг вспомнились все прочитанные страшные книги. Мудрость, сконцентрированная в них, гласила: жертве нужно сделать лишь первый шаг. Выразить добрую волю. Остальное сделают за нее.

«Надо быть умнее! Блин, надо контролировать каждое свое движение! Нельзя, нельзя, нельзя расслабляться!».

За спиной раздалось глухое рычание. Глеб задрожал, боясь пошевелиться. Его ноги словно приросли к земле — стали тяжелыми и непослушными. Источник звука находился уже рядом.

«Оно нашло меня! Нашло!».

Трясясь всем телом так, что заныли мышцы, он обернулся.

Тетя поливала цветы, раздумывая, не свозить ли Аленку к врачу. Простуды дочки она не опасалась: сколько раз уже приходилось лечить эти сопли и кашель — ее беспокоило другое. Девочка выглядела вялой и заторможенной. Никакие игры ее не привлекали, разговор не клеился, постоянно прерываясь долгими паузами. Все, что хотела Аленка — это сидеть на кровати с Моней в руках и слушать сказки, записанные на дисках. Раньше никогда такого не было. Даже еле дыша, с высокой температурой она вела себя так, будто и не болела вовсе. Стольких трудов стоило заставить ее хотя бы минуту посидеть на месте, чтобы погреть ухо или подержать градусник. Всегда так было. А теперь — ребенка словно подменили.

«Отвезу к врачу, и мне скажут, что это просто ОРЗ и выпишут лекарства, которых и так полон шкаф. Никто не увидит этой перемены».

Краем глаза она уловила движение и подняла голову.

Возле леса что-то происходило: туман, до этого неподвижно висевший, словно серое одеяло, вдруг пришел в движение и стал отступать в сторону деревьев. Это было похоже на волну, которая отхлынула от берега и устремилась обратно в море. Освобожденная трава ярко заблестела на солнце.

Внезапно у нее закололо сердце, а к горлу подступила тошнота. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы придти в себя. Тетя бросила лейку и побежала в дом, где в комнате сидела на кровати ее дочь.

Туман перед ним вдруг стал набухать и подниматься массивной колонной в человеческий рост. Все это напоминало кокон, внутри которого угадывалась какая-то странная темная масса. Все новые влажные языки устремлялись вверх, делая стенки толще, но несмотря на это, чернота внутри не сдавалась и каждый раз вновь проступала через мутные покровы. Глеб стоял и смотрел перед собой широко открытыми глазами. Он чувствовал — перед ним идет борьба. Тумана и чего-то еще — чего-то жуткого, заключенного в нем. Тьма раздувалась, пытаясь освободиться и вырваться наружу, и Глеб уже почти молился, чтобы туман не пустил ее. Не дал вырваться на свободу, не дал ей приблизиться.

Темная фигура

«Да! Похожа на фигуру. Очень похожа!» билась, словно старалась разорвать кокон изнутри, мучительно пытаясь сделать шаг вперед. Лес наводнился звуками. Деревья покачивались, как от сильного ветра. Никто не хотел сдаваться.

Глеб не знал, сколько он простоял так, испуганно глядя на схватку. Очень скоро стало ясно, что туман одерживает верх. Темное существо все больше растворялось в его облаках, теряя форму, пропадая, окутанное постоянно набегающим серым прибоем.

И вдруг…

— не должна… ыть…

Слова прозвучали свистящим шепотом, как будто говорившего душили, и он из последних сил пытался передать какое-то важное сообщение. Они исходили прямо из центра кокона и возникали прямо у Глеба в голове, минуя уши. Тьма говорила с ним. Пыталась говорить.

А в следующий момент темное пятно исчезло. Туманная колонна еще несколько секунд сохраняла форму, а потом рухнула вниз, словно водяной столб. Деревья снова застыли, вернувшись к прежней равнодушной неподвижности.

Глеб повернулся и, ударяясь ногами и царапаясь о кусты, бросился прочь.

Дядя удивленно смотрел, как из леса, среди гробового молчания, выкатывается туман, словно большая белая волна. Достигнув своих прежних пределов, он взметнулся к небу, потом рухнул вниз и застыл неподвижно.

«Выбраться отсюда! Нахрен выбраться! Я это видел! Видел!»

Деревья впереди расступились, и Глеб увидел дом. Он рванулся к нему, не обращая внимания на туман, стремящийся мимо бесконечным приливом.

«Это не кошмары — я все видел собственными глазами! Ну что это было такое? Что?»

Неожиданно течение вокруг прекратилось. Белый фронт перед ним взметнулся ввысь и опал, ударив в грудь холодной волной. Глеб вырвался на открытое пространство и постепенно замедлил бег. Когда до дома оставалось всего несколько метров, он остановился, опершись о колени и отдуваясь.

«Жаль, что не было фотоаппарата»

Неожиданно, эта мысль показалась невероятно смешной, и он захихикал.

«Черт!»

Его охватил страх. Перед глазами, бесконечно повторяясь, вставала одна и та же картина. Пришлось подойти к крыльцу и сесть на ступеньку — ноги отказывались держать. Глеб проследил глазами свой путь и внимательно пригляделся к лесу. Ничего не происходило. Жуткое, пружинящее напряжение постепенно ослабевало.

За время блуждания в тумане одежда намокла и неприятно липла к телу. Он почувствовал кожей солнечное тепло и подставил лицо яркому свету. Уже не хотелось вставать. И не хотелось никуда идти. Хотелось сидеть на месте и прислушиваться. Не сводить глаз с леса и не поворачиваться к нему спиной.

«Мы что-то включили там, на той поляне. Факт! Что-то разбудили».

Сцена борьбы тумана и тени стояла перед глазами во всех деталях, ясная, как в кино. Сколько бы он не прокручивал в голове произошедшее и не анализировал его, вывод сформировался сразу: на него пытались напасть, а туман выступил, как защитник.

Глеб вспомнил свою недавнюю неприязнь к белесой стене вокруг фермы и задумался. Наступала пора переосмыслить происходящее.

«Похоже туман — это добрая сила. Не ловушка, не капкан, а защитник. Может, он здесь для того, чтобы не выпустить из леса что-то очень опасное. Только подумать, какими возможностями обладает эта темная хрень! Какие же слова там звучали… Что-то вроде не должна… Кто не должна? Чего не должна? Бейте меня, режьте — это не силы природы! Эта штука разумная… Ну, тогда нам кранты».

Глеб перестал дрожать и обрел способность рассуждать связно. Его взгляд все еще был направлен на лес, но становился все более и более рассеянным.

«У нас есть враг. Я его видел. И я его признаю. И этот враг явно не природа. Так что же делать? Нужно собрать информацию. Может в библиотеке есть что-нибудь… такое»

Он представил, что поедет на машине через лес, и почувствовал, как зачастило сердце.

«Но вокруг будет туман. Он защитит меня. Уберег раз, убережет и другой. Наверное. Может быть. А если не сможет… Ну не сидеть же здесь сиднем! Нельзя просто так вот — ждать!».

Он снова повернул лицо к солнцу, стараясь успокоиться, сознательно расслабляя напряженные мышцы, одну за другой. Внезапно появилось странное ощущение: будто он смотрит на себя со стороны. И не на себя даже, а на некого персонажа, с которым происходят странные вещи. Смотрит с любопытством и сочувствием, внутренне радуясь, что все это творится вовсе не с ним, и что в любой момент можно открыть глаза и оказаться в привычном, разумном и понятном мире. Глеб отдался этой игре. Пусть ненадолго, но она позволила ему скинуть с себя невыносимый груз страха и сомнений.

Тетя сидела на диване и смотрела настороженно, почти враждебно. Сама ее поза, напряженная, неестественно прямая, без всяких слов передавала ее эмоции. Аленка устроилась на полу и складывала большой картонный паззл. Глеб на секунду остановился, удивленно глядя на них, даже хотел что-то сказать, но слов не нашлось. Не нарушив плотную тишину гостиной, он отправился к себе.

Медленно поднимаясь по ступеням, недоумевая, что могло с ними случиться, Глеб понял еще одну вещь, поразившую его до глубины души.

«Она меня боится. И сделай я хоть один шаг к Аленке…».

Голова снова «поехала», и пришлось вцепиться в перила, чтобы не упасть. Сознание замерцало, как свеча на сквозняке, готовая вот-вот погаснуть, и опять на поверхность поднялся страх, от которого похолодела кожа и ослабели ноги. Захотелось бежать. Опустить голову и бежать.

Волна слабости отступила так же быстро, как и возникла, оставив после себя мертвую пустоту. Глеб вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Дядя сидел в кабине трактора, положив руки на рулевое колесо, и смотрел вдаль через пыльное стекло. Двигатель не работал. Он не заметил, как подошел Глеб и обернулся лишь, когда тот открыл дверь.

— Можно мне взять машину?

— Зачем?

— Хочу съездить в Горенино.

Дядя долго смотрел на него и молчал, с трудом переключаясь со своих недавних размышлений на Глеба.

— Ты… — начал он и снова умолк. — Осторожнее.

— Хорошо.

— Мы все должны быть очень осторожными.

— Конечно.

Дядя повернулся в кресле и оперся рукой о сидении. Ладонь соскользнула, и он вздрогнул.

— Что ты задумал?

— Хочу посидеть в библиотеке. Думаю, для этого пришло время.

— В библиотеке…

— Можно?

Обветренная рука опустилась на плечо племянника.

— Глеб, не надо ходить в лес. Ты меня понял?

— Да.

— Не тормоши…

— Машина? Можно?

Дядя убрал руку.

— Бери.

— Спасибо.

Глеб захлопнул дверь и быстро пошел по направлению к дому. Дядя смотрел ему вслед, рассеянно вытирая вспотевшую ладонь о штанину.

Двенадцать лет назад…

Отец легонько пнул ближайшую коробку с крестами и посмотрел на Сергея.

— Ну что, сын? Что делать будем?

Тот задумчиво скреб ногтями подбородок и молчал.

— Что молчишь-то?

— А что говорить?

— Что говорить…

Находка, жуткое сокровище, скрытое под землей и найденное случайно во время подготовки поля, выбила их из колеи. Они обсуждали ее два дня, отложив все дела, несмотря на то, что времени рассуждать не было. Кресты — это еще куда ни шло, но то, что они обнаружили после них, заставило новоявленных фермеров оцепенеть от ужаса.

Продолжать осваивать поле — означало в буквальном смысле слова ходить по костям. Это было страшно, кощунственно. Но, с другой стороны, если смотреть на вещи трезво, к чему призывал Сергей, ничего особенно ужасного в этом не было. Нельзя отказываться от земли, которая досталась с таким трудом только из-за того, что у кого-то поджилки тряслись, как у ребенка после страшных сказок. Сергей не сказал этого отцу прямо, но такой необходимости и не было.

Отец говорил ему, что плохо жить на земле с таким грузом. Суеверия или нет, но это аукнется. Так или иначе. И привозить сюда семью… — что им сказать?

Сергей заявил, что ничего говорить не будет — нечего говорить. А от земли он не откажется. Это все, что у него есть.

На том, в конце концов, и порешили. Кресты спрятали, а яму с костями в дальнем конце поля засыпали землей.

Отец так и не дожил до зимы. Его убил инфаркт. Сергей перевез семью на ферму. Насовсем.

Это было двенадцать лет назад…

— Черт! — он шарахнул кулаком по приборной доске, да так и застыл, глядя на удаляющуюся фигуру Глеба.

Машина погрузилась в туман и медленно поплыла по направлению к лесу. Глеб напрягся, настороженно глядя вперед, но деревья стояли по-прежнему неподвижно, как будто утреннее происшествие было всего лишь сном. Благополучно преодолев опасное место, он, через несколько минут, выбрался на шоссе и нажал на газ.

В окнах загудел, завыл ветер. Высокие ели по обочинам величественно кланялись, словно приветствуя его. От ярких красок зарябило в глазах, уже успевших отвыкнуть от разнообразия цветов. Он глубоко вздохнул и ощутил запах леса и дыма. Из магнитолы полилась громкая музыка: Макаревич пел про новый поворот. Глеб стал ему подпевать, громко во весь голос, словно изрыгая из себя что-то плохое, выбрасывая это вместе со словами, вдыхая воздух шоссе — новый и чистый.

Поездка пролетела незаметно.

Глеб остановился на прежнем месте и вышел из машины. Губы сами собой растянулись в улыбку. Нормальность: концентрированная, ничем не разбавленная обыденность окружила со всех сторон…

«…и это просто здорово!»

Здесь все было правильным: люди, стоящие на автобусной остановке с пакетами и сумками; торговка у обочины, похожая на раздувшийся гриб; дети, играющие возле памятника. Ощущение было такое, будто он поднялся к поверхности из темной и холодной глубины. Никакого больше давления, никакой тишины — мир вокруг был ярким, полным шума и движения — живым. Человеческие голоса заглушал громкий лай собак. Двое грузчиков носили ящики из разбитой «Газели» в магазин. Жизнь, словно река, окружила со всех сторон и сомкнулась за спиной, приняв к себе без условий и входных билетов. Приняла, как своего. Все еще своего.

Глеб посмотрел на небо. Оно было по-прежнему чистым и ясным, только далеко у горизонта скапливалась чернота. Он долго смотрел туда, смотрел, как на что-то плохое, но давно знакомое — темное покрывало, повисшее возле этого островка света и суеты. Это зрелище вернуло его к действительности. Глеб закрыл машину и направился к библиотеке.

«Здесь она живет».

Он вспомнил, как сидел у Насти на кухне. Ощущение уюта и восторга вернулось с ярчайшей, неистовой силой, будто и не исчезало вовсе, вытесненное болезненными и мрачными событиями последующих дней. Именно так должен выглядеть и восприниматься дом — место, куда хочется вернуться, где хочется жить и любить. Глеб почувствовал это совершенно отчетливо и одновременно понял, что почти позабыл эти эмоции, они стерлись и стушевались, заменились другими.

«И я ведь сжился с ними. Удивительно, как быстро можно приспособиться к новым обстоятельствам. Даже таким диким. Привыкнуть, как к чему-то заурядному. Сначала и страшно и противно, а через день-два — вроде и ничего. И терпимо. Пока не вылезет что-нибудь и снова — мордой об стол».

Дом остался позади.

У старого, привалившегося к дереву забора, дрались коты. Они катались по земле, поднимая облака пыли. Глеб обошел их по широкой дуге, слыша за спиной визг и шипение.

«Интересно, Настя в библиотеке?»

Часы показали половину второго.

«Должна быть. Как раз ее время. Наверное, сидит там у себя, в детском абонементе».

Он представил, как войдет в прохладу и тишину читального зала, подойдет к ней. Скажет что-нибудь оригинальное.

«Например — привет!»

И библиотекарша, Анна Олеговна, посмотрит на него укоризненно. Она, конечно, не одобряет болтовню между местной девчонкой и городским парнем в детской половине. В рабочее время.

«Ну и что?».

Глеб добрался до здания библиотеки, миновал дверь и пошел вдоль окон, остановившись у предпоследнего. Настя сидела за столом одна и читала. Он подошел и осторожно постучал по стеклу.

— Привет! Ты чего тут делаешь?

— Привет. Пришел кое о чем почитать.

— О-о-о! И о чем?

До этого момента Глеб не имел четкого представления о том, что намерен найти. Только какие-то неясные предположения. Он думал побродить между полок, а там глаза сами подскажут, что ему нужно. Но сейчас, услышав вопрос Насти, он вдруг сообразил, с чего надо начать.

«Конечно! Это ведь так просто!».

— У вас там есть книги по мифологии?

— А какая тебе нужна?

— В смысле?

— Ну, греческая, римская…

— Нет! Наша. Отечественная.

— Славянская.

Настя заулыбалась и стала похожа на ангела.

— Должно быть. Спроси у Анны Олеговны. А тебе зачем?

Глеб колебался не больше секунды. Промелькнула благородная мысль не впутывать ее в свои проблемы. Держать подальше. Но от чего ее нужно держать подальше, он не знал. И снова он подумал о том, что, наверняка, слишком сгущает краски. Наверное, все не так страшно. Взгляд Насти, направленный на него, такой откровенный, вопрошающий, превращал мысли в облака сухих листьев, бестолково бросающихся из стороны в сторону, вслед за капризным ветром. Глеб вдруг обнаружил, что его буквально распирает от желания поделиться с ней. И, к тому же, очень хотелось выглядеть загадочным. Ужасно хотелось.

«Девчонки от этого тащатся».

— На ферме что-то творится. Странное.

Фраза возымела именно тот эффект, на который и была рассчитана. Глаза Насти загорелись любопытством.

— Что творится?

Первый ход удался. Теперь необходимо было развить ситуацию.

— Ты когда заканчиваешь?

— В пять.

— Давай встретимся, и я тебе все расскажу. Может, еще что-нибудь узнаю. Здесь есть какие-нибудь кафешки?

— Есть одна, но это тошниловка. Там мужики водку пьют.

— А где тогда?

— Можно пойти к детской площадке, там тенек и скамейки.

— Отлично! Тогда, до пяти?

— Ага.

Ее голос прозвучал так, что по спине пробежали мурашки. Настя улыбнулась, и Глеб ответил на улыбку, чувствуя сладость и закипающую внутри энергию. Он повернулся и, стараясь не споткнуться, пошел к двери. За спиной хлопнуло окно.

Взгляд Анны Олеговны, поначалу суровый, сразу же смягчился, как только она узнала, что хочет от нее Глеб. Она провела его вглубь комнаты и там среди высоких стеллажей отыскала объемную, с золотым тиснением книгу.

— Думаю, это вам подойдет.

На обложке славянским шрифтом было набрано:

— Похоже на то. Спасибо.

— Садитесь там — у окна. Приятного чтения.

Глеб не обратил внимания на сладость, мелькнувшую в голосе библиотекарши. Он проследовал к столу и уселся в скрипучее кресло.

В книге оказался предметный указатель. Глеб принялся просматривать его, ведя пальцем по бумаге и шевеля губами. На слове «осина» палец застыл.

Страница 363.

Первая же фраза заставила его насторожиться и сесть ровнее.

«На поляне росли осины. Так сказал дядя. Спиральные стволы. Проклятое дерево».

Глеб встал из-за стола и подошел к библиотекарше.

— Извините, у вас не найдется бумаги и ручки?

Та засуетилась, выдвинула ящик стола, потом другой. Не найдя там ручки, она взяла со стола свою и протянула Глебу.

— Спасибо. И бумажки.

Анна Олеговна передала ему чистый лист.

В голову пришла мысль об Аленке.

«Возможно, здесь есть какая-то связь. Хотя конфетами ее, вроде бы, никто не угощал. Может метафора? Что-то другое ведь там было».

Глеб переписал абзац и стал читать дальше.

Он выписал и эту фразу. И подчеркнул ее дважды.

«Подменные дети… Подменыши».

Пальцы похолодели и покрылись потом. В этих словах что-то было. Узнавание, как скальпель — точно и ощутимо, кольнуло прямо в сердце.

Глеб вернулся к указателю и отыскал там нужное слово.

«Вот тебе, блин, и сказки с мифами! Вот тебе и здравомыслие и эпоха информации! Боже ж ты мой!».

Глеб настолько увлекся, что перестал делать записи, жадно глотая текст страницу за страницей.

За этим занятием время пролетело незаметно. Из состояния глубокой задумчивости его вывела скрипнувшая дверь. В комнату вошла Настя. Глеб захлопнул книгу и вздрогнул от неожиданно громкого звука. Не было никакого смысла читать дальше. Информации и так было больше, чем достаточно.

Неуклюже встав, он направился к Анне Олеговне.

— Спасибо.

— Понравилась книга?

— Да. Очень интересно.

— Это хороший автор.

— Да. Вот, ваша ручка. Книгу отнести на место?

— Не надо. Я поставлю сама. Заходите почаще.

Глеб не сообразил, что ответить.

— Зайду, — сказал он.

Библиотекарша улыбнулась.

— До свидания.

— До свидания.

Настя не спросила его ни о чем, хотя по всему ее виду можно было понять, что она томится любопытством. Глеб тоже помалкивал, находясь под впечатлением от прочитанного и пытаясь хоть как-то уложить в голове новую информацию. Отчасти он уже был готов к мистическому объяснению событий, но такой резкий и грубый поворот в эту сторону оказался для него неожиданным.

Они миновали маленькую булочную и, повернув за нее, оказались на детской площадке. Парочка карапузов резвилась возле небольшой горки, а их мамаши, сидя на скамейках, что-то неторопливо обсуждали. Зрелище источало мир и покой. Увидев Глеба и Настю, мамаши замолчали и с любопытством проводили их глазами. Очевидно, молодая парочка, бредущая куда-то в полном молчании, показалась им примечательным зрелищем.

Ребята устроились в плотной тени старого тополя, укрывшись за ним от посторонних взглядов.

— Похоже, тебе удалось очаровать нашу Анну Олеговну.

Настя улыбнулась.

— Ага.

— Ну, ты так и будешь молчать?

Глеб моргнул и нахмурил лоб.

— Я расскажу тебе кое-что, но это только для тебя. Ладно?

— Какая волнующая романтика! Хорошо.

— Все началось на следующий день после того, как я приехал на ферму.

Глеб старался излагать события во всех подробностях, которые только мог вспомнить. Не доверяя собственной памяти, он хотел, чтобы Настя стала «второй копией» истории, к которой можно будет обратиться, если…

«Если что?»

Дядя и тетя не принимались в расчет. Он подозревал, что они пребывали в состоянии вне игры, выполняя лишь роль статистов. Примадонной явно была Аленка, а он сам находился «при ней».

Глеб рассказал про поход в лес; о том, как они с дядей на следующий день отыскали поляну; о фотографиях, тумане, мухах и крестах. Немного замявшись, рассказал о своем утреннем походе в лес.

Настя слушала внимательно и увлеченно, будто ей пересказывали детективную историю. Перечисляя события, Глеб получил возможность взглянуть на них со стороны и увидел, как все они выстраиваются в логическую цепочку, которая никак не могла быть чередой случайных разрозненных эпизодов. Существовала невидимая еще, но совершенно явная нить, на которую они нанизывались, как костяшки на счетах.

Когда он закончил, Настя повернулась к нему и сказала:

— Если все это правда, то вы попали в беду.

Глеб кивнул.

— Да уж. Знать бы только, что это за беда. А ты ничего не слышала о той деревеньке, которая была на месте фермы?

— Нет. Но я могу поспрашивать. Здесь полно стариков, которые еще мамонтов помнят.

— Только не говори зачем.

— Не скажу. Скажу, что мне нужно для школы.

— Правильно.

— А у тебя самого есть идеи, что там у вас происходит?

— Не знаю. Мне начинает казаться, что мы угодили между двумя какими-то силами.

— Точно! Темной и светлой. Я тоже думаю, что туман вас бережет. Вот это да! Жуть!

— Жуть… Совершенно не понятно, что там за силы. Колдовство какое-то или, может, что-то естественное.

— Да ничего не естественное! Ты сам посмотри — этот ваш туман, который не боится ветра, фигуры темные, кресты — это точно что-то сверхъестественное!

— Не верю я в такое.

— Знаешь что? У нас тут есть тетушка одна. Знахарка. Говорят, настоящая. Может к ней сходить?

— Не надо.

— Почему?

— Да потому что пойдут разговоры. Старушечьи пересуды. Не надо.

— Зря ты. Она сплетничать не будет. Она не такая.

— Все равно не надо. Может, потом.

— Ладно. Я только предложила.

Малыши у горки громко спорили, кому ехать первым. Глеб некоторое время смотрел на них, а потом сказал:

— Я сегодня еще кое-что узнал. Смотри.

Он протянул Насте свой листок, на котором делал заметки в библиотеке. Она развернула его и стала читать. Глеб украдкой любовался на нее, подмечая, как она хмурит лоб и прищуривает глаза. Внезапно захотелось ее обнять, прижать к себе, почувствовать ее. С трудом подавив наваждение, он отвернулся и стал смотреть в сторону.

— Ты думаешь, твоя сестра подменыш?

— Не знаю.

— И что будешь делать?

— Пока ничего.

— Может быть, это какое-то проклятие. Может, кто-то мстит твоему дяде?

— И заколдовал ферму? Тогда при чем тут туман? Он, вроде бы, за нас.

— Значит кто-то другой пытается ему помешать.

— Слишком уж много народу получается.

— По крайней мере, это объяснение.

— Да. Столько фактов, а ничего не понятно.

— Может, вам уехать?

— Никуда они не уедут. Разве что стрясется что-нибудь совсем ужасное.

— Господи! Я бы на твоем месте никогда не вернулась в дом. Это все равно, что возвращаться в проклятый замок, где повсюду бродят привидения.

— В принципе, я могу уехать. Но…

— Не хочешь их бросать?

— Что-то вроде.

— Тогда будь осторожен.

— Постараюсь. У тебя сотовый есть?

— Да.

— Дай мне номер. Если что-то еще произойдет, я тебе позвоню. Вдвоем не так жутко.

Настя на секунду задумалась, а потом сказала:

— Хорошо.

Они обменялись телефонами и замолчали. Мамаши ушли, и площадка опустела. Разговор исчерпался, и стало как-то неуютно.

— Ладно, мне пора. Скоро придут родители, а мне еще ужин готовить.

— Я тебя провожу.

Они пошли по немощеной улице, вдоль деревянных заборов, а из-под ног вылетали маленькие облачка пыли. Где-то далеко женский голос требовал, чтобы Тимка не лез в лужу. Каркали вороны. Неожиданно Настя стала рассказывать, как ходила с друзьями в кино, а Глеб думал о том, как это страшно и тоскливо снова возвращаться на ферму. В какой-то момент он даже решил, что не останется там. Просто соберет вещи и уедет. Домой. Правда, для этого все равно пришлось бы ночевать там. Нельзя было прямо сейчас повернуться спиной и уйти.

Эта мысль почему-то успокоила его. Заставила смириться.

«Остаюсь. И будь что будет».

Они дошли до калитки и остановились.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала Настя.

— Да.

— Будь осторожен.

— Постараюсь.

— Ладно. Пока.

Глеб шагнул вперед и поцеловал ее в губы, мягкие и теплые, не задумываясь, не боясь обидеть. Она не отстранилась. Поцелуй продлился несколько секунд, и они отступили друг от друга, удивленные и взволнованные.

— Обещай мне, что позвонишь, если что-то случится.

— Обещаю.

— Я тебе тоже буду звонить.

— Я буду ждать.

— Пока, Глеб.

— Пока.

Она повернулась и пошла к дому. Глеб немного постоял, подождав пока она не скроется из виду. Немного оглушенный, в растрепанных чувствах, он направился к машине.

Лес встретил его хмурым молчанием. Пересекая полосу тумана, Глеб подумал, что главное сегодня сделано — опасность названа. Она есть, и он в нее поверил. Осталось лишь понять, как поступить с ней.

Над домом кружила большая черная птица. Глеб припарковал машину у крыльца и вошел.

В гостиной работал телевизор, слышались крики и стрельба. Заходить туда не имело смысла. Впрочем, никого видеть не хотелось. Глеб повесил ключи на гвоздь и поднялся к себе.

Лежа в кровати, он вспоминал поцелуй у калитки и улыбался. Ему было хорошо. Завтра наступит новый день, и что-то произойдет. Но это будет завтра. А сейчас можно лежать и вспоминать ее — любимую, нежную…

Тетя позвала ужинать, когда все остальные уже поели. Глеб не удивился, но почувствовал слабый укол обиды. За весь вечер Аленку он так и не увидел, только слышал песенки, доносящиеся из ее комнаты.