"Архив Троцкого (Том 2)" - читать интересную книгу автора (Фельштинский Юрий)

Листовка "Товарищи". [Не ранее 4 марта]

Мы получили копии этих двух писем, рисующих картину диких расправ над большевиками-ленинцами за их оппозиционные убеждения. Публикуя их, мы хотим обратить внимание русского и международного пролетариата на совершенно неслыханные приемы борьбы, которые применяет фракция большинства против старых большевиков и организаторов пролетарской диктатуры в СССР.

Расправа с большевиками-ленинцами приняла чудовищные формы. По нашему глубокому убеждению, эта расправа находится в противоречии с интересами пролетариата и ослабляет его диктатуру. В этом мы лишний раз убеждаемся в Бутырской тюрьме, где, находясь в заключении совместно со всей антисоветской сволочью, мы испытываем ежеминутно их злорадство по поводу нашего ареста. В этом они усматривают подрыв диктатуры пролетариата. [Такова] «классовая правда» «классового врага».

Репрессии и издевательства поистине перешли все границы. Следственные органы ОГПУ ведут себя в высшей степени цинично. ОГПУ выступает судьей наших внутрипартийных споров, что находится в полном противоречии с уставом и традициями нашей партии. Держа оппозиционеров в тюрьме совершенно изолированными от общественной жизни, следователи ОГПУ имеют наглость предлагать отказаться от оппозиционных взглядов, намекая на освобождение и обратный прием в партию в этом случае. Мы неделями сидели во внутренней тюрьме[51] без допросов. Нам отказывали в бумаге для заявления. Допросы свидетельствовали лишь о политической безграмотности следователей и отсутствии материалов для обвинения нас.

Возможно, что отдельные товарищи под влиянием удручающей обстановки внутренней тюрьмы и угроз следователей отступят от своих взглядов. Тех же из революционеров, которые не идут на эту циничную сделку, сажают в Бутырскую тюрьму вместе с контрреволюционерами, спекулянтами и т. д.

В таком положении, в каком находимся мы, никогда не находились политические заключенные даже при царе. В том же коридоре, где находится наша камера, заключены грузинские меньшевики (14 коридор, 63 камера), пользующиеся отдельным клозетом, улучшенной пищей, газетами и прочими привилегиями.

Поистине зрелище, вызывающее радость только в контрреволюционерах. Культурная революция — лозунг нашего времени. А не угодно ли вам пожаловать в Бутырскую тюрьму и убедиться, в сколь культурных условиях находятся арестованные оппозиционеры?

В камере, рассчитанной на 25 человек, находится 52 человека. Они лежат на сплошных нарах. В камере, наряду с нами, пятью заключенными оппозиционерами, сидят контрреволюционеры, спекулянты, валютчики, контрабандисты, убийцы, шпионы, фальшивомонетчики, взяточники, бандиты, крупные и малые воры, оккультисты, растратчики.

В такие камеры ОГПУ бросает по 2 — 3 оппозиционера.

Естественно, что вся эта сволочь относится к нам враждебно, натравливает на нас уголовщину. Всю свою злобу за советскую власть и компанию эта публика срывает на нас.

ОГПУ несомненно знает, куда нас посадили. Такое поведение мы не можем иначе назвать, как издевательством. Воздух в нашей камере отвратительный. В камере воняет, как в уборной, мы лежим на грязных нарах в отчаянной тесноте и покрываемся паразитами. В уборной неимоверная грязь. 4 стульчака на 52 человека. Оправиться не дают, так как нужно освободить место другой камере, в случае расстройства желудка приходится оправляться в парашу, так как по личному требованию в уборную не пускают.

Один из товарищей, заболев во внутренней тюрьме расстройством желудка, попросился в уборную. Ему было отказано, и он вынужден был оправиться в парашу. За требование к смотрителю вынести парашу в уборную требовавший был посажен в одиночку.

Пища ниже всякой критики. Деньги и вещи, отобранные при заключении во внутреннюю тюрьму ОГПУ, нам не возвращаются.

Во внутренней тюрьме мало того, что даются книжки идиотского содержания (толстовские сказки «Погашенное солнце»), но эти книжки получает ОГПУ от меньшевистского Красного Креста[52].

На наши протесты против дачи этих книг начальник тюрьмы изволили раз заявить: «Нам не интересно, кто вы».

Газет и серьезных книг не дают. То же и в Бутырской тюрьме. Между тем меньшевики получают газеты и журналы. Тогда как подследственные спекулянты имеют свидания, мы их лишены.

Письма нам разрешают писать два раза в неделю, причем они путешествуют из Бутырской тюрьмы до какой-нибудь из московских улиц две недели. Прибыв в тюрьму, мы были лишены возможности покупать продукты в лавочке, так как камера еще до нашего прихода была, лишена в виде наказания права лавочных покупок. Мы добились его для себя лишь после скандала.

В таких «культурных» условиях находимся мы, заключенные по обвинению в оппозиции. Доводя до вашего сведения о всех творящихся над нами безобразиях, мы категорически протестуем против нашего заключения, так как считаем, что наша деятельность подлежит суду партийных инстанций.

Мы во всяком случае не остановимся перед любыми формами протеста в целях радикального изменения тюремного режима.

Шесть недель тому назад нас арестовали за принадлежность к оппозиции. Сначала нас держали без предъявления каких бы то ни было обвинений во внутренней тюрьме ГПУ. Мы сидели в камерах вместе с уголовными, валютчиками, нэпачами. Женщин-оппозиционерок сажали с проститутками и воровками. Нам не давали ни книг, ни газет. Неделями нас держали без допросов, не предъявляя никаких обвинений. Обыски, произведенные у нас дома, вопросы, которые задавали на следствии, показывают, что у нас искали материалы и арестовывали нас за наше участие во внутрипартийной борьбе перед XV съездом партии.

Мы отказывались давать показания в тюрьме о нашей партдеятельности на том основании, что отчет об этом мы дали в свое время партии. Но ГПУ, чтобы вынудить их у нас, прибегало к мерам насилия и несколько дней держало нас в карцере. После такого «следствия» мы продолжаем оставаться в невыносимо тяжелых условиях. Из внутренней тюрьмы ГПУ нас перевели в Бутырскую тюрьму. Здесь в камерах, рассчитанных на 20 — 30 человек, держат по 40 — 60. Старый цементный пол весь в ямах. Грязные, не прилаженные друг к другу доски-клоповники вместо нар. Небеленые стены, нет никакой возможности поддерживать чистоту в условиях необычайной скученности. Как и в ГПУ, мы сидим в камерах вместе с уголовными. Не выдают белья и не дают возможности самим его стирать. Вши нас заедают. Ввиду скученности нет места для сна. Нэпманско-уголовное население камер занимает лучшие места. Вновь прибывающий спекулянт за 10 руб. покупает себе место у уголовного, не получающего передач. Мы же по ночам ютимся у параши на цементном полу. Днем мы подвергаемся прямым издевательствам как со стороны администрации тюрьмы, так и со стороны антисоветских элементов тюремного населения. На нас сосредоточивается вся классовая ненависть врагов пролетариата.

Нас не только изолируют от внешнего мира, над нами издеваются, стараясь нас унизить и лишениями добиться наших покаяний.

Мы требуем прекратить эти издевательства над большевиками — строителями рабочего государства. Мы требуем отдельных камер для оппозиционеров.

Мы требуем свиданий с родными. Мы требуем окончания следствия в установленные советскими законами сроки.

Требования наши направлены в ЦК и ЦКК ВКП(б). Ответ ждем к 12 часам 2 марта. В случае неполучения ответа в этот срок прекращаем прием пищи.

Ночью 2-го и 3-го товарищи, написавшие это письмо, были высланы в глухие места Сибири.