Данила Багров — герой нашего времени?

Фильмы «Брат» и «Брат-2», снятые режиссером Алексеем Балабановым, стали поводом для бурных обсуждений на страницах газет и в Интернете. Является ли образ Данилы Багрова, созданный Сергеем Бодровым, достоверным отражением идей, надежд и стремлений нынешнего молодого поколения? Почему тысячи людей, в том числе, и посетителей гостевой книги сайта фильма (www.brat2.film.ru), видят в Даниле образец для подражания и хотят иметь такого друга, брата, сына или мужа?

18 июля 2001 года в редакции журнала «Фома» прошел круглый стол, на котором участники попытались ответить на вопрос: является ли Данила Багров героем нашего времени? Предлагаем вашему вниманию фрагменты этой дискуссии. Если вы захотите высказать свое мнение по теме круглого стола или прокомментировать кого-либо из участников, вы можете это сделать, воспользовавшись ссылкой….

Участники:

Сергей Бодров — актер, журналист

диакон Андрей Кураев — профессор Православного Свято-Тихоновского богословского института

Илья Стрелец — психолог

Георгий Казанцев — студент МГИМО

Алексей Захаров — директор компании «Триумвират Development»

Владимир Легойда — главный редактор журнала «Умники и Умницы»

Зара Мигранян — редактор журнала «Умники и Умницы»

Сергей Верейкин — редактор журнала «Умники и Умницы»

Отец Андрей: Для начала я хотел бы отметить «голливудскость» этого фильма. Ведь стиль, идеал и способ восприятия жизни, реакция на затруднения, котрые предлагаются в нем — все это чисто голливудская, американская модель.

На языке богословия это называется «миссионерская инкультурация». Скажем, когда я приеду в Китай, то я вместо «В начале было слово…» скажу «В начале было дао…», но это все равно будет не проповедью даосизма, а проповедью христианства. Так вот, с фильмом «Брат» мне представляется ровно такая же вещь: это проповедь американизма, но на русском языке.

В этом смысле она становится, быть может, еще опаснее, чем очередной боевик со Шварценеггером. Если бы это был обычный фильм среди прочих, я бы на это так не реагировал. Но вот когда пытаются представить, что это и есть выход из нашего кризиса, что это и есть будущее России, когда из этого фильма экстрагируют национальную идею, мне кажется, это уже слишком.

С.Верейкин: Как вы считаете, все это исходит от создателей фильма — или же зарождается где-то в обществе, вокруг фильма, а потом применяется непосредственно к картине?

Отец Андрей: Мне кажется, что все-таки это исходит от авторов. В фильме есть одна деталь, которая роднит его, как ни странно, с иконой. Отличие иконы от картины состоит в том, что икона не претендует на то, чтобы создать свой замкнутый мир, свое пространство. Принцип обратной перспективы в иконе предполагает, что икона «выливается» в твою комнату, в твою жизнь. Она не отгорожена от тебя рамкой, она оттуда входит в тебя.

Или другой пример: спектакли Театра на Таганке семидесятых годов, когда актеры начинали лицедейство в вестибюле или даже у входа в театр и люди еще не понимали, что спектакль уже начался.

В фильме «Брат» очень длинные титры. При этом параллельно уже идет действие. То есть фильм вроде бы начался, а вроде бы и нет.

Вдобавок подчеркивается близость фамилий исполнителя и главного героя, ряд героев просто действует под своими реальными именами — все это говорит о том, что фильм с самого начала рассчитан на стирание границы между экраном и жизнью.

В.Легойда: Мне кажется, что второй фильм намного более американский, чем первый. С моей точки зрения, первый фильм гораздо правдивее. (Я готов сказать, что вот это герой нашего времени, но не с точки зрения идеала, каким он должен быть, а в реальности. Если есть герои, то они такие, а хорошо это или плохо — это уже следующий вопрос.)

В первом «Брате», на мой взгляд, нет особой «голливудскости». Вспомните: в конце Данила прощает брата и говорит: «Ладно, ладно, брат… Что ты… А деньги-то где?» И здесь нет ничего голливудского, потому что Данила не герой-образец-для-всех-телезрителей, который лихо всех перестрелял и восстановил справедливость. Он не справедливость восстанавливает, а брату помогает…

Отец Андрей: По логике фильма, именно именно это и есть восстановление справедливости. На протяжении всей картины Данила выполняет за брата работу. И поэтому он берет заработанные деньги. По логике самого фильма, это справедливо. Есть масса голливудских фильмов, где мы видим подобную концовку: например, детектив, уходит из полиции, разругавшись со своими и убив всех мафиози, но при этом уносит чемодан денег, отобранных у мафии.

В.Легойда: Нет, по-американски — это «Крутой Уокер», где однозначно положительный герой Чака Норисса выполняет не только функции стража порядка, но и функции педагога, и священника и т. д. Так вот во втором фильме Данила, действительно, становится таким же безусловно положительным героем, тогда как первый фильм намного ближе к реальной жизни, а не к «фабрике грез». К жизни, которая показывает, что эти ребята, приехавшие из Чечни — они искалечены морально… И окружающим они приносят в оновном страдания, даже не желая этого.

С.Бодров: Маленький комментарий на тему «голливудскости» фильма. Мне кажется, что этот «ответный удар» по Голливуду — не культурный, не интеллектуальный, а эмоциональный. Техника этого удара, в какой-то степени действительно американская. Но идея, а точнее, эмоциональная окраска того, что хотели сказать авторы фильма, предполагалась вполне патриотичной и национальной. Может быть, хорошо, что этот эмоциональный удар с «нашей» окраской все-таки был нанесен. Что касается киноязыка, который мы использовали… Зритель привык к американскому кино, к этому языку, к этой схеме. Видимо, мы уже подсознательно начинаем говорить на этом языке.

Отец Андрей: Сергей, для меня здесь вопрос как раз не в стилистике, не в языке, а в системе ценностей, которая в итоге остается в сознании у зрителя. Я, в отличие от вас, не знаю создателей фильма. Я готов с вами согласиться, что субъективно они хотели сделать фильм, который был бы направлен на национальное пробуждение России. Но если у фильма действительно будет долгое эхо в истории, хотя бы на несколько лет, то это будет эхо американизации. В итоге будут созданы два монстра — наш и американский, которые будут грызться в своей берлоге по одним и тем же правилам.

Для того, чтобы этот разговор был понятен, нам необходим некий экскурс. Я сам к нему не очень готов, давайте вместе думать. Если мы рассматриваем этот фильм не с точки зрения киностилистики, а с точки зрения национального идеала, то давайте вспомним, какие еще были «герои нашего времени» в русской национальной истории. Последний из них — Данила Багров… А что было перед этим? Что в Даниле есть нового? Мне кажется, отличие прошлых эпохальных героев от Данилы в том, что в них была нравственная рефлексия. С этой точки зрения, поведение Данилы неестественно для русской традиции.

В.Легойда: Я с интересом прочел подборку прессы на сайте фильма Брат, где было любопытное замечание по поводу героя. Там говорилось, что герой предыдущего поколения — восьмидесятых — поколения «Ассы», — это мальчик Бананан. И теперь на смену амебоподобному, бездеятельному, замкнутому в себе Бананану, для которого бог — Б.Г., приходит решительный Данила. Насколько я понял, автор статьи проводил идею востребованности такого героя, каким является Данила…

С.Бодров: Отец Андрей высказал интересную мысль об «эхе», которое оставляет после себя картина. Действительно, герои фильма живут сейчас какой-то своей жизнью. Опасно ли это? Пожалуй, да., опасность существует. Но мы же понимаем, что этот герой всего лишь образ. Это мы наполняем его жизнью.

Может быть, задача комментаторов, участников подобных дискуссий, как раз в том, чтобы приглушить это эхо? Ведь эти два монстра — русский и американский — действительно будут грызть друг друга. Ну, так может и Бог с ними? Пусть себе грызутся? Может быть, нам тут от этого будет только легче жить? Пусть они там грызутся, лишь бы нас не трогали?

Может быть, этот эмоциональный заряд в фильме получился чересчур сильным. Люди реагируют на картину не как на предмет искусства, а как на реальность. Я сам чувствую это в общении с людьми. Но никто не знает, «чем наше слово отзовется», хотя мы, конечно же, должны знать.

З.Мигранян: Что мне не нравится в фильме, так это то, что все свои деяния Данила совершает абсолютно безнаказанно. Молодую аудиторию больше привлекает веселый парень с оружием, который может всех безнаказанно убивать. Я все ждала, когда же он задумается над тем, что делает. А он повторяет свой детский стишок, и я думаю: «Боже мой, да ведь это имбецил!» Маленький мальчик прочел стишок, и вот он теперь повторяет и повторяет его.

В той же Америке фильм про киллера, которого не наказывают, не стали бы раскручивать в национальном масштабе. Вспомните легендарных гангстеров Бонни и Клайда — они были расстреляны полицией. Или герой фильм Люка Бессона «Леон»: он же за время картины научился чему-то. Хоть чему-то. А в конце, кстати, тоже погиб. Потому что киллеру место…

С.Бодров: …в могиле!..

З.Мигранян:. Прошу прощения за некоторую кровожадность! Просто я ожидала увидеть либо духовное перерождение, либо возмездие. Ведь есть же у нас закон. Хорошо бы об этом знать молодым.

И.Стрелец: Вы несколько идеалистично воспринимаете нашу ситуацию. У нас на многие вопросы нет ответов. У нас полная чехарда в судебной системе, в прокуратуре. При чем здесь Данила с его принципами, когда у нас и без того существует полная безнаказанность?

З.Мигранян: Значит надо с чего-то начинать и что-то делать.

С.Верейкин: Один из камней преткновения в дискуссиях вокруг фильма — то, что в «Брате-2», даже по сравнению с первой частью, менее четко проставлен авторский акцент. В первом фильме был хотя бы немец Гофман, который олицетворял нечто, противопоставленное герою. А во второй части этого так явно нет.

И, кстати, о наказании убийц: я могу привести обратный пример из американского кино — сериал про «грязного Гарри», где герой Клинта Иствуда восстанавливает справедливость, пуская злодеям пулю в лоб. Говоря словами Данилы, у него «правда и сила»… Так что и в американском кино не все так однозначно.

Илья Стрелец: На самом деле, у героя фильма «Брат» действительно есть некий запал, есть некие архетипические черты. Он этакий Робин Гуд. У нас ведь ситуация, похожая на соответствующую легенду: феодальное право, власть отделена отдельно от общества… В этой ситуации герой, отстаивавший на войне честь страны, пытается решить ситуацию по-своему… Какая жизнь, такие и герои.

В.Легойда: (Я хочу в этой связи, тоже предъявить определенные претензии.) Искусство создает свою реальность, и новому герою стремятся подражать. Создание героя — это как канонизация в церкви — акт педагогический. Тем самым мы можем корректировать жизнь. Я вспоминаю документальный телефильм о съемках «Брата», который показывали по РТР, кажется. Вы, Сергей, в интервью назвали основные принципы Данилы, в числе которых, но не на первом месте, патриотизм и правда. После этого комментатор, резюмируя ваши слова, из шести принципов взяла два, причем не те, которые вы назвали первыми, и заявила: «Итак, главные принципы героя — это патриотизм и правда!». Вот такая получается «раскрутка» и фильма, и образа… Очень легко спрятаться за словами: «Мы имеем таких героев, которых заслуживаем!». Но мы ведь сами создаем этих героев. Поэтому мои, если угодно, претензии не к образу героя, а к тому, КАК его преподносят, КАК его делают героем. В общем, к этому самому эху, о котором мыф сегодня говорим. И в этом смысле я с Вами, Сергей, согласен — такое эхо надо гасить…

Г.Казанцев: У меня первая ассоциация с Данилой была Иванушка-дурачок, который все время ходит и добивается правды. И при этом у него все само собой получается: то ковер-самолет прилетит, то печка прибежит… Американские фильмы тоже раскручиваются на образе «Иванушки-дурачка», который борется за справедливость и, в конце концов, ее восстанавливает. Но встает вопрос о методах. Мне в «Брате-2» понравилось все, кроме сцены в клубе, когда Данила перестрелял там невинных людей…

З.Мигранян: Правда, он не выстрелил в того, который закричал: «Не стреляйте!»

Г.Казанцев: Если бы он своих врагов у всех на глазах четвертовал и перерезал, это было бы, по крайней мере, понятно. Но совершенно невиновных людей…

С.Бодров: Я готов с вами во многом согласиться, но давайте я буду защищать фильм, чтобы у нас дискуссия получилась. Прозвучало слово «педагогический». В русской культуре сложилась традиция, что у художественного произведения существует некая миссия. Писатель — это пророк, книга — учебник жизни и т. д. Мы — те, кто снимает кино, кто снимается, кто пишет — должны это знать и быть вдвойне осторожными. Но когда режиссер Балабанов снимает кино, он в меньшей степени думает о каких-то безумных тинэйджерах, которые после этого могут взять в руки оружие. Он думает о том, чтобы снять кино. Есть художники, которые могут четко объяснить, о чем их произведение. А есть художники, которые не в состоянии четко сформулировать словами, что они хотят сказать, поэтому они снимают кино.

Я хочу повторить свою мысль: мы, комментаторы, должны сбивать «эхо» от фильма. Ведь жизнь гораздо многообразнее. Не надо упрощать картину мира, какой ее видят тинэйджеры. Не надо думать, что люди воспримут это буквально. Они пришли в кино отдохнуть, а не учиться жизни.

Отец Андрей: При этом можно говорить и о положительном эффекте фильма «Брат». Во-первых, огромный плюс то, что предлагается мышление в категориях «мы» — «они». Мы правы, потому что это Мы, без всего остального. Может быть, это животные инстинкты, но совсем без них нельзя.

С.Бодров: Да, такое вот первоначальное, первобытное, первое какое-то… полслова…

Отец Андрей: Совершенно верно. И меня это радует, потому что сейчас это необходимая вещь для выживания страны — чтобы «мы» ассоциировались не только с «как у нас все плохо!» и «как там хорошо!».

Второй плюс фильма — это четкое отвержение толстовства. Толстовства не как философии (кто его читает сейчас, Льва Толстого?), а как той популярной идеологии, что надо всегда уступать, что допустима только политика переговоров, уступок и компромиссов, что нельзя обижать бедных боевиков и т. п. В «Брате» признается правомочность и действенность силового подхода. Я считаю, что это хорошее «эхо» этого фильма.

Минусы, на мой взгляд, связаны не с тем, что в фильме есть, а с тем, чего там нет. Здесь я вижу две проблемы.

Первая: Данила не теплокровное животное. В биологии есть закон, который гласит, что уровень совершенства живого организма определяется мерой его независимости от внешней среды. Когда температура моего тела равняется температуре окружающей среды, то я очень зависим. А вот если я теплокровное существо, то тогда мне не важно, плюс 20 или минус 20 вокруг меня; у меня всегда есть мои 36.7. Так вот, Данила в этом смысле хладнокровное животное. Та система ценностей, которую он усваивает, равно как и его реакция, обусловлены контекстом его жизни — его семейного воспитания, его армейского опыта и последующих контактов. То есть Данила не протестант. Он коллаборационист в самом главном, сколько бы он ни стрелял. В сердце своем он коллаборационист, потому что он принял эту «криминально-рыночную» систему ценностей.

Вторая проблема: в отличие от предыдущих «героев нашего времени» у Данилы нет внутреннего конфликта. Согласно русской традиции, не может быть героем человек, у которого нет рефлексии, у которого нет стука совести. У персонажей, прошедших мясорубку Великой Отечественной войны в лучших фильмах, в лучших книгах это было. Даже в окопе, даже в той священной войне вдруг появляется переживание по поводу противника, этого парнишки, моего сверстника, или человека, у которого дети там, в Германии. Могу ли я и должен ли я его сейчас убить или нет? Но Данила беспроблемен — в нем нет внутреннего кризиса, нет внутренней оценки того, что происходит.

Если бы затевалась третья серия фильма с хоть какой-то толикой этой рефлексии, с попыткой, как у того же Льва Толстого, подойти к монастырю, пусть даже и не войдя туда — вот тогда Данила был бы более человечным.

С.Бодров: А как вы думаете, отец Андрей, возможен ли фильм «Брат-3» с изменением образа в том свете, о котором вы сейчас говорили? Я имею в виду в нравственном аспекте. Такое перерождение возможно?

Отец Андрей: Безусловно. В фильме есть некоторые «узелки». Есть контраст между глазами Данилы и его руками. Недрожащие стреляющие руки — и умные глаза. Это контраст. Может быть, сознательный, сказавшийся при подборе актера.

С.Бодров: Для меня-то эти «узелки», например, в том, что во втором фильме Данила едет в чужую незнакомую страну помогать брату своего армейского друга, человеку, которого он толком не знает. Он едет туда, куда никто его ехать не просит, где его никто не ждет. Едет, руководствуясь своим внутренним пониманием, примитивным, простым пониманием правды. И дальше происходит странное: он наказывает тех, кого, в общем, не надо наказывать и прощает того, кого наказать, быть может, и надо было. Мне действительно хочется верить, что он не настолько зашорен.

С.Верейкин: В фильме есть полшага к такой рефлексии. Он же постоянно говорит о том, что хочет учиться на врача, представляется студентом медицинского института.

А.Захаров: Сейчас мы обсуждаем не столько конкретный фильм, сколько в контексте этого фильма некий типаж героя нашего времени. Вот вопрос: если бы по сценарию все было бы точно так же, тот же фильм, те же поступки…

С.Бодров:…но самолет, на котором они улетели в Москву разбился?..

А.Захаров: Нет, все то же, только по сценарию главному герою пятьдесят лет. И он совершает те же самые поступки…

Обсуждаем ли мы проблему «герой нашего времени» или «герой нашего времени для тех, кому до…»? Это два разных вопроса. Мы все время подразумеваем «герой нашего времени» для тех кому до семнадцати, до восемнадцати, до двадцати. Притом, что это небольшая часть даже среди тех, кто этот фильм смотрел. Потому что в кинотеатры ходят и кассеты покупают явно не только тинэйджеры…

Отец Андрей: Сергей, у меня вопрос к вам, как к одному из создателей фильма. Почему Данила от первой серии ко второй, я считаю, деградирует? В первой серии он живет «Наутилусом», во втором — Ириной Салтыковой.

Все: Он живет не Ириной Салтыковой, а с Ириной Салтыковой!

Отец Андрей: Все равно, музыка «Наутилуса», которая звучит в первой серии, придает многомерность фильму. А то, что звучит во второй серии…

Г.Казанцев: Позвольте мне, как поклоннику «Наутилуса», сказать о музыке, которая была во втором «Брате». Мне понравилась песня группы «Би-2» «Полковнику никто не пишет». (Я не буду сравнивать ее с книгой Маркеса, но, в принципе, если очень постараться, можно провести какие-то параллели.

Отец Андрей: Да зачем стараться, там видна четкая параллель!

С.Бодров: Да, она на поверхности…)

Г.Казанцев: А потом еще одна песня — группы «Крематорий» про Катманду. Она не менее символичная и не менее душевная, чем песни того же «Наутилуса»…

Отец Андрей: Вопрос в том, что слушает сам Данила…

С.Бодров: Нет, нет, отец Андрей, он специально говорит Салтыковой, что музыка ее ему не нравится, что «там это не слушают». Он говорит это в самом начале и это программный момент…

С.Верейкин: Отец Андрей, вам кажется, что деградация больше всего в этом проявляется?..

Отец Андрей: Это как показатель…

С.Бодров: Может быть, это сама среда, которая, как мы уже говорили, подчиняет его себе. Среда, конечно, гораздо более пошлая и способствующая деградации: Москва, телевидение, «попса»… Но, с моей точки зрения, он все-таки пытается ей сопротивляться!

Отец Андрей: Кстати, я так и не понял, что произошло между первой и второй серией? Во второй серии нет никаких намеков, чем там Данила жил, чем занимался. Все-таки прошло два года…

С.Бодров: Нет, я думаю, всего несколько месяцев. Вот деньги кончились… Мне кажется, мы на один из главных вопросов ответили, относительно плюсов и минусов. Хотя я представляю себе это так: в эпоху хаоса и злой первобытной природы люди сели у костра, они только начали говорить, и один из них сказал несколько слов, и они звучали как «Надо защищать своих! Надо защищать женщину! Надо защищать брата!». Но дальше они пока не двинулись. Пока они не двинулись. Это потом будет все остальное. Потом они обретут Христа. Но пока они дальше не двинулись…