"Мандат" - читать интересную книгу автора (Власов Александр Ефимович, Млодик Аркадий...)ОТРЯД ГЛЕБА-МЛАДШЕГОНеслышно ступает лошадь, колеса мягко приминают снег. А вокруг бело и чисто. И настроение какое-то бодрое, праздничное, доброе. Если бы не это настроение, крепко досталось бы Юрию от двоюродной сестренки. Путь у них был долгий, и Глаша, правившая лошадью, устала. А Юрий все приставал дать ему вожжи. Уступила Глаша, а сама вздремнула. Ну и… чуть не стряслась беда! Править умной лошадью нетрудно. Она дорогу знает, и понукать ее не надо. Но Юрий крепко держался за вожжи и чувствовал великую гордость. Полгода прожил он в деревне, а такое дело впервые доверили ему. Дорога шла лесом. Лишь впереди намечался какой-то просвет. Что-то погромыхивало слева. Лошадь пошла медленнее. Юрий важно пощелкал языком, пошевелил вожжами, сказал с достоинством: — Не бойся! — и продекламировал от избытка чувств: — Ни огня, ни черной хаты, глушь и снег… Навстречу мне только версты полосаты попадаются одне… Полосатые верстовые столбы вдоль этой дороги не стояли. Не было и шлагбаума на переезде через железнодорожное полотно. Лошадь, услышав близкий перестук колес, остановилась, но Юрий снова прикрикнул на нее и даже неумело хлопнул вожжой по крупу. Ему все казалось, что лошадь упрямится потому, что не хочет подчиняться неопытному вознице. И Юрий еще сильней ударил вожжами. Лошадь подала корпус вперед и вдруг вскинулась на дыбы, с силой толкнув телегу. Мимо самой лошадиной головы пронеслись, брызжа искрами, три теплушки. Глаша проснулась, выхватила у испуганного Юрия вожжи, рванула их на себя. Но таинственные вагоны уже исчезли в темноте. — Тю-у! Скаженные! — ругнулась Глаша. — А ты куда смотрел? — накинулась сна на брата. Юрий был гордый, самолюбивый и трусоватый мальчик. Для многих эта его слабость оставалась незаметной. Он обладал удивительной способностью — быстро приходить в себя после испуга. И только близко знавшие его люди могли догадаться, что Юрий испугался. В такие минуты он обычно начинал говорить каким-то особенно «взрослым» языком. — В чем дело? — вопросом ответил Юрий на окрик Глаши. — Под поезд чуть не попали! — кипятилась девочка. — Какой поезд?.. Всего три вагона! — холодно произнес Юрий. — К тому же — без руля и без ветрил… Катятся себе спокойно, пока под откос не свалятся. — Ну, забарабанил! — воскликнула Глаша. — Ему — одно, а он — другое!.. Смотреть надо! Чему вас только в городе учат? — Видишь ли, я в извозчики не готовлюсь и кучером быть не собираюсь! — Попроси теперь у меня вожжи! — сердито сказала Глаша. Телега миновала переезд. Лошадь свернула направо по заснеженной дороге — в ту сторону, куда умчались теплушки. Брат и сестра ехали на станцию Узловая. Несколько дней назад в деревню пришло письмо. Отец Юрия благодарил своих родственников за то, что они приютили сына, и просил отправить его обратно в Петроград. «Юденич разбит наголову, — писал отец. — Жизнь постепенно налаживается. Хватит моему отпрыску отсиживаться на теплой русской печке да на деревенских харчах». И «отпрыск» заторопился домой. В деревне хоть и сытно было, и дров хватало — топи печь круглые сутки, — а все же не привык он к сельскому захолустью. Прожил Юрий у родственников полгода и почти каждый день вспоминал голодный, холодный, но родной Петроград. Родственники собрали небольшой мешок картошки, полпуда муки, дали еды на дорогу, а двоюродная сестра Глаша охотно согласилась довезти Юрия до станции. Они были одногодки. Глаша родилась и выросла в деревне и по расторопности, по смекалке во всяких хозяйственных делах казалась старше своего возраста и рассудительнее брата. Она относилась к нему покровительственно. Не прочь была и покомандовать. Юрий сердился, спорил, но часто был вынужден делать так, как говорила Глаша. От переезда проселочная дорога шла рядом с насыпью. Пока Юрий дулся на сестру, а Глаша молча переживала случившееся и упрекала себя за то, что доверила брату вожжи, лошадь дотащила телегу до того места, откуда были видны остановившиеся теплушки. — Вот они, скаженные! — сказала Глаша. — Такого слова в русском языке нет! — отозвался Юрий. — Как нету? — удивилась Глаша. — А откуда оно взялось? Другого языка я не знаю! Юрий только плечами повел — что, мол, с неучем разговаривать. Брат и сестра уставились на теплушки. Оба заинтересовались ими, но по-разному. Хозяйственной и аккуратной Глаше они казались нарушением привычных правил. Она рассуждала очень практично: вагоны стоят не на месте, людей не видно. Не было бы какой беды! Поезд пойдет или еще что! Юрий думал о другом. Проносящиеся в темноте теплушки, искры, вздыбившийся конь — эта картина ярко запечатлелась в его мозгу. Тогда он испугался, а сейчас все это выглядело романтичным. Вагоны рисовались ему чем-то таинственным. Мчатся в ночи, а никто ими не управляет! Остановились, а между тем никто их не останавливал. Что же там находится?.. — Если бы я не торопился, — сказал Юрий, — можно было бы свернуть к ним и посмотреть. — Торопиться некуда! — ответила Глаша. — Поезд не лошадь, он теплушки стороной не объедет! Путь-то один! И опять Глаша оказалась догадливее. Юрий недовольно заерзал на сене и сказал: — Можешь сворачивать. Лошадь подтащила телегу к насыпи. Глаша спрыгнула на снег и стала разнуздывать коня. — Пошли! — сказал Юрий, не решаясь идти один. — Погоди! Глаша взяла из телеги охапку сена и задала корм коню. Только после этого брат и сестра двинулись к теплушкам: Глаша — впереди, Юрий — за ней. Они обогнули задний вагон и сразу же увидели Глебку, спящего на площадке. Он улыбался, — ему все еще снились приятные сны. Кто знает, может быть, он уже приехал в Кремль и беседовал с самим Владимиром Ильичей? Глаша заметила упавший в снег маузер и подняла его. — Дай мне! — чуть слышно шепнул Юрий. Глаша отрицательно мотнула головой и подергала Глебку за штанину. Нога Глебки соскочила со ступеньки и повисла в воздухе. Выражение лица резко изменилось. В миг пробуждения приснился ему верзила. Бандит тянул Глебку за ногу и замахивался ножом. — Стой! — закричал Глебка, просыпаясь, и вскинул руку. Прошло несколько секунд, прежде чем мальчишка окончательно пришел в себя и увидел, что перед ним не верзила, а двое подростков и что в вытянутой руке нет никакого маузера. — Эх ты, часовой! — укоризненно произнесла девчонка. — Н Глебка вцепился в холодную рукоятку. Заснуть на посту, потерять оружие и получить его из рук какой-то девчонки, да еще выслушать от нее выговор — как тут не обозлиться! — Руки вверх! — завопил Глебка и затряс маузером перед самым Глашкиным носом. Он был у нее вздернутый, задорный, а от Глебкиной угрозы стал еще более насмешливым. Юрий не любил шутить с оружием. Он стоял за Глашиной спиной, смотрел на Глебку поверх ее плеча и, когда черное дуло маузера заплясало перед его глазами, он попятился. Но узкая бровка кончилась, ноги соскользнули с края, и Юрий, вскрикнув, покатился под откос. Глаша обернулась, охнула и бросилась к брату. Глебка был отомщен. Он подошел к краю насыпи и, победно глядя сверху вниз, взял на прицел Юрия, с которого Глаша заботливо стряхивала снег. — Кто такой? — спросил Глебка. — Я не привык разговаривать под дулом! — высокомерно заявил Юрий. — Считаю до трех! — загремел Глебка. — Отвечай!.. Раз!.. Глаша выпрямилась, неодобрительно посмотрела на Глебку и сказала: — Хватит играть-то!.. Я тутошняя, из Таракановки. Он питерский!.. А вот ты-то кто? — Питерский? — удивленно переспросил Глебка и, подозрительно прищурив глаза, задал проверочный вопрос: — А где ты там живешь? Юрий презрительно посмотрел и небрежно бросил: — Предположим, на Невском! Не нравился Глебке этот стройный, с нежным лицом мальчишка. Не понравился и его ответ. Невский проспект представлялся Глебке обиталищем буржуев, и он выпалил: — Ты буржуй, значит? — Мой папа — жрец искусства! — гордо произнес Юрий и иронически добавил: — Если художники буржуи, то и мы с папой буржуи. Этот ответ поставил Глебку в тупик. Он не знал, куда надо зачислить художников, — к друзьям или врагам. — Смотря что рисует! — буркнул Глебка, испытующе глядя на Юрия. — Может, он царей и генералов малюет? Пренебрежительное «малюет» резануло по самолюбию Юрия. — Отгадал! — сказал он. — И царей, и генералов! — Контра! — рявкнул Глебка. — Изрешечу! Видя, что ссора разгорается, Глаша выдвинулась вперед и заслонила собой Юрия. — Не стыдно? — рассудительно произнесла она и вдруг пошла в атаку: — Изрешечу!.. Да я сама тебе решето на голову надену и плясать заставлю!.. Ты, коль спрашиваешь, так разберись!.. Дядя Павел их потешными рисует, чтобы смешно было: кого собакой, кого крысой, а кого и гадюкой! Глебка заморгал глазами. Он пропустил мимо ушей колкие слова Глаши, потому что припомнил плакаты, которыми пестрели дома и заборы в Петрограде. — Цепные псы капитализма? — спросил Глебка. — А Юденич вроде бульдога? — Такие рисунки называются карикатурами, — поучительно произнес Юрий. — Мой папа — известный карикатурист! — Что ж ты сразу не сказал! — воскликнул Глебка и протянул Юрию руку. — Вылезай!.. Я этому самому Юденичу всю морду на заборе расцарапал! — Глупо! — холодно сказал Юрий. — Карикатура — произведение искусства, а ты… просто варвар. С Юденичем надо на фронте воевать, а не на заборе! Повезло Юрию, что Глебка не знал слова «варвар» и не обратил на него внимания, а насчет остального Глебке было что сказать. Он по-отцовски похлопал по маузеру. — Я из него сегодня ночью двух бандитов уложил! Понял?.. А батя с отрядом доколачивать банду остался! Глебка так твердо произнес эту фразу, что сам поверил в нее, и с жаром принялся рассказывать про бой с бандитами. Приврал он лишь самую малость — в двух местах. Стрелять-то он стрелял из маузера, а вот попал или нет — неизвестно. Ну и в отношении «доколачиванья» банды — здесь Глебка тоже выдал желаемое за действительность. — А теперь чего будешь делать? — сочувственно спросила Глаша. — Хлеб караулить и ждать! — ответил Глебка. — Как с бандой разделаются, так батя меня на дрезине догонит! А то, может, поезд пойдет, тогда я прицеплю теплушки и доеду до станции, а там — прямо на телеграф, сообщу в отряд, где вагоны с хлебом!.. Далеко до станции? — Верст пять, — сказала Глаша. — Так близко? — воскликнул Глебка, и новая, еще не совсем ясная, но волнующая мысль пришла ему в голову. — Пять верст! — задумчиво произнес он. — Это… Если взяться дружно, руками дотянуть можно. А? Юрий и Глаша не поняли. — Я говорю, — заторопился Глебка, — теплушки можно руками, без паровоза, дотащить до станции! — Чепуха! — скептически заявил Юрий. — Знаешь что! — сказала Глаша. — Мы быстренько доедем до Узловой и скажем, что ты застрял тут с вагонами! — Да-а-а! — насмешливо протянул Глебка. — Нашла дурака!.. Один поехал с паровозом, да шиш вернулся!.. Я ученый! Так я вас и отпустил! — То есть как это? — опешил Юрии. — А вот так — не отпущу, и все! — Тогда поедем с нами! — предложила Глаша, которой очень хотелось хоть как-нибудь помочь Глебке. — Хлеб без охраны оставить? — спросил Глебка и смерил ее негодующим взглядом. — Он ценней, чем золото! — Глебка посмотрел на Юрия. — Вот ты… Приедешь в Питер, что ты есть там будешь? — Я с собой везу! — сказал Юрий. — У меня два мешка! — Выходит, ты спекулянт! — ехидно спросил Глебка. — Никакой он не спекулянт! — заступилась Глаша. — Это мы ему муки и картошки дали! — Выходит, ты кулачиха? Глаше нравился напористый, смелый паренек. Но сколько же оскорблений можно вытерпеть? Она рассердилась и, когда Юрий, дернув ее за рукав, сказал: «Поедем! Некогда нам с этим грубияном пререкаться!» — Глаша отвернулась от Глебки и, не ответив, пошла к телеге. Но симпатия оказалась сильнее обиды. Девочка повернула голову, улыбнулась и пообещала: — Ладно! Не бойся! Мы скажем на станции про тебя!.. Жди! Глебка колебался недолго. Он понимал, что Глашино предложение самое разумное. На Узловой находился штаб продотрядов. Когда там узнают о случившемся, то обязательно пришлют паровоз или бойцов для охраны теплушек. Но опять оставаться одному!.. Это было сверх сил. Холодные мурашки побежали у Глебки между лопаток. Бросился он за Юрием и Глашей, обогнал их и, широко расставив руки, крикнул: — Стой! Не пущу! Юрий не почувствовал, а Глаша уловила в этом крике нотки отчаянья и мольбы. — Он еще приказывает! — с возмущением воскликнул Юрий. — Мне приказывать может только… — Ленин может? — почти шепотом спросил Глебка. Это было так неожиданно, что Юрий не закончил фразу и забыл закрыть рот. — Говори! Может или нет? — тем же страстным шепотом произнес Глебка и придвинулся к Юрию вплотную. — М-м-может… — Читай! — Глебка бережно вынул мандат, сам развернул его и, не выпуская из своих рук, показал Юрию. — По этому документу мне каждый человек подчиняться должен: и ты, и она, и всякий, кого увижу! Юрий не слушал. В первую очередь он посмотрел на подпись. Ему ли не знать ее! В прошлом году одна из типографий обратилась к отцу Юрия с просьбой воспроизвести подпись Ленина для праздничного плаката. Две недели работал отец над одной буквой, двумя словами и двумя скобками. Юрий на всю жизнь запомнил их: Глядя на подпись, он улыбнулся буквам, как старым добрым знакомым. — Подпись подлинная! — воскликнул он. — А ты читай, читай! — торжествующе сказал Глебка. — И ты — тоже — добавил он Глаше. — Не умею! — созналась та. — А карточку я уже посмотрела. Это твой отец? — Ну и что! — недовольным голосом возразил Глебка. — Я тоже в Кремле был, когда Ленин мандат подписывал! Ясно?.. Что отец, что я — никакой разницы!.. Все должны оказывать мне полное содействие! — Не тебе, а отряду! — уточнил Юрий. — Чем мы можем тебе помочь? — Никуда вы от теплушек не уедете! Это раз! — начал перечислять Глебка свои требования. — А два — будем толкать теплушки! Юрий посмотрел на Глашу. Он опасался, что сестра не согласится, и поторопился повлиять на нее. — Ты знаешь, кто такой Ленин? — многозначительно спросил он Глашу. — Еще бы! — Нет, не знаешь! — возразил Юрий. — Мой папа сказал мне как-то: «Напишу портрет Владимира Ильича — и буду считать цель своей жизни достигнутой!» А папа мой слов на ветер не бросает! — и, помолчав, он торжественно добавил: — Идем по приказу Ильича толкать теплушки! — Пошли! — деловито ответила Глаша. Глебка не удивился. После того как мандат с подписью Ленина усмирил целую толпу мужиков, он поверил в чудесную силу документа. Мальчишка пожалел, что не догадался сразу показать мандат ребятам и потратил столько дорогого времени на пустые разговоры. Все трое вернулись к теплушкам. — Главное — стронуть их с места! — уверенно объяснял Глебка, раскручивая рукоятку тормоза. — А потом они покатятся, только держись! Соскочив с площадки, он весело скомандовал: — Взялись! Ребята уперлись руками в железную раму вагона, а ногами — в шпалы. У Глебки от напряжения побелели пальцы. — Рад-два, дружно! — натужно крикнул он. Теплушки не шелохнулись. Снова и снова ребята упирались в железную раму, налегали на нее и плечами, и грудью, но колеса будто примерзли к рельсам. — Тю-у! — устало произнесла Глаша. — Скаженные! — А почему у тебя искры из-под колес летели? — спросил Юрий, тщательно вытирая платком испачканные ржавчиной пальцы. — Букса сгорела. — Потому они и не идут! — определил Юрий профессорским тоном. — Смазать надо! Масло у тебя есть? — Есть, — сказал Глебка и пошел к дверям теплушки, но остановился на полдороге и решительно замотал головой. — Не дам!.. В Питере хлеба нет, а я масло под колеса пихать буду? — Глупо! — произнес Юрий. — Политика страуса! Мальчишки сердито уставились друг на друга и поругались бы опять. Но вмешалась Глаша. — Я чичас! — сказала она и, сбежав с насыпи к телеге, вытащила откуда-то кринку. — Сметана! — крикнула Глаша. — Сойдет?.. Жирная! — Сметана и масло — продукты родственные! — изрек Юрий. — И хотя ее мне в дорогу дали, но… Глебка повеселел. — Не жалей! За пролетариатом не пропадет! — с подъемом воскликнул он и первый побежал к неисправной буксе. Под крышкой в коробке виднелась спекшаяся масса из песка и пережженной смазки. — Лей! — приказал Глебка. — Куда лить-то, чудной! — сказала Глаша. — Вытечет без толку… Паклю или тряпку надо! Все трое почему-то посмотрели по сторонам. Вокруг лежал чистый снег. Глебка пошарил по карманам, потом распахнул куртку и ухватился за полу. — Оторву — и порядок! Глаша с сомнением пощупала грубую — вроде парусины — материю куртки. — Такая и не впитает ни капли! — А вата хороша будет? — спросил Юрий. — Где ее взять? — огрызнулся Глебка. Юрий аккуратно расстегнул пальто и сказал ему: — Дергай из-под подкладки. Глебка медленно подошел к нему, улыбнулся и, приподымая полу добротного Юриного пальто, произнес: — А ты, я смотрю, парень ничего! — Благодарю за признание! Юрий прищелкнул каблуками, а Глебка, мельком взглянув на Глашу, понял, что она не одобряет предложения брата. Девчонки всегда трясутся над тряпками! — Не жалей! За пролетариатом… Глебка не договорил и подкладку не разорвал. Вспомнил он про шапку, закинутую в кусты. Сметану вылили в шапку и засунули ее в коробку. Минут пять надрывались ребята у задней теплушки. Как только ни толкали они: и вместе, и врозь. Глебка с разбегу наскакивал на вагон. Попробовал он и такой способ: Юрий и Глаша упирались в теплушку руками, а Глебка ложился спиной на шпалы, ноги ставил на ребро колеса и толкал что было силы. А вагоны хоть бы дрогнули, хоть бы на миллиметр продвинулись вперед. Юрий тяжело перевел дух и опустил руки. — Не знаю, как вы, — сказал он, — а лично я, вероятно, не рожден быть лошадью. Разъяренный Глебка выскочил из-под теплушки. Рушилась его последняя надежда. — Из тебя и теленка не выйдет! — крикнул он Юрию. — Ну уж, знаешь!.. — Юрий развел руками. — Толкай! — грозно перебил его Глебка. И Юрий послушно положил руки на железную раму. — А ты чего? — прикрикнул Глебка на Глашу. — Тоже скажешь — не лошадь?.. Да я, если надо, в слона превращусь!.. А вы… Глаша улыбнулась. Разговор о лошадях надоумил ее. — Не ругайся! Я чичас! И она снова сбежала с насыпи вниз — к телеге. Юрий покровительственно похлопал Глебку по плечу и философски заметил: — Человек не должен превращаться в животное! Разум сильнее мускулов! Глебке было не до философских обобщений. Он и не взглянул на Юрия. Счастливыми благодарными глазами следил Глебка за тем, как Глаша распрягает коня. — Веревки готовь! — крикнула девочка. — Потолще! Минут через двадцать лошадь стояла впереди вагонов, а скрученные в жгут веревки протянулись от хомута к буферам. Глебка суетился и хлопотал больше всех, но без Глаши ни он, ни Юрий не сумели бы запрячь коня. Настал самый ответственный момент. Командование перешло к Глаше. Мальчишки встали по бокам теплушки, уперлись в стены. — Готовы? — спросила Глаша. — Ага! — ответил Глебка. — Но-о! Милай! — крикнула Глаша и хлестнула лошадь хворостиной. Веревки натянулись. Тугими узлами проступили мускулы на груди коня. Упруго изогнув шею, он сделал короткий шажок вперед. Глебка и Юрий напряглись до хруста в суставах. Пискнула букса, и мальчишки почувствовали, как шпалы, в которые они упирались, стали уплывать из-под ног. — Ур-ра! — хрипло крикнул Глебка. Вагоны тронулись. — Объявляю вам благодарность! — в полном восторге кричал Глебка. — Зачисляю вас в отряд! Большей награды он придумать не мог… |
||||||
|