"Гленлионская невеста" - читать интересную книгу автора (Рэнни Карен)

Глава 3

Он думал о ней весь день, об этой девушке с таким неподходящим именем. Она была не из робких. Робкая спросила бы, куда он ее ведет. Но ведь робкая не оказалась бы ночью рядом с ним, не стала бы бродить по ручью, подняв юбки выше колен.

Голос у нее был мелодичный, словно бы в нем сидели в заточении звуки шотландского языка. Она была быстронога, идя следом и стараясь не отстать.

– Ты уверен, что приехал не за тем, чтобы что-то украсть? – еле слышно спросила она.

– А ты не боишься, что я ускачу с тобой через границу? Спрячу тебя в своем замке и потребую за тебя выкуп?

– А у тебя есть замок? – зачарованно спросила она.

Неужели она не поняла, кто он? Эта мысль сейчас показалась Лахлану не заслуживающей внимания. Но все же в голову закралось легкое сомнение. Лахлан – славное шотландское имя, но не очень часто встречающееся.

– Я Синклер, – сказал он. Интересно, как она воспримет сообщение, что человек, который держит ее за руку и увлекает в лес, ее будущий муж.

– Вот как. – Больше она ничего не сказала. Но и возражать не стала.

Они пошли медленнее, пробираясь между толстыми стволами. Он ждал, когда она заговорит, ему было интересно, какие вопросы она станет задавать.

– А ты не мог бы рассказать мне о своем замке?

– Гленлионе?

– Да. Это ведь будет мой дом, так что мне хочется узнать о нем.

– Это замок, – сказал он. – Он старый, и в нем холодно зимой, хотя приятно прохладно летом. Ты ведь не ждешь, что я стану тебе рассказывать, какого цвета в нем занавеси?

Ее смех удивил его. Удивило и то, что он тоже заулыбался, словно она обладала властью вызывать у него улыбку.

– Ты не можешь подождать, когда сама все увидишь?

– Ты прав, я подожду. Остался всего лишь месяц.

Ее рука все еще доверчиво лежала на его руке, и она произнесла слова, которые уняли его беспокойство. «Это ведь будет мой дом». Значит, она знает, кто он, и пошла с ним не просто для того, чтобы устроить себе любовное приключение до вступления в брак. Ему хотелось поцеловать ее в качестве награды за ее неуверенную честность, за дар робкого предвкушения. В ее словах чувствовался страх, еле заметный страх, но за последние годы Лахлан научился распознавать это чувство. Время от времени он начинал испытывать страх перед будущим, перед тем, что не сумеет спасти свой клан. Но Лахлан отбросил эти мрачные мысли.

Он поднес к губам ее руку, поцеловал в запястье. Он не хотел пугать невесту; они ведь только что познакомились. Казалось, его жест заставил ее замолчать, и теперь их связывало только гулкое биение крови в ее жилах. Возможно, она не робкого десятка, но все же ей была присуща и робость, и неуверенность. Это чувствовалось и в том, как она задышала, и в том, как она немного отступила от него, как высвободила – хотя и не конца – свою руку.

Он ничего не сказал и пошел дальше по дороге, которую изучил много лет назад, когда еще только начал приезжать сюда. Он подвел ее к водопаду, питавшему водой ручей, в котором она бродила в ту ночь.

Шум падающей воды заглушил ее слова. Она совсем высвободила руку и встала на поросшем мхом берегу водоема, образованного речным порогом. Луна выбрала именно это мгновение, чтобы выглянуть из-за низких облаков, и Лахлан увидел ее, омытую серебряным светом.

У него просто дух захватило.

Она обернулась, улыбка ее сияла, как сама луна, ночь не могла сравняться с ней красотой. Все ли женщины таковы, когда видишь их впервые, или то было посланным именно ему благодеянием – увидеть ее в лунном свете? Или судьба, которая осудила Синклеров на такую печальную участь в эти годы, почувствовала жалость к его бедственному положению? Послана ли она ему, чтобы восстановить справедливость после многих несправедливостей, совершенных по отношению к его клану? Женщина, которая осталась в сердце своем ребенком, которая резвится в ручьях и бегает, точно молодая лань, чей смех вызывает у него улыбку и чье лицо заставляет чувствовать благодарность к старой Маб и легенде? И быть может, даже к Коннаху?

Губы у нее пухлые, нижняя губа больше верхней. Глаза большие; скулы высокие. Подбородок не квадратный и не острый, он выдается вперед не больше, чем положено подбородку. Нос не крючковатый и не острый, кончик слегка вздернут. Волосы вьются по плечам своевольно и беспорядочно, я ему хочется узнать, такие они от влажной дымки или локоны украшают ее каждый день. На этот вопрос он получит ответ после свадьбы.

Он наклонился, и она обхватила рукой его ухо, чтобы он расслышал ее слова сквозь грохот водопада.

– Я и не знала о существовании такого места.

Его руки коснулись ее волос, ощутив их густоту, и он пожалел, что осмотрительность не позволяет запустить в них пальцы.

– Значит, ты жила в четырех стенах. Неужели ты никогда не исследовала эти места?

Она покачала головой. Ему не нужно было солнечное освещение – он и без того увидел, как сверкнули ее глаза. Они скользнули по краю водоема, а потом остановились у водопада. Лахлан посмотрел на нее, словно хотел измерить степень смелости, потом спокойно взял ее на руки и вошел в углубление между падающей водой и скалой. Потом медленно поставил Дженет на ноги и неохотно отступил, хотя ему этого вовсе не хотелось. Но у них еще была целая вечность, чтобы узнать друг друга. А эти мгновения, изъятые у времени и обстоятельств, были сами по себе священными. Ему хотелось узнать такие вещи, которые для жениха не имели значения. Прежде всего – почему она так мало походит на англичанку. И почему она никогда не выходила за пределы парка? Или у нее суровые родители? И они держали ее в строгости? Его охватило страстное желание быть ее защитником.

Пещера была немногим больше, чем углубление в скале позади падающей воды, достаточно глубокое, чтобы они могли стоять спиной к каменной стене и смотреть на серебристый занавес перед собой. Ему хотелось бы, чтобы это происходило при свете дня, тогда он мог бы видеть выражение ее лица. Она была почти как тень. Как дуновение материи.

– Мне не следует здесь находиться, – сказала она, обращаясь к водопаду. Голос у нее был довольно слабый, но здесь он звучал почему-то не так громко, как перед водопадом. Или она стояла так неподвижно, потому что ощущала его так же, как он ощущал ее? Ему хотелось прикосновения плоти к плоти, и он положил руку ей на плечо. И почувствовал, что она вздрогнула, но это не было вызвано, как ни странно, ни холодом, ни отвращением. Напротив, казалось, что все ее тело замерло в этот миг, осознав, что из-за тесноты он стоит совсем рядом, что их дыхание смешивается в этом тесном пространстве.

– А где тебе следует находиться, Иласэд?

– Спать у себя в постели.

– И видеть сны?

– Да. – Это прозвучало грустно.

– А что тебе снится? – Он не убрал руку, ему казалось, что он ощущает ее кожу под шалью и платьем.

– Мне снится прошлое, – сказала она. Голос ее казался почти шепотом; но если бы это было так, он не услышал бы его из-за шума воды. – Мне снится Шотландия.

– И это так тебя пугает?

– Это совсем меня не пугает.

– И все же мы замечательная пара. Я думаю, ты храбрая, раз не боишься стоять здесь в темноте с шотландцем.

– Вот почему мне не следует находиться здесь.

– Ты сомневаешься в своей храбрости или в моей чести?

– Наверное, я опасаюсь своей собственной испорченности, потому что мне хотелось бы быть здесь, и нигде больше, хотя я и знаю, что это нехорошо.

Его улыбка стала шире.

– Я не сделаю тебе ничего плохого.

Она ничего не ответила, только оглядела пещеру, словно могла увидеть все ее уголки и щели.

– Это здесь ты прячешься от патрулей?

– Я оставил свою беспутную жизнь позади.

– Или вызвал у меня желание пожить такой жизнью.

– Это тебе приснилось во сне? Жизнь приграничного грабителя?

– Она кажется мне немного интереснее, чем та жизнь, которую я веду, – призналась она. – Меня мало волнуют нитки для вышивания и рисование.

– Тебе хочется приключений?

Она взглянула на него:

– Я думаю, что ты – моя самая шальная выходка.

Ей не следует находиться здесь. Одно дело – когда увидят, как ты босиком вбегаешь в дом; совсем другое – не оказаться дома, убедив Харриет в том, что ты больна. Она не сомневалась, что Харриет пошлет служанку проверить, действительно ли она заболела, или придет сама, чтобы выразить одновременно осуждение и сочувствие.

Дождь прошел словно для того, чтобы начисто вымыть небо, и теперь небо было ослепительным от звезд, а ночь темная-темная. Луна, как фонарь, бросала яркий свет на ее безрассудный поступок и освещала лицо Лахлана.

Лахлан Синклер. Из клана Синклеров. От одного его имени Дженет охватил восторг. Значит, она снова его увидит – после свадьбы Харриет. Они будут жить в одном и том же месте, видеть одних и тех же людей. И возможно, они встретятся снова, как встретились теперь, и тогда уже будут свободнее в своих поступках.

Незамужняя не станет с такой пылкостью хвататься за руку мужчины, которого не знает. Она не станет убегать с ним в лес, сжав губы так плотно, словно не хочет, чтобы с них сорвались слова, выдающие волнение. И уж конечно, она не станет стоять на краю водоема, который в лунном свете стал черным и серебряным, и не станет с изумлением смотреть в лицо человека, которого никогда не встречала.

Она знала, что он высок, а о ширине его плеч можно было догадаться по смутным очертаниям фигуры. Но она не знала, что лицо может быть таким сильным, что лунный свет начнет танцевать на этом лице, подчеркивая его выпуклости и впадины. То было лицо человека, склонного к крайностям, общее выражение его смягчалось ртом, который, казалось, расплывается в улыбке. Она смотрела на него, словно утратила рассудок. И вероятно, так оно и было, потому что на миг ей захотелось коснуться Лахлана. Ее пальцы ныли от желания пробежаться по его скулам, почувствовать, такие ли они выпуклые, какими кажутся в лунном свете. На самом ли деле нос у него такой сильный, губы такие сочные? Волосы такие густые?

Прошлой ночью Дженет думала, что она необузданная. В эту ночь она поняла, что она распущенная.

Она прошла мимо него. Без единого слова она выбралась из пещеры и вернулась на берег водоема.

– Иласэд?

Она оглянулась. Он стоял там, протягивая руки, держа их вверх ладонями. Она покачала головой. Слишком он был притягателен, а за эти годы она поняла, какой нужно быть осторожной, чтобы выжить. Она подождет, пока они не встретятся в Шотландии. Тогда все может произойти в более приличной обстановке, а не при лунном свете, в котором он выглядит так соблазнительно. Но хотя Дженет велела себе уйти, уходить не хотелось. Вот насколько она действительно необузданна.

– Давай встретимся завтра.

Не послышались ли ей эти слова? «Не приняла ли ты желаемое за действительное, Дженет, или то был сон?» Или, возможно, это эхо ее необузданности?