"Платье от Фортуни" - читать интересную книгу автора (Лейкер Розалинда)

Глава 4

Когда Жюльетт вошла через служебный вход, ей тут же показали, где оставить шляпку и плащ, вручили белый накрахмаленный фартук с цветным нагрудником и лямками, завязывающимися на шее. Потом представили мадам Табард, заведующей портняжным цехом.

– Баронесса известила меня о вашем приходе, мадмуазель Кладель. В будущем вы должны приходить в семь часов, а не в восемь, как сегодня. Фартук следует оставлять на стуле в раздевалке, чистота очень важна, когда речь идет о дорогих тканях. Можно мне взглянуть на ваши руки?

Жюльетт протянула ладони, мадам Табард одобрительно кивнула головой.

– Хорошо, я вижу, вы заботитесь о ногтях, как я и ожидала. Некоторым девушкам в первый день приходится давать урок профессионального маникюра. Если новенькая ученица или портниха делает затяжки на ткани или оставляет жирные пятна, ей грозит увольнение. Итак, чистые руки, аккуратные ногти. Понятно?

– Да, мадам.

– Ваш рабочий день заканчивается в шесть часов, за исключением тех случаев, когда перед началом сезона очень много работы, или же возникает необходимость закончить изделие к определенному сроку. Тот факт, что вы сестра баронессы, не меняет требований, предъявляемых к остальным служащим, единственное исключение: к вам будут обращаться «мадмуазель Кладель», чтобы подчеркнуть ваше будущее положение владелицы ателье.

– Разве это необходимо? Я не хочу ничем выделяться среди остальных служащих.

– Необходимо. Как вы сможете потом сохранить уважение к себе и поддерживать дисциплину в ателье, если сейчас не заложить основ? По этой причине, например, должность директрисы стремятся получить не в том ателье, где сделали первые шаги. Не исключено, что вас встретят враждебно.

– Я надеюсь, этого не случится.

– Все зависит от вас. Мне сказали, вы отлично вышиваете и брали уроки шитья у монахини. Считайте тот период временем ученичества. Здесь вы ознакомитесь со всеми стадиями создания костюма. А сейчас покажите образцы, которые принесли с собой.

Просмотрев вышивки, мадам Табард пришла к выводу, что мадмуазель Кладель прекрасно владеет иглой. Потом, в соответствии с традицией, заведующая провела Жюльетт по всем цехам: каждая новая работница должна увидеть весь процесс пошива одежды – от создания выкройки до последнего стежка на готовом платье. Девушке продемонстрировали выкройки с пришпиленными образцами тканей. Затем они перешли в цех покроя, где работали, в основном, мужчины-закройщики и их помощники.

Рядом, за стеклянной перегородкой, трудились вышивальщицы, погруженные в создание весьма сложных узоров. На всех – белые фартуки, такие же, как у Жюльетт. Посередине комнаты – длинный стол. Ученицы разносят иголки, булавки, нитки. Все замолчали, когда появились мадам Табард и Жюльетт.

По пути к вышивальному цеху к мадам Табард подошла одна из служащих и сообщила: в ателье уже известно, что сестра баронессы Ландель будет здесь работать.

– Представляю вам мадмуазель Кладель, – объявила мадам Табард.

Жюльетт улыбнулась.

– Доброе утро.

Девушки по-разному отреагировали на приветствие. Некоторые просто пробормотали что-то себе под нос, другие – улыбнулись в ответ, остальные посмотрели с любопытством. Жюльетт тут же почувствовала, что ее присутствие может смущать некоторых девушек.

Мадам Табард обратилась к старшей швее.

– Ада, хочу, чтобы мадмуазель Кладель на несколько недель заняла место рядом с вами.

– Да, я могу переместить Франческу на конец стола, – отозвалась женщина. Затем дружески кивнула Жюльетт. – Я приготовлю для вас работу к тому времени, как вы вернетесь.

Затем Жюльетт отвели в гладильную, кладовую, и, наконец, в упаковочную, где шуршала тонкая бумага, а дорогие платья укладывали в фирменные бело-зеленые коробки ателье Ландель, чтобы доставить клиентам.

– Как вы сами видите, – говорила мадам Табард, пока они поднимались по лестнице наверх, – все, что непосредственно связано с пошивом одежды, располагается на нижнем этаже, куда клиенты никогда не заглядывают. Они также не бывают в студии, где разрабатываются модели – на самом верхнем этаже. Эту студию вам покажет сама баронесса. Там ее владения, а также главного модельера – месье Пьера.

Жюльетт знала, что Дениза, не имея большого опыта, во многом полагается на месье Пьера Клемона, однако, нередко сама предлагала новый покрой, делала наброски, определяя характерный силуэт «от Ландель» в очередном сезоне.

Скромность помещений нижних этажей, роскошь демонстрационных салонов и примерочных… Контраст был разительным! Мадам Табард и Жюльетт миновали комнаты, в которых манекенщицы готовились к показу моделей. Сидя у зеркал в изысканном неглиже[4] производства Дома моделей Ландель, они накладывали грим. Легкая пудра буквально кружила в воздухе. Жюльетт заметила, что у двух девушек волосы такие же рыжие, как у нее самой. Все улыбались новой служащей и желали успеха. В глазах читалось любопытство и дружелюбие – манекенщицам уже было известно, что сестра мадам Ландель будет работать в цехе вышивальщиц, и их интересы не пересекаются.

Потом Жюльетт спустилась вниз и заняла место рядом с Адой, которая подала ей розовую бархатную юбку и объяснила, что нужно сделать.

– Если у вас возникнут вопросы, – добавила Ада, – обратитесь ко мне или к Джейн, она от вас по правую руку. Джейн тоже швея первого разряда.

Голос Ады единственный слышался в комнате, все девушки прекратили перешептываться, как только появилась Жюльетт. Отматывая нитки с катушки, которую ей принесли ученицы, девушка украдкой глянула на склоненные головы. Ей стало ясно, что стоит только отвести глаза, как все будут наблюдать за ней из-под ресниц.

– Надеюсь, что все привыкнут ко мне, потому что я намерена здесь работать. Если, конечно, не сделаю затяжку, или – упаси Бог – не оставлю жирных пятен на новом изделии.

Неожиданное заявление заставило нескольких девушек хихикнуть. Значит, и над сестрой мадам Ландель висит угроза увольнения, как и над всеми новенькими?

– Неужели и вас могут уволить? – спросила одна из девушек. – Вы ведь…

Жюльетт резко оборвала ее.

– Я всего лишь новая служащая, и как я буду – и буду ли – продвигаться по службе, зависит только от моей работы.

– А вы уже были ученицей? – раздался чей-то голос.

Жюльетт рассказала о монахине, дававшей ей уроки. Постепенно напряжение спало, и начался общий разговор, в который, впрочем, никто не пытался втянуть Жюльетт.

Наступило время ленча, и все отправились в небольшую комнату, в центре которой стояла плита, с кипящим на ней кофе. Когда Жюльетт открыла свой пакет, у нее даже перехватило дыхание. В отеле «Бристоль» ей выдали завтрак, состоящий из печеночного паштета, сваренных вкрутую яиц ржанки,[5] сладких булочек и куриной грудки в остром соусе. Почти у всех девушек был только хлеб с сыром. Завтра Жюльетт уже не будет заказывать себе ленч в отеле.

Во второй половине дня одна из девушек с дерзким взглядом, явно подстрекаемая подружками, задала Жюльетт животрепещущий вопрос.

– Скажите, а на вас – одежда от Ландель? Кажется, я узнаю покрой воротника.

Жюльетт посмотрела ей прямо в лицо.

– Да, это одно из тех платьев, в которых я ходила в школу.

– А дальше? Будем ли мы когда-нибудь вышивать один из ваших вечерних туалетов?

– Надеюсь, – спокойно ответила Жюльетт. – Вряд ли я смогу это сделать сама – из-за недостатка опыта и времени.

Жюльетт почувствовала волну враждебности, но она не станет хитрить и подыгрывать кому бы то ни было. Ада отложила иголку и громко произнесла:

– Думаю, нам повезло: мы видим человека, который будет носить наши изделия. Мы ведь не знаем никого из клиентов. Надеюсь, мадмуазель Кладель даст нам возможность увидеть итог наших трудов.

Все замолчали, а Жюльетт с удивлением посмотрела на старшую швею, благодарная за своевременное вмешательство.

– Я буду рада.

Девушки одобрительно зашептались. Ада удовлетворенно кивнула.

– Спасибо, мадмуазель Кладель.

Единственным развлечением во второй половине дня было появление закройщицы с двумя платьями, которые нужно было исправить в соответствии с пожеланиями клиентки.

Прежде чем отправиться домой, Жюльетт поблагодарила Аду за поддержку в трудные моменты.

– Мне не хотелось бы обсуждать свои перспективы, я надеюсь получить здесь профессиональные навыки, и только, – сказала Жюльетт. – Но, кажется, это невозможно…

Ада посмотрела на нее с сочувствием.

– Не беспокойтесь. Не так уж необычно, когда сын владельца фирмы начинает с должности подмастерья, но сестру владелицы модного ателье вряд ли ждет та же судьба, что и многих женщин: пьяницы мужья, больные родители, дети, требующие заботы. Перечислять можно до бесконечности.

– Они делятся с вами своими бедами?

– Да, довольно часто. Когда речь идет о разбитом сердце, иногда достаточно просто нескольких добрых слов. Но бывает всякое. Например, девушка беременна… Так что, если вы столкнетесь с завистью или необоснованной враждебностью, то просто вспомните, что другие служащие идут к себе домой, где редко царит благополучие, и постарайтесь быть терпеливой и снисходительной. Со временем все уладится. Не думаю, что вы высокомерны, – иначе я не вмешалась бы в разговор – все будет хорошо. Постепенно вы завоюете их уважение.

– Надеюсь, и очень ценю вашу доброту.

Вечером Жюльетт прямо с работы направилась в дом Денизы на холмах Сен-Жермена. Сестра уже была дома и вышла навстречу Жюльетт в огромный холл с хрустальными канделябрами и персидскими коврами красновато-коричневого цвета.

– Итак, ты благополучно нашла дорогу. Как прошел первый день в ателье?

– Довольно интересно, все, что я сделала, было одобрено.

– Хорошо, пойдем со мной наверх, я покажу тебе твою комнату. Ты спала в ней несколько ночей после похорон maman до отъезда в школу, но сейчас там все по-другому.

Жюльетт огляделась, поднимаясь по шикарной лестнице.

– Насколько я помню, здесь изменилось очень многое.

– Да. Клод терпеть не мог декораторов, и я отослала его на виллу в Тоскане, пока не закончили отделку. Сейчас вилла принадлежит мне. Во время нашего медового месяца мне удалось заставить его подписать контракт, но у меня нет времени наведаться туда, – Дениза открыла дверь спальни. – У тебя будет своя ванная. В этом доме ванные комнаты есть при каждой спальне.

Верх роскоши – Дениза очень гордилась этим. Даже в лучших отелях не во всех комнатах есть отдельные ванные, и совсем немного домов в Париже могут предоставить гостям индивидуальные удобства.

– Сегодня же воспользуюсь, – обрадовалась Жюльетт.

Ее щетка и зеркало уже нашли себе место на туалетном столике, чемодан распаковали. Комната была светлой, обои салатового цвета придавали ей нарядный вид – резкий контраст с серыми стенами, которые окружали Жюльетт в течение восьми лет, когда она ложилась спать, не в силах забыть об утратах.

– Помнишь сорочку, которую я привозила в школу? – Дениза открыла один из ящиков высокого комода. – Ты найдешь ее здесь, а также многое другое: ночные рубашки и белье. Я готовила все это как приданое, но раз уж ты в Париже… Экономка выбросит белье, которое ты носила до сих пор в пансионе, а после ужина поговорим о новой одежде. Я принесла домой несколько образцов.

На какое-то время у Жюльетт перехватило дыхание, зубы сжались. Дениза вела себя так, будто мнения сестры вовсе не существовало. Девушке пришлось напомнить себе, что все это – часть заключенного между ними соглашения. Но когда кончится этот начальный этап, ей вернут свободу. В конце концов, Дениза руководствуется добрыми намерениями, и Жюльетт только и остается, что быть благодарной.

Но краска, залившая щеки девушки, выдала ее чувства. Неожиданно Дениза проявила удивительную чуткость:

– Если иногда я кажусь тебе невыносимой, извини, такая уж я есть. Сама прекрасно знаешь. Хочу, чтобы ты стала частью ателье Ландель. Когда ты покинула школу, я, честно говоря, не знала, какие у тебя намерения. Но сейчас очень рада тому, что моя сестренка здесь, – Дениза направилась к двери. – Спускайся вниз, как только будешь готова.

Приняв ванну, Жюльетт примерила новое белье из мягчайшей ткани, украшенной кружевом и шелковыми лентами. После тяжелых хлопчатобумажных сорочек прошлого кожу приятно радовала изысканность новой одежды.

Жюльетт нашла сестру в салоне, драпированном лионской парчой с набивными цветами. Дениза просматривала рисунки, видимо, с упомянутыми моделями. На одном из столиков лежали образцы тканей разнообразной фактуры и расцветки.

– Пьер сегодня сделал несколько набросков специально для тебя, поэтому ни у кого нет ничего подобного. Я внесла небольшие изменения, – увлеченного говорила Дениза, – а ты сможешь предложить что-нибудь свое. Попозже мы все обсудим.

За ужином разговор касался только ателье Ландель. Люсиль была права, вечером сестры будут обсуждать события дня, и сейчас Жюльетт смогла выговориться, уверенная в заботливом внимании Денизы и сохранении тайны. До этого девушка могла излить душу только во время редких визитов гостей в школу.

После ужина они обсудили модели. Жюльетт выбрала несколько рисунков, с трудом убедив Денизу сократить количество складок и оборок на некоторых костюмах, но, в конце концов, сестры нашли разумный компромисс. Исключение составили вечерние платья: Дениза была непреклонна, заявив, что главное – поддерживать репутацию ателье, способного сшить запоминающееся вечернее платье, в котором простота неуместна.

– Все с любопытством будут смотреть, что надевает моя сестра на приемы. Хочу, чтобы ты поразила всех. Это ведь великолепная реклама. Я сама ношу изделия только своего ателье, но на твоей стороне – юность.

Перечить Денизе было невозможно, к тому же вечерние туалеты оказались великолепны, и Жюльетт согласилась.

– Отлично, – удовлетворенно вздохнула Дениза. – Еще одно преимущество – ты держишься с достоинством, словно принцесса!

– Разве? – Жюльетт улыбнулась. – Наверное, эту привычку я унаследовала с тех школьных дней, когда пыталась удержать книжку на голове!

Дениза знала о проделках и похуже, но сменила тему.

– А теперь выбери ткани и расцветки.

Когда Жюльетт сделала выбор, Дениза не стала спорить, поскольку сестра проявила удивительное чувство вкуса. Дениза не скрывала одобрения.

– Я научилась этому у тебя, – сказала Жюльетт.

– У меня?

– Я была слишком мала и не помню одежду maman. Только помню, что она всегда выглядела замечательно и была окутана нежным ароматом тончайших духов. В школе меня окружали серые цвета и темные одежды монахинь. Яркие одеяния там казались вычурными – словно разряженные павлины среди воробьев. Но твои платья – изысканные, пастельных тонов… А шелковистый мех зимой! Или летние вуалетки на шляпках! Именно ты привила мне любовь к одежде.

– Ты никогда не говорила мне этого! – воскликнула Дениза, удивленная, что послужила таким вдохновляющим примером.

– Моя любовь к шитью станет реальностью, когда я смогу войти в мир haute couture.

Денизу охватила радость, ее мечта сбывается! Ателье Ландель станет семейным домом. Как ей хочется, чтобы Жюльетт поскорее окончила этап обучения, а потом нашла себе подходящего мужа, богатого человека, снисходительного к тому, что наряду с уходом за домом и детьми, жена продолжает заниматься бизнесом; человека, который мог бы стать директором, чтобы дело передавалось из поколения в поколение. А она, Дениза Ландель, стала бы легендой. Такой же, как модельер Борт!

Переполненная чувствами, Дениза всплеснула руками.

– Великолепно, что у тебя волосы золотистого оттенка – как с картин Тициана!

Интересно, какое впечатление произведут вечерние платья «от Ландель», когда Жюльетт появится в обществе?

На следующее утро перед началом работы с Жюльетт сняли мерки. Девушка отметила удивительную скрупулезность закройщицы и вспомнила слова Люсиль, что в престижных ателье измеряют даже обхват запястья.

Когда стало ясно, что, как ни торопись, ни один из туалетов не будет готов в вечернему походу в театр, Жюльетт выбрала из коллекции Ландель платье из синего шифона, которое подогнали по ее фигуре.

Жюльетт переоделась в своей спальне и уже была готова спуститься вниз, но тут вошла Дениза с небольшой шкатулкой в руках. Мерцая и переливаясь, в ней лежали жемчужные серьги и ожерелье.

– Это украшения maman. Я хотела передать их тебе в день свадьбы, но решила, что теперь ты можешь носить их в подходящих торжественных случаях.

Жюльетт, глубоко тронутая, обняла сестру.

– Я даже не знала, думала, все продано для покрытия долгов отца! А у тебя самой осталось что-нибудь?

– Да, рубиновая брошь maman. И это все, что удалось сохранить.

– Я буду всегда хранить этот жемчуг. Люсиль тут же заметила новое украшение, когда они встретились.

– На тебе серьги Катрин, – сказала мадам Гарнье по пути в театр.

– Вы помните их?

– Конечно. Это подарок твоего отца maman в день твоего рождения. Я рада, что теперь этот жемчуг принадлежит тебе.

Жюльетт с нежностью коснулась ожерелья. Дениза не сказала, что это подарок. Может быть, просто забыла. В фойе театра их встретил месье де Бурд и проводил в ложу. Мадам де Бурд уже была там. После представлений и приветствий все заняли свои места. Жюльетт передали бинокль из слоновой кости, и она могла обозревать не только сцену, но и ложи напротив и почти весь зал. Николая среди зрителей она не увидела.

Жюльетт так погрузилась в происходящее на сцене, наслаждаясь чудесной музыкой, что не заметила нескольких опоздавших, занявших места в третьем ряду партера. Наибольшее удовольствие она получила перед концом первого действия, когда стремительные движения танцоров, задрапированных в удивительную, подобную паутинке, шелковую ткань, расписанную асимметричными узорами необычайных тонов, превратились в трепещущий ручеек, и сцена медленно погрузилась в темноту.

Жюльетт присоединилась к буре оваций. Когда опустился занавес, она повернулась к мадам де Бурд.

– Чудесный спектакль! Какая очаровательная ткань!

– Ее создатель – Фортуни – называет эти паутинообразные накидки кносскими[6] шалями. Впервые я увидела их на балете в частном театре графини де Биарн, здесь, в Париже. Слышала, что вуали и шарфы из этой материи сейчас очень популярны у модниц.

– Не удивительно. Поразительное изящество, – Жюльетт развернула программку, нашла имя костюмера. – Мариано Фортуни вай Мадрацо. Он к тому же автор световых эффектов. Имя, кажется, испанское?

– Да, он родился в Гренаде, в семье выдающегося художника. Это недалеко от того места, где мы с мужем отдыхали летом. В Испании ребенку дают не только имя отца, но и матери. В Париже его принято называть просто Фортуни.

– Он женат? – Жюльетт испытывала непреодолимое желание узнать об этом талантливом человеке как можно больше.

Мадам де Бурд прикрыла губами веер и еле слышно прошептала:

– Он живет с разведенной женщиной!

Итак, Мариано Фортуни не боится шокировать общество!

Розоватые огни в зале вновь начали гаснуть. Жюльетт решила утром за завтраком расспросить сестру об этом человеке. К глубокому разочарованию девушки, кносских шалей на сцене больше не было.

В фойе толпилась публика, все прощались друг с другом, ожидая свои экипажи. Неожиданно Жюльетт услышала, что обращаются к ней:

– Добрый вечер, мадмуазель Кладель. Вам понравился спектакль?

В голосе ясно слышался акцент, придающий ему глубину и своеобразие. И хотя Жюльетт никогда не слышала этот голос раньше, но сразу же поняла, кому он принадлежит.

Ее губы невольно раскрылись, выдавая затаенное дыхание. Она обернулась – Николай был совсем рядом, удивительно притягательный, отличающийся яркой мужской красотой. Он улыбался ей так, будто не прошло тех нескольких дней, когда они впервые встретились в отеле.

– Да, – быстро ответила девушка. – Особенно сцена с кносскими шалями.

– Ах, Фортуни! – Карсавин одобрительно кивнул. – Удивительный мастер. Я всегда восхищался световыми эффектами, которые он создает для сцены.

– Я ничего не знала о нем до сегодняшнего вечера.

– С удовольствием расскажу. Надеюсь, вам было бы интересно узнать, почему его иллюминационные приборы, особенно театральные лампы, используются в передовых театрах всего мира? – его глаза не скрывали, что эта тема – только предлог для встречи. Жюльетт улыбнулась.

– Я плохо разбираюсь в технике. Мне интереснее его работа с тканью. Вы здесь потому, что над световыми эффектами работал Фортуни?

– Нет, хотя, как правило, он работает с самыми лучшими постановками, например, с Дягилевским Русским балетом в Ла Скала. К сожалению, я очень опоздал сегодня из-за друзей, они никак не могли вовремя собраться.

Жюльетт вспомнила, с каким нетерпением он ждал кого-то в отеле «Бристоль».

– Я полагаю, вы никогда не опаздываете? Николай усмехнулся.

– Как вы догадались? Да, не опаздываю, за исключением тех случаев, когда время уже не имеет значения.

Жюльетт решила, что он имеет в виду свое увлечение скульптурой.

– Большую часть представления вы пропустили?

– Всего минут десять.

Николай неожиданно взял девушку за руку. Кто-то прошел за спиной Жюльетт, она невольно сделала шаг вперед и вдруг осознала, что они застыли, словно остров, среди бурной толпы. Удивительно, но это не смутило девушку. Ни она, ни Николай не сделали попытки отстраниться. Почти шепотом он сказал:

– Я видел вас во время спектакля. Если бы знал кого-нибудь из ваших спутников, зашел бы к вам в ложу.

– Чтобы нас официально представили друг другу? – с иронией спросила Жюльетт.

Он тихо рассмеялся.

– Боюсь, что считал это уже свершившимся, поскольку мы с дядей знакомы с мадам Гарнье.

– Она тоже была в ложе.

– Я не видел ее! – Николай даже взмахнул рукой от разочарования. – Если бы заметил, непременно подошел бы к вам. Но вместо этого пришлось ждать вас в фойе.

– И дали мне возможность поблагодарить вас за прекрасную орхидею.

– Та попытка встретиться с вами потерпела фиаско. Кто была леди, помешавшая нам?

– Моя сестра, у которой я теперь живу. Если бы она знала, что я собираюсь на встречу с незнакомцем без матроны… – Жюльетт не закончила фразу, выразительно закатив глаза. Николай рассмеялся.

– С точки зрения высшего общества мой поступок непростителен. Но я боялся потерять вас навсегда. Ваше имя я узнал у администратора.

– И настояли на приглашении на ужин? – улыбнулась Жюльетт.

– Да. И очередное придет очень скоро. Я не люблю ждать.

– Вы слишком откровенны.

– А вы очень снисходительны. Поскольку обе мои попытки увидеться с вами потерпели неудачу, как вы отнесетесь к третьей? Я, безусловно, попрошу согласия вашей сестры.

– Это облегчит дело.

– Тогда давайте…

Но тут мадам де Бурд, даже не обратив внимания, что девушка не одна, вторглась между ними.

– Мадмуазель Кладель! Мы уже испугались, что потеряли вас. Идите скорее! Все уже ждут. Экипаж, который должен отвезти нас на ужин, сейчас будет причиной дорожной пробки! О, как я ненавижу эти толпы!

Жюльетт растерянно посмотрела на Николая.

– Где вы живете? – спросил он.

Девушка быстро назвала адрес, но не поняла, расслышал ли он. Карсавин усмехнулся и с иронией покачал головой: еще одно несвоевременное вмешательство. Затем Жюльетт потеряла его из виду: чей-то шелковый цилиндр заслонил лицо Николая. Но девушка была уверена, он вскоре найдет ее.

На следующий день за завтраком Жюльетт упомянула имя Фортуни. Дениза, увлеченная клубничным десертом, не выказала особого энтузиазма.

– Признаю, что кносские шали очень милы, но не годятся в аксессуары к дамскому туалету. Они слишком большие. Не каждая женщина захочет обматывать себя на манер греческих богинь. А что касается способностей Фортуни в театре… – Дениза пожала плечами, – ну что ж, он хорошо разбирается в лампах, поскольку занимался фотографией. Теперь сама видишь – мастер на все руки. Люди такого типа редко добиваются большого успеха. Слишком разбрасываются.

Жюльетт подумала, что Дениза немного завидует Фортуни.

– Не могу согласиться с тобой. Я видела его работу только один раз, но готова признать, что у него талант.

Дениза снисходительно улыбнулась.

– Естественно, спектакль произвел на тебя впечатление. Все кажется для тебя новым, но ведь нет ничего необычного в том, что на сцене взмахивают шалями. Айседора Дункан только тем и занимается. Кстати, на следующей неделе она будет танцевать в Париже. Мы пойдем на спектакль и пригласим тетю Люсиль.

Вечером Жюльетт думала об известной танцовщице, как она – босоногая, в свободной тунике, грациозно движется по сцене, а в руках, словно живой, длинный шарф. Все замечательно. Но ее шарф – это не шаль Кносса, и нет удивительного эффекта светлой дымки, паутинки, сна…

Что же представляет собой этот Фортуни?