"Колдовская магия" - читать интересную книгу автора (Фишер Джуд)ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯГлава 17 СЕВЕР И ЮГМаленькая лодка беспокойно качалась на волнах темного моря, примерно в трехстах ярдах от берега, далеко к востоку от Ярмарки. Она пряталась под кормой одного из кораблей северян-варваров — с носом, вырезанным в виде головы медведя, беззвучно ревущего во тьме ночи. Селен, ежась на ветру, со страхом глядела на эту голову. В течение последних нескольких часов девушка настолько отдалилась от привычной жизни, что уже просто не понимала, кто она такая. Она убила человека, лишилась надежд на благополучное будущее и теперь, одетая только в богатое, сшитое для эйранки платье, оставлявшее лицо и верхнюю часть груди открытой, одна во всем мире — за исключением мужчины, чьего имени она даже не знает, мужчины, который не говорит на ее языке и не произнес ни слова с того самого момента, как они покинули берег… Он сидел напротив, огромный и спокойный, как скала. Лунный свет отражался в глазах этого мужчины, когда он смотрел сквозь Селен, вглядываясь в полосу воды между ними и Лунной равниной. Он оставил весла и сидел без движения вот уже добрый час, не мигая, как сова, выслеживающая добычу, но ничто не нарушало масляную черноту моря — ни морская птица, чайка, ни остриженная голова варварки, которую они оставили на берегу. Селен поежилась. Дрожащими руками обернула подол платья вокруг ног, но материя была явно не предназначена для холодных полуночных прогулок на море. Девушка дрожала, не переставая, с того времени, как они уехали с Ярмарки, даже когда ей было тепло от бега по дюнам, поэтому она знала, что не только холод стал причиной постоянных конвульсий, сотрясавших ее тело. Северянин же продолжал всматриваться вдаль и если и заметил ее неудобства, то не подал виду. Луна выглянула из-за темного облака. Когда свет упал на его лицо, превратил волосы и бороду в серебряные водопады, а лицо — в платиновую маску, Селен подумала, что никогда не видела мужчину в таком отчаянии. Через мгновение стало снова темно, и девушка услышала, как он застонал, будто от боли. — Она не придет, — сказал варвар. Он произнес это так ровно, что она поняла — фраза лишена эмоций не только из-за его плохого знания Древнего языка. Северянин просто потерял надежду. Селен открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, но холод охватил и начал трясти ее тело так мощно, будто на девушку напали во второй раз. Дрожь все не прекращалась. — О, — выдохнула она. — Мне так холодно… — Сур, я и не подумал! Лодка зашаталась, когда Эрно вскочил на ноги, и внезапно Селен почувствовала его запах, острый, соленый, кошмарно мужской; потом она ощутила, как руки варвара стали грубо тереть ее спину. Секундой позже все резко прекратилось. — Леди, извините… — пробормотал варвар и в ужасе остановился. Истрийка от его прикосновения стала твердой, как дерево. Эрно почти слышал, как заскрежетали ее зубы. В панике Селен даже не заметила, как он отшатнулся, запах и жар его тела стали слабее, а лодка снова закачалась. Здесь, в море, на холодном ветру, продирающем до костей, сидя с голыми и окровавленными ногами на скамейке эйранской лодки, где-то в глубинах разума Селен мысленно вернулась в тепло своей палатки и снова очутилась под жуткой тяжестью мужчины, который напал на нее… Ей хотелось визжать от ужаса. В том, другом мире Танто заглушал ее крики, зажимая рукой рот, и декламировал, нелепо и жутко, «Ложе Алесто» Калента, подкрепляя каждое слово толчком — в месте, которое она даже не решилась бы назвать вслух… В реальном же, настоящем мире кто-то совал ей в окоченевшие руки ласковую материю и говорил мягким голосом, каким обычно успокаивают испуганных лошадей. Селен моргнула, очнувшись. На ее коленях лежал плащ из грубой шерсти. Скрученный и даже при тусклом свете явно выпачканный плащ был, однако, таким мягким, будто его сделали из бесценного паскина. Подняв голову, Селен наткнулась на взгляд северянина. Лунный свет очерчивал угловатое лицо Эрно. На нем явственно проступало выражение озабоченности, но глаза были слишком пронизывающими, чтобы дарить успокоение. Девушка благодарно стиснула в руках плащ, радуясь, что можно отвлечься от мыслей практическими действиями, укутала плечи и сунула ладони под мышки. Несколько минут истрийка сидела так, пока дрожь не спала настолько, что она смогла говорить. — Ты прав, — внезапно проговорила Селен, вспомнив последнюю фразу начинавшегося разговора. — Она не придет. Эрно склонил голову, признавая поражение и смиряясь. — Я знаю, — с трудом проговорил он. — Я знаю. Селен смотрела, как он угрюмо вытащил весла, вставил их обратно в уключины с преувеличенной осторожностью, будто стараясь выиграть как можно больше времени. Потом, последний раз оглянувшись на Лунную равнину, принялся грести прочь от укрывавших их кораблей в открытое море. Долгое время не было слышно ничего, кроме ударов весел о воду, плеска волн и ритмичного дыхания Эрно. Селен закрыла глаза. Сон, подумала она. Да, сон пойдет ей на пользу… Она перестала обращать внимание на посторонние звуки и позволила себе уплыть от самой себя — вперед, в ночь… Возможно, виной тому стало тяжелое дыхание гребущего мужчины, или соленый запах океана, или раскачивание лодки, но, кажется, всего через несколько минут после того, как Селен провалилась в сон, паника поднялась в ней. Образ насильника снова атаковал девушку. Селен широко распахнула глаза и уставилась в море, но чужое, искаженное похотью лицо появилось на черных волнах, а отблески лунного света на гребнях воссоздали всплеск крови, пролившейся по белому телу бедной девочки-рабыни… Ужасное преступление повторялось снова и снова, и каждый раз жуткая картина дополнялась новыми яркими деталями. Цепкие пальцы, выпученные глаза, ощущение рукоятки кинжала в ее руке… Селен заново увидела, как она сомкнула на рукояти пальцы и переместила в ладони так, как обычно держат расческу или ложку. Вот его тело отвердело, а рот безвольно открылся, когда кинжал вошел в тело в первый раз. Его кровь на ее руках… Потрясение от ощущения горячей жидкости на коже. Легкость, с которой лезвие вспарывало плоть, ужаснула ее настолько, что разум просто отключился, оставив девушку во власти такого сильного отвращения, что Селен могла только вновь и вновь погружать в него кинжал, пока насильник не свалился с нее. «Нет! — яростно подумала она. — Я не буду думать об этом, иначе просто сойду с ума». Девушка постаралась снова погрузить разум во тьму, но мысли только поменяли направление и безжалостно полетели по другой траектории. Что, во имя Эльды, теперь будет с ней? Одно только изнасилование превращало ее в бесполезное существо. Потеряв девственность, которую мог выгодно продать ее отец, Селен лишилась места в истрийском обществе, надежды на достойное замужество, детей, всего… Ее могли бы взять Сестры, если бы Селен верила во всемогущую власть Богини, но, как неверующая и убийца до мозга костей, она теряла и такую возможность. Если сейчас ее поймают, то моментально сожгут, не допытываясь, кто преступник, а кто жертва. Для женщины убить мужчину — тяжкий грех, беспощадно караемый истрийским законом. Ей не дадут пощады. С этого момента она изгой, без имени, без семьи. Истрийка вглядывалась в океан через плечо Эрно. Единственное, что она видела, — бесформенную массу темной воды, соединяющуюся в каком-то недоступном для глаза месте с таким же темным бесформенным небом. «Это мое будущее, — подумала Селен с внезапным страхом. — Мое будущее беспросветно и ужасно, как сама ночь…» Когда лодка завернула за первый мыс к востоку от Лунной равнины, Эрно прекратил грести и стал смотреть, как факелы и мерцающие огни Большой Ярмарки превращаются в светящиеся точки, а затем скрываются за высокими утесами, на которых гнездились морские птицы, белые в лунном сиянии. Где-то там осталась Катла, которая пытается запутать преследователя или отговориться от обвинений… Или, подумал Эрно, отговориться от немилого брака, который устроил ее отец. Что он натворил, зачем оставил ее одну? Наверное, сошел с ума или соображал медленнее, чем обычно. Если он когда-нибудь увидит ее снова, Катла уже будет замужем за толстым корабелом, потерянная для него навеки. Эрно проклял себя за тупость, за то, что молчал тогда, когда нужно было кричать во весь голос. Если только бы у него не оказалось амулета, если бы он не надел его и не поцеловал ее… Память о том поцелуе — коротком и безнадежном — вернулась к Эрно в тысячный раз: удивительно жаркие губы, открывшиеся навстречу легкому давлению его языка… Потом юноша отбросил воспоминание, затолкал в самые глубины души, прежде чем боль заполнила его целиком. Эрно удобнее перехватил весла и снова начал грести. Он греб несколько часов в полной темноте. В какой-то момент Селен провалилась в забытье, которое, к счастью, не прерывалось сновидениями. Девушка проснулась от ощущения тепла на лице и, когда открыла глаза, увидела ободок солнца, поднимающегося из-за горизонта. Лучи света, протянувшиеся по морю и коснувшиеся щек, разбудили Селен. Прямо впереди, слишком близко, на носу лодки, расположился человек. Его фигура была очерчена странным светом утра, на фоне огненного блеска волос его лицо казалось не более чем тенью. В испуге Селен отшатнулась назад. — Карон! — выкрикнула она и закрыла лицо руками. Ослепляющий ужас сковал ее. Селен не знала, что делать, куда бежать, и дико озиралась по сторонам. Это Карон пришел за ней, потому что она умирала. Или уже умерла, и теперь Богиня возьмет ее сердце и взвесит вместе с угольком… Человек наклонился вперед и превратился в могучего варвара, который спас ее на Лунной равнине. В первый раз Селен видела северянина при свете дня и поэтому не могла удержаться от пристального взгляда. Он оказался обладателем поразительной, как потрясенно подумала девушка, просто поразительной внешности: волосы и борода, светлые до серебристости, заплетенные в варварском стиле, с осколками костей и ракушек, кусочками полинявшей ткани. Черты лица жесткие, словно вырезанные из дерева, и глаза… — Прошу прощения, моя госпожа? Селен пришла в себя и вздохнула. Внезапно она поняла, что на ней нет привычной вуали. Вспыхнув, девушка опустила глаза под пристальным взглядом Эрно и стала смотреть на странные узелки в бороде варвара. Потом, совершенно неожиданно, натянула плащ на голову и закрыла лицо так, что были видны только ее глаза. Необходимость выставить эту самую интимную часть тела на обозрение заставляла Селен чувствовать себя болезненно уязвимой, но так ей показалось все-таки лучше, чем вовсе ничего не видеть сквозь плотную материю наедине с северянином. — Мне приснился страшный сон, — солгала она, потому что не представляла, как объяснит свое состояние чужеземцу. — Я не сразу сообразила, где нахожусь. Эрно улыбнулся. Еще одна неожиданность, потому что улыбка совершенно изменила его лицо, которое в темноте казалось суровым и непреклонным, похожим на угрюмую маску. Сейчас в голубых глазах варвара появился теплый свет и расслабились напряженные мышцы челюстей. Эрно следил за тем, как Селен рассматривает его, и чувствовал странное отсутствие смущения. Маленькая истрийка была совершенно другой, нежели женщины с северных островов, которые заставляли его нервничать своими дерзкими, насмешливыми замечаниями. Увидев, насколько напугана девушка была при пробуждении, Эрно ощутил непреодолимое желание успокоить Селен и завоевать ее доверие. — Ты назвала меня «Карон», — мягко сказал он. — У меня хороший слух… Не тот ли это лодочник, который перевозит неправедные души через огненную реку к Фалле на суд? Селен уставилась на него в изумлении. Эрно кивнул сам себе и продолжал: — Знаешь, мы, северяне, не такие уж и варвары. У нас есть свои пергаменты. А некоторые даже и читать умеют. Я сам просмотрел всю «Песнь Пламени», переведенную на Древний язык, и даже частично «Наставления к праведной жизни» в оригинале. Не скажу, что понял все, но некоторые стихи мне очень понравились. Он сделал паузу. — «И Карон опустил ее тело в черную лодку, и под черным парусом, расправившимся, как вороново крыло, поплыл бесшумно к черному дыму, исходившему из королевства Пламени». Вряд ли, правда, я смогу воспроизвести это на вашем языке — слишком много странных звуков для бедного эйранца. — Мне казалось, что вы, северяне, смеетесь над подобными фантазиями, — удивилась Селен. — Ты думала, мы можем только сражаться, плавать по морям и насиловать пленниц? Ну, мне не хотелось бы тебя разочаровывать… Глаза Селен расширились и, к ее ужасу, наполнились слезами. — Прости, — быстро проговорил Эрно в ярости на самого себя. — Клянусь воронами Сура, ты права, — добавил он горько. — Я гожусь только на то, чтобы орудовать мечом и веслами, и мне бы следовало оставить красивые речи другим. Сур знает, мне они еще не приносили блага. Истрийка вытерла краешком плаща глаза, потом быстро заморгала. — Пожалуйста, больше ни слова, — попросила она и увидела, как осунулось его лицо, приобретя каменное выражение. Повисла напряженная тишина, в которую упал страдающий крик чайки — откуда-то издалека, наверное, с берега. Селен повернулась посмотреть, как птица скользит вдоль зеленого прибоя, поднимается высоко в горы, которые вздымаются у острых утесов и омываемых морем плато… Обернувшись назад, девушка увидела зазубренные вершины гор Скарна, их снежные шапки сверкали золотом в свете нового дня. Три часа спустя они обошли мыс и очутились в заливе, где мириады лодок жались к берегу, а множество домов взбирались по поросшему лесами холму. Каменная крепость с высокой сторожевой башней венчала один из холмов. Крошечный городок выглядел маленьким и таким спокойным, будто ответ на молитву. Селен облизнула пересохшие губы и почувствовала урчание в пустом желудке. Любопытно, что тело напоминает о своих мелких, но настойчивых потребностях даже в такие трагические моменты. Плащ заставил голову ныть от жары. Варвар отложил весла, прикрыл покрасневшие глаза от солнца и молча уставился на прибрежный город. Через некоторое время Эрно опустил руку. — Извини, что нарушаю обет молчания, — неохотно проговорил он, — но, может быть, ты знаешь, где мы находимся? Селен с недоверием поглядела на него. — Откуда? — пожала она плечами. — Лунная равнина — единственное место, которое я посетила за всю свою жизнь. Я приехала из Кантары. Как будто это что-то объясняло. — Мне казалось, ты должна знать карту собственной страны, — настаивал Эрно. — Географии в Истрии женщин не учат, — ядовито сказала Селен, чувствуя, как возвращается часть ее, прежней. Солнце щедро изливало на девушку свои лучи, и плащ стал обузой. Секундой позже Селен приняла важное решение. «Если я изгой для своего народа, — подумала она, — то отброшу старые обычаи и повернусь лицом к миру». С глубоким вздохом девушка сняла плащ с головы и сложила его на коленях, заметив с легким удовлетворением выражение удивления на лице северянина, проявившееся при ее жесте. — Считают, что от изучения географии нет никакой пользы для тех, кто не волен путешествовать дальше, чем в сад при доме, кроме единственного раза, необходимого, чтобы выйти замуж. При такой жизни представляешь, какие соблазны может вызвать один взгляд на карту? Мы сможем понять, что мир гораздо больше, чем предполагается, и почувствуем себя даже более обделенными, чем раньше. Можем очароваться экзотическими названиями и ощутить зов дальних стран. Можем решиться поступить вопреки воле отца, который знает гораздо лучше нас самих, как нам следует жить. Можем даже убежать к морю… Эрно заметил блеск в глазах Селен, отметил ее язвительный тон и удивился, что после всего, что пережила эта тихая, темная южанка, она смогла напомнить ему Катлу в одном из ее самых противоречивых настроений. Он кивнул, не зная толком, что ответить. Сам Эрно видел дюжину карт Истрии и теперь жалел, что не уделил им должного внимания. Однако, решил он, какая разница, как называется город? Это чужой порт — такой же чужой, как и все остальные теперь. Эйранец погрузил весла в воду, с еще большим рвением направляя лодку мимо залива. — Что ты делаешь? — спросила Селен с тревогой в голосе. Эрно серьезно посмотрел на нее: — Ну а как ты думаешь? — Ты только что проплыл мимо города. — Точно. — Но нам нужны еда, вода и отдых… — Можешь отдохнуть, если хочешь, — коротко ответил Эрно. Она повернулась и посмотрела на качающийся позади город. — Я не понимаю. Почему бы нам не остановиться там? Ты знаешь, что это за город? — В любом случае это истрийский порт, а я — эйранский моряк наедине с украденной знатной истрийкой, которая одета в платье чужого ей народа… более того, я с женщиной, на лице которой запеклась кровь, а руки все в синяках. Селен вскинула руки к лицу: — Кровь? Танто или ее собственная? Мысль о крови мальчишки Винго на ее лице была невыносимой. Конвульсивно дернувшись, Селен свесилась за борт и уставилась в темную зеленую воду, но волны бились о борт слишком сильно, чтобы она могла увидеть свое отражение. Девушка зачерпнула воды рукой и принялась тереть лицо, невольно охнув от холода, потом насухо вытерлась кончиком красного платья. — Все? — спросила она, поворачивая лицо к Эрно, так же настойчиво, как испорченный ребенок у матери. Кожа, освеженная холодной водой, блестела жизненной силой, а глаза оказались темными и влажными, как у морского котика. На мгновение Эрно увидел перед собой прекрасную, нетронутую заботами девочку, какой она, должно быть, и была — еще день назад… Потом Селен как будто вновь ушла в себя под его пристальным взглядом. Вернулась напряженная настороженность вместе с темными кругами под глазами и морщинками, спускавшимися вниз от уголков рта. Эрно почувствовал себя так, словно ему удалось увидеть больше позволенного. Внезапно он ощутил неловкость. — Да, все, — тихо подтвердил эйранец и отвернулся, занявшись веслами. Эрно чувствовал взгляд девушки, пока греб, но довольно долго истрийка ничего не говорила, и он почти забыл о ней, потерялся в движении волн и весел, весел и волн… Наконец ровная береговая линия стала перемежаться маленькими заливами и бухточками, где какие-то деревья росли прямо из воды. Рифы не позволяли высадиться на берегах первых двух заливов, однако третий, похоже, годился для захода в него и высадки. Поворачивая лодку одним веслом, Эрно направился к земле. Он подгреб к галечному пляжу, обрамленному березовыми рощицами. Весла заскребли по песку, и Эрно спрыгнул за борт. Он подтащил лодку к берегу, поставил истрийку на землю и привязал утлый челн к какой-то коряге. Селен, спотыкаясь, побрела от него вверх по берегу. Ноги ее подгибались и вообще отказывались повиноваться. Слегка покачиваясь на больно впивающейся в подошвы гальке, девушка огляделась. Позади, словно сквозь дымку, смутно доносился голос варвара, но демоны кровавых воспоминаний уже звали ее… она отмахнулась от них всех, вместе взятых, и сосредоточилась на исследовании берега. Березы, папоротники, ежевика. Руки Селен повернулась, только чтобы обнаружить, что его и след простыл. Девушка закружилась на месте, чувствуя, как в груди снова поднимается волна страха, но эйранца нигде не было видно — ни на пляже, ни в море, ни, насколько она могла рассмотреть, среди деревьев. Лодка лежала, завалившись на бок, там, где варвар ее привязал; вода блестела на гальке. Его узел тоже исчез. Селен открыла рот, чтобы позвать северянина, но тут вспомнила, что так и не спросила его имени. Селен прошла какое-то расстояние до первых деревьев в поисках варвара, но она никогда не выходила за пределы своего уютного садика и даже там гуляла только в компании со служанками. Здесь росли шипы на ежевике, которые жадно впивались в широкое красное платье, и лежали кольца плюща, угрожавшие схватить неосторожную ногу. И тишина, заставлявшая кожу на плечах и вдоль позвоночника покрыться мурашками… Чуть дальше впереди тишина нарушалась шорохами в траве, которые явно производил какой-то зверь, что совершенно лишило девушку желания продолжать исследования, и она поспешно ретировалась обратно на пляж, закуталась в шерстяной плащ и стала ждать возвращения своего варвара. «Если он не придет, я наверняка умру от голода или холода, — угрюмо думала Селен. — И тогда он избавится от ненужной обузы. Может, так будет лучше для нас обоих, потому что Фалла знает, что теперь станет со мной…» Через несколько минут холод от пляжных камней принялся медленно просачиваться сквозь материю. Прошло несколько часов, и на землю уже опустилась тьма, прежде чем вернулся северянин. Селен услышала скрип шагов по гальке позади себя и поднялась на ноги. — Куда ты ходил? — закричала она в гневе, порожденном страхом. — Ты оставил меня, не сказав ни единого слова! Я уже думала, что ты пошел искать лучшей доли и оставил меня на милость судьбы… Эрно кинул узел на землю. Тот брякнулся с грохотом и звоном, будто под тканью скрывалось множество всяких явно металлических вещей. — Хотел бы я, чтобы все было именно так! Его голос звучал угрюмо, обычная вежливость исчезла без следа. Потрясенная этими словами, Селен умолкла. Помолчав, Эрно заговорил: — Кроме того, я совершенно ясно сказал тебе, что ухожу на разведку. И еще сказал, что, когда вода вытечет из лодки, тебе будет теплее и удобнее в ней ждать моего возвращения. Теперь Селен вспомнила смутный шелест его слов и то, как она не обратила на них внимания. Она почувствовала, что краснеет — отчасти от смущения, которое не так уж часто ее посещало, отчасти от гнева. — Как ты мог подумать, что я останусь еще хоть секунду в этой отвратительной старой посудине! — раскричалась девушка. — Наверное, лучше мне было остаться на Ярмарке и доверить судьбу цивилизованным людям, чем страдать из-за недосмотра варвара! Последовала минута молчания, и все это время она чувствовала взгляд варвара на своем лице. Потом северянин неприятно засмеялся. — Цивилизованные люди! Если я не ошибаюсь, то, когда мы с Катлой нашли тебя, ты очень боялась, что твои так называемые цивилизованные люди сожгут тебя на костре. — За что? — немного растерялась Селен. — Как за что? За совершенное тобою преступление. — Преступление? — взвизгнула она от негодования. — Ты ведь убила человека, насколько я помню. Ужас содеянного вновь вернулся к девушке, и она набросилась на Эрно: — Он был свиньей, уродом! Он убил мою рабыню. Он… он напал на меня. Я защищалась! — Я тебе верю, — напряженно сказал Эрно, — а вот другие, в большей степени варвары, нежели я, могут и усомниться. Он отступил и примялся развязывать узел, валявшийся на земле. — Как ты смеешь так обращаться со мной?! — Селен сама подливала масла в огонь своего гнева, обращенного на северянина, зная, что поступает несправедливо, но не имея сил остановиться. — Я леди Селен Ишиан, единственная дочь лорда Кантары! Эрно глубоко вздохнул. Что-то в нем изменилось, загрубело за последние несколько часов, что-то такое, что заставило челюсти сжаться, а разум — вспыхнуть гневом. — Вчера, Селен Ишиан, ты, может статься, и была дочерью знатного истрийского дома с рабами для забавы и деньгами, которые можно промотать, но сегодня ты одинокий изгой, не защищенный законом или поддержкой семьи. Я не вижу, чем мы отличаемся сейчас — разве только тем, что мне принадлежит одежда, одетая на мне. Селен бросилась на него. Кулаки, маленькие и острые, забарабанили по его груди, рукам, шее. Один из ударов угодил в подбородок, так что челюсти варвара щелкнули, и он прикусил язык. Эрно отступил, ошарашенный такой злостью и тем, что именно он явился ее причиной. Девушка продолжала кидаться на него, визжа на языке южан, который звучал совершенно немелодично в данных обстоятельствах, но Эрно разобрал только одно слово «хама», то есть «мужчина», повторяющееся снова и снова. Селен оцарапала ему шею и укусила за руку, потом попыталась лягнуть между ног, но Эрно успел отскочить назад. Счастье еще, подумал эйранец, что на этот раз у нее нет ножа. В конце концов он сумел схватить ее одной рукой за оба запястья и второй прижал девушку к своей груди так, чтобы она не смогла больше причинить ему вреда. Они стояли так, прижатые друг к другу, несколько минут, пока Эрно не почувствовал, как ее гнев начал угасать. Однако он не спешил отпускать Селен, думая при этом, что никогда не держал женщину в объятиях так долго — никого, кроме матери, когда та умирала, а она была тонкой и хрупкой, как маленькая иссохшая птичка, совершенно не такая, как эта буйная истрийка. А потом Эрно вспомнил Катлу, как она поцеловала его, как ее руки ухватились за его плечи, как Катла наклонила лицо, чтобы не столкнуться носами, как он удивлялся, откуда она знает, что делать, чтобы воспламенить его желание. И затем Эрно вспомнил запах от вспыхнувшего амулета — кислая, удушливая вонь горящих волос — и внезапно оттолкнул Селен. Юноша сделал это с несколько большей силой, чем предполагал, потому что она тяжело упала на землю, но от отчаяния Эрно даже не заметил этого. Он побежал по гальке к воде, чувствуя жжение в глазах и белое пламя в голове, и его шумно стошнило прямо в прибой, снова, и снова, и снова, пока не осталось ничего в желудке. Придя в себя после падения, Селен лежала и слушала жуткие звуки, которые издавал эйранец. Она испытывала настоящий ужас. Вдруг он съел что-нибудь ядовитое в то время, когда отсутствовал? Что, если он умрет? Тогда она останется тут одна, без пищи и крова, и не единой души вокруг, и не у кого попросить помощи… Сможет ли она в одиночку догрести на деревянной лодке до какого-нибудь маленького прибрежного городка, где не слышали о лорде Кантары и его пропавшей дочери? Навряд ли. Натужные звуки превратились в нечто иное, осознала Селен, пока она предавалась эгоистичным рассуждениям. Девушка нахмурилась. Неужели северянин умирал? Вроде бы нет… Похоже, стало слишком тихо, ничего не было слышно, кроме легких вздохов, которые вполне могла производить набегающая на берег волна. Селен задержала дыхание и прислушалась. Эйранец всхлипывал! Селен никогда раньше не слышала, чтобы мужчина плакал, и это заставило ее испугаться еще больше. Она села, галька покатилась и зашуршала под ней, эйранец тут же смолк. Уставившись в темноту, девушка увидела черный силуэт на фоне моря. Потом фигура выпрямилась во весь рост и двинулась вдоль по пляжу прочь от нее. Селен скорее услышала, нежели увидела, как варвар покинул пляж, услышала, как галька уступила месту песку под его ногами, потом зашуршала трава. Несколько минут девушка сидела неподвижно, обхватив колени руками, прислушиваясь к едва различимым шорохам, доносившимся из леса, боясь пошевелиться, словно это могло заставить северянина покинуть ее навсегда. И кто его осудит, если он действительно уйдет, подумала она, внезапно устыдившись своего взрыва. Потом Селен снова услышала его шаги. Раздался негромкий звук, который Селен не смогла распознать, потом в ночи затеплился огонек, и она вдруг увидела эйранца, согнувшегося над небольшой кучкой хвороста, обложенной камнями. Варвар усердно раздувал огонь, пока маленький язычок пламени не поднялся достаточно высоко. — Вот, — коротко сказал северянин и кинул что-то к ногам Селен. Нечто упало на гальку с легким стуком. Озадаченная девушка нагнулась вперед, дотянулась до подношения и тут же отдернула руку с резким вскриком. — Мертвое животное! — взвизгнула истрийка в ужасе. — Зачем ты мне притащил труп?! — Тебе надо поесть. Она уставилась на темную тушку на земле. Маленькая и пушистая. Селен осторожно толкнула ее ногой, и она свалилась набок. Свет костра открыл белое брюшко и длинные уши. Кролик. Живот его был весь в крови — там, где вырезали внутренности. Подобное зрелище заставило девушку завизжать, но она быстро умолкла. В горле застрял комок. — Как я могу есть — Освежуй и поджарь на огне, — угрюмо ответил Эрно и отвернулся. — Никогда! — Тогда ешь сырым, прямо с шерстью, мне на… наплевать. Селен нахмурилась. В какой-то момент она даже подумала, что снова расплачется. Потом, решив восстановить контроль над ситуацией, схватила животное и поднесла его к свету. — Дай мне нож, — зло сказала она. Эрно настороженно посмотрел на девушку, потом кинул ей свой поясной нож. — Вставь лезвие между кожей и мясом, — посоветовал он более спокойным тоном, — потом сними шкурку. Это не так уж трудно. Он наблюдал некоторое время, как южанка неуклюже ковыряется в крошечной тушке, потом отошел в темноту. Слезы от жалости к себе жгли глаза Селен, но она яростно смахивала их. Будь он проклят и обречен на вечное горение в пламени Богини, думала девушка. Она поджарит и съест всю тушку, если он не вернется — целиком, вместе с шерстью. Некоторое время спустя истрийка сумела соскрести большую часть шкурки, хотя прикосновение к скользкой, холодной плоти заставило ее снова почувствовать комок в горле, и хорошенько поджарила мясо. Откуда-то появился аппетит. Когда северянин не пришел оттуда, куда подевался, девушка поддалась голоду и одним махом поглотила большую часть жаркого, только под конец вспомнив, что вообще-то следовало бы и спасителю хоть что-нибудь оставить. Селен сидела и ждала Эрно, с холодеющими остатками трапезы в руках, ждала, пока огонь не потух, а луна оказалась в зените. Наконец северянин вернулся, молча уселся напротив девушки и принялся глазеть на угасающие угли. Варвар оставался в этом положении несколько минут, молчаливый и неподвижный, пока наконец не достал из узла кусочек разноцветной материи. Он принялся вязать ее в сложные узлы, читая нараспев на гортанном эйранском языке. В один узел северянин вплел перо — блестящее, черное. Во второй — ракушку с отверстием посредине. Потом порылся в одежде и достал маленький кожаный мешочек. Оттуда Эрно извлек локон золотых волос, слегка опаленных с одного конца, и вплел их в последний, третий, узел. Варвар начал было декламировать новый стих над этим последним, самым диковинным сплетением, но мгновение спустя его голос дрогнул и сошел на нет. Мерцание углей отражалось в глазах северянина, когда он вертел в руках свое странное творение. Селен до боли захотелось спросить, что это и зачем он это сделал, но она не находила слов. Эрно, однако, почувствовал на себе ее взгляд. — Я сожалею о том, что сказал тебе раньше, — произнес он будто нехотя, — или, скорее, о том, как сказал… Селен чувствовала, что варвар просто пытается избавиться от ее взгляда, но игнорировать приглашение к разговору, которое он сделал таким образом, она тоже не могла. — Почему ты не поел со мной? — спросила она, но эйранец только пожал плечами в ответ. — Как тебя зовут, северянин? С этим, как оказалось, справиться было легче. — Эрно Хамсон, из клана Камнепада, ведущего свой род от людей Запада, с островов Эйры. — Тогда, Эрно Хамсон, это мне следует извиниться, — мягко проговорила девушка. — Ты спас меня, рискуя жизнью, от гнева собственного отца и семьи, мужчину которой я убила. Я не думала, что среди людей, называемых нашими врагами, можно встретить благородство. Кажется, мне предстоит многому научиться… Она смолкла, пытаясь как можно точнее сформулировать свою мысль. — Первое, что я узнала — враги не всегда такие, какими кажутся, как, впрочем, и друзья. И что Богине можно доверять меньше, чем высокому, спокойному эйранцу с разбитым сердцем. Эрно так стремительно вскинул голову, будто она снова кинулась на него. — Откуда ты знаешь? — требовательно спросил он. — Ты что, всевидящая, способная проникнуть в сердца людей и узнать их сокровенные мысли и чувства? — Я видела, как ты целовал ее на пляже… Северянин провел рукой по лицу. — И как ты ждал ее, все ждал и ждал, пока не понял, что она не вернется. И тогда в твоих глазах угас свет. — Было темно. Она печально улыбнулась: — Тогда стало еще темнее… Повисла неловкая тишина. Наконец любопытство взяло над Селен верх. — И то, последнее, что ты вплел в узелок… это ведь ее локон, правда? Я заметила цвет — там, где краска не взялась, и почувствовала в этом нечто важное. Скажи, ты маг? Ты хочешь притянуть ее обратно амулетом? Пальцы Эрно конвульсивно сжали плетенку, сделанную для Катлы. Селен увидела, как побелели костяшки его пальцев. — Оставив тебя, я пошел по холмам в город, мимо которого мы проплыли. Оказалось, что новости путешествуют очень быстро. Уже прибыли стражники с Ярмарки, они искали банду мародерствующих эйранцев и украденную ими истринскую леди. И еще они сказали, что Катла Арансон — они совершенно точно запомнили имя, мертва. Она попалась, когда пыталась увести от нас стражников. У Катлы оказался кинжал, который ты выбросила. Никто не поверил ее рассказу. Человек, которого ты убила, восстал из мертвых и обвинил во всем ее. Потом они сожгли ее — эти твои цивилизованные граждане. Поджарили, как мясо. Жгли до тех пор, пока не осталось ничего, кроме чудесной шали, обладающей магическими свойствами. Шали, которая, по их словам, слишком дорога и слишком хороша для дочери варвара. Стражники сказали, что Катла украла ее у тебя во время нападения. Голубые глаза Эрно стали чернее угля. Селен опустила голову и, увидев остатки кролика в своих руках, с содроганием отбросила поджаренное мясо и кости, которые теперь лежали между нею и северянином как обвинение. — Я купил ей эту шаль, — просто сказал Эрно. — И теперь она мертва, а мы с тобой живы и здоровы. Мы — убийцы, ты и я. Я убил женщину, которую любил больше жизни, а ты, думая, что убила одного, на самом деле убила совсем другую… Голос подвел варвара. Эрно вскочил на ноги, повертел в руках плетенку, приласкал пальцами локон ярких волос, потом кинул все на угли и пошел вверх по пляжу. |
||
|