"Колдовская магия" - читать интересную книгу автора (Фишер Джуд)

Глава 13 СОБРАНИЕ

Даже занятую собственными планами побега Катлу поразила толпа людей на Собрании. Да не только их число, хотя в огромном павильоне, под высокой крышей, среди поддерживающих палатку высоких столпов собралось больше народа, чем она когда-либо видела, а карнавал красок, каскад великолепных драгоценностей. Кажется, все, пользуясь случаем, выставили на показ лучшие облачения. Или, скорее, поправила Катла сама себя, все эйранцы, потому что в то время как истрийцы шествовали в дорогих одеждах с беспечностью, говорящей о безразличии к событию, северяне нацепили на себя все драгоценности и украшения, какие смогли найти, будто показывая старому врагу, что они не такие уж и варвары.

Обычной для севера ткани придавали различные оттенки с помощью натуральных красок, использовавшихся на островах. Мхи и трава давали нежный зеленый, желтый и розовый. А летние ягоды — лиловый и красный, который потом превращался в мрачный коричневый. Но совершенно ясно, что сегодня эйранские платья уступили одеждам ярких, кричащих цветов. Для большинства Ярмарка явно прошла успешно, потому что такой материал стоит недешево.

Она видела Фалко и Горди Ливсон в алой и желтой туниках, а рядом стояли Эдель Оллсон и Хопли Гарсон в камзолах ядовитого зеленого и оранжевого цветов. Эдель Оллсон надел шляпу, отделанную совершенно нелепыми перьями — длинными, зелеными, с огромными голубыми глазками на концах. Наверняка ненастоящие, решила Катла. Ни одна птица не выжила бы с таким ярким оперением.

Глаза Йенны сияли — как, впрочем, и щеки, и нос. Подруга опрокидывала уже третий кубок с южным вином, как заметила Катла, в то время как она сама все еще смаковала первый. Придется оставить его, если она хочет трезво мыслить, но Йенне такие самоограничения не нужны. Теперь она показывала на противоположную сторону помещения и говорила дрожащим от возбуждения голосом:

— Видишь того мужчину? Он, наверное, ужасно богат!

Катла посмотрела в указанном направлении и обнаружила истрийского вельможу среднего роста, с темно-коричневой кожей. Черные волосы удерживал сзади простой серебряный обруч, так что явно не драгоценности привлекли внимание Йенны.

— Эта пурпурная ткань кошмарно дорогая. Говорят, ее красят морскими моллюсками!

Катла воззрилась на нее в изумлении:

— Моллюсками? Не верю. Мы с бабушкой Рольфсен экспериментировали с моллюсками. Краска получилась жуткого блеклого коричневого оттенка.

Йенна нетерпеливо скрипнула зубами.

— Не обычными моллюсками, дурочка, а морскими моллюсками. Их находят на самых отдаленных участках суши у Восточного океана, и каждого надо раздавить руками.

Катла скривилась:

— Какая жуть. Неужели одежда потом не воняет?

Йенна рассмеялась:

— А ты думаешь, знатный мужчина надел бы ее, если бы воняла? В любом случае не понимаю, чего ты нос воротишь, раз уж надела подобное платье!

Катла покраснела:

— Ты же знаешь, я не сама его выбирала. Это подарок твоего отца.

Йенна, казалось, восприняла ее новое положение как должное, подумала Катла. Или скорее всего она настолько поглощена предстоящей встречей с королем Враном, что не в состоянии думать о чем-то еще.

Катла знала, что чувствует подруга. Она сама еле заставила себя поддерживать разговор. Эрно все не показывался, и девушка начинала всерьез беспокоиться.

— Ты знаешь, как они получают такой яркий алый цвет?

Катла взяла краешек платья и стала его внимательно рассматривать, будто надеясь получить ответ свыше.

— Я бы сказала, из чего-то кошмарного.

Йенна прыснула. От вина ее зубы и десны сменили естественный цвет на серовато-розовый, как заметила Катла. С такой улыбкой она выглядела как живой труп, один из восставших из мертвых с северных островов, который, если его не похоронить под камнями у крыльца дома, бродит по земле после заката, поддерживая подобие жизни и питаясь кровью животных.

— Из вшей, — весело сказала Йенна.

Катла поморщилась:

— Нужно передавить более тысячи вшей, чтобы получить кружку краски.

— О нет!

— Да.

Если Йенна планировала вызвать у Катлы отвращение, она не приняла во внимание крепкие нервы подруги.

— Наверное, это достаточно хлопотно, — задумчиво проговорила Катла. — Тогда за платье должны дать неплохую цену.

Йенна странно посмотрела на нее, но тут Катла вскрикнула:

— О, посмотри!

В дверном проеме появилась группа истриек, окруженных немалой толпой мужчин. Примерно полдюжины женщин, и все с головы до ног закутаны в просторные сабатки. Катла следила за их бледными руками, порхавшими, как бабочки, когда они говорили, и яркими на фоне сабаток губами.

Мужчины окружили дам плотным кольцом, будто их подопечные, как и Катла, собирались ускользнуть. Послышался взрыв звенящего смеха, одна из женщин замахала руками на компаньонку, как будто в восторге от ее слов. Катла видела, как задвигались губы высокой истрийки: последовал еще один взрыв веселья.

— Какая из них Лебедь Йетры, как ты думаешь? — воинственно спросила Йенна. Казалось, хорошее настроение женщин только раздражало ее. — Говорят, она высокая и тонкая, но для меня они все на одно лицо.

— Не знаю.

Вообще-то Катлу это совершенно не волновало. Но вот где Эрно? Теперь девушке пришло в голову, что она не видела его со вчерашнего дня. Неужели он способен так легко предать любимую? А может, ему действительно нравится Марин Эдельсен?

Подобная мысль заставила ее похолодеть. Катла никогда не думала, что станет делать, оставшись без помощи. Управлять плотом одной будет очень трудно, они ведь очень широкие и необходимо наличие не менее двух гребцов с обеих сторон…

Катла быстро подавила панику. Если придется, она сумеет найти лодку поменьше. Девушка сжала кулаки. Будь все проклято, она уплывет!

Она оглядела толпу. Где-то рядом жужжал голос Йенны. Без передышки, как назойливая муха, девушка рассказывала о подъезжающих людях: Китта Соронсен и Фара Гарсен, большая Берта Врансен, ярл Несса и его дочь, ярл Стен и его дочь Элла, Рагна Фаллсен — по слухам, любовница короля, — величественная женщина с потрясающим водопадом смоляных волос и раскосыми глазами. Ярлы Штормового Пути и Южного Глаза, Яйцо Форстсон, ярл Шепси с Филией Янсен, своей внучатой племянницей, под руку…

Катла смотрела, как гости вливаются в уже заполненное помещение, берут вино и пирожные с длинных столов, собираются маленькими группками поболтать о том о сем. Девушка заметила странную женщину в обширном зеленом платье, за ней топал какой-то коротышка, который явно неуютно себя чувствовал в тесном камзоле и штанах. За необычной парочкой выскочили еще три истрийки и тотчас остановились, явно привыкая к тусклому свету свечей, едва проникавшему через плотную материю вуалей.

И тут Катла затаила дыхание, потому что появился тот самый сын вельможи, что приходил к ней в лавку. Девушка забыла его имя, если вообще когда-то знала. Юношу сопровождали двое пожилых истрийцев, оба шикарно одетые: один, на голову ниже другого, носил шелковый тюрбан.

Вошедшие оглядели толпу. Высокий мужчина внезапно сузил глаза и показал пальцем куда-то. Остальные посмотрели в том же направлении.

Катла машинально повернулась и оказалась прямо перед Саро Винго. По ее спине побежали мурашки, грудь и живот смутил неожиданный прилив жара. Она почувствовала, что краснеет, и быстро опустила голову, надеясь, что юноша ничего не заметил. Во всем виновато вино, со стыдом решила девушка. Но, повернувшись обратно секундой позже, она поняла, что его глаза неотрывно смотрят на нее, будто околдовывая.

Он южанин, повторяла Катла про себя. Враг. Что скажет отец, если увидит, как она вспыхивает при одном взгляде на истрийца? Что скажет Фент? Брат ненавидел народ Империи с отчаянной, беспричинной яростью и даже, наверное, проткнул бы несчастного Саро за единственный взгляд в ее сторону.

Трое мужчин подошли ближе. Молодой гневно обратился к Саро, угрожающе размахивая руками. Однако, кажется, прошла целая вечность, прежде чем Саро смог оторвать взгляд от девушки, и, когда он с явной неохотой отвернулся, будто холодная тень упала на Катлу.


— Где мои деньги, Саро? — спросил Танто. Лицо его было мрачнее тучи.

Фавио и Фабел наступали ему на пятки.

— Да, парень, выкладывай, — поддакнул Фавио. — Нам не терпится покончить с этим делом.

Саро оглядел всех их по очереди, потом остановился на старшем брате.

— Ты знаешь, где деньги, Танто, — тихо проговорил он. — Я думал, ты будешь только благодарен за то, что я не выставил твою тайну на всеобщее обозрение.

— Ты, маленький мошенник! — прошипел Танто так, что никто, кроме них двоих, ничего не разобрал. — Ты же знаешь, мне нужна каждая монетка! Как ты мог предпочесть бесполезную шлюху благополучию своей семьи?

Время остановилось. Саро чувствовал, как кровь бьется в ушах. Сердце стучало, пульс упрямо убыстрялся. Плечи расправились, будто в ожидании удара. Он знал, что все закончится этим: отрицанием своих обещаний и яростным спором. Может быть, он даже хотел такого противостояния. Тот жестокий удар, который юноша с таким удовлетворением нанес брату вчера, каким-то образом освободил Саро, сделал сильнее.

На подбородке Танто растекался кровавый синяк, но брат явно не понял, что к чему. Саро все еще не проронил ни слова.

— Деньги, — произнес Фавио, стоя за спиной своего старшего сына. В его лице читались боль и напряженное ожидание. — Нам все еще не хватает значительной суммы на приданое, сынок. Честь нашей семьи зависит от выполнения условий этого соглашения.

Саро молча стоял перед ними. Потом подарил родственникам широкую медленную улыбку. Взгляд задержался на мгновение на «дяде» Фабеле, нашел в его глазах неожиданную настороженность, быстрые проницательные расчеты.

— Мне жаль, брат, папа, дядя. У меня уже нет денег. Танто знает почему. Если вы расспросите его с пристрастием, то он расскажет вам какую-нибудь сказку. Поверите вы или нет, не мое дело. Мне все равно. Кажется, чтобы спасти так называемую честь семьи, надо обманывать и красть, а это мне не по душе. — Он пожал плечами. — Я принял решение, хотя оно вам может и не понравиться. До свидания.

Он поспешно поклонился, встряхнул плащ, висевший на руке, и натянул его, как вторую кожу. Потом повернулся на каблуках и растворился в толпе.

Фавио и Танто пораженно переглянулись. Фабел посмотрел вслед Саро, его глаза сияли от непонятных чувств. Наконец он обратился к брату:

— Фавио, боюсь, лорд Тайхо направляется прямо к нам. Надеюсь, ты приготовил извинения.

Он тут же улизнул, оставив Фавио и Танто разбираться с лордом Кантары.

— Здравствуй, мой господин. — Фавио попытался скрыть панику под величавым поклоном.

— Господин Танто.

Глаза лорда Тайхо неестественно блестели. Лицо его горело, румянец проступал даже сквозь темно-коричневый цвет, кожи. Может быть, подумал Фавио, отчаянно хватаясь за соломинку, он ударился в запой, может, они еще смогут понизить цену или отсрочить выплату надень?

Но лорд Кантары не собирался терять времени даром.

— Приданое у вас с собой?

Танто окинул взглядом толпу истриек у помоста для музыкантов. Одна из них точно Селен Ишиан. Танто почувствовал, как напрягается при одной мысли о ней.

— Господин… — начал Танто, но лорд Тайхо не спускал глаз с его отца.

— Двадцать тысяч кантари сегодняшним вечером. По-моему, так мы договаривались, лорд Фавио?

— Действительно, мой господин. Однако…

— Они нужны мне прямо сейчас.

Тайхо сузил глаза, буравя Фавио взглядом.

Винго нервно рассмеялся:

— В данный момент у нас нет всей суммы, мой лорд, но мы соберем ее к завтрашнему утру.

Темная рука сгребла его за воротник, почти лишив возможности дышать.

— Сейчас или никогда!

Фавио попытался заговорить, но не смог выдавить ни одного слова. Глаза его начали вылезать из орбит.

— Господин, умоляю вас. — Танто опустил ладонь на плечо Тайхо. По лицу юноши струйками стекал пот, он выглядел почта таким же решительным, как и сам лорд Кантары. — Отпустите отца. Я клянусь, мы найдем вам деньги сей же час.

Тайхо со злостью отбросил руку юноши, однако отпустил рубашку Фавио.

Лицо Фавио Винго приобрело оттенок задницы мандрила. Он встряхнулся, откашлялся, привел в порядок одежду и обруч, соскользнувший на глаза, потом поспешно отступил назад, подальше от сумасшедшего. На них стали обращать внимание. Люди показывали на истрийцев пальцами и возбужденно перешептывались.

Фавио взглянул на сына. Танто стоял бледный, напуганный до смерти. Хотя было непонятно — оттого ли, что у него на глазах чуть не придушили отца, или от мысли о потере невесты.

— Один час, — предупредил лорд Кантары. — Минутой позже я продам ее первому же прохожему, который щедро заплатит.

Он сквозь зубы что-то скомандовал своему рабу и направился в сторону помоста. Люди расступались перед ним, как морские волны.

Фавио провел рукой по лицу.

— Он не в себе, — объявил он довольно громко. Украдкой бросил взгляд на окружавших, но никто не смел поднять глаз. — Нам следует отозвать соглашение. Оскорбление, только что нанесенное мне лордом Кантары, отменяет всякие обязательства с нашей стороны. Я еще в состоянии позаботиться о судьбе своего сына.

— Нет, отец, — выдохнул Танто. — Мы не можем так поступить. Она мне нужна. Я отдал ей свое сердце.

Но Фавио был непоколебим.

— Я не собираюсь принимать в семью такого человека. Он явно слетел с катушек, а сумасшествие, говорят, передается по наследству. Ты и глазом не моргнешь, как окажешься с ненормальной женой и помешанными детьми на руках. Я и так подозревал нечто подобное — из-за мушки, которую нацепила его дочь, когда отец представлял ее нам. Ни одна здравомыслящая благородная девица не станет так порочить себя, и ни один здравомыслящий отец не позволит дочери обращаться с ее будущей семьей в такой неуважительной манере. Я не потерплю этого союза, и точка. Иди за ним, Танто, и скажи, что семья Винго отказывается от брака.

— Я… я не могу… — начал было Танто, но отец уже отвернулся и зашагал в противоположном направлении.


Эрно еле тащился за Араном Арансоном и сыновьями. Ноги его упорно не желали идти вперед.

В принципе он вообще не собирался посещать Собрание. Зачем появляться на этом торжестве? Только чтобы увидеть, как любимую женщину отдают другому мужчине?

Амулет из волос, болтавшийся на нитке под рубашкой, царапал кожу, будто напоминая о тщетности надежд. Он никогда не верил в магию, и вот получил исчерпывающее тому подтверждение. Катла явно даже не вспоминала о нем — вон она, рядом с Йенной Ларсен, смеется и пьет вино, будто ей на все на свете наплевать. Платок на голове Катлы, который он купил ей, тоже не служил большим утешением.

Эрно скользнул взглядом по алому платью, широким юбкам и модным свободным рукавам, остановился на загорелой плоти, выпиравшей из тесного лифа. Прекрасная женщина, несмотря на худобу и озорные глаза, внезапно подумал он. Теперь ее красота станет такой же очевидной для всех мужчин, какой всегда была для него. Осознание пришло с шокирующей ясностью. Красота Катлы открывалась ему в неприметных деталях: в серебряной напряженности взгляда, когда она смотрела на линию прибоя, в том, как смягчались ее черты под солнечными лучами, а потерянные теперь рыжие волосы, переплетенные с сосновыми иголками, топорщились, когда она бегала. Красота проявлялась и в том, как Катла кусала губы, рассматривая сварные швы, или когда пот расчерчивал ее плечи огненными полосками в кузнице. Ему нравилось, что она могла сделать меч, выковать его не хуже любого мужчины. Он любил ее за непредсказуемость, острый язычок и брутальные радости: в общем, за то, чем она отличалась от всех других женщин. Но эта ее старомодная элегантность не оставила ни тени сомнений: дни ребячливой проказливости прошли, а Катла пошла дорогой любой юной женщины; семья отдавала ее, упакованную в подарочную обертку, другому мужчине в обмен на то, чего Эрно никогда не сможет предложить: деньги, престиж, полезное родство. Видеть любимую такой без слез он не мог — еле сдерживался, чтобы не метнуться к девушке сквозь толпу с оголенным кинжалом и не предать ее забвению.

Вот Катла заметила их. Эрно увидел, как увяла ее улыбка, а губы мрачно собрались в прямую линию. Приблизившись, он также отметил, что костяшки девичьих пальцев побелели на кубке с вином.

— Дочь.

— Отец.

— Финн немного задержится. У него появились неотложные дела.

Неужели Эрно не ошибся, и в ее глазах действительно мелькнуло облегчение? Когда Аран отвернулся сказать что-то Фенту, настойчивый, решительный взгляд Катлы обратился на Эрно. Он ответил на него твердо, но все равно почувствовал, как вспыхивает кожа на шее. Чего она хочет от него теперь, когда уже слишком поздно что-то менять?

Эрно попытался собраться с мыслями. Ее огромные глаза, зрачки, такие темные, почти сливающиеся с радужной оболочкой… Серебристо-серые озера.

— Я голодна, — ровным голосом объявила Катла.

— О, и я тоже, — подхватила Йенна, беря подругу под руку.

Катла освободилась из ее захвата:

— Останься здесь, Йенна, я принесу тебе что-нибудь. Эрно, проводи меня к столу.

Йенна уставилась на них, не в силах вымолвить ни слова. Потом отвернулась, чтобы ответить на комплимент Арана по поводу ее платья.

Эрно молча предложил Катле руку, почувствовав ее пальцы. Девушка ногтями впилась ему в кожу, как сова в кролика. Катла вся дрожала, сквозь подушечки пальцев чувствовался пульс — быстрый и настойчивый. Эрно удалось каким-то образом заставить себя идти вперед, прочь от семьи, к столикам с едой. Катла словно плыла рядом, шурша своим красным платьем по полу. Весь ее вес сконцентрировался в электрическом соприкосновении их рук.

За десяток шагов до стола она убрала руку и повернулась к юноше лицом:

— Эрно, мне нужна твоя помощь.

— Только скажи! Все, что угодно!

— Я хочу убраться отсюда. Сегодня. Сейчас. Прежде, чем меня сосватают.

Эрно быстро огляделся, но Йенна и Арансоны были заняты разговором. Никто вроде бы не замечал, как внезапно его сердце наполнилось надеждой, как запылало все тело.

Он поймал Катлу за локоть и быстро потащил сквозь толпу к выходу. Молодые люди задержались, уступая дорогу высокой женщине, настолько плотно закутанной в длинное платье и шелковую шаль, что они только мельком разглядели бледное лицо и блеск зеленых глаз, когда она прошмыгнула мимо.

Наконец молодые люди выбрались из огромного павильона на темнеющую улицу.

— Сюда.

Теперь уже Катла потащила его вперед, аккуратно огибая веревки, поддерживающие павильон, по направлению к эйранской территории.

Несколько минут девушка и Эрно шли тихо, не касаясь друг друга, пока гул голосов не затих вдали. Над головой плыла луна. Ее серебряный светлился налицо Катлы.

— Я все упаковала, — выдохнула она. Девушка знала, что просит слишком многого, и единственное, что пришло ей в голову, — обрушить на него все новости разом. — Эрно, ты поможешь мне сбежать? Я собиралась взять одну из лодок, но одна не смогу с ней справиться. Ты поедешь со мной, пренебрегая решением моей семьи?

— Да.

Эрно ничего не добавил, от него требовалось только одно слово.

— Может начаться кровная вражда, ты знаешь.

— Да.

— Мы никогда не вернемся.

— Да. Куда мы поедем?

Катла опустила голову.

— Об этом я еще как-то не думала, — призналась она. — Я только планировала плыть вдоль побережья.

Эрно молча кивнул. Двое беглецов, спасающихся от эйранского правосудия: отец юноши наверняка объявит его изгоем, а личные вещи, если таковые найдутся, отберут. Как, впрочем, и жизнь.

Эрно рассмеялся.

Катла уставилась на него. Как он может смеяться? Эрно выглядел наполовину сумасшедшим, но это его и красило: кожа, такая темная, и волосы, такие светлые, почти белые в свете луны, острые зубы сверкают, как волчьи клыки…

И тогда девушка тоже засмеялась. Нелепая ситуация: она в платье красного от раздавленных вшей цвета, ее волосы острижены и вымазаны в черное, жизнь в опасности, и теперь она вот-вот поцелует человека, которого знала всю жизнь и никогда не замечала — мужчину, который желает рискнуть собственной жизнью ради нее… Вот-вот поцелует…

Первым сдвинулся с места Эрно. Он обнял Катлу за плечи, наклонил ее голову назад и прижался губами ко рту. В первое мгновение девушка чувствовала только пульсацию крови, отдалась ей, как будто в этой ночи не существовало больше ничего, кроме их губ, и весь мир летел вдоль извивающейся нити, вниз и вниз…

И вдруг она ощутила тошноту. В воздухе чувствовался неприятный сладковатый запах.

Что-то горело. Что-то жгло ее, обжигало обнаженную кожу над низким вырезом платья.

— Нет!

Она оттолкнула Эрно. Кусок его рубахи как раз посередине груди дымился, превращая бледный цвет полотна в грязно-оранжевый. Струйки дыма вырывались из-за ворота — вначале тонкие, затем все более густые. Изумленный Эрно посмотрел вниз, расстегнул ворот и заглянул туда.

Обнаружив, что именно горит, он быстро шагнул прочь от Катлы, отворачиваясь, будто закрываясь от нее. Амулет, который ему подарила кочевница, сиял темным пурпуром, будто собирался внезапно вспыхнуть и спалить их обоих дотла. Магия!

Проклятие, вот почему она поцеловала его…

Эрно схватил нитку и вытащил амулет. Как только прервался его контакт с кожей рядом с сердцем, неестественный огонь угас. Большая часть волос сгорела, от неловкого движения остальные рассыпались и полетели на землю.

Катла опустила глаза. Потом нагнулась и подобрала остатки волос. Они потемнели от огня, но не стали неузнаваемыми. Понимание, почему Эрно носил прядь ее волос под рубашкой, почему та вдруг вспыхнула, жгло ее как огнем, заставляя мысли путаться.

— Магия, — прошептала она.

Амулет. Любовный амулет?

Обман…

Даже размышляя об этом, она чувствовала пустоту внутри, все эмоции куда-то улетели. Будто кожу туго натянули на ребра, как шкуру на барабан. Когда через несколько секунд Катла снова посмотрела на Эрно, ничто уже не взволновало ее в юноше, осталось только жуткое разочарование.

Эрно прятал глаза. Он уставился в землю, будто нашел там нечто поразительное. Косички с памятными тряпицами и ракушками свесились, скрыв мрачное лицо.

Катла выбросила остатки магического очарования из головы, заставила себя думать ясно. Это ничего не меняет, решила девушка. Будет ли Эрно помогать ей, не надеясь на взаимность без амулета, — его дело.

Она грустно улыбнулась:

— Если ты идешь, нам лучше поторопиться, пока меня не хватились.

Он замешкался, будто пытаясь придумать, что сказать, чтобы исправить ситуацию. Потом просто кивнул и направился к палатке клана Камнепада.


— Две тысячи кантари, Фортран. Большего я не прошу.

Фортран Дистра с любопытством воззрился на приятеля:

— С чего это тебе понадобились две тысячи кантари посреди ночи?

Потом его осенило. Он ухмыльнулся и ущипнул Танто за руку:

— Женщина, не правда ли?

Танто напряженно улыбнулся:

— Можно и так сказать.

Однако Фортран покачал головой.

— Потерял все на скачках, — дружелюбно поделился он. — Совершенно не ожидал, что выиграет твой брат-дохляк. Поставил все на Сыновний Долг.

Танто опустил голову.

— Не обращай внимания, — подбодрил Фортран. — Завтра ты поймешь, что я сэкономил тебе целое состояние. Ни одна женщина не стоит двух тысяч за одну ночь. — Он рассмеялся. — Выпей вина и не морочь себе голову.

Фортран был последней надеждой для Танто. Ни один из его так называемых друзей не мог — или не хотел! — одолжить ему денег.

Он проглотил одним махом теплое йетранское вино из кубка, предложенного Фортраном. Потом спросил:

— Ты видел лорда Тайхо Ишиана?

Фортран поднял бровь.

— Я бы не стал с ним сейчас связываться, — ответил он. — Недавно пролетел мимо меня черный как туча.

— Его дочь была с ним?

— Селен? А в чем все-таки дело, Танто?

— Была или нет, я спрашиваю?

— Нет. Кажется, ее вообще нет здесь. Что ты…

Но Танто уже отвернулся и пробивал себе путь сквозь толпу.


С Бете было совершенно невозможно справиться. Виралаю удалось запереть кошку в фургончике, где после нескольких панических рывков вправо-влево она шмыгнула под скамейку. Ученик мага и сейчас видел ее там. Зеленые глаза зло сверкали в полутьме.

Виралай задумчиво слизнул кровяные потеки с руки. Кровь оказалась острой и соленой на вкус: разодранная когтями кожа царапнула по языку. Вот и все успокаивающее действие заклинания, которое он применил к твари.

Первая мысль после пробуждения — бежать за Розой Эльды — в действительности довела его до самой границы территории кочевников, прежде чем ученик мага осознал бесполезность затеи. В вечерних сумерках сновали толпы людей: они закрывали лавки, выносили товары, вели под уздцы лошадей. Виралай забрался на крышу какого-то павильона и искал серебряный блеск ее волос среди сотен голов минут десять, пока не вспомнил, что темная зеленая шаль исчезла, а его взгляд уже, наверное, тысячу раз скользил по замаскированной Розе Эльды, не признавая ее. Проклятие. Придется использовать кошку, чтобы заманить женщину обратно.

Именно поэтому теперь он совершенно недостойно стоял на четвереньках, выставив вверх задницу, засунув голову под скамейку, пытаясь вытащить гнусную зверюгу наружу исполосованными в лохмотья руками. Лакомые кусочки пищи и лесть не помогли. Оставалась только грубая сила.

Виралай лег на живот и начал заползать под лавку. Кошка, однако, намеревалась сохранить безопасную дистанцию, и потому забилась в самый дальний угол. В темноте жемчужно блеснули клыки, животное зашипело. В последний раз, когда такое случалось, кошка атаковала — и не из естественной дикости или от страха, но с тщательным расчетом на максимальное повреждение цели. Его неприкрытое лицо показалось вдруг чрезвычайно уязвимым.

Медленно Виралай отполз назад. На двери висел старый плащ. Он снял его, обернул руки и снова занялся кошкой. Плащ был из плотной дерюги, но когда ему удалось схватить животное, ее клыки — или когти — впились, как горячие иглы, в нежную кожу между большим и указательным пальцами левой руки. Ученик мага взвыл от боли и гнева. Его правая рука непроизвольно поднялась, нашла голову кошки и сомкнулась (ага, значит, все-таки когти) на шее. Сквозь ткань плаща он взял тварь за шкирку.

Кошка разжала лапы, не сумев преодолеть инстинкт, пришедший из детства, хотя разумная ее часть понимала, что крепко держащее ее за шкирку существо вовсе не мать. Если та вообще когда-нибудь существовала.

Виралай отпрянул назад, встал на колени, держа Бете в вытянутой руке. Она висела без сопротивления, готовая к новой атаке, как только человек ослабит захват.

Наконец получив возможность сконцентрировать на животном свое умение без помех, он уставился прямо ей в глаза и пробормотал заклинание. Против воли кошка расслабилась. Виралай сел на краешек кровати, сильно нажал на ее челюсти с обеих сторон и заставил открыть рот. На зубах он увидел кровь. Его кровь.

Внезапное чувство ударило ему в голову. Странное чувство, похожее на гнев. Странное и непривычное: он никогда не испытывал ничего подобного в своей жизни. Даже когда он давал отраву Мастеру, Виралай не ощущал ненависти, только холодную решимость, открывавшую путь к свободе — с Розой Эльды и остатками магии в придачу. Горячий гнев угасал.

— Ну, Бете, дай-ка мне заклинание для возвращения потерянного, и я тебя выпущу. Слышишь?

В ответ глаза кошки полыхнули ненавистью. Может быть, тело ей и не подчинялось, но она все еще знала своего врага. Виралай прижался ртом к ее шелковистой морде, почувствовал теплый воздух от ее дыхания на своих губах.

Послышался приглушенный свистящий звук, потом он увидел (нет — скорее ощутил) яркий свет в голове. Огни колыхались и распадались, потом собрались вместе.

Ученик мага увидел, как Роза Эльды входит в огромный павильон с тысячами свечей и огромным количеством людей.

Собрание…

Виралай смотрел, как она, почитая себя в безопасности под темной шалью, крутит головой по сторонам. Зеленые глаза разглядывали каждого из присутствовавших, взгляд женщины скользил по бархату и шелку, безделушкам и драгоценностям. Все пили вино и оживленно болтали. Внезапно Роза Эльды повернулась, и зрачки ее расширились. Потом женщина увернулась от пристального взгляда ученика мага и исчезла в толпе.

— Что, во имя огня, ты делаешь с животным?

Виралай вскинул голову. Кошка, почувствовав ослабление удерживающего заклинания, извернулась и вырвалась из рук продавца карт, брызнула вверх по стене фургончика, как кукла, подвешенная на веревке. Потом юркнула в пространство между керамической плитой и сундуком с вещами и спрыгнула на землю.

Лорд Ишиан загородил своей персоной дверной проем. Виралай медленно поднялся, вытирая ладони о штаны. Мелкие клочки черной шерсти полетели на пол. Лорд, заметил он, подозрительно размахивал руками, будто отгоняя неприятный запах. Заклинание оставило после себя легчайший аромат серы. Впрочем, может статься, кто-то просто испортил воздух.

— А-а, — протянул Виралай, пытаясь казаться невозмутимым. — Вы пришли за Розой Эльды, я полагаю?

— Где она?

— Она ожидает нас на Собрании, мой лорд.

Он увидел, как взгляд Тайхо Ишиана скользнул по царапинам на его бледных руках: истриец явно гадая, оставила их кошка или женщина.

— У вас с собой деньги? — спросил Виралай, чтобы отвлечь южанина.

— Нет. Еще нет. Но будут. Скоро.

— Тогда давайте ненадолго отложим наш обмен и осуществим его на Собрании.

Он пропустил лорда Ишиана вперед и последовал сразу за ним, резко задвинув засов, чтобы попридержать кошку. Пусть лорд утащит Розу Эльды. По его блеску глаз и цвету лица можно было предположить, что он не допустит вмешательства в свои планы на всю предстоящую ночь.


Со своей удобной позиции на возвышении король Вран Ашарсон наблюдал за суетящимися внизу людьми.

Он накачался по случаю таким количеством южного вина, до какого только смог дотянуться, но даже опьянение не притупило нервозность.

Король наблюдал за тем, как писец отчаянно пытается зафиксировать в книге гору подарков, собравшуюся у его ног. Цирцезианские ковры — в количестве, достаточном для всей огромной залы в Халбо и даже для того, чтобы выложить трехмильную дорогу к морю. Урны, вазы, кувшины, которые, очень даже возможно, разобьются при первом же шторме по пути домой. Горшки с приправами и мешочки с сухими травами с южных равнин и восточных холмов, означавшие, что этой зимой пища будет пахнуть чем-то иным, кроме соли и дыма. Рулоны шелка — стало быть, королева-мать получит множество нарядов, если только он сумеет убедить ее надеть что-нибудь, кроме мрачных серых одежд, которые она не снимает с самой смерти короля.

Чистый аквамарин будет ей к лицу, думал Вран: появятся голубые огоньки во все еще черных волосах. Ее уверенность может поколебать только цвет самого Сура — солнце на божественном море. Он подойдет и Рагне Фаллсен тоже, внезапно подумал король, поймав взгляд женщины с другого конца зала, где она танцевала со старшим сыном Эрола Вардсона, Свином. Свин по имени и по натуре, розовый и пухлый, как настоящий поросенок, мальчишка. Лорд знал, чего добивалась Рагна, поощряя ухаживания увальня. Едва ли в любовнике, разрываемом сомнениями, вспыхнет хоть минутная ревность при виде ее в объятиях нелепого толстяка. По правде сказать, король уже начал уставать от Рагны, несмотря на всю ее красоту и сообразительность. Она, как Вран недавно обнаружил, была чрезвычайно щепетильна и в последнее время постоянно жаловалась, когда он залезал в постель не помывшись или под хмельком. Невыносимое качество, потому что и одно, и другое случалось довольно часто…

Король перевел взгляд на группу южанок, мирно сидевших в противоположном конце павильона у помоста для музыкантов, там, где они провели весь вечер со слугами у ног и мужчинами за спинами. Он наблюдал, как грациозно женщины брали печенье и потягивали вино: белые руки и темные губы, больше ничего не видно. Вран возбудился в первый раз за день. Тихие, полные достоинства здесь, и настоящие фурии в спальне, как он слышал.

Ашарсон вспомнил рассказ одного из своих гребцов (услышанный тем, в свою очередь, от друга его друга, капитана-наемника, защищавшего от морских пиратов истринский берег) о том, как одна имперская шлюха обслужила всю команду большого корабля — полных тридцать человек, и среди них ни одного салаги, — не более чем за час и все же сумела доставить каждому такое острое удовольствие своими прохладными пальцами и горячим ртом, что, когда настала его очередь, навигатор визжал от восторга, а потом потерял сознание на целых три дня.

Вран слышал похожие истории о Потерянных женщинах. На самом деле он даже собирался навестить их под видом Феникса после боя на мечах. Если бы не проклятая рана от расколовшегося истрийского кинжала… Как не стыдно, попенял король сам себе, наполняя кубок вином. Кочевники слыли творческими натурами с богатым воображением, даже если вспомнить о том, как несколько лет назад южане объявили, что сожгли последних магов. Секс с колдуньей! Вот это действительно здорово.

Однако все они во имя Богини теперь превратились в пепел и обгорелые кости — целые племена, целые караваны погребены пол солеными курганами, а их головы склевали стервятники дальнего юга…

Неудивительно, что кочевники уступили земли в пустыне лорду Кантары, думал Вран, вспоминая скучный курс истории Империи, который ему преподали Штормовой Путь и Южный Глаз перед этой Ярмаркой. Там, должно быть, полно душ умерших, всяких призраков и живых трупов. Любой эйранец знал, что, если отсоединить голову от тела, дух никогда не обретет покоя. И сжигание тоже не лучший способ, надо спрятать тело поглубже, в землю или море…

Он содрогнулся, несмотря на близость рассвета, тысячу горящих свечей и огромное количество народа. Мысли за последние полчаса метались как ошалелые. Это было непохоже на него — размышлять о таких вещах. Подобное заставляло короля чувствовать себя неуютно.

Рука Врана на мгновение коснулась цепочки на шее — амулета, удобно устроившегося на его волосатой груди. Якорь Сура из серебра, дающий спасительную гавань для душ, плывущих по океану жизни.

— Вы неважно выглядите, господин. Вам что-нибудь принести? Может, бокал вина?

Южный Глаз появился у королевского локтя, его старое уродливое лицо выражало искреннее беспокойство. Вран рассмеялся:

— Я и так уже выпил достаточно, чтобы потопить целый корабль. Приведи-ка девчонок, Южный Глаз. Может статься, они развеселят меня.

— Ах… нуда, да, господин. Девчонки! В них все дело. Запомните, о чем мы говорили.

— Давай, давай, веди…

Девиц было всего десять, как уже знал Ашарсон: само по себе знаменательное число, точно команда корабля самого Сура, состоявшая из избранных, доставлявших души умерших во имя морского бога к Берегу Мира. Десятеро для бога, так их называли. Десятеро для короля — тоже звучит неплохо. Наверное, ему следует взять всех сразу. Ведь существовал же в их истории старый король Черный, у которого было целых пятнадцать жен. Десять даже поскромнее будет.

Южный Глаз отошел посоветоваться с Яйцом Форстсоном, который только молча кивнул, потом запетлял между кучками народа в поисках ярла Штормового Пути. Тот, как оказалось, развлекал страшными сказками или еще какими-то историями кучку эйранских девушек в шикарных нарядах и странных головных уборах.

Вран заметил, как дочь Брана, Брета, покраснела и спрятала лицо в ладонях. Глупая женщина. Неужели она не догадывалась, что предложение ее в качестве невесты всего лишь формальность? Яйцо прошептал что-то на ухо племяннице и передал ее руку Брете. Обе девушки потрясенно переглянулись, потом принялись хихикать.

Ярл Шепси теперь уже пробирался к группе высоких мужчин, болтавших с девушкой в серебряном тюрбане и зеленом платье с низким вырезом. Когда Яйцо добрался до них и что-то сказал, все повернулись и посмотрели на короля. Вран сузил глаза, когда понял, что один из высоких мужчин — Аран Арансон, напыщенный медведь, нагрубивший ему давеча. Он с удовольствием заметил, как старик отвернулся, вроде бы слегка смущенный, и начал вглядываться в толпу, будто потерял кого-то. Расплывшегося мужчину с бородой рядом с ним Вран опознал как королевского корабела, Финна Ларсона. Значит, толстушка в зеленом, должно быть, его дочь, о которой ему говорили.

Король вздохнул и отвернулся.

В дальнем углу помещения закутанные до глаз женщины начали подниматься со скамеек, слуги засуетились перед ними. Король наблюдал, как они буквально плывут по направлению к нему, совершенно не как обычные люди. Он внезапно припомнил старинную присказку по поводу лебедей: на поверхности видна только их грация, а под водой в это время происходит настоящая работа. Наверное, то же самое относится и к Лебеди Йетры. Может быть, ему удастся узнать это позже…

Первой, однако, представили дочь лорда Прионана. Вран пропустил мимо ушей дежурную лесть и похвалы по адресу перезревшей девицы, потому что лорд уже пытался купить его расположение этим вечером при помощи группы закованных мальчишек-рабов, настолько нарядно одетых, что Ашарсон посчитал их за труппу акробатов, пока южанин не прояснил ситуацию. Король не смог скрыть своего отвращения. На северных островах не существует рабства, объяснил он лорду. Эйранцы давно поняли, что люди работают гораздо продуктивнее, если к ним по-человечески относиться и платить за труд, а не принуждать к выполнению непонятных им задач под страхом смерти. В ответ лорд Прионан скрипнул зубами, покачал пальцем перед носом Врана и сказал нечто неразборчивое на своем певучем языке. Теперь Вран нетерпеливо отмахнулся от него. Пусть он и предлагает прекрасно расположенные и защищенные прибрежные земли, но породниться с таким человеком…

Следом появился ярл Несса со своей дочерью Лиан в кильватере. Ярл, высокий, худой как палка человек лет пятидесяти, передал свою фигуру дочке по наследству. Ни капли мяса на костях, раздраженно подумал Вран. Он представил, как ее бедра будут скрипеть под ним, и мысленно отказался от форта у Акульего пролива. Крепость могла бы стать стратегически важным объектом, но Вран знал из своих источников, что сейчас она лежит в руинах, а в Акульем проливе хозяйничают пираты и всяческие изгои.

Король улыбнулся:

— Благодарю тебя за достойное предложение, лорд Несс. Я обдумаю его позже. — Он посмотрел на Лиан, которая достаточно низко присела в реверансе, чтобы открыть полное отсутствие округлостей тела его тренированному глазу.

Вран вздохнул.

Дочь ярла Стена, Элла, напротив, обладала недюжинными прелестями, хотя и оказалась настоящей дурнушкой: лицо было так густо усыпано веснушками, что показалось, будто девушка вымазалась в грязи. И все же она по крайней мере выглядела полной желания. Придворные красавицы очень часто принимали знаки внимания как нечто само собой разумеющееся, а дурнушки больше стараются доставить удовольствие.

— У тебя милая девочка, Стен, — проговорил Вран так весело, как только смог.

Ярл, один из самых близких друзей его отца, ветеран, участвовавший в сотне кровавых схваток, улыбнулся в ответ беззубым ртом. После сильного удара по голове, решил Вран, навряд ли у него осталось хоть сколько-нибудь мозгов.

Прибытие герцога Церы произвело некоторое замешательство. Вран наблюдал, как толпа в страхе расступалась перед ним, пока не стала понятна причина суматохи. Два зверя с огромными лапами, заканчивающимися длинными, как кинжалы, когтями, и шерстью мягкого верескового оттенка, который уступал место глубокому цвету штормового моря там, где играли мощные мускулы. Пурпурные пятна выделялись по всему телу животных. Огромные золотые глаза напоминали о снежных совах, которые водятся на крайнем севере. На шеях зверей поблескивали ошейники из чистого серебра с необычными голубыми камнями.

— Горные леопарды, господин, — гордо объявил герцог. — Из самих Золотых гор. Это единственная пара, выжившая в неволе на всей Эльде. Я поймал их котятами и сам вырастил. Они будут есть из ваших рук и бегать за добычей быстрее, чем любая гончая. Представьте себе охоту с ними в северных лесах! Ничто не устоит перед их изящной стремительностью и мощными челюстями.

Вран уже четко видел перед собой нарисованную лордом картину, слышал звук охотничьего рога, дробь лошадиных копыт, приглушенную снегом. Он узрел себя, скачущего впереди всех с этими славными зверями на длинных поводках, преследующего оленя, которого они упустили прошлой зимой. Соблазнительное зрелище, однако король все же понял, что не обладает достаточным количеством тщеславия, чтобы две дикие кошки смогли поколебать уже принятое решение. К тому же их транспортировка на Эйру на корабле наверняка будет стоить жизни всем членам команды, если не самим кошкам.

Ашарсон рассыпался перед герцогом в благодарностях, потом изящно отклонил предложение. Дворец в Халбо — не место для таких диких животных, объявил он: это все равно что запереть орла в клетку. Герцог Церы пожал плечами. На самом деле в его коллекции было несколько орлов, поэтому он совершенно не понял, что имел в виду король варваров.

Втайне, однако, южанин обрадовался, что сделка не состоялась. Именно Совет заставил его предложить дорогую Карамон варвару, не принимая во внимание заявления о святотатстве. По крайней мере, рассуждал он, если северянин примет ее, девушку защитят лучшие экземпляры священных животных Богини, которые он только сможет найти.

Лорд Сестран предложил драгоценности и кувшины с вином, а также долю в прибыльной торговле специями, но его дочь стояла рядом — почти вполовину ниже Врана, и с талией, по размеру приближающейся к ее росту. Даже сабатка не могла скрыть ее фигуру.

Затем вперед выступили два пожилых лорда Империи в темно-красных плащах, с одинаковыми скошенными подбородками, косматыми седыми бровями и цепочками тонкой работы: лорды Дистра, главы истрийского Совета. За ними стояла изящная женщина в темно-синем шелковом платье.

— Лорд Эйры, — начал один.

— Мы приветствуем тебя, — продолжил другой.

— Наши условия — сама щедрость.

Первый лорд вытащил свиток, который оба и продолжили читать по очереди настолько одинаковыми голосами, что, закрой Вран глаза, он бы принял их за одного человека. Король слушал вполуха: он уже знал, что эти люди предлагали именно то, в чем нуждался Север, — проход через Цирцеанский пролив по Золотой реке, проход для барж с зерном и железом и деревом, с тем, чего стало не хватать на островах. Но вот они подошли к самой интересной части.

— Мы имеем честь представить… — объявил первый.

— …прославленную красавицу Империи, — продолжил второй.

— Лебедь Йетры!

Вран подался вперед, поставил локти на колени и оперся подбородком о ладони, уставившись на укутанную в синее фигуру, которую старики вывели вперед. Проклятые мешковатые одежды, думал король. Вот единственная девушка, которую стоит пристально разглядеть, а он не может увидеть ничего, кроме скромного маленького ротика и милых ручек.

Как, во имя Эльды, они могли назвать ее прославленной красавицей, когда никто не удостаивался чести оценить ее прелести, Вран отказывался понимать. Но губы были изящной формы и без тех четких обращенных вниз линий, которые, по его мнению, означали дурной характер и озлобленность. У Рагны Фаллсен они все больше проявлялись с каждым днем.

— Уважаемые господа! Это замечательное предложение, и я, с вашего позволения, обдумаю его.

Пожилые южане кивнули, улыбнулись и поклонились. Потом кивнули, улыбнулись, поклонились еще раз и исчезли в толпе со своей бесценной собственностью, прославленной Лебедью.

И вот он уже должен вежливо обнимать изменника-кузена, Эрола Вардсона. Последний избегал королевского взгляда, однако девушка совершенно бестрепетно пронзала глазами Врана — темно-фиолетовыми, между прочим, глазами, обрамленными длинными светлыми ресницами. Необычное сочетание на бледном красивом лице. Девушка с некоторым вызовом вздернула подбородок, когда король оглядел ее.

Штучка с характером, подумал Вран. Девушка зла на своего опекуна за то, что он выставляет ее на всеобщее обозрение, и не боится выразить свои чувства.

Эрол хорошо играл свою роль, заметил Ашарсон, пригнав девушку на Собрание и представляя ее таким образом. Но все равно, дело слишком рисковое, несмотря на унаследованную Эролом власть и влияние. Как только девчонка родит мальчика, они найдут способ избавиться от Ашарсона и посадят на трон младенца — с Эролом, его опекуном, в качестве реального короля. Штормовой Путь особенно настаивал на необходимости избегать подобного исхода всеми силами.

Брета Брансен знала заранее, что Вран не собирается жениться на ней. Она любила его лет с семи — даже после того, как он спихнул ее в лошадиное дерьмо, чтобы посмотреть, утонет девочка или нет. «Твоя мать была колдуньей», — жестоко дразнил ее будущий король. «Если бы моя мать действительно обладала магическими силами, — думала она тогда, — то обязательно родила бы меня подобной себе: бледной, темноволосой и гибкой, да и, наверное, подальше отсюда». И теперь, когда Вран улыбнулся ей и сделал комплимент по поводу платья, Брета криво усмехнулась, тут же уступив место своей более красивой кузине.

— Господин, имею честь представить вам мою внучатую племянницу, Филию Янсен, семнадцатилетнюю красавицу, искусную рукодельницу. Она вышила ковер для вашей королевской залы в качестве признания в бесконечном уважении к вашему величеству.

Форстсон подтолкнул девушку вперед. Застенчиво, постоянно косясь на короля бледно-зелеными глазами цвета крыжовника, девушка развернула ковер.

На любой вкус это была отличная вышивка. Филия явно потратила на работу немало времени: хитросплетение фигур и искусно подобранная расцветка. Однако изображенная сцена была из тех, которые Вран всегда ненавидел. — Черные горы.

Трагическая сказка о королеве Фире и ее возлюбленном короле Фенте, взятом в плен троллями. Каждый год они требовали выкуп — пшеница и ячмень, коровы и овцы, киты и лосось, — и каждый год не сдерживали обещание освободить короля, пока пятнадцать лет спустя королевство не посетил голод и выкупа не собрали. И королева сама пошла к Черным горам вымаливать жизнь короля. Тролли вышли к ней навстречу — высокие, как корабельные мачты, толстые, как паруса, каждый зуб с пирамиду, — и рассмеялись женщине в лицо. «Мы съели короля пятнадцать лет назад. Поджарили его с медом и теперь играем в шашки его костями. Так что, если выкупа больше нет, придется придумать что-нибудь еще».

А потом они поджарили и съели несчастную королеву Фиру. Мораль этой сказки, как радостно объяснял сидевшему на коленях юному Врану ярл Шепси, заключалась в том, что лучше быть прагматиком и действовать по обстоятельствам, а не ждать выполнения пустых обещаний. Вран всегда считал историю глупой. Если бы тролли забрали его отца, он бы привел к горам вооруженную армию и срыл их до основания.

Король устало махнул Яйцу с его внучатой племянницей, отпуская обоих. Теперь ему стало скучно. Горные леопарды отвлекли его на мгновение, но вот уже на выбор остались только имперская Лебедь и дочка корабела.

Ашарсон кивнул Финну Ларсону. И тотчас Йенне показалось, что она непременно упадет в обморок.

— Господин. — Финн отвесил настолько низкий поклон, насколько позволял необъятный живот. — Я отдаю вам единственную дочь, Йенну, чьи прелести — все, что мы можем предложить вам. — И громоздкий коротышка имел наглость подмигнуть своему королю.

Вран, испытывая смесь раздражения с удовольствием, посмотрел на последнюю девицу. Он знал преимущества данного союза — бесценный новый флот, с которым можно покорить Воронов Путь в любой шторм, известные политические выгоды, — но девушка весьма его удивила. Крупная, но хорошо сложенная, как один из кораблей ее отца, лицо сияет от жары и вина (по крайней мере она не отказывает себе в выпивке).

Йенна выступила вперед. Она репетировала этот момент несколько месяцев — как присядет в реверансе, низко, чтобы предоставить королю возможность оценить ее грудь, потом взглянет на него из-под ресниц, одновременно соблазнительно распутает тюрбан и выпустит на свободу волну волос — изюминку своей внешности, которая обязательно завоюет его сердце…

Теперь темные глаза короля смотрели прямо на Йенну (о, эти тяжелые, чувственные веки!), превращая ее в слабую дурочку, так что даже распутывание простого узла, который она завязала на счастье, стало проблематичным. Однако девушка все же справилась, и материя соскользнула с головы.

Толпа ахнула.

Волна за волной блестящие волосы излились из-под складок шелка, на глазах видоизменяясь под действием зелья кочевницы. «Если ты действительно хочешь, чтобы он тебя заметил, — говорила Фезак Певчая Звезда, — то подожди, пока он взглянет на тебя, и тогда завладеешь его вниманием полностью».

«Я хочу, чтобы они выглядели, как поле пшеницы», — ответила Йенна, представляя каскад золотого, переливающегося, рассыпчатого водопада.

Теперь пожелание сбылось — но в совершенно кошмарном смысле.

Если бы Йенна упомянула о созревшей пшенице, то хотя бы цвет улучшился, но девушка не продавала особого значения словесному определению своего желания. Ее волосы стали зелеными, как любой недозревший злак. Однако и это было еще не самым страшным.

На пол дождем посыпались полевые мыши, пчелы, земляные черви и жирная земля. Стоявшие поблизости люди стали белеть, зажимать руками рты, падать в обморок. Из спутанных волос вырвался жаворонок и с паническим свистом заметался среди столбов-мачт.

Король было засмеялся, но потом, глядя, как девушка визжит в истерике и колотит кулаками себя по голове, понял, что это не шутка, придуманная для его удовольствия.

И тогда из толпы выступила высокая женщина. Она носила длинную светлую рубашку, ее голову покрывала темно-зеленая шаль. Кожа, открывшаяся, когда незнакомка протянула руки к девушке, оказалась молочно-белой, пальцы — длинными и изящными, а ногти — розово-перламутровыми.

Женщина дотронулась до головы дочери корабела, и иллюзия — если то была иллюзия — тотчас рассеялась. Йенна упала на руки отца, длинные волосы, снова превратившись в золотые, скрыли ее позор. От всякой дряни, покрывавшей голову несчастной, не осталось и следа.

Значит, все-таки шутка.

Король откинулся на скамейку, раздраженный обманом, показной истеричностью представления. Практичный человек, вроде Финна Ларсона, мог бы додуматься и до чего-нибудь получше.

Ашарсон взмахом руки отпустил высокую женщину, но та не ушла. Вместо этого она шагнула к королю. Рука незнакомки дотронулась до его раны на лице.

— Вы ранены, — расслышал он.

Голос женщины доносился как будто издалека.

Темная шаль упала с ее головы. Вран впился взглядом в лицо женщины. Безупречный овал и пара зеленых глаз цвета моря.

Прохладные пальцы коснулись его кожи.

Вран почувствовал, как остановилось сердце.

Где-то высоко под крышей павильона запел жаворонок.