"Скитания ворона" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)

Глава 4 КАМАМБЕР ИЗ КАМБРЕМЕРА

(1983)

– Агентов надо готовить своих, а не брать за задницу контингент из проколовшихся. Кадры должны работать за идею, из патриотических чувств, надо брать на ответственные задания только профессионалов. Я очень сомневаюсь, что Баренцев годится для выполнения серьезного дела, которое вы на него возлагаете. Он далеко еще не представляет всю меру своей причастности к нашей работе. Лучше оставить его в глубоком резерве. У меня по его поводу очень большие сомнения. Опыта-то никакого нет, а здесь специальная подготовка нужна. Но, конечно, не мне решать. Я только высказываю свои соображения.

Рашид Закирович, развалившись в кресле, отодвинутом от камина подальше, потягивал брусничный морс из большого хрустального стакана. Голые, волосатые, со скрюченными артритом пальцами ноги он любовно пристроил на мягкой танкетке. Распаренное тело, замотанное в простыню, выдавало в нем человека, искушаемого обжорством и возлияниями, и уж точно не работника серпа и молота.

– Да, брось ты, Костя, дурь нести про гребаный патриотизм, и так с УОТом погорели на все сто, вон сколько наших из Франции выслали, да и тут головы все полетели, ты-то чудом остался и только благодаря тому, что Сам тебя из списка вычеркнул. Попугал, попугал и после вычеркнул. Преданность вечную твою купил. А вот пиво после бани – последнее дело. Баня – штука специально предназначенная, чтобы от всякой гадости организм очистился, а ты его опять травишь. Пей лучше морс, все равно с завтрашнего дня опять придется расслабляться каждую ночь, с такого напряга и окочуриться не долго. А про Баренцева и не заикайся, даже я не в курсе, почему на него все валят. Да и, помнишь, всего-то по его первым отчетам было только две ликвидации. Симонова, та шлюха-связная, что по ночам болтает по-русски, да псих из торгпредства Франции. Он, сука, и виду-то не подал, что против работы. Как это наши девчонки неаккуратно его повели, да и вряд ли толк бы был, убогий он какой-то, интеллигент хренов. Хорошо, что вовремя раскусили, а то бы проблем нахавали по уши. Будем исправлять ситуацию, усилим над Нилом контроль, чтобы комар без разрешения не чирикнул. Да ты, видно, соскучился по Нилушке. Вот и займешься специальной подготовкой, с твоим опытом это раз плюнуть. Есть распоряжение отправить тебя оперу послушать, ты у нас самый большой театрал оказался. Да не просто послушать, а в компании аппетитной певички прямо в Париж. Эх, был бы я помоложе, сам бы не отказался, а сейчас не каждая шлюшка завести может. И все от нервов, скорее бы в отставку, да внукам надо деньжат подкопить.

– Какой певички, Рашид Закирович? – поинтересовался Асуров, упорно поглощая чешское пиво, закусывая прозрачной семгой, разложенной на фарфоровой кузнецовской тарелочке.

– Какой-какой, ну, Баренцевой, конечно, надо организовать нежную встречу матери с сыном. А ты уж расстарайся, чтобы посодействовать, да и мамочку вниманием не обидь.

– Да она же молью уже поедена, как говорят в таких случаях, я столько не выпью. Может устной обработки хватит, боюсь, я могу спасовать, организму не прикажешь.

Уже высохшая лысина вновь покрылась капельками нервного пота. Асуров говорил как можно непринужденнее, но от Мамедова невозможно было утаить и самого сокровенного, а не то что холодный пот, предательски окативший плешь. Генерал расхохотался недобрым смехом.

– Да ты не наговаривай на себя напраслину. Твои подвиги матушка Екатерина орденом бы отметила. Уж в этом ты, братец, большой умелец. По прошлому разу и свою и мою успел, да так, что девки защиты у меня от тебя просили, забыл, что ли? Но народную артистку ты, конечно, не по полной программе откатывай, а то народ-то обидится. – Заливаясь икающим смехом на свой столь удачный каламбур, Рашид Закирович поднялся и опять направился в сауну.

«По третьему заходу пошел, а все слабаком прикидывается, татарская морда, – зло подумал Асуров и очень недобро проводил его глазами. – Сам-то только блондинок до двадцати, сисястых и розовых, как молочные поросята, признает, а я должен в геронтофилы записаться. Скорее всего, он и придумал этот планчик, да на руководство кивает, как принято. Ну, может, к званию продвинусь хоть немного, а то уже и так запаздываю».

Пиво вдруг показалось недостаточно холодным. Асуров подошел к холодильнику и достал из морозилки бутылку смирновской. Быстро открутив пробку, он отпил почти треть и, поставив на место, вернулся в кресло. Приглашали его не по чину в компанию генералов исключительно по причине энциклопедических знаний да гитары, на которой он сносно бренчал, распевая слезоточивые опусы, которыми он развлекал неискушенных вояк. Да и то, интересы их были не широкого диапазона.

А еще знал море свежих анекдотов и не лез, когда не спрашивали. Такой конферансье был им очень люб.

– Ангел босыми ножками пробежал по душе! Не баня, рай! Ну, что лысину повесил, давай рвани, что-нибудь задушевное. А то ты так задумался, что слышно, как мозги шевелятся. Давай мое любимое…

По тропинке, ведущей из глубины сада, спешил бодрый старикан.

– Добрый день, господа, с приездом! Вас ждут, надеюсь, дорога не доставила вам огорчений.

– Спасибо, Жак, мы отлично добрались. Как здоровье мадам?

– Все здоровы, доктор, правда, полковник иногда жалуется на ногу, а у мадам обычные мигрени, но в целом все как всегда.

Нил понял, что Базиль в этом доме свой человек, и это показалось ему странным, Сесиль не говорила об этом прежде.

Рыжая, вся в веснушках, очень худощавая женщина встретила Нила и доктора Вальме на пороге. Голос у нее был низкий. Одежда – более чем экзотическая: буддийский балахон неопределенного цвета, на голове тонкий шелковый платок, повязанный туго и закрывающий лоб, на ногах сандалии, украшенные разноцветными камушками.

– Я просто в экстазе от вашего приезда, – почти пропела она, подавая руку доктору. – Как же можно так долго не навещать меня! Представьте мне гостя, я вся сгораю от нетерпения поболтать с ним.

– Доминик, это Нил, тот самый, супруг нашей Сесиль. Прошу не обижать и по возможности немного опекать, пока мсье не освоится.

– Об этом можно было и не предупреждать, а опекать я буду вас обоих и начну прямо сейчас. Прошу завтракать, стол накрыт в летней гостиной, там уже тепло, а утреннее солнце прелестно играет в витражах.

Сырное блюдо, составленное исключительно из местных сортов – камамбер, ливаро, пон-лэвек, паве-д-ож, – было выше всяких похвал, кофе, приправленный пряностями, немного удивил Нила и позабавил, а главное, пополнил коллекцию вкусов, которую он собирал со дня приезда.

– Александр Бажан, – представился господин, вошедший в гостиную через боковую дверь.

Он протянул Нилу руку для приветствия. Внешность супруга Доминик была достойна описания. Маленького роста, лысый, на кривых ногах, с кругленьким «пивным» пузом и выправкой кадрового военного, он комично смотрелся рядом с долговязой женой.

– Пожалуй, я присоединюсь к вашей трапезе, господа, правда это противоречит моему режиму, но ради таких почетных гостей можно позволить себе маленькое отступление. Я, знаете ли, встаю рано, по военной привычке, поэтому мы с Доминик никак не совпадаем на семейный завтрак. Какие новости, дорогой Вальме? Необычайно рад вас видеть. Надеюсь, вы погостите у нас подольше. У меня есть преинтереснейшая шахматная задача, я бился четыре дня, посмотрим, как вам удастся справиться с ней.

– О, дорогой друг, боюсь, что на задачу в этот раз не будет времени, мои пациенты решили заболеть все одновременно, и я обязан быть рядом. Да, кстати, я должен вас посмотреть, вы давненько не показывались мне. А как вы себя чувствуете? Могу я быть вам полезен, дорогая Доминик? – Вальме пристально посмотрел на нее.

– О да, дорогой доктор, только пользу я хочу получить прямо сегодня ночью. Это будет так романтично, так загадочно… Ну, вы понимаете о чем я говорю…

– Я понимаю, и меня увольте, после ваших сеансов я совсем не работник, а сейчас как раз пора отчетов, поэтому, дорогие мои, все без меня, – отозвался Бажан.

– Ничего, вот Нил, вы позволите вас так называть, составит нам компанию. Я все продумала, будет страшно интересно. Начнем ровно в полночь, сразу после ужина. Да, я приглашаю вас сегодня к нам на ужин. Жак изобразит что-то невероятное.

– Ну, если Жак сегодня в ударе, то не сомневаюсь, что ужин нас приятно удивит. Его кулинарные способности я вспоминаю даже в Париже. Мы непременно будем у вас, только сейчас нам пора осваивать владения.

Вальме встал из-за стола и, поклонившись, направился к выходу.

– Да, Сесиль просила, чтобы Жак помог вам освоиться с домом. Замок такой старый, что поначалу к нему трудно привыкнуть. Жак работает в саду. Я провожу вас и дам ему распоряжения.

Тяжелая дверь, обитая железом, отворилась без скрипа. Стало понятно, что за домом следят, а чистота и порядок вокруг только подтвердили это. Лишь тяжелый воздух выдавал долгое отсутствие хозяев.

Нилу с порога понравился дом. Пожалуй, именно в таком замке он мечтал жить, когда в детстве читал Уайльда и Андерсена.

– Скорее всего, здесь водятся привидения, – произнес Нил, и голос его эхом отозвался в громадной гостиной.

– А вы зря иронизируете, во Франции почти во всех старинных замках привидения – это нормальное явление. Главное, к ним надо уважительно относиться и не бояться, страх может иметь губительное воздействие на психическое здоровье человека, особенно, если он переходит в устойчивый и навязчивый психоз. Вот вы, например, испытываете постоянный страх по какому-либо поводу? Это может быть совсем незначительный страх, но последствия его оборачиваются депрессией.

Базиль уже нашел большое кожаное кресло и начал набивать трубку изысканным табаком.

– Нет, доктор, я не из трусливых, мой отец был военным, хоть он и мало времени уделял моему воспитанию, но кое-что все-таки успел в меня вложить. А уж с привидениями я точно смогу договориться, дипломатии меня научила бабушка.

Нил уже открывал вино, быстро обнаруженное в резном буфете, который занимал почти всю стену и возвышался причудливыми башенками чуть ли не до потолка.

– Хорошо, что у вас устойчивая психика, но что-то вас явно гнетет, раз вы склонны к алкоголю и побегам из дома в неизвестность. Это не является поводом для постановки тяжелого диагноза, но заставляет задуматься и начать искать первопричину. Может, ваше состояние и не так критично, как думает Сесиль. Да и алкоголизм у вас не в запущенной стадии. Перемена обстановки и новые контакты вас должны отвлечь и, возможно, появятся стимулы к работе и прочему. Но спонтанные побеги из дома меня беспокоят гораздо больше, чем пристрастие к спиртному. Мне необходимо разобраться в причинах, заставляющих вас внезапно прятаться, отсутствовать долго, не давая о себе знать близким, которые вам, как я понял, небезразличны. По моим наблюдениям, вы не склонны к сознательному желанию причинять боль и страдания. Конечно, если тут замешана женщина, то все меняется и многое объясняет.

– Да какая, к черту, женщина! Базиль, я просто пил с клошаром на барже и мне там было хорошо! Это мой друг и, поверьте, он много чище и умнее пресловутой парижской элиты. Вы, французы, извините, помешаны на бабах, а простая мужская дружба может дать человеку очень много, теперь, правда, даже в ней пытаются найти грязь. Чуть что, сразу покрасят в голубой цвет. Давайте выпьем, такого вина я еще не пробовал.

Базиль пригубил рубиновый напиток и, довольно улыбнувшись, повернулся к окну.

Постучавшись, вошел Жак.

– Прошу прощения, я должен идти, все двери я проверил, замки в порядке, водопровод я включил. Если я понадоблюсь, вы найдете меня на кухне, а вечером я буду у себя, мадам Бажан покажет мой домик.

Жак с его черной с проседью бородой в длинном фартуке с нагрудником очень походил на ленинградского дворника и этой похожестью вызвал у Нила чувство тоски, тоски про все и про всех и больше всего – про себя…

– Друзья мои, я удаляюсь, работа не позволяет мне насладиться вашим обществом, но я не сомневаюсь, что Доминик справится с обязанностями хозяйки. – Бажан с трудом поднялся, отягощенный обильным ужином и немалым количеством вина, и направился в кабинет. – Сегодня я уступлю тебе нашего молодого друга, Доминик, а завтра вечером позволь мне сразиться с Нилом на шахматном поле, надеюсь, вы умеете играть в шахматы?

– Немного, но постараюсь быть достойным противником. Благодарю за приглашение, непременно буду.

Нил пожал на прощание протянутую руку и столкнулся с пристальным взглядом, который, казалось, насквозь прошел через него. Настроение испортилось, так умел смотреть только Асуров, и мысли опять закрутились по спирали.

В библиотеке, куда их пригласила Доминик, было все приготовлено для сеанса, как выразился доктор. На овальном столе в маленьких подсвечниках стояли тонкие свечи, похожие на церковные, фарфоровые пиалушки были наполнены какими-то травами, а ароматные палочки, тлея, источали восточный волнующий аромат.

На стене, свободной от книжных шкафов, висели картины в тяжелом багете. Но и в полумраке Нил узнал Писсаро.

– О, да у вас ценнейшие работы, я на вашем месте завел бы охрану, а то вы провоцируете своей беспечностью воров и коллекционеров.

Нил с большим удовольствием любовался шедевром. Сразу припомнился Эрмитаж, исхоженный с детства и дорогой, как родной дом.

– О, благодарю за заботу, но у нас, вы, должно быть, не знаете, установлена сверхсекретная опытная сигнализация, и проникнуть к нам в дом без нашей воли фактически нереально. На пульте в полицейском управлении мгновенно будет сигнал, даже проникнув к нам, вор не сможет выйти, ограда вокруг сада имеет защиту. Мой супруг совершенно помешан на всяких современных методах сигнализации. Конечно, его работа обязывает к усиленным мерам в отношении защиты от проникновения, но он, на мой взгляд, переусердствовал в этом. А самое смешное, что собаки пробираются в сад, и ничего. Это его мало заботит, а подумать о моем ангеле он и не помышляет. Конечно, мой Пюк не смог бы защитить даже самого себя, не то что дом и нас при такой военной обороне, но эти бездомные псы так и норовят обидеть малыша.

Доминик подхватила премерзкого пекинеса, украшенного фиолетовым бантом, и сладострастно поцеловала.

– Я рада, что моя коллекция вам понравилась, приятно, когда узнают и умеют оценить, я сразу почувствовала в вас человека тонкого, разбирающегося в искусстве. Вот доктор совершенно равнодушен к прекрасному.

– Ну, что вы, Доминик, просто мы с вами редко говорили на эти темы, все больше о болезнях, их причинах и лечении, – отозвался доктор.

Он углубился в просмотр какого-то фолианта и как будто не прислушивался к беседе.

– После последнего сеанса меня почти не беспокоили головные боли, но сплю еще тревожно. Возможно, после сегодняшнего будет улучшение. Нил, надо только снять обувь и лечь на матрац. Выбирайте любой.

– Может быть, вы мне все-таки объясните, что все это значит, и к какому ритуалу вы меня готовите, надеюсь, что обрезание мне не грозит. – Нил нисколько не был насторожен предстоящим шоу, все приготовления даже заинтриговали его.

Доминик рассмеялась шутке, и ее смех совсем не сочетался с ней самой, он был совсем детский и наивный. Нил другими глазами посмотрел на новую знакомую.

– Дорогой Нил, не стоит беспокоиться, я гарантирую как врач, что никакого вреда вам не причиню, тем более я давно практикую в области экстрасенсорики и лечебного гипноза.

Базиль открыл свой саквояж и начал доставать какие-то коробочки и железки. Доминик уже покорно лежала на полу, и Нилу ничего не оставалось, как сделать то же самое.

Базиль зажег свечи и погасил свет, комната осветилась живым огнем, и тень доктора зловеще замелькала по стене. Сначала он склонился над Доминик и поднес руки к ее лицу.

– Спать, вы хотите спать, закройте глаза, представьте себе море синее, спокойное, вы лежите на плоту и смотрите в небо на белые облака, ваше тело невесомое, вы легко дышите…

Голос Базиля стал властным, но спокойным. Нил не мог видеть, что происходило с Доминик, но понимал, что доктор хочет усыпить ее, а потом и его, последнее нравилось ему все меньше и меньше.

– Нил, вам необходимо расслабиться, отключитесь от тяжелых мыслей, вспомните самые лучшие мгновения, которые вы переживали, дорогих вам людей. Не напрягайте тело. Дайте мне вашу руку.

Только Базиль взял его руку, как Нил понял, что не в силах справиться с обрушившимся на него сном и полетел…

– Вы меня слышите?

– Да, Базиль, прекрасно слышу.

– Я советую вам подружиться с Доминик, эта женщина во многом будет вам полезна, а ее супруг вообще интереснейшая личность, беседы с ним расширят ваши знания и кругозор, не избегайте его дружбы, старайтесь тоже быть интересным ему. Результат во многом продвинет вас по решению задач. Вы же хотите выполнить задуманное?

– Да, хочу.

– Вы и выполните, у вас все получится. Повторите: все получится.

Нил повторил. Первое ощущение было отвратительное, он понял, что проснулся, но глаза не мог открыть. Да что за черт, что за дурацкую затею придумал этот Базиль.

– Я хочу открыть глаза, доктор, наверное, уже достаточно, – почему-то очень тихо произнес Нил.

– Все, хорошо.

Базиль вновь коснулся руки Нила, и он сразу смог открыть глаза. Нил поднялся, во всем теле он ощущал какую-то необычную легкость, но движения при этом давались с трудом.

– Я что-то говорил? – подозрительно обратился он к Базилю.

– Ничего особенного, не беспокойтесь, при таком сеансе говорит обычно врач, пациент произносит только обрывки слов, почти всегда не связанные логически.

Доктор колдовал над спящей Доминик. Нил равнодушно смотрел, как Базиль водит руками, пассы его напомнили ему фокусника из детства, и Нил рассмеялся.

Доминик проснулась и разразилась восторженной благодарной речью к доктору:

– Волшебник, вы просто волшебник, я чувствую себя абсолютно здоровой! Я всех люблю, я полна внутреннего света. Это путешествие в четвертое измерение! Нил, согласитесь, что там, куда вас отправлял господин Вальме, было восхитительно! Теперь вина, всем вина! Такого вы, дорогой доктор, еще у нас не пробовали… А теперь давайте я вас посмотрю. Хотите знать, кем вы были в прошлой жизни и сколько вообще вы прожили? Я промерю еще ваше поле, это совершенно необходимо знать. Садитесь к столу и положите руки на вот эту бархатную подушечку. – Доминик села напротив и сделала очень значительное лицо. – Возьмите этот камень и подержите его немного в кулаке.

Доминик протянула столбик красного цвета, похожий на рубин. Согнутой проволокой она обошла Нила вокруг, водя ею в разные стороны.

– О, у вас очень сильное поле. Немного пошаливает печень, я чувствую большой скрытый потенциал энергии, вам жизненно необходима разрядка, иначе эта энергия будет разрушать ваш организм. Вы не должны сдерживать свои эмоции, они переполняют вас. Я вижу черный гнет переживаний, которые держат вас и не дают увидеть выхода на путь, а вам необходимо его увидеть… В перворождении вы были в Англии, воплощение женщины. Всего у вас было шесть воплощений, последняя жизнь была в Испании, вы были моряком на пиратском судне, это где-то в семнадцатом веке, ваше нынешнее воплощение мужское. Я вижу у вас большое движение в жизни, вас ждут большие перемены.

– Вам не надо так перенапрягаться, дорогая, ваша отдача может исчерпать ваши силы. Думаю, для первого раза вполне достаточно. Вы совершенно верно диагностировали нашего гостя. Не могу не похвалить вас, вы делаете значительные успехи. Но на сегодня хватит, вам пора отдыхать, да и мы, пожалуй, не будем злоупотреблять гостеприимством. – Базиль поднялся и, обняв Доминик, направился из библиотеки.

– Благодарю вас, мадам Бажан, за внимание к моей скромной персоне. Мне было очень любопытно участвовать в вашем сеансе. Ваши способности, скажу без преувеличений, потрясающие. Как давно вы почувствовали в себе дар ясновидения?

– О! Всем я обязана драгоценному учителю, господину Вальме. В каждом человеке скрыто много возможностей, но люди еще не научились ими пользоваться, я сама еще очень мало что могу, но под руководством дорогого Базиля, я надеюсь продвинуться вперед к познанию себя и других. Моя цель – войти в астрал и научиться видеть. Но мы поговорим об этом после, вернее завтра, я приглашаю вас на ланч. Мужа завтра не будет дома, так что никто не будет нам мешать поговорить по душам. Жаль, что дорогой Базиль нас покидает.

– Ничего, ничего, Доминик, вас Нил развлечет, а я при первой же возможности буду у ваших ног. Да и журнал НЛО привезу, в последнем номере удивительные открытия. Я знаю, вас это интересует.

Жак открыл дверь и повел гостей по освещенному фонарями саду к воротам. В руках он держал пульт с множеством кнопок. После манипуляций с кодами, ворота открылись и выпустили их на улицу. За спиной опять раздались сигналы пульта и ворота закрылись, в тишине ночи послышался тихий, но продолжительный сигнал, который они еще долго слышали, удаляясь от одного замка к другому.

– Смешные люди, но искренние в своей детской игре, живут в выдуманном мирке и горя не знают, мне бы их заботы, – думал Нил, засыпая второй раз за вечер.

Уже прошло больше недели, как Нил поселился в Камбремере. Посетил Ожерон, где в охотку напился тамошнего непревзойденного сидра, полюбовался на исторический Шато де Грандюэ. Особого впечатления этот древний замок, построенный на римском фундаменте еще во времена Пипина Короткого, не произвел – обыкновенный каменный дом, впрочем, во французской сельской местности все каменные дома называют замками. Внутрь Нил не зашел, предпочел употребить сорок франков на стопочку чудного местного кальвадоса. Ему нравилось просто так, бесцельно шататься по ожерелью невысоких холмов, со всех сторон обступивших городок, любуясь живописными яблоневыми садами и пастбищами, сидеть на открытых верандах ресторанчиков, неспешно потягивая легкое вино или сидр.

Соседи поначалу настороженно отнеслись к поселившемуся здесь светловолосому иностранцу, но когда узнали, что он не «чертов бош», а русский, да еще и сын военного летчика, настороженность сменилась симпатией, а старички не раз норовили выпить с ним за героическую эскадрилью «Нормандия – Неман»…

– Мадам ждет вас, проходите, двери дома будут открыты, только не беритесь за ручку. Я должен отлучиться по поручению и не смогу проводить вас.

Жак был одет в приличный костюм, и совсем не похож был на дворника, а скорее на добропорядочного нотариуса. Нил поймал себя на мысли, что Жак, наверное, был бы неплохим актером, так как, переодеваясь, он как бы перевоплощается почти до неузнаваемости.

– Спасибо, я запомнил дорогу.

Нил пошел к дому, по дороге вспоминая Доминик и ланч, проведенный с нею днем. Жаль было, что старый вояка арендовал его на шахматы и не получится поболтать с этой рыженькой милой чудачкой. Нил не мог не заметить, как она была хороша днем. Белое платье ей было особенно к лицу, на голове не было дурацкого платка, и прекрасные золотые кудри прикрывали покрытые веснушками плечи. Подойдя к двери, он было потянулся к ручке, но вовремя остановился. Дверь сама начала бесшумно открываться. Нил вошел в холл и через секунду увидел Доминик, она радостно спускалась по лестнице навстречу ему.

– Должна вас огорчить, дорогой друг, но муж позвонил и сказал, что дела в Париже не позволили ему вернуться. Он остается там до завтрашнего вечера, я не успела вас предупредить. Ваш шахматный вечер сорвался. Мне очень жаль. Я буду рада, если вы согласитесь выпить вина со мной, жаль, что я не умею играть в шахматы, мы бы сразились.

– Я прямо-таки счастлив, что вы не умеете играть, а сражаться с вами я никогда не буду. Боюсь, что сразу потерплю поражение.

Нил поцеловал ей руку и как-то неловко задержал ее в своих руках. Ток пошел по телу, глаза их встретились, в одно мгновение стало просто и ясно, что Нил быстро не уйдет этим вечером.

Кровать с резными стойками под балдахином была невероятных размеров. Наивность ребенка и опыт сорокалетней женщины удивительным образом сочетались в Доминик, она была настоящей богиней любви. Наслаждение, которое эта женщина принесла ему, вызвало в нем противоречивые чувства. С одной стороны, она была нежна и женственна, с другой, Нилу казалось, что она незатейливо использует его для собственного ненасытного удовлетворения. Техника любви Доминик была точно отработана на восточных книгах, но явно давно не применялась ею на практике.

– Алекс не может жить со мной как муж и очень страдает по этому поводу, я моложе его на двадцать лет, он мне как отец. Они вместе воевали, папа погиб на его глазах. Потом он стал опекать меня, и вот мы уже пятнадцать лет вместе. Я люблю его, а он меня просто обожает, но спим мы в разных спальнях. Постоянного любовника в Камбремере завести нереально, здесь все про всех знают вперед на день. Но изредка у меня случались приключения в Париже и в Ницце, где я отдыхала летом. Муж смотрит на это спокойно, главное для него, чтобы ничего серьезного из этого не получалось и чтобы я не страдала. Мне кажется, что он специально не приехал сегодня. Он сразу заметил, что ты мне понравился.

На ней были только одни чулки и черный пояс, вероятно, в каком-то журнале она прочитала, что это особо возбуждающий прием.

– Сними эту сложную конструкцию, пожалуйста.

Роль племенного жеребца, которого просто взяли попользоваться, лишь на минуту огорчила его. Она забралась опять под одеяло к Нилу и, дернув за шнур, рассмеялась своим очаровательным смехом. Балдахин упал, закрыв их от всех и вся.

Холодно, и никак не находит рука одеяла… Нил проснулся окончательно. Одеяло действительно было на полу, а Доминик в шикарном пеньюаре сидела рядом и самым нахальным образом разглядывала его. Ничуть не смутившись, что ее поймали за сомнительным делом, она бросила на Нила простыню, и опять балдахин полетел вниз…

– Мне неловко будет приходить теперь к вам, давай лучше ты ко мне. – Нил с большим удовольствием уплетал шестой рогалик, густо намазанный ананасовым джемом, и запивал кофе.

Настроение было под стать солнечному утру. Вот жить бы так всегда. Но в минуты такого расслабления Нилу делалось особенно тревожно на душе. Как будто он чувствовал приближающееся землетрясение, а все вокруг – нет.

– Как раз наоборот, это поставит Алекса в неловкое положение, поэтому не надо даже думать на эту тему, все остается по-прежнему. И ты придешь сегодня на ужин, а после поиграй с ним в шахматы, он умеет быть милым, правда, мания преследования его сильно портит, но, учитывая секретность его работы это тоже можно понять. Он и тебя наверняка проверил на чистоту. – Доминик, сидела в плетеном кресле и почти дремала от бурной ночи и плотного завтрака.

Рогалик предательски нырнул в чашку с кофе.

– На какую чистоту? Не понимаю, – как можно более безразличным тоном спросил Нил.

– А, вот ты себя и выдал, то есть наоборот. Раз ты не знаешь, что такое проверка на чистоту, значит ты не шпион, засланный коммунистами для выполнения секретного задания, а самый обыкновенный любовник его обожаемой жены, а значит, вы подружитесь, и ты будешь у нас бывать каждый день.

Доминик встала и уселась на колени к Нилу. Нилу тяжело было ответить на ее поцелуй, но выдать свое волнение он никак не мог.

– Мне пора, я приду вечером.

– Погоди, я тебя выпущу, с этими дверями сплошные проблемы.

Пульт щелкнул, и Нил опять оказался на воле. Быстрым шагом он направился к центру городка, еще не зная, что предпринять в таком случае. Жак долго смотрел ему вслед, но Нил не повернулся, хотя обычно он всегда чувствовал опасность со спины…

– Сесиль, какие новости, что с телефоном, ты же обещала, что включат побыстрее?

Нил сидел в баре и наконец-то сжимал в руке желанное виски, столь необходимое, на его взгляд, в эту минуту.

– Нил, привет, как хорошо, что ты позвонил! У меня для тебя потрясающие новости. Звонила твоя мама, она уже в Париже. Завтра спектакль, мы приглашены. Потом прием, мама просила быть обязательно. Так что приезжай автобусом утренним рейсом. Кировский в Париже! Такой ажиотаж в городе. Наверняка будет аншлаг. Ну, пока, до встречи, любовь моя.

Нил положил трубку и залпом осушил стакан…

– Алекс совершенно помешан на своей работе, поэтому ты относись к его подозрительности снисходительно. Он, право, не плохой человек, но военная служба отложила на нем свой отпечаток. Весь дом напичкан электронной техникой. Он такие натворил чудеса! Если вы подружитесь, он много чего тебе покажет.

Они гуляли по саду, который в эту пору был необыкновенно прекрасен. Крокусы, тюльпаны и нарциссы, посаженные с утонченным вкусом на искусственно созданных лужайках, расцветили сад яркой акварелью.

– Да, ты еще не был в наших винных погребах! Это потрясающее место, я, правда, там редко бываю, потому что только с Жаком или с мужем можно туда проникнуть, но, если хочешь, можем попробовать. Я стащу пульт у Алекса, если получится.

Доминик как будто случайно увела Нила в самый дальний угол сада, где из-за высоких кустов жасмина была видна только крыша замка. Она сначала всего лишь взяла его за руку, но ток включила неожиданно, и Нила пронзило желание, с которым не было сил бороться. Покрывая поцелуями ее лицо, руки, шею, Нил понес обычную в таком припадке чушь, не отдавая себе отчета – а зря, женщины всегда верят в речи, произнесенные в порыве страсти, а главное, помнят это всю жизнь.

– Нил, мальчик мой, здесь нельзя, совершенно исключено. – Доминик мягко отстранилась от него, но ее глаза выдавали неистовое желание. – Он непредсказуемо расставил камеры, и я не хочу, чтобы нас обнаружили. Приходи вечером, я придумаю что-нибудь. Доктор Вальме оставил новое лекарство и сказал, что из побочных явлений может быть только сонливость. Папуся принял его один раз, так даже телефона не услышал, думаю, что препарат подействовал на него. Он последнее время очень мучился от бессонницы. Лекарства он пьет только из моих рук, а доверяет только Базилю. Поскольку у него язва, то препаратов он принимает много, так что лишнюю пилюлю я ему дам, и папочка не будет волноваться до самого утра. Только обязательно поиграй с ним в шахматы, для него это святое. Молчаливое общение – вот идеальное для него времяпрепровождение.

Прогулка по саду подогрела аппетит. Нил под руку с Доминик уже подходили к дому, когда навстречу им вышел господин Бажан. Выражение лица его не предвещало ничего хорошего. Холодно поприветствовав Нила, он попросил жену пройти в кабинет.

– Папуля, что ты такой сердитый?

Я стараюсь для тебя как могу. Даже достала настоящего козьего сыра с фермы Мимарель, и ты сможешь, наконец, погурманничать его со своим любимым портвейном. Нил, проходите в гостиную, а если хотите, то в библиотеку. Мы сейчас быстро поругаемся и будем ужинать.

Доминик, сделав вид незаслуженно обиженного ребенка, проследовала за мужем.

– Ты прекрасно понимаешь, что наше общение с этим русским не должно переходить определенных границ. Моя должность и сфера моей деятельности обязательно предусматривают некоторые ограничения в общении. Это, дорогая, распространяется и на тебя. Я давно закрываю глаза на твои увлечения, но это исключительный случай. Сейчас, особенно сейчас, это знакомство может принести нам, а в первую очередь мне, массу неприятностей. Я уже составил отчет о том, что в моем, а я подчеркиваю, в моем доме стал бывать русский, совсем недавно получивший гражданство Франции. Нас извиняет только то, что Сесиль и ее отца я знаю с давних пор, и что ее отец имеет безупречную репутацию в УОТ. Наше Управление по охране территории строго следит за сотрудниками, имеющими контакты с иностранцами. Мне лишние проблемы не нужны. Я прошу тебя сократить, а по возможности прекратить столь тесное общение с мсье Нилом. И не подумай, что я действую по причине пошлой ревности.

Голос Бажана почти срывался на крик, но Доминик, привыкшая к подобным лекциям по самообороне от предполагаемого противника, скучающим взглядом в который раз изучала узоры на изразцах камина.

– Дорогой мой, я сама с первого раза стала присматриваться к нашему другу. Поверь мне, хотя эта просьба из мира фантастики, что на этот раз ты точно заблуждаешься. Нил абсолютно далек от политики, и даже если я провоцирую какую-нибудь скользкую тему, он просто не слышит меня. У него есть полное алиби: он страшно ленив, обожает женщин и любит выпить. Ну где ты видел таких шпионов?

– Дурочка моя, я каких только не видел. Шпион – это профессия и чем больше алиби, тем большая уверенность, что перед нами профессионал высшего порядка.

Полковник Бажан закурил сигару, которую выбрал из своей любимой коллекции. Они хранились в инкрустированном специальном ящичке для сигар, который открывался по велению хозяина нажатием невидимой кнопки, вмонтированной в подлокотник могучего кресла.

– Ты знаешь, что я последнее время стала увлекаться вопросами психологии и экстрасенсорики. Не могу сказать, что стала специалистом, но под руководством милого Базиля, все-таки кое-чему научилась, что дает мне маленькое право оценивать людей не только исходя из жизненного опыта, как ты, но и с точки зрения науки. Так вот, Нил – самый типичный разгильдяй. Он для тебя представляет действительно серьезную опасность, но не как заморский шпион, а как ловелас. И ты поэтому так злишься. И то зря. С Нилом у меня, кроме физкультуры, ничего не будет. Он милый, и не противен мне, а это уже много. Русский он или японец – меня мало волнует. Вот ты меня беспокоишь больше. Твоя шпиономания повергает меня в отчаяние. Ну вспомни хоть одного нашего знакомого, которого ты бы не подозревал в принадлежности к какой-нибудь зарубежной разведке? Я не помню такого случая с самого детства, то есть всю жизнь.

Я бесконечно устала быть адвокатом окружающих тебя людей. Даже на верного Жака ты частенько поглядываешь с болезненной подозрительностью. А уж это совсем смешно. Жак обязан тебе жизнью и не один раз доказал тебе свою преданность еще со времен индокитайской кампании. Я не могу изолироваться от мира. Ну, проверь бедного Нила по своим каналам и успокойся. Будем комфортно общаться без дурных мыслей. А если он и есть тот самый главный шпион, то мне только жаль его, потому что еще не родился тот, кто разгадал бы твою секретную систему защиты от врагов. Кажется, что я живу не в доме, а на электрическом стуле. Я вся окутана проводами! За последние двадцать лет к нам только собаки забредали, да и то пару раз. И чем больше ты будешь думать о предполагаемых врагах, тем скорее они и нагрянут. Да посуди сам, даже я не знаю, где ты хранишь свои секретные бумаги, а уж чужой никогда не сможет разгадать твои фокусы. Я каждый раз забываю, на какой надо нажать цветок на моем бюро, чтобы открылась моя шкатулка с драгоценностями, которые, кстати, скоро мне вообще не понадобятся, потому что ты никуда со мной не выезжаешь, да еще хочешь лишить меня невинного общения с мужем подруги детства! И я устала притворяться, что страшно рада твоему сорок пятому суперсовременному фаллоимитатору! Я ими никогда не пользовалась, если хочешь знать, и не собираюсь! Только из уважения к тебе я изображала восторг по поводу этих мерзких подарков!

Доминик резко замолчала, и через секунду рыдания оглушили господина Бажана, а это для него было страшнее всего.

– Девочка моя, прости меня, я последнее время перетрудился и недостаточно внимателен к тебе, только не надо слез. Ну, пожалуйста, пусть приходит, я не буду против. Только береги себя, лишние волнения могут сказаться на твоем здоровье. Пойди, умойся и припудри носик, а мы подождем тебя в гостиной.

Доминик пустила воду и радостно завизжала в махровое полотенце, чтобы никто не догадался, что она и вовсе не собиралась рыдать. Она просто влюбилась…

За ужином сначала чувствовалось напряжение. Болтала только Доминик, а Нил немногословно поддерживал разговор. Господин Бажан только раз поинтересовался, как у Нила идет работа для Школы. Но после десерта все-таки сам предложил партию в шахматы. Они прошли в кабинет, и Нил блаженно опустился в предложенное кресло.

В минуты полной сытости и относительного покоя эмигранты редко испытывают чувство ностальгии, а чаще некое внутреннее превосходство над теми, оставшимися за спиной. И так не хочется поворачивать голову, которая удобно покоится на подголовнике мягкого кресла. Совет-ские эмигранты в первые годы жизни хотят как можно быстрее стать неотличимыми от аборигенов и всячески скрывают страну, из которой прибыли. А уж общение с недавними соотечественниками, прибывающими по временным визам, повергает их в раздражительность и крайнее презрение. Но, как подсказывает история, раковая ностальгия привита ко всем русским при рождении, и даже никуда не выезжая, русские страдают от этой болезни, как бы парадоксально это ни звучало. Долго может продолжаться инкубационный период в самой распрекрасной стране, но тем страшнее и мучительней метастазы, которые поражают душу – главный орган русских людей.

Нил как раз и пребывал в покойном и сытом состоянии. Алекс, расположившись напротив, заговорил первым:

– Любая игра выявляет человеческую сущность, особенно это заметно у людей скрытных, нордических. Это мои наблюдения за долгий период увлечения шахматами. Обостренно проявляются слабости и даже пороки: жадность, глупость, злоба. И при этом противник может быть крайне умен и коварен в игре. Я люблю партнеров не на одну, а на несколько партий. Бывает, что с первого раза человек играет просто так, не выкладываясь полностью, и только со временем, когда игроки становятся настоящими партнерами, начинается настоящая игра, та, от которой можно получить истинное наслаждение. Вот вы, например, поначалу играли только из вежливости, и это тоже приятно, но потом, я заметил, игра стала увлекать вас, вести за собой. Вы даже думать стали иначе, глубже. Надеюсь, вас не обижают мои наблюдения?

– Нет, конечно, тем более, что я полностью с вами согласен. Вот только я не умею пока одновременно анализировать партнера и следить за игрой. Обычно я выбираю игру, а если следить за партнером, то непременно проиграю. Да и практики у меня мало.

– О да, практика очень важна в этой умной игре, но и она далеко не является определяющей. Это волшебство требует таланта и ума, а великие шахматисты – настоящие колдуны. Их сражения – это сражение неведомых нам сил… Так начнем, что ли, а то, боюсь, Доминик не даст нам времени на вторую партию. Сегодня для вас будет небольшой сюрприз.

Полковник встал и направился к массивному письменному столу. Взяв в руки небольшую коробочку, он, как показалось Нилу, нажал на нее, и столешница перед Нилом медленно перевернулась, на ней как приклеенные были расставлены фигуры из кости, все на своих местах.

– Прошу! Сегодня вы начинаете с белых, – с нескрываемым чувством торжества от произведенного эффекта произнес Алекс.

Когда Нил дотронулся до фигуры, она легко оторвалась от шахматных клеток.

– Вы просто фокусник, даже невозможно представить, как это все происходит. Хотя моя бабушка была замужем за настоящим иллюзионистом, в свое время популярным в узком кругу. Но я уже не застал его. Жаль, а то бы он передал мне по наследству тайны своего искусства, и я непременно разгадал бы, в чем тут ваш секрет.

– Разгадав тайну, далеко не всегда человек получает удовлетворение. Куда интереснее процесс разгадывания. Главное в жизни процесс, а получение результата – это хоть и маленькая, но смерть, так не будем ее торопить.

Нил опять проиграл, но на этот раз не так быстро.

– А вы неплохо играете, молодой человек! Чувствуется, что практики маловато, если вам пристальнее позаниматься, будет толк, будет. – Трубка Бажана источала превосходный аромат. – Не скрою, были моменты, которые меня заставили задуматься, а это дорогого стоит. Из вас может в будущем получиться достойный противник, конечно, лавры Фишера вам не грозят, но советую играть. Шахматы – это философская игра, развивает мозг и веселит душу…

– Ну, пора отдыхать, что-то вы засиделись, дорогие мои. Алекс, вот твои лекарства.

– Да, пожалуй, пора, завтра я опять рано должен уехать. Это вы можете себе позволить богемный образ жизни. – Бажан поочередно принял таблетки, каждую запивая отдельно.

– Спокойной ночи, дорогой!

Доминик поцеловала мужа и любезно спросила Нила, не желает ли он посмотреть кассету, которую как раз ей дали только до утра.

– Ты ведь не против, Алекс? Я же скучала, пока вы двигали свои игрушки по доске.

– Кстати, очень неплохая вышла партия, жаль, что ты так и не увлеклась шахматами, а то бы не скучала, ну да ладно, если мсье Нил не устал, то и я не против, давно ничего не смотрел. «Крестный отец», так, кажется, называется фильм, это интересно… Брандо мне всегда импонировал.

Они прошли в гостиную, и Доминик с грустным видом уселась в кресло, равнодушно взирая на экран.

Но не прошло и пятнадцати минут, как полковник захрапел. Доминик потрясла его за плечо и, прошептав что-то на ухо, проводила мужа спать.

– Давай немного выпьем, а то я так расстроилась, что он остался на фильм, думала, что у нас ничего не получится.

Нил налил немного «Шато-Лафита» Доминик и себе.

– Ну, пошли, я покажу тебе привидения нашего замка, – предложила Доминик. – Думаю, на такие экскурсии Сесиль тебя не водила.

– Ты уверена, что это удобно? Мы можем попасть в неловкое положение, если нас обнаружат ночью в подвале.

Нил только для вида отнекивался от акции. На самом деле ему было очень интересно, тем более он понимал, что настоящие фокусы этой семейки еще предстоит узнать.

– Ну, здравствуйте, я все организовала, а он трусит! Мне самой интересно тебе все показать. – Доминик двинулась из гостиной, нарочно не выключив телевизор.

– Или твоя подпись, или твои мозги на этом столе.

Это была последняя услышанная Нилом фраза, крестный отец продолжал свое черное дело без них…

– А что, в этих гигантских бочках вы до сих пор храните вино? – почему-то шепотом спросил Нил. Хотя на такой глубине вряд ли кто-нибудь услышал бы их.

– Ну нет, конечно, просто они древние, и разбирать их жалко. Им больше ста лет. Они настолько громадные, что даже ты можешь в любой из них поместиться. А может, и мы вместе. Как это романтично! Я специально придумала показать тебе наш винный погреб. – Доминик обняла Нила, и он почувствовал, что под тонким платьем никакой другой одежды не было.

– Только не будем залезать в бочку, а то тут сине-море-океян близко…

Стоны и охи молодой женщины поглотили низкие своды.

– Хотя, если ты думаешь, что здесь нет вина, то ошибаешься. – Поправив платье, Доминик увлекла его вглубь помещения, где на специально под вино сколоченных стеллажах пылились бутылки. – Выбирай любую, когда еще представится такой случай, надо это отметить!

Нил прошел еще дальше и в торце наткнулся на дверь.

– А это что, потайной ход, чтобы спасать любовников от грозного мужа?

– Да нет, конечно, это все его штучки. Он уже простым сейфам не доверяет. У швейцарского банка нет таких наворотов, я уверена. Представь, он в шахте старинного лифта придумал сделать сейф, который катается туда-сюда, а на случай воров срабатывает такая система, что сейф спускается только вниз, а вместо него там, наверху, появляется обычный бар. Но я бы не решилась дегустировать из этого бара напитки. Ну скажи, нормальный человек будет такое придумывать? И так все открывается через пульт, которым никто кроме него не может воспользоваться, потому что надо знать код. Он начитался фантастических романов и захотел создать вокруг себя таинственную обстановку. Ох, как это мне все надоело, особенно восторгаться все новым и новым изощренным и никому не нужным придумкам. Ну, что ты не открыл вино? Или сначала мы продолжим?

– А здесь совсем не так холодно, но вино все-таки мы пить будем. – Нил ловко открыл бутыль и приложился первым. Доминик лежала на деревянном коробе, и Нил поймал себя на дурацкой мысли, что нечто подобное он видел в Эрмитаже, в зале гробниц. – Ну, вставай, а то я один буду праздновать. Да и пора нам, наверное, уже совсем ночь.

– Мне было хорошо с тобой, как жаль, что нельзя одновременно жить несколькими жизнями. Я бы не отпустила тебя от себя. Но если мы хоть иногда будем вместе, для меня это будет счастьем, и я никогда не спрошу тебя, любишь ли ты меня, потому что это не имеет никакого значения. Просто ты мужчина, а я женщина, и между нами блаженство.

– Доминик, ты прекрасная женщина и сама понимаешь, что даешь мне больше, чем я тебе. Ты истинная жрица, женщины обычно забирают мою энергию, а ты отдаешь… Да, а где обещанное привидение? Может, он подглядывал за нами, так это нехорошо и надо его проучить. – Нил шутливо стал оглядываться по сторонам.

– Только не надо смеяться над ним, а то оно обидится и чего-нибудь натворит, а раз мы его не встретили, значит, у него хорошее настроение и мы его не потревожили.

Автоматические ворота привычно щелкнули за спиной, и тут же включился низкий звук, исходивший неизвестно откуда. Весь путь до дома его не покидало чувство, что кто-то невидимый идет рядом, то обгоняя его, то преследуя. «Наверное, оно решило прогуляться перед сном», – подумал Нил, но зашагал быстрее, хотя в привидения никогда не верил.

– Солидняк, – неожиданно для самого себя произнес джентльмен вслух и хихикнул, ребячески тряхнув головой. Загорелась и зазуммерила кнопка селектора. Джентльмен опустил тяжелую холеную руку на обратную связь. В мрачноватой просторной комнате, убранной массивной темного дерева мебелью и золочеными переплетами книг по стеллажам, раздался чопорный голос мисс Рокуэлл.

– Пятьдесят третий канал, ваша светлость. Информация, ваша светлость.

– Спасибо, Магги. – Он взял пульт, в комнате сразу повеселело от голосов и лиц, мелькающих на плоском экране, встроенном в стену напротив.

– Проституция далеко не всегда была делом прибыльным и в наши дни особенно опасна как для самих представительниц древнейшей профессии, так и для всего общества в целом. Многие полагают, что это своего рода раковая опухоль, способная уничтожить человечество в связи с непредсказуемостью распространения вируса, – с натянутой улыбкой американского летчика весело щебетала очаровательная Айрин Грейвс в «Репортаже с улицы».

Джентльмен откинулся в кресле, снова подтянулся к столу, взял в руки керамическую статуэтку «Богини-матери» и, поглаживая ее толстый животик с выпученным пупком, стал поудобнее устраиваться. Вдруг весь напрягся, услышав низкий грудной голос интервьюэнтки.

– В профессиональной сфере непредсказуемости быть не может. – Таня Дарлинг сидела на скамеечке у стриженого газона под сенью великолепного дуба. Трепетали тронутые ветром листья, играли солнечные зайчики, и глаза красотки светились золотом. – Достаточно упомянуть, что кружка Эсмарха раскупалась на заре появления и позже отнюдь не матронами и домохозяйками, что свидетельствует только о профессиональной необходимости в личной гигиене.

– Да, но вы не можете отрицать, что выбор клиента не всегда гарантирован.

– В любой профессии существует риск. Однако предупрежденный – вооружен. Чем выше организация труда, тем ниже опасность подвергнуть себя и клиента риску.

– Если я вас правильно поняла, проституция должна быть высокоорганизованной сферой услуг населению? – Айрин явно пыталась поддеть Таню.

«Ну-ка?» – хихикнул про себя его светлость в ожидании ответного выпада.

– Это выгодно всему обществу. Любой матери куда спокойней от сознания того, что ее прыщавый отпрыск получит первый опыт с квалифицированной работницей досуга. Что, безусловно, не породит ни психических комплексов, ни физических аномалий. Девушки «Зарины» гарантируют и то и другое.

Его светлость расхохотался, а журналистка резко поменяла тему разговора:

– Но разве это занятие не несет некоторой моральной ущербности самим девушкам?

– Везде возможны издержки производства. – Дарлинг просто издевалась. В рамках корректности она уничтожала множество стереотипов одним только своим аристократизмом.

«Леди», – восхитился его светлость.

Дарлинг тем временем продолжала:

– Все зависит от того, как относиться к себе и своему делу.

– Но ваши девочки получают удовольствие от труда? – пикировала Грейвс.

– Им нравится любить и быть любимыми, а кого любить – право выбора за ними и их партнерами, клиентами «Зарины».

– А случайные бывают?

– Нет. Наша программа увеселительных мероприятий имеет довольно высокий рейтинг в обществе. Из «Зарины» не уходят в разочаровании – это стиль работы с клиентом, которому впоследствии всегда есть куда вернуться.

«Попробуй к такой не вернись», – улыбнулся его светлость.

Телевизионщица смяла беседу в последние общие фразы. Чувствовалась ее крайняя растерянность. Айрин даже сбивчиво пожелала успеха Тане Дарлинг и всем ее нимфам, чем вызвала раскатистый хохот его светлости:

– Удачи вам, Дарлинг!

– Удачи вам, Дарлинг, – повторил вслед за ней его светлость и щелкнул пультом. – Магги, соедините меня с полковником.

– Паундом, ваша светлость? Сию минуту, ваша светлость…

Ожидая ответа, джентльмен в который уже раз пробежал взглядом верхний листок тонкой папочки, раскрытой на его столе.

Последняя фраза была жирно подчеркнута.

Вновь замигала кнопка селектора.

– Паунд слушает, – донеслось из динамика.

– Здравствуйте, полковник. Прошу извинить, что оторвал вас от коллекционного портвейна. Скажите, дружище, вы в ближайшее время в Лондон не собираетесь?

– Вообще-то не собирался, но недолго и собраться. Особенно, если дело того стоит. А оно стоит?

– Дорогой полковник, как же я смогу это понять без вашей приватной консультации? Итак, если нет возражений, в воскресенье вечером в моем клубе.

– Ох, Морвен, Морвен, умеете вы убеждать…

– Умею, – скромно согласился его светлость, уже разъединившись. – Полагаю, дарлинг, теперь дело за вами.

Он подмигнул цветной Таниной фотографии, украшавшей первую страничку досье.

За окном шуршал по листьям вязов дождь.

Театр полон, ложи блещут… Нил в непривычном смокинге поднялся по лестнице, ведя под руку Сесиль. Жена была не-обыкновенно хороша, и Нил, не скрывая восхищения, любовался и гордился ею. Сесиль чувствовала это, и возбуждение не покидало ее ни на минуту. Администратор проводил их в ложу и попросил до конца оперы не беспокоить мадам Баренцеву, потому что она в сильном волнении, и встреча с сыном может повлиять на ее психическое состояние, а это сорвет выступление. В зале было много русских. Их Нил уже научился узнавать сразу, но и парижская элита была в полном составе, что Нил отметил про себя положительно. Сердце сжалось при мысли, что милый Петипа больше никогда не переступит порог этого, столь дорогого ему зала. Нил вспомнил, как Анатоль умел слушать и видеть, именно видеть действо, творимое на сцене, как переживания студента передавались ему самому и он учился чувствовать гениальное и не принимать посредственность. Настроение резко упало.

– Что с тобой? Веди себя прилично, ты же не отвечаешь на приветствия, очнись! – Сесиль прошипела Нилу, улыбаясь при этом направо и налево.

– Извини, дорогая. Я задумался.

Они вошли в ложу, когда увертюра уже была в полном разгаре. Нил соскучился по родному и знакомому с детства театру. Ностальгия захлестнула его с первых звуков. Риголетто он знал наизусть. Сразу бросились в глаза декорации и костюмы, которые давно нуждались в замене, но денег у театра явно не было. Знакомые лица замелькали по сцене. Нилу они показались бесконечно родными, и слезы преступно-сентиментально подступили к глазам.

Мать на сцене он никогда и раньше не воспринимал, как что-то принадлежащее ему, а теперь и вовсе почти не узнал ее, только голос, как наркотик, проник в него полностью, и Нил почувствовал себя ребенком, которого бросили родители. Он вцепился в бархат ложи, и только прикосновение Сесиль привело его в чувство.

– Я не пойду никуда, посижу здесь. – Нил умоляюще посмотрел на жену.

– Это исключено, все хотят с тобой пообщаться. Уже всем известно, что примадонна – твоя мать. Надо, Нил, я понимаю твое состояние, но надо. Ты только улыбайся и больше ничего от тебя не требуется.

Знакомые и незнакомые атаковали их вопросами. Нил привлек всеобщее внимание. Его разглядывали и шептались, когда они с Сесиль вышли в фойе и направились к барной стойке выпить шампанского. Нил все-таки остановил свой выбор на коньяке, который, приятно обжигая горло, немного успокоил нервы. Сесиль общалась со всеми подряд и совсем не обращала на него внимания.

Нил был этому очень рад и даже отошел в сторону, чтобы хоть немного побыть одному.

– Оркестр выше всяких похвал, вы не находите? Даже в Ленинграде они не работают так истово, как за рубежом. А вот костюмы и декорации подряхлели, правда, этого почти никто не замечает. Голос вашей мамы обладает магической силой. Ты ведь тоже немного поешь, как мне помнится, хотя на детях гениев…

Голос за спиной поверг Нила в шок. Он ждал этого, он внутренне был готов к этому, и потому и секунды не потребовалось, чтобы среагировать так, как он давно уже продумал. Но повернулся он слишком резко, и остатки коньяка выплеснулись на костюм Асурова.

– Не надо так нервничать и привлекать внимание. Под крышкой в туалете, во второй кабинке тебя ждет конверт, он прикреплен скотчем. Возьми его, когда будет прием, после окончания спектакля. Я сам тебя найду. – Асуров проговорил все быстро, вытирая салфеткой пиджак. – Ничего страшного, мсье, ваш коньяк как раз под цвет моего костюма, так что пятна будут совсем не заметны.

– Нил, ну ты опять пьешь, ну хоть сегодня сдерживай себя, мама будет расстроена, если ты будешь не в форме. Пошли, там Плисецкая, Нуриев и вообще – столько знаменитостей, интересно же познакомиться!

Сесиль возбужденно тараторила, уводя Нила от бара. Он так ничего и не успел сказать скромно одетому господину, который, устало облокотившись на стойку, потягивал колу и равнодушно оглядывал бурлящий зал фойе.

Нил не стал дожидаться банкета и взял конверт еще в антракте, чутье подсказало ему, что лучше до разговора владеть информацией и выиграть время для принятия решения. Конверт был увесистый, он нашел там мини-фотоаппарат и инструкцию. Текст был написан языком военного предписания; из него Нил понял, что господин Бажан очень интересует наш Комитет и он, агент Дэвид Боуи, обязан проникнуть в его сейф для получения невинной информации о лицах, которые находятся под наблюдением УОТ, но еще не раскрыты, а если доступ будет регулярным, то снимать все документы, особенно с грифом секретности. Передачу столь необходимой инфы, когда она будет на руках, осуществить согласно устному указанию.

Нил положил аппарат в карман, пустой конверт полетел в ведро, а записка, догоревшая в руке, пеплом посыпалась в унитаз.

До конца спектакля Нил думал только о предстоящем разговоре. И совсем не обращал внимания на действие. Понятно стало лишь то, что никак нельзя выдать свое истинное отношение к делу, а значит, в третьем отделении спектакля он должен сыграть главную роль и быть убедителен.

Опера двигалась к своему завершению, и Нил включился, только когда зал взорвался аплодисментами. Мама – а он только в эту минуту увидел ее – улыбнулась ему своей отработанной годами улыбкой, но и это тронуло его так, что глаза предательски заблестели от слез. Она выходила на поклон по центру сцены, руками придерживая плащ, который совершенно скрывал ее фигуру. Цветы летели на авансцену, зал неистовствовал. Мама в одной руке держала цветы, а другой по-прежнему придерживала плащ. На третьем поклоне актер, выходивший с ней, подал ей руку, и ей ничего не оставалось, как принять ее. Плащ распахнулся, и все увидели полную фигуру примадонны, обтянутую в черные лосины. Было очевидно, что это огорчило ее, но вырвать руку и закрыться плащом не было никакой возможности.

Еще подходя к гримерке, Нил услышал крик и рыдания.

– Он опозорил меня, эти интриги сведут меня с ума. Все прекрасно знают, что костюм несовершенен, но плащ специально был задуман, чтобы не пугать зрителя моим старым, толстым телом. Это провал, конец, это катастрофа!

– Глупости, никто ничего не заметил, ты преувеличиваешь, дорогая. А тело у тебя божественное, я-то знаю. Наплевать на все эти интриги. Ты была воистину великолепна! Иди ко мне, любовь моя, кто как не я сможет тебя утешить. И не плачь, надо на приеме выглядеть по высшему классу. Вот, выпей немного шампанского и все пройдет.

Нил стоял под дверью как вкопанный. Асуров, а сомнений не было, это был он, обращался к маме на ты, а такое обращение говорило о многом, вернее обо всем. Он открыл дверь без стука. Асуров стоял к нему спиной, мама сидела в кресле перед зеркалом, а он суетливо гладил ее плечи.

– Нилушка! Как я соскучилась, мальчик мой! – она не встала с кресла и даже не повернулась, а говорила с зеркалом, в котором отразился Нил в полный рост. Асуров, нисколько не смутившись, отошел к столу, уставленному напитками и фруктами. – Целуй меня быстрее, мне надо срочно снять грим, скоро прием, а я вся разобранная. Ты видел, как он на поклоне специально взял мою руку, чтобы распахнулся этот дурацкий плащ!

– Нет, мама, я ничего не заметил, и уверен, что все остальные тоже, ты как всегда драматизируешь.

– О! Какой ты милый, мои любимые желтые розы, ты не забыл, умничка. А где Сесиль? Ах да, я сама велела пустить только самых близких.

Нил резко повернулся и в упор посмотрел на Асурова, но тот по-свойски разливал по хрустальным бокалам шампанское, и только мерзкая улыбка выдавала его полное понимание сцены.

– За встречу матери с сыном после долгой разлуки! – Он подошел к ним с подносом, на котором стояли три бокала.

– Я не пью шампанского. – Нил подошел к столу и плеснул в стакан виски. – За встречу и премьеру в Париже, о которой ты так долго мечтала, ма!

Все выпили.

– О, Нил, я же вас не представила! Знакомься – это мой друг, Константин Сергеевич. Даже больше, чем друг, но для чужих это секрет пока, хотя в этой театральной помойке секретов не бывает. Ты не представляешь, я в последнюю минуту узнала, что место отдают мне, поэтому не смогла предупредить о приезде. Постоянная грызня и интриги вконец измучили мои нервы. Только благодаря Костеньке утвердили меня. Он так много сделал для меня, так много, поэтому прошу не ссориться и обязательно, обязательно подружиться.

А Константин Сергеевич по-настоящему заботится обо мне. Все время интересовался, как ты, как Сесиль, ведь больше мне не с кем поделиться. Кругом только черная зависть, и только. Мы даже все твои письма вместе перечитывали, я стала такая сентиментальная последние годы. Надеюсь, вы подружитесь, а сейчас все вон, мне надо исключительно выглядеть. Париж не прощает старых примадонн.

– Дорогая, не называй себя так, ты сегодня просто обворожительна, ну, мы уходим, я зайду через полчаса. А пока мы с Нилом прогуляемся поблизости.

– Зря вы с матерью игру затеяли, или для вас все средства хороши? Все-таки должен быть предел цинизму.

Они присели в «чайном салоне», где цены зашкаливали даже для продвинутых иностранцев, и потому народу почти не было.

– Не буду оправдываться, я всего лишь курирую гастроли от горкома партии.

По пути домой Нил был подавлен и молчалив. Сесиль, наоборот, пребывала в состоянии крайнего возбуждения – спектакль, встречи с известными личностями, бесконечные комплименты мужчин.

– Скорее надо домой, я так соскучилась по тебе! Мама у тебя просто прелесть, а друг ее, как там его зовут, вылетело из головы, мне не очень понравился. Он какой-то склизкий, все время приставал ко мне с расспросами про наши отношения. Ну какое ему, собственно говоря, дело до нас! Я еле сдержалась, чтобы не поставить его на место, только мама и остановила. А ты опять был весь вечер вареный. Боюсь, Камбремер тебя превратит в провинциала, поэтому надо чаще выбираться в свет.

– Куда мы едем? Я не понимаю.

Машина уверенно повернула на бульвар Капуцинов.

– А это сюрприз! Для тебя сегодня впечатления не кончились еще. – Сесиль прижалась к нему, и он остро услышал запах ее духов, которые вызвали в нем особое раздражение.

– Жаль, что не кончились, а лучше бы они и не начинались.

Нил немного отстранился от нее и достал припасенную с банкета стограммовую бутылочку русской водки. Отвинчивая маленькую пробку, он с особой ненавистью прочитал с детства знакомое название.

Он не успел не то что допить, а и хлебнуть толком – голубой «рено» Сесиль остановился возле углового дома, каких в Париже великое множество. Семь этажей, кариатиды, башенки на крыше, в общем – классическая буржуазная эклектика рубежа веков.

– Приехали, – с улыбкой сказала Сесиль.

– Куда это, интересно знать, – пробурчал Нил, пряча бутылочку во внутренний карман. – Устал я для гостей.

– Мы не в гости.

Сесиль подошла к подъезду, набрала цифры на сверкающем кодовом замке, раскрыла дверь, и Нилу ничего не оставалось, как войти вместе с ней.

В крохотном фойе было темно и душно.

– Сейчас, сейчас, – бормотала Сесиль. – Кажется, слева… Я сама еще не вполне освоилась…

Она нащупала на стене кнопку, и фойе осветилось тусклым, далеким светом единственной лампочки.

Нил увидел, что стоит впритык к двери, чернота которой разнообразилась лишь блестящим кругляшком врезного замка.

Сесиль раскрыла сумочку, принялась сосредоточенно рыться.

– Ура! – сказала она наконец и показала мужу маленький кривой ключик.

В этот момент погас свет.

– Ой! – сказала Сесиль в темноте. —

Я, кажется, ключ обронила.

Пока искали, лампочка потухла вновь.

– Замри! А то об тебя стукнусь… Черт! – Судя по звуку, Сесиль все же стукнулась. Но не об него. – Автоматическое отключение срабатывает слишком быстро. Завтра же поговорю об этом с управляющим.

В конце концов ключ был найден, черная дверь отперта.

За ней оказалась лестница – узкая и крутая, почти винтовая, и тоже весьма хреново освещенная.

– Нам на седьмой! – бодро прощебетала Сесиль.

Бодрость показалась Нилу напускной.

– Где тут лифт?

– В соседнем доме, – неуверенно пошутила Сесиль.

– Ты как хочешь, а я никуда не пойду! – Нил сел на ступеньку. – Какого черта мы там забыли?

– Черт здесь совсем ни при чем! – Сесиль топнула ножкой. – Там наша квартира, наша, понимаешь?! Пока ты прохлаждался в замке моих родителей, я нашла нам квартиру. Очень миленькую, и всего за три тысячи франков в месяц…

Нил тихо присвистнул. Три тысячи. Если роскошный пентхаус тети Соланж обходился им в тысячу двести, то что же тогда здесь, под крышей? Эрмитаж? Тадж-Махал?

– Ты обалдеешь, – словно услышав его мысли, пообещала Сесиль.

Через десять минут мучительного подъема, многократных поисков выключателей во внезапно обрушивающейся темноте и трехминутного ожидания на крошечной площадке седьмого, последнего этажа, пока Сесиль в очередной раз искала ключи, Нил действительно обалдел.

Размерами и формой прихожая напоминала телефонную будку, совместно спроектированную Босхом, Дали и Павлом Филоновым – штук тринадцать углов, восьмиуровневый потолок. Кроме низенькой, как вход ко Гробу Господню в Иерусалиме, дверцы, должно быть, в ванную, дверей не было, да их и некуда было бы всунуть, поскольку свободного пространства даже в пустой прихожей было метра полтора, не больше. Поэтому Нил сразу увидел и кухоньку, какая не приснилась бы и главному архитектору блочных «хрущоб», и гостиную, геометрически представляющую собой усеченную шестигранную пирамиду, и спаленку, ностальгически напомнившую ему «щель» в коктебельском доме Марии Николаевны Басаргиной.

Справедливости ради следовало отметить, что все было чистенькое, новенькое, исправно вылизанное.

– Ноги вытирай! – не преминула напомнить Сесиль, сама уже бочком просочившаяся в гостиную.

– И за это – три тысячи франков! – Нил не знал, что и думать.

– Да, милый, представляешь, как нам повезло! – жизнерадостно отозвалась Сесиль.

– Мда-а…

– Что? Я не слышу… – Сесиль показалась в проеме гостиной. – Что ты сказал? Тебе нравится?

– Ну… Тесновато, ты не находишь?

– Зато свое. Да еще и в отреставрированном доме, с горячей водой и телефоном!

– У тети Соланж все это было. И многое другое. Кстати, она вроде не планировала возвращаться на рю Кюстин в ближайшее время…

Сесиль закатила глаза.

– Ты сошел с ума! Это же Фобур-Сент-Оноре! Ты не понимаешь, что это значит для парижанина – жить в Фобур!

– Теперь буду понимать. – Нил обнял всхлипывающую Сесиль за плечи, прижал к груди. – Ну, успокойся, успокойся же, я не то сказал. Квартирка очень миленькая, уютная, и ты молодец…

– Ты бы хоть посмотрел хорошенько, прежде чем ругаться… – сквозь слезы пролепетала Сесиль.

Первое, что он увидел, войдя в гостиную, был портрет Тани Захаржевской. Он стоял на полу среди вещей, перевезенных от тети Соланж. «Так, ну раз уж ты переехала, значит, и мне надо перебираться», – подумал Нил, и в который раз ему показалось, что на ее нарисованном лице промелькнула коварная усмешка…

– Наверное, наши родители правы, и нам пора подумать о ребенке. Мама тоже говорила со мной сегодня. Правда, я не представляю, как будет с моей наукой.

С одной стороны, я была бы не против, вот если бы все произошло случайно, то тогда, конечно же, мы бы оставили его…

Сесиль плескалась в душе и, как обычно, совсем не требовалось ей отвечать. Нил оперативно нашел на кухоньке бутылку вина и, выпив половину, успел провалиться в тяжелый сон.

Этой ночью подушка Сесиль была мокрой от слез, как никогда. Нила разбудили ее рыдания, он действительно почувствовал себя полным негодяем и эгоистом. После успокоительной беседы он потащился в душ, где, пошарив в аптечке, нашел пару презервативов, чем снискал горячее одобрение Сесиль. Случайности были не в ее характере.

Телефон зазвонил, как бешеный, Нил снял трубку и услышал голос Доминик.

– Нил, не удивляйся, я потом расскажу, как я узнала твой номер. Пожалуйста, приезжай поскорее. У меня большие проблемы. Только ты можешь мне помочь. И еще, если можешь достань денег, хотя бы пару тысяч франков, я тебе потом все объясню.

– Но я без гроша, все деньги у Сесиль…

– Не надо Сесиль… Базиль Вальме, вот у кого можно одолжиться без лишних вопросов.

Нил не нашел, чем побриться, и тихо, чтобы не разбудить жену, стал обуваться. Кроме смокинга, в котором он приехал накануне, надеть было нечего, но в голосе Доминик слышалась такая тревога, что, наплевав на неуместность такого наряда, Нил заспешил на помощь.

Он не стал греметь замками, а лишь тихонько прикрыл за собой дверь. Сомнительно, чтобы какой-нибудь вор без предварительной серьезной наводки взял себе за труд преодолеть все препоны внизу, а потом еще семь этажей пешедралом. Только в фойе Нил сообразил, что так и не предупредил жену, куда столь спешно направился.

Ну ничего, позвонит из Камбремера…

За окном автобуса мелькали знакомые окрестности. Наконец-то можно спокойно обдумать сложившуюся ситуацию. Деньги Базиль действительно дал без вопросов. Правда, попросил расписку, и Нил, забывшись, начал писать по-русски, но к этому доктор не стал привязываться, хотя и не знал русского. Даже пошутил, что главное в расписке – это автограф и сумма. Нилу в какой-то момент показалось, что Вальме был как-то особенно рад оказать услугу Нилу. Голова шла кругом, все предполагаемые пути выхода не удовлетворяли Нила, и чем сложнее он выстраивал план действий, тем быстрее понимал, что победить Асурова нет никакой возможности. А когда Нил представил себе мать в объятиях этого мерзкого жука, глаза от ненависти и отвращения из синих сделались черными.

Да, расслабился на полную катушку. Жена, любовница, хорошее вино, приятная компания… все это, казалось еще вчера, будет вечно, ан нет, вот и счет принесли, и платить придется. Пора просыпаться…

Нил вспомнил, что Доминик была не на шутку встревожена, значит, и здесь будут проблемы. Он позвонил сразу, как вошел в дом, и услышал только одно:

– Я приеду.

Нил успел переодеться и припрятать камеру, когда влетела Доминик.

– Ну, что стряслось, давай все по порядку и без истерик.

Нил поцеловал ее, но она как-то резко отстранилась.

– Сесиль всегда выбирает холодные духи. – Доминик мгновенно услышала еще несмытый запах.

– Ладно, ты за этим меня позвала или что-то более существенное тебя волнует?

И как ты, разведчица, меня отыскала?

– Даже не знаю с чего начать. Это старая банальная история… Короче, вчера, когда я выехала за покупками в город, я встретила одного человека, старого знакомого. Мы давно не виделись… В общем, я познакомилась с ним летом шестьдесят восьмого. Не знаю, что тебе, русскому, скажет эта дата, но ни один француз никогда не забудет этот жаркий год. Жаркий в политическом смысле. Демонстрации, баррикады, революционные комитеты, стычки с полицией. Молодежь вдруг захотела немедленной революции. Не только экстремисты, но вообще вся молодежь, особенно студенты. А я как раз училась в Сорбонне, на историческом…

– Понятно. Как говорят у нас в России – башню снесло.

– Вот именно. Я вся отдалась борьбе, без остатка.

– Не оставалось времени даже на мужчин? Ого!

– Не иронизируй, это было давно. Днем стояла в пикетах, распространяла листовки, ночью эти листовки печатала, изучала Маркса, Троцкого, Мао… Я тогда жила в Баньо, это хоть и за чертой Парижа, но от университетского городка недалеко.

Нил кивнул.

– Пара остановок от парка Монсури.

Я знаю, регулярно ездил в Коммерческую школу мимо этого твоего Баньо.

– У меня там был домик, оставшийся от родителей. В подвале я устроила подпольную типографию, иногда прятала товарищей, за которыми охотились флики. То есть полиция.

– Спасибо, я знаю, что такое «флики».

– Да. Так вот однажды мне привели его, ну, того человека. Люка, председатель нашего комитета, сказал, что Маню, так его звали, «завалил свинью», то есть убил полицейского во время беспорядков, и его нужно приютить на несколько недель, пока все не поутихнет. Он, этот Маню, был такой заросший, грязный, вонючий, такой восхитительно вульгарный – настоящий революционер-пролетарий, герой из низов, с которыми мы так рвались слиться в едином революционном порыве. В первую же ночь он напился до невменяемости и изнасиловал меня – грубо, скотски… Потом потребовал денег и выпивки. И так продолжалось полтора месяца, пока все мои сбережения не подошли к концу.

Я теряла голову, как же быть дальше, но Маню все решил за меня. Однажды утром он сбежал, прихватив мамину шкатулку с драгоценностями, а через день нагрянула полиция… В участке мне показали фотографию Маню и разъяснили, что никакой он не революционер, а потомственный уголовник, несколько раз сидел за кражи, и убил он вовсе не полицейского, а такого же, как он, подонка – в пьяной драке, бутылкой по голове. А потом сбежал и заморочил голову Люка и всему нашему комитету. После допроса меня отпустили и даже довезли до дому, я была в слезах, в истерике, сама не своя… Но самое ужасное я узнала несколько дней спустя – я беременна. Само собой, пришлось сделать аборт, не рожать же от такого выродка, только все прошло неудачно, и у меня не может быть детей. Потом, когда в моей жизни появился Алекс, старинный друг отца, я так и не смогла рассказать ему все, и в моем бесплодии он поначалу винил самого себя, а потом и вовсе смирился с мыслью, что детей у нас не будет… Прошло десять лет, и вот опять явился этот негодяй. Он откуда-то все пронюхал. Мне пришлось дать ему денег, чтобы все замять. Он потом несколько раз еще приезжал, и я опять давала деньги. А вчера он заявил, что нуждается в крупной сумме, якобы он кому-то должен, и его жизнь в опасности. Но я точно знаю, что он просто наркоман, и деньги нужны исключительно на героин. Алекс не подпускает меня к деньгам, потому что сам выполняет все мои желания, а незначительные суммы на мелочи никак не покроют то, что он от меня требует. Я в отчаянии.

– Так ты лучше откройся мужу. Дело-то прошлое.

– Ах, я не могу, не могу. Милый Алекс так любит детей, он так убивался, что у нас их нет. Правда убьет его, он не выдержит, а этому мерзавцу терять нечего, на сей раз он не пощадит меня.

Доминик вытянула сигарету из пачки Нила и нервно закурила. Нил заметил, что пальцы ее дрожат, и вся она как-то вмиг постарела, утратив обычную привлекательность.

– Как он выглядит, этот твой Маню, и где он остановился?

– Выглядит как дегенерат, настоящее животное, ты ни с кем его не спутаешь, а остановился он в мотеле, там, недалеко от заправочной станции. Нил, ты достал денег? Я отвезу ему побыстрее и, надеюсь, он отстанет на время, а там видно будет.

– Да, деньги я привез. Ты сейчас же поедешь домой и не будешь носа высовывать, пока я не скажу. И будешь слушаться меня, не задавая лишних вопросов. Я сам разберусь с этим проходимцем, уверен, что он не откажется от моего предложения немедленно уехать подальше от Камбремера и не беспокоить тебя впредь.

– Нет, Нил, это исключено. Ты не представляешь, что это за человек. Он убьет тебя или подговорит своих дружков. Он же убийца, он способен на все! Ты не знаешь, но, отсидев срок за то убийство, признанное непредумышленным, он совершил еще одно, его взяли, но следствие провалилось за недоказанностью.

– У тебя нет выбора. Я просто не дам тебе денег. А сейчас быстро домой, еще не хватало, чтобы тебя нашли у меня. Тебе проблем мало? – Нил обнял ее за плечи и подтолкнул к выходу. – Вечером я позвоню, а завтра буду у вас ужинать, если, конечно, ты меня приглашаешь.

Доминик собралась возразить, но, наткнувшись на твердый взгляд Нила, осеклась.

Ее автомобиль тихо отъехал в сторону замка Бажанов.

– Следствие провалилось за недоказанностью. – Нил повторил эту фразу про себя, и первый раз почувствовал, что решение его проблем где-то совсем рядом. Надо только спокойно ждать и анализировать каждый шаг. Ошибиться уже нельзя.

Маню он узнал сразу, Доминик, хоть и не вполне конкретно, но совершенно точно описала его внешность. Он сидел в баре перед заваленной окурками пепельницей и глушил перно, причем занимался этим явно не один час. В его движениях чувствовалась крайняя раздражительность, характерная для наркозависимого. Похоже, дозу он давно не получал, и нервы были на пределе. Группы поддержки рядом не наблюдалось, а сам он был, по сравнению с Нилом, в категории легковеса. Маленький рост свидетельствовал о больших амбициях, а лицо выдавало пьяное зачатие. Типичный Шариков. Нил понял, что придется потрудиться, но преимущества были на его стороне. Поприветствовав знакомого бармена, Нил расположился со стаканом вина за соседним столиком, так, чтобы получше разглядеть Маню.

Две девушки и парень бурно обсуждали итоги спортивного состязания и громко смеялись остротам, которые то и дело подбрасывал им дружок. Маню несколько раз злобно поворачивался в их сторону, но ребята не обращали на него ни малейшего внимания. Наконец, он не выдержал:

– Разоржались, кобылины, нормальному человеку спокойно не выпить. Душить таких надо!

Маню продекламировал это на удивление громко и властно. Девушки замолчали в растерянности.

– Эй, там, потише, а то рот зашью, и пить не придется. А если покоя захотел, так это ты не туда зашел, мужик, тебе прямиком на кладбище надо, там абсолютное спокойствие.

Девчонки опять загоготали, поддерживая парня.

Маню резко вскочил и с ловкостью макаки прыгнул прямо на парня. Несмотря на то, что юноша среагировал не сразу и пропустил один удар, который совсем не огорчил его, Маню пролетел по воздуху и грохнулся в проход между столиками. Парень был в прекрасной спортивной форме, чего о Маню никак нельзя было сказать.

Бармен уже спешил успокаивать драчунов, но Нил опередил его. Он подошел и помог Маню подняться.

– Пошли, не ввязывайся, ну их. Здесь есть неплохой подвальчик, там клево расслабишься, а этот молочный буфет пусть киснет без нас.

Нил решительно вывел Маню, тем самым не дав девчонкам услышать премерзкие ругательства в их адрес…

– Ты настоящий друг, и я тебя полюбил. Ты не воняешь этим богатейским запахом падали. Да, да, падали, они все стервятники, от них несет дерьмом! Все скрывают, как нажили свои грязные деньги. Сначала они провоцируют честных людей на преступление, а потом забирают все, подставив наивных под закон.

А они всегда чистенькие. Надоело, хватит им жировать. Я не уступлю этой подстилке ни сантима. Все, все притащит до последней монеты! – Очередная порция джина окончательно развязала Маню язык. – Нет, ты представь, она мне заявила, что от таких, как я, нельзя иметь детей! От меня только дауны могут родиться! Генетика у меня попорченная. Сама она даун гребаный. Бог ее покарает, это хуже, чем убийство. Ну, мне бы отдала парня, я бы его воспитал человеком. Точно должен был быть парень, я чувствую. Суки они все… Вот у тебя есть сын?

Нил покачал головой.

– Вот, значит, ты меня понимаешь, что значит не иметь сына. Нормальный мужик должен иметь сына, или он говно. Понимаешь, это она меня превратила в дерьмо, может, я бы и на иглу не сел, если бы не она. Но ничего, ничего, до золотого укола еще время есть, я успею с ней посчитаться. Года два еще протяну, а потом плевать.

– Она что, богатая? – Нил принял решение, осталось только отыграть все четко.

– Да, я тебе все расскажу, ты парень, что надо, хоть и не француз, да мне плевать на это. У нее тут замочек, у нее и муженька ейного. Бажаны они, известные личности, но вот запечатались, как консервы. К ним не вдруг ход найдешь. Деньги-то все у старика, она у него на полном содержании. Вот бы потрясти его, да никак. Сигнализация, как в Лувре, значит, точно добра много. Может, я смогу с иглы спрыгнуть, говорят в Штатах лечат, но бабок кучу надо…

А-алонз анфан де ля патри-и-и… – вдруг запел Маню, громко, мерзко и совсем не музыкально.

Нил дернул его за рукав.

– Я знаком с Александром Бажаном и его женой. Ты прав, охрана дома у него серьезная.

Песня сразу оборвалась.

– Ты знаешь этих гадов? Может, ты у них в доме был? Или ты тоже из их компании? Вот влип-то я…

– Нет, я не из их компании, так, знакомы по-соседски, не более того.

– Ты ее тоже успел трахнуть? Она всем подряд готова услуги оказывать, а еще высшее общество, да ее место на Пигаль! Слушай, давай вместе тряханем осиное гнездо. У меня опыт есть, а ты, я вижу, мужик не глупый, так что все будет лады.

Маню загорелся своей идеей и совсем не заметил тяжелый взгляд Нила.

– Не спеши, надо все обдумать, а то наломаешь дров… – Нил с трудом сдерживал себя. Он еле подавил в себе желание размазать негодяя по стенке.

– Да, ты не мог бы меня выручить небольшой суммой, дружище? Я быстро тебе верну, скоро будет товар, и я с тобой рассчитаюсь. – Маню скорчил премерзкую улыбку, подобострастно наклонившись к Нилу через стол.

– Пожалуй, я смогу выручить тебя, только с условием не предпринимать ничего без меня.

– Вот это разговор! Я же не чмо какое-то, сказал – значит, все, и точка. Может, еще по стаканчику?

– Пора, пожалуй, встретимся завтра. Приходи часам к девяти сюда же.

Нил поднялся и положил на стол деньги. Как-то само собой получилось, что руку на прощание он не подал и, не оборачиваясь, вышел на улицу…

– Привет, Нил Столпник! Вот уж не ожидал тебя увидеть в такой французской глухомани. – Громадный бородатый мужчина заслонил собой весь проход в табачную лавку.

– О! Кого я вижу, Илья Пророк! – Нил сразу узнал старого приятеля по универу. – Это у Мани глухо? У нашей, французской Мани глухо не бывает. Какими судьбами?

– Да вот, подфартило на халяву приехать, послать было некого, а я вовремя подвернулся в нужном месте.

– Пошли ко мне, время-то у тебя есть? – Нил как-то неуверенно пригласил Илью, еще до конца не веря в такую удивительную встречу.

– Время московское, а оно всегда есть, было и будет. Быстро ты оторвался. Далеко твоя лачуга? А то я безлошадный, находился сегодня, аж ног не чую.

Илья даже по сравнению с Нилом смотрелся великаном.

– Рядом, здесь все рядом…

– Ничего себе хрущовку оторвал! Здесь может разместиться Дворец пионеров.

– Проходи, располагайся… Я сейчас по-быстрому что-нибудь приготовлю.

Нил скрылся, вероятно, на кухню, а Илья, подобрав себе кресло, на его взгляд, покрепче, долгожданно протянул замученные ноги.

– Нил, я не пью, только сок или минералку, если можно.

– Да, все в порядке, я сейчас прине-су. – Нил вошел с подносом, ломившимся от снеди. – Ну, есть-то ты точно ешь. – И поставил его на стол перед гостем. – Давай, не стесняйся. Ты будешь есть, а я пить вино, а попутно будем разбираться, что ты натворил.

– Ты о чем, Нил? Прямо наезд какой-то, что-то я не понимаю твоего тона, – совершенно искренне отозвался Илья.

– Уж кто-кто, а ты точно понимаешь, про что будем говорить. Я никак не ожидал от тебя такой подставы. Часто задавал себе вопрос, зачем ты это делаешь и почему я стал твоей литературной жертвой. Ладно я, а все остальные, особенно Танька. Ты уже сотворил три романа, и я чувствую, что это далеко не конец. И еще, каким таким невероятным образом тебе стали известны подробности моей жизни, которые были известны только мне? Ты что – маг, чародей? Калиостро? Были моменты, когда я хотел все бросить, приехать и набить тебе морду.

Илья как-то по особенному удивленно посмотрел на Нила. Последняя фраза его немало удивила. Еще ни разу после школы никто и не помышлял набить ему морду, потому что до морды той надо было еще допрыгнуть, а проделать это вряд ли кто-нибудь смог бы.

– Нил, так все же правда, – грустно ответил Илья.

Начало разговора никак не походило на застольную беседу, а проголодался он сильно. Но все-таки, отбросив неловкость, начал трапезу.

– Правду пишут в «Правде», а нетленные книги сочиняют. И почему ты из меня сделал какого-то мягкотелого совка-мясоеда? Я другой, совершенно другой, ты форму только создал, а содержание забыл! Ты обязан все изменить!

– Я ничего менять не буду. Это исключено… Это персиковый? – Он наполнил стакан и смачно выпил почти до дна. – Ты сам все поменять можешь, только сам…

Солнце уже не светило в окно, а значит полдень был в самом разгаре.

– Господи, ну надо такому присниться! Какие романы, какой Илья Пророк? В жизни-то он совсем не Илья… – Нил накинул халат и поплелся в душ. – Вроде не мешал вчера ничего. Старею, что ли…

Холодные струи привели его в хорошее настроение. Включив музыку, он направился на кухню варить кофе. На столе стояли два стакана – один из двух хранил остатки сока, персикового, который он никогда не пил, даже в детстве…

– Я завтра приеду, никуда не уходи.

У меня новости, но пока я ничего тебе не расскажу. Жди. Позвони Бажанам, мы пойдем вечером в ресторан. Закажи столик в «Де ля Форж»… Нет, лучше позвони в Ульгат, в «1900», кутить так кутить. Все, целую.

Сесиль проговорила все быстро, возбужденно и не оставила секунды на вопросы. Нил положил трубку, но предчувствие чего-то неотвратимого прочно поселилось в нем. Надо что-то делать, делать, делать… По дороге в бар, где его ждал Маню, Нил принял окончательное решение.

– Привет! – Маню уже орошал свои внутренние органы, подливая из бутылки в еще не допитый стакан.

– Вот пьешь ты зря. С такой загрузкой у нас может все сорваться.

– Да не дуди, шеф, все будет лучше, чем в Чикаго. Лучше выкладывай, что делать.

– Значит так. У них всюду емкостная сигнализация, только на комаров не реагирует, поэтому, главное – это освободить путь к объекту. Сейф находится в кабинете у старика, туда вход через гостиную. Для начала ты сейчас поедешь на ферму, что в стороне от ангаров, в южном направлении, там нужно словить псину, покрупнее. Ее в машину и сюда. Там они свободно бегают, прикормленные туристами, так что особых проблем не ожидается. Вот деньги, купи поводок и прикормку. Потом из машины его не выпускай. После позвонишь мне, я скажу, что дальше делать. Главное, пока не пей, а то все сорвешь. А сигнализацию я возьму на себя. Подробности после.

– А деньги? Ты же обещал…

– Сначала привези песика, потом получишь.

Нил поднялся и направился к выходу. Народу было много, и никто не обратил на него внимания, все были заняты своими тарелками.

Вечером он сам позвонил Доминик и, получив приглашение, поспешил на ужин и очередную партию в шахматы.

Александр был в хорошем расположении духа. За ужином вспоминал Вьетнам и азиатскую кухню, к которой так и не привык. Доминик тревожно поглядывала на Нила, а он был как никогда любезен и весел, давая понять ей, что проблемы решаются и тревожиться не стоит. Нил передал приглашение на ужин, Алекс при этом оживился и разразился теплыми воспоминаниями о Сесиль. Доминик, напротив, еле сдерживала нахлынувшее раздражение. Приезд Сесиль не сулил ей ничего хорошего, а главное, Нил уже не придет, как прежде, не говоря уж о большем.

Потом они перешли в кабинет. Но поиграть в шахматы не дала Доминик.

– Нет, сегодня будем играть в карты. Мне надоело сидеть одной. Ваш коллективный эгоизм не знает границ. Спусти лампу, я плохо вижу, а очки просто терпеть не могу. Женщина в очках – уже не женщина. Даже если я ослепну, все равно носить очки никогда не буду. Ну как можно, например, целоваться в очках? Я просто не представляю. Я уж не говорю про ласки и нежности. Все равно что в противогазе…

– Солнышко, я тебя буду любить даже в скафандре космонавта. А свет сейчас опустим. Жаль, конечно, что шахматы отменяются, но подчиняться беззащитной силе очаровательной жены для меня не меньшее удовольствие.

Бажан взял пульт со стола, и великолепный светильник в виде стрекозы стал медленно спускаться над столом, пока не осветил его всего мягким светом. Нил не смог сдержать восторга по этому поводу.

– Это не простой светильник, а уникальная работа начала века. Чистый модерн, а стекла на крыльях сохранились еще с тех времен. Немного пришлось внедриться в тело самой стрекозы, чтобы светильник был подвижен, но мой друг, большой мастер на всякие выдумки, ювелирно все проделал, это не просто светильник, а настоящее произведение искусства. Многие музеи согласились бы принять такое чудо в свою коллекцию. Вот, взгляните, внутри крыльев легко заметны золотистые прожилки, это действительно золотые нити, свет, проходящий через крылья, творит настоящее чудо. Кажется, что стрекоза живая и вот-вот полетит.

Рассказывая о предметах старины из своей коллекции, полковник забывал обо всем. Так и теперь, увлекшись, он положил пульт на стол, и Нил краем глаза успел просмотреть это секретное устройство.

– Я просто поражен, Алекс, как все у вас удобно организовано. В скором будущем каждый сможет организовать свою жизнь так, что все в домах, как в фантастическом романе, будет само открываться, закрываться, и человеку совсем не придется шевелиться.

– Вот-вот, наступит эра ожирения и пассивности, глядишь, и размножаться придумают как-нибудь без полового акта. Прогресс, по-моему, одно создает, а другое уничтожает, и часто очень нужное и важное для людей пропадает навсегда.

Препротивный пекинес по-хозяйски улегся на колени Доминик и она вся напряглась, чтобы не нарушить его отход ко сну, а спать на коленях хозяйки было его любимым делом.

– Да, но, дорогая, ты же пользуешься достижениями этого прогресса и со временем даже не замечаешь, как твоя жизнь облегчилась и появилось много свободного времени для творчества, например, да, для чего угодно.

– Меня, может быть, устраивает совсем другая жизнь. Я хочу сама открывать и закрывать двери, окна и занавеси на окнах, а не жать на кнопки, как в космическом корабле. И не держать в голове все инструкции. Это все только кажется, что эти штучки облегчают жизнь, они, наоборот, делают ее пустой и безжизненной. Так вы дойдете до того, что придумаете механических собак и кошек. – Доминик подняла с колен свою собачку ненаглядную и прижалась губами к лохматой мордочке.

– Давай не будем спорить, Нилу совсем не интересно выслушивать наши пререкания, когда уже пора пить портвейн и раздавать карты.

Алекс опять нажал на пульт, и в инкрустированном столе появилась ниша, из которой он достал небольшую шкатулку. Карты, которые он извлек из нее, были изящные, с замысловатым рисунком на рубашках. Игра началась…

Звонок телефона всегда заставлял Нила вздрагивать, в Шато Дерьян он звучал как-то особенно громко.

– Достал я псину, но боюсь, она великовата для нашего дела. Выходи, я рядом припарковался, познакомишься.

Нил поспешил к машине.

Пес был на редкость смирным, и было видно, что к автомобилям он привык, и его ничего не тревожит.

– Ты что, ему дозу дал?

Нил пошутил неудачно: Маню в ответ издал глухой злобный звук.

– Говори, что делать, а главное, дай денег, меня ломать начнет скоро. Я отъеду ненадолго.

– Завтра вечером в доме никого не будет, все вернутся не раньше полуночи. Дом под контролем Жака, он не простой. Из бывших военных и очень силен, так что надо быть с ним особенно осторожным.

– А собака-то зачем нужна?

– Все узнаешь, только не потеряй ее до завтра. Я тебя буду ждать у супермаркета, там есть незаметное кафе, утром около одиннадцати.

Нил протянул Маню три купюры по пятьдесят франков.

– Не боись, мы с ней подружились…

А почему так мало, мы же договорились…

– Вот завтра остальное и получишь, а то загуляешь еще. Все, пока. Мне не звони, жена приезжает завтра.

Машина почти бесшумно тронулась с места и исчезла.

Сесиль приехала не одна. Обнимая жену, Нил увидел выходящего из машины доктора Базиля Вальме. Это неприятно удивило Нила, хотя для предстоящей операции чем больше свидетелей, тем лучше. На том Нил и успокоился. Время двигалось в этот день особенно быстро.

Сесиль никак не хотела говорить, какие особенные новости она привезла, все откладывала на потом. Нила раздражала эта игра в секреты. Но по виду Сесиль было понятно, что произошло что-то важное. Не к лицу мужчине допытываться, поэтому Нил вскоре и вовсе забыл, что у жены был какой-то особый повод для приезда.

Базиль был оживлен и как всегда разговорчив. Доктор нашел Нила в хорошей форме.

– Дорогой друг, вам явно на пользу уединение и перемена обстановки, смотрите только, не привыкайте, а то супругу уведут от вас. Надеюсь, что соседи не давали вам скучать. Эта пара – образец семейной жизни. А полковник Бажан, наверное, вас замучил шахматами. На пару дней я вас с удовольствием заменю. Я как раз собираюсь к ним, хотите, пойдем вместе. Мне надо осмотреть Александра, он опять жалуется на боли в желудке. Хоть гастроэнтерология не совсем по моей части, но что поделать, если из всего нашего сословия он доверяет только мне.

– Я побуду с Сесиль, пожалуй, а вечером мы встречаемся в ресторане. Приходите обязательно.

Сесиль ждала его в спальне. Нил прекрасно понимал, что услышит не только слова любви, но и вопросы, которые не предвещают ничего хорошего.

– Я не буду ни о чем тебя спрашивать, если захочешь, сам расскажешь. А вот то, что ты с мамой не простился, – это плохо, она правда ничего не сказала, но и так было все понятно. А Костя тоже огорчился, что ты уехал, он хотел познакомиться с тобой поближе. Мне показалось, что у него с твоей мамой серьезные отношения. – Сесиль лежала на его руке, и ее пушистые волосы приятно щекотали Нила.

– Костя? Как ты его назвала?! – Нил вскочил, как ошпаренный, и голый начал бегать по спальне, крича на жену. – Какой он тебе Костя! Я запрещаю даже вспоминать этого урода! Больше никогда при мне его имя не произноси! Я не желаю обсуждать ни с тобой, ни с другими мою мать.

Он рванулся в гостиную. Опять был налит спасительный бальзам, и сигарета вспыхнула красным огоньком. Сесиль громко хлюпала. Нил вернулся в спальню просить прощения. Пора было ехать в Ульгат.

Еще до приезда Сесиль и Базиля Нил встретился с Маню и изложил свой гениальный по простоте план. Маню все понял и уехал готовиться, окрыленный предстоящим успехом.

– Доминик, к сожалению, не смогла придти. Но передала вам всем большой привет. У нее опять разболелась голова. – Алекс был как-то растерян, но при этом держал себя в руках.

– Глупости все это, просто вы поссорились опять. У Доминик абсолютно несносный характер! Я немедленно ей позвоню. Мы вот тоже немного покричали, но это все ерунда.

Сесиль решительно направилась в бар к телефону. И никто не заметил, как напрягся Нил, ожидая ее возвращения.

– Ну вот, все в порядке, она скоро осчастливит нас своим присутствием, а дорогой Алекс прощен навсегда.

– Сесиль, ты волшебная фея! Укротить мою жену можешь только ты.

Полковник по очереди поцеловал руки Сесиль. Нил сделал бы большее, но ограничился тем, что просто посмотрел на жену. Она по-своему истолковала его взгляд и совершенно счастливо рассмеялась. Базиль тем временем изучал меню и, казалось, совсем ничего не слышал и не замечал. К обсуждению, что есть и пить, присоединились остальные, и начался обычный для французов ритуал. Прошло довольно много времени, пока консенсус был найден, и официант начал записывать в блокнот заказ.

Доминик появилась как раз к аперитиву. Было видно, что она долго готовилась к ужину. Волосы были элегантно уложены, а платье, похоже, было куплено специально к этому вечеру. Меховая накидка закрывала плечи и руки. Нил не без приятности вспомнил веснушки на ее плечах и спине. Доминик поймала взгляд Нила и улыбнулась.

За традиционными нормандскими морепродуктами последовал фуа-гра четырех видов, луковый суп, затем утка с трюфелями и зеленой фасолью, одна на всех, зато феерически крупная, жирная и нежная. Все это запивалось молодым вином, терпким и сладковатым. Нил давно усвоил, что дорогие, выдержанные вина, коими так славится его новая родина, подаются к еде крайне редко, и связано это не с легендарной французской прижимистостью – на желудке французы не экономят! – а с тем, что вкус хорошего вина не должно перебивать вкусом хорошей еды, и наоборот.

Десерт подходил к концу, уже прибыл крохотный подносик с традиционными рюмочками «дижестива», и тут благость вечера была резко нарушена.

– Господин Бажан, вас просят к телефону! – Официант был явно встревожен.

– Кому это я понадобился, нет нигде покоя! Простите, господа, я скоро вернусь.

Алекс вернулся мгновенно.

– Друзья мои, к нам кто-то забрался, сработала сигнализация, мне надо уехать. Полиция уже там. Жаль, что вечер вы закончите без меня. Надеюсь, ничего серьезного.

Доминик побледнела и ничего не смогла сказать.

– Поезжайте, полковник, а Доминик я провожу сам. – Базиль приобнял ее по-отечески.

– Вы все приезжайте, будем пить вино из моих запасов.

Алекс быстро вышел из зала…

– Нет, Доминик, милая, мы лучше завтра зайдем, я смертельно устала. Последние дни было много работы. Мы выспимся и приедем к обеду. – Сесиль поцеловала заметно погрустневшую подругу.

Нил вышел из машины и открыл дверцу для Доминик.

– До завтра! Не грусти. – Последнее Нил шепнул ей на ухо, и никто ничего не слышал.

– Не провожайте, вон идет Жак, значит, все как всегда в порядке, это опять его дурацкая сигнализация начудила. Сам себя наказал сегодня. Пока!

Базиль завел мотор. Доминик не спеша двинулась по дорожке, освещенной фонарями.

– Жак, ну что на этот раз? – устало поинтересовалась.

– Ничего страшного, мадам, но как-то все непонятно. К нам каким-то образом проник ротвейлер. Ненормальный пес какой-то. Пришлось отключить сигнализацию. Полиция только что уехала, все ловили эту бешеную псину.

Жак был как-то необычно встревожен, а это состояние было не свойственно ему. Его тревога сразу передалась Доминик.

– Как Алекс? Где он?

– В кабинете, мадам.

– А Пюк? Почему он меня не встречает? Жак! Где мое сокровище? – Доминик близоруко осматривала сад, и волнение ее нарастало с каждой минутой.

– Простите, мадам, но все были заняты ловлей этой собаки. Я не заметил, куда мог он убежать. Скорее всего, он спрятался от страха.

– Пюк, Пюк!

Доминик бежала по саду, по дороге сбросив туфли на высоких шпильках. Поиски ничего не дали. В сад на крики жены вышел полковник и, изображая неподдельную обеспокоенность, тоже пару раз прокричал в сторону.

– Жак, дай мне большой фонарь! Быстрее, ну что ты копаешься!

Сначала Жак увидел розовый бант, а уж потом, того, на которого этот бант повязала Доминик. Жалкий пекинес никак не смог оказать достойного сопротивления боевому ротвейлеру. Он поднял бренные останки и, завернув в фартук, направился к дому. Верный друг и слуга заранее сочувствовал своему хозяину и другу.

Предположения Жака оправдались с лихвой. Доминик кричала и плакала, как по ребенку. Полковник бессмысленно ходил вокруг и предлагал то воду, то коньяк, то сигареты. То делал попытки обнять рыдающую жену, но это только усиливало кошмар.

– Это все из-за тебя, из-за твоей сигнализации, будь она проклята! Никому не нужны твои военные тайны! Даже если их опубликуют в газете, их никто читать не станет!

Видеть и слышать все это у полковника не было сил. Алекс прошел в кабинет и опустился в кресло. Доктор сегодня посмотрел его и порекомендовал не пить вин, только крепкие и чистые напитки. Он выбрал виски и, плеснув приличную порцию, вернулся в кресло.

– Я еще не все сказала тебе!

Рыдая, Доминик влетела в кабинет – и как вкопанная замерла перед мужем. Стакан валялся на ковре, а тело перевесилось через ручку и застыло в немыслимой позе смерти.

– Ну что, будем рассказывать тайны? Ты весь вечер буквально выпрыгивала из кофточки, я же видел. Давай, не томи уже!

Нил обнял Сесиль, но она вырвалась и по-детски стала бегать вокруг стола, не давая Нилу схватить себя. Телефон зазвонил, и Нил снял трубку…

Он приехал сразу. Доминик крушила в кабинете все подряд, разыскивая пульт. Жак никак не мог справиться с ней. Наконец она нашла его и стала неистово бить ненавистный предмет. Люстра-стрекоза с грохотом спикировала на стол, и стеклянные крылья рассыпались по мозаике. Как раз в этот момент и вошел Нил. Полиция уже въезжала во двор. Доминик повисла на Ниле, и он просто и властно отнес ее в спальню.

Когда Нил вернулся в кабинет, там еще никого не было. Он быстро осмотрелся, но ничего кроме погрома, учиненного Доминик, не обнаружил. Тело несчастной стрекозы так и лежало посредине стола. Нил подошел поближе и увидел, что от падения на стрекозе приоткрылась спинка. Нил приподнял ее и быстро вынул металлическую капсулу – контейнер из-под исполинской сигары. Проворно отвернув крышечку, Нил заглянул внутрь. Там были плотно скручены какие-то бумаги.

Нил переложил капсулу в карман и вернулся в спальню к Доминик. Через секунду в кабинет вошли полицейские.

Сесиль и доктор Вальме спешили в сопровождении Жака к дому. Доктор сразу направился в кабинет и после недолгих переговоров с полицейским был впущен.

Доминик вышла из спальни, и они втроем расположились в гостиной, где Жак хлопотал над успокоительным уже для двух дам. Нил закурил и отошел к окну.

– Трагедия, невосполнимая утрата, но надо держаться, дорогая Доминик, это еще не все, мне трудно говорить, поверьте, но произошло убийство. Алекса отравили. – Базиль был в шоке, но профессия не позволяла ему показывать, как сильно он переживает. – Там следователь, он должен всех допросить, но поскольку все произошло в наше с вами отсутствие, то нас просят приехать завтра, а пока надо домой. Сигнализация не работает, поэтому до приезда из Парижа сотрудников УОТа здесь будет дежурить полиция.

Они уже выходили в сад, но полицейский задержал их у дверей.

– Прошу прощения, господа, но по правилам вас необходимо досмотреть…

– Ваша фамилия?

– Жак Реми.

– Вы давно служите у Бажанов?

– Мы вместе с полковником воевали во Вьетнаме, потом я остался с ним. Так все и живу. У меня нет семьи, только племянница.

– Кто может починить всю сигнализацию? И кто вообще это все делал?

– У Алекса есть друг в Швейцарии, он ему все и делал, хоть и старик, но инженер толковый, полковник только ему и доверял.

– Как его найти?

– Надо посмотреть в его бумагах, может, есть телефон…

– Но имя, вы знаете его имя?

– Да. Его зовут Бирнбаум. Инженер Густав Бирнбаум…

– Господин Бирнбаум? Вас беспокоит следователь по особо важным делам французского Управления по охране территорий Андре Элюар. Вы знакомы с полковником Александром Бажаном?

– Да, конечно, а, собственно говоря, что произошло? – Голос из Швейцарии принадлежал явно пожилому господину.

– Ваш друг скончался при непонятных обстоятельствах, мы нуждаемся в вашей помощи и надеемся на ваше содействие. С вашего позволения, я первым же рейсом вылетаю в Цюрих.

– О, в этом нет необходимости, господин Элюар. Хоть я уже немолод и редко покидаю дом, я непременно приеду проститься с беднягой Алексом. Там и встретимся. Так когда, вы говорите, похороны?..

– Это Элюар, соедини меня срочно с шефом… Это я, кажется, у нас будут большие проблемы. В доме кто-то был, нас перехитрили. Вполне вероятно, что похищены документы и кое-какая аппаратура. Уже поздно, по горячему следу не пойти, но будем искать. У меня есть наметки. Сообщили, что за день до этого на соседней ферме пропала собака ротвейлер, хозяйские дети заметили чужую машину. Мы нашли того, кто взял ее напрокат. Но надо проверить, возможно, это подставное лицо.

– Какая, к бесу, собака! Кто может нас перехитрить?! Я сам тебя перехитрю на пенсию в два счета, если за неделю ты не найдешь документы или не поймаешь вора. Учти, дело под особым контролем правительства… Черт бы побрал этого старого осла Бажана! Был бы жив – в два счета пошел под трибунал! Додумался, понимаешь, хранить дома сверхсекретные архивы, все ему, понимаешь, коммунистическая инфильтрация в нашей конторе мерещилась! Доигрался, а нам расхлебывать… Ладно, весь дом перерыть, если надо, разобрать по досочке, по камушку. Параллельно проверить всех в городе. С русского глаз не спускать! Нечисто там, потому что как раз все чисто, а это нехороший признак, сам должен понимать…

День похорон выдался, как назло, погожий, и людям, приехавшим по долгу службы, было особенно трудно изображать грусть. Так красиво цвело все вокруг и так светило солнце, что, казалось, кого-то хоронить – самое неуместное дело. Машины заполонили все улочки, прилегающие к кладбищу. Доминик настояла, чтобы мужа похоронили недалеко от Камбремера.

Кюре монотонно оглашал бесконечный список католических святых, призывая их молиться за душу усопшего раба Божьего Александра. Публика устало переминалась с ноги на ногу – скамейки и стульчики достались лишь совсем уж престарелым родственникам и друзьям. Нил, стоя с доктором Вальме сразу позади облаченной в глубокий траур Доминик, тоскливо обозревал окрестности. Внимание его привлекла странная парочка, приближающаяся к ним по шуршащей гравием кладбищенской дорожке. Огромный светловолосый детина, обряженный в мешковатый черный костюм, хотя ему явно больше пошел бы эсэсовский мундир, толкал перед собой кресло-коляску. В кресле, положив поверх пледа узловатые руки, восседал лысый старик с длинной белоснежной бородой. При взгляде на его лицо Нил ощутил резкий толчок внезапного узнавания, хотя готов был поклясться, что никогда прежде не видел этого старика. Во всяком случае, наяву.

– Кто это? – шепотом спросил он Базиля Вальме, когда коляска подъехала поближе и некоторые из присутствующих повернули головы и приветствовали старика легкими кивками.

– А, это? Это Густав Бирнбаум, швейцарец, старинный друг бедняги Алекса…

Наконец под звуки военного оркестра гроб красного дерева опустили в землю. Выразив соболезнования вдове, присутствующие стали расходиться. На выходе с кладбища Нил догнал коляску.

– Господин Бирнбаум…

Старик приподнял руку.

– Ганс.

Коляска остановилась. Бирнбаум чуть повернул голову, покосился на Нила. Взгляд был умный, насмешливый.

– Я прямо с самолета, молодой человек, и очень устал. С вашего позволения, делами мы займемся завтра. Ганс.

Коляска покатила прочь от Нила.

– Господин Бирнбаум, у меня только один вопрос. – Ганс прибавил ходу. Нил бросился вдогонку. – Господин Бирн-баум, не родственник ли вам Франц Бирнбаум, ювелир дома Фаберже в Петербурге?

– Ганс. – Коляска резко остановилась, и бегущий Нил чудом не врезался в блондинистого громилу. – Подойдите сюда, молодой человек.

Нил обошел коляску и, тяжело дыша, предстал перед белобородым стариком.

– Кто вы?

– Сосед и в какой-то мере друг покойного. Меня зовут Нил Баренцев.

– Любопытное имя. И почему вас интересует Франц Бирнбаум?

– Дело в том, что у него был сын Вальтер…

– И что?

– Вальтер Бирнбаум – мой дед.

– Вот как? Очень интересно. К сожалению, вынужден вас огорчить – я из других Бирнбаумов, фамилия не столь уж редкая…

Жак довез Доминик до дома и тут же попросил разрешения не работать неделю. Доминик разрешила. Жак удалился в свои апартаменты и заперся, а Доминик поднялась к себе и сразу стала набирать телефон Нила. Он тоже уже доехал и слонялся по дому в думах, как все это могло произойти. Но не находил ответа ни на один вопрос…

Есть много анекдотов на тему вдов. Нила всегда немного удивляло, что в этих ироничных и часто непристойных анекдотах секс со вдовой как-то особенно подвергался насмешкам. Нилу пришлось в полной мере познать истинный смысл народного черного юмора. Доминик неистово любила его. Только страсть и желание, и ни тени скорби на лице, а ведь прошла всего неделя. Поначалу Нил занимался с ней любовью как врач, проводящий терапию, но вскоре и сам увлекся не на шутку.

Утро прорвало занавеси на окнах яростными солнечными лучами. Нил проснулся, хотя почти не спал всю ночь. Доминик тоже сразу открыла глаза.

– Я расскажу тебе, как он ушел. Это просто трагическое стечение обстоятельств. Его друг, ну, этот старикан из Швейцарии, все рассказал. Помнишь, я тебя водила в винный подвал. Ты еще наткнулся на сейф. Так оказывается, что когда сигнализация срабатывает, сейф из кабинета опускается вниз, а на его место становится бар, где бутылки содержат цианид. Это он придумал от воров такой ход, а вот сам и попался.

– А как же он сам выпил, если он знал, что из этого бара пить нельзя?

– Кто-то был в кабинете, пока они за этой собакой гонялись, открыл бар, вынул бутылку, а потом убежал, потому что его спугнули. Жак, несчастный, увидел бутылку не на месте и поставил на столик с напитками. А потом ты знаешь. Но это еще не все, этот кто-то все-таки проник в подвал и успел забрать бумаги из сейфа, значит, он знал, что сейф туда опускается… Они долго не могли понять, как все происходило. А было так – он спустился вниз и спрятался в пустой бочке, а потом, когда они все отключили, вскрыл сейф. Вот как он сбежал – это не ясно, но скорее всего, когда завыла вторая сирена, уже после того, как Алекса не стало. Денег-то там не было, только мой браслет работы Дюплесси, его и продать-то никому невозможно. Он во всех каталогах есть, да и покупателя не так легко найти, это же целое состояние. Я точно знаю, что это дело рук Маню. Ты же понимаешь, я никогда не скажу никому про это. Его найдут, конечно, такие силы брошены…

Звонок от ворот прервал Доминик. Она вспомнила, что отпустила Жака и надо самой открывать, пульт был бы как нельзя кстати, но его обломки увезли на экспертизу, и Доминик пришлось поспешить к воротам.

Нила не подвело чутье. Он успел одеться и пройти в гостиную. Через минуту на пороге стояла Сесиль.

– Извини, Доминик, что не смогла приехать на похороны, но я обязательно схожу сегодня на кладбище… Ты что, еще спала? Извини, что я тебя разбудила.

Сесиль сразу не заметила Нила. Он сам встал и шагнул навстречу.

– О Нил, а я сразу сюда, не заезжая к нам, как хорошо, что ты поддержал Доминик в такие тяжелые дни!

Она подошла поближе. Нил изготовился поцеловать жену, но Сесиль опустилась в кресло, даже не взглянув на Нила.

– Доминик, мы должны попрощаться с тобой, послезавтра мы вылетаем в Нью-Йорк, когда вернемся, пока совсем не ясно, но год нас точно не будет. Для Нила это сюрприз, я прежде хотела рассказать, но печальные события все отодвинули на второй план.

– А как же я?

Этот вопрос так и остался без ответа.

У ворот опять звонили, и Доминик вновь пошла открывать.

– Я жду тебя в машине, – бросила Сесиль и выбежала вслед за Доминик.

Нил метнулся в спальню и из щели между матрацем и резной спинкой вынул металлический цилиндрик.

Навстречу по дорожке шла Доминик в сопровождении следователя. Когда они поравнялись, Нил первым протянул руку, а Доминик вежливо прикоснулась к его щеке, пожелав на прощание всего наилучшего. За несколько минут пылкая любовница Доминик превратилась в почтенную вдову Бажан.