"Отражение Ворона" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)(15)Одиночество – это неестественное состояние красивой молодой женщины. Душа должна трудиться…Так сказал популярный в Советской России поэт? Но и тело тогда вдвойне должно трудиться, особенно, если это красивое и молодое тело. Об этом подумала Татьяна, ложась в свою одинокую постель в холодном и огромном Морвен-хаус. Оглядывая себя в зеркале, она с беспощадной самокритичностью готова была найти хоть бы один изъян в своем прекрасном теле, достойном кистей Серебряковой и Ренуара, Коро и Семирадского… Но не нашла. Не обнаружила. «Господи, такая женщина пропадает», – сама себе прошептала Татьяна, плюхаясь спиной в гостеприимную перину. А ночью к ней пришла бабка. – Слушай, Танька, – сказала старая колдунья, нестрашная лишь оттого, что родня, – слушай Танька, это ведь не тебе одной отсрочка-то дана, ты понимаешь? И Татьяна все понимала. Только сказать ничего не могла в ответ. Как собака, которая все понимает, но ничего сказать не может. Да, впрочем, эта ее временная неспособность говорить роли здесь не играла. Здесь гораздо важнее была функция слуха. – Ты, Танька, подумай, ты девка умная, ты должна остановиться и подумать, а тебе некогда, времени у тебя на то, чтобы подумать, не хватает, – говорила родственница, – а тебе бы самой подумать, да и поняла бы все, разгадала бы загадку… – А в чем загадка? – хотела спросить Татьяна, но у нее из уст вырывалось только нечленораздельное мычание… – Ты, Танька, во-первых, должна понять, что отсрочка не одной тебе дана, но и врагам твоим тоже… Тут кто кого опередит… Кто быстрее думает, тот и прибежит первым. А кто опоздал, тому – крышка, и лучше не думать, что тому Бабка сделала акцент на слове «там» и остановилась, с трудом переводя дыхание, как если бы без лифта да с тяжелыми авоськами поднялась сразу на пятый этаж «сталинки»… – Ты, Танька, подумай, покумекай, прикинь что имеешь – к носу своему, кто тебе здесь друг, а кто тебе враг… А то ведь лучший друг – лучшим врагом твоим окажется, и наоборот. А в беготне вашей, не на жизнь, а на смерть беготне, все на последней минутке, все на последней секундочке решаться будет. И если в последний миг друг твой тебя предаст, к кому жаловаться побежишь? Татьяна мычала, пытаясь спросить: «Кто?» Но губы ее не размыкались, а язык во рту набух и не ворочался. – Подумай, Танька, – сказала бабка и была такова. Запахнулась, как это манерно делают испанские танцовщицы, запахнулась шалью, и растворилась в воздухе. – М-м-м-м!!! – мычала Татьяна и, наконец, проснулась…. – Молли! – позвала она горничную. Та явилась, вся заспанная, явилась, не скрывая того, что госпожа прервала ее сладкий сон. – Таблетку и стакан воды, но не холодной, – приказала Татьяна, садясь в постели, стараясь прямо держать при этом спину, как если бы на нее глядела не заспанная горничная, а сотни мужских, распаленных вожделением глаз. Часы в малой гостиной женской половины Морвен-хауса пробили полчетвертого. «Спать уже не буду, – подумала Татьяна, – промучаюсь только, лучше проветриться. Продуть мозги атлантическим ветерком!» Она резко поднялась и, не отпуская Молли на ее теплый диван с теплым пледом, что уже остывали в комнатке для прислуги, приказала собрать одежду для выхода. Демократическую одежду для выхода Понятливая Молли – за что ее и держали в Морвен-Хаусе – принесла черные джинсы, спортивную куртку, кроссовки и самую демократическую бейсболку с надписью «Роллинг Стоунз» по-над высунутым ярко-красным языком. – И еще, разбудите Уоррена, Молли, пусть выкатит машину, что попроще… Ничего «проще» «Бентли» золотистого цвета под «металлик» Уоррен спросонья выдумать не смог. Ехали по совершенно пустынному Лондону. Предрассветные часы. И светофоры мигают одним только желтым цветом… Последние мусорщики еще копошатся возле своих монструозных мусоровозов. Город пока чист. Но завтра, вернее, уже сегодня, уже к полудню, нового мусора будет снова вдоволь. Маленькие грузовички с яркими логотипами своих фирм и магазинов по бортам начинают утреннюю развозку. Свежий хлеб. Свежее пиво… Татьяна попросила Уоррена довести ее до моста Ватерлоо по левому берегу. Вышла и пошла по набережной Виктории вверх по течению, в сторону Вестминстера. Уоррен медленно ехал позади, держа почтительную дистанцию, чтобы не мешать госпоже… Вот уже и первые бегуны трусцой стали появляться. Кто они? Вот, наверное, юный аспирант – физик, или программист из Индии. Получит свою степень магистра, а в родной Кашмир возвращаться не станет. Будет приумножать здешнюю цивилизацию, а на хрена ему Кашмир? Все они сюда… Все они сюда лезут. А Москва-то не резиновая! И тут Татьяна поняла, что слегка запуталась… Какая еще Москва? Это же Лондон, черт его дери! Совсем одурела старушка! Свежий ветерок дул из Доклэндс. Дул в спину. Но порою, подчиняясь какому-то турбулентному завихрению, упруго ударял в лицо. И это бодрило. Приятно бодрило. Именно этого отрезвляющего дуновения и желала Татьяна. Остановилась напротив старого здания страховой компании Ллойда, что на том берегу. Полюбовалась. Красив Ленинград, но такого вида на Неве нет! Темза здесь как раз по ширине Невы в самом ее широком месте – напротив Летнего сада и дома Политкаторжан. Но здесь, в Лондоне, и мосты потеснее друг к дружке, да и дома викторианские, так волнующе характерно «нерусские», что душе одновременно и чуждо, но и хорошо! Кто мой друг? И кто мой враг? И кто предаст на последнем метре гонки? Вот вопросов бабка понаставила. А ответов-то и не дала, вредная старушенция! Растревожила и без того непокойную душу и растворилась в предрассветном тумане. «Vanished in the haze», – как сказал бы мрачный битломан Уоррен. Да и где это он, кстати? Татьяна огляделась и поняла, что здесь набережная Виктории перешла в свою пешеходную зону, и Уоррену пришлось поехать по Стрэнду и далее по Уайт-холл до точки их рандеву возле Вестминстера. Оставшись одна, Татьяна почувствовала вдруг свою незащищенность. Все-таки она женщина. Хоть и ниндзя. Хоть и киллерша с невыжигаемым клеймом проклятой кармы, но… Но женщина. А вот возьму да и прыгну, да и брошусь теперь головою в Темзу-матушку… Э-э-э, нет! Это Волга – она нам матушка. А Темза – она даже и не холодная кузина. Она даже и не мачеха… Она чужая худая холодная баба, что и говорит-то не по-русски. И негоже русской девушке в Темзу головой. И как глупо плыть потом в районе Доклэндс – раздутой и синей-синей, и чтобы потом «бобби» с катера тебя багром за бок! Бр-р-р!!! Как у символистов там было? Дайте мне женщину синюю-синюю, я проведу по ней черную линию… Все! Надышалась! Пора идти искать Уоррена с нашим золотистым «бентли»! А все-таки он не дурак, этот мой шофер, правильно машину подобрал! Золотой цвет на восходе солнца… Это символично! Но кто мой враг, прячущийся под личиной друга? О ком предупреждала бабуля? Она сказала – думай, Танька… Думай, и додумаешься. Вот и думаю. Как домработница Клава говорила? «Думай, голова, картуз куплю!» А у меня – бейсболка с Роллинг Стоунз. Да такая золотая голова, если она придумает, достойна короны из коллекции, которую королевская семья после пожара в Виндзоре выставляет теперь в Тауэре, выставляет, дабы заработать на туристах денег, на ремонт… Думай! Думай, голова! В результате утренней прогулки Татьяна поняла одно! Старый друг – лучше новых двух. И еще… Одна – в поле не воин. Только Нилу может она до конца довериться. Только Нил надежен и вне всяких подозрений. Чтобы сбить все замыслы врага, необходимо в последний момент поменять все ранее принятые и заявленные планы. Это военное правило, перешедшее от Александра и Цезаря к Клаузевицу, сгодилось теперь и для Тани. До заседания Капитула оставалось два месяца. А сколько до дня «Ч»? Поживем – увидим. |
||
|