"Жизнь мародера" - читать интересную книгу автора (Зеев Бар-Селла)Лошадиная наукаПервый бой Григория Мелехова... 12-й Донской казачий полк на плечах неприятеля врывается в приграничный галицийский городок. Австрийские пехотинцы разбегаются по улицам предместья. "Григорий шашкой плашмя ударил коня. Тот, заломив шею, понес вдоль улицы" Вроде бы, все как надо... Тем не менее уже в первом книжном издании (1929) фраза подверглась переделке и стала выглядеть так: "Тот, заломив шею, понес его вдоль улицы". 30-е годы — новые новости: "Тот, заломив шею, понес его по улице". Зачем? Ведь какая, собственно, разница: "вдоль улицы" или "по улице"? Да все просто — прежнее "вдоль" столкнулось с переделанным началом следующей фразы. Раньше было: "Над железной решеткой сада, качаясь, обеспамятев, бежал австриец без винтовки, с кепи, зажатым в кулаке". А в 30-е годы стало так: "Вдоль железной решетки сада..." Понятно, что получившееся повторение — "...вдоль улицы. Вдоль железной решетки..." — взыскательного мастера не удовлетворило, и пришлось с одним "вдоль" расстаться. С тех пор читается так: "...понес его по улице. Вдоль железной решетки сада, качаясь...". Ну вот — с 30-ми годами разобрались... Но что заставило уже в 1929 году придираться к вполне приличной фразе? Только одно — Шолохов не знал одного конкретного и совершенно специфического значения глагола "нести" — "лошади несут" — "понесли, взбесились и помчали" Так вот, "понес" — это, понятно, форма совершенного вида глагола "нести", но в значении, отличном от обычного,— не "таскать", а "взбеситься и помчаться". Конь Григория понес — будучи ударен плоской стороной шашки. Не поняв этого, Шолохов уж и вовсе растерялся, столкнувшись на той же странице с фразой: "Конь прыгнул, всхрапнув, понес Григория на средину улицу". То, что эта фраза произвела на Шолохова сильное впечатление, подтверждается первоначальной правкой, внесенной в предыдущий пассаж. Правка эта полностью ориентирована на последующую фразу: "...понес Григория на средину улицы" "...понес его вдоль улицы" Мало того, через фразу скачет еще одна лошадь и опять что-то тащит: "Мимо Григория вспененная лошадь протащила мертвого казака, и лошадь несла, мотая избитое оголенное тело по камням". Так вот, эта фраза никаким изменениям не подверглась, а зря — именно в данной фразе мы встречаем глагол "нести" в том самом, недоступном Шолохову значении. Он-то решил, что лошадь несет мертвое тело, а дело обстоит совсем иначе. Тело лошадь "протащила", а "несет" она не тело, а себя самое — т.е. "понесла, взбесилась и помчала". То, что лошадь обезумела, ясно из того, что она "вспененная". Лошадь-то никто не погоняет — всадник мертв, значит, мчится она по собственной воле, гонимая страхом перед висящим в стремени трупом. Зато две другие фразы Шолохов мучил беспрестанно: Было: "понес вдоль улицы" — стало: "понес его вдоль улицы", и наконец: "понес его по улице". Было: "понес Григория на средину улицы" стало: "вынес Григория на середину улицы". Но ведь на лошадей в этой главе возложена вовсе не транспортная функция — они лишь завершающий мазок картины всеобщего безумия. Безумен Григорий — "Распаленный безумием, творившимся кругом, занес шашку" над головой австрийца... Безумен австриец — бежал "обеспамятев"... Безумны лошади — несут... А Шолохову ноша оказалась не по силам... Ну, ладно — ну, не справился... И что же из этого следует? Да, в общем-то, всё: язык Шолохова — это не язык автора. А раз автор романа и Шолохов говорят на разных языках, то мы имеем дело с двумя разными людьми. |
|
|