"Кукла в бидоне" - читать интересную книгу автора (Юрьев Зиновий Юрьевич)

Глава 9

Игорь долго лежал не открывая глаз и никак не мог сообразить, спит он еще или проснулся. Очевидно, все-таки проснулся, потому что ощущал во рту пересохший язык, ощущал тупую головную боль, мягко стучавшую в виски, и то острое желание не просыпаться, которое всегда бывало у него наутро после выпивки.

Он повернулся на бок, всверлил голову в вялую подушку и натянул на себя сползшее одеяло. По немалому своему опыту он знал, что нужно только полежать так тихонько, притворяясь перед самим собой, что уже спишь, и сон действительно придет, вымывая из тела еще одну частицу похмелья.

Несколько минут он был между сном и бодрствованием и вдруг твердо понял, что больше не заснет, что блаженного спасительного бездумья больше не будет, что снова будет мучительный страх, страстное желание вернуться назад, к тому моменту, когда согласился пойти с Алексеем на дело. На мгновение, как когда-то в детстве, ему подумалось, что стоит только очень захотеть, и ничего не будет, жизнь вернется к тому, такому близкому и уже такому недостижимому, дню, когда можно было ни о чем не думать и ничего не бояться.

Игорь с трудом проглотил слюну, сел на тахте, посмотрел на будильник, лежавший на боку. По какому-то своему механическому капризу тикал он только в таком положении, и Игорь давно привык к этому, так и не собравшись отнести его в ремонт.

Вчера обещал приехать Алексей, но так и не приехал Игорь сидел и не спеша пил, чувствуя, какое-то тягостное напряжение, ощущение острого неблагополучия. Да что, в конце концов, трястись, какие на то основания? Кто их найдет? Как найдут? Двух несуществующих узбеков среди шести миллионов москвичей. Да и кто их будет искать, ради кого? Ради людей, которые сами были рады надуть двух наивных узбеков. Постепенно он входил в роль, забывая о том, что узбеками были Алексей и он, возмущался жадностью режиссера и Павла Антоновича.

Игорь любил компанию, разговоры над рюмкой, особенно на темы искусства, считая себя в них специалистом, но в такой вечер, пожалуй, было даже и лучше, что Алексей не приехал. Да что он вообще из себя представляет? Шофер, да и только, сроду книги не прочел ни одной. Примитивный человек, без тонкости. Кто придумал загримироваться под узбеков, и кто это сделал, и как сделал? Как положил коричневый тон, как черным дал морщины, как приклеил Алексею бородку, оставшуюся у него с тех пор, когда они собирались ставить в драмкружке «На дне» и его пробовали на роль Луки. Пьесу так и не поставили, вместо нее сыграли «Мещан», а бородка так и осталась. Посмотрел бы Петр Николаевич и ребята из драмкружка, они бы поняли, кого потеряли, какого таланта лишились, выставив его за пьянство. Пьянство… Им только ярлык привесить… Подумаешь, выпил разок—другой перед репетицией. Ни скандалов, ни драки, тихо-мирно…

Но то все было вчера.

А сейчас, в скупом свете октябрьского утра, в тяжкой тошнотворней дрожи похмелья, жизнь казалась невозможной.

Нет, лежать было хуже. Игорь снова встал с тахты, нащупал ногами старые шлепанцы и подошел к зеркалу. На него хмуро глянул незнакомый парень с припухшими веками, темными кругами под ввалившимися глазами и пересохшими, в мелких трещинках губами. Игорь прижался лбом к холодной гладкости зеркала и почувствовал такую острую жалость к этому человеку, такому знакомому и в то же время совсем незнакомому…

Если бы только можно было повернуть время назад, совсем на немного (неужели это невозможно?) и снова оказаться беззаботным Игорьком Аникиным, автослесарем, участником драмкружка, наконец, Нилом… Господи, если бы он только тогда знал… Пятьсот рублей, будь они прокляты! Вон они, под тахтой спрятаны. Копейки оттуда не взял, боялся притронуться.

Тогда, согласившись пойти с Алексеем, он мысленно составил себе список вещей, которые купит: нейлоновую куртку, туфли и обязательно хороший магнитофон — «Комету», наверное. Но потом, когда у него оказалась пачка двадцатипятирублевок, он тут же спрятал их под тахтой и так и не дотронулся до денег. Ему казалось, что, пока он не истратил их, все это было как бы несерьезно; полупреступление, полушутка, полуигра.

Он понял, что боится, когда поймал себя на том, что прислушивается к шагам в коридоре. Казалось бы, шаги и шаги, — слава богу, в доме у них коридорная система, и чего-чего, а шагов хватает. Но против воли его воображение обгоняло звук шагов, заставляло их замирать около двери его комнатки.

А потом послышится стук в дверь:

«Вы Аникин Игорь Васильевич?»

«Я», — прошепчет он, не смея взглянуть в холодные, безжалостные глаза людей, пришедших за ним, за Игорьком, за обыкновенным хорошим парнем, за автослесарем (не глядя ходовую часть «Волги» разбросает и соберет. Проверьте, если не верите…).

«Где вы были вечером восемнадцатого октября?»-сухо спросят люди, и Игорь поймет, что все кончено. Проклятое восемнадцатое! Хоть бы не было вообще в календарях этого числа. Семнадцатое, а потом сразу девятнадцатое.

Вдруг какая-то неясная мысль, тлевшая в глубинах его подсознания эти последние дни, с хрустом и скрежетом, словно расталкивая другие мысли, пробилась на поверхность. Взять эти деньги и самому явиться с повинной. Он же, черт возьми, не истратил из них ни копейки. Он же никогда раньше не привлекался, судимостей у него нет. Они же поймут. Он и согласился-то пойти с Алексеем только потому, что интересно было: сумеют они сыграть роль простоватых узбеков? Они обязательно поймут. Ну дадут что-нибудь условно, но не будет липкого, вязкого страха, не надо будет прислушиваться к шагам, цепенеть и ужасаться гулкого стука собственного сердца…

В дверь постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, в комнату ввалился Алексей.

«Ему что, — подумал Игорь со смесью острой неприязни и невольной зависти, — он не мучается. Вон мурло какое нажрал. Спокоен, как черт, глазом не моргнет. Не первый раз, наверное».

— Ну, как ты тут, Нил? — не то насмешливо, не то участливо спросил Алексей. — Ишь ты, надымил, задохнуться можно.

Он подошел к окну и распахнул форточку.

Игорь вяло пожал плечами. Мысль о том, что они поймут его и простят, если он сам пойдет туда, в присутствии Алексея вдруг съежилась и поблекла, начала казаться детской и стыдной.

— Так как ты? — Алексей, прищурившись, внимательно смотрел на товарища.

— Так себе…

— Дрожишь?

Игорь поднял глаза и быстро, украдкой взглянул на Алексея: не смеется ли? Но Алексей не смеялся, лицо его было серьезно и задумчиво, и что-то в Игоре потянулось навстречу этому человеку. Уж этот-то точно доймет, сам, наверное, пережил такое же.

— Боюсь, — вздохнул Игорь. Произнеся это короткое словцо, он почувствовал облегчение, словно избавился от частички страха, переложил ее на товарища. Ощущение было для него знакомым, ибо с детства, сколько он себя помнил, он всегда стремился подсознательно всучить кому-нибудь ответственность за себя, за свои поступки и решения. — Боюсь, Алексей. Выпью — ничего вроде. Трезвый — трясусь. Ни копейки не взял даже из денег. — Игорь кивнул на тахту, и Алексей все так же серьезно и вдумчиво проследил за его взглядом. — До того дошел, что решил было явиться с повинной…

— Да, это бывает, — протянул Алексей.

— Правда?

— Чего ж ты хочешь, первый раз, нервы… Опохмелиться?

Не дожидаясь ответа, Алексей поставил на стол бутылку «Московской», развернул пакет с нарезанной овальными ломтиками, по-магазинному, колбасой. Игорь вздрогнул, с трудом сдерживая спазмы в желудке.

— Наливай.

Алексей сорвал пробку из фольги, наклонил бутылку над стаканом. Жидкость забулькала, крупные пузыри воздуха ринулись от горлышка к донцу.

Игорь вздрогнул, поежился, поднял стакан.

— Поехали, — сказал Алексей, залпом выпил и потянулся за колбасой.

— Будь здоров.

— Прошла? — участливо спросил Алексей.

— Куда ж ей, проклятой, деться?

Спазмы в желудке затихли, Игорь как бы обмякал, успокаивался, и ему даже показалось, что в комнате стало светлее. «Нет, хороший он все-таки парень, этот Алексей, — подумал он. — Железный мужик. И понимает. С полуслова понимает. Не с нотациями, не с поучениями-все понимает».

— Хорошо, что ты притопал, — виновато улыбнулся он, — а то я уж было твердо решил явиться с повинной. Не могу, понимаешь, не могу. Все понимаю, а ничего с собой сделать не могу.

— Ты только не торопись ваньку-то валять, — сказал Алексей. — Всегда успеешь. Я тут, между прочим, мимо комиссионного на Садовой проезжал. Там, где мы познакомились. Зашел. Такой магнитофон видел, закачаешься…

— Хороший?

— Спрашиваешь!..

— Сколько?

— Четыреста пятьдесят.

— Дорогой, собака.

— А что, у тебя денег нет? Не бойсь. В случае чего, одолжу.

Игорь живо представил себе какой-то необыкновенный магнитофон с множеством кнопок и ручек. Приходят к нему знакомые ребята, и он так небрежно говорит: «Послушаем?»

— Не знаю… — неуверенно сказал он. — Деньги-то все, не дотрагивался еще до них…

— Жить надо уметь, — наставительно поднял палец Алексей. — Свой смысл понимать.

— Не знаю даже, — снова сказал Игорь. Вытащить из-под тахты деньги и через час вернуться домой с магнитофоном… Но ведь тогда уже будет поздно идти. Ему почему-то было жаль расставаться с мыслью о том, чтобы самому пойти к тем людям, которых он ждал, замирая, к чьим шагам все время прислушивался. — А может быть, все-таки повиниться, а, Леш, как ты считаешь?

— Дурак ты. Не говоря уж, что и меня засадишь, и Павла Антоновича подведешь. Если бы что, а то у фраера взяли… Нет, Игорек, ты эту дурь из головы выкинь. Сам посуди, чего бояться-то? Ты думаешь, нас ищут? Да никто не ищет. Дураки они, что ли? Сами понимают, что ухватиться не за что, только время проводить. Так я говорю?

— Так, наверное.

— Ну то-то же. Вздрогнем по второй?

— Наливай.

— Мягкий ты очень, Игорек. Жесткости в тебе нет. Мясо есть, а скелета нет. Ну посмотри, как ты живешь, разве это понятие? И дальше что? Так и будешь копейки всю жизнь считать? Витрины рассматривать? Жить надо уметь твердо. Так?

— Ну, а другие как же? — неуверенно спросил Игорь.

В словах Алексея была какая-то заманчивая логика, которая словно магнитом притягивала к себе. Железный мужик, но сумрачный какой-то, невеселый. Легкости в нем нет, как в ребятах из драмкружка. Те как начнут разыгрывать — обсмеешься.

— Дураками мир и держится. И ты можешь вкалывать. На Доску почета повесят. На пенсию проводят — чашку за два сорок преподнесут. С надписью.

— И то правда, — вздохнул Игорь. — Я как выпью, вроде ничего. А потом опять… Дурак я, наверное.

— Вот что, кореш, ты давай сегодня отдыхай, а завтра я к тебе заеду, часиков так до двенадцати, тогда все и решим, как и что. Лады?

— Ладно… А может, все-таки повиниться, а?

Алексей пожал плечами, встал, весь сбитый, складный, уверенный в себе, и пошел к двери. «Почему я не такой? — подумал Игорь. — «Мягкий», говорит…» Он задумался, машинально налил в стакан остатки водки и выпил.