Глава 4

Алихан Ибрагимович Хусейнов ехал в бронированном ЗИЛе к себе на дачу. Печень побаливала: вчера он позволил себе лишнее. Опять придется на диету, шайтан побери! Пусть бы ему, Алихану, кто объяснил, что такое справедливость — если у одного, достойного, человека больная печень, а у другого, недостойного, — здоровая, и даже уважаемая наука тут пока бессильна!

Он постарался переключиться на деловые мысли. Что дни его членства в Политбюро сочтены — он чуял безошибочно, и даже не слишком огорчался по этому поводу. Быть в такое время в правительстве — только лишняя обуза. Подставлять свою голову вместе с этими ишаками! Не те теперь расклады, чтобы это могло принести пользу.

Он вспомнил, как все начиналось, и улыбнулся: мудрый человек всегда свое возьмет! В середине правления Брежнева каждому было ясно: вождь собирает машины, коллекция эта может неограниченно расширяться — и, следовательно, машину ему уместнее всего и дарить. Красивого цвета и с окнами на кнопочках. Алихан же, будучи тогда главой одной из крупнейших мафий, не пошел по избитой дорожке. Голубой бриллиант в двадцать карат, оправленный в перстень-мечту — вот что выделило Алихана Ибрагимовича из толпы дарителей. Он был замечен, вознесен в аппарат ЦК, а там политические связи вывели его мафию на мировой уровень и возместили все затраты с лихвой. Членом Политбюро он стал позже, уже при Горбачеве.

Политика и подпольный бизнес на много лет переплелись в его жизни. Золотое время афганской войны, дружеские связи с борцами за коммунизм в Центральной Америке, красные бригады… Из наркотического короля Алихан давно уже превратился в императора, но разумно не ограничивал свою деятельность одними наркотиками. Что ж, теперь пришло время распутаться с политикой, во всяком случае русской. Что с разоренных возьмешь? Как голодную ослицу не дои, а она молока не даст.

Машина плавно затормозила, и Алихан сквозь строй вытянувшейся охраны прошел в дом. Первым делом он сорвал с себя ненавистные пиджак и галстук и облачился в порядочный халат, какие носят нормальные люди.

Секретарь Ахмед уже ждал в кабинете и вежливо поклонился.

— Докладывай, Ахмед-джан.

— Партия героина — та, что на сто килограмм, прошла благополучно. Канал работает, посольство не возражает. Можно начать серьезные количества.

— Хорошо.

— Вот очередные банковские отчеты.

Алихан бегло проглядел поданную распечатку. Его личный счет в «Credit Swiss» все никак не доходил до ста миллионов. Правда, если бы перевести все из других банков, то, возможно, желанная цифра была бы достигнута… Но Алихан был мудрым человеком, а не горячим мальчишкой. Он умел ждать.

— Давай говори дальше.

— Наш афганский поставщик Махмуд-хан просит надбавки. При последней переправе через границу его люди потеряли троих.

— Вежливо просит или нахально?

— Вежливо, Алихан Ибрагимович. Как к старшему человеку обращается.

— Что же он хочет сверх обычного?

— Блондинку. Но не старуху двадцати лет, а девушку.

— Поручи это дело Кариму. Он знает. Напомни ему только, чтоб сводил к гинекологу, а то в прошлый раз неудобно вышло. Через четыре дня в Пакистан летит наша профсоюзная делегация. Они и отвезут. Дальше говори.

— Семья Сайда Умарова предлагает перемирие.

— Это хорошая новость. В этом сумасшедшем роду нашлись наконец разумные люди. Военные действия против них пока прекратить. Передай Саиду от нашего имени, что его отец был другом моего отца, а он мне как младший брат. Говори дальше.

— Это все, Алихан Ибрагимович.

— Хорошо. Слушай теперь. Из Одессы в Москву скоро пойдет поезд с грузом под кодом «Мыло». Выясни через наших людей в Одессе, когда и как. Поезд будут сопровождать военные. Кроме контейнера с грузом они еще повезут американца. Зовут его Росс. Меня и груз, и Росс интересуют. Организуй перехват. Тут в Москве это дело связано с американским дипломатом Хардингом.

Выведи на него кого-нибудь из наших. И пускай он все расскажет. Но больно ему не делай. Я с американцами портить отношения не хочу. Что хочешь спросить — спрашивай сейчас.

— Алихан Ибрагимович, перехват можно сделать только у Волгограда. Раз военный поезд идет — вертолеты понадобятся и прочее. А из Одессы в Москву поезд другой дорогой пойти может.

— Так сделайте, чтобы другой дорогой не пошел. Что такое железная дорога? Газеты читаешь? Железная дорога — это артерия страны. Перерезать легко. Вертолетов не надо для этого. Понял?

— Понял, Алихан Ибрагимович!

— Какой умный мальчик! Выполняй иди!

Остаток вечера Алихан провел в своем гареме. Фатима, веселый ребенок, его расшевелила, и он забыл о проклятой печени.

Санек, как всегда, просыпался медленно: со второй чашки кофе. Он держал ее нежно, как канарейку, и морщился на утреннюю музыку, которую Племяш запустил сегодня что-то слишком громко. Из уютного старого кресла он поглядывал, как Племяш ворочает гантелями, и тут сон прошел, и к Саньку вернулось его всегдашнее чутье.

Однако он не спешил и начал разговор только тогда, когда Племяш сел в поперечный шпагат и пошел бодать подбородком паркет.

— Племяш, мой мальчик, мне кажется, у тебя появились мысли. А по утрам это вредно для здоровья.

— Че ты, дядя Саня, я ж ничего не говорю! — вскинулся Племяш, собирая с полу свои коленки и лодыжки.

— Плохой бы я был дядя, если ждал, чтоб ты заговорил, дитятко мое стоеросовое. Нехорошо, когда у мальчика есть от дяди секреты.

— Да какие секреты, дядь Саня!

— И когда мальчик запирается — тоже нехорошо. От этого уши краснеют. Ну поди, глянь в зеркало! И кстати, там конфеточка на подзеркальнике специально для тебя. Прочитай-ка, что там на этикетке!

Племяш ринулся к указанному пункту и огласил упавшим голосом:

— «А ну-ка, отними»… Все у тебя с подначкой, дядя Саня! И откуда ты узнал? Это ж только позавчера…

— Это для вас, мордоворотов, позавчера, а я об этой шараге месяц назад знал. А посему берись за свой кефир и топай сюда. Я твои мысли, как видишь, уже усек. Ознакомься теперь с моими.

Да будем мы, Племяш, просты и бесхитростны, как дети, а то не войдем в Царствие небесное. Ну как тебя в школе учили рассуждать? Дано: уже больше года в Москве существуют подпольные кооперативы телохранителей. И даже не слишком скрываются. Плюс солисты вроде тебя. Спрос на эти услуги растет, заработком никто не обижен. И вот, когда дела идут так хорошо, появляются инициативные товарищи. Товарищам зачем-то нужно объединить всех телохранителей в некий профсоюз с названием популярной конфетки.

В задаче спрашивается: зачем? Ну-ка, Племяш, напрягись!

Племяш почесал могучую шею и добросовестно напрягся:

— Так ведь работа тяжелая, рискованная, как же без организации? Опять же заработок будет гарантированный, никто не собьет.

— То есть, мой мальчик, весь вопрос упирается в деньги?

— Ну, не только в деньги. Взаимопомощь, и вообще…

— Тогда, чадо, рассмотрим оба аспекта. Денежный — раз. Законы сохранения проходил в шестом классе? Внушала тебе советская школа, что ничто не берется из ниоткуда? Так и копеечка не берется в том числе! Любой профсоюз существует на деньги своих овечек. Ему нужны бюрократы, распорядители, и все они кушать хотят, а овес нынче дорог. А это значит, что средняя овечка всегда дает больше, чем получает. А уж звезды вроде тебя — гораздо больше. Доступно?

— Ага. А что такое аспект, дядя Саня?

— Это как у девочки коленки: хочешь, за одну берись, чтоб добраться до сути, хочешь — за другую. Другой же аспект ты назвал словом взаимопомощь. Это как же ты ее себе мыслишь, если ты меня охраняешь, а твой коллега по профсоюзу какого-нибудь рэкетира, а? Может, вы до того допрофсоюзитесь, что дело до драк доходить не будет? А в этом случае кому же телохранители нужны? Или вы планируете лупить клиентов друг друга для поддержания стабильного заработка?

— Да нет, дядя Саня, зачем же?

— А если вам незачем, то пораскинь мозгами: кому все же такой профсоюз понадобился? Молчишь. Ну так слушай. Есть такая организация — КГБ. Вспомни популярные анекдоты и поблагодари Боженьку, что только по анекдотам ты их и знаешь. Как, по-твоему, они должны вписаться в перестройку и прочую лирику, если задача их остается прежней: чтоб никто без разрешения не чирикал? Всякие объединения растут как грибы, всех не пересажаешь — что же делать? Само собой разумеется — лезть в эти организации, в руководство, а если не выходит — создавать свои, с тем же названием и противоположными целями. Или — того лучше — организовать что-то новое на имеющемся материале. Вот как ваш профсоюз.

— А это им на что, дядя Саня?

— А на то, что они и станут руководить, вы же будете им отчитываться: кто на кого работает, да сколько получает. Да кому морду бьет. Как профсоюзники вы им будете взносы платить, а как стукачи…

— Ты, дядя Саня, выбирай выражения!

— Ты можешь найти этому другое название? Да вы же все будете у них как на ладони — и мы все заодно! Хороши хранители! Нетушки, Племяш, не подрывай во мне с таким трудом разработанные родственные чувства! Не для того я сочинил наше с тобой родство, не для того прописывал тебя в этой квартире и отмазывал от армии, чтобы ты заложил дядю Саню, не ведая, что творишь. И помни, что сколько бы ни получали те олухи в профсоюзе, дядя всегда даст тебе вдвое больше в память о покойной, никогда не существующей своей сестричке. Считай, что я прослезился. Все. Кушай булочку, грешник!